Текст книги "Крещендо (СИ)"
Автор книги: happynightingale
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– Плохой день. – Коротко ответила Рей, выруливая через другой, «служебный» въезд, где не так много прессы толпилось. – Как и месяц. Как и все семь лет. Надень очки и кепку, пожалуйста, я не буду с папарацци играть в принцессу Диану, хорошо? – Она кивнула в сторону бардачка. Там, и правда, нашлись черные «авиаторы» и бейсболка клуба «Балтимор Ориолс». Напяливая её на себя, Кайло удивился. Неужели она таки прониклась бейсболом? Или её бойфренд американский забыл?
Кстати, интересно, как он реагировал на то, что Рей так много времени проводила с ним? Хотя как он мог реагировать из-за океана?
Рей не стремилась заводить беседу. Включила музыку на максимально приличной громкости – чтобы совсем не выглядело так, будто она не хочет говорить, но все же для продолжения беседы пришлось бы перекрикивать, а это было неприличным. Она стала стратегом. И все равно, в ней не было той палпатиновской жестокости.
Когда они выехали за черту города, Кайло, смотрящий в окно, нахмурился, когда деревья замелькали чуть быстрее. И ещё чуть быстрее. И ещё.
– Ты бы не разгонялась, – негромко сказал он, потянувшись и прикрутив музыку на минимум.
– А то что – разобьемся? – Жестко улыбнулась Рей, обгоняя какую-то семейную машину. – А ты разве не этого хочешь? – Она нажала на газ сильнее, цифры быстро стали меняться на спидометре. Да, Рей тоже умела ездить быстро, когда было нужно. – Давай, Бен, раз нам обоим так плохо, выбирай, в какой поворот мне влететь, а? Ты же так решаешь свои проблемы. Или я настолько важна, что со мной разбиться нельзя?
Кайло ничего не ответил, но потянулся к ней рукой и погладил по пальцам. Нежно. Успокаивающе.
– Да, Рей, ты – самое важное. Поэтому сбавь скорость… пожалуйста.
Вот это да, это было оно. Те слова, которые она хотела услышать не для того, чтобы потешить свое эго, а чтобы поставить точку. Она, она всегда была важна, и даже на грани катастрофы Бен продолжал говорить о ней. Разве нужны были ещё подтверждения, как всё произошло семь лет назад? Просто ему сказали, что может пострадать она, и вот её рыцарь надел доспехи… и случайно убил обоих в своем стремлении сделать её собственный мир лучше. Как будто её мир мог существовать без него.
Рей резко затормозила, так что Бена аж кинуло вперед – неясно, на неё так слова его подействовали или близость заправки, возле которой её BMW послушно застыл, как вкопанный. Кайло поморщился. Сломанные ребра заныли, когда пояс безопасности впился в кожу. Но плевать. Мужчина смотрел только на девушку.
Она опустила лоб на руль. Тяжело дышала. Вздрагивала, как загнанный зверь.
– Рей, ты в порядке?
– Если я… так важна, так почему же я была не в счет? – Тихо спросила девушка. Её руки вцепились в руль так крепко, что аж костяшки побледнели. Её программа равновесия словно дала сбой и сейчас она пыталась удержаться.
– Ты всегда была в счет.
– Это был мой дед. – Глухо сказала девушка, резко меняя тему, словно пытаясь сбить с толку. Руки сложила на коленях. На руле остались темные пятна. Она нервничала, у неё мокрели ладони, сбивалось дыхание, наверное, ещё и сердце колотилось. Она снова окуналась в тот кошмар, только теперь не отстраненно, а с широко распахнутыми глазами. Пыталась понять. И никак не могла. – Почему ты не сказал? Почему ты не сказал мне, Бен? Почему просто не сказал? – Её голос был надломлен от непонимания.
Мужчина растерялся. Смотрел на девушку. Откуда она узнала? И что ждала от него? Какого ответа? Что он не хотел разругать её с собственным дедом. Что был по-дурацки благороден, этим самым пытаясь доказать себе, что он не так и плох. Что, раз он ушел, хоть кто-то должен был у нее остаться?
Или… сказать, что он испугался, что тогда девушка выберет не его, а семью, и он будет жить с этим всю жизнь? Сказать, что любил её настолько, что стал трусливым эгоистом, боящимся, что эта девушка – его жизнь, воздух и семья – откажется от него, как отказывались все – мать, бабушка, отец?
