Текст книги "Вестник (СИ)"

Автор книги: Greyser

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 13

Город был покрыт дымами недавней бомбежки. Даже после долгого осмотра не удастся сказать, что это было за место. Казалось, что оно вымерло. Но так только казалось. Как ни в чем не бывало на улицы вышли люди, оглядываясь и боясь сделать лишний шаг. В тот год стояла суровая зима, снег от которой, единственный, скрывал ужасные последствия кровавой бойни, что историками назовётся войной. Многие неслись на недавнее место сотен взрывов только ради одного. Ради бесценной воды.

В этот момент над городом вновь навис шум. Но не самолеты направили носы в эти края. Танки и техника, повсюду отмеченная одним и тем же черным символом, направилась сюда.

Это подняло ужас у простых жителей, но никто не убегал: все знали, что бывает с теми, кто пытается бежать. Когда машины вошли на улицы и их движки заглохли, армия подступила за ними. Не люди, а звери в касках. Одни допрашивали, другие обыскивали допрошенных, точнее то, что от них оставалось. Только командиры смотрели за всем этим.

– Мы почти не сбились с курса, – произнес гауптман, сидящий на одной из машин:

– Противник даже не пытается нас прижать. Вот что значит, непобедимое войско.

– Кто бы сомневался, – ответил ещё один военный, вылезший из транспортера:

– Никто не полезет на тварь, которая даже не видит, что пожинает.

– Я не совсем понял теуфел-оберст Осбер, неужели вы считаете наших непревзойденных воинов тварями?

– Называйте себя как хотите, гауптман, но если вы взгляните туда, вы поймете о чем я.

Военный указал рукой на отвратительную картину: солдат пытался выбить силой информацию у простой женщины. На любые ответы, которые его не устраивали он отвечал ударами. Внезапно, маленькая девочка толкнула нападавшего и прислонилась к женщине, которая возможно была её матерью.

– Низменная шваль! Раз уж так не хочешь говорить, посмотрим, как тебя это расколит, – произнес солдат.

Он схватил девочку за волосы и подвел к себе.

– Ты же хочешь, чтобы твоя мама осталась жива? Тогда давай сыграем. Ты умеешь играть в "принеси-подай"? Всё просто: я брошу камень, а ты его принесешь, и тогда я отпущу твою маму.

Женщина стояла в полном шоке и не могла сказать ни слова. Солдат показал пальцем, куда будет кидать. Это был кирпичный тупик, забитый строительным мусором. Бросок и вместе с ним быстрый бег девочки. Этот камень найти было не трудно, он был довольно большой, даже для руки взрослого. Дитя было радо, что она сможет спасти свою мать, и оно побежало обратно. Взрыв.

Женщина в истеричном припадке упала на снег, а солдат продолжил давить.

– Видишь, гауптман? Эта тварь, ставлю 300, нет, 400 рейхсмарок, даже не германской крови. Хороший солдат видит в противнике равного себе, уж я думаю, что тебе это вбили в голову, когда ты учился в академии. А это животное даже не знает о том, что оно делает не так. Поэтому и не надо удивляться нашей победе. Сраным цепным псам невдомек, как бой ведут люди, а людям не известно, как могут биться твари, вот и проигрывают.

Осбер закурил трубку, чтобы перекрыть увиденное им дымом. Но не успев прокрутить кремневый барабан зажигалки, оберст ощутил на своей форме что-то. Это была кирпичная пыль, слетевшая со здания рядом. Военный задумался, как она вообще могла там взяться. Как оказалось, на приблизительном месте падения кусок здания, словно часть дерева, был срублен. Но чем?

