Текст книги "Карты и лезвия (СИ)"

Автор книги: храм из дров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Марек понял это только сейчас. Ни седельных сумок у угнанного коня, ни вьюка у Лайки за плечами не было. Только большие длинные гусли, с которыми она не расставалась даже сейчас, стоя между костром и ведьмаком, просясь к последнему под бок.

– Чёрт. Ты оставила всё в Бругге?

Лайка закивала.

– Вот дурачьё.

– Плата за лошадь, – пожала она плечами. – Что-то теряешь – что-то обретаешь.

Ничего ценного, должно быть, эльфка не имела, раз так легко принимала потерю. Марек отложил в сумку книжку с принадлежностями и поднял край плаща.

– Залезай.

Девушка сделала шаг.

– Бренчалку снять не хочешь?

– Ах да.

Лайка устроила инструмент сверху ведьмачьих вещей, чтобы лежал он не на земле. Юркнула к ведьмаку. Вместо того, чтобы остаться на культурной дистанции, тут же улеглась Яру на грудь. Приобняла. Ведьмак от неожиданности издал звук, сложно поддающийся интерпретации, но более ясного возражения не изъявил. Принялся в замешательстве шевелить память о прошлой ночи, но никаких чёрных пятен, в которых они с эльфкой могли успеть сблизиться, не нашёл. Должно быть, ей просто понравились пьяные объятия в скочущей телеге. Ведьмачий медальон пришлось снять – он снова начал тереть дыру.

Лежали молча, слышали дыхания краснолюдов отчётливей, чем друг друга. Торби похрюкивал, Бессир храпела со свистом, а Коген изредка бормотал себе под нос.

Отчего-то ни эльфийка, ни ведьмак не засыпали – будто боролись, кто заснёт последним.

– Ты правда превращаешься в сороку? – вдруг заскрипел Марек.

Он чувствовал приближение сна и поражения – медленное сердцебиение Лайки, еле слышное за храпами краснолюдов, убаюкивало.

– Да. Извини.

– За что?

– Я много вру. Я рассказала нашим новым друзьям, что мы с тобой любим друг друга уже много лет.

– Не страшно. Я тоже много вру. Да и потом, хоть кто-то будет меня любить.

– Не по-настоящему.

– А не важно, – Марек поднял голову, и Лайка повернулась на этот жест. – Зачем ты идёшь в Махакам?

Эльфка долго и пусто смотрела ведьмаку в глаз.

– Пока я готова только соврать на этот вопрос.

Марек уронил голову обратно на руки.

– Чёрт с тобой. Поверить не могу, что сам туда прусь. Хотя ещё не поздно отколоться.

– Поздно. После той душещипательной истории о задетом достоинстве… Нет, ведьмин, краснолюды готовы нести тебя до самого Гвинтуса на руках. Не отколешься.

– Я им разве… про карту растрепал вчера?.. Не про меч?

– Меч даже не упомянул. Только слёзную историю об оскорблённой чести и твёрдом намерении исправить вопиющую несправедливость. Ворваться в мастерскую Гвинтуса и всем доказать, какой ты хороший, и как все ошиблись, рисуя про тебя гадости.

– Пьяный дурак. Находка для нильфгаардца.

– Крепко ты обиделся на этот рисунок. Даже я поверила, что на карте клевета, а ты пушистый одуванчик.

– А ты ко всем незнакомым ведьмакам так жмёшься?

– Только к знакомым.

Марек, к собственному удивлению, против не был. Редко к нему ластились эльфки, пускай и лгуньи. А может, дело было в обществе краснолюдов, так любящих физические контакты? Заразили.

Лайка почесала ведьмака по рёбрам.

– Расслабься, ведьмин.

Марек не расслабился. Бурлил тихими мыслями, пока не заснул, всё же проиграв.

Комментарий к Глава 2 – Расслабься, ведьмин

мем:

https://drive.google.com/file/d/1ppsybLfUBG7swIPqThsv-Mk-QXK14_Pa/view?usp=sharing

========== Глава 3 – Детёныши ==========

Ход на горы Махакама, растущие на горизонте от самой Бругге, был неспешный, но увлекательный. В какой-то момент ведьмак почувствовал себя в праздничном марше – так ощущалась нелюдская процессия с почти непрерывными песнями, музыкой, смехом и горячими обсуждениями.

Даже окружение: выжженные поля, пустыри мёртвой земли с горелыми огрызками деревьев и построек, не портили никому настроя. Краснолюды, чей дректаг выпал на Вторую Северную Войну, насмотрелись на это дело с лихвой.