Что ему было говорить?
– Послушай, – Кайло протянул руку и погладил Рей по волосам. Девушка вздрогнула, однако впервые мужчина не стал послушно одергивать руку. Гладил её, словно пытался стащить самоубийцу с края крыши, – он не просил изнасиловать тебя, потому виновен-то в принципе я. Он просил лишь дать возможность позволить тебе жить.
Неожиданно девушка со всей своей силы ударила по рулю. Затем ещё раз.
– Неужели, блядь, я так мало любила тебя, что стоило ему сказать «вали, ты её не стоишь», что ты поверил?! Почему ты не поверил мне? Почему не поверил в нас?
– Потому что я, и правда, никогда тебя не стоил.
– Значит, трахаться со мной – так ты меня стоил, а как быть “навеки моим” – то нет. Зачем тогда с таким подходом было делать мне предложение, Бен? Почему на то, что думала я, тебе было плевать? У меня тоже было право голоса. Понимаешь? – Она отняла голову от руля. Её глаза пылали. Она спрашивала, понимает ли он, но не понимала сама. Не знала, каково это, когда тебя пытают собственной ничтожностью. Когда держат под водой достаточно долго, чтобы ты перестал думать, а стал послушно лаять. – Почему ты не спросил? Ты думал, будет лучше, если тебя не будет?
– Да. – Твердо ответил мужчина.
– Понятно. – Рей отвернулась. Открыла окно и стала жадно хватать воздух. Наверное, она бы ещё и одежду с себя стащила. И кожу. И сердце бы выбросила, если бы могла. – И как – похоже, что мне лучше? Скажи, черт побери, я очень похожа на счастливого человека?
– Нет.
– Вот именно, Бен. Вот именно. – Прошептала Рей, качая головой. Вытерла ладонью подозрительно мокрые уголки глаз. – Ну, так как он это сделал? Как уговорил? – В лоб спросила девушка. На минуту между ними зависла тишина и Седьмая Симфония Брукнера, которая звучала в напряженном молчании оглушительно громко. Великий Маэстро Антон Брукнер плакал по Вагнеру в Adagio, добавляя в музыку “вагнеровские трубы”. Рей же пыталась сдержаться, за неё плакала, рыдала и умирала траурная музыка. – Ааа… я даже эту правду не заслужила. Отлично же.
Она потянулась, чтобы открепить пояс безопасности.
– Ты куда?
– Воду куплю, дурно мне. От вас обоих.
– Я сам, – Бен достал из больничного пакета свой бумажник. – Это я ещё могу сделать.
Он сказал это так зло, что Рей развела руками. Мол, вперед. Раз после драки, точнее, изнасилования спустя семь лет кулаками не машут и правду не говорят, то да, можешь купить хоть воду.
И утопиться в той бутылке.
Кайло неспешно вышел. Девушка пристально наблюдала за ним. За тем, как он медленно, не хромая, идет к заправке. Внезапно споткнулся, но лицо, скрытое за очками с бейсболкой осталось бесстрастным. Это ж как у него, интересно, болела душа, если он почти не ощущал физической боли?
Девушка ещё раз ударила по рулю. Она так любила его в этот момент, что душу выворачивало. Но что ей было с этим делать? Только наблюдать, как мужчина берет зеленую стеклянную бутылку “Перье”, как терпеливо выстаивает в очереди – никем не узнаный – как расплачивается той, непослушной рукой, прижимая к себе бутылку с помощью второй, сломанной. Весь он в эту минуту был результатом. Результом своего старого сговора.
И Рей пыталась уговорить себя, что он заслуживал этого всего. Одиночества. Её презрения. Боли. Да даже смерти, которую хотел.
Но не могла, ведь всё ещё любила.
Когда Бен вернулся, он хотел что-то сказать, но Рей устало вскинула руку. Достала из сумки таблетку, запила водой и выдохнула, закрыв глаза.
– Нет, не говори ни слова. Ни единого звука. Таблетка начнет действовать минут через двадцать. Вот тогда и поговорим. Пока – нет. Я отказываюсь с тобой вести беседы без антидепрессантов, а то мы, и правда, влетим в столб.