Внезапно, останки здания полетели вниз. Начался обстрел. Осбер выскочил из машины и, постучав по её корпусу, скомандовал экипажу занять боевую позицию. Сам же он побежал к ближайшему укрытию. Кроме выстрелов подоспела новая проблема. Бронетехника противника направила свои дула к уже выбравшимся, а к городу под вдохновляющие крики бежала пехота. Оглянуться было нельзя, могли подстрелить, но по шуму можно было сказать, что в атаку пошло не менее роты. Солдаты резво бежали на возвышения, пока что далёкие от оберста, и затем стихали. Остальные тоже притихли, двигаясь ближе к центру.

8 патронов Люгера P08, зажатого в руке Осбера, точно не хватило бы для прямой вылазки. Но и сидеть на месте было нельзя. Хруст снега заставил военного напрячься. Первым из-за кирпичного угла показался длинный штык, прицепленный к огнестрелу. Боец в серой шинели прошел дальше. Посмотрел влево, пусто, посмотрел вправо. Винтовку с нечеловеческой силой потянуло вместе с солдатом вниз. Оберст подтащил упавшего к себе и схватил того за горло и рот. Он дергался, как уж на сковородке, но железная хватка Осбера держала его намертво. Военный оглянулся. Его, скорее всего, заметили. Но появилась возможность выбраться. Шея сломалась в пальцах оберста, но это и нужно было ему. На улице стоял лютый мороз. Абсолютный штиль – самое страшное, что можно чувствовать при последней гипотермии. Солдату не повезло. Осбер расстегнул все пуговицы на одежде покойника, чтобы её было возможно снять. Но затем он снял правую перчатку.

– Как я не люблю это делать, – произнес он и воткнул указательный и средний палец со всей силы в останки.

По недавно живому телу набухли сосуды, полные чего-то черного. Зрачки военного расширились до предела. Спустя мгновение мертвец начал тлеть, как зажженная сигарета. Но вместо того, чтобы кусочки разлетелись по ветру, они довольно целенаправленно песочно стекали к руке оберста. Масса всё больше плыла вверх по конечности. Где-то минута и труп полностью разлился по Осберу. Достигнув его лица, субстанция изменилась в форме. В одежде оберста оказался тот солдат, который стремительно начал переодеваться.

Наступающие всецело оцепляли район от одного края до другого, полного танковых выстрелов, солдаты либо занимали, либо укрепляли свои точки.

– Что это у тебя? – спросил стрелок у снайпера.

Оба сидели на полуразрушенной трехэтажке.

– Винтовка. Карабин Мосина, наверное, 38-го года, – ответил он, пристально, сощурившись, целясь в прикрепленный оптический прицел.

– Фига, раритет достал. С Токаревым скучно стало?

– Да не, я просто люблю с дали бить, а с этим я хоть белке в глаз попаду.

– От выстрела не улетишь? Слышал, винтовочка бойкая.

– Тихо! Там кто-то ёрзает.

Стрелок заглянул в бинокль.

– А, это Петр. Со 119го взвода.

– Чего-то странный он какой-то.

– Погоди, я с ним свяжусь.

– Ну, попробуй. Выдашь нашу позицию, скину вниз.

Стрелок метко бросил камень вперед, в развалины противоположного дома.

Оберст увидел отрикошетивший от кирпича камень. Подняв голову наверх Осбер увидел солдата, крутящего руками жесты.

Два пальца согнулись, разогнулись и согнулись вновь, затем обе кисти направили вперед:

– Как дела?

Военный не первый день оказывался в тылу. Полезная информация важнее всего. Поэтому, он знал, что ответить. Ладонь с отогнутым большим и мизинцем постучала по груди, раскрылась и сжалась, будто схватив воздух и показала палец вверх:

– У меня всё хорошо.

С натянутой маскировкой оберст продвинулся к своим. Союзническая пехота не попадалась по пути, так что ничего серьезного предпринимать не приходилось. Впереди виднелась открытая территория, опасное место для продолжения пути. Осбер собирался переждать разгоревшуюся битву, но тут в очередное «безопасное» место был дан выстрел. Осколки воткнулись в руку, и разорвали рукав шинели. Бронемашина союзников нашла врага, как стрелявшие думали. Военный окольными путями побежал в противоположном направлении. Места его обнаружения пытались предугадать гранатами, изредка наносившими вред оберсту. Однако, пустые переулки рано или поздно заканчиваются. Военный остановился буквально перед самым носом другой бронемашины.

