Текст книги "Карты и лезвия (СИ)"

Автор книги: храм из дров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Закончили, бандиты?

Бандиты покивали и обнялись. Одной ногой на улице Торби наставлял:

– И помните: хлам чужой не трогать, о законах не спорить, где попало не свистеть!

Краснолюды оставили ведьмака с эльфийкой в охотничьей землянке, а сами отправились домой, навстречу семье.

Лайка с Мареком принялись вымачивать ведьмачью одежду в снегу, а затем сушить над огнём. Были они оба смертельно уставшие, и заняло это весь оставшийся день – они не заметили, как снаружи успело стемнеть.

Комментарий к Глава 5 – Хывучие

ура, мем: https://drive.google.com/file/d/1nKzVymV6jTdweSetKPCvLgjEw13wzOfO/view?usp=sharing

*здесь и немного далее маячат события “Thronebreaker”, которые произошли с Махакамом примерно за пол года до настоящего времени, но Гору всё никак не отпустит. Знания Тронбрейкера для чтения не нужны – КиЛ его не касается (за исключением, вот, непойми чего – без спойлеров – Зигринов). Но игра крутая и уютная, и я её советую, если вы ещё не.

========== Глава 5.5 – Поцелуи ==========

Комментарий к Глава 5.5 – Поцелуи

⚠ аккуратно ⚠

в этой главе лежит немного секса. кто такое читать не любит – может пропустить часть и для сюжета ничего не потерять.

в кач-ве моральной компенсации произошедшего делюсь плейлистом Лайки:

https://vk.com/music/playlist/157211726_74399492

Ведьмак очнулся посреди ночи. На него смотрели большие глаза, блестящие отражением тлеющих угольков. Марек проснулся не от укола чужих глаз – взгляд Лайки не ощущался тяжело и остро как любой другой на ведьмачьей коже.

Заснули они с эльфкой перед камином. Охотничий домик поставлен был на совесть, и даже на узкой волчьей шкуре, на полу его гостей не кусали сквозняки.

– Ты, – кх, – вообще спишь? – поинтересовался Яр, глядя в бордовые озёра.

Море крови. У людей такой радужки не бывает, насчет эльфов он не был так же уверен, но в глазах Лайки было что-то неправильное. Неестественное для этих конкретных глаз. Операция, магия, последствия оборотничества? Какого цвета глаза у сорок?

– Я смотрела на твой ожог. Не помню, откуда он у тебя.

– Вряд ли я рассказывал.

– Может, я была тогда рядом.

– Пятьдесят лет назад? Ну-ну.

– Пятьдесят… Пятьдесят лет назад я помню только много смертей.

Яр потянулся и присел. Подкинул полено в камин и остался сидеть, выжидать, когда почти заснувший вслед за гостями огонёк за него примется.

Лайка потеряла рыжий глаз и шрам, который изучала Мелитэле знает сколько часов – села.

– Я тоже помню только смерти пятьдесят лет назад, – прохрипел ведьмак. – Хотя не помню, просто знаю, что они там. Кажется, у меня плохая память.

– Только не на песни.

Тонкие руки скользнули Мареку под рубашку, на живот. Яр не понял, с каких пор ему нравятся прикосновения, но от касаний Лайки уходить не хотелось. Они не напоминали ничего, не раздражали. Их хозяйка искренне хотела касаний, и это подкупало, даже если ведьмак их не хотел. Была в них какая-то привычность. Забытые касания матери отдавались в этих руках? Или той чародейки, что боролась за жизнь ребёнка в кошачьем замке? Больше некого.

Руки сцепились пальцами и чуть надавили, когда эльфка прижалась к спине ведьмака. Острый подбородок лёг на его плечо, а дыхание слабо погладило мочку и трещину в плоти – всё, что осталось от левого уха.

– Да, песни я знаю все. Кроме ведьмачьих и твоих.

– Никто не знает моих. Я сама толком не знаю.

– Импровизируешь?

– Ага.

– Хорошо получается.

Лайка выдохнула Мареку в остаток уха пустым воздухом.

– Хочу мужчину, – сказала она после паузы.

– С этим я тебе не помощник.

Лайка надавила Яру на живот, расцепила пальцы и нашла его руку на полу.

– А это что?

Она подняла его кисть перед огнём. Марек хмыкнул.

– Не мужчина.

