Текст книги "Снежная история (СИ)"

Автор книги: HelenRad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Держа руку на пульсе операции, Люциус понимал, что впервые за новейшую историю сухопутных сражений танки перестали играть решающую роль – всё зависело от авиации, и танковые войска вермахта становились лёгкой мишенью для господствующих в воздухе штурмовиков и истребителей. И впервые с начала войны им овладела уверенность в скором окончании этой бойни.

***

Как и предсказывал Люциус, последствием высадки десанта в Нормандии стал новый шквал атак на Лондон. И на этот раз противник использовал самолёты-снаряды Фау-1. Гитлер хвастливо назвал их «оружием возмездия», и отчасти его радость была оправдана – уничтожить такую цель в воздухе было гораздо сложнее, чем бомбардировщик. После захвата пусковых площадок в Па-де-Кале немцы стали запускать Фау-1 с летящих бомбардировщиков, чаще всего «Хейнкель». Но они были уже привычной целью, и сложность заключалась лишь в их перехвате до пуска Фау.

Помимо того, что самолеты-ракетоносцы могли осуществлять запуски ракет с неожиданных направлений, вводя в заблуждение систему противовоздушной обороны Британии, так ещё и действовать предпочитали по ночам и на малых высотах, чтобы избежать обнаружения радарами. Бомбардировщик приближался к Британии и пересекал линию побережья на малой высоте, экстренно набирал высоту, запускал ракету и быстро снижался. И всё-таки эта тактика была ненадёжной: помимо того, что «Хейнкель-111» сам по себе был устаревшей машиной, яркая вспышка включившегося двигателя ракеты демаскировала носитель в ночной темноте. Да и, в общем, воздушные запуски оказались менее надёжными.

Но как бы там ни было, Люциус хвалил себя за то, что удачно вывез семью подальше от опасности – в Лондоне продолжали рушиться дома и гибнуть люди, но к осени должно было стать полегче. Союзные бомбардировщики планомерно разрушали промышленные предприятия противника, делая массовое производство Фау-1 невозможным.

Лондонцы называли Фау-1 «жужжащими бомбами» из-за характерного звука, издаваемого пульсирующим воздушно-реактивным двигателем. Люциусу казалось, что этот звук он не забудет никогда – настолько сильно он отзывался в душе. Но переживания во время атак не шли ни в какое сравнение с теми, что терзали Люциуса при изучении списка погибших. Этот еженедельно обновляемый список был засекречен, и взглянуть в него позволял Риддл. Его мотивов Люциус так и не понимал, но это совершенно не мешало испытывать благодарность.

Приходить в кабинет Риддла вечером пятницы уже успело стать доброй традицией. Список обычно, будто случайно, оказывался под стопкой рабочих бумаг, знакомство с которыми входило в обязанности Люциуса. И каждый раз Риддл что-то сосредоточенно писал, не поднимая взгляда от своей записной книжки, и только когда Люциус вставал из-за стола, бросал несколько ничего не значащих фраз, прежде чем заговорить о деле.

В этот раз традиция была грубо нарушена. Во-первых, никаких бумаг на секретере не оказалось, а во-вторых, Риддл протянул Люциусу незапечатанный конверт.

– Это вам, мистер Малфой. От Беллатрикс.

Сердце сжалось от нехороших предчувствий, а когда Люциус прочитал короткую записку, он уже был уверен в том, что произошло что-то страшное. Люциус поджёг тонкий лист бумаги, зачем-то прикурил от него и медленно опустился в кресло. В голове на разные лады билась фраза Бель: «Люциус, пожалуйста!»

– Что с ним?

Люциус не узнал свой голос, а Риддл, кажется, не понял вопроса:

– С ним? О ком вы?

– Вы прекрасно знаете сами. Что с ним? – с нажимом повторил Люциус, непроизвольно сжимая кулаки.

Если Риддл и хотел его подразнить, то почему-то передумал. Он протянул Люциусу сложенный вчетверо список погибших и тихо сказал:

– С ней, мистер Малфой. Это случилось с ней. Номер двести сорок четыре.

Люциус смотрел на листок и не мог разобрать ни единого символа. В голове шумело, как после хорошей попойки, а в глаза словно кто-то насыпал песок. Взять себя в руки удалось не сразу, но он сумел себя заставить, чтобы прочитать: «244. Поттер Л. 1914-1944».

