Текст книги "Снежная история (СИ)"

Автор книги: HelenRad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Разумеется, Люциус позволил. Но это вовсе не означало, что он, умывая руки, поспешил остаться в стороне. Нет! Он поспешил в комнату, смежную с гостиной, где было всё отлично слышно, и откуда не составило бы труда вмешаться в разговор, чтобы повлиять на его ход. Конечно же, если на то будет необходимость. Он был готов ко всему и очень надеялся, что Нарцисса, находясь в запертой спальне на втором этаже, просто не услышала, что у них появился гость. Чтобы ничего не упустить, Люциус подошёл вплотную к двери и прислушался.

– Зачем ты пришёл?

– Хотел поздравить тебя с Рождеством.

– Спасибо. Я тронута, – в голосе Бель прозвучал невесёлый смех. – Я тебя тоже поздравляю и желаю счастья, ну и всего остального, что принято. Всё?

– Бель, а ты ничего не хочешь мне сказать?

– О чём?

– Допустим, о своём состоянии.

– Это только моё состояние, Том. Не понимаю, зачем о нём говорить.

– Бель, мне казалось, что я имею некоторое отношение к твоему состоянию.

Вкрадчивый голос Риддла заставил вспомнить об опасности, которую таил этот человек, но вмешиваться было рано.

– Объясняются? – Нарцисса появилась совершенно беззвучно, и от неожиданности Люциус вздрогнул, едва себя не выдав, но она быстро зажала ему рот: – Тш-ш!

Нарцисса прижалась к Люциусу, и почему-то этот простой жест мгновенно успокоил, давая возможность продолжить наблюдение.

– Нет, Том. В моём состоянии виновна лишь я сама, и мне не нужны от тебя подачки.

– Ребёнку нужен отец.

– Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

Казалось, они говорили на разных языках, об одном и том же, но не понимая друг друга.

– Идиоты!

Нарцисса было дернулась, но Люциус удержал ее от поспешных и необдуманных действий:

– Тише! Они или разберутся в этом сами, или нет – ты им не поможешь.

– Люци, но это глупо… они же…

– Да. Но они должны сами это понять. Только сами.

Нарцисса зажмурилась и закусила губу, пытаясь обуздать эмоции, и наблюдая за ней, Люциус не сразу понял, что атмосфера в гостиной изменилась. Голос Риддла был так же тих и спокоен, но теперь в нём появились новые нотки.

– Я незаконнорожденный. Бастард. Моя мать влюбилась в хозяина богатого поместья и согрешила с ним, после чего бежала от позора. Она родила меня едва ли не на ступенях приюта и умерла, наверное, даже не подержав в руках. Мне рассказали об этом монахини, которые приходили в наш приют, чтобы спасти «заблудшие души». Они находили эту историю «романтичной» и «трогательной».

Риддл перевёл дух, а Люциус вдруг понял, когда и где слышал эти интонации в его голосе – память услужливо подбросила сцену прощания с Мальсибером. Бель молчала, и можно было лишь гадать, какой эффект оказывают такие признания на неё… что-то подсказывало, что такого Риддла не знал никто.

– Они же надоумили меня попытаться отыскать отца. Это были годы той мировой войны, когда никому не до кого не было дела, – голос Риддла дрогнул. – Мне было пятнадцать, когда я бежал из приюта, и я тогда ещё во что-то верил.

– Том… – тихо прошептала Бель.

– Всё было не так ужасно, как можно подумать. Мой отец погиб где-то в Силезии, а его родители были слишком убиты горем, чтобы им пришло в голову, что я могу нуждаться в помощи. Да я и не просил её!

– Но как ты… всё вот это…

– Мне повезло. Бель, сейчас разговор о другом. Неужели ты думаешь, что я позволю моему сыну пройти через такое?

– А почему ты решил, что будет сын?

– Не важно, кто это будет, но мой ребёнок родится в законном браке.

– Но… Том… а что будет, когда он вернётся?

Люциус понял, что перестал дышать в ожидании ответа.

