Текст книги "Anorex-a-Gogo (СИ)"

Автор книги: havewelostjimmy?

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Ты вдохнул кокс, да? – наконец спрашиваю я. Это единственный вопрос, который мне ни в чём не поможет. Единственный вопрос, который не нуждается в ответе. – И не беспокойся насчёт того, чтобы соврать мне, Джи, ты только потеряешь время.

Ему не нравится мой тон. Я понимаю это по тому, как подрагивает его нижняя губа. Он хочет, чтобы я называл его Джи, но только не тогда, когда я зол на него. Он ненавидит, когда на него кричат. Я знаю это, потому что теперь я знаю его почти так же хорошо, как он знает меня. Эта улица с двухсторонним движением, так что мы даже не заметим, как опустимся оба.

Он шепчет:

– Прости, – а затем продолжает быть печальной дрожащей кучкой нервов. Его лоб прижат к коленям.

Он снова подвёл меня.

– О чём ты думал? – спрашиваю я. Мой мозг усиленно работает, пытаясь понять, что делать.

– Я не знаю, – бормочет он.

– Ты идиот, знаешь это?

– Знаю.

Так что сейчас мы сидим бок о бок на моей кровати, он не отошёл от белого порошка, алкоголя и того, что он делал со своими «друзьями», а я жду того, пока он развалится, чтобы я мог убрать все кусочки.

Я мысленно заявляю себе, что действительно не хочу больше говорить с ним этой ночью, так что ложусь и поворачиваюсь к нему спиной. До тех пор, пока он ничего не добивается от меня, он может остаться на ночь. Я не хочу, чтобы он садился за руль, потому что он, наверное, просто убьёт себя. Всё, что нам остаётся, – это переждать ночь.

– Фрэнки, – хнычет Джерард. Его рука змеёй обвивается вокруг моей талии, трясущаяся от кокаина, который заставляет его кровь гореть. – Не сердись на меня.

– Слишком, блять, поздно.

Печально то, что я знаю, что собираюсь простить его. Я знаю это. Завтра утром он будет улыбаться и называть меня Пэнси, поцелует меня в губы, а я по-любому прощу его.

– Пожалуйста, – просит он.

Я поворачиваюсь и смотрю в его покрасневшие глаза, которые умоляют меня сказать, что всё в порядке.

– Я люблю тебя, Джи, – шепчу я, касаясь его лица, – но иногда ты чертовски всё усложняешь.

Его чувства отображаются на лице. И маска рушится.

– Прости. Прости...

Я поворачиваюсь обратно лицом к стене, чтобы не видеть его глаз, которые будут продолжать кромсать моё сердце на куски. Его потрескавшиеся и холодные губы касаются моего уха.

– Пожалуйста, поцелуй меня. Поцелуй меня, дай знать, что ты меня не ненавидишь, – умоляет он.

Я не ненавижу его. Я не думаю, что смог бы ненавидеть его вне зависимости от того, что он выпил, вдохнул или сделал. Я не думаю, что смог бы ненавидеть его. Но я всё равно не могу его поцеловать. Этой ночью я просто не могу заставить себя его поцеловать.

Скажи всё

Я просыпаюсь совершенно выбитый из колеи. Обособленный от себя, от мира. Может быть, это потому, что моё лицо прижато к подушке, которая всё ещё хранит в себе запах Джерарда, пота и выпивки.

Удивительно в этом то, что он всё ещё здесь. Я не хочу с ним разговаривать, и я думал, что он уже ушёл от меня. Ещё более удивительно то, какой неожиданной скачок делает моё сердце, когда я смотрю на него. Его взъерошенные с утра волосы и выпирающий позвоночник.

Я утешаю себя мыслью о том, как я подползу к концу кровати, где сидит он, раскачивающийся взад и вперёд. Я представляю, как тяну его к себе обратно, укладывая рядом с собой. Говорю ему, что всё в порядке.

Но вот только всё совсем не в порядке.

Джерард встаёт и медленно натягивает свою одежду. Он подходит к своей сумке, а затем передумывает и возвращается. Я закрываю глаза, когда он идёт обратно, чуть пошатываясь.

Он опускается рядом со мной на колени. Я стараюсь сохранять дыхание в норме, пока он пальцами проводит по моим щекам. Моё сердце сжимается от печали, и я больше не хочу притворяться. Так что я открываю глаза и смотрю на него.