Теперь сразу всё встало на свои места, и мгновенное облегчение – не он! – сменилось тяжестью осознания потери. Люциус зажмурился. Сколько можно?! Почему она?..

– Беллатрикс просила вас сообщить сестре Лили. Она не может.

Люциус неожиданно для себя рассмеялся, но смех оборвался так же внезапно, как и начался, и когда он коснулся губами протянутого бокала, то заметил, что губы дрожат. Проклятье! Конечно, Люциус сообщит! И сестре Лили, и Нарциссе… и Фрэнку с Алисой, и Северусу. Боль мешала вздохнуть, но Люциус стиснул зубы.

– Я сообщу, – мрачно пообещал он. – Прямо завтра. Как это произошло?

Беллатрикс, видимо, подробно рассказала Риддлу о нелепой случайности, которая привела к гибели Лили, и Люциус вдруг представил, как тот её утешал. Поверить, что холодный и расчётливый Риддл на такое способен, было непросто, но ведь он исполнял волю Бель, а значит… Люциус вздохнул – всё-таки война меняла людей до полной неузнаваемости. Риддл неожиданно показался таким человечным, что Люциус не выдержал:

– А про них вам что-нибудь известно?

Объяснять, про кого он спрашивает, не потребовалось. Люциус заметил, как у Риддла дёрнулась щека, прежде чем он покачал головой:

– Нет.

– Пожалуйста…

Люциус не успел озвучить свою просьбу, а Риддл его уже перебил:

– Да. Сразу же, как узнаю.

Пожалуй, впервые Люциус пожал Риддлу руку, благодаря от души.

***

В Коукворт поезд прибыл на рассвете, и Люциус решил обойтись без кэба, чтобы прогуляться и собраться мыслями. Впрочем, на станции никаких кэбов и не было – очевидно, местные жители не жаловали этот способ передвижения. Адрес написала Бель, и Люциус несколько раз доставал записку, чтобы убедиться, что петляющая вдоль реки улочка та самая. А потом он вдруг понял, что где-то здесь жил Северус – может, даже в том доме с закопченной стеной! – и у Люциуса появился исследовательский интерес.

Сестру Лили звали Петунья, и если бы Люциус не сталкивался с непохожестью Нарциссы и Бель, то решил бы, что ошибся адресом. Она пристально разглядывала его, явно пытаясь сообразить, что его привело, а потом вдруг зажала рот рукой и приглушённо вскрикнула:

– Лили?!

В её взгляде были и ужас, и боль, и растерянность, и какое-то детское разочарование, а когда она вздёрнула подбородок, неуловимо становясь похожей на Лили, Люциус выдохнул:

– Погибла. Нелепая случайность. Вышли на противника, ошибочно приняв их за своих. Неисправность радара. Бывает. Поздно поняли.

Слова падали тяжело, как камни, и были такими же неподъёмно тяжёлыми. Петунья не плакала. Она нервно теребила угол шали, наброшенной на плечи, а взгляд её был совершенно пустым. Потом она словно опомнилась и предложила Люциусу войти в дом. Это совершенно не соответствовало его планам, но отказать почему-то было слишком неловко.

За столом над пустыми тарелками сидели двое мальчишек и настороженно смотрели на Люциуса. Гарри он узнал сразу по тёмным волосам и ярко-зелёным глазам, так похожим на глаза Лили. Второй мальчишка – блондин, как Петунья – казался немного крупнее, но был таким же худым. Люциусу стало немного обидно оттого, что Гарри его не узнал. Хотя чего он хотел? Последний раз он видел сына Лили больше двух лет назад, ему тогда было около пяти лет, а в этом возрасте память у детей очень короткая.

– Идите гулять, – шикнула на мальчишек Петунья. – Нам с господином офицером поговорить надо.

– Папа, да? Папа?! – едва слышно выдохнул блондин.

– Нет, Дадли! Не приставай к человеку.