– Пойдёт, ведьмин.

– Знаешь, ведьмины не работают бесплатно.

– Какой мне попался меркантильный! Не волнуйся, я отплачу тем же.

Яра вдруг поцеловали в место уха. Выдали дружеский, почти братский чмок. Новый столкнулся с культями пальцев, хотя целился совсем не в них.

– Нет, Лайка, не принято ведьмаку платить его же работой.

– А больше мне нечем. Может, спеть тебе песню?

– Само собой. Но заплатишь лучше парой строк о себе. Правдивых строк.

– Хорошо! Тогда… тогда я отвечу на любой твой вопрос. Но только один.

– Честно ответишь.

– Конечно. Ты же почувствуешь, если совру. Задавай.

– Ведьмаки не берут предоплату.

– Но ты же берёшь…

– Твое всезнайство начинает раздражать, Лайка.

– Повод подумать над вопросом подольше.

Лайка заулыбалась, поёжившись под совсем недобрым взглядом, и новый чмок лёг на распоротую ведьмачью щеку. Следующий на стянутую кожу вокруг пустой глазницы. Поцелуи, похожие на детские, покрывали ведьмака. Он хмыкнул.

– У тебя хоть первый раз был?

– Мне двести, ведьмин.

Очередной прицельный чмок был сбит. Остаток губ с ведьмачьей морды приземлился эльфийке на щёку. Голые зубы задели кончик носа. Лайка хихикнула. Переползла на четвереньках Мареку на колени. Устроилась, как паучок в песке, спиной к камину.

– Гриву не подпали.

Пальцы эльфийки легли на ведьмачье лицо. Давно его не гладил кто-то кроме ветра, дождя и снега. Хотя, вот, днём чуть не задушило в объятиях вино. «Недурная смерть», – подумал Марек, получая новую порцию поцелуйчиков. – «Не, смерть – всегда дурно».

Руки ведьмака обнаружились абсолютно бесполезными, погладили волосы, пробрались к спине, схватились на талии.

Лайка поцеловала Марека в сухие десны, в этот раз не собираясь отступать. Провела языком по открытым зубам, а когда отнималась, Яр зацепил её губу. Первый полноценный, насколько это возможно почти без губ, поцелуй за много лет ведьмака, за ещё больше лет эльфийки, оказался неуклюжим, сомнительно приятным, но правильным. Никто из участников ничего не почувствовал, но никому это было не надо.

Лайка надавила, толкая Марека лечь. Затылок его приземлился на старые доски. Эльфийские руки сползли в область паха. Стоило пальцам погладить через ткань, ведьмачья ладонь тут же накрыла их и вернула на лицо. Лайка не успела отправить извинительный чмок – ведьмак развернулся, скидывая с себя эльфку, придавил сверху к шкуре, к деревянному полу.

Грубая рука поползла под сарафан. Прошла, якобы случайно задев, мимо, опустилась на живот. Ведьмак погладил мягкую гладкую кожу, даже здесь еле-тёплую. Лайка прогнулась, давая второй руке обнять за спину. Яр уткнулся эльфке в шею. Он знал, давно слышал, что сердцебиение её не учащалось, не сбивалось с механически чёткого медленного ритма. Ни разу за время их знакомства, сколько бы и когда он не прислушивался. Ведьмак не верил, что сейчас изменений не будет. Он хотел бы поймать сбитый удар здесь, на сонной артерии. Свои намерения обозначил, прикусив Лайке шею.

Щекотно – она ответила смешком и поцелуем в затылок, пока пальцы Марека пробирались под резинку кальсонов в слоях юбки.

Яр прошёл, еле касаясь кожи вниз, вверх. Вошёл пальцем раз, другой.

Лайка уставилась на него, подняв брови. Губы её дрогнули.

– А может, это у тебя первый раз? – шепнула она, сдерживая смешок.

– Мне сто, эльфка.

– Так добавь по пальцу за каждый полтинник.

Марек виновато осклабился, и оплошность свою исправил уже двумя пальцами под одобрительное мурчание. На третьем Лайка закинула ножку на спину ведьмака, обняв платьем.

Она тихо вздыхала, кусала губы, улыбалась широко и свободно. Иногда направляла чужую руку – без подсказки ведьмак не использовал большой палец. То ластилась, то отстранялась, сжимала кулачками воздух, шерсть, волосы Яра… Ведьмак вошёл во вкус и сердцебиение давно не слушал.