Он выглядит хуже, чем когда-либо. Провалившиеся и покрасневшие глаза, словно он совсем не спал прошлой ночью. Подрагивающие руки, но на этот раз не от наркотика. Я хочу взять их в свои, чтобы утихомирить эту дрожь. Я знаю, что, скорее всего, сейчас, когда он протрезвел, он чувствует себя ужасно.

Маленькая часть меня просто хочет подтащить его поближе к себе и обнять. И я делаю всё, чтобы засунуть эту маленькую часть себя в глубину своего сознания.

– Фрэнки, – шепчет Джерард так, будто не может поверить своим глазам. Его длинные пальцы находятся по обе стороны моего лица, гладя каждый миллиметр кожи.

– Ты выглядишь, как дерьмо, – замечаю я без юмора.

– По правде сказать, я и чувствую себя так же, – он немного вздрагивает. – Я хуже, чем дерьмо, Фрэнки, я полная сволочь.

Я мотаю головой, но не соглашаюсь с ним и не защищаю его. Я просто даю ему знать, что собираюсь выслушать.

– В понедельник я сказал, что люблю тебя.

Я медленно киваю.

– И ты сказал, что боишься. – Его пальцы играют с моей чёлкой и отросшими волосами, закрывающими уши. – Фрэнки, я не думаю, что ты понимаешь, как я боюсь за всё. За нас. – Он делает глубокий вдох и встречается со мной взглядом. Его глаза наполнены слезами. – Там... там был этот парень. Я уже знал его некоторое время.

Я отвожу от него взгляд. Боль зарождается в моём сердце и распространяется по венам. Я не хочу этого слышать. Я просто хочу вернуться к незнанию.

– Но, но, – быстро добавляет он, хватая меня за лицо так, что я вынужден смотреть на него, – он для меня ничего не значит. Не так, как ты значишь для меня, не как ты.

– Джи, ты трахался с ним, – выплёвываю я с большей горечью, чем действительно чувствую. Это так сюрреалистично, что вы могли бы подумать, что я в ярости. Пылаю гневом. Но это не так. О, я хотел бы. Я хотел бы взорваться и ударить его, разорвать на куски. Я хотел бы раздавить его, как он сделал это со мной. Мой голос звучит сильно, но я совсем не чувствую себя так. Больше всего на свете я хочу свернуться в клубок и плакать.

Джерард закрывает глаза. Он выглядит так, будто ему физически больно.

– Я знаю, что ты не веришь в меня, – шепчет он, и его голос совсем немного подрагивает. – Но поверь мне, когда я говорю, что люблю тебя.

– Я не знаю, что тебе сказать.

– Скажи, что тоже любишь меня, – умоляет он.

Я вздыхаю, и убираю его руку от своего лица, сжимая её в своей собственной.

– Ты же знаешь, что люблю, – говорю я, но это даже не ощущается так, будто я сдался. – Но я не могу понять, почему ты так поступил. Почему ты так поступил, Джерард? Почему ты напиваешься, и принимаешь, и... и трахаешься с парнями?

– Я боюсь. Я знаю, что это не оправдание. Но клянусь, это правда.

Я сглатываю. Боже, это больно.

– Почему... – Я не могу сказать это. Слишком неловко.

– Пожалуйста, Фрэнки, просто скажи это. Скажи всё.

– Если... Если ты хотел... – я корчусь от дискомфорта, больше всего желая провалиться в матрас и просто исчезнуть. И только его умоляющие глаза заставляют меня продолжать. – Я не понимаю, Джи. Если ты хотел секса, то почему не пришёл ко мне? Почему ты пошёл к другому парню? Почему не я?

О Боже, я на самом деле спросил его об этом?

Мне жутко неловко и стыдно, я отворачиваюсь с пылающим лицом, пялясь в стену.

Тишина, наполняющая комнату, словно тикающая бомба. Обратный отсчёт секунд до того, как я взорвусь.

– Ты говорил, что хочешь меня, но ты не пришёл ко мне, – говорю я, борясь с подступающими слезами. Я не буду плакать.

– Ох, Фрэнки, – наконец выдыхает Джерард, уставившись на свои колени. – Я не знал, готов ли ты к этому. Ты такой... хрупкий, такой чистый.

– Ты же знаешь, что я не такой.

Он морщится.