До дома Бена они доехали за семнадцать минут, потому в машине висело тяжелое, как сигаретный дым, молчание, от которого у Рей даже голова разболелась. Она видела высокий забор, видела охрану возле его дома – все было логично, он был знаменит и хотел жить спокойно. Уже хотела было сказать Бену, чтобы он снял кепку, но не успела она и притормозить, как ворота открылись, и охранник даже вежливо кивнул.
Девушку будто током прошибло. Её здесь ждали. Её ждали в любое время. Ждали настолько, что у охраны имелся номер её машины.
«Бен-Бен», – вздохнула девушка, но никак не прокомментировала. Молчал и мужчина. То ли и так вся его преданность была видна без слов, то ли просто ждал, когда таблетки подействуют. Рей припарковалась, с минуту сидела, рассматривая красивый, но слишком уж острый дом. Что ж, проектировавший его архитектор явно рассмотрел самую суть своего заказчика. Или Кайло купил уже готовый дом, желая смотреть на него, как в зеркало.
Рей вышла и пока Бен с явным наслаждением вдыхал-выдыхал воздух, направилась к багажнику.
– Останешься на чай? – Внезапно Кайло вспомнил, что нужно быть любезным хозяином. – Или на ужин?
Девушка посмотрела на него поверх машины. Говорил он ровно, но глаза были такими… как будто говорили «или на всю жизнь, Рей? Может, останешься навсегда?».
– Да, пожалуй, – неожиданно для Бена сказала она, вытаскивая из багажника небольшой темно-бордовый чемодан, с которыми обычно ездила в двухдневные командировки по стране. – Это называется чемодан, – любезно пояснила она, покуда у мужчины глаза стали неожиданно круглыми и недоверчивыми. – Его берут, когда хотят остаться дольше, чем на чай.
«И при этом он довольно мал и не дает надежды, что можно остаться здесь… навеки»
– Ты хочешь остаться здесь на ночь? Здесь? В моем доме?
– Да, Бен, здесь, в твоем доме. – Терпеливо кивнула девушка.
– Но почему?
– Потому, что сегодня пятница и впереди выходные. Потому, что я устала. Потому, что мне нужно передохнуть, – она говорила естественно и просто, будто они были лучшими друзьями, – ну и потому что есть определенные беседы, ждущие нас семь лет. – Она улыбнулась и увидев следующий вопрос Бена “почему здесь”, поспешила ответить. – Ну, и насколько я понимаю, меня здесь давно ждали. Отлично – вот она я, приехала, наконец. Ты как-то не шибко рад.
– Слова от счастья закончились, – съехидничал мужчина.
– Восхитительно, Бен, ты, наверное, должен думать, что это восхитительно. – Подсказала Рей. – О, а это твоя экономка, да? – У входа в дом уже стояла высокая женщина со строгим лицом. К счастью, в обычной одежде, а не в тех дурацких темных платьях, которые Рей ненавидела и презирала. И это точно было лучше, нежели напыщенный камердинер её деда.
– Мистер Соло, с возвращением, – на строгом лице появилась тень улыбки. Затем женщина посмотрела на неё. – Леди Скайуокер, добрый вечер.
– Добрый вечер, – в одну секунду Рей даже восхитило отсутствие вопросительности тона. Эта женщина точно знала, кто перед ней. Знала фамилию и, что более удивительно, даже то, как правильно обращаться при её титуле. Интересно, Бен что, всем её фото показывал вместе с биографией и пообещал всех уволить, если ей не покажут, что её здесь ждали? Она не стала поправлять экономку, ведь не собиралась оставаться навсегда.
– Меня зовут мисс Джонсон.
– Отлично, – кивнула девушка, – Вы экономка, верно? А повар есть? Да? Прекрасно. Мы будем ужинать через час. Я буду дорадо, – как-то отстраненно сказала она, будто задумавшись о другом. – Филе. На гриле. Со спаржей. И мистер Соло тоже.
– Но…
– Он обожает дорадо, – её тон стал на два градуса холоднее, как бы предупреждая, – ему ещё нужно очень много фосфора. Спасибо.
– Что-то ещё?
