Текст книги "Снежная история (СИ)"

Автор книги: HelenRad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Иногда Северусу казалось, что Мальсибер исподтишка за ним наблюдает, но сколько не пытался его подловить, так и не смог. В отношениях Северус совершенно не разбирался. В своё время именно Лили разъясняла ему, что происходит между общими знакомыми, и почему Дэйл такой мрачный, а Салли шипит, как гадюка. Ему-то и про себя не всё было понятно до конца. Например, он так и не понял, что у них произошло с Лили. Вроде бы, всё было как обычно, а она вдруг – раз! – и ты мне не писал, не вспоминал, а значит, не любил. Если быть честным с собой, то Северус понимал, что никогда не вёл себя с Лили, как Поттер. Означало ли это, что и чувства у них были разные? Ответа не было, но Северус считал, что если разберётся в отношениях с Лили, то тогда сможет разгадать и происходящее с Мальсибером.

– Снейп, ты чего на меня так смотришь?

– Просто задумался, – смутился Северус. – Ничего личного. Не думай.

– Я и не думаю. Ты знаешь, что Поттер собирается жениться?

– На ком?!

– На Блэке! – фыркнул Мальсибер. – Сам подумай. После получения «крыльев» нам дадут отпуск, вот Поттер и планирует.

Северус почувствовал, как под ним качнулся пол. Где-то в глубине души он был уверен, что у Лили это ненадолго: погуляет и поймёт, что он лучше Поттера, но оказалось… и отпуск этот дурацкий…

– Мальсибер, а что ты делаешь в отпуске?

– Ещё не решил.

– Поедем к морю?

***

Когда лето было в самом разгаре, Северус с удивлением обнаружил, что не заметил смену сезонов. Вроде бы осень он ещё помнил хорошо, зимние холода тоже, кажется, были, но вот куда делась весна и половина лета – так и осталось загадкой. Наверное, он просто очень много занимался. Первый этап обучения приближался к своему завершению, и темп занятий нарастал. Две недели курсанты отрабатывали ночные полёты, и если поначалу из-за ограниченных возможностей навигации в темноте и сложностей при взлёте и посадке те казались крайне опасным и ненужным занятием, то потом Северус стал получать от них удовольствие и горячо доказывал Мальсиберу выгоду позднего обнаружения.

Подготовка к предстоящим экзаменам на «крылья» ограничила посещения Шрусбери, и Северус с удовольствием замечал, как страдает из-за этого Поттер. Неужели Лили приезжала к нему и сюда? Хотя, если они заговорили о свадьбе, то ничего удивительного в этом не было. Кажется, и братья Лейстранджи подрастеряли былую невозмутимость, хотя они могли так дёргаться и из-за слухов о том, что командованию нужно больше пилотов истребителей, а вовсе не из-за красотки Блэк. Интересно, а как они собирались её делить?

Экзамены все сдали очень прилично, а через день уже стояли на плацу в парадной форме и получали долгожданные «крылья». Командир авиастанции групп-кэптан Фадж произнёс прочувственную речь и объявил, что наутро ждёт всех на распределении. Здесь же на плацу их сфотографировали: сначала каждого для личного дела, а потом «на память». Северус попросил, чтобы его сняли на фоне «Фьюри». Карточку он собирался послать матери с коротким сообщением, что у него всё хорошо, в чём она сама может убедиться. Он не сомневался, что мать покажет снимок отцу, и, может, тогда тот пожалеет о своих словах. А даже если не пожалеет, то и чёрт с ним!

– Северус, ты готов? – Мальсибер от нетерпения покусывал губу.

– К чему?

– К походу в Шрусбери.

– Я не пойду.

– И нарушишь традицию?! Как на тебя посмотрят остальные?

Северус жаждал быть среди опытных пилотов «своим», поэтому нехотя признал, что традиции нарушать не стоит. Правда, в этот раз напиваться он не собирался, да и вообще, почему бы не побыть немного сдержанным? Он невольно поправил кожаный браслет на запястье и пошёл вслед за Мальсибером.