– Ты такой для меня. Фрэнк, ты самая сложная часть моего мира. С тех пор, как Майки первый раз произнёс твоё имя, ты постоянно сбивал меня с толку. – Он подносит мою руку к своему лицу, прикасаясь губами к костяшкам пальцев. – Знаешь, это так сильно пугает меня. Эти двухсторонние взаимные отношения. Для меня всё это ново так же, как и для тебя. Во всех отношениях, в которых я когда-либо был прежде, я либо только отдавал, либо только получал. Я никогда не знал, как могу быть счастлив, и отдавая, и получая.

Вот он, озвучивающий все опасения, которые я растил в себе всё это время. Вот он, признающий, что мы просто два испуганных мальчика, вот и всё.

– Очень много раз я хотел положить конец всему этому, нам. Только чтобы спасти тебя. Я не хотел подталкивать тебя к тому, к чему ты не был готов, только ради своих собственных эгоистических потребностей.

– Хватит пытаться спасти меня.

Он улыбается, и это первая улыбка за день.

– Я обещаю, что больше не буду пытаться защитить твою нравственность.

Я не могу не улыбнуться в ответ. Я ненавижу его за то, что он заставляет меня улыбаться, когда я всё ещё чертовски злюсь. Но вот он, спрашивающий, может ли он меня поцеловать, а вот я, тянущийся к нему, так что он знает, что может. Он всегда будет иметь возможность поцеловать меня, потому что мои губы принадлежат ему.

Мы даже не близки к тому, чтобы быть идеальными. Но в этот момент мы стремимся к тому, чтобы быть в порядке. Просто откидываем всё, чтобы быть в порядке.

***

«Мне нужно побыть одному», – говорю я ему.

«Нет, я больше не злюсь», – говорю я ему.

«Да, я люблю тебя», – говорю я ему.

Я не думаю, что он верит мне. Но он всё равно уходит. Я думаю, что он боится того, что если он не уйдёт, то уйду я. Как же он не прав. Я не достаточно силён для того, чтобы уйти.

Мне нужно время, чтобы подумать. Мне просто нужно несколько часов, чтобы погрузиться в себя.

По крайней мере, это то, что я себе говорю.

Я пытаюсь думать о жизни без Джерарда. Это болезненно и заставляет живот скручиваться. Не потому, что я бросаю его. Не потому что я думаю, что он бросит меня. Но просто потому, что я пытаюсь вспомнить, что я ценю в нём в первую очередь. Напоминаю сам себе, почему я люблю его. Чёрт возьми, почему я должен любить его так сильно?

Худшая часть этого в том, что я всё ещё делаю это. В смысле, люблю. Несмотря на все те разы, когда он делал мне больно, когда он подводил меня, я люблю его так чертовски сильно. Я люблю его за все те моменты, когда он спасал меня. Я люблю его за эту кривую усмешку. Я люблю его за губительный запах сигарет и его глупый смех.

Я люблю его, потому что он – это он.

Вопросы проносятся в моей голове со скоростью миллион километров в час.

Как часто он принимает наркотики?

Как часто он напивается до такой степени?

Как часто он возвращается к своим дружкам-ёбарям, чтобы провести ночь безумного веселья?

Это разрушает нас.

Я ловлю себя на том, что скучаю по тем первым дням, когда я был так взволнован насчёт Джерарда и того, что снова могу всё чувствовать. Что бы я только ни сделал, чтобы онемение вернулось прямо сейчас. Я хочу засунуть своё сердце обратно в клетку. Я хочу снова стать невидимым. Но теперь я понимаю, что эта маленькая игра не принесёт ничего, кроме боли, мне и тем людям, о которых я забочусь. Как, например, моей бедной маме и одинокому Майки. Боже, я эгоист.

Я хочу заснуть, проснуться и обнаружить, что всё это было только сном. Что он не спал пьяный в моей кровати, готовый проснуться с привычной усмешкой. Но это жизнь, реальная жизнь, и вы не можете желать от неё абсолютного совершенства. И я не хочу, чтобы Джерард был совершенным, я просто хочу, чтобы он был в порядке. Был счастливым. Был счастливым со мной.

Около часа дня мне звонит Майки.

– Прости, Фрэнк, – говорит он.

– За что. Ты ничего не сделал.

– Я знаю. Я не делал ничего вообще. Я не говорил тебе, каким мудаком он является. Я извиняюсь, потому что я знал, что он трахался с парнями, принимал наркотики, а я не говорил тебе об этом. Дело в том, что Джерард любит тебя. Думаю, сильнее, чем когда-либо любил кого-то. И я действительно думал, что он прекратит всё это делать, как только увидит, какой ты прекрасный, Фрэнки. Но я только что разговаривал с ним по телефону, и я просто... извиняюсь за то, что не предупредил тебя.