Эльфка протяжно застонала, когда он медленно вышел. Марек не продолжал. Лайка открыла глаза и захлопала ресницами: сидящий над ней ведьмак демонстративно облизнул мокрые пальцы. Они обменялись сверкнувшими в огне взглядами.

– Проголодался?

– Целый день не ел.

– Подписал себе приговор, ведьмин.

Лайка резко поднялась и чмокнула ведьмака в зубы. Взялась руками за его голову и потянула вниз.

– Не брезгуешь?

Марек заулыбался отработанным оскалом, которым пугал детей и добрых кметов. Лайка оскалилась в ответ. Этими ровными зубками сложно было кого-то напугать.

– У меня одно требование – язык. Найдётся?

Яр не стал отвечать – показал. Получил в него поцелуй.

– За это будет наценка.

– Ах ты! – жадный ведьмин получил мягким кулачком по голове. – Ладно, два вопроса!

– Три.

– Грабёж! Ты ещё Аксий на меня используй!

– Думаю, не сработает, – Марек демонстративно облизнул перекошенные зубы.

Возможно, это должно было выглядеть игриво.

– Суккуб из тебя, конечно, как из меня мятежник… Ладно, три, но только если заслужишь!

– Идёт.

Марек позволил Лайке прижать себя ногами. Неплохой заказ отрабатывал сегодня ведьмак. Непривычный. Он десятилетиями не пробовал женщин. Эльфок – никогда. Может, поэтому внутри так холодно, может, эльфки вообще хладнокровные? Ведьмака учили анатомии драконидов, инсектойдов, людей… но не эльфок. О чём ещё думать, работая неумело, но увлечённо языком и руками.

– Может, я… всё-таки тебе помогу? – проурчала Лайка через высокий вздох, когда Марек вышел в последний раз, когда бледные бёдра перестали крупно подрагивать, когда пятки перестали давить в затылок. Провёл языком напоследок, как она целовала до этого – отрывисто, по-дружески.

– Не. Устал.

– Как скажешь. Спасибо. – Лайка поцеловала Яра в лоб. – Можешь задать свои два вопроса.

– Три.

Она заулыбалась, уткнувшись лицом ему в подмышку.

– Два, ведьмин, два.

– Чёрт. Ладно, я ещё не придумал. Спрошу завтра.

– Хорошо, милый ведьмин.

Она прижалась к нему, будто старалась коснуться всем, чем можно было – и всего не хватало. Так обнимали от большой любви или от большой тоски.

========== Глава 6 – Банульфрик глазами гостей ==========

Марек одолжил варежки в охотничьей хате. Прихватил бы и унты, только они ему были не в размер – в них влезли бы три таких Марека, и шубу – да только она рассыпа́лась в руках. Лайка от любых обновок отказалась: сказала, что они могут пригодиться кому-то другому, а она холод переносит хорошо.

Даже на снегоступах, также найденных в закромах землянки, Яр глубоко проваливался и быстро уставал. Палки он догадался раздобыть не сразу и в целом привыкал к нехитрому сооружению на ногах долго.

Фиал с Белым Мёдом оказался, к его удивлению, пустым, поэтому организм боролся с интоксикацией один на один. Марек от такого отвык и чувствовал, что печень, нервная система и мозг тоже – думалось со скрипом, почти слышным в ушах.

Крепкий алкогольный дух ещё мерещился ему отовсюду, хотя Лайка уверяла, что вина не слышит в отличие от яркого запаха высушенных на огне ведьмачьих вещей. Сама она не шла, а скользила на снегоступах, явно видя их не первый, как ведьмак, раз в жизни.

Марек проводил взглядом белку, скачущую по стволу заснеженной лиственницы. Есть не хотелось, но он чувствовал, что скоро захочется, учитывая, как много сил забирает ходьба по снегу.

Арбалет не пережил удара знаком после винной закваски. Жалко вещь не было, легко пришло – легко ушло, думал ведьмак, припоминая, как подбирал его с солдатского трупа, чистя бывшее поле военных действий с интересом трупоеда. Ушло, правда, не очень вовремя, ведь остатки денег надо было беречь на починку Зунга. Яр не был уверен, что справится с метанием ножа в своём нынешнем состоянии. Он и в обычном-то справлялся через раз.