Слушались мальчишки беспрекословно и, передвигаясь бочком, быстро покинули кухню. Когда хлопнула входная дверь, Петунья тяжело опустилась на стул и, спрятав лицо в шали, расплакалась. Совершенно беззвучно и безнадёжно. Люциус погладил её по вздрагивающим плечам и тихо сказал:

– Беллатрикс не хотела, чтобы вам об этом сообщали чужие люди. И я тоже. Правда, я не знаю, чем могу помочь.

– Вернон ушёл на фронт, – глухо заговорила Петунья. – Родители умерли… друг за другом. Я осталась с ними одна… совсем одна.

– Вам нужна помощница по хозяйству, – Люциус стиснул ледяную ладонь Петуньи. – Позвольте, я буду оплачивать её услуги?

– Я справлюсь, – она вытерла лицо и снова вздёрнула подбородок. Если бы не дрожащие губы, в её силу можно было бы поверить. – Мне помогают соседи. А если вам некуда девать деньги, то могли бы открыть счёт на имя Гарри. Когда-нибудь он вырастет, и эти деньги ему пригодятся.

– Я могу избавить вас от обузы, – тихо предложил Люциус.

– Нет, – Петунья поджала губы. – Он не обуза.

Люциус ощущал себя бестактным, но это не мешало чувствовать ответственность за осиротевшего ребёнка. Поэтому он продолжил:

– На что вы живёте?

– Лили отдавала мне всё своё жалование, а я никогда не была транжирой, кроме того, Вернон тоже присылает. Нам хватает, – Петунья с достоинством расправила плечи.

Люциуса всегда восхищала сила духа, о чём он и сообщил Петунье. Она впервые за разговор улыбнулась:

– Скажете тоже… это Лили у нас была сильной, а я так… – она устало махнула рукой. – Но если вы и в самом деле так думаете, то может, не откажете мне в просьбе?

Люциус поощрительно кивнул, гадая, о чём она его попросит, и мысленно прикидывая, в какую сумму это может вылиться. Петунья снова попыталась улыбнуться, но у неё не вышло.

– Господин офицер, к сожалению, я не знаю, как к вам обращаться…

Люциус обругал себя за то, что на войне совершенно забыл о приличиях и элементарной учтивости.

– Мистер Малфой, к вашим услугам.

Петунья вымученно улыбнулась и попыталась изобразить книксен.

– Мистер Малфой, если вы хотите сделать что-то для меня, то, пожалуйста, пообещайте одну вещь.

Заинтригованный Люциус медленно кивнул:

– Всё, что вам будет угодно.

Не потребует же она чего-то немыслимого?! Петунья несколько раз нерешительно взглянула на Люциуса и выдохнула:

– Я хочу, чтобы Дадли стал лётчиком! – она пару мгновений молчала, будто ждала возражений, а потом горячо заговорила: – У нас в городке не пробиться до самой смерти, а какие-то университеты нам недоступны, да и наукам с детства надо учиться.

– Летать тоже надо учиться, – улыбнулся Люциус.

– Да кто ж спорит? Но это можно и не с детства. Снейп же смог! Такой вечно был замарашка в материной блузке, а каким стал? Я ж его в последний раз когда увидела, даже не сразу узнала!

Упоминание Северуса вызвало целый шквал эмоций – от иррационального умиления до боли в позорно дрогнувшем сердце. Думать о том, где сейчас Северус, и что с ним происходит, было невыносимо тяжело, и Люциус привычно спрятал эти мысли в самые дальние закоулки сознания. Он подумает об этом потом, после возвращения Северуса.

– Он, наверное, сильно переживает из-за Лили? Они были близки, – Петунья болезненно поморщилась. – Не в том смысле близки, что люди болтали. Они дружили. И, наверное, он её даже любил, ну, знаете, как это бывает?

– Знаю.

Петунья осеклась, виновато взглянув на Люциуса.

– Вы поможете?

– Чем?

– Если вы замолвите за него словечко, то его точно возьмут в лётческую школу. Вам же не трудно? А дальше он уже сам.

– А вы уверены, что он захочет?

Петунья провела его в комнату и кивнула на полку, где стояли две модели самолётов: та, что Северус заказывал для Гарри, и вторая, в которой Люциус с удивлением узнал свой довоенный «Спитфайр».

