Текст книги "Крещендо (СИ)"
Автор книги: happynightingale
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Когда она это сказала, Кайло едва не врезался в столб, так резко входил в поворот. В глазах на секунду аж потемнело. Вот что она думала на самом деле? Пока он пытался вытащить её, как сопротивляющегося утопающего на безопасный берег, Рей продолжала считать его полнейшим ублюдком?
Конечно, ей не хотелось, чтобы он имел её. Ведь теперь её имел кто-то другой. Это было невероятно. Его девочку имел кто-то другой! Да как же так?!
– Рей, у тебя кто-то есть? – Внезапно спросил Кайло, всем своим естеством желая услышать от неё «нет».
Снова молчание. Каким же оно было красноречивым.
– Да.
И что сегодня был за день? Почему в него стреляли все, кому не лень? Сначала Палпатин, потом Сноук, а теперь Рей приложила пистолет к его виску и выстрелила.
– Что, готова быть с кем угодно, лишь бы я отвалил? – Хмыкнул Кайло, понемногу сбавляя скорость, потому что Рей выбивала его из колеи, а он не хотел разбиться. Однажды попытался и знал, что авария – это не выход.
– Нет, я себя уважаю. Я не могу быть с кем угодно.
– Но со мной же ты была, – зло рассмеялся мужчина.
– Ну, так ты не был кем угодно. Ты был моим всем.
– Был. – Эхом повторил мужчина, заезжая за территорию своего дома. – Ты никогда не дашь мне шанс, правда?
– Скажем так, если мне будет трудно, я не буду тебя звать.
Бен с минуту смотрел на дисплей, где светилось её имя. Рей не шутила. Не добивала раненого. Говорила то, что чувствовала. Точнее, пыталась донести до него, что ничего не чувствует по отношению к нему. Совсем. Наверное, в ней не осталось даже гнева.
– Ну, хоть играть-то начни снова, – сказал он и разорвал связь. Затем вошел в дом, на ходу переоделся и зашел в спортзал. Даже не надев перчатки или бинты, стал бить грушу. Удары были сильные. В нем сейчас было столько злости и безнадежности. Столько ярости.
У неё кто-то был. Она больше не вернется к нему. У неё был кто-то другой. Не мимолетный посторонний человек на две ночи максимум. Она не играла в его игры. Не спала с кем попало, лишь бы удовлетворить похоть. Рей шла дальше. Она что-то там пыталась строить.
Блядь, да она пыталась строить Любовь?!
Он был весь мокрый, дрожал от усталости, но никак не мог остановиться и перестать бить грушу. Будто хотел выбить всю свою память, все мысли, все образы, все те воспоминания, за которые он цеплялся.
Но она же несчастна. Он видел это в её глазах. Они не сияли. Какая любовь, если Рей не играла. Зачем ей кто-то ещё? У неё всегда был он!
Костяшки пальцев сбились в кровь, когда его телефон тихо пискнул. Кайло, чертыхнувшись, разогнулся и посмотрел. Что там ещё? Сообщение о том, что Рей решила выйти замуж? Или новость о том, что у них мог быть ребенок, но дед не разрешил его оставить? Он бы ничему не удивился. Прошлое умело возвращаться и давать сдачи.
Пришло письмо. От Викрула. Открыл его и на него без предупреждения хлынул поток фото. На них всех была Рей. И ни на одной она не была сама. Везде – в аэропорту, в ресторане, на улице – с ней был мужчина, старше её раза в два.
Кайло даже не думал, что это может быть настолько больно – видеть её с кем-то другим. Он хотел закрыть почту, но отчего-то продолжал смотреть на разноцветные кусочки чужой жизни, украденные частным детективом без согласия. Жизни, которая должна была быть у них. Хотя нет, он бы не водил Рей на бейсбол. Они бы ходили на футбол.
«Придурок, она не любит бейсбол», – зло подумал Кайло, продолжая смотреть. Хорошо, что не было фотографий из гостиничного номера. Или из того дома, куда Рей заходила, держась с тем мужчиной за руки. Одно дело было знать, что она спит с кем-то другим, второе – увидеть. А что, если бы на её лице с закрытыми глазами был бы тот же восторг, который он видел в те моменты, когда они занимались любовью?