– Он навсегда останется для меня близким человеком, и я буду счастлив знать, что счастлив он, – Риддл выдохнул через зубы. – Даже больше, я никогда не откажу ему в поддержке и помощи, но при этом… Бель, в жизни у меня было только два близких человека. Он и ты. И если его для себя я потерял, то тебя удержу. Чего бы это ни стоило. Бель, ты чего? Ты же никогда…

– Только со своими, – голос Бель звенел от слёз. – Я думала, этого никогда…

За дверью целовались. Нарцисса тихо всхлипнула и, расплакавшись, уткнулась в грудь Люциуса, а потом запрокинула мокрое от слёз лицо и прошептала:

– Ты ведь не отпустишь меня? Когда…

Люциус не дал ей договорить. Он принялся целовать её глаза, губы, шею, шепча одно только слово: «Никогда».

В чувство его привела хлопнувшая входная дверь. Ни Риддла, ни Бель в доме не оказалось, и когда Люциус уже хотел броситься на поиски, Нарцисса указала ему на записку, придавленную к столу канделябром.

«Мы – венчаться. Том обо всём договорился. За вещами заедем завтра. Ваша Бель».

Всё-таки её сумасбродство было заразительным.

На следующий день, встретив в штабе Риддла, Люциус не знал, как себя вести, но тот разрешил все сомнения, кивком пригласив в свой кабинет. Там он разлил по бокалам коньяк и, пристально глядя Люциусу в глаза, сообщил:

– Поздравьте меня, мистер Малфой, с законным браком. Моя супруга почему-то решила, что вас это известие непременно обрадует.

– Она была права, – улыбнулся Люциус. – Я рад.

– За неё?

– За вас тоже. Скука вам с ней точно не грозит.

– Надо же, а я так хотел поскучать в старости.

Риддл, очевидно, лукавил и совершенно точно испытывал к Бель нежные чувства – это ощущалось сразу. И дело даже не в публичных проявлениях этих чувств – которых, кстати, и не было! – а в том, какой умиротворённой стала мятежная Бель. И пусть Люциус так и не понял, что она нашла в Риддле, но определённо это было не его дело. Нашла – и хорошо.

Утром первого января Беллатрикс родила дочь, но как следует отметить это событие не получилось. В этот же день в рамках операции «Боденплятте» около тысячи немецких самолётов нанесли внезапный удар по авиастанциям во Франции, Бельгии и Голландии. Союзники потеряли почти пятисот самолётов, а кроме того, были значительно повреждены взлетно-посадочные полосы и хозяйственные сооружения авиабаз. Но и для люфтваффе итог операции был крайне тяжёлым: авиация и зенитные установки союзников уничтожили около трёхсот самолётов противника, при этом половина пилотов погибла, а около семидесяти попали в плен. Кроме того, первого января немецкие войска вновь перешли в наступление – на этот раз в Эльзасе в районе Страсбурга с целью отвлечения сил союзников, но это были уже лишь отвлекающие удары локального характера, проводимые небольшими силами. Стратегическую инициативу вермахт потерял безвозвратно.

Люциусу приходилось ночевать на службе, но зато он без промедления узнавал последние новости с фронта и продолжал следить за «своими». Он успел порадоваться лёгкому ранению Лонгботтома, которого на время восстановления направили инструктором в авиашколу. Потом он навестил в лондонском госпитале контуженого Артура и тоже смог выдохнуть. Жив! А если учесть, как стремительно приближалась победа, то и Фрэнка, и Артура можно было считать выжившими в этой бойне. Теперь оставалось только дождаться освобождения пленных.

***

К концу марта на Западноевропейском театре военных действий сложилась крайне благоприятная обстановка для союзников. После поражения в Арденнской операции, отходе с левого берега Рейна и провала Маас-Рейнской операции германские войска были очень ослаблены. Недостаток сил и средств не позволял немецкому командованию создать сколько-нибудь прочную оборону на западном фронте, даже на таком стратегически важном направлении, как рурское. Малочисленные резервы не могли оказать эффективное влияние на успешную оборону. Разгром немецкой группы армий «Б» в Руре вызвал крушение всего немецкого Западного фронта, организованное сопротивление прекратилось, и союзные армии стали быстро продвигаться на восток, встречая лишь небольшое сопротивление немцев в отдельных местах.

