Текст книги "Карты и лезвия (СИ)"

Автор книги: храм из дров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Почему ты волнуешься?

– Да так. Вспомнила кое-что.

– Кое-что?

– Что-то неприятное.

Издали снова послышался шелест камня. Звень-шурх, звень-шурх: подтаскивая ногу бежал в их сторону Мьюль. Из-за стеллажей он не вышел – вылетел.

– Нашёл, господа-с! Ох, вот это вы!.. Здорово…

Гном отчего-то раскраснелся (до этого местный жар никак не отражался на его лице) и протянул гостям тубус, но вдруг отдёрнул и огляделся.

– Никто не приходил?

– Нет.

– Хорошо-с!

Марек принял документы, взялся открывать и разворачивать. Пергамент был толстый и грубый по сравнению с теми бумажками, что он успел потрогать, чернила сильно потускнели. Буквы, буквы, схемы, буквы… Рисунок пламенеющего меча среди всего этого. Точь-в-точь Зунг, только не потрёпанный и не исчерченный вязью.

– Как я и думал, – начал гном, глядя на пустой взгляд ведьмака, – серебро и руны не работа Дброга. У Ульфриков есть мастер рун, но он присоединился к семье всего сто лет назад, и с… эм… эльфийскими? рунами точно не работает. А на Джеммельзунг именно они-с.

– Всего сто лет назад? А сколько лет этому… Жемиль… Зунгу?

Мьюль опешил.

– Так как же, – он воровато огляделся и продолжил пониженным голосом, цифру озвучив одновременно с ударом железа за стеной, – Двести семь-с. Написано же!

– Я не знаю гномский.

– А. Я вообще-то подумал, что вы первый владелец. Вот, тоже написано, – гном ткнул пальцем в короткую строчку, – заказчик: Варьян, в скобках: ведьмак.

Марек нахмурился. Чёрная Рысь Варьян, Рысь-Людоед… Ведьмак из поколения Гезраса… Кажется, Марек недооценивал этот меч.

– Я не Варьян, я… Эган.

– Ну, а у меня на карте ты вообще Йок… или Йоль, не помню-с. Мало ли, – гном ткнул пальцем в другую бумажку. – А здесь написано: Лайкафильнир, в скобках: эльф. Но это же точно ты-с?

Три глаза уставились на Лайку.

– Да.

– Лайкафиль…нир? – Марек оскалился. – Вот оно как. Так всё это время мы шли чинить твой меч.

– Не… не совсем.

Лайка сидела, понурая, глядя на осколок клинка в руке гнома. Мьюль принял это за намёк и протянул ей Зунг. Она, поколебавшись, взяла. Пальцы легли на рукоять уверенно, как не ложатся на оружие у бардов.

Уголки её губ скользнули вверх, дрогнули крылья носа, брови сжались до складок на переносице. Лайка протянула меч ведьмаку. Вместе с ним из руки, буря покинула её лицо, также внезапно, как накрыла.

– Нет, – сказал Мьюль, – это Джеммельзунг ведьмака. Хотя чертёж у мечей один на двоих, у них разные сердцевины. Тут превалирует-с, – гном поднял осколок и провёл ногтем по слому, – махакамский кобальт. А в записях это сердцевина ведьмачьей Джеммельзунг Люхса. Рыси по-гномьи.

– Полагаю, второй меч звался Сорокой?

– Да-с, Джеммельзунг Эльста.

– Вы сможете восстановить руны? – сухо спросила Лайка.

– Нет. Я даже не уверен, что наш Мастер рун сможет их идентифицировать. Не подумайте-с, мы большие профессионалы, только руны эти… Как будто самопальные. Что они вообще делали?

Марек неловко пожал плечами, глядя, как Лайка никнет на глазах.

– Зунг не ломался десять лет. Ну, судя по всему, двести лет. Видимо, это и значили.

– И всё же сломалась. Если честно, хорошо, что Мастер Дброг почил пять лет назад, и не видит, что вы… или не вы… тут наворотили-с. Ульфрики трепетно относятся к своим произведениям и не позволяют их, простите-с, уродовать. Вообще-то, раз вы воспользовались нашими услугами двести лет назад, вы это знаете. Но… Всё в жизни бывает, да-с? Не осуждаю-с.

По лицу Мьюля было, впрочем, видно, что немного осуждает-с.

– Написано здесь ещё что-то? – спросил Марек. – Про хозяев?

