Текст книги "Назад в прошлое. Между строк (СИ)"
Автор книги: Heselinda
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Я должен отвечать или мы сразу перейдем к той части, где ты неделю со мной не разговариваешь? – попытался отшутиться он. Тень улыбки мелькнула на его лице и тут же исчезла. – Да ладно, не бери в голову. Я справлюсь со всем сам.
Лизз опустила глаза.
– Счастливых каникул тебе, Лиззи, – услышала она его голос.
– Да, спишемся, – кивнула она, надеясь, что вид у нее не самый жалкий, но достаточно уязвимый, чтобы он смог ее простить.
Но Седрик не ответил. Он почти не взглянул на нее, откинул привычным жестом челку со лба и пошел прочь по уже опустевшему коридору. Элизабет мрачно смотрела на удаляющуюся спину. Внутри поселилось дурацкое чувство вины, что она обидела лучшего и, возможно, единственного друга. Седрик этого не заслужил. Она поняла это, когда взглянула на загадку Седрика, и разгадала ее сразу же, едва дочитав. Точнее, не она сама, нет. Все ее гениальные открытия не относились к ней. Как и все то, что делало ее особенной. Без Ровены она так и осталась бы никем.
Но одно особенное качество все же принадлежало только ей: начиная со вчерашнего вечера, все, что бы она ни делала или говорила, причиняло людям боль. И это было отвратительное чувство.
*
Вещей было много. Невыразимо много. И половина из них совершенно ненужных.
Элизабет никак не могла заставить себя приступить к сборам. Сначала взялась за одежду, но рассеянно покрутив пару вещей в руках, просто вывалила ее всю на кровать пестрой кучей. То же было и с учебниками – не в силах решить, везти ли их домой и какие именно, она просто сбросила их на пол к уже лежавшим там пергаментам. Такая же участь постигла рисунки, краски и пару изрисованных блокнотов. Послонялась по комнате, вытащила наугад книжку из общей кучи. Полистала – это оказался какой-то сентиментальный роман, который она, кажется, брала у Доры и так и не смогла осилить. Затем обреченно оглядев устроенный ей же самой хаос, Элизабет с тяжелым вздохом упала на кровать прямо в гору платьев, блузок и школьных мантий. Стрелки на часах у кровати Мариетты неумолимо двигались к трем часам дня, а у нее еще и кентавр не валялся….
Да и как тут собраться, если в голове был полный кавардак. В висках ныло. И начинало болеть еще сильнее, стоило вспомнить все, что случилось вчера и сегодня.
Бен, отчаянно пытающийся ей помочь, Седрик и его мрачный взгляд. Ей никогда не было так стыдно за себя. Лизз поморщилась, застонала и накрыла лицо рукавом какой-то старой робы, чтобы защитить голову от лезущих в нее мыслей. Она горько усмехнулась. Рождество кончилось. Праздник не удался. И она едет домой.
– Я все делаю правильно, – произнесла Элизабет вслух, поднимаясь. – Мне действительно нужно уехать, чтобы разобраться со всем.
Она неимоверно устала за этот семестр. И ей вдруг до слез захотелось очутиться дома. Проснуться в собственной комнате под запах маминых блинчиков с утра. В покое и тишине, которые помогут вспомнить, кто она и чего хочет.
*
Элизабет спустила с лестницы заклинанием чемодан и поставила рядом с собой. В гостиной было сумрачно и непривычно тихо. В учебные будни здесь постоянно толпилась куча народа.
Она подошла к окну и открыла шторы, впуская сумрачный зимний свет в комнату. Карета до Хогсмида еще не приехала.
Снаружи доносились визги и крики играющих в заколдованные снежки студентов. Наверное, и Бен, и Седрик были среди них сейчас.
Ей вдруг представилось, как сильно ученики предвкушают каникулы в Хогвартсе с Шармбатоном и Дурмштрангом. И среди них – и Седрик с Чжоу. Это будут их первые совместные каникулы, должно быть, полные романтики. Отдаленно ей вспомнилась еще одна парочка – Лазар и Кира, и это заставило ее грустно улыбнуться. Никто из девочек даже не расстроился, что она уезжает сегодня. Да ладно, по большому счету, они никогда особо не были подругами…
– О чем задумалась? – прозвучало откуда-то из–за спинки дивана.
