Текст книги "Скрываясь от любви (СИ)"
Автор книги: Хэленка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Просила и хотела – не одно и то же, – да, Кота так просто не остановишь.
– Я знала, что если останусь, соглашусь на что угодно, чтобы быть с вами. Рано или поздно, но соглашусь. А есть вещи, способные убить все. То, что вы предложили – отношения нежизнеспособные. Вы бы возненавидели и меня, и друг друга. Или стали бы меня презирать. Не хочу так. Хочу, чтобы в моей жизни осталось что-то хорошее. Хотя бы в памяти... Я пойду, ладно... мне надо.
И, не останавливаемая ни одним из них, встала и пошла в ту сторону, где, по моим предположениям расположен дом отца. Только не оборачиваться, а вот плакать можно, и плевать, что это видят все прохожие. Да, тот студент был прав – полное излечение невозможно.
Глава 14
На послезавтра у меня билет домой. Домой? А где мой дом? С мамой и Женей? Господь упаси! В Долгодеревенском? Невзирая на всю мою любовь к ученикам и гордость за них, я до сих пор чувствую себя там так, будто это – транзитная остановка. Неизвестно, как долго она продлится, но... Дома я чувствовала себя несколько дней за последние много лет, когда жила у Тихомирова. Идиотизм. Полный идиотизм! Девочка, пора расставаться с иллюзиями, ты уже выросла.
– Дочь?
– Да, папуль, – улыбаюсь я, не поворачиваясь на голос. Хорошо-то как у папы! Жаль, пришла пора и честь знать.
– Может, еще побудешь? – с надеждой спрашивает он, и я понимаю, не из вежливости спрашивает, не для того, чтобы услышать отказ и вздохнуть с облегчением.
– Не могу, ты же знаешь. Это – первый мой выпуск, хочу их увидеть, попрощаться. Я на свой выпускной так не хотела. И обещала, что вернусь. Не могу. Надо было закончить все дела, потом ехать. Хотя, так лучше – не успела вам надоесть.
– Ну, что ты говоришь! Тебе же все рады!
– Вот и хорошо, уеду, пока все еще радуются. Будет надежда, что захотите меня в следующий раз пригласить. – Папа, устав доказывать всеобщую любовь ко мне, только укоризненно покачал головой.
– К матери поедешь?
– Нет.
– Обидится...
– Знаю.
– За что ты так с ней? Что-то между вами произошло?
– Не обращай внимания. Все прекрасно! Давай, погуляем вдвоем, пока я не уехала.
В эти дни я очень много времени проводила с отцом, много говорила с ним, много слушала его. Жаль, в моей жизни было слишком много такого, что нужно скрывать, а поскольку папа слишком внимателен ко всему, что от меня слышит, мне приходится постоянно себя контролировать. Честно говоря, я немного устала даже от такого внимания к моей особе. Не стану вспоминать, когда в последний раз кто-то так же хотел знать обо мне как можно больше, только тогда у меня не было секретов и не приходилось все время быть начеку.
– Телефон?
– Что? – не к месту я в задумчивость впала, потеряла нить нашей неспешной беседы.
– Разве не твой телефон звонит?
– Спасибо, не услышала, – улыбнулась отцу. – Незнакомый номер, не буду отвечать.
– А вдруг что-то важное? – ага, важное, сама всегда так думаю, вдруг меня на прием к английской королеве решили пригласить, или я выиграла миллион долларов. Да, как говорит Дарина: 'Любопытство – не порок, а большое свинство'.
– Да, – немного раздраженно бросаю в трубку: знаю же, что на самом деле – ничего важного, а если и важное, то, точно, неприятное.
– Привет, не в настроении?
– Дима?! Нет, все нормально, так, мысли дурацкие в голову лезут.
– Ну, да, с мыслями у тебя всегда были проблемы, – фыркнул Гошан. – Уезжаешь?
– Да. – Уезжаю, далеко и надолго, скорее всего, навсегда. И нечего несчастной девушке голову морочить, мне и так после нашей встречи сны снятся такие, что лучше никому не пересказывать.
– Вот мы и решили попрощаться. Через пару часов будем.
– Это еще зачем? – с подозрением протянула я.