И тем сложнее было Люциусу справиться с тревогой. Он не мог перестать думать о Северусе и о том, как непросто выжить в этой агонии. Поэтому, когда адъютант Риддла пригласил Люциуса, намекнув, что его ждёт освобождённый из плена лётчик, Люциус почти бежал. Однако, к его огромному разочарованию, в кресле посетителя сидел Мальсибер.

– Доброго дня.

– Доброго, – Люциус попытался унять сбившееся дыханье и не выдать своих эмоций. – Вы один?

Мальсибер виновато улыбнулся:

– Да.

– Он жив?

– Не знаю.

Риддл проявил себя гостеприимным хозяином, предложив выпить, и, очевидно, оценив смятение Люциуса, сам принялся расспрашивать Мальсибера. С его слов выходило, что в январе, когда над лагерем нависла угроза захвата русскими частями, наступавшими на Бреслау, узников посадили в автофургоны для перевозки скота и разделили. Американцев отправили в Люкенвальде, около Берлина, а остальных – в старый лагерь для интернированных моряков около Бремена. Фатальных потерь не было, но многие были обморожены. Этот пеший марш был гораздо неспешнее, да и погода стала значительно теплее. Немцы собирались переместить их в Данию, где хотели попытаться договориться с союзниками. К тому времени большинство нацистов из охраны исчезли – кто скрылся, а кто отправился сражаться до конца. Оставшиеся же хотели быстрее увидеть конец этой неравной борьбы. Так что пленные сами устанавливали темп марша, который никогда не превышал пяти километров в день. В конце концов, около Любека колонна пленных оказалась в полосе продвижения британской бронетанковой дивизии, после чего и начала обратный путь к свободе.

С Северусом Мальсибера разделили по разным секторам лагеря ещё после того побега, поэтому они оказались в разных колоннах. И всё-таки его появление вселило надежду. Когда Риддл оставил их одних, Мальсибер явно почувствовал себя не в своей тарелке, и Люциус понял, что бедолаге некуда пойти. Конечно же, Риддл примет в его судьбе живое участие, но это могло задеть Бель, да и сам Мальсибер из-за всех этих переживаний перестал быть чужим. Решение пришло на ум сразу и поразило своей простотой.

– Рейнард, где ты остановился?

– Пока на вокзале. У меня как-то не заладилось с домом – я всегда жил или в общежитии, или в казарме, а когда везло – в гостинице.

– Поэтому ты пойдёшь со мной. Прежде, чем думать о дальнейшей судьбе, тебе надо отмыться и сменить вещи. Эти – сжечь.

Похоже, Мальсиберу было всё равно, и он безропотно пошёл за Люциусом. В доме он был предельно вежлив и обходителен. Ему даже удалось понравиться Нарциссе и завести дружеский разговор с Драко. Конечно, после того как принял ванну, побрился и избавился от вещей, отвратительно пахнущих бедой и болью. Люциус исподтишка приглядывался к нему, пытаясь понять, что в нём нашёл Северус.

А ночью Мальсибер кричал от мучивших его кошмаров. Люциус несколько раз стукнул в дверь гостевой спальни и вошёл, обнаружив его на разворошённой постели. Во взгляде Мальсибера плескалось безумие, и почему-то именно оно помогло сделать последний шаг. Люциус уселся на кровать рядом с гостем и протянул ему сигареты:

– Будешь?

– Да.

Они сидели рядом, едва касаясь плечами друг друга, и курили, а потом Мальсибер прошептал:

– Мне снился он. Мёртвый.

– Что он для тебя?

На ответ Люциус не надеялся, но ночь стирала все границы разумного и рушила барьеры.

– Я сам не заметил, как в него влюбился… поначалу он был для меня лекарством… ну, ты знаешь, от чего… а потом… потом мне захотелось стать лекарством для него. Он тяжело переживал разрыв с Лили, и я подумал, что у нас может получиться… оно и получилось. Но очень не сразу.

– Ты его любишь?

– Да. Я ведь за него…

– Я видел, – Люциус вспомнил его последний таран. – Я доложил о твоём героизме.

Мальсибер поморщился:

– Будто это чему-то помогло.

– Вы там были вместе.

Мальсибер кивнул и, затушив окурок, спрятал лицо в ладонях, бормоча о своём страхе. И что с таким делать?

– Рейнард, а чем ты планируешь заняться?

– Вернусь в авиацию. Я больше ничего не умею.