Я огорчён, потому что Майки всё знает. Это всегда ужасно, когда тебя наёбывают, но ещё хуже, когда ты последний человек, который знает об этом. Это значит, что он жалеет меня, и это только ставит в неловкое положение.

– Майки, ты здесь вообще не при чём, – говорю я ему.

– Но я не могу помочь и чувствую вину за то, что не сказал тебе...

Наш разговор продолжается, и он всё больше и больше мне надоедает. Я завершаю всё, говоря ему ещё триллион раз о том, что всё нормально / это не его вина / ему не о чем беспокоиться. По крайней мере, часть из этого – правда.

***

За ужином мама спрашивает меня о Джерарде, а Оуэн с негодованием смотрит на меня. Его разбитое лицо, безусловно, выглядит уродливо с этим рычанием на губах.

– Что Джерард будет делать на Рождество? – спрашивает она.

– Наверное, что-то со своей семьёй, – отвечаю я. Наверное, в какой-то степени это правда. Я знаю Джерарда, и он никогда не оставит Майки в одиночестве на Рождество. А что касается их родителей, я не удивлюсь, если они будут на какой-нибудь экскурсии.

– Почему бы тебе не пригласить его с братом на обед?

Оуэн угрожающе смотрит на своё картофельное пюре.

Я смотрю то на него, то на свою маму. Моя ни на что не обращающая внимания семья. Я думаю, именно поэтому я такой никчёмный. Никто не понимает всего того, что происходит. Они не знают, что Джерард загоняет меня в плохие ситуации. Они ничего не знают. По какой-то причине это злит меня так сильно, что я даже не могу описать.

– Я посмотрю, что смогу сделать, – говорю я, и мой голос звучит жёстко.

Лебединая песня

Весь этот день я чувствую тревогу. Боюсь за мои отношения. Боюсь за себя. Я ложусь спать, продолжая загружать свой мозг мыслями о Джерарде. Больше всего я хочу просто простить и забыть. Простить я могу. Думаю, я простил его, как только увидел слёзы в его глазах. В конце концов, я не идеален. Он принял меня со всеми моими пороками, и я должен сделать то же самое. Так что простить – это то, что я могу сделать. Но забыть... Как я могу забыть то, что он выбрал другого парня вместо меня? Что ему нужны наркотики, чтобы расслабиться? Я был слишком занят, плавая в его опьянении, чтобы заметить, как он уплывает сам.

Он сказал, что боится. Но я не понимаю того, что мой страх подтолкнул меня в его руки и любовь, а его страх, кажется, только отталкивает всё дальше и дальше от меня.

Я забираюсь в кровать и выключаю свет. Моё самочувствие способен улучшить хороший ночной сон.

Поворот дверной ручки.

Щелчок замка.

Лёгкое движение – открывается дверь комнаты.

Я никогда не бываю один.

На лице Оуэна нет обычной хитрой жестокости. Одного взгляда на его синяки и улыбку достаточно, чтобы понять, что сегодня речь пойдёт не о его собственном удовольствии, а о мести. Он собирается причинить мне вред.

– Оуэн, что ты делаешь? – спрашиваю я. Мой голос устрашающе спокоен.

Он угрожающе улыбается.

– На этот раз здесь нет твоего маленького парня, чтобы спасти тебя, – смеётся он очень типично. Он делает шаг ко мне.

Я замираю.

– Он будет здесь через несколько минут, – лгу я. Мои руки дрожат под простынёй, но я не позволю ему увидеть, насколько сильно он меня сейчас пугает.

На мгновение кажется, что Оуэн колеблется. Затем он усмехается и качает головой.

– Сомневаюсь в этом. Вы поссорились, и он не придёт этим вечером.

Я представляю, как каждую ночь он без сна лежит в постели, подслушивая через тонкие стены, что мы с Джерардом делаем. Как мы дурачимся. Как мы смеёмся. Как мы... О, Боже. Он мог услышать и это тоже.

Моё выражение лица заставляет его рассмеяться, и этот тихий смешок кажется слишком зловещим. Он подходит к кровати и протягивает ко мне руку. Проводит пальцами по лицу почти что с нежностью.