Лизз подскочила:
– Мерлин!
– Нет, всего лишь я, – улыбнулся Бен. – Хотя, если раздобыть седую бороду и белый балдахин я, пожалуй, сойду за Мерлина…
– Бен, – Элизабет закатила глаза, и усмехнулась, рассматривая его в сумерках. Похоже, он прикорнул на диване в гостиной. Волосы были взъерошены, а на щеке виднелся отпечаток от ладони, на которой он уснул.
Недолго поколебавшись, она все же села рядом с ним.
– Что ты здесь делал?
– Ждал тебя, – просто ответил Бен. – Я хотел подняться к тебе в спальню, но лестница бы завизжала. Думал, может, тебе нужна помощь.
– Я справилась, – улыбнулась она, глядя на свой огромный чемодан. – Хотя не уверена, зачем вообще везу все это домой.
Она покосилась на Бена. И подумала о том, что уже третий раз за сутки она сидит с ним на этом диване. Сегодняшнее утро казалось неимоверно далекими, как будто бы прошла целая вечность.
– Может быть, съездить с тобой на вокзал? – вдруг нарушил он тишину.
– Бен… пожалуйста, не надо, ладно? – попросила Элизабет, на душе снова начинали скрести кошки. – Не надо делать вид, будто мы закадычные друзья. Ведь, на самом деле, мы ими не являемся.
И тут же пожалела о сказанном. Тяжело выдохнула.
– Прости, прости меня. Я весь день говорю что–то ужасное. И обижаю людей.
Болезненно проскользнула мысль о Седрике. И внезапно стало ужасно одиноко. Осторожно Лизз прислонилась к плечу Бена. Бредли замер, боясь пошевелиться, словно мог ее спугнуть.
Бен… Он такой милый и теплый. И он так заботился о ней. Может, она не права, подумала Лизз. Может, у них получится остаться друзьями. Без претензий и обид. Друзья… Еще совсем недавно ей казалось, что она понимает значение этого слова. А сегодня она могла сказать, что от их идеальной дружбы с Седриком остались лишь жалкие воспоминания. И, несмотря на все эти годы дружбы с ним, Седрик был сейчас намного дальше от ее внутреннего мира, чем понимающий Бен Бредли.
– Интересно, всегда так тяжело? – подумала она вслух.
– Ты про свою голову? – кинул на нее взгляд Бен. – Вчера было хуже, когда ты уснула на мне.
– Я про отношения, Бен, – засмеялась она и отстранилась, чтобы взглянуть на него.
– О, так у нас отношения? – состроил он шутливую изумленную гримасу. Но за видимостью шутки во взгляде его скрывалась серьезность.
От того, что она это поняла, ей стало неловко. Бен смотрел на нее так же, как она сегодня смотрела на Седрика. Словно от ее ответа зависело почти все. Словно она брала на себя новую ответственность за чью–то жизнь.
Элизабет неожиданно почувствовала себя невозможно взрослой.
– Если я скажу тебе, что не знаю, ты уйдешь? – тихо спросила Лизз.
Она на самом деле не знала, как можно назвать то, что у них происходит. Друзья ли они или у них романтические отношения. Но сидя вот так рядом с ним в тихой гостиной, и ощущая его заботу и теплоту, он поняла, что это именно то, чего она боится. Что его не будет рядом с ней. Привыкла ли она, что везде, куда не идет, видит его лицо, или это что–то большее?
– Если бы я уходил, когда мне так отвечали, то стал бы изгоем и умер бы одиноким стариком, – нарушил тишину Бен.
– О боже, Бен Бредли! – возвела глаза к потолку Лизз. – Ты можешь хоть раз побыть серьезным? Как ты сам еще от себя не устал?
– Я привык, – скромно пожал плечами Бен и посмотрел на нее. Какое–то время они просто сидели вот так и смотрели друг другу в глаза.
Сумерки за окном до того сгустились, что черты Бена в темноте стали нечеткими. Но Элизабет все равно видела искорки веселья у него во взгляде.
– Прости, – тихо произнес Бен в тишине, – просто мне и самому неловко обсуждать это, и поэтому я прячу все за коркой шуток.