– Говно эти ваши войны, – сообщил Торби, прервавшись на секунду от насвистывания очередной мелодии.

– Говно, – согласился Марек.

– То ли дело честный разбой, – мечтательно протянула Бессир.

Снова всё погрузилось в трели. Краснолюды так много свистели, что Яр думал: последнее ухо его точно отвалится. Не отвалилось – в какой-то момент ведьмак свыкся. Пытался посвистывать и сам, но быстро вспомнил, что устройство лица не позволяет. Не присоединялась к этому делу только Бессир, предпочитая мычать или полноценно петь.

– Не знал, что краснолюды мастера свиста, – не выдержал как-то Яр.

– Ой, да… Это мы уже как птички… Свистим, пока могём!

– Да, в Махакаме за такое и с горы можно полететь. Вот, отсвистываемся на всю жизнь!

– В Махакаме нельзя… свистеть?..

– Не, ну так-то можно. Это в шахте нельзя. И в хате нельзя. А ещё при корове нельзя. И около столбов указательных. И под заведениями учебными. А ещё у рудников… А рудники знаешь в Махакаме, где? Да куда ни плюнь!..

Лёгкое замешательство и новая песня Лайки про шарлея из рудника помешали Мареку поинтересоваться причиной таких запретов.

Песни нелюди заводили исключительно человеческие, выученные за год, что даже немного огорчало ведьмака – их он все знал, а вот исконно краснолюдской – ни одной. «Ничего, ещё наслушаюсь, сидя в сугробе посреди феаинна*.»

Когда пела Лайка, остальные затихали, потому что её песен никто не знал. Отбивали ритм. Затихали и потому, что было интересно послушать – эльфийские серенады оказывались полноценными историями и сказками. В большинстве своём о «ведьминах», реже – о старых временах, которых никто в компании не застал. Яру даже показалось, он узнал двух героев: оба они были Котами. Медальон одного из них поблескивал разноцветными камешками глаз у него на груди. Стихи об истребителях нечисти казались Мареку очень знакомыми, хотя он в жизни не слышал песен о ведьмаках, не считая одной уничижительной и пары посвященных Белому Волку.

В шумном походе чувства ведьмака притупились, он осознанно не обращал внимания на знакомые, можно сказать, родные запахи и звуки, а те учащались в округе к вечеру. Ночью игнорировать их стало тяжело, особенно в преддверии кутежа со всеми вытекающими.

Первое место ночлежки Яр забраковал – сказал, что воняет отовсюду трупятиной. Никто этого не слышал, но ведьмаку в таком вопросе грех было не поверить. Прошли лишний час, прежде чем Марек дал добро.

– Значит так, пить без меня не начинаем, – наказал он уже расчехляющим плетёные бутылки краснолюдам.

– А сам чем занят! – воскликнул Торби, глядя, как ведьмак опрокидывает в рот два маленьких пузырька.

Ведьмак поморщился, подняв ладонь, мол, погоди. Сглотнул и выдохнул. Повеяло от него перегноем, кислятиной и только потом слегка спиртом.

– Ой!

– Эликсиры, – мурлыкнула Лайка, подняв носик в сторону Марека. – Силы, скорость и чутьё ведьминов. Вот он сейчас выпил Неясыть и Пургу – реакцию и энергию…

– Всё-то ты знаешь, – хрипнул Марек, ковыряясь в сумке.

– …Смешал, поэтому получилась Нерга, и завтра он об этом пожалеет.

– О, вот чего не знаешь. Не пожалею.

– А чего ты, собсна, их пьёшь? – поинтересовался Коген.

– Чую хрень неподалеку. Зачищу – и ночью нас не понадкусывают.

– Отобраны местные земли у люда!

Когда пьяный нелюдь здесь сладко уснёт,

В глазах трупоеда станет он блюдом:

Хрум-хрум, ам-ням-ням, краснолюд пропадёт.

Нелюди захихикали.

На лицо Яра наползла медленно тень – посерела кожа, глаз обвели подтёки и разбухли вены. Краснолюды всё это уже видели при первой встрече, но хмельных их это не особо смутило, а сейчас выглядело жутковато.

– Кажись, будет махач! – прокомментировал Торби, разминаясь.

Остальные краснолюды взяли с него пример, Лайка начала подбирать резвую мелодию. Марек оторвался от поисков по сумкам хоть какого-то масла.