Кайло никогда не думал, что может радоваться тому, что частный детектив сделал свою работу из рук вон плохо и даже не попытался проникнуть сквозь зашторенные окна. Ему хватило и того, что кто-то позволял себе её обнимать, а ему приходилось смотреть. Кто-то целовал её, при этом прижимая к себе.
Почему чужие руки были там, где положено быть его рукам? Разве эти руки знали, как её согреть?
«Она, правда, больше не вернется ко мне», – с какой-то обреченностью вдруг дошло до Бена, когда он сообразил, что последнее фото датировано концом апреля. То есть, оно было сделано всего две недели назад. Как раз перед их встречей.
Кайло с минуту стоял спокойно, будто пытаясь осмыслить эту новую для него правду. «Она не вернется» – продолжало стучать у него в голове. Вздрогнув, мужчина бросил в стену свой телефон, будто думая, что разбив дисплей, он сможет что-то изменить. Фото, может, и исчезнут, но в жизни все останется по-прежнему.
Здесь он останется сам. Теперь Кайло понял, что даже вчера, уходя, питал надежды, что она сможет простить. Говорил вслух одно, а все равно верил в другое.
Мужчина, выйдя из спортивного зала, дошел до бара в гостиной, достал бутылку виски и вышел на улицу. Вдохнул теплый воздух. Май. Какой чудесный месяц. Время цветения. Время обновления. Время красок.
Кайло направился вглубь сада, по дороге зайдя в гараж.
Подошел к молодому, цветущему деревцу. Красный сицилийский апельсин сорта Моро. Имел такой специфический цвет, потому что первые деревья росли вблизи от вулкана Этна. Такая странная мутация. Рей так любила фреш из этого фрукта. Всегда сердилась, когда ей предлагали обычный апельсиновый фреш. Подчеркивала, что красный лучше, полезней, вкуснее. И он, подстраивая свою жизнь под её вкусы, заставлял свою экономку следить за тем, чтобы в доме, в холодильнике всегда хранился запас этих проклятых апельсинов, и мучал садовника тем, чтобы дерево цвело и давало плоды в неподходящем для него климате. Это дерево всегда ждало Рей. Цвело и ждало – вдруг Рей придет именно сегодня и ей нужен будет чертов фреш.
– Никогда мне не нравилось это дерево, у меня же вообще аллергия на цитрусовые, – фыркнул Кайло, делая большой глоток виски. Крепкое. Старое. Как и его боль. Как вина. Как грех, который давил.
Мужчина поставил бутылку, потянулся, посмотрел на топор в руке. Проверил его балансировку и изо всей силы ударил по стволу, который только начинал крепнуть. Он вложил в этот удар всё свое отчаяние.
Ветки дерева задрожали, посыпались первые цветы. Это было даже красиво.
– Да и не нужен ей долбанный фреш. И я ей не нужен больше. Зачем мне теперь всё это?
Она действительно его не любила. Кайло ощущал себя преданным, выпотрошенным. Он пытался соответствовать. Пытался стать лучше. Ради чего?
Когда они познакомились, Рей была как цветущее дерево. Тонкая, сияющая, светлая.
Кайло ударил ещё раз. Глухой удар отбился у него в голове. Он бил и бил, пока деревце не упало, прощально скрипнув. То же самое он сделал и с Рей семь лет назад. Срубил под корень. А она захотела жить дальше!
Мужчина присел прямо на землю, отпил виски, обжигая горло. Смотрел на плоды своей работы. Вот каким он был на самом деле. Безжалостным ублюдком, которому не было жаль никого и ничего, когда в хорошем парне исчезал смысл. Зачем что-то хранить светлое в себе, если ты и сам-то никому не нужен?
– Что ж мне теперь делать-то? – С тихим недоумением спросил Кайло, будто проснувшись. Задумчиво зачерпнул опавшие цветы. Их нежность и беззащитность странно контрастировали с его разбитыми в кровь руками. – Что дальше, Кайло?