– Правда? – подняла брови Лизз.
– Нет, подыгрываю твоим комплексам, – усмехнулся он, и быстро уклонился от шутливого удара Элизабет.
– Хватит Бен, искренним ты мне нравишься гораздо больше!
Они снова замолчали. Улыбка медленно сползла с ее лица. Она не может причинить Бену боль. Он слишком хороший.
– Давай не будем торопиться, мне просто нужно время, – не глядя на него, произнесла она. Внутри разрасталось знакомое чувство вины. Как будто она обманывала его, давала надежду, которую, она знала заранее, потом не оправдает.
– Мне надо побыть одной, – продолжила Элизабет, думая о предстоящей поездке домой, где она сможет со всем разобраться. – Может, и хорошо, что я уезжаю. Люблю поезда.
– Может, возьмешь с собой что–то почитать? У меня есть книга «Поезд следует в Ад». Все соседи сразу отстанут от тебя.
– Да не будет у меня никаких соседей, Бен, – устало улыбнулась она и поднялась. – Мне пора.
– Подожди, – поднялся он следом за ней. – Может, я провожу тебя? Просто хочу быть спокойным, что все в порядке.
Элизабет не сдержала улыбки:
– Не волнуйся, если что–то случится или меня собьет поезд, я пришлю тебе сову.
Она подошла к чемодану, но Бен снова ее окликнул.
– Постой, Лизз.
– Ну что еще? – теряя терпение, повернулась она.
– Там холодно, – произнес он. Удивленно она наблюдала, как Бен подходит, снимает свой синий шарф в цвет факультета Рейвенкло и надевает на нее. Шарф был очень мягким и пах Беном. Неожиданно она вспомнила, как близко он лежал с утра. И сейчас его глаза были так же близко…
«Ты сходишь с ума, Лизз», – жестко вернула она себя в реальность, думая лишь о том, что хочет как можно скорее от него уйти.
– Спасибо, Бен. Мне пора. Спишемся.
Быстро взмахнула палочкой, заставив чемодан снова взмыть в воздух, и двинулась к выходу.
– А наш поход? – развел руками Бен, немного обескураженный ее побегом.
– Что?..
– Годрикова Лощина? Ты говорила вчера о том, чтобы съездить туда вместе.
– Я напишу, – ответила Лизз в уже закрывающуюся дверь.
Последним, что она увидела, была растерянность в глазах Бена, стоящего посреди темной гостиной.
*
Она села в уже ожидающую ее карету. На улице было холодно. Уже сгущались сумерки, только белели снежные просторы вокруг замка. Во дворе все еще оставались самые безбашенные студенты, остальные грелись в гостиных. Она оглянулась на окна Хогвартса, горящие теплым и уютным желтым светом. Где-то там сейчас сидят Чжоу и Седрик. Но внутри впервые ничего не шелохнулось при упоминании их имен. Как будто они остались далеко-далеко. Элизабет поуютнее укуталась в шарф Бена и улыбнулась. О нем ей думалось легко. И это чувство сопровождало ее до самого Хогсмида.
В вагоне никого не было, как и на перроне за окном. Никто ее не провожал, хотя она сама сделала все, чтобы это было именно так. Одинокий фонарь на станции Хогсмида скрылся за поворотом. И за окном больше ничего не было видно, кроме мельтешащего снега.
Под стук колес она могла, наконец, расслабиться и обо всем подумать.
Раньше бы Элизабет, наверное, заплакала от одиночества. Но за последние полгода она слишком изменилась. Этот семестр был не такой, как обычно, подумалось ей. Теперь ее жизнь, интересы и приоритеты тоже стали другими. Разумеется, она знала причину этого.
Привычно пальцы ее потянули за цепочку медальон Ровены и сжали металлический круг. Мир резко изменился благодаря этому. И даже несмотря на то, что с ней случалось – будь это постоянные ссоры с Седриком, или непонятные отношения с Беном, внутри у нее всегда была точка опоры. Что-то, к чему она возвращалась, когда была опустошенной, и что наполняло ее снова и снова. Что-то, что принадлежало лишь ей, и никто не мог вмешиваться и вносить смятение в этот маленький закрытый от остальных мир.