– До твоего Долгопалкина ехать очень долго. Разве можно не воспользоваться случаем пока ты здесь?
– Долгодеревенского, – машинально поправила я. – Зачем до него ехать? Я специально туда забралась, чтобы никто не навещал. Может, не надо?
– Какая же ты незаботливая! Мы уже пять часов в машине трясемся, а ты не ценишь! Не вредничай, встречай гостей. Ты же не сбежишь?
– Нет, конечно. Вы же пять часов в машине тряслись. Непонятно только, зачем. За дорогой следи.
– Дима? – я кивнула отцу, складывая телефон в сумочку. – Хороший парень, да?
– Очень хороший, – искренне подтвердила я.
– Он искал тебя.
– Знаю.
– Что тебе мешает?
– Па, все не так просто.
– Всегда все непросто. Только нет ситуаций без выхода. Хотя бы одного, а, чаще всего, нескольких.
– Знаю, знаю. Я и нашла выход – уехала и начала все по-новому. Так всем только лучше. – В моих словах – ни горечи, ни обиды, исключительно, констатация факта.
– А у него ты спросила, как лучше ему? Сколько времени вы не виделись, а он примчался, как только узнал, что ты здесь.
– Не он, они. И это – только игры обиженных детей. Знаешь, в детстве не купили вертолет с дистанционным управлением, он вырос и купил сам. Не потому, что ему нужно, не потому, что будет играть, потому, что так ему хочется.
– Солнце мое, твои ассоциации тебя уводят от истины. Что значит твое 'они'?
– То, что их двое. – Спокойно ответила я, пожав плечами.
Папа посмотрел странным взглядом и остановил расспросы. Слава Богу! А то мы так зайдем слишком далеко в своих откровениях.
– Ну, что, идем домой? Тебе еще надо привести себя в порядок.
– По-твоему, сейчас я не в порядке? – возмутилась я.
– По-моему, ты всегда идеальна! А теперь, пошли, будешь из идеала создавать божество.
– Ох, папа! Умеешь ты льстить!
Ну, что же, родителей надо слушаться! И я все это делаю не потому, что собираюсь кого-то очаровывать! Надо чем-то занять время, чтобы не дергаться и не смотреть на часы поминутно. Сходила в душ, дальше всякие там масочки, крема и так далее. Выбрала наряд, в котором можно почти в любое место идти и в котором выгляжу эффектно, но не нарочито. Уложила волосы, нанесла макияж, опять же тщательно, но почти незаметно. Ну, что-то вроде 'я всегда так выгляжу, времени, наряжаться не было'.
Посмотрела на часы и удивилась: после нашего разговора прошло три с половиной часа. Пробки пробками, но это уже перебор. Повертела телефон и набрала номер, с которого звонил Дима. Не отвечает. Посомневалась, несколько раз измерила шагами комнату и набрала номер Тихомирова. Гудки-гудки. Да что же это такое?! Еще раз и, если не ответят, пусть даже не думают, что я с ними куда-нибудь пойду!
– Да! – женский голос? Приплыли...
– Извините, я ошиблась.
– Подождите! Девушка, вы знаете Тихомирова Константина Игоревича.
– Да, – отвечаю с осторожностью, будто ступая на пол, где недавно разбила стакан и не очень аккуратно собрала осколки.
– Четвертая больница. Нужно документы подписать.
– Какие документы?! Какая больница?! – но в трубке уже тишина. О, нет! Нет, нет, нет! Не допускать даже в мыслях! Случилась какая-нибудь мелкая неприятность, больше ничего. Все будет хорошо!
Последнюю фразу повторяю про себя и вслух, хватая сумочку, захлопывая дверь, выбегая из подъезда, ловя такси и всю дорогу до больницы. Там я долго выясняю, доказываю, упрашиваю, умоляю, вынуждаю и, наконец, каким-то чудом умудряюсь пробиться в реанимацию. Опять упрашиваю, умоляю и далее, пока не вспоминаю о самом действенном способе убеждения, вытаскиваю все наличные, что имею с собой и получаю форму медсестры и разрешение находиться с пациентами 'сколько угодно, только чтобы тебя не слышно и не видно было'.
Небольшое белое помещение, невнятное пиканье приборов, друг напротив друга две кровати, вернее, не кровати, а почти инопланетные устройства с непонятными креплениями, перегородками и другими вещами, которых я и названия не знаю. Слева – Димка, Кот – справа. Димке совсем плохо. Я еще не рассмотрела их, просто почувствовала на расстоянии. Плохо совсем, могу не успеть. Подлетаю к кровати и падаю на пол, на колени: стульев нет, на кровать садиться страшно. Сейчас не до того, чтобы пытаться снять боль или залатать раны, хотя я и могу, сейчас надо вернуть его, иначе, он переступит черту, за которой мне его не достать никакими силами.
– Дима, вернись, – забыв о 'чтобы было не слышно' в полный голос говорю я. – Ты же слышишь меня! Возвращайся сейчас же, ты можешь, иди ко мне! Ты мне нужен, иди ко мне, там нет ничего интересного. Вернись, пожалуйста, я тебя люблю, я не смогу без тебя. Живи, как хочешь, где хочешь и с кем хочешь, только вернись. Если скажешь, я останусь с вами и забуду обо всех нормах морали и прочей ерунде, ты только останься. Я люблю тебя! Сейчас же иди назад! – я повторяла эту чушь раз за разом, ничуть не переживая, что меня могут услышать врачи или медсестры и отправить в соседнее отделение лечить голову. Они заходили, кажется, вкалывали что-то в капельницы, смотрели на приборы и выходили. Я не обращала внимания. Я говорила и говорила, а когда уже не было сил говорить, шептала. И все время держала его за руку, пытаясь передать хоть немного силы и желания выжить.
Не знаю, сколько времени я провела так, только, когда вдруг все стало нормально, было темно за окном. С трудом поднялась с пола, рассматривая повреждения, раньше времени и сил на это не было. У Димки перебинтована грудь почти до талии, гипс на ноге, все лицо в мелких и не очень мелких порезах и синяках. У Кота полностью замотана в бинт левая рука, несколько широких наклеек лейкопластыря на груди справа и на животе, огромные синяки под глазами и лицо просто искромсано. До него дойдет очередь, сейчас надо немного прийти в себя.
Выхожу в комнату, где крутятся медсестры. Там сейчас только одна, совсем молоденькая, милая девочка. Практикантка?
– Можно воды? – хрипло прошу. Голос меня уже почти не слушается. Девочка смотрит с интересом, но воду дает, и на том спасибо. – У вас есть киоск где-нибудь неподалеку? – поблагодарив, спрашиваю я.
– А тебе что надо?
– Шоколаду, – отвечаю, и чтобы девочка не решила, что я поиздеваться хочу, добавляю, – нужны углеводы, срочно.
– Ой, да углеводов у нас, как грязи, да, Изольда Тихоновна? – оборачиваюсь и вижу дородную женщину в медицинской форме.
– Да, Оля, чай наливай и сахара побольше нашему борцу. – Я смотрю на нее с удивлением, никого кроме нас троих здесь нет. – Что моргаешь? Это тебя наши прозвали 'борец со смертью'. Как там бой?
– Все в порядке, – сдержанно отвечаю я, плюя через плечо.
– Как ты это определила? – интересуется Изольда и ответом служит только неопределенное движение плеч. – Ладно, наливайте чай, а я посмотрю пока. Станислав Тихонович! – слышу ее громкий голос через пару минут. Сердце замирает, но попадаться на глаза суровому доктору, пусть он трижды сам у меня брал деньги и сам давал разрешение, не стремлюсь.
Дрожащими руками хватаюсь за чашку с чаем, выданную Олей, пытаясь услышать то, что происходит в палате. Делаю глоток, не чувствуя вкуса. Появляется доктор, оглядывает меня с ног до самой макушки, произносит глубокомысленное 'ну-ну' и удаляется. По его довольному лицу, я понимаю, что все в порядке. Вот теперь можно и чая выпить, и щедро выделенную мне шоколадку (да у нас же их, как у собаки блох, выбирай любую, хоть все съешь, завтра опять нанесут) погрызть.
– Ох, извините, девочки, не знаю, как я умудрилась две плитки за раз умять, обычно я его совсем не ем. – С удивлением разглядывая все, что осталось от плиток (две бумажки и два куска фольги), раскаялась я.
– Не зря говорят, что на халяву и уксус сладкий, – отреагировала Изольда Тихоновна. – Пошли, припрячем тебя, сейчас анестезиолог придет на твоих красавцев любоваться. Нечего здесь мелькать, реанимация тебе не проходной двор. Можешь здесь поваляться, – она показывает на медицинскую кушетку в углу какого-то подсобного помещения.
Я с наслаждением растягиваюсь на спине, телу не очень понравилось пребывание на полу в течение нескольких часов. Главное сейчас не уснуть, спать еще не время, мальчикам нужна помощь. Минут через пять бесполезное возлежание начинает меня нервировать, появляется желание встать и подвигаться, но размер помещения не способствует активному отдыху. Еще минут через пятнадцать не выдерживаю и аккуратно выглядываю. На мое счастье неподалеку обнаруживается Оля.
– Ушел? – шепчу я.
– Кто?
– Анестезиолог.
– А... ушел, можешь больше не прятаться.
– Почему же мне не сказали?!
– Так думали ты поспишь там немножко. Пошли, дам тебе стул, сколько можно полы вытирать.
– Спасибо, – отвечаю, но не могу скрыть раздражение. Они всерьез думают, что я могу сейчас спать? Понимаю, конечно, что отношение к жизни и смерти у медперсонала более философское, чем у обычных людей, но не до такой же степени!
Я захожу в палату и встречаю направленный на меня взгляд. Синие глаза сейчас кажутся почти черными. Подхожу к его кровати и снова опускаюсь на пол, устроив голову на здоровой руке. Сейчас стул мне будет только мешать, хочу быть как можно ближе к нему. К нему страшно прикасаться: любое неосторожное движение может вызвать боль. Губами мягко касаюсь ладони, рукой – обнаженного плеча. Только израненное тело на кровати не согласно с моим слишком осторожным поведением. Кот высвобождает руку, хватает меня за волосы и пытается подтянуть выше. Сил у него, конечно, нет, и я сама приподнимаюсь и, поняв, что он хочет, прижимаюсь губами к его губам. Его губы холодные и отчаянные. Черт, мне это совершенно не нравится!
– Котик! Ты как? – осторожно спрашиваю я, стараясь не показать страха.
– Больно, – честно признается он.
– Я попрошу, чтобы тебе сделали укол...
– Не уходи.
– Я не уйду. Каждый раз, когда ты будешь открывать глаза, ты будешь видеть меня, обещаю. Пока не надоем. Договорились?
– Тогда я подольше в больнице буду.
– Причем здесь больница? Я же сказала, пока не надоем.
– Поедешь с нами?
– Если захотите. – Кот чуть улыбается и закрывает глаза. – Спи, тебе надо набираться сил. И не вздумай преподносить мне неприятные сюрпризы!
Когда его рука, цепко сжимающая мои пальцы, расслабляется, я иду к доктору, просить обезболивающее.
– Анальгин уже кололи, а что-то приличное покупать надо. Только наша аптека уже закрыта, а ближайшая круглосуточная на площади. – Учитывая, что денег у меня не осталось, сообщение вызывает приступ отчаяния. – Я могу тебе вещи ребят дать, может там есть наличные. Только это – незаконно, так что, только между нами.
– Давайте, – устало говорю я. Из налички только мелочь, зато имеются две пластиковые карты. Вытаскиваю их на всякий случай и возвращаю вещи врачу. Толку от этих кусочков пластика!
Возвращаюсь в палату, несколько потерянная.
– Ник, ты правду говорила или только Кота утешала?
– Теперь ты не спишь? Никакой дисциплины. – Уже сама наклоняюсь и целую парня. Совсем другое дело, он даже отвечать пытается. Неожиданно у меня срабатывает мозг. Я даже обрадовалась своей сообразительности, обычно умные мысли приходят с большим опозданием. – Дим, деньги нужны.
– Надо позвонить отцу. Наши вещи теперь не найдешь. – Я достаю из кармана и демонстрирую карты. – Ух, ты! Так в чем проблема?
– Во-первых, мне нужно разрешение, во-вторых – код. – Димка диктует код и показывает свою карту. – Я напишу, куда что тратила.
– Обязательно, – ехидно говорит Гошан. – Ты не ответила...
– Я же сказала тебе, что буду с вами.
– Мне не померещилось?
– Нет. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – отмахивается он. – И все остальное мне не померещилось?
– Не болит? Я пойду за обезболивающим, тебе колоть?
– Ну... да. Так померещилось или нет?
– Дим, самый подходящий момент для выяснения отношений. Спрашивай конкретно.
– Ты звала меня? Говорила, что любишь?
– Да. Да. Могу идти?
– Иди, – с довольной улыбкой говорит он. – Только недолго.
– Только спи, – парирую я.
Глава 15
Эта ночь прошла намного лучше, чем предыдущая. Мальчишки спали почти спокойно, только Кот лихорадочно сжимал мои пальцы, когда я пыталась потихоньку вытащить свою руку из его захвата. Так и просидела до рассвета: в одной руке – рука Димки, в другой – рука Котика. И так хорошо мне было, что забыла даже, что мы, вообще-то, в реанимации, что я не сплю вторую ночь, и что стул подо мной – не самый удобный из предметов мебели. У меня даже не возникало желания подремать, так я была занята рассматриванием двух самых замечательных парней на свете, чья красота внешняя ничуть не уступала внутренней. И с чего я им понадобилась? Ума не приложу.
К утру ребята совсем успокоились, и я смогла оторваться от них, привести себя в порядок и выпить чая. Неплохо бы и съесть чего-нибудь, второй день во рту кроме шоколада ничего не появляется. Хочу мяса!
Врач сменился, осталась Оля, которая работала на пятидневке и Изольда, которой пришлось дежурить вторые сутки подряд. Новый доктор осмотрел моих подопечных и позвал меня на переговоры.
– Я могу перевести их в обычную палату, могу оставить еще на пару дней. Но для Вас будет удобнее, если переведу, – сообщил мне врач.
– Для нас? Меня интересует, насколько это будет удобнее для них.
– С одной стороны, наблюдение здесь лучше, но Вы можете сами многое контролировать. А завтрашняя смена... я мог бы договориться, чтобы их взял под наблюдение хороший врач.
– Не бесплатно, разумеется, – добавила я. Мужчина только пожал плечами. – Вы можете перевести их завтра утром?
– Конечно. Только Вы выдержите еще одну ночь, сидя? Судя по Вашему внешнему виду, вряд ли.
– Я так плохо выгляжу? Я выдержу, можете не сомневаться.
– Хорошо, тогда завтра, если ничего не произойдет. А сейчас слушайте внимательно, а лучше, записывайте. В нашей больнице, конечно, самый прекрасный медперсонал, но будет лучше, если Вы сможете контролировать процедуры. И всегда проверяйте, чтобы шприц был из упаковки и лекарство именно то, что написано в назначении.
– Бывают случаи? – удивилась я. Нет, о том, что дорогостоящие средства заменяют дешевыми и бесполезными, я слышала, но неужели у нас такая проблема со шприцами, что могут ими пользоваться не один раз?!
– Лучше убедиться в том, что все делается, как надо.
Я получила целый список рекомендаций и назначений вместе с полезными советами и вернулась в палату. Парни спали, они уже успели произвести на меня неизгладимое впечатление способностью дрыхнуть невероятное количество часов подряд. Надеюсь, это – следствие аварии, а не обычное состояние.
Я успела сгонять в ближайшее кафе и навернуть гигантскую порцию тушеного мяса, не размениваясь на гарниры, вернулась в больницу, почувствовав, что надо, и успела как раз вовремя, за несколько минут до пробуждения Кота. Он, вообще, спал беспокойно, не как Димка: периодически начинал метаться, стонать и даже бормотал что-то тревожное. Иногда получалось снять боль без лекарств, но чаще приходилось делать уколы. Так что я на нем натренировалась. Серьезно! Раньше не могла шприц в руки взять, боялась сделать больно. А тут, после того, как врач дал указание колоть, а из медсестер никого не оказалось, я выдержала стоны Тихомирова пару минут, не больше. Не стану я теперь проверять, какими шприцами их колют, я к ним просто не подпущу никаких медсестер!
– Ты здесь? – хрипло пробормотал брюнет.
– Где же еще мне быть? – удивилась я.
– Иди ко мне...
– Котик, не перенапрягайся, я боюсь что-нибудь задеть, ты и так стонешь все время. Где болит?
– Будем снова играть в доктора?
– Да, только на этот раз я буду в белом халате, а ты послушно выполнять мои указания. Отвечайте, пациент!
– Здесь и здесь, – показал Кот.
Так я и думала: мелких порезов он сейчас просто не замечает; располосованная разбитым стеклом, рука и пробитое осколком легкое – мне вполне по силам, а вот когда начинает болеть голова... С головными болями не справляются те, кто всю жизнь посвящает исцелению больных, куда уж мне с моим почти полным отсутствием опыта.
– Сотрясение мозга было совсем некстати, мне твой мозг еще может понадобиться, – задумчиво сообщаю я.
– Зачем тебе мозг? Главное, что не пострадало ничего ниже пояса.
– Да, чудеса случаются...
– Слушай, я встать хочу, поможешь?
– Размечтался! Во-первых, ты только начал приходить в себя, так что лежи, не рыпайся, а во-вторых, очень уж вид у тебя провокационный, – не знаю, как в других больницах и с другими пациентами, но на парнях из одежды были исключительно простыни, ах, ну, да, еще бинты. Только последние никаких стратегических мест не прикрывают.
– Мне надоело! И в туалет хочу! – пожаловался парень смущенно. Ой, еще бы покраснел! И как он до сих пор справлялся с этим делом? А, ну, да, он же в полубессознанке пребывал.
– Вот твой туалет! – я злорадно потрясла уткой. Брюнет застонал, прикрывая лицо руками. – Могу выйти, – уже более миролюбиво предложила я.
– Уж будь добра! – я посмеялась, только этим капризы не закончились. – Есть хочу, – потребовал Тихомиров, стоило только мне вернуться.
– Я, кстати, тоже, – поддержал Димка, не открывая глаз.
– Вот же вы вредные, – возмутилась я и отправилась на поиски врача. А кто знает, можно их кормить или нет. До этого только воду давали. Бульон? Вот, интересно, где я бульон возьму? Пришлось звонить Оле и просить помощи.
Пока жена отца готовила, пока везла еду через половину города, я получила разрешение отлучиться в магазин: не будут же они в обычной палате голяком загорать, а одежды, в которой было бы удобно, у них не было. Впрочем, у них совсем одежды не было, та в которой парни приехали, пришла в негодность вследствие аварии. Я сбегала в удачно расположенный неподалеку Адидас, взяла несколько футболок, четыре пары спортивных штанов, две пары какой-то обуви без шнурков, не знаю, как это можно назвать, по мне, тапки, как тапки. В соседнем магазине набрала нижнего белья. Было желание поиздеваться и приобрести что-нибудь с клубничками или цветочками, но взяла себя в руки, вдруг у них чувство юмора тоже пострадало.
Зацеловала Ольгу: умничка, не только то, что я просила, принесла, сообразила, в отличие от меня и посуду, и салфетки положить и мне целый обед. Еще она доставила стаканчиков десять йогурта и две пачки творога: 'мальчикам необходим кальций'. Я, честно, чуть не разрыдалась от такой заботы.
Принесла еду, разбудила парней, Кота еще и кормить пришлось (вернее, держать тарелку). Они снова капризничали и нагло требовали мяса. Потом рассказывали мне в деталях, что произошло в институте с того времени, как я уехала. Самой радостной новостью для меня было то, что моя 'любимица' Маргарита вышла замуж и взяла академку. Хотя, какая мне разница? В любом случае в Долгодеревенское я вернусь, там я нужна. А в Солнечнореченске без проблем мне отыскали замену. Правда, группа Кота до сих пор вспоминала меня недобрым словом, так как их снова забрала Инна Петровна. Экзамен с первого раза у нее сдали только Кот, Лиля (хотя, в группе было много студентов, владеющих языком гораздо лучше нее) и Никольский. То, что Юлька, благодаря ей, чуть не вылетела из универа, я уже знала.
А вот что было, когда я случайно проговорилась, что общалась с Сабитовой все это время... Я уже хотела просить, чтобы некоторым, особо ненормальным успокоительный укол сделали. Моя угроза возымела благотворное воздействие: Кот немного успокоился, и я поспешила поменять тему:
– Как прошел новогодний концерт? Я не стала у Юли спрашивать, она же меня просила помочь, а я сбежала так не вовремя.
– Как всегда, – быстро ответил Дима. Слишком быстро. Я приподняла бровь и внимательно на него посмотрела.
– Если у нас будет ноут, я тебе продемонстрирую единственное отличие, – пообещал Кот, не обращая внимания на мрачный вид Гошана.
– Я заинтригована. Думаю, мы можем завтра попросить папу.
– Заодно, я с ним познакомлюсь, – решил воспользоваться случаем Тихомиров. – Димка говорил, он нормальный мужик.
– Он – классный! Это ты его разыскал? – обратилась я к Гошану, тот кивнул. – Большое спасибо.
– Если честно, я имел эгоистичные намерения...
– Думал, что я не смогу устоять против встречи с отцом, и вы меня сразу поймаете? Договорился с папой, да?
– А что было делать? Договорился... Кстати, Владимир Александрович оказался намного разумнее, чем его дочь. Он полностью согласен с тем, что бегать от проблем – не лучший выход, – сурово прокомментировал Гошан.
– Бегать от проблем – совсем не выход. Но иногда приходится, – неохотно ответила я.
– Помогло? – он меня пытать собрался? Тоже мне, адвокат! Прокурор прокурором.
– Дима, не дави! Тем более, что ты не в том состоянии, чтобы разборки устраивать.
– Я могу и присоединиться, – пригрозил Кот.
– А успокоительное? – ответила тем же я. – Сейчас вы чего от меня хотите? И зачем вы поехали ко мне?
– Забирать тебя, – уверенно заявил Гошан. Я давно уже заметила, если Кот уступает брату право первенства, значит, идет обсуждение жизненно важных моментов. В таких случаях младший полностью доверял старшему, хотя, контролировать не переставал.
– Ну, вы даете! Слово 'нет' для вас не существует? – моему возмущению не было предела.
– Как видишь, нет. Ведь ты обещала, что поедешь с нами, – полувопросительно, полуувердительно сказал Тихомиров.
– Обещала, – подтвердила я. – Поеду. А сейчас давайте-ка, отдыхайте. Вам надо восстанавливаться.
– Ник, ты пошла бы домой ночевать. – Неожиданно предложил Гошан. Я заметила, как напрягся Кот в ожидании ответа.
– Нет.
– Ты когда спала в последний раз?
– Не важно. Я не уйду. Уже не терпится от меня избавиться? Не выйдет. Я останусь. – Дима обреченно вздохнул и закрыл глаза. Все же, нет у них еще сил, чтобы со мной спорить.
Ночь я провела, устроив голову на руке, а руку, в свою очередь, на краю кровати Тихомирова. Почему его? Да, потому, что он снова цеплялся за мои пальцы, как ребенок, который боится темноты. Главное, когда светло или когда просыпался – отпускал меня, будто ничего и не было. И что только в его голове творится?!
Рано утром попросила показать мне нашу новую палату, отыскала швабру и тряпку, раздобыла дезинфицирующий раствор и навела порядок. Мало ли, кого отсюда выписали, может, заразные какие-нибудь лечились. Потом подписала договор и оплатила палату. Медицина у нас хоть и бесплатная, но очень дорогая. Поднялась за вещами парней, попрощалась со всеми в реанимации, они как раз были готовы сдавать смену. И через пятнадцать минут мы уже осваивали новое жилище. То, что здесь удобнее будет мне, сомнений не вызывало, можно даже раскладушку поставить, папа привезет. Еще и собственная ванная и туалет. И Коту, к его безумной радости и Димкиной громкой зависти, до санитарного помещения доходить самостоятельно разрешили.
Я помогла парням одеться и позвонила папе. Загрузила я его по полной, но не могу сказать, чтобы сильно мучили угрызения совести по этому поводу. Надо было бы для моих мальчиков, загрузила бы еще сильнее и не только папу. Появился врач, как я понимаю уже постоянный до самой выписки, провел осмотр, потребовал терпеть и обезболивающим больше не пользоваться, порекомендовал купить еще какие-то лекарства. После этого началось паломничество.
Когда пришла первая медсестра и принесла градусник, а потом довольно долго щебетала, не спеша уходить, меня это совсем не смутило. Когда появилась вторая, на этот раз, измерять давление, я удивилась качеством обслуживания в государственном медицинском учреждении. Когда третья решила проверить пульс, смысл происходящего дошел одновременно и до меня, и до парней. Я, конечно, все понимаю, не часто такие пациенты попадаются, все больше – пенсионеры, сама бы на их месте бегала, но надо же и совесть иметь. Так что дальнейший поток 'целительниц' был мною жестко остановлен.
Только я вздохнула свободно, а парни прекратили надо мной ржать, появилась холеная дамочка, слишком дорого упакованная, чтобы быть работницей больницы.
– Вы к кому? – не особо дружелюбно осведомилась я, что-то подустала от бесконечных гостей.
– Я к Тихомирову, – высокомерно ответила дама, заставляя чувствовать себя прислугой на богатом балу. – Держите, милочка, это – Вам, – и в мою руку легла купюра в пятьсот рублей. Я озадаченно рассматривала бумажку, одновременно наблюдая очередной приступ хохота у Кота. Если он так и дальше будет веселиться, у него швы разойдутся! Надо настроение подпортить, что ли?!
– Здравствуй, мама! – наконец, ответил брюнет. – Зачем ты приехала?
– Как я могла не приехать?! – воскликнула дама. – Мой сын в больнице! – мне стало казаться, что я присутствую на театральном представлении, причем, не вполне профессиональном. Подумала выйти и переждать снаружи, но меня тут же перехватил Димка. Дама наклонилась и, чуть поморщившись, коснулась губами щеки сына. – Собирайся, мы едем домой.
– Домой? Интересно, к кому? – надо сказать, Тихомиров исполнял свою роль в этой пьесе качественнее.
– Как к кому? Конечно, ко мне! Тебе необходим уход!
– Думаешь? А позавчера уход мне был менее необходим? Почему же ты не приехала сразу после аварии, если я испытываю столь сильную потребность в твоем присутствии? – угрожающе спросил Кот. Я укоризненно покачала головой.
– Ты же прекрасно знаешь, что впервые за столько времени, я смогла выехать на отдых. Я не могла вернуться раньше!
– Ма, если бы ты не вернулась и сегодня, в моей жизни ничего бы не изменилось, – мне захотелось открутить ему голову за такой разговор с матерью. – И ты прекрасно об этом знаешь. Обо мне есть, кому позаботиться, и домой я поеду, когда смогу, не к тебе, а к себе.
– Ну, хорошо, хорошо, как скажешь. Я только переведу тебя в одноместную палату, – мгновенно сдала она позицию.
– О, Господи! Это еще зачем?
– Но мне же будет удобнее, так мы даже спокойно поговорить не можем, у нас постоянно посторонние слушатели! – тут уже не выдержала я. Вот же... ей удобнее! Да как можно, вообще ставить вопрос подобным образом, когда твой ребенок в больнице?!
– Ма, езжай домой, от греха подальше! Ты же не хочешь в очередной раз поссориться? Можешь совершенно правдиво рассказывать своим знакомым, как ты хотела обеспечить мне самый лучший уход, а я, неблагодарный, не оценил и отказался.
Дама громко всхлипнула, скользнула по мне взглядом, полным явного облегчения и покинула палату.
– Ты никогда не ценил то, от чего мне приходилось отказываться ради тебя, – воскликнула она на выходе, очевидно, полагая, что это достаточно подходящая фраза для завершения общения.
– Котик, ну, зачем ты так резко? – наверное, мне не стоило добивать, но и удержаться я не смогла.
– Ты ничего не знаешь, так что лучше помолчи!