Попивая виски возле остатков умирающего дерева и собственных надежд, Кайло вспоминал со странной безжалостностью к себе все. Вспоминал, как они с Рей познакомились. Как он влюбился в неё, как наивный идиот, с первого взгляда, будто имел на это хоть какое-то право. Как она улыбалась ему на Сильверстоуне. Как она впервые его поцеловала. Как читала ему письмо Бетховена. Больше он не смеялся с одинокого композитора. Более того – он бы с ним выпил.
Странно, но его память сохранила всё. И то, как она пришла к нему, чтобы отдать всю себя. В ту ночь она стала его бессмертной возлюбленной, потому что пообещала, что навсегда его. Она трижды воскликнула «да», когда он сделал ей предложение год спустя.
– Навеки – моя. А как же. Лживая дрянь, – прошептал Кайло, вливая в себя виски и даже не ощущая злости. Он пытался её пробудить, но ничего не осталось там, в разбитом сердце, даже ярости. – Ты даже не попыталась понять, что я не виноват. Наверное, потому что всегда знала, что я тебя не стою, и когда все случилось, решила, что просто весь мир был прав на мой счет. Твой распрекрасный дед был прав на мой счет.
… Рей же, злая и раздраженная, войдя в дом, нашла его заваленым пионами. Они были повсюду.
И, внезапно, рассматривая великолепие цвета в своем доме, будто вспомнив, что за окном весна, девушка рассмеялась. Впервые за долгое время. Походила по квартире, а затем развернулась к фортепиано. Вспоминала, как впервые играла для Бена. Тогда тоже вокруг были одни пионы и они.
Девушка знала, что это он засыпал её дом цветами, пытаясь пробудить в ней желание играть. Она не понимала, почему это было так важно для него, но ему удалось превратить эту комнату в машину времени, которая перенесла её в тот день.
Рей вспоминала не только цветы, Пятую Симфонию и солнце, но и его руки, его прикосновения, и, главное, его шепот, его трактовку крещендо… Он ведь был первым, кто прикоснулся к ней так откровенно. И единственным, чьи прикосновения к телу цепляли за душу.
«Я тоже теряю голову», – сказал ей тогда парень и эти слова внезапно отозвались в её груди нежданным, давно забытым, ноющим теплом.
И в момент, когда Кайло, лишившись последней надежды, срубил апельсиновое дерево, Рей, впервые за семь лет, села за фортепиано и заиграла простенький этюд. Закрывая глаза. И думая о Бене. Без боли. Без гнева. Без страха.
***
Привет тебе, дорогой читатель.
Если тебе в прошлой главе всё было слишком сладко, вот, пожалуйста, прямо водопад из стекла на голову – такой вот злой автор, которому нравится измываться над персонажами. Особенно, почему-то у меня отгребает Кайло.
Мы узнаем прямо несколько душераздирающих подробностей, например, отношения Бена и Рей были не просто флиртом, сексом или подростковой любовью. Они всерьез хотели пожениться. Это стало неожиданностью даже для меня:):):)
Очень, прямо очень любопытно почитать ваши отзывы на главу. Впервые Бен признаётся себе – отчего-то себе, а не Рей, – что был не виноват. Думаете, это такой тип самообмана или всё же он, и правда, не такой уж и ублюдок был в прошлом?
Кстати, если вам совсем тоскливо и грустно после прочтения главы, то дальше будет ещё хуже. Мой оптимизм прямо черпается из гейлигенштадтского завещания Бетховена – ну, того самого, где он признавался в своей глухоте и думал о суициде)))
Ой, да… извините за апельсин, это вышло чертовски спонтанно
========== Глава 10 ==========
Капот Мустанга выдерживает вес до 150 килограмм
Вес Рей – 54 килограмма
Лондон. 2013. Август. Два месяца спустя.
– Рей, – голос Бена в трубке прозвучал виновато и девушка, сидящая за фортепиано, тут же помрачнела. Она уже знала, что он скажет. То же, что и вчера. И позавчера. И неделю назад. – Сегодня я занят. Никак не смогу.
– Хорошо, – ровно ответила Рей. Зажав трубку между плечом и ухом, она заиграла Allegreto из Бури Бетховена. Бен что-то говорил, но девушка продолжила играть, как ни в чём не бывало. Экая новость. Занят он.