– Это их любимые игрушки, и играют они только в лётчиков… в этого… Драко. Я сама не очень разбираюсь, но Гарри всегда про него говорит… и вроде бы что-то в газетах было…

От нахлынувших чувств Люциус зажмурился, но сумел быстро взять себя в руки.

– Я рекомендую вашего сына в лучшую авиашколу.

Петунья чопорно достала из рукава платочек и промокнула сухие глаза:

– Бог воздаст вам по заслугам, мистер Малфой, а я буду молиться за вас.

Люциус уже собрался уходить, но всё-таки решил поинтересоваться:

– А почему вы просили только за одного ребёнка?

– Мне показалось, что о Гарри вы позаботитесь и без моих просьб, – Петунья вздохнула. – Всё-таки Лили умела выбирать друзей.

На службу в этот день Люциус не вернулся. Вместо этого он решил провести тихий вечер дома, пусть и в одиночестве. И пока трясся в поезде до Лондона, он не мог перестать думать о Гарри, который играет «в Драко» со своим кузеном. Чтобы попрощаться с Люциусом, мальчишки вынырнули откуда-то из кустов по зову Петуньи, и лоб Гарри рассекала свежая ссадина. Петунья тут же пожаловалась на сына соседа, от которого «проходу нет», но судя по довольным лицам братьев, в этот раз удача была на их стороне.

Из-за очередного налёта на Лондон поезд долго стоял где-то в поле, и домой Люциус попал, когда уже стемнело. Первым делом он задёрнул тяжёлые портьеры, а потом чиркнул зажигалкой, пытаясь обнаружить свечи.

– Привет!

Загоревшийся на журнальном столике огонёк свечи выхватил из темноты бледное лицо Беллатрикс – большой любительницы эффектных появлений.

– Добрый вечер! – Люциус порадовался, что ему удалось сохранить хладнокровие.

– А я к тебе в гости пришла, – Бель взяла подсвечник и очертила круг. – У тебя так хорошо. Тихо.

– Нарцисса и Драко уехали на всё лето в Станстенд.

– Да. Я знаю, – Беллатрикс потерянно смотрела на Люциуса. – Но так даже лучше. Ты не подумай, я её люблю, но с тобой мне гораздо проще разговаривать… к тому же я буду курить, а она не одобряет… Нарси слишком совершенна для откровений.

Люциус поставил на столик пепельницу, после чего принёс коньяк и два бокала. Беллатрикс пробормотала слова благодарности и закурила, устраиваясь в кресле поудобнее. Она даже стянула форменные сапоги и поджала под себя ноги, а потом тихо сказала:

– Лили не хотела жить.

– Почему ты так решила?

– Я знаю, как она летает… летала, – быстро поправилась Бель и прокашлялась, прочищая горло. – Я знаю, как она умела маневрировать, какие трюки исполнить, а тут… я это видела… и я ничего не могла сделать.

Люциус разлил по бокалам коньяк, вспомнил о том, что забыл пообедать, и принёс банку армейской тушёнки, которую открыл ножом. Он хотел выложить мясо на блюдо, но Бель остановила его:

– Давай представим, что мы на заброшенной авиастанции, или вообще потерпели крушение и совершили вынужденную посадку.

– Меня пугают твои фантазии.

– А меня душат рамки приличий и условностей, – парировала Бель. – Давай, ты же можешь быть просто человеком, а не манекеном с палкой в заднице и вечной фальшивой улыбкой.

– Бель, как можно? – почему-то её резкость больше не раздражала, и Люциус журил Беллатрикс, скорее отдавая дань многолетней привычке, чем желая осадить.

– Ох, Люци, ты лучше меня знаешь, что можно и так, и не так, – Бель затушила сигарету, после чего подняла бокал и сделала небольшой глоток. – И как хорошо, что мы это знаем…

Мясо они выбирали вилками из жестяной банки по очереди, и Люциус хотел было сказать, что коллекционный коньяк не заслужил подобного отношения, но не стал. Если от такой ерунды ноша Бель становиться легче, то почему нет?

– А что ты сказал Гарри?

– Ничего, – Люциус тоже закурил. – Я не смог. Это было гораздо хуже смерти. У него такие глаза… мне было страшно погасить в них свет…

– Я бы тоже не смогла, – Бель ещё пригубила бокал. – Это страшно, Люци… очень… очень страшно, когда дети остаются без родителей.