«Яду, пожалуйста», – подумала девушка, а сама отрицательно покачала головой. Шутить не стала. Кто знает, как тут Бен всех проинструктировал. Ещё принесут ей кураре на блюдечке. Если Бен раньше хранил наркотики в доме, то кто знает, что у него здесь сейчас имелось. Потому она ещё раз поблагодарила и легко потащила свой чемодан за собой, в дом.
Кайло, который ненавидел всю рыбу мира, смотрел на ошарашенную экономку.
– Она хочет дорадо, – Мужчина пожал плечами, как бы пытаясь сказать «что я могу сделать?».
– И соус пускай будет из шампанского, – крикнула Рей. Пианисткой она, может, и не была, но слух абсолютный имела.
– И соус пускай будет из шампанского, – послушно повторил Бен, пытаясь не рассмеяться. В этом своем шике и была вся Рей. – Лучше из Moet, как у Эскофье*. Ей понравится, – и, подмигнув, он направился в дом. Ошарашенная экономка, наконец, могла снять профессиональную улыбку с лица. Случилось худшее – в этом доме неожиданно появилась хозяйка. И не просто хозяйка. Леди. Оставалось надеяться, что она, судя по размеру чемодана, ненадолго.
Кайло своим черепашьим шагом догнал Рей в гостиной. Она не спешила обустроиться в гостевой спальне, просто стояла у огромного окна-стены и смотрела в сад. На целое море пионов, которое там цвело. На целое, мать его, море. Наверное, после того, как Кайло скупил их, в Голландии начался цветочный кризис, как во времена тюльпанной лихорадки.
– Она ошарашена.
– А я голодна, – равнодушно пожала плечами девушка. – Правда, Бен. И про фосфор тоже правда. Я помню, что ты не любишь рыбу, но пока что придется.
Мужчина сел в кресло. Наблюдал за Рей. Она не хотела с ним видеться. Не хотела с ним есть. Говорить. Дышать одним воздухом. Потом кричала на него в машине и… за двадцать минут все изменилось. Она ошарашила его тем, что останется здесь, и растормошила его экономку. Вряд ли её антидепрессанты были такими мощными, чтобы скорректировать её обычное поведение.
Кайло знал, чего добивается Рей. Она упрекала его, что он всегда убегает. От жизни, от неё, от обстоятельств. И сейчас девушка знала, что припирает его к стенке, ведь из своего дома бежать некуда. Хотелось поморщиться. Быть припертым ему сейчас со сломанными ребрами и остальными травмами совсем не улыбалось.
– А апельсиновых деревьев нет? – Неожиданно спросила Рей, сама того не желая, попав в самое больное место. С размаху. Отличное начало. Не даром говорили, что юристы инстинктивно ощущают провалы в защите и наступают на них.
– Нет.
– Это как-то странно.
Это не было странно, на самом деле. Это было бы даже немного жутко – большой дом, в котором каждая мелочь дышала любовью… к ней, но Рей видела вещи и более странные. Например, любящего деда, разрушившего ей жизнь.
– Знаешь, у тебя тут как в сказке об аленьком цветочке. Только вместо розы – пион. И что будет, если я один сорву? – Девушка развернулась от окна и подошла ближе. Села в кресло напротив. Смотрела пристально и в упор. Дом её не интересовал. Все эти стены, стёкла и количество спален. Только он. Вот, значит, что она затеяла. Допрос. Наверное, нужно было попросить экономку принести лампу, чтобы в глаза ему светила. И окно распахнуть. Будет тогда допрос с нотками эстетики. – Выскочит монстр и оставит меня здесь навсегда?
– Конечно. – Кайло видел, что она старалась раскачать его. Выбить из него его спокойствие. Апатию. Выбросить из лодки и подумать, подавать ли руку. – А если ты съешь хоть зернышко, то станешь моей Персефоной.
– Всегда мечтала править мертвыми. – Хмыкнула Рей. – А курить здесь можно?
– Тебе здесь можно все. Хочешь – камень в окно брось, – на его замкнутом лице сейчас блуждала таинственная улыбка.
– Зачем? Я умею держать эмоции под контролем.
– Ну, не знаю, может, была мечта такая детская у тебя, а дед не разрешал.
– Он многое мне не разрешал, как оказалось, – заметила Рей, доставая сигареты. – Например, быть счастливой. Ну, тебе лучше знать. Это же ты специалист по разрушению моего счастья с ним на пару.