Она чувствовала, как живительная энергия побежала по рукам, когда она прикоснулась к медальону. И все вокруг начало меняться, оживать, наполняться Ее присутствием. Элизабет могла чувствовать Ее радость или горечь, или страх. Она могла видеть мир Ее глазами и чувствовать внутри себя такой подъем сил и необъятный багаж знаний, который никто бы не приписал обычной школьнице.
Снег медленно кружил и завораживал ее. Она прислонилась лбом к холодному оконному стеклу.
========== Глава 14 ==========
Время близилось к полуночи, когда Элизабет, наконец, оторвалась от пергаментов. Она c трудом принялась за домашние задания, но, вопреки ее опасениям, довольно быстро с ними справилась. На задания по Трансфигурации, Рунам, Травологии и Астрономии ушло лишь несколько часов – ей не требовалось искать сведения в учебниках. Будь то эссе или тесты – из-под пера на пергамент безостановочно лились абзацы нужной информации, а в голове появлялись необходимые варианты ответов, стоило как следует сосредоточиться на медальоне.
Немного пришлось повозиться с Зельями и все-таки заглянуть в учебник. А к Чарам, где нужно было освоить пару непростых заклинаний для С.О.В., она даже не прикоснулась. В таком состоянии любое заклинание было ей доступно и причем из такого списка, который Флитвик никогда бы не рискнул дать студентам.
Элизабет устало потянулась и откинулась от стола на спинку стула. Разумеется, и минусы у такого способа обучения были. Мощные потоки неведомой ей ранее информации, которые Лизз пропускала через себя со скоростью света, вытягивали из нее силы. Из этих соображений она кое-как усадила себя за уроки лишь на третий день каникул. До этого ее время было полностью занято совсем другими вещами.
Она ушла в творчество с головой.
Лизз помнила, как в апатичном и обессиленном состоянии она вернулась домой из Хогвартса, тихо открыла дверь и вошла в свою комнату. Здесь все было так, как и в день ее отъезда – все вещи на своих местах, идеальный порядок, подушки на кровати выстроились в ровный рядок, занавески расправлены, на покрывале ни одной складочки…
Тогда она опустилась в кресло и подумала, что надо бы придать этому месту более-менее жилой вид.
Следующие два дня Лизз почти не спускалась. Маме составляла компанию гостившая у них тетя Линн, и от Лиззи никто не требовал помощи по домашним делам. Она только диву давалась, как меняется мама в присутствии сестры. Она стала более терпимой к дочери и вообще постоянно пребывала в хорошем настроении. Лиззи оставили в покое, и она спускалась только, чтобы захватить наверх что-нибудь из еды.
За несколько дней ее идеальная безликая комнатка превратилась в мастерскую художника. Позже, когда Лизз, наконец, отвлеклась, она с удивлением и удовольствием заметила, что изрисовала все свои свободные холсты, оставшиеся с лета, и почти все альбомы. Она и забыла, когда в последний раз рисовала так много и с таким вдохновением.
Все пространство стен сверху донизу было увешано картинами, гравюрами, портретами в неброских рамках – половину из них она нашла в своих старых альбомах, отобрала самые лучшие и повесила вместе с новыми работами. Тяжелый золотистый полог над кроватью превратился в произведение искусства – темным золотом на нем вился причудливый узор, и порхали нарисованные волшебными красками крошечные темно–синие бабочки. Белые шторы на окнах она превратила в картину, которая появлялась, когда шторы были задернуты: переплетение темно-синих, серых и голубых ветвей какого-то странного растения… Да, теперь тут было на что посмотреть. В комнате до сих пор пахло свежей краской, а к стене были прислонены недописанные холсты, накрытые тканью.
В дверь тихо постучали, прерывая ход ее мыслей. Элизабет обернулась – в комнату вошла Линн, закрыв за собой дверь.
– Лиззи, тебе пришло письмо совиной почтой… – она осеклась, и застыла на пороге с открытым ртом, окидывая взглядом разрисованные стены.
– Мерлин мой, – Линн неуверенно сделала пару шагов, – это… потрясающе!
Элизабет наблюдала, как Линн прошла вдоль стен, рассматривая рисунки, и погладила рукой полог, спугнув бабочек.