– Хотите присоединиться?

– Не хотим – присоединимся!

– Вы знаете, как убивать гулей?

– Гулей, чаек, да хоть драконов – всех убивать одинаково.

Марек хмыкнул. В гулях и правда не было ничего секретного, а краснолюды выглядели уверенно. Но кто-то должен был остаться с телегой.

– Со мной идёт только один, эльфка и двое других сторожат лошадей, – сказал ведьмак, тут же получив в ответ недовольные бурчания.

– Я останусь, – вызвался Коген.

В его груди Яр слышал страх. Мудрое решение.

Бессир и Торби вдруг замахали друг на друга руками. Молча обменялись какими-то жестами. «Игра?» Взмах-взмах-жест. Торби ругнулся.

– Я иду! – озвучила результат Бессир.

Марек принюхался.

– Туда.

Ведьмак с краснолюдкой оставили воз с охранниками позади.

Яр достал серебряный меч, забыв на секунду, в каком он состоянии. «Жалко всё-таки. Не зря в Махакам прусь.» Сменил на стальной. Бессир последовала примеру и расчехлила топорик. Внимание Марека привлекли замысловатые вязи на его металле. Заметив это, краснолюдка вытянула оружие ему поближе.

– Со Скеллиге?

– Да. Замечательный, правда?

Марек кивнул. Оружие со Скеллиге обычно не отличалось ни качеством стали, ни исполнением, но хранило в себе дух, какой нельзя было найти в Северных. Будто впитывали железки Скеллиге всю ярость своего края, всю мудрость поколений, любовь и уважение к смерти. Так всегда казалось Яру, казалось и сейчас, пока он глядел на грубый плетёный узор на щеке топора. Хотел он даже заменить стальной меч на подобный топорик, да не потянул переучиваться, а ведь хороший был оберег.

– Жаль, не протащишь в Махакам, – бросил Марек, ловя реакцию Бессир.

Она отвернулась, кисло сжав губы, – переросло это в грустную улыбку. Не ответила.

Ведьмак остановил её рукой. Уставился на землю, на что-то скрытое от незнающих глаз. Через несколько шагов изучил порезы на поломанном стволе.

– Опыт с гулями есть?

– Если гули – это те голубцы, что на четвереньках скочут по могильникам, а морды у них как у дедов бухих – есть.

Марек заулыбался.

– Увидишь хохлатого или шипастого – тикай и мне кричи.

Бессир кивнула.

– Не хочешь заражения – не давай себя ранить. – Яр дёрнул головой на звук, оставшийся неуслышанным девушкой. – Гнездо там. Следи за спиной. Держись края.

Ведьмак с краснолюдкой продолжили путь. Наконец и Бессир стали слышны визгливые хрипы и чавканья. Яр пригнулся, Бессир нужды в этом не было – поваленное дерево, за которым они укрылись, доходило ей до подбородка. Марек показал молча все пять пальцев на левой руке, сжал кулак, тут же добавил ещё один. Бессир кивнула. Яр ткнул краснолюдке на ближайший край дерева, на тянущиеся к небу корни, а сам побрёл на корточках к середине кроны. Замер, подняв руку. Ладонь рассекла воздух – вперёд.

***

– Слушай, Лаечка, а как вы, ну… познакомились? – спросил Коген.

Они уже раздели мулов и лошадей, но костёр устраивать не спешили. Сидели на телеге и болтали. Коген жевал сухарь, Лайка играла тихонько что-то произвольное, а Торби качал ногами в такт, барабанил пятками по деревяшкам.

– О, чудный был день. Он расследовал… Вообще-то, знаешь, день был кошмарный. Крался кот по железному следу, шлёпал лапами по воде. Шёл на запах уже совершённого, если верить обидной…

– Цыц! – вдруг скомандовал Торби.

Из чащи зашуршало сухостоем, лошади занервничали.

– Ныряй-ка в телегу, Лайка, – прошептал Торби, вытаскивая нож.

Эльфийка полезла на бочки, уселась на сáмой верхушке и затаила руки над гуслями. Коген достал из-под сиденья короткую глефу.

Шевеления повторились уже в ближайших кустах. Сверкнули в темноте два глаза-бусины совсем над землёй. Раздался тихий и совсем не угрожающий рык, тут же перелился в скрип.

Из зарослей вышло споткнувшись, почти выкатилось существо.

Размером с маленькую кошку, оно походило на тщедушного ребёнка в старческих морщинах. Через тонкую в струпьях кожу просвечивали вены, торчали рёбра над надутым животом, выпирали суставы и тазовые кости.