Повисла очередная пауза. Такая длинная, что девушка успела выкурить половину сигареты, а солнце – потухнуть, взорваться и остыть, – таким бесконечным был этот момент.
– Ты солгала мне, – внезапно сменил тему Бен.
– Ты о чем? – Выпуская снова и снова ментоловый дым, поинтересовалась Рей. Курила она красиво, с шиком. Красивый маникюр, серебряная зажигалка, кожаный портсигар, тонкие сигареты – в красивых деталях была вся она, как тот дьявол, который в них крылся. Курила без пафоса, но так, что можно было брать как кадр на обложку о юристе года.
Вместе с сигаретой в её пальцах сгорал и Кайло. От своей большой, безнадежной любви.
– Солгала в ночь аварии. Ты сказала, что была пьяна. Но мне бы кровь твою не вливали, если бы в ней был алкоголь. Но ты занималась со мной сексом, потому что была пьяна…
– Значит, не была, – легко согласилась девушка, подстраиваясь под новую информацию. – Может, это было по любви, Бен?
Лицо Бена, и без того осунувшееся, побледнело. Рей сказала это так неискренне, так мимолетно, но при этом, прикусив губу, словно сама же в эти слова и верила.
– По любви, значит. – Нехорошо прищурившись, спросил мужчина и девушка насторожилась. – Думаешь, что снова можешь любить меня? Ты, правда, так думаешь? Потому приехала, чтобы перевернуть мою душу с ног на голову, пока я ещё не пришел в себя, узнать, что тогда, в прошлом, я был хорошим, обманутым мальчиком, и воссоединиться, да? Потому что так правильно? Да. – Она не кивала, но Кайло знал, что был прав. Это было очевидно. – Хорошо. Тогда я задам вопрос, Рей. У нас был незащищенный секс, да?
– Да. – Криво усмехнулась девушка.
– И что ты сделала в первую очередь, когда пришла домой? Скажи мне, девушка, которая занималась сексом с любимым мужчиной. Ты пошла в душ или бросилась искать эти таблетки… как их… я не помню название молекулы.
Рей вздрогнула и почти осудительно покачала головой:
– Так не честно.
– Рей, не обманывай себя. Ты… ты не сломаешь себя из-за того, что ощущаешь вину, понимаешь? Тебе не нужна правда о том, что случилось. Тебе нужно оправдание для меня и ты его ищешь. Думаешь, найдешь – и снова будет все хорошо. Не будет, Рей. – Он улыбнулся ей. Ободряюще. – Стала такой крутой стервой, а в душе всё та же моя маленькая девочка, которая продолжает верить в чудеса.
Кайло поднялся. Сидеть было не то, чтобы больно, но ещё не совсем удобно, а вот стоять немного проще. Прошелся и подошел к окну. Посмотрел на пионы. Скривился немного. Где-то что-то ещё тянуло. Везде, если быть точным. Сейчас, глядя на грозовое небо, полное обещаний грандиозного майского дождя, он как будто острее ощущал каждый порез. Или шуруп в сломанной руке.
– Хорошо, допустим ты узнаешь… ну, не знаю, то, что ты хочешь узнать. Например, что я не такой уж ублюдок и отымел тебя с благородными целями, и что? Станет лучше? Скажи, станет? Боль пройдет. Шрамы твои исчезнут, да? – Он смотрел на выращенный им пионовый сад, который так вовремя и одновременно не вовремя зацвел, а видел тонкие линии от лезвий на её коже. – Не ври себе, Рей. Ничего не будет. Ничего не выйдет. Чувства вины и жалости недостаточно, чтобы воскресить любовь.
Девушка докурила, не глядя на Бена. Он продолжал ограждаться. Это ж насколько сильно он поверил в своего монстра? Видимо, её дед в юности стажировался где-то в Гуантанамо, и там его научили психологическим пыткам, которые что-то ломали внутри людей.