– Ты всегда был таким красивым. Таким реальным. И всегда моим, – бормочет он себе под нос.

Он звучит как настоящий псих. И сумасшедший блеск в глазах только дополняет этот образ.

– Слышишь меня? – шепчет он. – Ты мой и только мой. Ты не его. Так что я собираюсь просто избавиться от него.

– Нет, – вскрикиваю я, отстраняясь от Оуэна. Я встаю с кровати и иду к ванной. Держаться на некотором расстоянии, держаться на некотором расстоянии, держаться на некотором расстоянии. – Пожалуйста, не трогай его, – прошу я.

– Что, любишь его?

В моём горле всё пересыхает и першит. Я почти задыхаюсь.

– Пожалуйста, просто оставь его в покое.

– Ты не должен был ничего ему рассказывать, Фрэнки. Это должен был быть наш маленький секрет.

Он делает ещё один шаг ко мне, а я делаю шаг назад, упираясь в стену. Мои глаза быстро бегают, и я пытаюсь найти выход из положения. Он перекрывает дверь.

– Мне очень жаль, – шепчу я. Это всё, что я могу придумать, чтобы сказать.

Глаза Оуэна загораются.

– Нет, это не так, – его губы растягиваются в ухмылке. – Но поверь мне, ты будешь жалеть.

Следующее, что я осознаю, – меня откидывает к стене с такой силой, что из лёгких выходит весь воздух. Моя голова ударяется об угол, и перед глазами появляются чёрные пятна. Я задыхаюсь, когда зубы Оуэна ощутимо вонзаются в мою шею. Из моих глаз текут слёзы, пока я безуспешно пытаюсь высвободиться.

А затем я перестаю бороться. Я не знаю, какие кошмарные вещи произойдут этой ночью. Всё, что я знаю, что я ничего не могу сделать, потому что это единственная вещь, способная спасти Джерарда. А я должен вернуть ему долг.

Я не пытаюсь остановить поток слёз, текущих по моим щекам. Мой нос забивается, я не могу дышать, лицо краснеет и становится пятнистым, но я ничего не делаю. Меня передёргивает, когда он кончиками пальцев касается моего живота, скользя ниже и ниже. Я закрываю глаза и рыдаю, пока он залезает в мои пижамные штаны. Я стараюсь представить, будто я где-то в другом месте с кем-то, кто сейчас далеко отсюда и счастлив. Но всё, о чём я могу думать, так это почему Джерард не хочет заниматься со мной сексом. Я просто грязный оттраханный мальчик и ничего больше.

Стекло в окне громко звенит, отчего я подпрыгиваю. Оуэн это игнорирует, продолжая возиться со своим ремнём, не отрывая при этом своих губ от моей шеи. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на окно над моей кроватью.

О Господи, у меня, наверное, галлюцинации. Я где-то читал, что сильный страх заставляет людей их видеть. Как, например, те люди, которые утверждают, что видят Иисуса Христа или Бога, прежде чем умирают в своих кроватях. Но клянусь, что когда я смотрю на окно, я вижу Джерарда, его ладонь прижата к стеклу, а на лице выражение полного ужаса.

И мне интересно, я умру? Может быть, это и есть смерть. Может быть, я просто по горло сыт этим, и моё сердце собирается остановиться? Это может быть моим концом, моей и Джерарда лебединой песней. По крайней мере, я сделал одну стоящую вещь в этой жизни.

Следующие несколько секунд размываются. Я чувствую, как Оуэн отрывается от моего тела, а затем мои ноги дрожат ещё сильнее, прежде чем подкашиваются. Я соскальзываю на пол, замечая бледного и покрытого инеем Джерарда, откидывающего Оуэна на пол около моей кровати. Мои глаза закрываются, почти утопая в облегчении, и всё, что я чувствую, это ледяные касания снега, который залетает в комнату из-за ветра и открытого окна.

А затем рядом со мной Джерард, ласково убирающий мои волосы своими руками, которые на ощупь, как лёд. Он так сильно дрожит, что на это практически больно смотреть. Но я никогда снова не смогу оторвать от него глаз.

– Откуда ты пришёл? – спрашиваю я. Мой голос подрагивает от слёз, а слова, как осколки, царапают горло.

Джерард усмехается, стуча зубами.

– Я же о-обещал, что н-не о-оставлю т-тебя одного, – отвечает он. Он выглядит усталым, и всё никак не согревается.

Медленно до меня доходит, что он имеет в виду.