– Привал, Лайка?

Эльфийка кивнула. Она вела себя всё тише и тише. Впрочем, и петь и играть было сложно, орудуя палками, шагая весь день по скрипучему снегу.

Пока Марек собирал веток под тихие переливы гуслей, нашёл в поваленной кроне пару улиток. Пожал плечами и отправил в рот. Лайке предлагать не стал – давно заметил, что она не ест, только притворяется.

Путь продолжили, как только ведьмак высушил (абсолютно бесполезно, потому что через пятнадцать минут они снова хлюпали) свои лёгкие сапоги.

Солнце светило по-летнему ярко, но мокрую одежду не грело – так всю дорогу тряпки и жались к продрогшему хозяину. Культи впервые за много лет ныли на холоде – и обе варежки устроены были на правую руку, а дёсны в какой-то момент свело – ведьмак натянул на лицо нелюбимую маску. Остальное тело сражалось с совсем не крепким, но кусачим из-за мокроты, морозом движением.

Хоть гости Махакама и шли от указателя по направлению Банульфрика, ничего в окружении не говорило о приближении поселения. Только когда начало темнеть, ведьмак с эльфийкой вышли на прокатанную скользкую дорогу.

Вдалеке появились огни. Марек щурился – казалось, что висят они в воздухе, но по мере приближения всё стало на места. Многочисленные окошки и двери высечены были в скалах, и те уносили их потоком вместе с собой, наверх. Банульфрик располагался по вертикали. И если в самом низу его «дома» ещё имели деревянные и каменные пристройки к горе, то выше и выше их становилось меньше, а потом они исчезали вовсе. Узкие тропинки исполосовали скалы: они вились от двери до двери, путались и сцеплялись, образовывали пятачки перед утопленными в камень дверьми.

– Ух ты, как у короедов!

Лайка сопроводила комментарий мелодией высокой, сбивчивой и поспешной, как бег жука. А может, просто плохо попала по струнам.

– Гороедов тогда уж.

Путники подошли к горе, к самым большим дверям, похожим на дворцовые ворота. Кованые узоры расшивали дерево, будто нитки ткань. Такие же решётки накрывали окошки из разноцветного стекла. Закорючки не походили на обычную краснолюдскую геометрию, потому что и не были ею. Каждому жителю Махакама было понятно, что перед ним буквы и слова смешения краснолюдского и гномьего языков – письменность эта встречала гостей Банульфрика и рассказывала о правилах поведения. Неграмотным вторженцам остроугольная ковка ни о чём не рассказала.

Марек постучал в маленькую дверь, еле заметную в воротах. Ничего. Постучал сильнее – ничего.

С гор завыл недружелюбный ночной ветер, Лайку даже толкнул. Кинул путникам в лица острых снежинок, которые стащил со скал. Уже стемнело, и светлый от снега и солнца Махакам начал казаться до пугающего пустым и недобрым. Где-то вдалеке от гор, за спинами гостей раздался вой. Слишком низкий и хриплый для волка, бурчащий. Укрепил и без того железное намерение путников войти в Банульфрик.

– Может, в те дверушки?

Вдруг раздался скрип: одна из «дверушек» на уровне третьего (по людским меркам) этажа тяжело отворилась. Тишину вечера разразили звуки жизни. В горе смеялись, ругались, роняли что-то и перекатывали. Из крохотного отверстия сочился гомон, какой стоит на занятой торговой улице обычного северного города. Выскочил на свободу даже запах еды, заставив желудок Яра сжаться.

Стоило краснолюду в одних портках закрыть за собой дверь – шум исчез также внезапно, как появился. Мужичок потянулся, вдохнул глубоко, потоптал босыми ногами снег на пороге. Глаза он не опускал и две темные на снегу тени не заметил. Засеменил по одной из тропинок вдоль горы.

– Э, нелюдь добрый! – крикнул Марек.

Краснолюд подскочил, поскользнулся на узкой дорожке, но не упал.

– Думхатар курва млять!

Кинул с перепугу, что держал в руках. Ведьмак увернулся от почти профессионального броска, и досочка вгрызлась в снег. Марек поднял – это оказалась кухонная тёрка.

– И тебе не хворать.

– Опять черти пугать пришли, млять! За мат сёдня извиняйте!