– Ну и хрена ты тут бегаешь, солдат?! Живо с траектории обстрела уйди! – заорал капитан, выглянувший из кузовного люка.

Тут по несчастью, осколки повылезали из руки. Ранение, как некстати, затянулось быстро.

– Бес! Открыть огонь!

Крупнокалиберный снаряд с грохотом вырвался из основного ствола. Бронемашина союзников нанесла удар вражеской. Осбер сорвал с себя личину и бросился в сторону. Вернувшись к своим, тот рассержено закричал:

– Ihr! Nicht schießen!

Пехота знала оберста в лицо, поэтому те, кто шел за машиной, сразу же поприветствовали командира. Сорвав с себя шинель, Осбер приказал стрелкам разбрестись по территории. Все вылезавшие из-за кирпичных стен, дабы обстрелять танк, успевали получить пулю. Оберст воспользовался возможностью и залез на технику. Командирская башня была наглухо закрыта, поэтому оберст пытался связаться с экипажем.

Изнутри был слышен стук. Военный пытался отбить гимн Германии. Никто внутри не решился открыть вход. Тогда, Осбер схватился пальцами за края крышки. От напряжения замок слетел вверх.

– Guten Tag, – поздоровался оберст.

Командир танка отдал честь. Осбер понимал, что внутри он просто не поместится, поэтому потребовал дать ему принадлежный MP40. Также, военный приказал вывезти танк из городской западни. Машина включила задний ход.

Успокаивающая езда давала возможность выдохнуть.

– Хоть и отступление, но зато удачное, – думал оберст:

– Надо будет связаться со штабом для перегруппировки.

Два гусеничных катка разорвало от попадания. Дальнобойная засада. Танк затрещал на месте, крутясь то в одну, то в другую сторону.

– Поворачивай баш…! – Осбер не успел договорить, как очередной снаряд попал в него.

Холод, который слегка бросался в его внимание, спал, разгорелся жар. Однако, сознание вернулось к военному всего через минут десять-двадцать. Лежа на снегу в нескольких метрах от горящей машины, он заметил подоспевшее сюда отделение, на пару со стрелявшим танком. Кто-то тыкал своим оружием в щёку оберста, проверяя, жив ли тот вообще. Голова повернулась от тычка, и Осбер увидел последствия выстрела: рука по плечо была оторвана.

Стратег ещё пару лет назад проявлял себя в военном. Оберст будто знал, что и из чего можно выжать для победы. Бронемашина была подбита, экипаж убит в полном составе, но стрелять из него всё ещё можно было. Вторая рука с вытянутой кистью напряглась. Осбер выглядел так, словно пытается скинуть с себя огромный валун.

– Ребят! – закричал тыкающий:

– Здесь живой!

Дуло союзного танка начала двигаться. Всего пару градусов было нужно, чтобы попасть по своему врагу, другой машине. Солдат взял военного за ноги и собрался потащить, как вдруг, башня бронемашины взмыла вверх. Оберст нагнулся вперед и рукой схватил тащущего.

– Nichts für ungut, auf Wiedersehen, – воскликнул Осбер и ударил противника головой.

Военный встал, надел целые солдатские вещи, перетянул обрубок и направился к лесам на северо-запад.

Глава 14

– И чем же всё закончилось? – волнительно вопросил Роджер, вжавшись в диван.

– Я добрел до ближайшего остановки. Рука за неделю отросла назад.

– Так, получается о вас все прекрасно знали?