– Я пообещал перечислять деньги на его счёт.

– Если бы это всё решало, – Бель обхватила себя руками и принялась раскачиваться в кресле. – Ты не представляешь, как я боюсь… и как хорошо, что у меня есть вы с Нарси. Вы не бросите ребёнка, ведь правда?

– Да, я позабочусь о Гарри…

Он не договорил – Бель его перебила:

– Моего ребёнка, Люци! – она с вызовом взглянула на него. – Я беременна.

***

Люциус привык считать, что его ничем не удивить, но глядя на начинающее розоветь небо, понял, что недооценивал Бель. Она всё делала с размахом и от души, поэтому результаты впечатляли. Люциус мог допустить, что она увлеклась Риддлом – в конце концов, тот был неординарной личностью! – но остальное?..

Мало того, что этот человек был опасен и не потерпел бы даже мысли о манипулировании собой, так ещё у него были крайне запутанные отношения с Мальсибером. И если уж ему удавалось следить за судьбой человека, оказавшегося в плену, то это свидетельствовало лишь об огромном желании и о том, что те угли всё ещё тлели. На что Бель рассчитывала? Впрочем, она, казалось, и сама это понимала и точно не питала иллюзий. Но тогда как?!

Были ещё различные способы избавиться от последствий неосторожной страсти, но стоило Люциусу намекнуть на это, как Бель расхохоталась. Она даже запальчиво назвала его монашкой в штанах и сообщила, что прекрасно осведомлена о таком и даже испытала на себе, но сейчас не тот случай. Не то чтобы он хотел о таком знать.

Люциус не понимал, как можно вот так взять и всю свою жизнь, с карьерой, мечтами, свободой, просто скомкать и швырнуть под ноги человеку, который в этом точно не нуждался. А Бель даже не собиралась сообщать о своём состоянии его виновнику – просто незаметно уйти в тень. Конечно, и Люциус, и Нарцисса примут этого ребёнка и дадут ему то, что смогут, но ведь это не заменит отца, да и статус бастарда тоже не упрощает жизнь.

Когда не осталось сомнений, что уснуть не получится, Люциус встал. Он распахнул окно и закурил, усевшись на подоконнике. В такие минуты он всегда вспоминал Северуса с его откровенным незнанием основ этикета и такого милого в своей непосредственности. Люциус невесело рассмеялся. Хорошо, что Северус никогда не узнает, что стал «милым» и «непосредственным»… хотя пусть смеётся, лишь бы вернулся!

Беллатрикс, похоже, тоже не спала. Она сидела на кухне и задумчиво разглядывала кофе в своей чашке. Удивительно, но тёмные круги под глазами и взлохмаченные волосы совершенно её не портили, а наоборот, придавали образу законченность. Такой своеобразный «последний штрих».

– Можно, я у вас поживу?

Люциусу казалось, что они этот вопрос обсудили ещё вчера.

– Мы же договорились.

– А вдруг ты забыл? Или передумал?

– Бель, уймись. В нашем доме всегда будет комната для тебя. Что ты хочешь на завтрак?

– Ничего, – Бель поморщилась. – Зря я смеялась над Алисой. По утрам, действительно, как-то нехорошо, не ужас, конечно, но аппетита точно нет.

Люциус никогда не обсуждал такие интимные вещи с супругой, но с Бель всё было иначе – проще и сложнее одновременно. Но она хотя бы перестала говорить ему то, что думает об окружающих мужчинах. Не то чтобы она сильно ошибалось в оценках, но от этого её суждения шокировали не меньше.

Они спокойно позавтракали и даже из дома вышли вместе – по-родственному. Бель планировала вернуться в своё подразделение и без шума уйти в отставку, пока настоящая причина не станет заметна. Риддлу она ничего говорить не собиралась.

На службе Люциуса ждало письмо Фрэнка. Их полк переводили из Уика во Францию, поэтому он освобождал дом, отправляя Алису к матери в Шотландию. Наверное, так было удобнее для всех. Дом Люциус решил продать, потому что возвращаться туда не собирался и не видел смысла тратить деньги на содержание нежилой недвижимости. Можно было, конечно, отправить туда адъютанта, но почему-то захотелось поехать самому. Да и встретиться с Фрэнком было бы неплохо.