Она улыбалась во весь рот, и Лиззи смущенно улыбнулась в ответ. Она не ждала, что маме понравится, но вот Линн, конечно, другое дело. С самого детства тетя знала все ее секреты и одобряла все увлечения.
– Я думала, ты бросила рисование, – сказала Линн, поворачиваясь к Лиззи и все еще улыбаясь, – твоя мама сказала…
– Мама хочет, чтобы я бросила, – пожала плечами Элизабет и хитро посмотрела на тетю: – Хочешь, кое-что покажу?
Линн кивнула, усаживаясь в кресло. Лиззи извлекла из-под стопки рисунков потертый лист. Оказалось, она прекрасно ориентируется в своем творческом беспорядке. Линн фыркнула, когда взяла его в руки. Это был портрет юной девушки с золотистыми волосами и смеющимися синими глазами.
– Черт побери, – рассмеялась Линн, – когда это было?
– Ты приезжала, помнишь, мы тогда недавно переехали сюда. Мне было лет девять… Поэтому вышло кривовато.
– Все равно очень похоже, – Линн покачала головой, – надо же… Можно, я заберу его?
Лизз одобрительно кивнула.
– Я даже не думала, что у тебя столько картин… – сказала Линн спустя какое–то время, листая ее альбом, – когда ты все успеваешь?
– Ну, у меня было целое лето. Сейчас, конечно, времени мало, но все равно – если хочешь, время всегда найдется.
– Это точно, – рассеянно ответила тетя, вглядываясь в рисунок, – а это кто? – Она подняла взгляд, и Лиззи заглянула ей через плечо.
– Седрик, – коротко сказала она.
– Он вырос… Он изменился, – удивленно прошептала тетя.
Элизабет только неопределенно хмыкнула.
Еще в первое утро дома она начала составлять Седрику письмо. Ей было ужасно стыдно за их последний разговор. Она знала ответ на загадку и хотела сказать и ему. Но все откладывала и не знала, как начать. К концу дня на ее столе был уже целый ворох использованных листов с зачеркнутыми фразами:
«Привет, Сед. Надеюсь, ты не сердишься на меня…», «Седрик, как дела? Извини меня за наш последний разговор…», «Сед, я разгадала твою загадку и думаю, тебе будет интересно узнать ответ…»
В этом не было смысла, она просто тратила силы впустую. Седрик был занят на каникулах с Чжоу, и ему не было дело ни до загадок, ни до подруг детства. Так что Лизз оставила попытки ему написать.
– У тебя очень хорошо выходит рисовать автопортреты, – вернула ее к реальности Линн, перелистнув несколько страниц.
– Но… это не я, – смущенно сказала Лизз. На открытой странице красовался портрет Ровены, который она набросала почти перед самым отъездом из Хогвартса, – это Ровена…
Линн удивленно приподняла брови:
– Рейвенкло? Но… ты придала ей некоторые свои черты? – она поочередно смотрела то в альбом, то на Лиззи. Та помотала головой.
– Я видела ее портрет в какой-то библиотечной книге, – оправдываясь, запротестовала она. – Это так, от нечего делать…
И все же, вглядевшись в рисунок, в глубине души она согласилась с Линн: некоторое сходство между ней и Основательницей было. Уж насколько Лиззи никогда не льстила себе, но даже она не могла не признать: усмешка на губах Ровены и что–то такое в глазах, какое–то уверенное выражение, будто ей известен некий секрет, все же были очень похожи на ее собственные черты. Или она просто очень бы этого хотела и выдавала желаемое за действительное.
Линн продолжала недоверчиво рассматривать набросок.
– И кстати, медальон… – задумчиво протянула она, – на ней твой медальон.
Рука Лиззи непроизвольно дернулась к шее, пальцы сжали холодный круг.
– Это… это уже я дорисовала.
Это было почти правдой, но Элизабет отвела взгляд. Ей было неприятно скрывать что-либо от Линн. К счастью, эта неловкость длилась недолго. Тетя закрыла альбом, просмотрев до конца.
– Может, спустимся и перекусим? – улыбнулась она. – Думаю, после таких плодотворных дней сэндвичи отлично восстановят твои силы.