– Ха, знали, я у них проходил по спец должности за мои возможности. А за окопами голова Теуфел-оберста Штефана Осбера числилась чуть ли не в той же десятке, что и головы нацистских лидеров. Теуфел – это Дьявол по-немецки. Эти сволочи любили меня так называть. Дали мне небольшой полк и карт-бланш в пределах наступательных действий. Они ж думали, что многовековая тварь из-под земли знает больше них.

– И вы просто наплевали на своих подчинённых?

– Ни в коем случае. Я старался заботится о механизме, который мне дали. Подливал масло, когда надо, заводить пружины. А вот если и появлялась шестерёнка или винтик, что выпирали и мешали остальным, то пришлось оказывать меры. Часто, в угоду дисциплины, показательные.

– И какие же?

– Помню, один урод думал, что может получить долгожданный гражданский ужин. Всё просто: зашел в захваченный дом, мужа к стенке, жену на кухню, маленький сын был заперт в чулане. Там ещё стоял рояль. «Играй», говорит. Ну, он и играл. Вот только своей еды та скотина не получила. Выстрелы, которыми тот запугивал хозяев, я услышал довольно быстро. Выволок его. И стоит кое-что упомянуть. Фашисты – дерьмо многоликое. И немцы испачкались в нем. Верхушка тыкала по карте, солдаты выполняли всё. Верхушка сказала разграбить, солдаты устроят бойню и это будет только началом. Ещё в 41-ом я плюнул на ту директиву, и вряд ли бы кто-то стал мне перечить. Так вот, та сука была из Мерсбурга. Но жалеть я его не хотел. Ты не немец, раз опустился до такого. Я отхлестал его плетью. Урод кувыркался в снегу, чтобы не болело. Тогда, я сломал ему колено. Встать то не мог. Зато остальным показал, что если ты как он, то в моём полку тебе места нет.

– Ну, раз мы всё же уже на ты, я могу задать вопросы и поглубже. Я правильно понял, ты можешь управлять трупами?

– Плотью. Уже не живой. На верху сидят с юмором, вот и решили поострить. Я поострил в ответ.

– Как?

– Кличкой. Я назвал себя Прахом.

– А что же было потом?

– Если позволите, я сужу всё до более простых предложений. Горло, знаешь ли, имеет свойство пересыхать.

– Конечно.

– Война была проиграна, но это я знал заранее. На роже любого командира зиял страх, когда мы обговаривали будущую стратегию. Фанатики всему виной. Фанатики, они такие: либо им вправляют мозги, либо их вышибают, что собственно «дорогой» Фюрер и сделал. Полк был разбит немного позже, а затем, очнувшись после ранений, я ушел.

– Куда?

– Сюда. Дабы залечь на дно, я решил найти работу. А самый лучший способ скрыться – нарастить новые связи и много. Такой слоёный торт из лжи. Не скажу, что продумывал этот план, но знание местного языка дало свою пользу.

– И кем же ты устроился? Мясником?

– Набивать кишкой фарш я никогда не любил. Чистый кусок мяса – это, конечно, хорошая вещь, но я не смог бы. Однако опыт и тут сработал. В самом начале службы у меня был дикий разлад в строю. Причиной его было ворье. Особенно много из них было любителей покурить. Я их смог поймать необычным методом. Я подсыпал в пару зажигалок с запаса бездымного пороха и приказал никому не трогать. Сломанные пальцы вывели на след. Под пытками нашлись и другие. Понравилось мне это дело. Я решил решать такие проблемы и в гражданстве. Стал частным детективом.

– Нуар, шины с белым ободом и женщины с мундштуками?

– Это тебе не американская мечта. Здесь всё текло намного медленнее. Не сказал бы, что это плохо. Я будто жил на двадцать лет раньше всего остального мира, и мне это нравилось.

– И что, розыск был гладким?