Лайка выдала мелодию удивления, краснолюды переглянулись. Зверь не собирался нападать – наоборот, попятился, обнаружив себя слишком близко к незнакомцам. Нырнул за ближайшее дерево, испуганно крякнув.

– Кис-кис-кис? – предложил Коген, обращаясь скорее к Торби.

– Брось. Это, кажись, дитё трупожора…

– Никогда не видела маленьких гулей! – раздалось с бочек.

– А чего делать то? Резать такую мелочь?

– Мальков обычно отпускают…

– Выкинул как-то малька из сети рыбак да забыл.

Плыл через год – ам – пол лодки как небывало!

Глядь – это мелочь, что он отпустил: Моряков пожрало, гигантское чудище стало.

Гулёнок выглянул из-за кроны и уставился мутными глазами на чирикающую эльфийку.

– И всё-таки… цип-цип-цип, – не выдержал Коген, обращаясь уже к существу.

Краснолюд протянул в сторону гулёнка сухарик.

– Ща мамка его прибежит – устроит тебе цип-цип… Чё ты, волчат с медвежатами не встречал?

– Но он такой милый…

Заявление сомнительное, тем не менее было в гулёнке что-то присущее всем детёнышам, что-то очаровательное и невинное в круглых испуганных глазках и маленьких ручках, пускай и балансировалось оно безобразностью всего остального.

Существо привлекли звуки Когена. Оно сделало боязливый шаг из укрытия.

– Гули-гули-гули, кис-кис-кис, мич-мич…

Гулёнок неуверенно двинулся к краснолюдам. Оступился на ровном месте, сам себя испугав, запутался в лапках и отскочил с писком. Похлопал глазищами и путь начал заново. Лайка заиграла колыбельную.

– Не бойся, малыш, – подманивал Коген.

– …Только гуля не спит, из норы всё глядит…

– Вот чё ты будешь с ним делать, – проворчал тихо Торби, но мешать не стал.

– Глядить будю, – засюсюкал Коген шёпотом, чтобы снова не спугнуть гулёнка. – Научу ляпу давать…

Тот влажно заурчал, подкрадываясь всё ближе. Он совсем не походил на чудовище, скорее на забитого щенка, который, поджав хвост, шаг за шагом подступал к гигантским устрашающим нелюдям. Вот он уже подполз к замершему краснолюду впритык: понюхал сухарик, глядя на Когена, понюхал пальцы.

Фьють. Малыша пригвоздило к земле кинжалом – тот не успел даже визгнуть. По поляне разнёсся неприятный запах тухлятины.

– Опа, – хрипнуло из темноты, – я чё, попал?

Лайка подтвердила попадание удивлённым перебором, тут же сошедшим к трагичному.

– Он был так близко! – всплеснул руками Коген.

– Малой начинал мне нравиться, – вздохнул Торби.

Они оглядели гулёнка: лопнуло под ножом его пузико. Растеклась по земле зловонная жижа. Коген отшагнул.

– Ох…

Краснолюды обернулись к ведьмаку: он предстал перед нелюдьми весь в крови, не менее вонючий, чем трупик малыша. Сзади вышагивал бодро шар грязи – это была Бессир.

– Ну трубочисты!

– Кладокопатели! – заявила краснолюдка.

– Гонишь!

– Не-а! Марёк, расскажи им!

– Что там рассказывать, – кхк, – гнёзда чудовищ – сплошные заначки.

Ведьмак направился к телеге, Коготь от него отшатнулся, недоверчиво захрипел.

– Да я это, я, балда.

Бессир принялась выворачивать перед братками карманы. Лайка сползла с бочек и присоединилась к осмотру сокровищ, каждому приписывая ноту: на землю посыпались янтарное ожерелье, кинжал в чёрных с позолотой ножнах, серебряная серьга, десять оренов, пара крон, пять флоренов, четыре золотых зуба, несколько железных шариков, посеребрённый браслет…

– Вот это да!

– Откуда у монстров такое добро?

– Так они трупы в норы, – кхк, – тащат, мелких кормить.

Торби отпрянул.

– Это с трупов?!

– Да не, там всё уже доеденное было, – задумчиво возразила Бессир.

– Всё равно, нехорошо как-то…

– Да ладно, чего добру пропадать.

– Ага, оно бы там и лежало в земле, пока не сгниёт, – присоединился ведьмак. – А так хоть я вам чем-то за радушие заплачу. Ножик, вон, хороший нашёлся.