Парень умолк, тяжело вздохнув. Слушал музыку. Между ними даже через трубку разлилось напряжение, от которого всё буквально звенело. Последнее время их попытки встретиться заканчивались тем, что Бен ссылался на занятость. Сначала Рей слушала объяснения, потом же просто стала демонстративно играть, когда он пытался что-то ей сказать. Заполняла неловкие паузы Бетховеном, забывалась в красоте музыки, чтобы ничего не значащие объяснения звучали не так громко. Потому что во всех этих «занят» она слышала нечто больше. Он говорил «не могу встретиться», а Рей понимала, что это означает «ты мне не нужна». Глупо было расчитывать, что ему будет долго с ней интересно.
– Маленькая моя, – в его голосе прорезалась ужасная усталость, – прекрати, ты же знаешь…
Рей ничего не ответила, просто продолжила играть. Ничего она уже не знала. Когда в сонате зазвучали трагические нотки, парень не выдержал.
– Да прекрати ты играть эту херову сонату – я её на дух уже не переношу! Или твой Бетховен её спьяну написал, или ты отвратно её исполняешь! – Гаркнул в трубку Бен, который безумно злился каждый раз, когда она замыкалась в музыке, не давая ему объясниться. Можно подумать, он не скучал по ней!
– Эту «херовую», как ты выразился, сонату, Бетховен написал, когда думал о самоубийстве, потому что начал глохнуть и у него окончательно рухнули надежды на счастье в личной жизни. Его любимая Джульетта Гвиччарди как раз завела интрижку с графом Робертом фон Галленбергом. Когда ему так нужна была поддержка, а его оставили одного, – и, больше не сказав ни слова, девушка замахнулась и швырнула свой телефон за спину. Тот попал в вазу с пионами, и она упала с грохотом.
Потрясающая, хоть и случайная, меткость.
Рей даже не обернулась. Вздохнув, она снова заиграла Бурю, закусив губу. Девушка не стала плакать, потому что в этом не было смысла. Она не понимала, что происходило с Беном. После волшебного июня, полного нежности, любви и взаимопознания, наступил месяц дождей, как во всей Британии, так и между ними. Казалось, когда парень окончательно оправился от ран, от его влюбленности не осталось ни следа. Они почти не виделись, Бен редко брал трубку, а иногда не успевал приходить на свидания. По утрам пытался завозить её, но часто писал смс, что не может приехать. Девушка сначала молчала. Не обращала внимание. Однако, после того, как она приехала к нему на ночь и просидела одна в пустой квартире, терпению пришел конец. Бен вернулся под утро. Уставший, с красными глазами. Сгреб её в охапку, прижал к себе и уснул, бормоча что-то вроде «прости, не сегодня», будто она к нему потрахаться просто приехала. От него пахло скоростью. Рей уже научилась узнавать какой-то характерный запах ночных гонок. В нём смешивался аромат дыма, горелых шин и чего-то неуловимого, адреналина, наверное.
Он стал словно одержим своими гонками.
В ту ночь, когда он тихо сопел ей в затылок, Рей усмехнулась в темноту. Нет, не стал. Он был ними одержим всё время. И это его вечное одиночество было как раз следствием этой самой одержимости.
Просто раньше она не приходила к нему по ночам. А когда начала – эта страсть, выше которой не было ничего и никого, стала очевидной. Страсть, с которой она не могла конкурировать. Да и не хотела, ведь гонки давали Бену цель. Но они не давали ему право постоянно говорить «нет». «Нет, не встретимся», «Нет, не могу», «Нет, не сегодня», «Нет, я устал». Если у него было столько «нет» для неё, зачем вообще были эти отношения?
Девушка резко оборвала музыку, не доиграв до конца. Она знала, что Бен задается, наверное, тем же вопросом после каждой такой беседы, где он говорил молчанием, а она – Бурей. Рей криво, зло улыбнулась. Понимала, что скоро ему в голову придёт простой ответ.
Незачем.
Ему эти отношения незачем. Он не будет за них держаться. Ещё максимум три Бури смолчит и помашет ей ручкой, а затем отправится на очередные гонки. Счастливый, что не нужно оправдываться.