– Когда и куда?

– Не знаю…

– Значит так! – Люциус сцепил пальцы в замок, энергично разминая. – Ты поедешь в Уик. Я напишу Маккензи, он примет тебя, как родного. Жить будешь в моём доме, а заодно присматривать за ним, чтобы не развалился. А когда появится Северус, он тебя там найдёт.

Мальсибер ошарашено уставился на него, и Люциус ещё раз порадовался, что упавшие цены на недвижимость не позволили ему продать дом. В качестве особого условия он назвал кормление собаки, на что Рейнард тут же согласился. В конце концов, Люциус планировал просить приглядеть за домом Северуса. Кто ж знал, что тот будет не один?

Нарцисса и Беллатрикс горячо поддержали такое решение, а Риддл благодарно пожал Люциусу руку и к его рекомендации добавил направление от штаба. Мальсибер уехал через неделю, за которую успел подружиться с Драко и, кажется, даже договориться с ним о встрече на параде победы.

А победа уже просто витала в воздухе, опьяняя лучше любого коньяка. Второго мая был взят Берлин и закончена Итальянская кампания. А в ночь на седьмое мая в ставке Эйзенхауэра в Реймсе генерал Йодль от имени германского командования подписал акт о капитуляции. Впрочем, восьмого мая в предместье Берлина Карлхорсте акт о безоговорочной капитуляции вооружённых сил Германии был подписан уже официально и в присутствии представителей СССР, США, Великобритании и Франции. Всё было кончено. Всё!

Люциуса разбудил телефонный звонок. Звонить могли только из штаба, что всегда означало какие-то неприятные известия.

– Приезжай, – тихо сказал в трубку Риддл. – Он вернулся.

Люциус собрался за считанные мгновения и, понимая, что ждать, пока за ним приедет Крэбб, долго, выскочил на улицу, где, пользуясь служебным положением, остановил военный грузовик и велел гнать в штаб.

Северус сидел в кабинете Риддла и, заметив Люциуса, поднялся, неловко разводя руки.

***

– Жив! Ты жив! Ты вернулся!

Люциус стиснул его в объятьях, бормоча о том, как счастлив, как скучал, и что теперь всё будет хорошо. Северус сильно похудел, а его лицо, шею и кисти рук покрывал коричнево-бурый загар, граница которого проходила явно по закрытой одежде. Он уже успел переодеться в армейскую форму с чужого плеча и казался ужасно смущённым.

– Люци, – наконец сумел заговорить он. – Живой…

Риддл поручил своему водителю отвезти Люциуса с Северусом домой, где Нарцисса уже успела накрыть на стол. Сначала они сидели за столом втроём, потом приехала Бель с ребёнком, потом с ними незаметно оказались Риддл и Драко… и только утром они остались в столовой одни. Все новости были рассказаны, павшие помянуты и оплаканы, и Люциус протянул Северусу сигареты:

– Будешь?

– Как в старые добрые времена.

Курить они вышли в сад, и Люциус, не удержавшись, сначала обнял Северуса за плечи, а потом просто встал рядом, чувствуя его тепло. Теперь уже точно всё будет хорошо. Война закончилась.

========== Эпилог. Северус. 1945 г. ==========

Северус проснулся на рассвете и долго не открывал глаза, наслаждаясь чистотой постели и тишиной. Он уже успел забыть, как это может быть здорово, и до сих пор его не покидало чувство нереальности происходящего. Будто это просто сон, а в реальности ничего не изменилось – тот же барак, те же вышки с автоматчиками, те же цепные псы и лающая речь бесконечных приказов: «Стоять!», «Руки вверх!», «Не двигаться!» Как же, оказалось, быстро можно привыкнуть к плохому, а отвыкать…

В ушах всё ещё шумели двигатели «Бьюфатера» – впервые Северус летел пассажиром и чувствовал себя от этого отвратительно. Остальные его товарищи по плену остались в Бресте, чтобы вернуться домой морем, и лишь на Северуса был «специальный запрос» из штаба. Когда стало понятно, что за этим запросом стоит Люциус, на душе стало тепло и спокойно – его ждали, несмотря ни на что. Северус отбросил одеяло и уселся на кровати, глядя в окно. Ему требовалось решить, что делать дальше.