Яр присел над трупом гулёнка. Видел он такого малыша второй раз в жизни – редко они из нор убегают так далеко, да и растут за считанные дни, когда кормят хорошо. А нынче есть, чем покормиться. Больной, что ли? Да нет, гули не болеют ничем. Второй раз за день Марек поймал себя за цитированием не то старых книжек, не то наставников.

Ведьмак надавил на труп носком ботинка, подняв новую волну гнилых ароматов, вытащил клинок из рваного живота. Им же перевернул тельце и начал ковыряться.

– Вот ещё золотое колечко, – бросил он Когену вместе с находкой.

Краснолюд поймал рефлекторно, но тут же откинул на землю: кольцо было на пальце.

– А-а!

– Мы нашли ручей неподалеку, – хихикнула Бессир, поднимая палец. – Давайте там расположимся, а мы смоемся заодно.

Ведьмак отогнал от гулёнка Лайку, присевшую над ним на корточки, плеснул спирта и чиркнул огнивом. Смрад поднялся страшный, и компания поспешила сменить место стоянки.

***

Ведьмак листал карточки, пока остальные играли в гвинт. Он забыл, по каким признакам туссентский рыцарь учил его отличать подделки, и, держа в руках колоды краснолюдов, вспомнить или вычислить сам не мог. «Может, здесь все настоящие?»

Он искал ведьмаков и нашёл уже троих: двух волков и медведя. Все они, как и подобает ведьмакам, занимались ведьмачьей работой – сражались с чудовищами. «А меня жалко было нарисовать с какой-нибудь ягой…» Марек задумался: кажется, его вообще никогда не рисовали, не считая этой противной карты исподтишка. А ведь в коридорах Юхерн Бана, Школы Кота, висят портреты старых ведьмаков. «Может и себя там повесить? Только стены портить…» Яру попался ещё один охотник. Он как раз был с ягой, только вот… в не самой приличной позе. Марек прыснул. Медальон у него какой-то странный. «Тюлень?» Подписана карта была просто: «Дерьмак».

– Что за… Это почему? – Марек вытянул похабную карточку перед играющими.

Краснолюды при виде её несказанно обрадовались.

– Это из потешной коллекции. Поехал как-то Гвинтус башкой и выдал такую, там штук двадцать карт. Тупые-е-е… Редкие-е-е, – протянул Коген. – У меня только две.

– У меня тоже есть, – добавила Бессир и порылась в игровой колоде под рукой. – Только вы тихо, говорят, если ими светить, они исчезают…

– В эти байки только дети верят! – воскликнул Торби.

– Не байки! – возразил Коген. – Дед мой рассказывал, как у него одна карта золотая пропала! Он потом у кого ни спроси – все плечами жмут, мол, не припомнят даже такой. Так неугодные Гвинтусу карты и испаряются…

Краснолюдка протянула Мареку карту, уворачиваясь картинкой от заинтересованных носов: отряд ещё мог сыграться, и противникам видеть его было противопоказано.

На рисунке какой-то важный правитель с орлиным носом стоял перед армией… голый. Подпись снова странная: «Царь и Бох». Размеры у героя были не царские.

– Забавно. А из какой коллекции, ну, «Йольт»?

Краснолюды задумались.

Лайка вынула «Йольта» с руки (он принадлежал Когену) и положила на стол, не обращая внимания на конспирацию. Краснолюды договорились не играть этой картой при Мареке, но эльфийка, должно быть, об этом забыла.

Присмотрелись.

– У неё нет коллекции, – вспомнил Коген. – Просто нейтральная карта. Вышла лет пять назад, тогда много кровожадных было. Хотя обычно они не такие жестокие.

– Гвинтус не с той ноги встал! – предположил Торби.

– А этот Гвинтус, это вообще кто?

Краснолюды пожали плечами.

– Говорят, дед какой-то сидит на Горе и рисует от скуки гвинт.

Лайка отправила карту Йольта в сброс, вытянула (со второго раза – первая её не устроила) себе у Марека новую на замену и заглянула в руку отвлёкшегося Когена.

– А я слышала, что это бабка, – добавила Бессир тоже очень удобно для эльфийки опустив руки.

– Одно ясно – чудо-пердун, – кивнул Торби.

– А Махакам других и не держит. Одни чудики и пердуны…

– А как он из этого вашего Махакама потом карты по всем Северным разбрасывает? И в портреты родинка в родинку попадает?