– Чуть позже, у меня еще куча дел, – улыбнулась Лизз, кивая на стопку учебников на столе.
– Хорошо, – поднялась Линн, направившись к двери. Но Лизз окликнула ее на пороге.
– Линн…
– Да?
– Не говори маме пока про… – она обвела взглядом разрисованную комнату, – боюсь, она не переживет.
Линн подняла правую руку:
– Торжественно клянусь, что пока она ничего не узнает, а позже я с ней поговорю.
– Спасибо! – уже вдогонку поблагодарила Лизз.
Когда дверь закрылась, она уселась на место Линн в кресло и взяла конверт, оставленный тетей на столе.
Письмо было от Бена – очень короткое, всего пару строк.
Он напоминал, что завтра они наметили поход в Годрикову Лощину и он заедет за ней сутра. Элизабет невольно улыбнулась.
Честно говоря, она не ожидала, что Бен выкажет такое рвение поехать с ней. Она представила, как они проведут целый день вместе, и внутри начало подниматься какое–то странное радостное волнение. Еще месяц назад они были лишь сокурсниками и не выбирались никуда вместе – даже в Хогсмид. Они ни разу не были надолго вдвоем, а тут проведут весь день! Надо будет о чем-то говорить. Заполнить этот день совместными интересами. Прогулкой по Годриковой Лощине. И мысли эти ее немного пугали тем, что вызывали в ней только радость.
Кроме того, Элизабет радовалась самой возможности выбраться в Лощину, потому что это приблизит ее к Ровене. Она сможет почувствовать Основательницу, она сможет, наконец, ощутить, что она реальна – а не плод ее фантазии! И это тоже наполняло ее теплом и заставляло сотни мурашек бегать по телу от волнения и предвкушения поездки. Словно ее ждала сама настоящая живая Ровена, и она не могла дождаться этой встречи. И это даже хорошо, что она поедет не одна, а рядом будет Бен.
На столе среди прочего творческого беспорядка – пергаментов, учебников и альбомов – лежал сложенный вдвое листок, пару месяцев назад она подписала его у профессора Бинса: разрешение на посещение специальной библиотеки в музее Годрика Гриффиндора. Этот музей находился в Годриковой Лощине и располагался в доме, где Годрик проживал долгое время, как утверждали брошюры. Она была просто обязана побывать там и найти что–то особенное. Элизабет чувствовала, что так и будет…
*
Яркий солнечный свет, бьющий сквозь шторы, разбудил ее. «Утро ясное, а значит, день будет замечательным» – было первой ее мыслью. Элизабет улыбнулась и сладко потянулась в кровати. Хотела было еще поваляться немного, но, кинув взгляд на часы, резко села. Вся расслабленность слетела с нее вместе с остатками сна. У нее было меньше часа на сборы. Бен обещал заехать за ней в половину одиннадцатого.
Наспех умывшись, она на минуту зависла у шкафа, размышляя, что надеть. Поездка будет долгой, и вполне подошло бы что-то комфортное – джинсы и очередной серый свитер, но, с другой стороны, ей почему-то очень хотелось выглядеть хорошо перед Беном. А чего–то подобного ей хотелось крайне редко – она никогда не увлекалась модными новинками или косметикой. И сейчас понимала, что выбирать ей особо не из чего.
Посомневавшись между брюками и платьем, она вытащила все-таки платье. Вязаное, глубокого голубого оттенка с белым орнаментом по вороту и низу. Мама так настаивала на том, чтобы его купить. И теперь она уже полтора года возила его в Хогвартс, да так ни разу и не достала из шкафа. Лизз приложила платье и встала перед зеркалом, оценивая вид.
– Серьезно? Я думала, что не дождусь, когда ты принарядишься, милочка, – прокомментировало зеркало. Но Лизз только показала ему язык.
Она была так вдохновлена предстоящим днем и чувствовала такой подъем, какой не чувствовала уже много месяцев, с самой осени. За окном сияло солнце, отражая ее настроение, она впервые нравилась себе в зеркале – сияющие глаза, румянец. Волнистая прядка небрежно выбилась из челки, и мама, наверное, сразу бы сделала ей замечание, но ей казалось, что эта небрежность удивительно ей идет, как и оттенок платья.