От Люциуса он уже знал, что Рей выбрался из той заварухи живым и даже здоровым, а теперь поселился в Уике, только вот понять, как на это реагировать, не получалось. Уж самому себе Северус мог признаться, что боялся определённости. Чего стоят признания, сказанные в лагере, когда каждый день мог стать последним? Рей просто тянулся к близкому человеку, а то, что их сбили в одном бою, лишь добавляло остроты в отношения – так потерпевшие кораблекрушение стараются держаться вместе, в поисках хоть какой-то стабильности. Северус умылся и тщательнее, чем обычно, оделся, прежде чем выйти из комнаты.

– Доброе утро, Северус. Кофе будешь? – Нарцисса улыбнулась ему, как близкому родственнику, и, не дожидаясь ответа, поставила на стол изящную чашку. – Пожалуйста.

С продуктами в Лондоне было хуже, чем в Уике, или это давали о себе знать военные лишения, но поджаренный хлеб с джемом вызвал у Драко бурю восторга. Он вежливо поздоровался и уселся за стол, на правах взрослого.

– Через неделю будет приём в честь нашей победы, вы пойдёте? – улыбнулся он Северусу. – Если что, то отец может помочь с пригласительным билетом.

– Драко, мне кажется, что приглашать Северуса – это моя привилегия, – Люциус не утратил свою способность появляться в нужном месте в нужное время.

– Но ты ведь всё равно хотел его пригласить?

– Разумеется, – Люциус уселся напротив Северуса и поинтересовался: – Какие у тебя планы?

Кажется, он ждал, что Северус немедленно сорвётся в Уик, поэтому на его лице и мелькнуло разочарование, стоило ему услышать:

– Поеду в Коукворт.

– К родителям?

– Да. И, наверное, навещу Петунью.

Улыбка покинула лицо Люциуса:

– Это да… вам есть о чём поговорить. А потом возвращайся, приём обещает быть очень интересным, – Люциус задумчиво покрутил в пальцах чашку. – А ты ещё не решил, где хочешь служить?

– Ещё нет.

– Я могу порекомендовать тебя в любую часть, а если захочешь, то составлю протекцию в штабе.

В этом был весь Люциус – колпак Санта-Клауса был бы ему к лицу.

– Спасибо. Но штабная работа всё-таки не для меня.

– Я помню. Только небо может тебя привлечь.

Северус улыбнулся.

– Именно. Я приеду на приём.

– Хорошо. А когда уедешь?

– Сегодня.

Почему-то пользоваться гостеприимством Люциуса было неловко. Да и вообще Северус никак не мог почувствовать себя уместным и окончательно вернувшимся, когда мыслями всё ещё был там – на девяти досках нар стылого барака.

Возражать Люциус не стал, и сразу же после завтрака Северус отправился на железнодорожный вокзал. В мыслях по-прежнему был полный раздрай. Только сейчас до него дошло осознание смерти Лили, и он цеплялся за эту боль, свидетельствующую о том, что он сам ещё жив, хоть и опустошён. Подумать только, там, в лагере он переживал за Люциуса, Фрэнка, Артура и даже подумать не мог, что это будет Лили. Весёлая, сильная, понимающая, добрая – сейчас она казалась ему самой лучшей, и он ненавидел себя за то, что никогда ей об этом не говорил.

Поезд, как нарочно, останавливался на каждой станции, и мысли медленно начинали упорядочиваться. Надо будет пообещать Петунье перечислять половину жалования для сына Лили, чтобы хоть так…

Мать бросилась ему на шею со слезами, позабыв о своей привычной сдержанности и чопорной сухости. Северус прижал её к себе, глядя поверх её макушки на отца.

– Здравствуй, сын…

Как же он постарел!

– Здравствуй, отец.

Тобиас неловко потоптался рядом и вдруг тоже приобнял Северуса, после чего быстро отпрянул, будто обжёгся. Но для него это был просто верх нежности.

– Герой… наш… – Тобиас прокашлялся. – Ты это… знай… мы тебя ждали… и гордились… ага… соседи вот не дадут соврать.

Чтобы сгладить неловкость, Северус принялся доставать из вещевого мешка консервы, заботливо упакованные Люциусом, и серый армейский хлеб. Похоже, это был лучший подарок, потому что мать даже забыла про слёзы и начала прятать консервные банки подальше в шкаф.