Люциус шёл по улицам Уика, пытаясь понять, отчего так замирает сердце. Вроде бы, ничего особенного, но близкий гул самолётов, заходящих на посадку, будоражил воспоминания. Сколько здесь было всякого, но больше – хорошего.

– Привет, Люциус, не ожидал тебя увидеть, но ты очень вовремя, – Фрэнк широко улыбнулся и стиснул его в объятьях. – Завтра утром Алиса с Невиллом уезжают, и ты бы их не увидел.

Очевидно, Фрэнк очень гордился сыном, который бодро проковылял им навстречу по комнате и требовательно потянулся, просясь на руки. Люциус уже успел забыть, какими маленькими бывают дети, и, осторожно прижимая упитанного ребёнка к себе, ощутил этот особый запах – молока и чего-то неуловимого… наверное, так пахнет жизнь… Поймав себя на таких мыслях, Люциус подумал о том, что, наверное, стареет, иначе откуда взялась эта сентиментальность?

– Люциус, как я рада тебя видеть!

Алиса вышла из комнаты, и Люциусу с трудом удалось скрыть недоумение. Она выглядела располневшей и очень довольной, но не могла же она…

– Ты прав, – улыбнулась Алиса. – У нас будет ещё ребёнок. Я думаю, девочка.

И когда только успели? Впрочем, теперь понятно желание Фрэнка отправить Алису к матери – одной её точно будет очень тяжело. Люциуса они восприняли как источник новостей обо всех, и он добросовестно ответил на все вопросы, понимая, что действительно знает о судьбе всех бывших сослуживцев. И довольно неплохо знает.

– Как в плену? – Алиса округлила глаза и прикрыла ладонью рот. – Северус?

– Да, – вздохнул Люциус. – И Рейнард.

– А это кто? – удивился Фрэнк.

– Тот, кто пришёл после тебя. Их сбили в одном бою.

– А про Сириуса ты что-то знаешь?

– Знаю. Прямо сейчас он поднимает в небо моего сына.

– Драко?! – выдохнула Алиса. – Как быстро он вырос.

– Это да, – согласился Люциус. – Очень быстро.

– А Сириус всё ещё…

Можно было и не договаривать. Сириус и в самом деле всё ещё не пережил потерю лучшего друга. Просто пытался как-то научиться с этим жить. Поэтому Люциус молча кивнул.

– А Артур?

– Артура наградили крестом «За лётные боевые заслуги», и у него действительно семеро детей.

– Я знаю, – Фрэнк улыбнулся. – Это только Северус не верил.

Когда Люциус рассказывал о Лили, Алиса плакала, а Фрэнк обнимал её за плечи и что-то шептал в затылок.

– Я так и знала… так и знала… – взгляд покрасневших от слёз глаз Алисы потускнел от боли. – Она была такая бедовая. А Бель? Что с ней?

– Решила уйти из армии.

– И правильно! – обрадовалась Алиса. – В небо мы ещё вернёмся. Вот кончится война, и…

Невилл начал тереть глаза, и Фрэнк осторожно взял его и понёс укладывать спать. А в глазах Алисы снова заблестели слёзы.

– Не обращай внимания, Люциус, я сейчас слишком много плачу, – пробормотала она, пытаясь улыбнуться. – Просто я очень боюсь за Фрэнка. Мы все вышли из боя, а он нет… и люди продолжают гибнуть… ох, Люци! И когда только это закончится?!

– Скоро. Теперь уже скоро!

Люциус вышел на улицу, чтобы покурить и отпустить воспоминания, которые словно законсервировались в стенах этого дома, ставшего когда-то для всех чем-то большим, чем просто место встречи. Он чиркнул зажигалкой, и как по волшебству перед ним появился кудлатый пёс, которого щенком подобрал ещё Поттер, и который после его гибели привязался к Северусу. Как же его звали?

– Бродяга?

Пёс довольно оскалился и несколько раз стукнул хвостом.

– Бродяга, – снова позвал Люциус. – Дурашка…

Пёс его признал и ткнулся мокрым носом в бедро, замирая в ожидании ласки.

– Бродяга, ты тоже его ждёшь, да?