Традиции традициями, но в пабе состоявшиеся лётчики уселись за два соседних стола, и Северус почти не удивился, когда через полчаса за их столик подсела красотка Блэк, которую, как оказалось, звали Бель. А к Поттеру подсела Лили. Северус мог сколько угодно делать вид, что её не видит, но всё равно заметил, как она изменилась. И дело даже не в том, что Лили коротко подстриглась, нет – в ней появилась какая-то особенная «взрослая» строгость, и почему-то все детские воспоминания показались плодом разыгравшейся фантазии. Потому что эта девушка никак не могла быть девчонкой, которая порвала юбку, перелезая через живую изгородь. Да и рисовать в пыли палочкой она бы не стала…

– Снейп, будешь что покрепче?

Северус не сразу понял суть вопроса и с удивлением взглянул на Мальсибера, не понимая, чего он хочет.

– В смысле?

– Бурбон будешь?

– Нет, – Северус снова потёр кожаный ремешок на запястье. – Я бросил.

Он так и сидел, внимательно разглядывая оседающую пену в кружке и не замечая веселящихся товарищей. Хотя кого он хотел обмануть? Он жадно вслушивался в рассказы Бель о Полин Гауэр и Эми Джонсон лишь потому, что она часто упоминала Лили. А когда Бель процитировала неведомую Амелию Эрхарт, что для того, чтобы пробиться в авиацию, женщинам нужен топор, Северус уже ни капли не сомневался в том, какой путь выбрали себе подруги. И почему-то сейчас он поверил, что всё у них получится. У него же получилось!

Лили нет-нет да и пыталась привычно тряхнуть головой, чтобы отбросить с лица непослушные локоны. Вот странно, она сейчас подстрижена почти так же коротко, как и он, а привычка осталась, и веснушки, кажется, стали чуть бледнее, зато глаза – темнее и ярче. И вообще её взгляд начинал почти светиться, когда она смотрела на Поттера, отчего тот откровенно млел. Лили склонилась к нему и что-то прошептала на ухо, задевая губами мочку. Поттер на мгновение помрачнел, а потом кивнул и обернулся так резко, что Северус не успел отвести взгляд. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом Поттер повернулся к Лили, начиная ей что-то горячо говорить, на что она только задорно рассмеялась и, шутливо хлопнув его по плечу, встала, направляясь к Северусу.

– Привет, Сев.

– Привет, Лилс.

Северус словно забыл все слова, не зная, что сказать. Он столько раз представлял себе этот разговор, что казалось, мог бы час болтать, не переставая, но сейчас не в силах был выдавить из себя какую-нибудь банальность о погоде.

– Ты получил «крылья». Поздравляю.

– Спасибо.

Лили, наверное, тоже понимала, что всё идёт как-то не так, потому что решительно подвинула стул и уселась рядом с Северусом.

– Я выхожу замуж.

– Я знаю.

Лили помолчала и вымученно улыбнулась:

– И всё-таки ты злишься, Сев.

– Вот ещё!

– Я что, тебя не знаю? Злишься и выдумываешь себе всякое.

– Интересно, что?

Лили вздёрнула подбородок и пристально уставилась в глаза Северуса.

– Что у нас могло бы получиться.

– А разве нет?! – слова прозвучали прежде, чем Северус успел подумать и прикусить язык.

– Сев, – улыбка Лили стала немного виноватой. – Но ты ведь сам знаешь, что нет.

– Почему?

– Потому что ты никогда не любил меня.

– Откуда ты знаешь?! – возмутился Северус.

– Девушки чувствуют такие вещи. Ты всегда относился ко мне как к другу, и никогда не хотел ничего большего, понимаешь? – таким тоном матери разговаривают с неразумными детьми.

– Откуда ты знаешь? – упрямо повторил Северус.

– Хотел? – совершенно искренне изумилась Лили. – Но тогда тебе не стоило этого скрывать.

Северус отвернулся и замолчал. Лили вздохнула и осторожно подёргала его за рукав:

– Сев, ну чего ты? У тебя всё ещё будет хорошо… хочешь, приходи к нам на свадьбу?

– Странное у тебя понятие о «хорошем».

– Не злись, Сев… ну же! Улыбнись!

Северус оскалился:

– Так?