– Нет, что вы, в паспортах только технические данные. Честно говоря, имена-с тоже не помешает убрать-с, если вы понимаете, о чём я. Но мы ещё не дошли до реструктуризации старых документов. Ох, а надо бы. Кстати, вы же тут… в Махакаме…

– Незаконно, да.

Марек бросил это так легко, что сам бы удивился, но счёт занял его голову – он высчитывал год создания Джеммельзунгов, хотя мог бы спросить: всё было на бумаге.

– О, нет, что вы! Боги подождут, пока куётся топор, – громко сказал гном, а затем перешёл на шёпот и дополнил одновременно с грохотом за стеной. – Закон Гор пластичен для наших клиентов.

Мьюль игриво подмигнул, но один из клиентов чуть не вслух вычитал трёхзначное число из четырёхзначного, а второй из диалога выбыл, утонув в волосах. Гном поспешил добавить:

– Только Гора знать об этом, конечно, не должна-с.

Марек закончил математику. Тысяча шестьдесят первый. Красивый год, за год до ещё более красивого.

– Сколько будет стоить починка?

– В районе двадцати пяти гульденов, полагаю-с.

– А в оренах?

– Хмм… Курса не помню… Около шестисот.

– Шестисот?!

Марек принялся разминать пальцы левой руки. Не в превкушении, а рефлекторно. Класть Аксий на неясно какое звено в неизвестной цепи, стоя на неопределённых глубине и высоте в чужом закрытом городе, было не лучшей идеей. В конце концов, ведьмак даже не знал, действуют ли на гномов психические знаки. Кистью он завертел по привычке, как всегда после услышанной неприятности.

– Да. Со скидкой для -ухсотлетних клиентов, – гном зажевал точную цифру, потому что не попал репликой в грохот.

– У меня нет таких денег. Может, придём как-нибудь к сотне?

Мьюль изменился в лице – похолодел. Ведьмак уловил каплю презрения на его лице. Большего, видимо, гному не позволяло чувство такта.

– Вы понимаете, где находитесь, Эган ведьмак?

Марек не успел даже рот открыть.

– Вы стоите в сердце Банульфрика. Третьей столице Махакама. Последней кузнице, не затянутой в недра Горы Карбон. Вы стоите-с в доле секунды истории, которая началась задолго до вашего рождения, которая продолжится после вашей смерти. Вы стоите-с в доме, который дал вам оружие в войне против, – пауза, чтобы поймать удар, – экспансии людей. В доме, который защищает вас от Закона, на минуту, Махакама. Эган ведьмак, вы понимаете-с?

– Да.

– Вы всё ещё хотите, стоя здесь, в сердце Банульфрика, сбивать цену изделию-с, да нет, тоже сердцу вашей ведьмачьей профессии?

– Не хочу. Но всё, что у меня есть – сто двадцать три орена. Я не могу пойти домой как нормальный нелюдь и достать из печи больше. Я предлагаю всё, что у меня есть, буквально всё. Хотите кинжал и пустые банки эликсиров сверху? Тогда точно будет всё.

Мьюль расслабился, но лицо его оставалось твёрдым.

– Вижу. Полагаю-с, Лайкафильнир также не может помочь финансово?

Эльфка так и сидела одеревенелая, пряча лицо в тени дрожащих от ударов прядей. Яр раздражённо фыркнул.

– Если когда-то Лайкафильнир и могла позволить себе ваши услуги, теперь она беднее ведьмака. Гусли – всё, что у неё есть.

Марек ожидал, что эльфка сопроводит упоминание инструмента хотя бы аккордом, но она не сдвинулась с места.

– Ничего у Лайки нет, – услышал он почти беззвучную даже для него реплику из водопада волос.

Мьюль помял пальцами переносицу.

– Ладно. Извините-с меня. Но Ульфрики правда не могут позволить себе сбивать цену в шесть, Мать Гора, раз. Только не сейчас, когда Карбон передавила нам возможность легальной торговли с Севером. Так удачно-с воюющим Севером.

– Слышал, местных донимают черти. Может, смогу заработать.

– Если мы говорим об одних чертях, то нет, наши черти хорошие-с, что бы вы о них не слышали. Махакаму вообще не нужны ведьмаки, никогда не были нужны и никогда не будут. Извините, что звучит-с это грубо – просто факт.

Марек никогда не цеплялся за вещи так сильно, но отчего-то он не хотел отпускать Зунг. Джеммельзунг, как оказалось. Меч, служивший ему столькие годы, а прежде его… братьям? Неподходящее слово как минимум для одного из них, но ладно. Он, сильван подери, пёрся ради этого меча в грёбаный Махакам. Сраным летом. В ебучий Махакам.