– Я здесь, потому что мне надоело быть эгоистами. Я эгоистично семь лет пряталась под клеймом жертвы и не пыталась разобраться. Ты семь лет скрываешься под маской монстра. Потому что нам двоим так проще, да? Не нужно ничего делать. – Она начинала сердиться. Недолго же работали её таблетки. Сердиться сильно, потому что аж щеки вспыхнули, будто злость сжигала её изнутри.– Можно носить маску, страдать и плыть по течению. Ведь смотреть на меня все эти годы было легче, чем раз позвонить. Строить дом, в котором так много для меня, тоже проще, ведь ты тратишь лишь деньги, пытаясь залатать свою вину перед собой, не передо мной. Нам обоим было проще, – повторила Рей. – Но я свою маску носить больше не хочу. Я – не жертва, Бен Соло, а ты – не монстр. Я не боюсь тебя.
– Да ну ладно? – Развернулся к ней мужчина. Сейчас, на фоне быстро хмурящегося неба, он не был чудовищем. Со всеми своими травмами и синяками, в привычной черной одежде, его высокий силуэт выглядел даже захватывающе. Опасно захватывающе. Настолько, что Рей ощутила знакомую, напряженную как ток, дрожь.
– Я знаю твои мысли. Думаешь, как всегда, о своей недостойности. Или о том, что если ты сейчас сделаешь рывок, резко взмахнешь рукой – я испугаюсь. Нет. И не потому, что умею драться. Бен, я каждый день вижу зло в разных воплощениях. Люди по разным причинам переступают закон, но преступников роднит особое выражение глаз. Неважно, мошенники они или убийцы. Взгляд один и тот же. В нем ледяное превосходство: смотрите, я – сверхчеловек, я могу поставить мир на колени, я, я, я – и такое самолюбование бесконечно, потому что преступник всегда жаждет аплодисментов. Даже тот, который во время пьянки бьет соседа бутылкой по голове – даже у него по-особому дрожит голос, когда он рассказывает об этом зле… и власти над чужой жизнью. Но у тебя в глазах нет этого.
Рей хотела добавить, что после аварии там вообще нет ничего, кроме пустоты, которая пугает, но решила, что это не особо ободряющий факт, особенно после её столь страстного монолога.
– Ещё ты думаешь, что даже когда я прощу тебя, то все равно больше не захочу, да? Думаешь, это заметно, я же сама так и сказала однажды. Хочешь правду? – Она затушила сигарету, бросила окурок в пепельницу и подошла к нему. Задумчиво посмотрела в его лицо. Затем на губы. – Я – первоклассная лгунья, господин присяжный. Потому что я и сейчас тебя хочу. Прямо умираю от желания. Видишь? – она подняла одну руку и показала, как та дрожит. Встала на цыпочки и поцеловала его в шею, возбуждая одним только дыханием. – Но… по злости, от злости и со злостью больше не будет, Бен. И я говорю не про тот случай семь лет назад, я говорю про картинную галерею. Больше ты не будешь заниматься со мной сексом просто, потому что на грани отчаяния, а я не буду поддаваться чувству вины и оправдываться им. И я пытаюсь всеми силами вытравить из себя весь гнев, ярость, обиду, чтобы любить тебя без этой грязи и чтобы в один прекрасный день сказать, что готова. Но ты не даешь мне шанс, просто замыкаешься. Кому нужно твое благородное молчание?
– Мне, Рей. Оно нужно мне. Это так просто, почему же твой умный мозг до этого не дошел? – Он сделал шаг назад. Девушка пахла слишком сладко, дышала слишком часто, говорила слишком откровенно.– Что ты хочешь услышать? Да, бляха, я сделал это, чтобы тебе было лучше.
– Мне стало лучше, спасибо, – в ответ на то, как он постепенно повышал голос, сорвалась и крикнула Рей.
– Тебе интересно, да? – Зло зашептал мужчина. Он так устал носить это всё в себе. Правду, которая все равно ничего не изменит, но вызовет ещё ворох споров. – Хорошо, все было просто в тот день : твой дед пришел и сказал, что посадит меня. Помахал передо мной папочкой со всеми моими делишками, пообещал, что это надолго, лет на девять при плохом раскладе. На самом деле мы оба знали, что тянет на пять, потому что много облегчающих, но тянет ведь все равно.