Северус вышел на крыльцо покурить и удивился, что отец не только последовал за ним, но и закурил, задумчиво глядя на серое от низких облаков небо.

– А подружка твоя того… погибла.

– Я знаю, – Северус на мгновение сжал кулаки.

– Малец у неё остался, – Тобиас тяжело вздохнул. – Я-то до последнего думал, что твой, но нет… подрос и на отца стал походить. Глаза только её и смотрят так же.

– Я знаю…

– Эх, да кабы ты знал! Была бы она жива, нашла бы парнишке отца со временем, чтобы не бедовал, а так… кому он нужен стал?

– А Петунья что?

– Так всё равно это… своя рубашка ближе к телу-то, кто бы что ни говорил. Нет, ты не подумай, она старается, только всё равно мальчишка растёт, как трава у забора.

Тобиас ещё раз затянулся и долго тушил брошенную сигарету, втаптывая её в грязь. Северусу вдруг стало невыносимо тоскливо.

– Отец, я пойду прогуляюсь… к реке.

– Иди… отчего ж не прогуляться?

Северус уселся на пень, бывший когда-то раскидистой ивой, и принялся бросать в воду мелкие камешки. Слова отца разбудили в душе какое-то непонятное чувство, и ещё почему-то было стыдно за то, что идти к Петунье не хотелось, а особенно не хотелось смотреть в глаза, похожие на глаза Лили. Хотя, конечно, ребёнок его точно не узнает.

– Ты что здесь делаешь?

Перемазанный мальчишка вылез из кустов и тонким прутом принялся хлестать по стеблям травы, сбивая их.

– Сижу, – пожал плечами Северус. – Нельзя?

– Вообще-то, это мой пень, но тебе можно. Ты ведь герой.

А Северус уже и забыл о двух крестах, которые заставил его надеть Люциус «на всякий случай». Кто ж знал, что случай будет таким. Северус пристально взглянул на мальчишку и обомлел: глаза, упрямо поджатые тонкие губы, характерный овал лица… сомнений быть не могло.

– А ты Гарри?

Мальчишка удивился:

– Да. А откуда ты меня знаешь?

– Потому что я знал твоих родителей, а ты очень на них похож.

Северус смотрел на удивлённо распахнувшиеся глаза своего прошлого и чувствовал, как сжимается сердце. Мальчишка бросил прут и подошёл поближе, заглядывая Северусу прямо в глаза:

– Правда?

– Да. Мы с Лили дружили с детства… с Джеймсом тоже, но уже позже. И я даже держал тебя на руках, когда ты был очень маленьким.

Северус не умел обращаться с детьми и точно не знал, что делать, когда ребёнок вдруг бросается на шею и доверчиво обнимает. Впрочем, мальчишка тут же смутился своего порыва и даже отошёл на шаг, старательно заводя руки за спину, видимо, чтобы избежать искушения.

– А ты почему здесь один ходишь? – Северус решил заговорить на нейтральную тему.

– С Дадли поругались, – мальчишка досадливо махнул рукой. – Варенье мы с ним вместе ели, а когда нас поймали, то он не признался, и тётушка меня мокрой тряпкой по заднице отходила.

– Больно?

– Обидно, – насупился Гарри. – И нечестно. И варенья в той банке было всего-то на самом дне.

Северус вспомнил свои детские беды и подвинулся, уступая мальчишке часть пня.

– Садись.

Уже через час они разговаривали, как старые приятели, и Северус вдруг почувствовал, что пружина, которая была скручена у него где-то внутри, медленно разжимается, и даже дышать становится легче.

– А ты где живёшь? – вдруг спросил Гарри.

– В соседнем доме.

– Врёшь ведь! Там только старый Тобиас живёт, и его строгая жена. Я раньше его боялся, а он потом ничего такой оказался. Даже как-то раз печенье дал. И леденцы с ярмарки приносил.

– Это мои родители.

– Да ну! Ни капли не похожи. Вот про меня говорят, что «одно лицо», а ты со стариком Тобиасом – два разных. Глаза только на его жену похожи… цветом. А ты у них жить будешь?