– Ладно, – процедил Яр. – Может, в кузне нужен подмастерье?

– Остановись, – вдруг пробормотала Лайка.

– А почему нет, ведьмаки жара не боятся, ожогов тоже.

– Кажется, нет смысла его чинить, ведьмин, – Лайка подняла на ведьмака стеклянные глаза. – Сила его всё равно была в рунах. Без них он кусок железа.

Мьюль сделал вид, что не слышал этого.

Марек стоял над разбитой эльфкой мрачный. Все вопросы он припасал на потом, на тет-а-тет и свежий воздух. Но ему порядком надоела недосказанность.

– Я… узнаю у Мастера о рунах сегодня же, – вставил гном, явно оказавшийся в комнате лишним.

Словами Лайка выдавила из себя все силы и вернулась куда-то в себя. Марек не знал, что предпринять.

– Я, кажется, понимаю-с, что Джеммельзунг Люхса много значит для вас… но… она, как и любое другое произведение клана Ульфриков, особенно Мастера Дброга, много значит и для истории…

Яр сел на корточки, чтобы быть на одном уровне глаз с гномом. Мьюля смутил этот непроизвольный жест высокого существа, но он не был уверен, как его трактовать. Ведьмак смотрел устало.

– Продолжай.

– Ну да-с… Этот меч. Она часть истории, пускай пока и не признанной. А Ульфрики, как и все уважающие Гору гномы и краснолюды, трепетно относятся к прошлому. Что если мы выкупим у вас Джеммельзунг?

Ведьмак поднял бровь.

– И что, я выкраду его после починки?

Хороший вариант и сработал однажды, не надо было озвучивать.

– Нет. Вы продолжите свой путь со знанием того-с, что великое Произведение нашло покой и вечную память в родной Горе. И с новым мечом в ножнах. А может даже, с парой новых пальцев.

Марек нахмурился.

Несколько дней (хотя по ощущениям месяцев) назад, лёжа пьяной мордой на грубом столе, он смирился с потерей Зунга. Тогда он придумал, что отвезёт его осколки в Юхерн Бан. Что повесит этот меч как трофей в самом наглом и видном месте, потому что никто не сможет сказать ему «нет».

Но ещё тогда он подумал: «Что за сентиментальная глупость?»

Теперь, когда дело пахло новым мечом, сентименты казались ещё глупее.

– Я могу получить протезы и новый меч в обмен на сломанный?

– Да. Меч не Мастера Дброга, конечно, не, – ту-дум через стену, – ветерана восстания эльфов. Но очень качественный, новый, и такой, которого Северные Королевства не увидят ещё долго, бес бы побрал Карбон. А протезы, хоть уже и готовые, но под твой размер подбить труда не составит.

Марек глянул на Лайку. Он даже вздрогнул, встретившись с сияющим чистым лицом там, где ожидал увидеть тень и уныние. Она опередила ответом вопрос:

– Соглашайся! – щебетнула.

Ей вторили струны.

– Не то чтобы мне не плевать, но это почти твой меч.

– Никогда не мой, ведьмин. Уже не мой. Расходятся наши потоки. Ну? Соглашайся.

– Легко пришло – легко ушло, – кивнул Марек.

Всё-таки, Зунг он тоже поднял с трупа.

– По рукам, Ульфрик Мюль.

Гном улыбнулся и пожал ведьмаку трёхпалую пока руку. Сделка удалась, клиенты удовлетворены, а Произведение, прошедшее десятки жизней и тысячи смертей, вернулось домой, в Гору.

========== Глава 8 – Похороны ==========

Ведьмак схватил эльфийку за талию, как шаловливый жених возлюбленную. Как кокетливая невеста, эльфийка засмеялась, сбилась с нот. Но хватка на её боках не оставляла сомнений – не любовник обнял избранницу – коршун впился когтями в зайчонка.

– Так, моя милая Лайкафорель, – дружелюбно, пожалуй даже слишком для себя, заурчал эльфке в ухо ведьмак. – Угадай что?

– Хочешь поцелуй, милый ведьмин?

Лайка чмокнула ведьмака в висок, строя заново мелодию.

– Нет, хотя ладно. Хочу хотя бы немно-о-ожечко объяснений. Самую малость.

– Ладно, ведьмин. Слушай.