Рей поднялась из-за фортепиано, нежно погладив на прощание крышку, бесстрастно осмотрела оставленный бардак, состоящий из разбитой вазы, телефона, воды и сломанных цветов. Пионы было жалко, а вот телефон – нет. Зачем он ей, если Бен все равно на него никогда не звонил? Лишь перезванивал, найдя пару пропущенных за день звонков. Что ж, она навязываться не будет. Хватит.
Посмотрев на часы, Рей чертыхнулась. Через полчаса ей нужно было быть на обеде с дедом, который хотел обсудить с ней поездку в Шотландию. Не хватало ещё опоздать. У них в семье так было не принято, потому девушка поспешно вышла из дому. Уже было направилась в гараж, когда, бросив привычный взгляд за ворота, увидела, что её ждут. На тротуаре, возле дома, был припаркован «Сокол». Сам Бен стоял, как обычно, опершись на машину. Иногда Рей казалось, прислонись она так к его драгоценной машине, он бы её обругал.
Сердце застучало быстрее. От радости или тревоги, понять было сложно. Застучало и все тут. В такт её быстрым шагам.
Девушка вышла за ворота и остановилась, будто налетев на невидимую стенку. Бен, весь какой-то аж серый от усталости, выглядел жутко злым. Ещё и одет был весь в чёрное, что лишь усиливало эффект. Выглядел он так, будто вырвался к ней по дороге на «работу». Возможно, так оно и было. А, возможно, он уже был на “работе”, ведь в перерывах времени у него не было.
Возможно, ему просто нужно было сегодня угнать её машину, потому он был здесь. Рей бы не удивилась. Её сердце у него уже было. Машину она бы отдала ему просто так, если бы это дало им лишние полчаса просто побыть вдвоем.
– Я приехал извиниться, – с ходу сказал он, пытаясь улыбнуться. Но глаза так и остались злыми. Сердился за то, что она сердилась. Какой-то замкнутый круг. – Но не знаю, перед кем – перед тобой или перед Бетховеном?
– Ты будешь не первым, кто критиковал Бетховена, – пожала плечами Рей, подходя поближе. Привстала на носочки, чтобы дотянуться до небритой щеки Бена. Подарила ему совершенно невинный поцелуй и тут же сделала шаг назад, не дав ему себя обнять. Он, в принципе, и не попытался. Его руки были скрещены на груди. Замкнутая поза, замкнутое лицо, замкнутый он сам. – Да и я тоже не всегда хорошо играю. Давно ты здесь?
Рей никогда не спрашивала, почему он не заходил, и это подтвержало мысли парня о том, что она тоже знала, что произошло с ним в ту роковую ночь. Порой он, глядя как девушка сердится на его невнимательность, думал – а не потому ли она так быстро отдала ему себя – человеку чужому, незнакомому, – что бы искупить вину деда? Или боялась, что, когда он очнется получше, поймет, что от неё столько проблем, что лучше держать расстояние?
– Минут двадцать. Пытался дозвониться, но телефон ты выключила. Это так… по-девичьи.
Рей не стала объяснять, что случилось с телефоном. С ней редко случались приступы неконтролируемой ярости, потому она ими не гордилась.
– Ты вроде сегодня так занят, а надо же – двадцать минут ждешь. Или это… рабочий визит? Вот, правда, дай мне телефон Сноука и я попрошу его, чтобы он приказал тебе ограбить наш гараж. Так ты хоть вспомнишь сюда дорогу.
– Рей, не капризничай, пожалуйста. – Он впервые говорил жестко. Нахмурившись. То ли ему не понравилось слово “приказать”, то ли вся фраза. – Сейчас не лучшее время топать ножкой, срывая меня с дела своей обидой и несговорчивостью.