Пёс дружелюбно замахал хвостом, подставляя под ладонь Люциуса то одно, то второе ухо.

– Ждёшь, да?.. Я тоже жду. И мы дождёмся. Обязательно. Я тебе обещаю.

Бродяга благодарно лизнул его в ладонь, закрепляя соглашение.

***

Зря, наверное, Люциус обещал скорое окончание войны. События, и правда, развивались стремительно, но как же хотелось их ускорить! Двадцать девятого июня союзники овладели глубоководным портом Шербур, разом избавившись от многих проблем со снабжением. До этого приходилось довольствоваться «искусственными гаванями», через которые шёл огромный поток грузов. Они были очень уязвимы из-за неустойчивой погоды. Взятие Шербура ускорило прибытие подкреплений, так как пропускная способность этого порта составляла пятнадцать тысяч тонн в сутки. А это означало возможность двигаться дальше. Плацдармом для сосредоточения американских войск перед прорывом стали окрестности города Сен-Ло, освобождённого двадцать третьего июля, и уже через два дня начался прорыв, в котором, кроме массированных артиллерийских обстрелов, большую роль сыграла поддержка авиации.

Первого августа Третья американская армия генерала Паттона совершила прорыв и за две недели освободила полуостров Бретань, окружив немецкие гарнизоны в портах Брест, Лориан и Сен-Назер. Армия вышла к Луаре и, дойдя до Анже, захватила мост через Луару, после чего направилась на восток, к Аргентану. Немцы не смогли остановить продвижение третей армии, поэтому решили организовать контратаку, совершив роковую ошибку. Они попытались отрезать наступающие части от союзников и перекрыть их линии снабжения, захватив Авранш. Седьмого августа они начали контрудар, известный как операция «Люттих», закончившийся сокрушительным провалом.

На западе возле города Мортена немецкие атаки удерживали части Первой американской армии. С севера наступали англо-канадские войска под командованием Монтгомери. Немецкие Седьмая и Пятая танковые армии к пятнадцатому августа попали в окружение, названное «Фалезским котлом». Из этого котла немцы смогли выйти ценой огромных потерь: всего за пять дней с пятнадцатого по двадцатое августа они потеряли целых шесть дивизий. Кроме того, отступающие войска подвергались постоянным налётам авиации союзников и артиллерийским обстрелам, и продолжали нести потери.

Августовское наступление союзников в Нормандии вызвало крушение всего германского Западного фронта, но ценой огромных усилий в сентябре немцам всё же удалось остановить продвижение союзников на западной границе Германии с помощью «линии Зигфрида». Однако сорвать планы наступающих уже не удалось. Двенадцатого сентября в районе Дижона Двенадцатая группа армий союзников, наступая из Нормандии на восток, соединились с наступающей с юга Франции Шестой группой армий.

Девятнадцатого сентября американские войска, разгромив немецкий гарнизон, взяли порт Брест в Бретани. Кроме того, им удалось окружить и изолировать от внешнего мира гарнизоны в портах Лориан и Сен-Назер, которые всё ещё продолжали держать осаду. Зато удалось полностью изгнать противника с побережья Франции и Бельгии, что привело к полному распаду германского Атлантического вала. Ноябрьское наступление на северо-востоке Франции привело американские и французские войска к Верхнему Рейну в Эльзасе. Была освобождена большая часть Эльзаса и Лотарингии, а вермахт потерял практически все свои позиции в Западной Европе.

Люциус по-прежнему каждую пятницу бывал у Риддла, с которым обсуждал положение дел на фронте, и от которого продолжал ждать новостей об освобождении военнопленных. К декабрю Первая американская армия заняла позиции в северной части Арденн между Сен-Витом и Льежем. К югу от Арденн другие части Третьей армии вклинились в «линию Зигфрида», создав плацдарм на восточном берегу реки Саар. Здесь шла подготовка наступления на Саарскую область. Командование заранее готовилось к контрудару противника, расположив крупные группировки войск к северу и к югу от Арденн, а в самих Арденнах – намеренно ослабило оборону, оставив там две пехотные дивизии. Шестнадцатого декабря в начале операции немецким войскам удалось прорвать фронт англо-американских войск на участке в восемьдесят километров и захватить в плен около тридцати тысяч солдат и офицеров.