Удар по струнам сбил удар по рукам. Лайка недовольно воскликнула, но Марек прохрипел:

– Прозой. Чётко. По делу.

Лайка отбилась от ведьмачьих объятий, потому что он ей позволил. Отскочила на несколько шагов вперёд.

День был облачным, и яркое летнее солнце то появлялось, ослепляя на пару со снегом, то пряталось за разбросанной по небу ватой. Лучик золота упал на Лайку, идущую спиной вперёд, лицом к ведьмаку, давая ей слово.

– А ты сам не понял, ведьмин?

Марек сделал ложный выпад, заставив эльфку отшатнутся.

– О, я понял, что мы пришли чинить твой меч, Лайкафорель.

– Лайкафильнир!

Эльфийка сделала ответный выпад, сопроводив агрессивным аккордом, но должного впечатления это не произвело.

– Да хоть Гавкофенрир. Как ты только такая тоненькая пережила восстание Аэлирэнн?

– Ага, считать ведьмины всё-таки умеют.

– Ой, ведьмины столько всего умеют, даже не представляешь. Они талантливей Инквизиторов Вечного Огня, знаешь, когда дело касается пыток.

Лайка остановилась так резко, что Марек чуть в неё не врезался.

– Ладно, ведьмин. Не хочу играть в угрозы. Давай просто поговорим.

– Мне начинало нравиться.

Лайка потянулась, чтобы взять Яра за руки, но они ускользнули. Солнце скрылось, да так глубоко в облаках, что стало почти темно.

– Йеммельзунг Люхса не мой меч, ведьмин. Это оружие Варьяна Чёрной Рыси.

– Что-нибудь новое?

– У него был меч-близнец Йеммельзунг Эльста. Мой меч. Как я и сказала под запись Мьюлю, он разбился на Пути задолго до Люхсы.

– Мечи-близнецы ведьмака и эльфки… Как романтично и всё ещё ничего нового.

– Мы получили их за год до восстания. Все знали, что терпение эльфов скоро лопнет. С минуты на минуту. Махакам не поставлял оружие Северу, Гора была закрыта от политики… официально. Контрабанда работала, а клан, – Лайка перешла на шёпот, – Ульфриков поддерживал слабых. Слабых и злых. Эти мечи достались нам за бесценок. С одним условием – они должны резать людей. Хорошее условие. Отличное. Для ведьмака-ренегата и эльфийки-мятежницы в самый раз.

– Надеюсь, вы обвенчались.

– Нет, ведьмин. Но песня Йеммельзунг не закончилась там, на поле боя, на кладбище тысячи эльфов. Мы, я и Варьян, продолжили путешествие вместе друг с другом, вместе с этими мечами.

– Отсюда ты знаешь столько о ведьмаках.

– Да. Сначала Варьян Чёрная Рысь, потом Ыйангыр вар Каирах, теперь Марек Яр.

Марек отвёл взгляд, отвела Лайка, через мгновение они сцепились снова.

– Ведьмаки, ой, ведьмины, значит, тебе по вкусу.

– Если угодно. Хотя совсем вы не вкусные. Но однажды встав на Путь, ты знаешь – с него не свернуть. Только плыть, куда несёт красное море…

Эльфийка отшагнула подальше. Зазвенели струны.

– Крови испив однажды, вампир обречён, его жажда созвучна со взмахом ведьминским мечом…

– Почему ты сразу не сказала?

– Поверит ли ведьмин, что у сороки память короче года?

– Нет.

– Тогда совру тебе, ведьмин, что врать – сорочья природа.

– Как можно забыть что-то настолько важное?

– Год сороки…

– Заткнись. Говори по-чело… словами.

Лайка затихла. Перестала перебирать струны. Пауза затянулась, а эльфийка всё всматривалась в злой кошачий глаз. Опустила взгляд на руки, на струны.

– Я умираю, ведьмин.

Она отвернулась, чтобы не увидеть в его лице безразличия. Полоса света прошла под её ногами, не задев – облака мерно плыли по небу, а их тени по снегу. Эльфийка развела руками.

– Какое чудесное место, чтобы умереть! – закричала Лайка небу, заснеженным холмам и елям в белых платьях.

Несколько птиц сорвались из леса.

– А ещё чудесней, ш-бы жить! – закричал в ответ Махакам.

Эльфийка с ведьмаком обернулись – в их сторону шла телега.

– Ху-ха! – нет, кричал не Махакам, всего-лишь его маленький житель – старенькая краснолюдка с красными щеками.