Этого никто не знал. Никто и не задумывался.

Полночи дректаг играл на сокровища, которые к столу принесла Бессир. Приняв на грудь, начали воображать, какие карточки обязательно будут у них самих: примеряли лица и позы, оценивали друг друга, пытались придумать хотя бы по две строчки своих личных баллад – Лайка помогала. Ведьмаку пришлось пояснять, что за каждой картинкой стоит песня, о чём, почему-то, в Северных почти никто не знает, хотя эти песни сами и придумывают, и поют.

– Люды, чего с них взять.

Марек опять засыпал с Лайкой, но в этот раз это он устроился у нее на груди. Всегда ли женская грудь была такой холодной? Ведьмак забыл.

– Отхуда ты фнаешь стоха про ведьмахов? – пробурчал Яр не очень осознанно. Пьяный, он не старался чётко что-либо выговаривать.

– Всю… жизнь за вами мотаюсь.

– Захем?..

– Скорее «почему».

Если Лайка и продолжила, Марек этого уже не слышал – его поглотил сон.

Комментарий к Глава 3 – Детёныши

*феаинн – летний период от конца июня до начала августа

========== Глава 4 – На Махакам! ==========

Проснулись посреди дня – ударились в панику.

– Опоздаем, ой опоздаем, – тараторил Коген, засыпая землёй костёр.

– Так. Держим арсы в руках, – бормотал Торби, в не меньшей спешке одевая мулов.

– Лайка, толкай муженька! – командовала Бессир, закидывая шкуры с плащами к бочкам.

Лайка толкала, но ведьмак только кряхтел и отворачивался. Вот зачем он опять вчера мешал эликсиры с медовухой… А эликсиры с эликсирами? «Ох. Вот так всегда.»

Яр согласился проснуться, только когда крепкие краснолюдские руки подхватили его, будто пушинку, закинули на лошадь – и компания тут же тронулась, не оставляя ведьмаку выбора. Марек пришёл в себя нехотя, но быстро. Попивал мелкими глотками Медок, и уже будто ни о чём не жалел.

Лайка сегодня была тихой – только играла, а краснолюды, хоть и балагурили, как обычно, казались напряжёнными, будто веселье натягивали. Только Бессир не волновалась, хоть и задавала повозке резвый темп.

– Куда мы так спешим?

– Все ещё в Махакам, забулдыга! – хохотнула она.

– Да я не о том. «Почему» спешим?

– Пол дня проспали, Ярёк! Опоздаем – хана, – ответил Торби.

– Точно, блин, опоздаем, – пробормотал Коген.

– Гора без вас год стояла, что, ещё денёк не простоит?

– Гора-то простоит, а дректаг на неё не пустят. Обозначимся мы вольными краснолюдами, – пояснила Бессир.

– Бездомными то бишь, – дополнил Торби. – И бесправными. Оторванными от семьи и друзей, – последнее звучало уже как-то слишком подробно.

– И это за пару часов опоздания?

– Да хоть за минуту, Марёк. Полно в Махакаме дичи такой! – как-то слишком сердечно выдала Бессир.

– Зато вон Гора! – уже в лицо ей выкрикнул Торби. – Стоит, славится на весь свет. И всегда будет стоять, потому что живут в ней те, кто не опаздывал ни на минуту!

– А то Северные не стоят, так не стоят! Всё уже заполонили! И ещё заполонят, хоть сами, хоть под флагом Солнца.

– А что толку от твоих Северных, когда Хлад придёт, а? Подохнут все одинаково, что под солнцем, что под луной!

– А мне-то что, я до Хлада этого не доживу!

– Так внуки твои доживут. И доживут-то не в Махакаме!

– Да идите вы в жопу со своим Махакамом! – Бессир стормозила телегу. – На кой хрен я с вами вообще туда прусь.

– Провожаешь брата домой, – мягко положила с мелодией Лайка.

– Сильвано гузно, – краснолюдка вздохнула. – Ну да.

Торби потупил глаза.

– Прости, Бессир. Не надо было. Не надо нам ссориться в последний день.

– Не надо, – согласилась Бессир.

Торби протянул ей ладонь с мула, она привстала на сидении – крепко пожали руки.

Сжавшийся Коген расслабился. Песни вернулись в караван, хотя музыка его не покидала.

***

Коген подкрался к ведьмаку на привале, когда тот облегчался. Пристроился рядом.