Стефан пригубил трубку. Такую задумчивость редко увидишь на лице подростка. Пустив клуб дыма, он стал отвечать намного напряжённее:

– Я считал, что люди останутся такими же, какими были. Ну, или по крайней мере такими, какими я их знал. Но всё стало хуже. Война и правда закончилась, поэтому людской разум решил восполнять потребность в жестокости. Грабежами и убийствами меня вряд ли могли удивить, но на заре нового десятилетия… Мои глаза раскрылись на полную.

– Что же такого случилось?

– Давай сделаем лёгкую паузу. Мне надо перевести дух, и горло уже издыхает. Пройдем на кухню.

Оба Вестника перешли туда. Роджер сел за обеденный стол, а Стефан открыл холодильник. В нём лежали остатки обыденной пищи, но его рука потянулась за другим. Он вытащил стеклянную бутылку и поставил её на стол. Это было самое, без излишеств, простое молоко. Вестник налил в уже подготовленный стакан белую жидкость. Долив до краёв, Стефан поставил сосуд и начал пить. Три глубоких глотка, которые прозвучали так, словно в стакане было что-то на много градусов выше.

– Не переносил молоко в детстве, – сказал он, облизнувшись:

– Комом лезло, как если бы помои пил. А сейчас, внезапно, вкус поменялся. Век живи – век приобретай страсти.

– Так что там было? Что раскрыло тебе глаза?

Стакан громко был поставлен на дерево. Усевшись, Стефан схватил кулак одной руки другой и оперся на них головой.

– Стояло знойное лето 69-го. Все долгожданно устраивают гулянки, попойки и валят куда подальше в отпуск, а у меня началась работа невпроворот. Ревнивые мужья толпами ходили ко мне, лишь бы в очередной раз убедиться, по-честному ли стригут их жён. Хорошо, хоть платили достаточно, я старался не жаловаться, гонорары не позволяли. Но затем, наступил июль. И мужья перестали ходить. Я был уверен, что я, наконец-то, смогу отдохнуть. Но одним вечером ко мне пришел офицер полиции. Его лицо было таким бледным, что сливалось со стенами. В городе стали пропадать девушки и женщины молодого возраста. Число заявок достигло уже полусотни. Скажу честно, слюна в моем рту каталась знатно. Но не страх затмевал мне разум, а кураж. Такое дело стоило раскрытия, я взялся. Опросил семей семь-восемь, все едва держались спокойно. Но всё же зацепки я выудить смог. Шесть женщин из них посещало один и тот же кафетерий, двенадцать – бакалею. Ни там, ни там мне ничего в первый раз не ответили. Даже с угрозами. Поэтому, я решил действовать хитро. Через пару связей меня смогли устроить грузчиком в кафе без прямого контакта с начальником. Снэки и закуски разбирали нарасхват, так что я почти не отходил от этого места. За один рабочий день не произошло абсолютно ничего, и я начал сдавать позиции. Но под конец смены, ко мне подошел кассир. Он извинился за столь надоедливое предложение, отмазывался требованиями компании по поводу плана продаж. Мне тот паренёк отдал с десяток визиток, сказал, что если встречу хоть одну девушку на пути, то дай. Это было приглашение в салон массажа «У Бенини», от которого жутко воняло маслами, а сама визитка была тошнотворно розового цвета. Дело запутывалось всё сильнее, подумал я. Времени терять я не хотел, поэтому сразу поехал туда. Тот засранец работал круглосуточно, хотя это вызывало подозрения. Неужели у него даже руки не болят? Я зашел внутрь и увидел очередь из пяти дам, сидящих на стульях. Заняв очередь, я ждал. Одна заглянула в кабинку справа, через полчаса вышла намного более счастливее той, которая сюда пришла, и так другая, и третья. Перед тем, как в комнате ожидания оказалась последняя девушка, я заметил, что хозяин постоянно спрашивал, есть ли кто-то ещё в очереди. Тогда я и обратился к сидящей. Мне нужно было, чтобы массажисту ответили, что на входе больше никого нет. Она была очень молода и даже не стала сопротивляться следствию. Её очередь наступила, и девушка зашла внутрь. Я начал подслушивать. Внезапно, малоговорящий хозяин стал заливать комплиментами клиентку. Говорил, что ей жутко повезло, ведь, теперь ему привезли какой-то лосьон, делающий кожу жутко мягкой и нежной. Рекламная туфта, считал я и продолжил слушать. Девушка была в восторге, судя по тем замечаниям, что она озвучивала. Пока не наступил роковой момент. Всхлип, как если бы ей заткнули рот. Я не мог быть уверен в том, что он прозвучал, но когда легкий полувзвыв и стук по лежаку появились за ним, полномочия ворваться у меня были полные. Я выбил дверь и схватил вешалку для одежды, что стояла в углу. Как копьё я метнул в ту кучерявую гниду. Она не прошила его насквозь, но к стене он был прибит. Девушка закричала схватила вещи и выбежала отсюда. Урод был без портков. Жалкое зрелище. Я надавил на прут у его груди и начал допрашивать. Ему было смешно, считал, что выкрутится. Честь мне известна. Я могу её придерживаться. Ещё тогда, на войне, честный воин получал от меня честную смерть. Но сейчас… сейчас такая шавка, как он, не заслуживал быстрого облегчения. Это была не клиника и не больница, острых предметов вряд ли найдешь. Но моя смекалка всегда найдет выход. Бутыль с маслом, я разбил её об стол для массажа. Он был уверен, что я его не убью, только запугаю. Ну, когда кусок стекла разрубил ему голень, кроме крика из него вырвались и эти надумки. Когда нога этой скотины упала вниз, я думал, что ему кранты. Однако, урод снова навострил ухмылку. Моей ненависти не было предела.