– Привет! – звонко ответила Лайка.

Марек продолжал глядеть на эльфку. Ничего не выдало в ней очередной лжи, впрочем, всматриваться было бесполезно.

– Охота вам снег т-птать? Давайте ко мне, я на К-рбон прусь.

Лайка даже не глянула на ведьмака, подскочила к телеге, забралась в кузов на ходу.

– А мы в Ротертаг.

Марек стоял, ждал пока воз сам до него дойдёт – мягко запрыгнул. Опять дорога решала за него. Стоило ли возражать? Лёжа думать интереснее.

– Т-гда сброшу вас на полп-ти, ха-ха!

Бабулька была хмельной. Она с таким интересом принялась изучать незнакомцев, что тормознула незаметно мулов. Телега с колёсами, поставленными на сани, толкнула их в крупы.

– Никак эльфу с кошколаком п-двожу!

Краснолюдка протянула попутчикам бурдюк. Эльфа пригубила с удовольствием – кошколак отказался. Ему впервые в жизни не хотелось уже который день.

– Их самых, – хрипнул он. – Как только не испугалась таких подбирать?

– С чертями вес-лее, – отмахнулась старушка.

– А вдруг мы разбойники?

– Р-збойники? В М-хакаме? Ха-ха-ха! Да у нас рыбих королевок б-льше, чем разбо-ников!

Лайка уселась на край возничего сидения, спиной вперёд, и заиграла. Марек облокотился на одну из коробок, знакомо пахнущую спиртом и алхимическими составами. Укутался в новый горчичного цвета плащ, купленный в Банульфрике (чуть не по плечу, но когда одежда Яра вообще была ему в пору?). Поковырял новые железные пальцы: указательный и средний на правой руке, закинул за голову и уставился на облака.

Почти всю дорогу – больше часа – болтала старушка. У неё было много мыслей и историй, чтобы поделиться ими с незнакомцами. Лайка слушала, смеялась, отвечала и играла. Невзначай выболтала, что идут они и к Гвинтусу, но у ведьмака не было настроения дарить ей порицающие взгляды. На краснолюдку это всё равно не произвело впечатления. Марек думал о своём, а потом вовсе задремал под чужой трёп.

Проснулся оттого, что морду его гладили холодными пальцами.

– Приехали, ведьмин.

Но телега продолжала двигаться. Марек отбросил с щёк чужие руки и огляделся: снега вокруг стало меньше, чем травы. Большой резной валун-указатель удалялся от воза.

– Борта, а тебе разве не на Карбон? – спросила Лайка.

– Слыш-шь, эльфа?

Старушка подняла палец в воздух. Все прислушались. Звук веселья и правда приближался. Шум, музыка и смех. Нюх ведьмака уловил пряные запахи мяса и печёных яблок.

– Я кр-снолюд простой: слышу пр-здник – иду на пр-здник, ха-ха!

Из блестящих золотом снега и изумрудом травы начали вырастать землянки. Вскоре они превратились в низкие каменные домики. Если бы не характерный стиль – лаконичный, массивный и угловатый, Марек мог бы принять постройки за людские.

Шум праздника и запах еды усиливались. Старушка начинала отвешивать приветствия проходящим (не всегда устойчиво) мимо краснолюдам.

– Шо за фест п-сле В-днздаха, братки?! – поинтересовалась она у более-менее адекватного мужичка.

– Дректаг пришёл на днях! А потом оказалось, что и к соседям! Ну, мы и решили силы объединить! Ху-ха-ха!

Краснолюдов на улице становилось всё больше, за редкими домами начал виднеться длинный стол, явно заставленный вкусностями.

– Прямо свадьба какая-то, – пробормотал ведьмак, хотя таких уличных пиршеств в Северных он не видел давно.

– Др-ктаг – свадьба с Мах-камом! – хохотнула старушка.

– Как же мы найдем тут Когенчика…

Будто в ответ Лайке раздался издали знакомый голос.

– НЕ ПОДХОДИТЬ! – кричали, срываясь на визг. – Это не вам! Это Гоогу!

Старушку заинтересовал шум, и она повела мулов на него. Из-за угла показалась картина: телега, окружённая нелюдьми, а на ней одна единственная бочка. Её седлал белобрысый Коген, вооружённый лопатой для снега. Грозным оружием он отмахивался от возмущённой по-дружелюбному толпы.

– Брось, Ког! – ик. – Пожалей соседей!