– Как давно ты там?

– Я н-никогда и не уходил. – Он помогает мне встать и усаживает на край кровати. Оуэн валяется на полу, выглядя так, словно потерял сознание.

Я смотрю в окно, пока он его закрывает. Его старый синий автомобиль, покрытый снегом, припаркован на том же месте, где, думаю, он его оставил. Теперь, когда у меня есть время на то, чтобы остановиться и понять, что происходит, я замечаю, что он в той же одежде, в которой был вчера ночью. Я бы отругал его, если бы не был так чертовски ему благодарен за то, что он следил за мной.

– Ты решил заморозить меня до смерти, – шепчу я, запинаясь, но моя благодарность блокирует любой гнев, который у меня к нему был. Так что вместо того, чтобы обижаться, я прячу лицо в его заснеженных волосах и обещаю никогда не отпускать его. Мы целуемся, и всё кажется настолько правильным, хоть я всё ещё дрожу от страха и гнева, бегущего по его венам, и согревающего его быстрее, чем что-либо.

Эта случайность, что я открываю глаза именно в тот момент, когда Оуэн встаёт. Я понимаю, что он не такой уж и потерявший сознание, как я думал. Я резко дёргаюсь в руках Джерарда, заставляя его обернуться и посмотреть, из-за чего я взволновался. Мы вскакиваем, и Джерард рефлекторно закрывает меня спиной. Это примерно триллионный раз, когда я чувствую прилив признательности к нему за то, что его стремление защитить меня, словно плохая привычка.

– Ублюдок, – рычит Оуэн. Он обхватывает своё правое запястье, как будто оно повреждено, а с его губ капает кровь.

Я думаю о том, когда же всё это закончится? Смогу ли я когда-нибудь находиться в покое? Джерард когда-нибудь прекратит спасать мою задницу?

Гнев наполняет мои вены, заставляя каждый нерв гореть. Кровь приливает к мозгу, создавая головокружительный водоворот хладнокровной обиды. Какого хрена Оуэн не может просто оставить меня в покое? Почти половину моей жизни он издевался надо мной, унижал и оскорблял. Он превратил меня в мальчика, до смерти боящегося людей, родителей, правды. Он на моих глазах разорвал романтику на куски. А теперь я нашёл кого-то, кого полюбил, по-настоящему полюбил, и он тоже любит меня, несмотря на все мои заморочки, а Оуэн пытается разрушить и это тоже.

Я умру прежде, чем позволю ему убить мою любовь.

Правая рука Оуэна поднимается в воздух.

На самом деле, это мгновенное решение. Секундная реакция. Все эти химические вещества, устраивающие во мне беспорядок, говорят мне, что я должен защитить, спасти Джерарда. Это такое быстрое решение, над которым я даже не думаю, потому что у меня нет времени, – я выскакиваю перед Джерардом.

Сначала это чувствуется так, словно кто-то бьёт меня в живот, быстро снаружи и изнутри. Это полностью выбивает воздух из моих лёгких, и у меня перехватывает дыхание. Я слышу свой крик, полный шока и боли, а затем яростный рёв Джерарда. Медленным движением рука Оуэна отстраняется от моего живота. Быстрый отблеск окровавленного серебра в лунном свете, а потом Оуэн убирает складной ножик в карман.

И даже тогда всё не совсем до меня доходит. Есть все части, но я просто не могу собрать головоломку воедино. Я отшатываюсь назад и вижу в зеркале шок, застывший на моём лице. Как будто я просто не предвидел такого поворота событий. А я и не предвидел. За все те годы, когда Оуэн регулярно издевался надо мной, я и представить не мог, что дойдёт до такого.

Боль приходит резко, в ушах начинает шуметь. Я никогда не чувствовал ничего болезненнее. Как будто кто-то вылил на меня бензин и поджёг. Мои глаза закрываются, а руки сжимаются на том месте, куда он меня ударил. Я заставляю себя поднять веки и взглянуть на тёмно-красное пятно, расползающееся по моей рубашке.

Срань господня, этот ублюдок ранил меня ножом.

Одна за другой части встают на свои места. В меня вонзился нож, спрятанный в его кулаке. И он предназначался Джерарду, но я был смелым и принял удар. Мучительную боль. Моя кровь просачивается между пальцами.

Джерард не знает об этом. Он слишком занят тем, что разбивает красивое лицо Оуэна.