– Топать ножкой? – Замерла девушка. – Бен, я не топаю ножкой. Не машу ручкой. Я не жеманная девица, которая падает в обморок из-за того, что парень не нашел на свидание времени. Я знаю, что мы люди из разных миров, и у тебя другой стиль жизни. Это я могу часами упражняться за фортепиано, ведь я живу во дворце из сахарной ваты и ни о чем не переживаю, а ты… я все понимаю. Две смены, потом та, другая работа… и хобби твое понимаю. Я же дочь гонщика, Бен, ау. Я не закатываю истерик, не говорю тебе «ах ты, сволочь, я тебе отдала всю себя» и прочее. Не требую ничего, но хоть поговорить со мной можно? Просто позвонить и поговорить. Спросить хотя бы, как у меня дела. А, да, во дворце из сахарной ваты всё хорошо, Бен, не стоит спрашивать. Не веди себя так, будто я твоя машина. Завел с полоборота, вдавил педаль газа и ты на финише. Хотя, нет, со своим «Соколом» ты хоть разговариваешь. – Она метнула злой взгляд на машину, будто Мустанг был всему виной.
– Рей. – Бен на секунду закрыл глаза. Проклятие, он с первого их полусвидания в машине знал, что так и будет. Знал и пытался донести ей, что разные миры это не только различные цвета кредитных карт, а ещё и полное несовпадение в графиках, например.
– Хотя бы раз на гонку позвал. Я бы пришла. Думаешь, я могу болеть за тебя только на Сильверстоуне? Ты не пытаешься впустить меня в свой мир, Бен. Это обижает. Зачем было приоткрывать мне дверь в свое сердце на немножко, чтобы оставить меня топтаться на пороге, ощущая себя непрошенной гостьей?
Внезапно, злой взгляд Бена стал ещё злее. И Рей уже знала, что он скажет.
«Пожалуйста, не говори этого», – мысленно попросила она, но сегодня отчего-то Бен был по-особому жесток.
– Я не приоткрывал… я тебя не звал. Ты сама пришла, Рей. Я пытался тебя держать на расстоянии. Но ты даже не спрашивала у меня разрешения. Ты решила выбрать за нас двоих, а я…
– Просто плыл по инерции? Брал то, что падало в руки?
– Нет, Рей, хватит. – Бен протянул к ней руки. Разомкнул, наконец, свою замкнутость. Девушка заметила, что левое запястье плотно перехвачено серым эластичным бинтом. То ли порезался, когда вскрывал чужую машину, то ли ввязался в драку. Рей вздохнула и прижалась к нему, наслаждаясь этой неожиданно выпавшей им минуткой. Её расстраивало то, что Бен часто травмировался, часто дрался, часто ходил с синяками или вывихнутыми суставами. Его ночная жизнь была для неё каким-то кошмаром, в котором она не знала, как он выживает. – Маленькая, ты же знаешь, как сильно я в тебя влюблен. Мне просто, правда, не хватает времени. Если тебе недостаточно…
– Увы, недостаточно, – пробормотала она ему куда-то в плечо. Рей знала, что, возможно, это звучит эгоистично. Но она была честной с Беном. В конце концов, она ведь тоже была не самой требовательной девушкой в мире, которая ждала и требовала цветов, подарков или совместных походов в оперу. Она просто хотела иметь “их” полчаса в день, пускай по телефону, пускай хоть по смс.
– Тогда мы зря всё это затеяли. Наверное, ты со своим безупречным вкусом выбрала не того парня. Мне жаль. – Это прозвучало так же жестко, как и весь их разговор. Контрастировало с тем, как он нежно гладил её по волосам.
– Мне тоже жаль, что ты даже не даешь нам шанс. Не даешь шанс мне. – Её глаза зло сверкнули, когда она отстранилась. – И стоишь тут весь такой грозный из себя и не можешь набраться смелости, чтобы хоть послать меня, раз я так в тягость.
– Зачем, Рей? Мне хорошо с тобой. Как ни с кем и никогда. И те пару минут, которые ты презираешь, я целый день жду с нетерпением, а потом думаю о них часами. Это дает мне силы идти дальше. Потому я не собираюсь тебя бросать. Но ты уже все для себя решила. По глазам вижу. – Он улыбнулся. То ли извиняя её за резкость. То ли извиняясь сам, что не может дать ей даже время.
Как же многого на самом деле он ей не мог дать. Даже жалкие пятнадцать минут. Она заслуживала кого-то получше. Кого-то, кто не будет засыпать, даже найдя её в своем доме. Красивую и ждущую. Кого-то, кто будет гладить её по голове, не морщаясь от боли в сломанном запястье, которую он так скрывал, потому что из-за их ссоры не успел доехать до рентгена. В конце концов, кого-то, кто сможет просто среди белого дня выйти с ней хоть куда-то.