– И ты подумал, что я бы бросила тебя. Я бы…
– О, нет, – горько рассмеялся Кайло. Какая ирония была в этом. – Конечно, ты бы не бросила. Так он и сказал. Не бросила бы, и ловушка бы захлопнулась. Прошла бы этот путь до конца со мной. Он говорил о тебе, твоей молодости, загубленной жизни и карьере, а я видел, как ты живешь в отвратной комнатушке вроде той, что у меня была. Пытаешься украсить её, ведь ты бы благородно ушла от деда и пыталась бы свести концы с концами и при этом искала бы красоту среди грязи. Видел, как ты трясешься в грязном, душном поезде через всю страну, чтобы увидеть меня. Как тебя с особой тщательностью обыскивает охрана на входе – ведь ты такая красивая. Как все восхищенно свистят тебе вслед. А я бы смотрел на тебя и ненавидел себя за все это. А ещё, Рей, я испугался. Испугался, что в один прекрасный день увижу усталость пополам с презрением в твоих глазах. Я не хотел, чтобы сначала любовь, а потом и жалость загубили тебе всю жизнь. Это было мое прошлое, и я добровольно пошел на улицу, но я не хотел тянуть тебя, не хотел. Не имел права. Любовь – это не вместе и до конца. Это отпустить руку вовремя. У меня это вышло, только эту руку сломав, к сожалению, и не было ни дня чтобы я не… – он покачал головой. – Я всегда помню, что сделал. И часто спрашиваю, как можно было бы все изменить, но до сих пор не нашел ответа.
– Мы могли поговорить, – тихо выговорила Рей.
– Бляха, нет, не могли. Потому что ты бы говорила все это. Говорила бы мне все эти слова, которые дают надежду. У меня не было выбора, Рей. Не было! Я хотел чувствовать себя мужчиной, который хоть что-то может дать. Послушай, тебе пришлось довольно хреново, точнее, просто жуть, как хреново, но знаешь, я тоже не наслаждался жизнью. Я принял правильное решение с ошибочным его воплощением, но… пожалуйста, оставь это решение за мной. Без споров и попыток опротестовать. Просто оставь его мне, потому что мысль о том, что я, пусть и через боль, но сделал что-то хорошее, помогает мне хоть немного уважать себя. Не разрушай это, Рей.
Он замолчал. Молчала и Рей. У каждого была своя правда. Своя боль. И свои методы её переживать. Для девушки спорить, для Кайло – смириться.
Вошла экономка, которая будто и не слышала, как Бен кричал на свою леди. Сказала, что ужин готов, и что она может принести его сюда.
– Не нужно сюда. Мы поедим на кухне. Пойдем, Рей. – Обратился он к девушке уже другим, тихим тоном, когда они снова остались одни. – Там тебе понравится. Много ножей. Тебе ж так в кайф бросаться ими в своего монстра. Пойдем, бросишь ещё парочку. Мне уже и не больно.
Они ели молча. Рей вроде даже с аппетитом. За весь ужин сказала только две фразы «божественно вкусно» и «Бен, рыбу нужно съесть». Даже не прокомментировала Совиньон Блан из Сансера*, хоть на секунду и зажмурилась, как довольная кошка. Кайло про себя хмыкнул – хотелось бы увидеть кошку, пьющую вино вместо молока.
Мужчина ковырял дорадо, наблюдая за Рей. Видел, что ей здесь комфортно – сидела на высоком стуле она свободно, иногда смотрела в окно, словно пытаясь понять, когда хлынет дождь. Но внутренне девушка была напряжена, хоть и пыталась это скрыть. Всё, что они наговорили друг другу, снесло бы с рельс целый поезд, не то, что одну, пусть и сильную, девушку.
Внезапно, когда Кайло немного расслабился, девушка, не допив вино, швырнула свой бокал на пол. Запахло пролитым спиртом и разбитым терпением. Где же все эти благородные нотки свежескошенной травы, крыжовника, черносмородинного джема и прочей чепухи, о которой так возвышено говорят сомелье, когда покупаешь чёртов Совиньон из Сансера? Только спирты. Благородные, но спирты.
– Что, не винтаж? – Мрачно пошутил Кайло, пытаясь снять напряжение, покуда Рей смотрела с таким ошарашенным видом на разбитый под ногами бокал. Будто не поверила, что это сделала она, ведь истеричкой, бьющей посуду, никогда не была, хотя… хотя она довольно часто что-то куда-то швыряла, когда вспыхивала.
Мужчина хотел сказать, что это ерунда, но в следующую секунду спохватился. Рей, вся сжавшись, рыдала. Рыдала, уложив голову на столешницу, закрывая себя от мира. У бедной девочки, наконец, сдали нервы.