– Так, Лиззи, успокойся – она сделала два успокаивающих длинных выдоха. – В конце концов, это не свидание.
– Еще бы, – проворчало зеркало, – не в этой жизни, дорогая…
Элизабет только усмехнулась и вышла из комнаты.
Линн уже сидела на кухне с чашкой ароматного кофе.
– Доброе утро, – весело приветствовала ее Лизз, сбегая с лестницы. Кинула взгляд на наручные часы – у нее оставалось пять минут на завтрак, она слишком долго выбирала, что надеть. Что с ней случалось крайне редко, если не впервые.
Она налила дымящийся кофе и взяла рогалик с джемом, наспех заталкивая его в рот целиком.
– Как спалось? – Линн сидела с ногами на небольшом диванчике у стола и читала газету. Волосы в хвостик. Глаза светятся теплом и утренним уютом. Лизз она очень нравилась такой домашней.
– Мне снились чудесные сны.
– Новогодняя гирлянда? – подняла бровь Линн, – а то ты вся светишься.
– Нет, – попробовала произнести она с набитым ртом, – мы собираемся в Лощину…
– А с тем молодым человеком, от которого вчера пришло письмо? Твоим парнем?
Элизабет с укором уставилась на тетю. И уже хотела было ответить, но в дверь позвонили. И она почувствовала, как желудок ее сжался от волнения при мысли, что Бен уже здесь. Она больше не смогла бы запихнуть в себя ни кусочка. Просто кинула пару яблок с собой в сумку.
– Он не мой парень, – бросила она Линн на пороге и залпом выпила кофе – он огненным шаром прокатился по ее горлу – и понеслась к двери.
Мама уже открыла Бену и впустила его в прихожую, так что Лизз чуть не налетела на него, когда выбежала из кухни. Наверное, вид у нее достаточно растрепанный, подумалось ей. Хотя какая разница, как она выглядит. Бен все равно был рад ее видеть, она видела это по его сияющим глазам.
– Мам, это Бен Бредли, – коротко представила его Лизз.
– Очень приятно, – мама всегда была приветлива с незнакомыми людьми, но все же от Элизабет не укрылось, что она разглядывает Бена. И это было неприятно.
– Я буду поздно, – бросила она, натягивая пальто и шарф набегу и подтолкнула Бена к выходу.
– Обещаю вернуть ее домой невредимой, – еще пытался говорить Бен на ходу, но Лизз не дала ему такой возможности, просто закрыв дверь перед ошарашенной мамой.
Они зашагали по двору, снег радостно хрустел под ногами, а воздух был свежим и бодрящим. И настроение ее было все лучше и лучше.
Элизабет покосилась на Бена. Он усилием воли сдерживал улыбку.
– Прости, что так сумбурно познакомила тебя с мамой, – сказала она, оправдываясь, – просто боюсь опоздать на поезд.
– Ты все еще его носишь? – Бен смотрел на нее, и только сейчас Лизз сообразила, на что именно – его шарф, который он ей дал. Она таскала его уже неделю и натянула по привычке. Наверное, не стоило его надевать, это выглядело слишком романтично. Но Лизз он действительно нравился. Он был в цветовой гамме Рейвенкло, но с оригинальным орнаментом.
– Ты не против? Или вернуть его тебе?
Бен лишь покачал головой:
– Не надо, это же подарок.
– Ну, может, он для тебя дорог, – пожала плечами Элизабет, – кто тебе его связал?
– Домашние эльфы, – ответил Бен небрежно, – у нас их тысячи.
– Что? – Лизз даже остановилась.
– Я шучу, – усмехнулся Бредли, – его связала моя бабуля. Она дарит их мне каждое Рождество.
– Ненавижу тебя, Бен Бредли, с твоими шуточками, – улыбаясь, Лизз толкнула его в бок. – И шарф твой тоже!
Однако не сняла его, а только замоталась поглубже.
Мерлин, как же здорово. Как восхитительно здорово! Солнце, Бен, Лондон. И никаких забот. Она будто вернулась на год назад, когда она также гуляла с Седом на каникулах. Но мысль про Седрика не принесла ей ничего. Она решила сегодня не думать о нем. И посвятить весь день Бену и поездке. – Почему ты улыбаешься? – глядя на ее заразительную улыбку, поинтересовался Бен.