Краснолюд прищурился вниз, в темноту. Марек глупо заулыбался под маской – где это видано, чтобы краснолюд извинялся за ругань?

– Прощаем! – крикнула Лайка, сопроводив мягким аккордом.

– Пугать не хотели.

– А чё хотели!

– Войти в город.

Краснолюд скрестил руки.

– Оксо, черти обнаглели! Вы бы хоть размера нормального сделались, а то чёй-та, кут, такое!

– Да не черти мы, мы путники издалека. Погреться хотим.

– Нихуя себе придумали являркуты, млять! Извиняйте. Кыш отсюда!

Ведьмак шагнул в сторону ближайшей тропинки.

– Стоять!

Марек остановился.

– Только вычистили от вас углы, а вы уже назад лезете, гады!

– Не гады мы, мать твою. Извиняй. Ты где видел чертей, чтобы под людов ныкались?

– Да я и людов-то в жизнь не видал, откуда мне знать, как они ваще… ТАК. Усы мне не заговаривай, млять! Извини.

– Да ну тебя, я, вообще-то, хрень вернуть хотел, – Марек поднял тёрку в сторону краснолюда, но тут же опустил и развернулся. – Ладно, себе оставлю.

– ТАК, НЕТ. Возвращай давай, не моё ж, кут, добро, одолженное! Только без этих твоих, чертячих, курва, фокусов. Кидай!

Краснолюд широко расставил ноги и приготовился ловить.

– Я косой – не докину.

– Кутфан с тобой, пиздуй сюды. Но гляди мне! И извини.

Марек направился по витиеватой тропинке наверх, краснолюд вниз. Лайка осталась под склоном наигрывать мелодию, явно вдохновленную фразой про «чертячьи фокусы».

– Слышь, нелюдь добрый, ты где видел, чтобы черти тебе в руки хлам несли? – спросил ведьмак, когда между ними оставалось по одному этажу навстречу.

Краснолюд задумался.

– И правда, черти обычно, как схватят что – жопой сверкают по снегу… А ты хитрый какой, млять, может…

Ведьмак с мужичком застыли друг напротив друга, головы их оказались на одном уровне, потому что Марек стоял ниже по склону. Яр протянул краснолюду утварь, а сам сложил пальцы в знак. Краснолюд снова прищурился, но тут же лицо его накрыло волной расслабления.

– Мы не черти, а добрые путники, которых непременно надо пустить в Банульфрик.

– Не черти, – пролепетал краснолюд.

Тёрка чуть не выскользнула у него из пальцев, но Марек вовремя её поймал и вложил обратно. Махнул Лайке.

– Давай, пускай.

Краснолюд замотал головой, сбивая отупение.

– Сначала посудкут вернуть!

Он оттолкнул Марека, благо, в сторону скал, а не обрыва, и направился по узкому выступу, куда шёл – к другой двери. Яр опешил: краснолюды, конечно, менее податливы чарам, но чтобы настолько…

Мужичок заколотил по соседской дверке. Сильнее. Ещё сильнее. Наконец она отворилась, опять выпуская звуки и запахи жизни в холодный вечер. В проёме появилась краснолюдка.

– Ху! Не иначе Дройт чё-та вернуть припёрся!

– Ху-ха, мать! А как же, Вуднздах на дворе!

– А то я не заметила! Добро, Дройт, добро. Уж прости старую, что ору на тебя бывает.

– А ты прости, что посуду назад не несу, оксокут. И за мат извини.

Краснолюды обнялись, похлопали друг друга по спинам.

– Ты ж смотри! – вскрикнула женщина, заметив на тропинке вытянутые силуэты. – Черти опять в гору лезут!

– Не черти это, мать, – немного неуверенно пробормотал мужичок. – Добрые, млять, путники.

Краснолюдка окинула подозрительным взглядом добрых путников.

– Ну да… Для чертей длинноваты… Но смотри, Дройт. Ещё раз чертей запустишь – ой наваляем арсу твоему… Прости-прости.

На этом хохотнули и попрощались. Дверь захлопнулась, а краснолюд засеменил назад, к путникам.

Оглядел их снизу вверх. Он всё-таки сомневался в этих двух не-чертях, но раз даже «мать» сказала, что длинноваты…

– Пошлите. А чё вы… путники, в Банульфрике забыли в такой, млять, день?

– Не на улице же его проводить, – скрипнул Марек.