– Слушай, Марёк. Лаечка там напевала как-то… Что вы хоть и к Гвинтусу идёте, есть у вас в Махакаме ещё дело…

– Меч чинить.

– О, у Хиваев?

– У Ульфриков.

– Ого… Знаешь, а вам по пути будет сначала туда, а потом к Гвинтусу.

– К чему клонишь?

– Ну… Я бы это… Я бы хотел с вами к Гвинтусу сходить. Я бы и к Ульфрикам, да в деревне должен быть. Праздник будет для нас, для дректага. А в Махакаме праздники длятся… Сам понимаешь. Вот я и подумал, может я к вам потом прилипну? Когда вы на Гвинтуса пойдёте…

– Без проблем. Найтись бы только.

Коген обрадовался.

– В Махакаме не потеряешься!

***

– Зря волновались! – Бессир остановила мулов.

Темнеть ещё не начало, а дректаг прибыл под Горы.

Леса вокруг давно превратились в хвойные, и хотя было всё ещё по-летнему тепло, чувствовалось в воздухе прохладное дыхание Махакама. Свинцовые зубы гор окружили путников с трёх сторон света, им вторили высоченные ели. Тракт вёл наверх, а дальше терялся в серпантинах, тонул высоко в тумане и снегу.

Когда компания сходила с дороги, по ней промчались двое всадников.

– ДРЕКТАГ? – крикнула им вслед Бессир так глубоко и громко, как могут кричать только краснолюды.

Марек покосился на горы: снег от этого крика сходить не начал, даже камни не посыпались. Должно быть, Махакам привык к родным голосам.

Один наездник обернулся, чуть не свалившись с коня, и таким же крепким, но быстро удаляющимся криком подтвердил:

– ХУ-ХА!

– Эти оболдуи оболдуйней нас, – бросил Торби.

– Да, им, кажись, сегодня надо.

– А нам завтра? – спросил Марек.

– Завтра. Сегодня успеем подготовить контрабанду, хе-хе…

И контрабандисты приступили к делу. Занятие заставило Боргов забыть о скором расставании, вероятно, на всю жизнь, и веселье между краснолюдами снова лишилось тяжести.

Бочку выбрали с самым некрепким вином – низкий градус не особо ценился краснолюдами, и было эту бочку нежальче всех. Хотя и содержание остальных шести по меркам Махакама считалось некрепким, что поделать – людское-то пойло. Ребятню да беременных самое то радовать.

Сначала думали вырезать днище, но ухитрились содрать заклёпки и снять два крайних обруча. Переживали, что бочка лопнет от насильственных махинаций, но этого не случилось. Немного подковыряв дно, вытащили его из пазов. Работали ювелирно, чуть не во все десять рук, и расплескали не очень много.

Каждый по очереди оценил запах, а потом и вкус, черпая кружками.

– Эст-Эст? – поинтересовался Марек, хлебнув из бочки, как лошадь из пруда.

– Смотри-ка, эксперт!

– Вот что жизнь в Тускенте с нелюдьми делает!

Яр осклабился и говорить, что это единственное название вина, которое он помнит, не стал.

– Значит так, – начал Торби, оглядывая ведьмака, – выдуть нам сегодня надо знатно…

– Забьём на придумку веселиться через день, – кивнула Бессир.

– Да, надо почтить местные земли. Целый год были нам дорогой.

Остановилась компания ближе к маленькой речке, почти ручейку с холодной кристальной водой, чтобы утром ведьмак мог помыться. Дректагцы решили, что им тоже не помешает прийти при параде, и устроили купания под луной. Как полагается: голышом и с вином. Узкая речушка оказалась глубокой, поэтому сыграли даже в «наездников големов».

Комбинации пробовали всякие, но самым честным вариантом оказалось краснолюдам седлать плечи эльфийки и ведьмака. Ну как «честным»… Голем-ведьмак ставил голему-эльфке подножки, но и она не отставала: запутывала противника в волосах и плескала брызги в самые ответственные моменты сражения. Всадники (как и големы) так рьяно старались друг друга сбить, что бои заканчивались исключительно потоплением обеих команд.

Тихая весь день Лайка ожила и снова напевала со всеми песни, хотя уже и через раз, делая перерывы просто полежать, посидеть, отдохнуть.

– Давайте, давайте! День жора! – подначивал Торби. – Иначе всё достанется засранцам на границе!

– Могли бы оставить мне, мне-то жить тут! – отвечала Бессир, жуя тем не менее большущий кусок сушёного мяса как в последний раз.