Наконец, она и сама это начала понимать, судя по разочарованию во взгляде. Бен всегда знал, что она скоро посмотрит на него так, но думал что у него есть больше двух месяцев. Ну, с другой стороны, она ещё долго продержалась.
– Мне пора, Рей, – ощущая, как вибрирует в кармане толстовки телефон, вздохнул парень. Рей не сказала ничего. Только улыбнулась. Как-то по-доброму, понимающе. Снова поцеловала, что-то пробормотала и стояла, пока он не уехал. Глядя на её тоненький силуэт, который постепенно таял в зеркале заднего вида, парень отстраненно подумал, что это, наверное, и конец этой странной истории. И что, возможно, стоило бы развернуться, вернуться и сказать ей все. О том, как сильно он привязался к ней. Как скучал. Как много у него было работы – Сноук словно с цепи сорвался и Кайло знал, кто погоняет учителя заваливать лично его множеством рисковых заказов. Как ему надоела эта жизнь, как хотелось другой, нормальной, спокойной – такой, какой она, наверное, и должна была быть у молодого парня. Хотелось рассказать, что через месяц у него просмотр в Форде, потому он гоняет, как умалишенный, в те предрассветные часы, когда было время.
Но в этом не было смысла. Они же были не в кино, где проблемы исчезали под хорошую музыку. Ему нужно было таки доехать до больницы и посмотреть что с рукой – совсем плохо или только трещина. А Рей лучше было сидеть в своём сахарном замке и ждать, что найдётся принц, возможно, даже настоящий, который, в первую очередь, понравится охраняющему её дракону. Кто знает, возможно, этот принц придет как надо, а не будет пытаться разбить её машину ради ноутбука?
***
Кайло сидел в машине, поглаживая руль большим пальцем правой руки. Впервые за две недели он улыбался, пускай и устало. Он выбил себе целую ночь у Сноука. Целую ночь свободы. Сегодня не будет никаких краж, только гонка. Сегодня ночью он будет… почти нормальным, почти свободным молодым человеком, который с головой может уйти в хобби. Для кого-то ночи было бы мало, но для Бена, которого Сноук вот уже месяц не выпускал из железных тисков, это было роскошью.
«Вот Рей обрадуется», – рефлекторно подумал парень, бросая телефон, в котором не было ни одного сообщения от Сноука – удивительное дело, тот сдержал обещание и не выдернул его прямо перед стартом, как часто делал. В следующую секунду Кайло перестал улыбаться. Рей могла бы обрадоваться, если бы всё ещё была с ним.
Но увы, вот уже две недели они не виделись. Дозвониться Бен не мог. Увидеться тоже, хотя несколько раз приезжал под дом, пока охранник – вполне нормальный парень – не сказал, что «мисс Скайуокер в Шотландии». Она уехала. Исчезла так же резко, как и появилась, как он, в принципе, и предполагал. И все равно, было как-то… не по себе, что ли. Ему так нравилось быть с ней. Рей была веселой, улыбчивой и очень красивой. Что ещё нужно? С ней он ощущал, будто живет, а не выживает. Она его оживила. А он в ответ её полюбил. Немного с опозданием.
Бен знал, что её молчание логично. Для неё он, наверное, теперь останется в памяти какой-то глупостью, ошибкой. Наверное, сидела в своем замке и думала, каким же он, Бен, оказался мудаком, потому что даже минимально не постарался. То, что для Рей было тремя ничтожными минутами на встречу или на звонок, для него было огромным усилием, которое нужно было сделать. Усилиями, которые он делал, чтобы увидеть её, успеть коснуться и уехать, храня в памяти сначала её молчание, затем разочарование. Но он всё равно поначалу пытался делать этот рывок, как одержимый. Ему хотелось, даже на минуту, услышать или увидеть её. Но ведь для нормальной девушки этого было мало.
Разница миров сделала свое. Каждый из них не смог понять друг друга.