– А что за день? – щебетнула Лайка.

– Так как же… Вуднздах! Праздник, уборка!

– Урожай собираете?

– Да ты чё, какой там. Хаты чистим. От грязи, от чертей, от долгов, кут. Уборка одним словом… Не знаете, что ли? Это откуда вы такие кутляры-то взялись?

– Из Северных. Мы гонцы.

– Ого, – краснолюд почесал залысину. – Не, кут, ну раз вы на Горе, значит так надо.

Мужичок распахнул дверь. Она оказалась многослойной, толщиной чуть ли не с него в ширину. На путников повеяло не только шумом, но и теплом, обдало мягким светом.

– Давайте, чер… в смысле добрые путники, всасывайтесь.

Путники всосались пригнувшись, чтобы не удариться об косяк. Краснолюд задвинул толстенную щеколду, чем привел в движение целый механизм, спрятанный не то в двери, не то в стене: что-то затрещало, заходило, начало хлопать и тикать. Затихло.

Троица оказалась в длинном коридоре с высоким потолком, вдоль которого мелькали открытые настежь двери или пустые проёмы. То и дело из них выбегали нелюди, тащили или толкали что-то перед собой, тут же исчезали. Стены были гладкими, по обеим ползли ленты фризов на уровне краснолюдских глаз.

Марек задрал голову: потолок – самый обычный, будто не обработанный кусок пещеры, а под ним большие люстры, натянутые цепями между стен – полукруглые чаши такого же цветастого стекла, какое то и дело блестело в маленьких окошках вдоль стен. За стеклом горел огонь, белый и тихий, не давая ни звука, ни запаха.

Краснолюд хотел уже было шагнуть в один из проёмов.

– Погоди, а не подскажешь, где у вас тут, – кхк – кузня? Хотим поглядеть на богатства горы.

– Дело хорошее. Это вам по улице, – мужичок махнул в коридор рукой, – потом по главной штольне до конца, а потом по стволу. Разберётесь. Всё, млять, побежал, не чертить тут! За мат извините!

Краснолюд хлопнул по спинам путников, заставив обоих сделать по шагу вперёд, и юркнул в ближайшую арку. «Ху! Хаха! У!», – донеслось из неё разными голосами.

Ведьмак с эльфийкой обменялись удовлетворёнными взглядами и пошли. То и дело приходилось останавливаться, кого-то пропускать, или даже уворачиваться от пробегающих. К шуму, стоящему в коридоре, привыкли быстро, и он превратился в равномерный фоновый гул, разбавляемый иногда особо громким смехом и криками. Мареку становилось жарко под маской, но раздеваться он не спешил – не хотел привлекать внимания. Впрочем, пока никто не замечал чужаков, даже выделяющихся размером – все были при деле.

Коридор поворачивал правильным углом, а затем сходил широкой лестницей вниз. На ступенях пыхтели, натирая их до блеска, два краснолюда с низушком. Параллельно работе пели они тремя разными тембрами дельную песню на неизвестном гостям языке. Лайка тут же взялась наигрывать в ритм.

Стоило Мареку поставить сапог на первую ступеньку, гостей заметили:

– СТОЯТЬ! – визгливо крикнул низушек, сбивая песню, но не музыку.

Он подскочил так резво, что Марек попятился. Рефлекторно потянул руку к ножу, но вовремя себя остановил. Низушек и правда встал в стойку, в которой обычно тыкают недругам в грудь мечом, только вместо меча он наставил на ведьмака половую тряпку.

– Куда в ботинках!

– Вниз?

– Ещё и мокрые! – крикнул краснолюд. – А ну снимай, пока староста не увидел!

– И ты снимай, милунья! – добавил низушек, указывая Лайке под ноги. – Забыли что-ли, нельзя в обуви ходить сёдня!

– Потому что Бубзбах?

– Вуднздах! Не местные, что-ли?

– Не, мы в гости.

– Откуда ж гости такие, про Вуднздах не знаете!

– Ну и день выбрали!

– Давайте, давайте, разувайтесь!

Гости возражать не стали и сняли ботинки. Марек вдруг понял, как болели всё это время натёртые ноги, и как хорошо босиком – даже каменный пол показался ему тёплым после вымокшей насквозь ткани и кожи. Нет, он и правда был тёплым, будто летний песок.

– Всё, добро, пускаем.