Кайло вскочил – на чистом рефлексе и тут же поморщился от боли – ему было непривычно, что тело стало таким резко реагирующим на каждое порывистое движение. Обошел стекло, подошел к Рей и обнял её, прижимая к себе, будто пытаясь одним этим движением спрятать её в своих объятиях от всего, в том числе и от их общего прошлого. Она не дрожала, была даже сейчас напряжена. Окаменевшая в своих страхах и сомнениях. Рей не прекращала плакать – футболка Кайло промокала от её слез, покуда она уткнулась носом в него, будто ища защиты. Лицо прятала. Наверное, ужасно презирала себя в эту секунду, когда он шептал что-то успокаивающее, успокаивающе гладя по волосам. Это было удивительно – держать весь мир в своих руках и смотреть, как этот самый мир разрушается.
В эту минуту у него болели новые раны от её близости, у неё – старые. Они были молоды, успешны… и ужасно-ужасно несчастны и никак не могли нащупать тропу к тому, как все вернуть назад, потому что оба этого хотели.
– Лучше бы тебя никогда не было в моей жизни, – внезапно очень чётко сказала она те слова, которые Кайло себе говорил много раз, но слышать это было довольно больно. – Семь лет, Бен, семь. Ты так пекся о моем будущем, что даже не позвонил. Ни разу не спросил даже, как дела? Что же он пообещал тебе взамен? Что дал тебе за то, что ты бросил меня?
– Обещание. – Кайло тяжело вздохнул. Какая разница, будет она знать, или нет. В конце концов, он не мог сожалеть за двоих. – Обещание, что ты станешь пианисткой, что он не будет тебе мешать.
Внезапно Рей осеклась и подняла голову. На неё смотреть было страшно. Бледная, разбитая, без маски уверенности. В ресницах запутались слезы. Глядя в её это лицо, Кайло невольно возвращался в ту ночь, когда видел её такой сломанной. Что же она делала с ним? Сама того не понимая, усугубляла вину, не давала вынырнуть.
– Повтори, – резко попросила девушка.
– Палпатин дал слово…
Девушка моргнула. Нет, это было просто невозможно. Это было просто бы апофеозом жестокости от деда.
– Он и не мешал, Бен, – тихонько сказала она, понимая, что никогда не скажет ему правду, чтобы он не убил её деда. Ох, вот как шли на такие сделки, чтобы защитить. – Это… это я сплоховала.
– Нет, я просто не подумал, что убивая твою душу, смогу помочь. – Кайло улыбнулся, потому что не хотел, чтобы Рей себя винила в чем-то. Она могла заниматься самобичеванием, проигрывая свои дела в суде, если эта девушка там когда-то проигрывала, но не когда речь шла о той ночи.
– Хватит оправдывать и меня. Хватит Бен. Просто хватит. С меня. С тебя. С нас обоих. – Она неожиданно положила голову назад на его плечо, словно, ей, правда, было очень уютно в его руках. По-забытому уютно. – Бен, скажи, вот чего ты хочешь? Просто от жизни, в эту минуту, в будущем.
– Ну… мне бы хотелось покоя. И тишины, в которой можно было бы немного прийти в себя. Хотелось бы быть с тобой, Рей. Любить тебя без вины и отвращения к себе. Ощущать себя свободным, счастливым, нормальным, в конце концов. Хотелось бы просыпаться с тобой. Засыпать. Делать миллион вещей, на которые люди не обращают внимания. Мне бы хотелось семью, – с каждым предложением он говорил все отстраненней. Чем несбыточней становились желания, тем больше замерзал голос. – Детей бы хотел. Таких мелких хулиганов с твоими золотыми глазами. О, и, может быть, стейк на ужин вместо рыбы, – неожиданно пошутил Кайло, чтобы разбавить свои глупые-глупые мечты, которые были просты и сложны одновременно.
Рей слушала, как там, под швами, которые ещё не сняли, аритмично бьется разбитое сердце человека, у которого даже самые заветные желания ассоциировались только с ней. Он не сказал, что хотел бы куда-то уехать. Он. Просто. Хотел. Быть. С. Ней. И за это он был наказан, а, может, даже проклят.