– П-следняя бочка остал-сь на шесть кланов!

– А она потому и осталась! – Коген шлёпнул кого-то по рукам. – Что я для Гоога её оставил!

– Да Гоог такое, – ик, – овно не пьёт!

– Ты мне тоже вчера втирал, что не пьёшь! А сегодня раз, – шлёп по шапке, – и все бочки пустые! Человечье пойло, человечье пойло, фу, какое говно! Всё говно выжрали, говноеды!

Краснолюды нисколько не обиделись – только больше раззадорились. Коген вдруг увидел знакомую эльфийку неподалёку и всего на секунду ослабил оборону – весело помахал лопатой над головой. Этого хватило, чтобы гогочущая толпа разоружила его. Бочонок понёсся, будто потоком горной реки, прочь от своего защитника.

– Пидоры-ы-ы! – кричал ему вслед Коген, а сам пытался освободиться от уносящих его в другую сторону рук.

Освободился, крикнул ещё пару ругательств на краснолюдском в ответ на смешливые благодарности и поспешил к знакомому лицу – отбить добро уже не представлялось возможности.

– П-йду скажу им, шо у меня в телеге еще сп-ртяха найдётся, ха-ха! П-кедова, эльфолаки!

Старушка нырнула в гущу праздника, так и оставив воз посреди дороги.

– Лаечка! – Коген схватил эльфийку в объятия. – А где? А вот.

Он не сразу признал ведьмака, хоть на всю округу тот и был вторым и последним высоким силуэтом, – Яр нацепил на лицо какой-то мешок.

– А-а-а, – перешёл Коген на шёпот. – Скрываемся!

– Так скрываемся, – под тканью Марек звучал ещё неразборчивей обычного, – что всем разбалтываем, куда прёмся.

– Эт по-краснолюдски! – Коген похлопал ведьмака по спине. – Угнали, вон, прикрытие моё последнее…

Он махнул в сторону пустой телеги.

– Хотел старейшине занести?

– Не, эт я прибзднул для вида. Хотел Гвинтусу подарить. Он же столько трудится, столько карт рисует, а я что-то не помню, чтобы кто-то из деревни его за это благодарить ходил… Все играют в гвинт, ругают гвинт, а деду, ну или бабке, ни спасибо – ничего…

– Как мило.

Коген вздохнул.

– Ну да ладно, буду я без прикрытия, а Гвинтус без подарка… Пойдёмте, покушаете, а то что за берёзы такие припёрлись! Последний день праздника на носу.

– У меня ощущение, что в Махакаме каждый день праздник.

– Ха-ха! Ну, не могу возразить. Лето, кут его за ногу, на дворе – пора веселья.

Коген вёл себя по-другому. Например, ругался, чего Марек ни разу не слышал от него за несколько дней похода на Махакам. Должно быть, уже начал набираться от родни подзабытого за год.

Праздник и правда подходил к концу: народ расползался, кто мог, а кто не мог кучковался у стола. Пестрящий издалека, он заставлен оказался в основном грязной посудой да объедками. Но даже ими Марек отъелся сполна. Он поначалу осторожничал, держал хоть сколько-нибудь на вид серьезных краснолюдов в поле зрения и подальше от себя, но вскоре понял, что снова никому до двух незнакомцев дела нет. Лайка, вон, уже вела музыкальный диалог с местным бардом, обвешанным свистульками и единственным из четырёх оставшимся в строю.

Темнело. Яр сидел на столе, жевал уже надкусанный до него кусок баранины и наблюдал за рыжим краснолюдёнком: тот бегал вдоль невысоких (впрочем, чуть выше него) столбиков и зажигал фонари. Они вспыхивали ярким огнём в мутных стеклянных сферах. Где-то на дальнем краю стола лениво начали собирать тарелки.

– Слушь, Ког? А в Махакаме ночью нормально идти?

Коген опешил.

– Вообще-то, в Махакаме когда угодно нормально… Но не надо нам сейчас срываться, Марёк.

– Что-то не доделал?

– Ну как… нам ещё Бессир хоронить сёдня. Ну, не нам, а клану Боргов. Но я к ним тоже напросился – разрешили.

– Хоронить?

– Не в том смысле, конечно! Она небось уже в море своём плещется. Но так говорят. Гора она же своих помнит – грустит по тем, кто не вернулся, не знает о них ничего. Надо их хоронить, чтобы Махакам не грустил.

– На Севере грустят, когда хоронят.