Низушек отскочил с прохода.

– Так, – Яр замедлился рядом с краснолюдами, – а есть ещё правила на сегодня?

– Хм! Пол мести, скотину не бить, ботинки не носить, спиной вперёд не ходить, дрова не рубить… Чё там ещё…

– На старосту не материться, вообще не материться, в башке чистоту иметь, как и в хате, деньгу не просить, даже если задолжал кто, еду на тарелке не оставлять, питьё допивать, но не обжираться…

– И не нажираться. Всё.

– Спасибо! – проурчала Лайка.

– Ху!

Троица пропустила гостей и затеялась снова работой и песней.

Лестница заканчивалась высокой аркой, на которой стояла спиной к коридору и гостям фигура из чёрного, будто пыльного камня. Со спины её можно было принять за человека – но стоило взглянуть спереди – длинные когти выдавали вампира. Как только путники прошли под статуей, оказались на кипящей жизнью улице. Широкая и длинная, она с одной стороны уходила далеко вглубь, а с другой заканчивалась уже знакомыми чужакам воротами. Изнутри они были не в ковке, но раскрашены.

Ведьмак с эльфийкой пошли по «штольне». Сталактиты над головой выросли, но и висели гораздо выше. Яр разглядел натянутую под ними сеть. Каждая улочка наподобие той, из которой вышли гости, дышала на них мылом и свежей выпечкой. Все они завершались арками и грубыми скульптурами из пористого материала. Фигуры изображали разных представителей старших рас и разумных существ – каждого по одному, но ни одного человека.

По улице сновали нелюди: драили стены, подметали, свешивались из окон, натирая их снаружи, пока на земле под ними кто-то обнимался и прощал друг другу прегрешения. Большинство из них было краснолюдами, реже виднелись боболаки, но и низушки с гномами то и дело где-то пробегали. Несколько раз маячили вдалеке даже эльфы (или это был один эльф?) выделяющиеся на общем фоне как минимум ростом. Мареку даже померещился антропоморфный звериный силуэт в одной из боковых улочек, но, обернувшись, он увидел только поправляющего вывеску низушка.

Улица так и шла, обнятая двумя рукотворными стенами, скважистыми от окон (то со стеклом, то пустых), балконов вовнутрь и дверок. По стенам вились крупные геометрические узоры, ритмично спутывались узлами с барельефами, письменами и рисунками. Последние изображали бытовые и мифологические сценки, и через несколько из них повторялся раз за разом, но с небольшими изменениями, горный пейзаж. Про историю тоже не забыли: несколько боболаков висели в причудливых корзинах на разной высоте и протирали выдающиеся рельефы.

Лайка вертела головой и не могла насмотреться на детали города, Марек не отставал – шёл, боясь упустить что-нибудь интересное, и идиотски улыбался, хоть этого и не было видно под маской. Отчего-то он никогда не думал о том, как живётся нелюдям в Махакаме. И хотя всё вокруг было Яру в новинку, он не мог избавиться от ощущения чего-то знакомого.

Чем глубже заходили гости Банульфрика, тем ниже опускался пещерный потолок, начинал залезать необработанными каменными породами на стены. Улица сужалась, а нелюдей становилось меньше, как и окошек с дверями (последние уже выглядывали из обычных пещерных стен). Оканчивалась главная улица двумя губчатыми скульптурами краснолюдов. Один стоял с киркой, второй с кузнечным молотом, оба упирались спинами в скалы, а затылками поддерживали потолок пещеры. Между ними располагался большой механизм из металла, дерева и цепей. Он похож был на пустую коробку без верхней грани, боками которой служило нагромождение подвижных деталей, крутящихся на глазах.

– Лифт! – восторженно констатировала Лайка.

Марек выдохнул что-то невнятное.

Перед механизмом сгрудилась кучка нелюдей. Они болтали между собой и бездельничали в ожидании, поэтому, в отличие от всех уже встреченных обитателей города, на чужаков обратили внимание сразу. Марек протиснулся между ними и заглянул за натянутый некрепко, чисто символически канат. Внизу, в отдалении рокотала платформа, заполненная нелюдьми.

– Ой! Чего грязный такой! – раздалось из толпы.

– Непорядок, длинный! Нехорошо!