– Если я скажу, ты не поверишь, – шутливо ответила Лизз и побежала по аллее: – Давай же, догоняй! А то мы опоздаем на поезд!
В ней было столько энергии, что она просто не могла стоять на месте ни секунды. И ничего не понимающий Бен припустил за ней.
*
В вагоне почти не было людей, и это радовало. Элизабет сразу заняла места у окна. Как только поезд тронулся, и за морозным стеклом замелькали сначала окраины Лондона, а потом зимние ландшафты полей и редких деревьев, Бен, севший напротив нее, протянул ей папку пергаментов.
– Вот, посмотри и скажи, что думаешь.
Элизабет лишь удивленно приняла ее и разложила на коленях.
– Что это?..
Перед ней лежала стопка рукописей со знакомым ей мальчишеским почерком Бена. Она помнила его каракули со времен, когда переписывала конспекты Бредли. Элизабет удивлённо пробежала взглядом наспех сделанные пометки на полях, цветные ссылки со стрелочками и рисунок, похожий на карту местности.
– Это все, что я успел насобирать за каникулы по Годриковой Лощине, – пояснил Бен и пересел на сиденье рядом с ней, чтобы было удобнее объяснять и показывать.
– Здесь расписание поездов, режим работы библиотеки, список интересных мест, паб, где можно перекусить… Это план деревни, – провел он по карте, и Элизабет покосилась на Бена. Он так серьезно приготовился к их походу, как будто собирался штурмовать Азкабан.
– Сколько ты потратил на это времени? – спросила она.
– О, вообще нисколько, – чуть небрежнее, чем нужно, ответил он. Элизабет задумалась, действительно ли Бену все это было интересно так же, как и ей, или он делал это все, только чтобы поразить ее?
– Кстати, здесь есть и страничка истории, специально для тебя, – продолжил Бен, перелистывая папку. – Вот смотри, до 1087 года деревня состояла исключительно из волшебников, а потом они словно исчезли из записей и теперь официально в Годриковой Лощине живут магглы.
Бен перевернул страничку, склонившись к Элизабет и задев ее плечом. Лизз еле сдержала улыбку.
– Упоминания о магах исчезали постепенно по всей Англии вплоть до правления Тюдоров, а последняя запись была сделана еще до того момента, когда Генрих Восьмой женился на Екатерине Арагонской, праправнучке Джона Гонта…
Элизабет смутно припоминала нечто подобное из уроков по истории магии.
– Не тот ли это Генрих, который любил отсекать головы своим женам?
– Да, веселый был парень, – заулыбался Бен, – и его можно понять, в средние века совсем не было развлечений.
Лизз усмехнулась. Иногда ей казалось, что про средние века она могла рассказать массу всего интересного благодаря Ровене. Только кто ей поверит?
Она перевернула пару страниц и с интересом погрузилась в изучение карты. Сама деревня была небольшой, с площадью, в центре которой был обозначен круг. «Статуя» – подписано Беном сверху. Несколько рядов домов, старая церковь и кладбище за ней.
– А как же знаменитый клуб Грязный Годрик? – поняла голову Элизабет. – Я о нем с детства слышала.
Бен приподнял бровь:
– Твои попытки сострить говорят лишь о том, что общение со мной дурно на тебя влияет.
Лизз хитро прищурилась:
– Я даже спорить не буду.
Пролистав всю папку до конца, Элизабет отдала ее Бену.
– Я бы хотела попасть в музей Годрика.
Бен кивнул.
– Раньше это был дом Годрика Гриффиндора.
Сердце Элизабет немного сжалось и застучало сильнее. Хотя она знала, что сейчас он должен выглядеть иначе, но наверняка дом был восстановлен. И она могла найти отгадку к свиткам там… Она словно возвращалась к тому, что оставила когда–то в прошлом, как будто воспоминания ее оживали. Но это не были ее воспоминания, разве не так? Это все Ровена. И медальон. Лизз по привычке потянулась к медальону, но ее рука замерла на полпути. Она не может так делать при Бене. Он знает про свитки Ровены, но ему ничего неизвестно про ее видения.