– Нет. Я же лётчик. Я в часть вернусь и буду жить на авиастанции.

– Правда? – зелёные глаза восторженно заблестели. – А с тобой можно?

– Куда?

– На авиастанцию. Я хороший. Честно. Я даже самолёты мыть буду, если надо.

Северус рассеянно кивнул, вспоминая, как они с Поттером мыли эти самые самолёты.

– Спасибо! Спасибо огромное! Я сейчас только тётушке скажу и вернусь! – Гарри отбежал, а потом вдруг остановился: – Как, ты говорил, тебя зовут? Сев?

– Северус.

– Се-ве-рус! – прокричал мальчишка, скрываясь в кустах.

Почему-то без него сразу стало как-то пусто. Северус ещё недолго посидел, а когда солнце вдруг выглянуло из-за туч, засобирался домой. Проходя мимо дома Петуньи, он решил зайти объясниться, а то ребёнок мог наболтать всякого.

– Привет, Северус, – под взглядом Петуньи он почувствовал себя провинившимся ребёнком. – Надо поговорить.

Она отправила Гарри и своего сына на улицу и, закрыв плотно дверь, отправилась на кухню. Северусу ничего не оставалось, как последовать за ней.

– В общем-то, не скажу, что удивлена – вы с Лили всегда были друг за друга. Но всё равно я должна тебя спросить. Ты хорошо подумал? Конечно, твоё предложение нам сейчас как нельзя кстати – мальчики растут, и мне их просто не прокормить, но ты должен знать, на что идёшь. Ребёнок неспокойный и постоянно норовит куда-то влезть, и тянет за собой моего Дадлика. Но зато за его будущее можно не волноваться – мистер Малфой кладёт на его счёт какие-то деньги, и когда Гарри вырастет, то будет обеспечен, но пока…

Петунья говорила сбивчиво, захлёбываясь словами, но всё равно смысл до Северуса доходил. Пусть и медленно.

– Постой! Так ты мне его отдаёшь?

– Конечно! Говорю же тебе – кормить нечем. Да и вообще мужская рука ему нужна, а Вернон еще год или два будет служить в Африке. Он же у меня совсем избалуется…

Северус опешил. Получалось, что ему сейчас вот так просто отдавали ребёнка Лили? Как щенка или как вещь?

– Я его забираю прямо сейчас, – осторожно напомнил он.

– Ну, разумеется, только дай им попрощаться с Дадли, они как-то… сдружились, что ли, – Петунья приложила к совершенно сухим глазам платок. – Надеюсь, ему у тебя будет хорошо.

Северус вышел на крыльцо, чувствуя, что у него трясутся руки, а Гарри бросился ему навстречу:

– Скажи ему, что это правда! Скажи, что я буду жить на авиастанции!

У Северуса хватило сил, чтобы только кивнуть:

– Да.

Второй мальчишка посмотрел на Гарри с откровенной завистью, а потом выпалил:

– А я тоже буду лётчиком, понял?

– А я раньше!

Появление Петуньи оборвало этот нелепый спор. Гарри проскользнул мимо неё в дом и вышел оттуда, гордо держа в руках модель «Спитфайра».

– Прощайтесь, мальчики, – объявила Петунья, снова прикладывая к глазам платок.

Мальчишки потоптались рядом друг с другом, пожали руки, и Гарри подошёл к Северусу:

– Пойдём?!

Теперь уже Северус не успевал за стремительно меняющимися событиями, но отступать не собирался. Он стиснул горячую ладошку Гарри и повёл его домой, спиной чувствуя взгляд Петуньи.

Эйлин всплеснула руками и снова расплакалась, а вот Тобиас, казалось, ничуть не удивился:

– Ты это… молодец, сын. А Гарри быстро вырастет… и ещё за тобой приглядывать будет.

И пусть Северус чувствовал себя немного неловко, он знал, что поступил правильно, и Лили бы сейчас точно была им довольна. А притихший Гарри прижимался к его боку и не выпускал его руку из цепкого захвата.

– Утром мы уедем в Лондон, а после приёма в честь победы – в часть.

С Северусом никто не спорил.