Мареку сделалось неловко под недовольным кряхтением толпы. Он был сейчас чуть не в самом чистом состоянии за всю жизнь. Да, мокрый и продрогший от снега, да, невероятно потный, но, по сравнению с тем, каким ведьмак ходил обычно…

– А где… Где тут можно почиститься?

– Так вы гости!

– Вот это денёк выбрали…

– Зато отмоют их сёдня безвозмездно!

Нелюди засмеялись. Марек вообще-то не рассматривал перспективу помыться, но когда речь зашла о чем-то бесплатном, стало интересней.

– Помыться тебе – это в Синюю Магму!

– Да, по правой стене Улица Мани.

– Найдёте по вывеске с кляксой такой радужной. Кстати, знает кто, чё это за клякса, ха-ха?

– На глаз похожа.

– Какой глаз, это спил пня, дебил. Ой, брат, прости.

– Ничего, брат.

Краснолюды тут же обнялись. Накидывание вариантов того, что всё-таки изображает вывеска «Синей Магмы» продолжилось, и о гостях забыли. Беседа не перерастала в ругань только из-за того, что стоило кому-то матюкнуться, он или она тут же извинялись.

– Я думал, это озеро сверху, – сказал кто-то в толпе, но слишком тихо, и услышан не был.

Марек кинул Лайке вопросительный взгляд.

– Ведьмин выбирает путь, – пропела она. – Бард следует.

– А, – махнул Яр, – пошли. Мечу хуже не станет.

И музыка покинула зону ожидания лифта вместе с эльфийкой и ведьмаком. По дороге они спросили у висящего низко на стене боболака, какая из стен правая.

– От селдца голы плаво-лево считается, – удивлённо хлопая густыми ресницами, крикнул он прописную истину. – Эта то-биш.

– Спасибо! – Лайка отправила боболаку воздушный поцелуй, который едва не выбил того из корзины.

В отличие от улиц любого знакомого ведьмаку города, улицы Банульфрика имели названия и нумерацию. Они даже оформлены были наклёпками на стены в одном стиле, только вот таблички эти были на гномьем и чужеземцам не помогали.

Позабыв усталость с дороги, гости бродили босиком по узким проулкам и заглядывали с интересом в каждый двор-колодец, даже если вывески качались на стенах совсем не подходящие под описание «кляксы», «глаза» и «пня». По этой же причине они не спрашивали ни у кого дороги – им просто было интересно бродить и тыкаться во всё носами и тем, что от них осталось.

Марек утащил горячую булочку с какого-то подоконника – выпечку оставили остывать на противне. Сдоба оказалась несладкой и без начинки, но всё равно очень вкусной – таяла на языке, отзываясь мягкой солёностью. Живот Марека она только возмутила, но после булки искать незнакомое место в незнакомом месте стало ещё веселее.

***

Ведьмак с эльфийкой засели в широком источнике, самом большом из предложенных, хотя пустовали они все. Погрузились в горячую воду под открытым небом и холодом.

Странно было находиться в комфорте и тепле, смотреть при этом на заснеженные тёмные пики, которые окружали маленькую долину со всех сторон. Если ведьмак не ошибался, они находились сейчас на юго-западных вершинах Махакама, но «снаружи». Жаль, Северных Королевств не видно за скалами и туманом. Что там внизу, Темерия? А сверху ночное небо, затянутое рваными облаками. Они всё пытались спрятать блюдце луны, но та без особых усилий прорывалась размытым светом.

– Хорошо, – проурчал ведьмак. – Первый вопрос*.

Лайка, сидящая в воде по самые уши, высунулась. Поползли за ней волосы, расстеленные на дышащей паром в холодный воздух воде.

– Ой, а я и забыла, – она огляделась, и локоны закружили по источнику, – Давай.

– Почему, – Марек запнулся, будто не формулировал это последние пятнадцать минут. – Почему мне спокойно рядом с тобой?

Эльфийка перестала вертеться и уставилась на него пустыми глазами.

– Какой странный вопрос. Ты мог бы спросить, почему я иду следом.

– Чтобы ты ответила вроде «иду не следом, а в одном с тобой направлении» и была такова?

Лайка улыбнулась и потянулась к гуслям, лежащим ближе полотенец.

– Давай без этого. Знаю я, как вы коверкаете смысл ради рифмы.

– Хи-хи, ну ладно! И всё-таки, что за вопрос? Я не очень его понимаю.