Марек давно так много не ел – видимо, пришло время отыграться за все голодные ночи на тракте. И он был не против, особенно учитывая, сколько последние дни вокруг льется алкоголя.

– Лайка, кутё-моё! То-то ты бледная такая и тощая! Ничего не ешь! – возмутился Торби. – Как только силёнки находятся по струнам лабать!

– Да, а ну открывай рот! Летит дракон за старосту!

Бессир подлетела драконом (вяленой колбаской) к губам эльфийки.

Та расщебеталась, пытаясь отмахиваться и уворачиваться.

– Я уже поела!

Но дракон парил вокруг так настойчиво, что ей пришлось сдаться. Вместо того, чтобы откусить чудовищу голову, Лайка схватила его руками и коварно расхохоталась, блестя зубками.

– Вот это дело! – оценил подход Торби.

И весь вечер эльфийка уничтожала одного несчастного дракона, а дректагцы, вспоминая про это, периодически поглядывали, как он уменьшается.

Краснолюды, даже подпитые (хотя вино их этим вечером брало слабо), даже уставшие, заснули с трудом. Всё ворочались, кряхтели и вздыхали. Только Торби лежал неподвижно и смотрел сквозь кедровые ветви на звёзды. Как будто в последний раз. Ему помнилось, что звёзды в Махакаме отчего-то совсем другие.

Проснулись, кто вообще смог заснуть, раньше нужного – решили не тянуть. Ведьмак впервые при краснолюдах закурил из длинной резной трубки. Судя по запаху – закурил сухие иголки с земли.

– Прощаюсь с хламом, – пояснил он. – Могу больше не увидеть.

Докурив, зарыл скарб в валежнике, засыпал иголками. Сказал, что делает так постоянно, хотя однажды и не вернулся за ним, что так и дожидается его одна заначка где-то в лесах Редании. При себе Марек оставил только оружие, маску да сумку со склянками. Помятую карточку «Йольта» доверил на хранение Когену. Предложил и Лайке прикопать гусли, но она ответила оскорблённой мелодией.

– Пронесу их также, как сама пролечу.

Что-то ведьмак не припоминал, чтобы оборотни и вещи свои превращали в зверей, расспрашивать не стал. Может то, что эльфка называет сорокой – на деле гигантская тварина на манер волколака, только в перьях, тогда прихватить в лапах игрушку ей труда не составит.

Коген и Торби поснимали с бород украшения, порассовывали в карманы, смыли помаду. Сложные узлы переплели в обычные косы. Коген даже перешнуровал сапоги: они у него были завязаны на «человечий манер», «неправильно» (ведьмак разницы не увидел). Торби снял свой короткий, эльфийской работы кафтан без рукавов и сложил в сумки сестры.

Бессир обнялась с Когеном, пожала руку Мареку, похлопала по плечу Лайку, чуть не свалившуюся от этого. Торби она увела в сторону, и они долго тихо говорили, смеялись. Закончили крепкими объятиями, которые никто не решался прервать первым.

Не без помощи ведьмака Бессир взобралась на Когтя. Лошадь Лайки привязали сбруей к его седлу.

– Точно уверены, что отдаёте? Хорошие коняшки, да тока не по размеру мне. Продам я их.

– Продавай, – махнул Марек. – За гостеприимство, считай, подарок. С ведьмаками лошади долго не живут, так что им повезло.

– Надеюсь, не наткнусь на прошлых хозяев, – хохотнула краснолюдка.

– Не, Безымянка из Бругге, а Коготь вроде из Цинтры.

– Мне не туда.

Хоть Бессир и говорила, что не знает, куда пойдёт, ведьмак догадывался: путь будет в сторону Новиграда или Цидариса – оттуда легче всего найти корабль на Скеллиге.

– Ну что, братки. Чистого неба вам над головами, да хруста под ногами.

– Гладкого моря, – тоскливо отозвался Коген.

– И поменьше говна, – кивнул Торби.

– Ху-ха! – крикнули они одновременно.

Бессир развернула коней и пошла прочь.

Всех четырёх мулов запрягли в телегу – дректаг отправлялся в горы.

Хотя дорога и пролегала по петляющим серпантинам, угол подъёма был крутой. Шли медленно, следя за бочками, особенно вскрытой. Ведьмак убедил краснолюдов, что знак удержит крышку намертво, так что на границе её можно будет перевернуть, но пока ни контрабанды, ни знака в ней не было, она стояла на днище и громко плескалась.