В Лондоне он снял маленький номер в гостинице. Можно было бы, конечно, остановиться у Люциуса, но почему-то казалось очень важным провести время с Гарри. Себе Северус объяснял это тем, что им надо друг к другу привыкнуть, но в глубине души понимал, что ему это необходимо не меньше, чем ребёнку, потому что рядом с Гарри он чувствовал себя живым и по-настоящему нужным. Словно в его жизни вновь появился утраченный смысл.

Утро в день торжественного приёма выдалось солнечным, но прохладным. Северус усадил Гарри себе на плечи, чтобы не потерять в толпе, и отправился смотреть смену караула у дворца. Гарри вертелся, поминутно вскрикивая, невольно заставляя вспомнить слова Петуньи о его невоспитанности. Ну и чёрт с этими нормами! В конце концов, хорошее воспитание ещё никому не помогло выжить.

– Северус! – Драко, в форме курсанта авиашколы, дёргал Северуса за рукав, потрясённо разглядывая Гарри. – Не может быть!

Драко протянул руки и, помогая Гарри спуститься на землю, прижал его к себе:

– Как ты вырос, балбес!

– Сам балбес… Драко.

– Он меня узнал? Представляете?! Узнал!

Они так откровенно радовались друг другу, что Северус не стал препятствовать, когда мальчишки уселись отдельно от него и стали болтать, будто и не расставались. Северус решил, что это очень удачная встреча и можно будет попросить Драко побыть с Гарри, пока длится приём. Да и самому уже пора навестить Люциуса и напомнить об обещании отправить его куда-нибудь в часть. Благодаря его связям была возможность попасть туда, где ребёнок не будет помехой.

Конечно же, Гарри не возражал пойти в гости к Драко, а Нарцисса, когда узнала о том, что Северус забрал ребёнка себе, расплакалась. Наверное, от умиления или ещё от чего-то такого, свойственного женщинам. Люциус просто пожал руку и сообщил, что так будет лучше для всех.

Приём был назначен на вечер. Северус чувствовал себя немного нелепо в парадной форме, но когда увидел в такой же форме Люциуса и Бель, то перестал волноваться. Всё было правильно. Их проводила Нарцисса, прижимая к себе дочку Беллатрикс. Девчонка явно отличалась вздорным нравом мамаши и успела выдернуть у Северуса клок волос, когда он просто хотел проверить, какого цвета у неё глаза. Муж Бель ждал их в машине, и в его компании Северус отчего-то почувствовал себя крайне неуютно.

Огромный зал был переполнен, и у Северуса зарябило в глазах.

– Сев?

Рей стоял всего в шаге от него, и Северус не мог разобрать его эмоций – радость, смущение, восторг, настороженность, боль…

– Сев! – он всё-таки сделал этот проклятый шаг, стискивая Северуса в объятьях. – Сев!

В этот момент толпа взревела, приветствуя членов королевской семьи, и поняв, что до них никому нет никакого дела, Северус увлёк Рея к окну, где можно было хотя бы просто поговорить.

– Ты как?

– Хорошо, а ты?

– Тоже. Забрал себе ребёнка Лили. Хороший парень. Только очень активный.

– Молодец.

Они замолчали. Северус мучительно подбирал слова, не зная, что ещё сказать, а Рей… Рей просто смотрел на него. Смотрел так, будто не было последнего года, будто завтра им снова предстоит шагнуть в неизвестность, а поэтому сегодня можно всё. Совсем всё. Ведь завтра у них уже может и не быть. Северус поёжился, а Рей вдруг подхватил его под руку и куда-то потащил. Непонятно как, но они оказались на балконе, очевидно, предназначенном для курения.

– Сев, ты – идиот! – выдохнул Рей, стискивая его руку так, что побелели пальцы. – Ничего ведь не изменилось! Ничего, понимаешь?

– Нет… не понимаю.

– Я и говорю – идиот, – Рей вдруг с явным облегчением засмеялся. – Видел бы ты себя. Ты уже получил назначение?

– Ещё нет.

– Давай быстрее, чтобы мы вместе поехали в часть. Меня отпустили только на два дня. В доме есть отличная детская…

– Я знаю.

– Ребёнку там точно понравится. И до авиастанции рукой подать. Можно будет ночевать дома.

Для Рея уже всё было решено, но Северус так не мог.

– Погоди, но мы же ещё ничего не решили…

Но Рей в ответ только фыркнул: