Текст книги "Anorex-a-Gogo (СИ)"
Автор книги: havewelostjimmy?
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Система верований
Снег по-прежнему сыплет каждые четыре дня или около того, крупный и порошкообразный. Разгар зимы. И, разумеется, я заболел от постоянного холода и влажности.
Моя мать – параноик. «Держи свой мобильник всегда рядом, ладно? И звони мне, если у тебя поднимется температура. Или если тебе будет нужно больше лекарств. И не двигайся слишком много. И...»
И этот список можно продолжать до бесконечности. Конечно, я без энтузиазма выслушал её и пообещал сделать всё, что она сказала, хотя на самом деле просто пропустил всё мимо ушей.
Я заснул три с половиной часа назад. Мой телефон вибрирует на тумбочке, и я пытаюсь нащупать его вслепую, гадая, сколько уже раз мама пыталась до меня дозвониться. Наверное, сейчас она более психически неуравновешенна, чем большинство её пациентов.
Я фокусируюсь на светящемся экране телефона. Меня словно ударяет током, я сжимаю телефон так крепко, что он может просто развалиться на куски. Потому что... потому что... О Боже милостивый.
На экране высвечивается «Джи Уэй». Под надписью его фотография, которую он сделал сам в ту ночь, когда мы были в его доме, возились в его спальне, потому что его семьи как всегда не было, и мы были вольны делать, что захотим. Он улыбается одними уголками губ. Как будто он что-то знает. Как будто он знает, что я всё ещё не зажил, независимо от того, как я притворяюсь. Как будто он знает, что эта фотография сделает со мной, с моим состоянием.
Как будто он знает, как сильно я желал этого момента. Что я просто медленно умирал, ожидая этого.
Ожидая его.
Моему сердцу больнее, чем когда-либо, дыра в груди жутко разрастается. Она захватывает грудь, туловище, выставляя напоказ расщеплённую грудную клетку и органы. Есть жалкое оправдание для моего сердца, напрягшегося и изо всех сил пытающегося сохранить мне жизнь. Оно просто пытается сделать невозможное.
Что-то во мне кричит: «Блять, ответь на звонок, придурок! Сделай, блять, это! Ты пропустишь звонок!».
И затем тоненький голосок пищит: «Нет. Фрэнк, не делай этого. Этот мальчик наёбывал тебя больше миллиона раз. Не делай этого. Ты скучаешь только по его кривой усмешке...»
Я скучаю по его кривой усмешке. О, Боже, я скучаю по его кривой усмешке.
– Алло? – мой голос звучит запыхавшимся и напряжённым, как будто я только что пробежал целый марафон. До Луны.
Телефонную линию заполняют типичные явления для междугородного звонка. Глухой рёв, шипение в моём ухе, как океан в ракушке. Я изо всех сил стараюсь разобрать его голос среди электрических волн, но не могу.
И потом:
– Фрэнки.
Почти что шёпотом. Только одно слово. Его пальцы на моей щеке. Его губы на моей груди. Вот он, прямо здесь, со мной. Прямо, блять, здесь.
– Джи? – выдавливаю я, хватаясь за грудь. Господи, я не могу дышать.
– Фрэнки, ты здесь? – кажется, что он кричит, но так далеко, пытаясь быть услышанным.
Я прижимаю телефон к щеке.
– Я здесь! – Я плачу. И я хочу кричать, что и делаю. С облегчением. С гневом. Может быть просто потому, что я скучаю по нему так чертовски сильно, что это разрывает меня на части.
Линия потрескивает.
– ...кссссфффсс... люблю...шшшшссшш.
– Что? – я понимаю, что слёзы текут по моим щекам, образуя мокрые дорожки. Они скатываются на запястья.
– Извини, я в месте, где очень плохой приём, – говорит он, когда линия становится чистой.
Я хочу спросить его, в каком месте. Где ты? Почему ты ушёл? Почему ты оставил меня гнить здесь?
– Это нормально, – я шмыгаю носом. Я улыбаюсь, и плачу, и всхлипываю, и вытираю слёзы. Мой заложенный нос забивается ещё сильнее, так что я не могу даже дышать, но это тоже нормально.
– Фрэнки, я хочу скасссссшш...и пшшшссс...я кссссффффтт...домой....
– Что? – повторяю я, не в состоянии понять всё, что он только что сказал.
– Прости....кксссфффшшш...идти.
И затем он отключается.
– Джерард? – ответа нет. – Джерард! – я кричу в трубку, прижимая её к уху так плотно, что костяшки пальцев белеют и начинают болеть. Всё, что доходит до меня – пустой треск и осознание того, как жизнь чертовски несправедлива.
А потом я тону, швыряю телефон по всей комнате, он отскакивает от стен и падает на ковёр. Затем я принимаюсь за подушку, одеяла и простынь. У меня течёт из носа. Я ударяю стулом по своему столу и пустым ящикам тумбочки. Мой будильник разлетается на три части, ударяясь об дверь.
Камера. Я замечаю её на столе и хочу разбить. Разломать объектив на миллионы стеклянных кусочков, а затем проглотить их. Попрыгать на них босыми ногами, чтобы пошла кровь. Но вместо этого, я открываю заднюю крышку камеры, царапая и вытягивая её до тех пор, пока мои ногти не ломаются и не начинают кровоточить. Дрожащими руками я вытаскиваю маленькую плёнку, которая содержит в себе все хорошие воспоминания. Ушедшие. Ушедшие воспоминания. Я засвечиваю её, держа под лучами солнца, проходящими сквозь окно. Для верности я кладу её на стол и несколько раз бью отломанной частью будильника.
Я рыдаю, прижавшись к стене, задыхаясь среди наведённого беспорядка. Я собираюсь провести всю свою жизнь в ожидании его. Ожидании звонка. Ожидании отражения сигаретного дыма в зеркале, его кривой улыбки в лунном свете.
Тссс, Фрэнки, это всего лишь я.
И мне страшно от того, как мало меня это тревожит.
***
Жизнь жуёт и выплёвывает вас. Карма смеётся над вами, пока вы гниёте на полу. Вы снова рассердили её. Посмотрите правде в глаза, вы никогда не обретёте счастье.
Именно поэтому вам нужна своего рода система верований. Что-то, что снова поднимет вас, когда вы упадёте. Кто-то, кто направит вас и даст надежду. Небольшую помощь от ваших друзей.
В ту ночь я опускаюсь на колени. Я думаю, что это жизнь. Это то, что у нас есть. Она непредсказуемая, странная, иногда жестокая. Но она не бессердечная. Там должен быть кто-то, кто слушает. Что-то, где-то.
Так что в первый раз за десятилетие я становлюсь на колени у своей кровати и закрываю глаза. Я чувствую себя странно, обращаясь к Богу, в которого даже не верю. У меня крайний случай.
– Эм... Бог? – начинаю я неловко. Почти сразу же я чувствую порыв спокойствия, как тропический бриз. Руки Джерарда, гладящие мои волосы. Губы моей матери на моём лбу. Обнадёживающая улыбка мистера Стокса.
– Ну, у нас с тобой не самые лучшие отношения, и я уверен, что ты думаешь, что я самый эгоистичный мудак на свете. – На минуту я задумываюсь, можно ли употреблять слово «мудак» в молитве к Богу, но я думаю, что он довольно мягкий парень, учитывая всё то дерьмо, что сходит людям с рук на протяжении многих лет. Наверное, он такой же обычный чувак, как вы и я. – Я эгоистичный. Или был таким. Раньше я считал, что я самый эгоистичный парень в этом городе, но знаешь что? Я уверен, что изменился. – Я усмехаюсь. – Да, на моём пути появился кто-то, кто действительно осветил мой мир, Бог. Я думаю, что солнце, наконец, взошло.
Я открываю глаза, чувствуя себя глупо. Почему для того чтобы молиться, я должен быть слепым?
– Но, гм, Бог? Мне нужно, чтобы ты сделал для меня одну вещь. Только одну, и, эм, я предполагаю, что больше никогда снова не потревожу тебя. Обещаю.
Я чувствую себя лёгким и воздушным, и я снова слышу этот тоненький голос. Ты скучаешь только по его кривой усмешке...
– Сделай так, чтобы он был в порядке. Сделай так, чтобы у него всё было хорошо. Я не прошу тебя заставить его снова полюбить меня или вернуться ко мне. Просто... пусть он будет счастлив. Пусть он больше не будет чувствовать никакой вины. Заставь его поверить в то, что я никогда не винил его. Насколько я ценил время, проведённое с ним, насколько он изменил мой мир. Ты можешь сделать так, чтобы он знал, что я всё ещё люблю его? Что я всегда буду его любить? Просто пусть он будет счастлив. Бог, где бы он ни был. Это всё, о чём я прошу.
Я чувствую себя запыхавшимся и уставшим. Как будто из меня вытянули всю энергию. Испытывая неловкость, я встаю, оглядывая беспорядок в комнате. Я не знаю, что произошло со мной сегодня, или что произойдёт завтра, но я знаю, что свободен. Потому что я сделал всё, что было в моих силах, и всё-таки провалился. И знаете, что? Это, блять, нормально, потому что, в конце концов, я просто обычный человек, как и все.
Прежде чем я залезаю в кучу простыней и одеял на своей кровати, я поднимаю глаза, смотря прямо на звёзды.
– И пусть он улыбается, пожалуйста, – добавляю я, обращаясь к высшим силам, просто опустошая свою душу. – Бог знает, что он красивый, когда улыбается.
***
Это полночь следующего дня, почти сутки спустя. Шаги эхом отдаются в коридоре. Звучат так же, как и удары разбитого сердца.
А потом дверь открывается и: «Тссс, Фрэнки, это всего лишь я».
Всего лишь долговязый силуэт моей Судьбы, струящиеся звёзды, кривая усмешка на его лице.
Песня души
Это сон, всего лишь сон. Моё воображение выходит из-под контроля. Мой разум, наконец, сходит с ума от всех тех ночей, когда я, спящий, метался от снов с ним.
Наверное, он думает, что я сплю, поэтому на цыпочках подходит к кровати, и опускается на колени перед моим лицом. Он нежно проводит кончиками пальцев по моей скуле, вплоть до губ, где немного играет с колечком. Его дыхание такое поверхностное, еле заметное. Мягкие выдохи касаются моей щеки и немного шевелят мои волосы.
Я смотрю на него, открыв глаза, потому что это всего лишь галлюцинация. Побочный эффект от обезболивающих. Его волосы короче, чем раньше, и выглядят так, будто он сам себя подстригал. Чёрные окрашенные пряди аккуратно касаются его скул с обеих сторон. Его лицо стало полнее, здоровее, чище. Его некогда бледная кожа стала чуть темнее.
Он выглядит таким красивым, мой мальчик-галлюцинация, что мне хочется плакать.
Но он не настоящий, так что я был бы не против сейчас умереть. Просто закрыть глаза и умереть.
Он, кажется, не замечает, что сейчас мои глаза полностью открыты. Но возможно, это просто мой разум хочет, чтобы ничто не прерывало его. Он просто гуляет глазами по моему лицу. Челюсть, губы, кончик моего носа. А затем он сталкивается со мной взглядом и вдруг понимает. Но он молчит, так что я тоже. Это так просто.
Наконец, именно тогда, когда молчание, кажется, готово задушить нас обоих, он произносит:
– Мой красивый, красивый Фрэнки.
Это кажется таким правильным, что именно эти слова первыми вылетают из его рта. Такие правильные в плане эмоций и такие неправильные в контексте. Его голос откидывает меня назад в воспоминания, мир как будто загорается. Пламя горит на моих глазах. Я чувствую, что задыхаюсь от дыма, я должен хватать ртом воздух, но я не беспокоюсь о том, что могу задохнуться. Это не грёбаный сон. Но это и не ночной кошмар. Я молюсь, чтобы это не оказалось ночным кошмаром.
– Что ты здесь делаешь? – выдавливаю я.
Джерард обхватывает моё лицо ладонями. Его тёплые ладони на моих холодных щеках.
– Я же сказал тебе, что возвращаюсь домой, – отвечает он. Затем он наклоняется ко мне, его губы вытягиваются и направляются к моим.
Как же я хочу, чтобы он коснулся моих губ своими. Как я нуждаюсь в том, чтобы он не целовал меня. Это только заставит меня хотеть большего, а я не хочу его хотеть.
Я резко отворачиваю голову в сторону, задыхаясь холодным воздухом. Он падает лицом на подушку, потеряв равновесие в своём порыве, и затем заваливается на задницу.
– Когда? – шепчу я, мой голос дрожит от эмоций. – Когда ты вообще, блять, сказал это?
– Вчера.
– По телефону?
Он улыбается, хотя на его лице по-прежнему отражается удивление.
– Да, Фрэнк, по телефону, – отвечает он терпеливо. – Ты что, не слышал меня?
– Нет! – я начинаю плакать. – Связь была дерьмовой. – Я чувствую, что задыхаюсь. Чувствую, что снова проваливаюсь в этот яркий мир, наполненный смешанными чувствами, и я вдруг понимаю, что ближайшие несколько секунд, минут и часов так резко всё изменили, что я даже не знаю, что будет дальше. Такое чувство, словно я проглотил огонь.
А затем Джерард садится на кровати, притягивая меня к своей груди. Он гладит меня по волосам и шепчет «Успокойся, милый» и «Теперь я здесь, здесь». Меня окутывает его запах – сигаретный дым, пот и дешёвый одеколон. Боже, это запах счастья, чистого счастья, и в какой-то момент я чувствую что-то, близко напоминающее спокойствие.
А потом я отталкиваю его от себя и слезаю с кровати, на которой он сидит грустный и отверженный среди беспорядка одеял и простыней. Держаться на некотором расстоянии, держаться на некотором расстоянии, держаться на некотором расстоянии. У меня кружится голова, и я чувствую себя так, словно меня сейчас стошнит. Почему это сейчас происходит? Я же был зажившим... был.
И тут меня словно молнией ударяет, я никогда не был. Ни на секунду я не был зажившим без него. Я стал таким хорошим лжецом, что обманывал даже самого себя. Я просто зарыл в себе ту часть меня, которая говорила мне, что я никогда не отпущу его. А теперь я балансирую на опасной грани, в опасной близости от того, чтобы сломаться уже без возможности восстановиться.
– Фрэнки, иди сюда, – говорит мне Джерард. Как будто я просто домашнее животное. Игрушка, и он может просто щёлкнуть выключателем, и я вернусь к жизни. Как будто он может отдавать мне приказы, ожидая, что я буду им следовать. Но я больше не хочу этого. Это просто не совсем то, чем я являюсь.
Или, может быть, я есть игрушка. Я дрожу от усилий, стараясь не ползти обратно в его объятья. Даже если это всё, чего я хочу и о чём могу думать. Хотя это просто может спасти мою жизнь. Я так сильно желаю не хотеть его всего. И того, что он может сделать со мной.
Я опускаюсь на пол, прижимая колени к груди в жалкой попытке собрать себя. Мне нужно обхватить себя руками, или я могу развалиться. Просто чтобы убедиться, что я всё ещё здесь. Я трясусь так, словно у меня ломка. Вот мой наркотик, игла уже в вене, он прямо передо мной. Всё, что мне нужно сделать – принять его, и я получу кайф.
Мой разум пытается сказать мне, что он плохой парень, очень, очень плохой парень. Но я знаю, что он не плохой. Он просто тот, кто уничтожил меня, тот, кого я всё ещё люблю, и из-за этого разум пытается сказать мне, что он – неправильный. Но моё тело просит меня не слушать, ссылаясь на то, что он – правильный.
– Пожалуйста, – я не обращаясь ни к кому конкретному. Может быть, к тем силам, которые пытаются разорвать меня на две части. – Пожалуйста, сделай так, чтобы я не нуждался в этом.
Джерард выглядит охваченным благоговейным страхом, и даже немного испуганным. Вот я, Джи. Вот Фрэнки, неуравновешенный, как никогда.
– О чём ты говоришь?
Меня привлекает его голос, как мотыльков – свет. Мои глаза встречаются с его, я вглядываюсь в его расширенные зрачки и свет, который от них отражается. Луна.
– Почему ты это делаешь? – спрашиваю я его. Мой голос звучит грубо и резко, как будто я проглотил битое стекло. – Почему ты так со мной поступаешь?
– Фрэнки, пожалуйста, успокойся. Я не могу понять тебя, когда ты плачешь. Разве мы не можем просто поговорить?
– Поговорить? – мой голос звучит шокированным, что странно, потому что сейчас все винтики в моём мозгу вращаются с ошеломляющей скоростью. Я встаю и возвращаюсь на кровать, мои ноги так затекли, что удивительно, как я не падаю на пол. – Ты хочешь поговорить со мной? Всё, что ты можешь – хотеть поговорить об этом? Как ты ушёл от меня без всяких, блять, объяснений? Или, может быть, мы могли бы поговорить о том, как ты погубил меня, и как заставил стать Невидимым. Мы могли бы поговорить о том, как ты оставил меня, бросил, когда я нуждался в тебе больше всего, Джерард. Я нуждался в тебе, а тебя, блять. Здесь. Не было.
Он вздрагивает и открывает рот, чтобы ответить, но я опережаю его.
– Я любил тебя, – говорю я ему, мой голос сочится злостью, несмотря на то, что из глаз продолжают вытекать слёзы. Это, наверное, самые сурово звучащие слова, которые я когда-либо произносил, несмотря на эмоции, которые они в себе несут.
И он ошеломлён. Как будто я ударил его ногой в грудь, или обернул свои руки вокруг его горла и сжал.
– Ты... ты любишь меня сейчас? – спрашивает он. Неуверенно, будто боясь услышать ответ. С отчаяньем, словно ему необходимо знать, что я люблю его.
Я хочу сказать ему, что, конечно, я всё ещё его люблю. Что я никогда и не прекращал. Что я буду продолжать любить его до конца своей жизни, и даже выйдя за рамки вечности. Но слова, которые слетают с моих губ, совсем не те, что могут обнадёжить. Это чистая, губительная ложь.
– Я не знаю.
Его тщательно выстроенное выражение лица демонстрирует некоторое удивление, прежде чем рушится окончательно, превращаясь в один из самых печальных взглядов, который я когда-либо видел. Это могло бы разбить моё сердце миллион раз, если бы оно уже не было разбито.
Но где-то внутри я достаточно сильный, чтобы продолжить говорить.
– Джерард... Я не думаю, что ты когда-нибудь поймёшь, что сделал со мной. Это было похоже на то, будто ты собрал все мои внутренности и увёз с собой. И я был просто пустым. Просто этой ужасной, пустой оболочкой. И я не хотел быть одним из тех парней, на которых смотрят люди и спрашивают: «Что с тобой случилось? Что сделало тебя таким опустевшим?» Но знаешь, что? Я принял это. Не знаю почему, но я принял это, потому что знал, что ты ушёл по каким-то причинам. Даже если ты не сказал мне о них прямо, я понимал, что ты не разбил бы моё сердце без каких-либо причин. Ты такой разный, Джерард Уэй, такой разный, но ты не жестокий. Ты никогда прежде не был со мной жесток.
– Прости, – шепчет он, – прости.
– И теперь ты вдруг просто решил вернуться? После нескольких недель молчания, ничего, никаких звонков до вчерашнего дня? О чём ты думал, Джи?
Потому что я использую «Джи», а не «Джерард», он делает один прерывистый вдох и ломается. Его маска разлетается, и он прячет лицо в ладонях, плача, как ребёнок.
Это неосознанное решение, я клянусь. Но мои руки находят его в темноте, которая прячет нашу печаль, и я ложусь на кровать, прижимая его дрожащее тело к своему. Это странно, но я успел забыть, как поразительно сочетаются наши тела, словно части одного пазла.
– Я просто хотел, чтобы ты был в порядке, – он рыдает в рукав своей рубашки, и его дрожь передаётся и мне. – Я думал, что ты научишься тому, каким счастливым можно быть в одиночку. Я думал, что ты увидишь...
Несмотря на весь мой гнев и растерянность, что-то очень древнее и первобытное окликает меня. Мои инстинкты призывают меня держать его крепче, что я и делаю, зарываясь лицом в его волосы. Я чувствую знакомый запах жасмина и вдруг понимаю, что испытываю такую страсть к мальчику, лежащему в моих руках, что это сбивает меня с толку.
И я больше не хочу этого делать. Вести эту мысленную борьбу, не зная, вернётся ли он когда-либо. Я не хочу надеяться и разочаровываться, испытывать гнев и боль. Я не хочу продолжать вместе этот танец от любви к разочарованию, от вожделения к потере. Я так устал. Я очень, очень устал, и больше не хочу этого делать. Я просто хочу его.
Так что я его прощаю. Вы можете не верить в это, считать, что это не сможет произойти в ближайший миллион лет, но всё так и есть. Есть столько всего, чем я руководствуюсь – его извинения, и тепло, кипящее в моём животе, где раньше была пустота. Так что я прощаю его, потому что не хочу быть причиной этой боли и страданий. Это наш второй шанс, наша открывшаяся дверь. И почему мы должны испортить всё из-за чего-то такого простого? В глубине души мы просто два грёбаных химических человека со своими недостатками и обидами. Несмотря на все способы, которыми он разрывал меня на части и подводил, я всё ещё люблю его. С недостатками и всем остальным.
Это так ясно для меня. Я люблю его. Это выжжено на моём мозгу. Это в каждом моём слове. Я люблю его, и он может сделать мне больно ещё сто раз, но я всё ещё буду его любить. Тысячу раз. Миллион раз. Ничего не изменится.
– Тебе нужно было стать свободным, непривязанным, – рыдает Джерард, схватившись за мою талию. Он так боится. Так боится, что я оттолкну его за то, что он был так уверен в своей правоте.
И я, наконец, понимаю. Я использовал его, как свою опору. Да, я любил его, но это было не тем, чем должно было быть. Я нуждался в любви. Я нуждался в том, чтобы быть зависимым. Я нуждался в том, чтобы быть нужным, и он всё это для меня осуществил.
Но что теперь? За месяц мне удалось обратить вспять всё, что произошло, чтобы снова стать Невидимым. Но я всё ещё я? Да. Я выживший? Да. Я прошёл через это? У меня никогда не было в этом необходимости. Я бы никогда не преобладал над Джерардом, и за это я ему благодарен.
Джерард научил меня стольким вещам, так много раз. Даже после того, как он ушёл, я продолжал учиться. Он хотел, чтобы я стал независимым, самим собой. И я это сделал. Просто посмотрите на меня. Посмотрите на меня, берущего на себя ответственность за того, кого я люблю. Я стал чертовски сильнее, чем когда-либо раньше.
Он целует мой живот сквозь ткань рубашки.
– Пожалуйста, Фрэнки. Пойми, почему я должен был это сделать. Попытайся увидеть, почему я должен был уехать. – Его голос безумный. – И почему я должен был вернуться к тебе. – Умоляющий. Отчаянный. – Скажи мне, что нуждаешься во мне.
Когда я не отвечаю, он поднимает голову. Его глаза затуманенные, безумные. Он обхватывает моё лицо своими горячими ладонями.
– Скажи мне, – он говорит так, словно пытается заглянуть мне в душу.
Осторожно я отнимаю его руки со своего лица, прижимая их к себе.
– Я не нуждаюсь в тебе, Джи, – шепчу я, качая головой.
Джерард смотрит на меня так, словно я сказал ему, что вся его семья трагически погибла в аварии. Разбито и удивлённо, будто он просто не может поверить своим ушам. Кто мог предвидеть, что случится такое?
– Я больше не нуждаюсь в тебе, – начинаю я снова, поднося его руки к своим губам. – Но я хочу тебя. Я хочу тебя больше всего.
Мои слова порождают огромнейшее чувство облегчения, и мы тонем в нём. Я утопаю в его глазах и просто не хочу всплывать на поверхность. Я закрываю свои глаза, и Джерард наклоняется надо мной, моя голова прижимается к подушке. Он не целует меня, нет, его губы даже не касаются моей кожи. Он смеётся, а я плачу, а потом я тоже начинаю смеяться, пока он плачет ещё сильнее. В этом даже нет ничего смешного, но наши тела и сознания испытывают такое огромное облегчение, столько эмоций, что просто не знают, как иначе реагировать. Есть столько радости, столько счастья, рождающегося внутри нас, что мы просто не знаем, как это всё выразить. Так что мы смеёмся, и мы плачем, и он обнимает меня так крепко, что я могу просто лопнуть.
Его руки заползают под мою рубашку, медленно задирая её вверх. Он целует чувствительную кожу, его губы перемещаются с моего живота на бёдра, оставляя за собой след тепла и огня.
Но есть что-то совершенно другое в том, как его губы касаются моей разгорячённой кожи. Нет никакого безумия, которое обыкновенно присутствовало в наших контактах, нет головокружительных стонов и тяжёлых вздохов. Как будто всё это притупилось от его отсутствия, и страстное желание его касаний заняло это место. Это словно повторное знакомство. Я хочу ощутить его кожу на своей так сильно, что думаю, что закричу, если время замедлится ещё больше, больше, чем я хочу ждать. Это такое противоречие, мазохистское поведение. Но его губы-бабочки просто порхают на моих собственных, и я знаю, что это способно остановить время.
Это самое ошеломляющее чувство. Я теряю ощущение времени, когда его пальцы бродят вверх и вниз по моему туловищу. Я даже не могу проследить, где он касается меня, или какая часть тела чувствует себя так хорошо. Всё это возвышает. Темнота обволакивает комнату, в результате чего его черты лица смягчаются, а он отбрасывает на меня тень.
– Я люблю тебя, – выдыхает Джерард, мягко снимая с меня футболку через голову. Он проделывает со своей футболкой то же самое, нежно целует в губы, а потом упирается своим лбом о мой, его веки трепещут. – Боже, ты знаешь, что я люблю тебя.
Я киваю, потому что я знаю это. И мне нужно было услышать так же сильно, как сейчас нужно сказать эти слова.
– Джи-Джи, я люблю тебя. Я знаю, что люблю, – говорю я ему, в моём голосе слышится смелость. Я чувствую, как он усмехается напротив моих губ, его поцелуй, словно улыбка. Он дышит так, что, я уверен, не знает, как ему держать себя в руках.
И я никогда не имел в виду ничего другого. Всё во мне любит Джерарда. Это так просто.
Ленивое размытие, его руки на моих бёдрах, и мои пальцы в его волосах. Затем его голая грудь, прижимающаяся к моей, электричество, искры. Вот как работает химия, а мы – химическая пара. Одежда летит к обломкам моего разбитого будильника, а одеяло медленно соскальзывает с кровати. Это просто так нереально. Всего несколько часов назад я был сломанным и разбитым, а теперь... я просто такой целый. Такой чертовски целый.
Я вздрагиваю, когда его губы лениво сталкиваются с моими, его язык сладкий и требовательный. Я понимаю всё и ничего из этого. Изгиб его бёдер. Замершее время. Ожоги от его губ. Его ноги, переплетающиеся с моими. Огонь от его поцелуев. Небеса – здесь. Его дыхание в ухо. Солнце на горизонте.
Тссс, Фрэнки, это всего лишь я.
Я знаю, Джерард, я знаю, что это ты. Это всегда был ты.
Я даже не замечаю, что весь дрожу, пока Джерард не гладит меня по щеке и не шепчет: «Больше нечего бояться. Я дома, Фрэнки. Теперь я дома».
Он, наконец, дома, и я тоже, потому что понял, что он – мой дом. Мы дома, потому что мы здесь, мы прямо, блять, здесь. И мы никуда не денемся.
На этот раз, когда мои руки опускаются ниже его бёдер, он не останавливает меня. Его бёдра прижимаются к моим, пока я позволяю взять верх инстинкту и моему ошеломляющему любопытству. Он слегка прикусывает моё плечо, сдавленный стон вибрирует глубоко в его горле. Почти как мурлыканье. Я обнаруживаю, что мои руки уже знают каждый изгиб его тела. Я родился с картой Джерарда, имплантированной в мой мозг, потому что мы просто созданы друг для друга.
– Чёрт, Фрэнки, – выдыхает он на ухо, его голос глубокий и рваный.
Я извиваюсь, когда он наклоняется и шутливо щиплет меня за грудь, оставляя поцелуи здесь и там. Его ладонь оборачивается вокруг моего члена, и я стараюсь не дышать слишком затруднённо. Я просто задерживаю дыхание, и пусть он приведёт меня туда, где я знаю, что хочу быть.
***
Я иногда думаю, что души двух людей знали друг друга ещё до того, как эти люди родились. На Небесах или в Другом Месте, ну или назовите это как хотите. Они встречаются, потому что созданы друг для друга, и они понимают это сразу же. Они понимают это, потому что они были вместе всё это время, затерянные в этой туманной неизвестности. Так что у них есть своеобразная связь, в каждой душе есть маленький кусочек другой, их души влюблены. Так что, когда они должны спуститься на Землю и жить своей жизнью, они не теряют друг друга.
Эти души ждут годы, и годы, и годы, а иногда и совсем немного, лелея и взращивая этот маленький кусочек своего возлюбленного внутри себя, чтобы, когда пришло время, они могли вернуть его целым, каким он и был. И вот однажды, эти два человека случайно встречаются, на улице в ясный день, или в кафе, или в хорошем ресторане, или даже в туалете, когда один парень прячется, а другой его находит. Их души знают, кто они, потому что они так долго ждали этого, так долго ждали и надеялись, готовились к этому. Они проживали всю свою жизнь лишь ради этого момента в будущем. Они просто должны были ждать часть жизни, чтобы воссоединиться со своей любимой душой.
Я думаю, что если есть Небеса или Другое Место, то моя душа и душа Джерарда были связаны там прежде, чем мы начали жить. Я думаю, они просто всегда знали, что наступит день, когда мы поймём, что нам было предназначено быть вместе ещё до того, как он нашёл меня в туалете, где я прятался, играя в самую одинокую в мире игру. Это просто работает таким способом. Довольно забавно, если вы подумаете над этим.
– Джерард, – хныкаю я, и он знает, чего я хочу. Он тоже хочет этого.
Иногда я думаю, что самые прекрасные в жизни вещи не могут быть описаны. Ни словами, ни другим способом. Они просто слишком потрясающе удивительные, чтобы быть разбавленными обычным языком. Если бы кто-то попробовал это сделать, то провалился бы. Кроме того, я не уверен, что хочу запомнить это именно словами. Я хочу запомнить это касаниями, вздохами, сладкими поцелуями, слезами. Я хочу запомнить это тем, как Джерард смотрит на меня, когда находится внутри меня, и эмоции, которыми пропитаны его слова: «Я люблю тебя». Я хочу запомнить это тем, насколько это хорошо, когда я закрываю глаза и, наконец, могу почувствовать всё теми частями тела, которые когда-то были онемевшими. И мне запомнится, как я ощущал себя, когда он прижимался ко мне так близко, и я, наконец, чувствовал себя частью чего-то прекрасного, чего-то настоящего.
И это так реально. Я не совсем уверен насчёт будущего, насчёт того, что будет завтра утром, когда мы проснёмся и увидим, что мы всё ещё прямо здесь, прямо там, где остановились. Это жизнь, это то, что у нас есть, и я хочу жить настоящим, а не тем, что должно произойти. Всё, что я знаю – я так сумбурно влюблён в этого мальчика, ресницы которого мокрые от слёз, с которым, я, наконец, занимаюсь любовью в тишине ночи. Я просто знаю, что он – моя Судьба, и я не могу представить, что всё могло бы быть иначе.
Вы видите этого красивого мальчика, который спит рядом со мной, с улыбкой на своём лице? Видите, насколько он удивительный? Я не уверен, что вы можете видеть его так, как вижу его я. Я не думаю, что вы смогли бы увидеть его таким, потому что эта картинка предназначена только для моих глаз.
Мы были созданы друг для друга.
Это так просто.