– Они расстреливают пленных, – взгляд Риддла отливал свинцом.

Люциус почувствовал, как под ним закачался пол кабинета.

– Они не посмеют…

– Они посмели.

Риддл протянул Люциусу короткое сообщение о том, что семнадцатого декабря возле бельгийского городка Мальмеди отряд под руководством полковника СС Пайпера расстрелял более сотни пленных американских солдат.

– Люфтваффе – не СС, – Люциус стиснул зубы.

– Да. И за это я даже готов поставить свечу в любом храме.

Наступление вермахта захлебнулось у бельгийского города Селль утром двадцать пятого декабря. По иронии судьбы это был последний населенный пункт на пути к Маасу. Здесь было «острие» Арденнского выступа – самая западная точка немецкого наступления в Арденнах. И теперь уже можно было не сомневаться, что стратегическая операция немецких войск в Арденнах закончилась крахом. Они не только провалили самую важную из тактических задач – не смогли захватить мосты через Маас, но и не достигли самой реки. И львиная доля неудачи была связана с проблемами снабжения топливом и боеприпасами. Поэтому, несмотря на приказы Гитлера продолжать наступление, немецкие войска начали отход.

Рождество Люциус собирался встречать дома в узком семейном кругу. Впервые их оставил Драко, отправившийся к Сириусу по делу, которое счёл важным. На удивление Нарцисса отнеслась к этому очень спокойно – наверное, так на неё действовало ожидание рождения племянника. К этому событию она готовилась гораздо обстоятельнее, чем легкомысленная Бель, настроение которой менялось едва ли не каждый час – то она полностью собиралась посвятить себя ребёнку, а то снова рвалась в небо. Люциусу казалось, что Нарцисса просто пропускает мимо ушей все слова сестры.

– Люци, поговори хоть ты со мной, – Бель капризно поджала губы и, заметив тоскливый взгляд Люциуса на дверь, опустила взгляд на плодоносное чрево. – Пожалуйста.

Против таких доводов он был бессилен, а Беллатрикс воровато оглянулась и, убедившись, что в комнате они одни, тихо спросила:

– Как он?

– Нормально.

Люциус разозлился и на Бель, нарушающую негласные договорённости, и на Риддла, которому изменила его обычная проницательность, и на себя за то, что ничего не может с этим поделать. Ему хотелось хоть как-то её утешить, но обманывать фальшивыми надеждами он не мог.

– Мне он снится, – тихо прошептала Бель. – Каждую ночь… ох, Люци, ты не представляешь, как я скучаю. Нарси говорит, что когда появится ребёнок, то всё пройдёт. Ты в это веришь?

– Не знаю.

– А у тебя как было?

– В смысле? – опешил Люциус.

– Ну, ты же любил Снейпа, – Беллатрикс мучительно поморщилась. – Но выбрал Нарциссу и Драко. Или так и не выбрал?

Люциус хотел возмутиться или даже рассмеяться в ответ на такие нелепые обвинения, но почему-то не смог. Он просто не знал, что ответить. Или знал?

– Я не выбирал, – глухо сказал он.

Спас его настойчивый стук дверного молотка, и Люциус поспешил к двери – место Добби так и осталось вакантным, но при том образе жизни, что они теперь вели, это не сильно напрягало. Вот только, открыв дверь, Люциус ощутил себя не в своей тарелке. И немудрено – на пороге стоял Том Риддл.

– Добрый вечер, – он галантно поклонился. – Могу я войти?

Люциус посторонился, пропуская нежданного гостя и гадая, какие черти его сюда привели. Про Бель он никогда не спрашивал, но это ничего не означало.

– В Рождество принято делать подарки, – улыбнулся Риддл.

Он вручил Люциусу какую-то коробку и без лишних слов направился в гостиную, где была Бель.

– Мистер Риддл, – тихо окликнул его Люциус. – Стойте.

– В чём дело?

– Дело в том, что у нас сейчас гостит моя свояченица, и если вы по какой-то причине не хотели бы с ней встречаться…

– Дело в том, дорогой мистер Малфой, – перебил его Риддл, – что я пришёл исключительно ради этой встречи. У меня есть разговор к леди. Вы позволите?