– Примерно, – Лили заглянула ему в глаза и улыбнулась. – Так ты придёшь?

Северус представил себе рожу Поттера, когда тот увидит его на своей свадьбе. Можно было, конечно, такое устроить, но зачем?

– Нет, Лилс, я уезжаю.

– Куда?

– На море.

Лили лишь удивлённо приподняла брови, но ничего не сказала. Она пожелала Северусу удачи и довольная вернулась к своему Поттеру, который, кажется, сходил с ума от ревности. Не успела Лили уйти, как на её место плюхнулся Мальсибер. Он поставил перед Северусом очередную кружку пива, отпил из своей и как бы ненароком поинтересовался:

– И как?

– Нормально, – пожал плечами Северус. – Приглашала на свадьбу.

– А ты?

– Отказался.

– Почему? – Северусу показалось, что Мальсибер пытается скрыть улыбку.

– Потому что мы едем с тобой на море.

Наверное, это была, и правда, отличная идея, потому что настроение Мальсибера ощутимо улучшилось. Когда-то давным-давно Северус мечтал о кругосветном путешествии, но так никогда и не добрался до моря. А ведь там должно быть здорово – шум прибоя, шёпот волн, шорох песка под ногами. И это если ещё забыть про всякие лунные дорожки и свежий ветер – кажется, он называется бриз.

– Едем! – подтвердил Мальсибер. – Обязательно.

========== Люциус. 1936-1937 гг ==========

Люциус Малфой гордился своим образованием и никогда не считал недостатком слабость к развлекательной литературе. Более того, любил блеснуть, наизусть процитировав Рафаэля Сабатини. Собеседники, как правило, принимали его высказывания за чистую монету, благодаря чему Люциус заслужил репутацию романтика.

– Фортуна, – он многозначительно понизил голос, – ненавидит скряг. Она приберегает свои шалости для тех, кто умеет правильно делать ставки и с блеском тратить выигрыш.

– Не скажите! Удача благоволит труженикам, – его визави едва заметно улыбнулся, – и не стоит на неё чересчур уповать. Нам нужен план, просчитанный до мелочей, готовность следовать ему до самого конца и холодный рассудок.

– Разумеется, мистер Риддл, но благосклонность фортуны даст фору любому расчету.

– И кем же надо быть, чтобы всерьёз полагаться на такое?

– Безумцем, я полагаю, – Люциус с улыбкой пригубил шампанское. – И всё же я думаю, что мы зря отказались от участия в выборах. Шанс был неплохим.

– После провала в «Олимпии»? Обыватели должны успеть забыть этот досадный промах. Мы не станем бороться за власть, мы просто возьмём её, когда придёт время. Наше время.

Том Риддл взял яблоко и с хрустом откусил от него, принимаясь жевать. Он мог себе позволить не скрывать недостатки воспитания, представляя их проявлениями индивидуальности. Поговаривали, что он был обязан своему взлёту лишь удачной женитьбе, но Люциус не сомневался, что союз с дочерью Освальда Мосли всего-навсего облегчил движение вверх. Риддл не только обладал яркой и запоминающейся внешностью, он был, безусловно, умным и очень талантливым организатором. Именно ему был обязан взлётом своей партии сам Мосли, который из мелочной ревности и желания показать, кто главный, устроил совершенно идиотскую акцию в «Олимпии», после чего было глупо рассчитывать на симпатии избирателей.

– Неприспособленные, малообеспеченные люди тормозят развитие человечества в целом и отдельных наций в частности, – продолжал Риддл, – поэтому наша задача собрать вокруг себя людей, обладающих истинной внутренней ценностью, настоящих аристократов духа.

– Должно смениться не одно поколение…

– Ох, Люциус, – не дослушав, перебил Риддл. – У нас мало времени, но мы проведём его незабываемо. Потомки будут слагать о нас легенды. – О, мистер Риддл, ни мгновения не сомневаюсь в ваших прогнозах, – лорд Наффилд приобнял собеседников и почти интимно пригласил в курительную комнату, где предстояло обсудить организационные вопросы, не предназначенные для посторонних ушей, даже если это уши проверенных временем слуг.

На четвёртое октября был запланирован марш, на вкус Люциуса чересчур провокационный. Красочный марш со знамёнами и оркестром по еврейским кварталам Ист-Энда был согласован с властями Лондона и должен был показать маргиналам их место, но еврейские организации объединились с коммунистами и грозили сорвать шествие. И лорд Наффилд, и сэр Мосли не придавали значения этим угрозам, хотя всё-таки прислушались к голосу разума и словам Риддла и согласились с необходимостью полицейского сопровождения.

Люциус любил возвращаться домой. Посреди всех житейских и политических бурь дом оставался для него островком стабильности, где всё было устроено так, как он любил. Добродетельная жена с очаровательным наследником лишь дополняли картину благополучия. Люциусу было чем гордиться и что терять, поэтому в последнее время его стало слишком напрягать членство в партии с крайне правым уклоном. Он вообще не любил крайности, особенно связанные с риском, а если при этом они не приносили никакой выгоды, то старался держаться подальше от их проявлений. К сожалению, сейчас был не тот случай, и покинуть влиятельную партию, обладающую реальной силой, просто из соображений осторожности не представлялось возможным.

– Люци, милый, вы сегодня рано.

Нарцисса, как и положено благовоспитанной женщине, ждала супруга, коротая время за чтением романа. Люциус который раз порадовался своему выбору, потому что стоило вспомнить взбалмошную сестрицу жены, задумавшую стать лётчицей, как собственная выгода становилась очевидной. В какое всё же странное время они живут: его отец, сэр Абраксас, такой вольности и представить не мог, и, кажется, до сих пор не понял разницы между суфражистками и проститутками. Хотя любовь к авиации Люциус мог понять, но не у женщины же, в самом-то деле?!

– Я спешил к вам, моя радость. А как поживает Драко?

– Он сегодня сказал, что хочет стать лётчиком, как и его papa.

– Не означает ли это, что он снова играл с моей коллекцией моделей самолётов?

Нарцисса лукаво улыбнулась:

– Вы очень догадливы, мой супруг. Но Драко был очень осторожен.

Эта коллекция, пожалуй, была единственным, что осталось у Люциуса от его былой страсти. А ведь когда-то не было дня, чтобы он не посещал авиастанцию, где в общем ангаре стоял его личный «Тайгер мот». В те дни казалось, что так будет всегда: томительное предвкушение, стремительный разбег по заросшему травой полю, взлёт и, наконец, невесомость полёта. Люциус был по-настоящему счастлив, отрабатывая фигуры высшего пилотажа, добиваясь красоты и безупречности исполнения.

Осторожный сын всего-навсего отломил шасси у «Хаукер харта». Люциус недовольно взглянул на супругу и принялся убирать коллекцию в стеклянный стеллаж, запиравшийся на ключ. Но когда обнаружился надломленный руль высоты у любимого «Фьюри», недовольство минувшим днём вылилось раздражённой отповедью о воспитании сына. Люциус припомнил, что лично он и помыслить не мог, чтобы взять какую-то вещь отца, а уж сломать… Только слёзы, показавшиеся в глазах Нарциссы, заставили его поумерить пыл.

– Прошу извинить меня, дорогая, – Люциус постарался придать голосу сердечности. – У меня сегодня был не самый лучший день.

Конечно же, супруга его простила, и мир в семье был восстановлен. От чая Люциус отказался. Вместо этого, пожелав Нарциссе спокойной ночи, он отправился в кабинет, чтобы поработать с бумагами, на что она благосклонно кивнула и удалилась. Прекрасная женщина!

Старый Добби развёл огонь в камине – сентябрь в этом году выдался особо дождливым и ветреным, – и Люциус принялся разбирать корреспонденцию, плеснув себе глоток бренди. Писем он получал много, и все они делились на три группы: денежные документы, частные сообщения и самые интересные – отчёты многочисленных информаторов.

Соратники по партии знали Люциуса как человека, ведущего бухгалтерию. Его уважали, с ним считались и часто безуспешно пытались склонить к принятию особо выгодных для себя решений, даже в ущерб делу. За то, что он умел твёрдо и недвусмысленно отказывать, его уважали ещё больше, но когда он предложил на своё место сэра Кэдогана, пожелав оставить за собой лишь консультативные функции, поддержали слишком горячо. Люциус бы никогда не захотел уйти в тень, если бы не получал отчётов.

Его информаторами оказывались самые разные люди, причём некоторые были уверены, что работают на правительство, чем очень гордились, а Люциус гордился своим умением производить нужное впечатление. Началось это по чистой случайности, когда Люциус, пожалев одного отчаявшегося репортёра, объявил о своей готовности покупать его отчёты о жизни рабочего квартала, куда бедолагу забросила судьба.

Именно благодаря этим отчётам Люциус остался в стороне от скандала, прогремевшего после событий в Гайд-парке, и именно тогда он задумался о нескольких информаторах. «Предупреждён – значит вооружён», – любил поговаривать сэр Абраксас, и Люциус который раз уверился в отцовской мудрости. Как же ему нравилось угадывать приметы грядущих событий, пытаясь читать между строк! Конечно, долгосрочные прогнозы Люциус не готов был делать, но в ближайшей перспективе ему чудилась тень надвигающейся катастрофы.

***

«На Кейбл-стрит будут построены баррикады».

Люциус несколько раз перечитал сообщение и бросил скомканный листок в камин, где тот тут же обратился в пепел. Выбор предстоял крайне непростой: предупредить сопартийцев и добиться переноса марша или… Или можно было ничего не предпринимать. Это было нечестно, но всё дело в том, что лично Люциусу крайне не хотелось развития событий по германскому сценарию. Сначала гонения по национальному признаку, затем отмена гражданских свобод и ввод цензуры, ну а потом и «Ночь длинных ножей». И нельзя забывать, что Германия открыто отказалась от условий Версальского договора и теперь активно наращивала военную мощь. Наивно было бы полагать, что растущие имперские амбиции пройдут бесследно.

Бренди отливал янтарём, и Люциус задумчиво крутил бокал в руках, пытаясь оценить шансы противников марша. По всему выходило, что левые не тратили время зря и были готовы к борьбе. Более того, их идеи оказались гораздо привлекательнее для огромного числа людей, объединяя стократ лучше, чем железная дисциплина и клятвы верности в БСФ. Что из этого следовало? Люциус осушил бокал и зажмурился, представляя реакцию Риддла на далеко не первый отказ участвовать в публичных и знаковых делах партии. Но лезть на баррикады ради служения идеям, чья ценность вызывала сомнения, было гораздо большим безумием.

Люциус понимал, что не уснёт, но всё равно потребовал от Добби постелить в кабинете, чтобы не превращать эту ночь в пытку и для Нарциссы. Он крутился с боку на бок, мысленно представляя себе грядущий разговор:

– Мистер Риддл, срочные дела требуют моего немедленного присутствия в Берне.

Звучало солидно, но Риддл потребует подробного отчёта о делах. А если так?

– Мистер Риддл, здоровье моего наследника под угрозой…

Нет, нет и ещё раз нет! Привлекать лишнее внимание к семье, выставляя напоказ свои слабости, было неприемлемо. Самому сказаться больным? Ещё хуже. Один раз такое сработало, но повторяться не стоило. А если сообщить о нежданно свалившемся наследстве где-нибудь во Франции? Вступление в права, а потом взнос на нужды партии. Конечно, это сильно походило на откуп, но и чёрт с ним! Люциус и так с лёгкой руки сэра Абраксаса прослыл меценатом и регулярно жертвовал средства на разные проекты.

Люциус не сомневался ни в уме, ни в проницательности Риддла, но почему-то мысль поговорить с ним начистоту казалась безумием большим, чем участие в уличных беспорядках с непредсказуемым исходом. Но, с другой стороны, когда Люциус отказывался от риска, если приз был очень желанным? В конце концов, если он почувствует, что разговор пошёл не туда, то всегда сможет отыграть назад.

Договариваясь о встрече «тет-а-тет», Люциус не рассчитывал на то, что Риддл любезно пришлёт ему ключ от квартиры, которая принадлежала совершенно постороннему человеку и предназначалась для разговоров, которые стоило сохранить в тайне. Неужели он что-то подозревает? Квартира очень удачно имела выходы на разные улицы, соседи были нелюбопытны и неразговорчивы – что ещё надо, чтобы сохранить конфиденциальность?

На всякий случай Люциус пришёл почти на час раньше назначенной встречи. Он хотел подготовиться к разговору и ещё раз хорошо всё обдумать. Никем не замеченный, он тихо открыл дверь ключом и осмотрелся. Эта квартира явно очень редко навещалась, о чём свидетельствовала пыль на полированных поверхностях и зеркалах, но здесь всё было готово для жизни. Люциус никогда не считал любопытство пороком, поэтому с интересом заглянул в шкафчики на кухне, стараясь не оставлять следов, потом обнаружил бар с запасами хорошего коньяка, и даже заглянул в ванную комнату.

Интуиция никогда не подводила Люциуса, вот и сейчас он не сразу понял, что именно его насторожило, но сердце тревожно забилось. Он трижды всё внимательно осмотрел, прежде чем сообразил, что именно было не так – капли воды на зеркале и в чаше раковины. Будто кто-то пользовался краном и совсем недавно. Полотенце тоже было чуть влажным. Но ведь в квартире никого не было, или?..

Теперь Люциус двигался бесшумно и стал гораздо осторожнее. Не издав ни звука, он поднялся по лестнице на второй этаж и почти сразу же услышал тихий разговор – Риддл был здесь не один.

– Не передумаешь?

В голосе Риддла звучали нотки, поразительно похожие на нежность, и таких интонаций Люциус точно не слышал раньше. С кем же проводит время несгибаемый лидер? Любовница? Однако второй голос тоже оказался мужским.

– Нет, Том. Завтра я улетаю в Северную Африку.

Люциус вжался в стену, будто его могли увидеть сквозь прикрытую дверь.

– Мой мальчик… моя слабость… моё проклятье…

– Не надо, Том. В той жизни, которую ты выбрал для себя, мне нет места.

– Не говори так… не надо… я тебя ждал… я верил, что ты ко мне вернёшься… – Люциус вдруг понял, что слова Риддла перемежают поцелуи. – А ты вернулся только для того, чтобы попрощаться… кто он?

– Уже никто. Я потерял голову, а для него это был лишь эпизод. В ожидании большой любви.

– Он заплатит за это!

– Нет, Том!

– И кто мне помешает?

– Я.

– Как же?

– Я тебе запрещаю.

– Мальчишка! – в голосе Риддла звенело отчаяние. – Ты всегда знал о своей власти надо мной, но никогда… никогда прежде… он так много значит для тебя?

– Да.

– И чем же он лучше меня?!

– Он очень искренний, и он умеет любить… только не меня…

– А я?! Как же я?

– Ох, Том… я много думал… ты ведь был для меня всем в том приюте, куда приходил меня навещать и откуда вытащил. И я думал, что ты чувствуешь то же самое, что и я.

– Я чувствую… чувствую… разве ты не видишь, что ты со мной делаешь? Я потерял всякую осторожность, – голос Риддла креп. – Я готов ради тебя на всё! Тебе мало? Ты смирился с присутствием в моей жизни Марты… почему именно сейчас?!

– Не надо, Том, я не стою этого.

– Мне лучше знать! Ты мечтал о небе, я отпустил тебя. Тебе не нравилось то, что происходит в партии, я помог тебе из неё выйти, невзирая на все клятвы и присяги. Что ты хочешь, чтобы я ещё сделал? Что?!

– Ничего уже не изменить, Том. Поверь, я не мог больше оставаться твоей маленькой грязной тайной. Это стало слишком опасным прежде всего для тебя.

– И это слишком ранило тебя, мой мальчик, но почему Африка? Там слишком много стреляют.

– Знаешь, Том, мне почему-то кажется, что стрелять скоро будут и здесь.

– Ты вырос… как же ты вырос!

– Ты смотришь на часы?

– Да. Скоро сюда должен прийти один лис, который считает, что сможет меня перехитрить.

– Ты точно потерял осторожность, Том…

Дослушивать Люциус не стал. Вместо этого он, не дыша, спустился по лестнице, и хотел было уйти, чтобы вернуться в положенное время, и плевать, что не удастся разглядеть неведомого «мальчика» Риддла, но оказалось, что спускался он слишком медленно, и дверь комнаты на втором этаже уже открылась. Чувствуя себя загнанным в ловушку лисом – ведь уйти, оставшись незамеченным, теперь не представлялось возможным! – Люциус проскользнул на кухню и сделал вид, что изучает содержимое шкафов. Лучше уж пусть его уличат за таким постыдным занятием!

– Добрый день!

Люциус очень достоверно вздрогнул и разбил чашку, изображая смущение:

– Мистер Риддл, не видел, как вы зашли. Вы не один?

За спиной Риддла стоял молодой парень в форме Королевских ВВС, бывший, судя по знакам отличия, пайлот-офицером.

– Знакомьтесь, мистер Малфой, это мой племянник. Я не думал, что вы уже здесь, и пригласил его на чай.

– Томми, – парень протянул горячую ладонь.

– Люциус.

Красивое лицо «племянника» навсегда врезалось в память.

Чаепитие вышло коротким и немного скомканным, хотя все участники вели себя безупречно. Томми легко поддерживал ничего не значащий разговор, а потом вдруг поднялся. Улыбка, к слову, у него была очень приятная.

– Прошу прощения, но мне пора. Меня ждут в эскадрилье.

– Я провожу вас, – тоном заботливого дядюшки отозвался Риддл.

Люциусу хотелось увидеть сцену прощания, но он остался на месте, до конца отыгрывая роль ничего не понявшего человека. Через пару минут Риддл вернулся в квартиру как ни в чём не бывало. Этого времени Люциусу хватило, чтобы взять себя в руки и не переиграть.

– Мистер Риддл, надеюсь, ваш племянник сбежал не потому, что я помешал разговору.

– Разумеется, нет. Как вы понимаете, зов долга не стоит игнорировать.

– Я тоже хотел посвятить жизнь полётам, – Люциус задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, – но не вышло.

– Какие ваши годы! – улыбнулся Риддл.

– А Томми недавно закончил обучение? – предположил Люциус. – Это же у него первое назначение?

– Не первое. Он уже год отслужил, а вот где – военная тайна.

Ещё бы не тайна! Но Люциус решил, что этой зацепки ему хватит, и провоцировать Риддла на дальнейшие откровения не стоит – такое могло обойтись слишком дорого.

– Да, конечно, время сейчас очень неспокойное.

– Полагаете, войны не избежать? – прищурился Риддл.

– Опасаюсь.

– Мне всегда импонировала ваша осторожность, когда речь заходила о серьёзных делах. Тем любопытнее узнать, о чём вы хотели меня предупредить, мистер Малфой.

В плетении ловушек из словесного кружева Риддлу не было равных. Вот и сейчас Люциус снова ощутил себя загнанным в угол лисом. И ведь не скажешь, что хотел всего лишь прощупать почву! Особенно после того, как невольно помешал Риддлу в делах амурных. Что ж…

– Мистер Риддл, мне нужен ваш совет в одном очень щекотливом деле. Я не мог прийти с этим ни к кому другому. Мало того, что вы мой старший товарищ по партии, так ещё и обладаете незаурядным умом и очень редко встречающейся прозорливостью.

– В умении говорить комплименты вам нет равных, мистер Малфой, – благосклонно кивнул Риддл, – но было бы неплохо перейти к делу.

Люциус выдержал небольшую паузу и с грустью в голосе начал:

– Дело в том, мистер Риддл, что меня терзают крайне противоречивые чувства. С одной стороны, мне очень близки идеи нашей партии, я большой поклонник естественных наук, в частности евгеники, но…

– Всегда есть «но», которое всё портит, – усмехнулся Риддл. – Но что же вас смущает?

– Наши методы. Мы тратим столько сил и средств, чтобы организовать этот марш в Ист-Энде вместо того, чтобы привлекать людей на свою сторону. Когда мы пошли в Ланкашир, то вместо того, чтобы помочь озлобленным людям этого депрессивного региона, мы занялись пропагандой. Конечно, если сказать, что в твоих бедах виноват сосед, и разрешить применить к нему силу, это сработает. Может, даже дважды, но потом нужно что-то ещё. И это «что-то» отнюдь не марш.

Риддл несколько минут изучающе разглядывал Люциуса, прежде чем ответить:

– Я с вами полностью согласен…

– Но?

– Разумеется, есть это проклятое «но», – кивнул Риддл. – Как вам известно, наша партия крайне неоднородна по своему составу. Многие молодые и перспективные члены нуждаются в материальной поддержке. Кроме того, наша деятельность, как и любая другая, требует финансовых вложений. Впрочем, кому я говорю? Уж вы-то это должны знать.

Люциус кивнул, гадая, какую сумму назовёт Риддл на этот раз. А тот покачал головой и скорбно развёл руками:

– И вот те люди, от которых зависит финансовое благополучие партии, они думают несколько иначе. Для них имеют значение митинги, шествия и прочие демонстрации силы и влияния.

– Но это не путь к успеху.

– Совершенно с вами согласен, – скорбно вздохнул Риддл. – Скажу больше, если эта тенденция сохранится, то раскола в партии нам не избежать, и лично я рад, что есть такие люди, как вы, мой дорогой мистер Малфой, которые не только помогают организации финансово, но и разумно мыслят. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что ничто так не вредит успеху дела, как отсутствие здравомыслия.

Люциус держал паузу, обдумывая, стоит ли говорить про возможные баррикады на Кейбл-стрит. Риддл не выдержал первым:

– Я предупреждал мистера Мосли, что нам не перейти Кейбл-стрит, но он иногда бывает слишком упрям в своём нежелании замечать очевидное. Поэтому я просто хочу вас спросить, готовы ли вы, мистер Малфой, составить мне компанию в одном заведомо проигрышном деле?

Вопрос был поставлен так, что ответ на него мог быть только один:

– Да, мистер Риддл.

– Morituri te salutant*! – усмехнулся тот. – Я не сомневался в вас, предусмотрительный мистер Малфой.

На том и расстались, вот только покой Люциус потерял. Он не любил принуждения, а сейчас получил его сполна. В принципе, он давно понимал, что его желания ничего не значат, но чтобы вот так… Риддл ясно дал понять, что не отпустит Люциуса, и можно было не сомневаться, что, в крайнем случае, в ход пойдут и угрозы, и шантаж. Люциус не любил крайностей, и сдаваться он тоже не собирался. У него теперь был козырь с прекрасным именем «Томми». Зная примерное время получения им «крыльев», и помня о том, что ко всем личным делам выпускников прилагались их фотографии, шансы узнать его фамилию были очень высоки. А дальше… Люциус не станет мелочиться и жалеть фунты, собирая досье на этого мальчика, которое можно будет выгодно обменять на собственную свободу.

– Папа… папочка… – Драко выбежал ему навстречу и обнял, утыкаясь в живот.

Люциусу такое проявление любви нравилось до дрожи пальцев, но он всегда помнил о долге и правильном воспитании.

– Молодой человек, в вашем возрасте подобное поведение неприлично.

Впрочем, удержаться и не погладить сына по голове было выше сил Люциуса – наследника он откровенно баловал, позволяя многое.

– Но мы же не в обществе, – улыбнулся Драко, разжимая цепкие объятья. – Никто не видит.

– Это не означает, что следует себя распускать, – Люциус строго взглянул на сына и взял его за руку. – Как у тебя прошёл день?

Драко чинно шёл рядом, рассказывая о своих уроках с мистером Хагридом и миссис Спраут, и его звонкий голос в сочетании с тёплой ладошкой действовали на Люциуса, как бокал шерри у огня камина. Если бы он мог, то непременно схватил бы его в охапку и спрятал куда-нибудь подальше от безумств этого мира. Только куда?

– Папочка, я трогал твой «Спитфайр», – признался Драко, и его голос дрогнул. – Только ты маме не говори… она ругается.

И такие секреты, разделённые на двоих, тоже были частью их жизни. Люциус никогда не был так близок с собственным отцом, но это, скорее всего, потому, что он появился на свет, когда сэру Абраксасу уже пошёл шестой десяток.