– Но не тут. Тут когда хоронят живых, ну, в смысле с телами, – радуются. Они ж всех знатно затрахать успевают за свои пятьсот лет, ха-ха! Шучу, конечно… Но отпускать их, в общем, что с телами, что без, надо с чистым сердцем, куда бы они там ни упёрлись дальше. Добро давать им в путь.

Когена позвали убираться. Марека тоже незаметно впрягли, но его трудолюбия хватило только на то, чтобы вылизать пару мисок. Он покидал в сумку еды и улизнул – отправился на прогулку по деревне. Обходилась она за пять минут, и Марек начал подозревать, что большая часть Ротертага лежит под землёй.

На краю поселения ведьмачий медальон дрогнул. Марек огляделся, вдохнул воздуха. Да, где-то неподалёку теплилось место силы. Яр уже шагнул было, куда вели его на пару чутье и амулет, но за спиной вдруг раздался гул.

Звук нарастал из-под земли, а к нему присоединились приглушённые удары, редкие и ритмичные. Ведьмак направился на звук и обнаружил, что опережает его – остановился.

Краснолюды на улице засуетились, забегали между домами. Из дверей вылетали уже не с пустыми руками – с музыкальными инструментами. У кого инструментов не было – выбегали с посудой, железками и деревяшками. Вскоре вся деревня толпилась вдоль домов, оставив дорогу пустой. Затихла, как Марек не знал, может затихнуть толпа. Он замер вместе с краснолюдами.

Медленно ползущий в ногах шум свернул в сторону одной из хат. Удары учащались, к ним присоединился звон, и Яр начал угадывать где-то там, под травой, землёй и камнем, вязкую мелодию.

Кто-то заметил, что длинное пугало в картофельном мешке на башке стоит с пустыми руками. Тут же это исправил, всучив ему две ложки.

Тяжёлая, как и всё в Махакаме, дверь дома распахнулась. Только теперь Мареку стало ясно, что гул был голосами. Больше их ничто не держало в земле, и пели они свободно и сильно десятками низких тембров. Им помогали барабаны, бубны, варганы, флейты и другие неизвестные ведьмаку инструменты.

Народ затаился. В дверях показался силуэт: из дома вышла пожилая краснолюдка, и низкое её пение, почти мычание, обратилось речью. Она говорила на краснолюдском театрально и задорно, не теряя ритма тянущейся за ней и чуть притихшей музыки. Из дома выползла процессия нелюдей, во главе которой шёл старый краснолюд, тянул за собой пустые сани. Затем молодняк: совсем безбородые дети, усатые юнцы и знакомое ведьмаку медовое лицо: Торби. Следом процессия превращалась в разномастную, но было в ней что-то общее кроме коричнево-зелёных одежд и мелькающей на них вышивки с жёлудями.

Что-то общее было в чертах лиц, в цвете распущенных у всех бород и волос, в слаженности пения. Это был клан Боргов, и он шёл хоронить свою дочь.

Краснолюдка закончила речь, подняла руки к небу и закричала вместе со всеми собравшимися так резко, что Марек инстинктивно накрыл уши.

– ХУ-ХА!

И все загремели, заиграли, зашумели тем, что успели похватать из хат. Ведьмак затрещал друг об друга ложками.

Каким-то невероятным образом (а может дело было в умирающих ведьмачьих перепонках) жуткий грохот поймал ритм и похож стал на настоящую мелодию. Клан Боргов – нелюдей сорок – пели, двигаясь вдоль домов, а вся деревня играла им музыку.

Марек не мог назвать её весёлой. Он привык к другой музыке, которую люди называли весёлой. Для этого определения там, под Горами, в песне было слишком много низких тягучих переборов, «недобрых» сочетаний нот и мало движения… Но бойкие голоса краснолюдов, их озорные лица, их щедрые жесты, делали эту музыку весёлой.

Борги прошли по деревне, поднимая волной шум соседей, разделяющих радость похорон. К процессии прибился Коген: он встал рядом со стариком, несущим подмышкой булыжник размером с дыню так легко, будто камень ею и был.

За общим грохотом Марек даже не обратил внимания, что шум под землёй продолжается. Понял это, только когда толпа резко вдруг затихла. Идеальной тишины уже не было: Борги, идущие прочь от деревни, в сторону гор, всё ещё пели и играли друг для друга.