Потому свободная ночь наступила слишком поздно. Но все же наступила. Увы, за одну ночь до Шотландии не доедешь и не перестучишь во все башни в поисках нужной. Возможно, когда она вернется, то даст ему шанс. А, возможно, он больше к ней не поедет, чтобы не повторять агонию. Пройдет пара лет, он её забудет и будет дальше тихо выживать. Если повезёт, станет гонщиком. Если нет – сядет в тюрьму ещё до двадцати пяти. Слишком часто стал ходить на грани. Сноук не ведал жалости. Дед Рей, недовольный выбором внучки, продолжал давить, и Бен всё больше запутывался в криминале, потому в том, что ему светит тюрьма, он даже не сомневался. Даже думал продать «Сокол», если его не возьмут в Форд. Кому нужна эфемерная мечта, когда пригодится хороший адвокат?
Бен посмотрел на часы. Без трёх минут полночь. Гонка вот-вот должна была начаться. Завел машину, прогревая мотор. Настроился на радиоволну, чтобы бойкий голос комментирующего парня немного развеял тишину и несвойственную для парня грусть. Включил фары как раз в минуту, когда грид гёрл, которая на ночных гонках давала команду к старту, прошлась вдоль машин, стоящих в одной линии, и замерла на нужной точке.
Парень без особого интереса повернул голову. Его больше интересовал флажок, чем голые ноги, когда в следующую секунду вытянул немного голову. Определенно эти ноги были ему знакомы.
Нахмурился.
Точно. На точке, с двумя опущенными вниз флажками, стояла Рей. Его Рей! Рей, которая уехала в Шотландию.
Бен прищурился. Девушка была одета с вызовом, как и положено грид гёрл. Джинсовые шорты, чёрный короткий – слишком короткий – топ и поверх накинута ослепительная, на пару размеров больше, рубашка, которая была длиной с шорты. Она развязно улыбалась, делала упор на одну ногу, и щурилась в слишком ярком свете. Её глаза были накрашены темными тенями. Не нервничала. Привыкла к зрителям. И привыкла быть объектом внимания. Умела играть.
Умела и пыталась, выставляя себя напоказ, играть лишь одним гонщиком. Ним. Пыталась всколыхнуть, пробудить, разозлить.
Жадно рассматривая всю её – ничем не скрытый живот, красивые ноги, вздымающуюся грудь, скрытую тесным топом, – Бен ощутил себя так, будто его током прошибло. Какая из неё была грид гёрл, когда даже в таком блядском виде она выглядела невинной девочкой. Даже эти черные глазищи, небось, нарисованные каким-то ультрамодным визажистом, смотрели без привычной для ночи продажности. Слишком чистая для ночи.
Но при этом ещё и слишком красивая. И желанная. И сияющая. Манящая каждого своим светом.
Это была его, черт возьми, девушка. Почти голая, мать её. Его неземная девочка, которую он взял первым, на которую сейчас мог пялиться любой ублюдочный гонщик в своей машине. И не только пялиться, покуда даже у Кайло проснулись другие желания, а он то этим телом владел. Владел первым. Это тело она ему подарила, зачем же демонстрировала его всем?
И в секунду, когда Рей резко подняла руки, давая команду на старт, и машина Кайло первой пронеслась мимо неё, парень ощутил одуряющую, неконтролируемую злость на неё. Зачем она это сделала? Зачем пропала, а потом явилась, словно из самого его разнузданного сна, и махала флажком, будто всё было в порядке.
Ничего не было в порядке.
«Ну, маленькая дрянь, я до тебя доберусь», – мстительно подумал парень, зная, что сегодня он на финише будет первым. И точно не откажется от поцелуя, которым обычно грид гёрлз награждали победителей. Поцелуя, от которого он стал отказываться только последние месяцы. Поцелуя, который он не позволит отнять никому, потому что если кто-то другой коснется этих губ, он, наверное, просто убьет их обоих на месте.
Эта девушка принадлежала ему.
Она была навеки его.
Ревность, злость и азарт победителя слились воедино. Куда-то делась боль от трещины в запястье – словно обезболивающее, смешавшись с адреналином, сделали своё дело. Куда-то ушли сомнения. На самом деле, адреналин вытеснял всё. Адреналин и дикое, необузданное желание, которое он притуплял в себе все два месяца, пока игрался в хорошего парня с Рей. О, она хотела его настоящего?