Я приваливаюсь к стене, но каким-то образом мои ноги всё ещё удерживают меня. Я стараюсь издать хоть звук, но всё, что выходит – странный сдавленный шум. Мои пальцы в крови, и это вызывает тошноту. Мои ноги отказываются и дальше поддерживать меня, и я соскальзываю вниз. Я смотрю на Джерарда, превращающего Оуэна в неузнаваемое кровавое месиво, но просто не могу ни на чём сосредоточиться. Я действительно хочу, чтобы Земля прекратила вращаться на некоторое время, а я сошёл.

Внезапно, я прихожу к осознанию того, что умираю. На этот раз по-настоящему, без шуток. Всё выглядит как флэшбэк в каком-нибудь фильме, по краям картинка чёрная и размытая. Как в тот раз, когда я попробовал марихуану и словил кайф. Всё просто кажется... нечётким. Меня накрывает странное тепло, когда я понимаю, что всё заканчивается. Прямо здесь, прямо сейчас. Больше не будет боли, не будет слёз. Вот последнее слово Кармы, прежде чем она отправит меня отдыхать. Как это любезно с её стороны, прекратить мои страдания.

Я осознаю, что одна сторона моего лица приближается к ковру, пока моя драгоценная кровь продолжает вытекать. Я падаю, когда моё тело прекращает попытки поддерживать меня. Это нормально, потому что я умираю.

Я начинаю чувствовать себя так, будто надышался краски. Этот тошнотворный, порождающий боль туман в моём мозгу, и я просто хочу уйти. Мой рот открывается и закрывается, но из него не вылетает ни звука. Беззвучные крики всегда ужасны.

А затем Джерард оборачивается. Он оставляет окровавленного Оуэна лежать на полу и подходит ко мне. Он выглядит взволнованным.

– Фрэнки, ты в порядке? – спрашивает он.

Его голос звучит глубоко и медленно, как на испорченной плёнке. Я отвечаю непонятным стоном. Как горячая блондинка в пародии на ужастик, обязательно умирающая в самом начале. Но подождите! Я не готов к такому концу! Я хочу продолжать жить.

Я вижу, как его взгляд медленно спускается вниз, на мои руки, прижатые к животу, и на пятна крови, капающей на ковёр. Я смотрю на его приоткрывающийся рот и наполняющиеся слезами глаза.

– Боже мой... – выдыхает он, опускаясь на колени. Его голос звучит так, будто в любой момент он может просто сломаться.

А затем он начинает рыдать. Это мучительные, рваные рыдания, сотрясающие его хрупкое тело. Худший звук, который я когда-либо слышал.

Я хочу сказать ему, что всё будет в порядке. Что мы сбежим вместе и будем жить вдали от наркотиков, выпивки, насилия и лжи. Мы будем навещать Майки, вместе ходить на конвенции по искусству и жить в гостиничных номерах. И мы с Джерардом будем всё той же химической парой, которой мы стали с первого дня, теми, кто безнадёжно зависит друг от друга.

Я хочу сказать ему, что мне так больно. Но он кричит и пытается зажать рану, а кровь всё ещё вытекает из меня вместе с жизнью. Я хочу сказать ему, что слишком поздно. Что мы просто опоздали. Что сейчас мне просто нужно его отпустить, так как я больше не должен испытывать боль.

Мои широко распахнутые глаза сосредотачиваются на его лице и чёрных глазах. Я вижу, что он шевелит губами, но ничего не слышу кроме глухого рёва в ушах. Это как аплодисменты, овации. Хорошая работа, Фрэнки. Ты отлично сыграл свою роль. Ты выиграл в игре. С этого момента ты будешь известен, как чемпион «Быть невидимым». Ты попадёшь в книги, малыш. За твой вклад в историю будут поднимать тосты.

Ох, я вижу его шевелящиеся губы через сужающийся чёрно-белый туннель.

– Пожалуйста, Фрэнки, только держись. Твоя мама вызвала скорую. Чёрт, Пэнси, ты, блять, не можешь сдаться.

Я слышу смех Оуэна. Даже сейчас, когда картинка перед глазами становится серой, и всё смазывается в одно пятно. Даже сейчас, когда моя кровь продолжает вытекать, а я гнию. Даже сейчас, когда я умираю, я всё ещё слышу его маниакальный смех.

И последнее, что я чувствую, – горячие слёзы Джерарда, капающие на моё застывшее лицо. И я хотел бы ещё раз сказать ему, что люблю его.