Распахнулась дверь другого дома, уже на стороне Яра, и из неё вышел краснолюд. Он тоже прервал песню на речь, и за ним тоже тянулся его клан с пустыми санями впереди, со стариком, обнимающим камень, в хвосте. Этот клан был чернобородый и носил сине-голубые одежды. Он тоже хоронил ребёнка без тела.

Как только нелюдь договорил, народ разразился громогласным:

– ХУ-ХА!

И снова принялся греметь и играть.

Ведьмак заметил эльфку в толпе через улицу: против обычая она не перебирала струны, а дула что есть мочи сразу в две свистульки, топая ногами. Она выглядела счастливой.

Выхода третьего клана Марек уже стерпеть не мог. Затишья во время речи родителей давали ушам отдохнуть, но вздымающийся тут же после этого гвалт разрывал его голову.

Яр протиснулся через ораву соседей, прошмыгнул за дома и трусцой направился к Месту Силы.

***

Под ногами захрустела трава – до этого Марек ступал по ней мягко, – а потом вовсе накрылась снегом. Ведьмак вошёл в рощу редких берёзок, а в ней на крошечный лужок. Не этого он ожидал увидеть от Места Силы Махакама. А увидел он всего-лишь бугорок снега в центре поляны да дюны сугробов, спиралью расходящиеся от него.

Лёгким узором сугробы не удивили ведьмака – в Местах Силы снег с песком ложились по форме потоков, по ним же падали листья, даже ходить простому (не)люду порой хотелось в круге определенным образом.

Где-то позади тишину снова разразили пением: выходила новая похоронная процессия.

Марек пошёл по спирали, подкрадываясь к холмику. Откопал камешек. На нём была простая, парой мазков нарисована гномья руна. Ведьмак уже понял, что Сила прячется где-то под землёй, но положил в снег ладонь, чтобы убедиться. Кажется, где-то там, под толщей холода, билась жила огня, до которой ведьмак дотянуться не мог.

Он побродил по рощице и окрестностям, но не нашёл ни расколов в земле, ни нор, чтобы добраться до источника магии. Подышал на поляне поглубже (порезал холодом горло), похлопал камешек, будто старого друга, и отправился обратно в Ротертаг, где провожали очередного живого мертвеца.

Пока Бессир хоронили где-то на вершинах Махакама, она сидела у костра под деревенькой Бурдорфф, что в Темерии. Окружала её вольная компания, состоящая из краснолюда, полуэльфа и двух людей. Они смеялись и ругались: каждый лез к краснолюдке со своим советом – Бессир учили играть на ребеке.

========== Глава 9 – День, в котором ничего не ==========

Коген заглянул в хлев засветло. Найти эльфийку труда не составило: она дремала, сидя в пустом деннике, руки уронив на струны.

– Лайка? – Коген тихонько подошёл. – Лаечка…

Он положил ладонь ей на плечо, и только тогда, будто куклу дёрнули за ниточку, она подняла голову.

– Ай! Не пугай.

Лайка глядела куда-то мимо краснолюда. Хлопнула тяжёлыми ресницами и широко улыбнулась. Тряхнула головой, отгоняя забвение.

– Пойдёмте… А то мои проснутся.

– Ты всё-таки убегаешь без спросу?

– Мне сорок годков уже, какой спрос! Но да, дед мой всё никак до этого не допрёт, так что записки хватит ему, – Коген завертел головой. – А ведьмарик где?

– Он нашёл волшебную полянку…

Коген не сразу понял, о чём говорит Лайка, но с сомнениями наперевес и парой новых ориентиров взял направление – там уже и следы на снегу нашлись.

Стылый туман залил рощу, будто молоком, но в невидимый круг заползал неохотно. В нём сидел ведьмак, скрестив ноги на расчищенном от снега пятачке, подложив плащ. Будить его пришлось настойчивей, чем Лайку.

– Всё, примёрз, – решил Коген, уже который раз толкая Марека в плечо.

Лайка хихикнула и взялась за второе. Вдвоём они растрясли ведьмака, и из медитации он вышел, чертыхаясь.

Марек ворчал и болезненно моргал – белизна, ещё синева, когда он закрывал глаз, больно колола.

– Кто ж спит на морозе! Ещё и сидя. Хотя это у вас, кажись, дело семейное.

– Это медитация, – курлыкнула Лайка. – Так входят в диалог с магией.

– И чего с ней болтать… Да чтоб ничего вокруг не слышать…

– У меня, – зевок, – только так получается, – Марек встал, разминаясь. – Либо совсем туда, либо никак. Привет, Ког.