– Почему?

– Живучих людей среди гражданских мало. Да и умирая передо мной никто не улыбался. Ну, если их ждёт смерть в первый раз.

– Это был ангел?!

– Да, что б их. А так как они любят кучковаться в пределах одного города, вариантов не оставалось. Мне нужно было узнать, где остальные.

– И?

– Я не хочу описывать детали, вывернешься прямо тут. Единственное, что я дополню: хренов Бенини признался, куда идти. Правда, признавался так долго, что единственным, что оставляло его жизнь висеть на волоске буквально и не только – был его…

– Я понял.

– Подвесил его, как свинью. Мне было начхать, куда та скотина попадет, её отсутствие здесь было намного важнее. Мне был сказан адрес. Бани. Температура всего на пару градусов ниже, а им уже слишком холодно на бренной земле, вот и суются в места, где можно погреться. Охранники не стояли на пути, они лежали с пробитыми головами, потому что пытались в меня выстрелить. А внутри…

– Всё так плохо?

– Притчу о Содоме и Гоморре придумывали, отталкиваясь от своих больных фантазий. Я стал тем, кто вычистил эту грязь. Иронично, не правда ли?

– То есть, девушек просто привозили туда?

– Когда последние трое выживших на моём пути шли ко мне, бесформенная масса из останков лежащих вокруг, словно веревки, обвязала их ноги, и втянула тела в пол так, что выбраться они не могли. Одному я вломил челюсть глубоко в череп, другому пробил глаза и сорвал его виновную голову, а третий… Третий заскулил, пока я бил его этим «крепким» орешком. Рядом стояли пойманные девушки. Около семи, если память мне не изменяет. Я их выгнал, а сам обыскал несколько тел. У парочки были записные книжки. Список пропавших сходился на последних. Они воровали их, чтобы сделать своими рабынями.

– У этой истории же был хоть какой-то конец?

– Да. Был. Дело закрыли за ненадобностью.

– Почему?

– Вроде бы 6-го… Да, 6-го числа в полицию пришла стопка писем, адресованных неким монастырём. Отправителями оказались похищенные. Пол сотни разнопочерковых посланий, что должны были успокоить. «Нам хорошо, пусть также будет и вам.».

– Это же хорошо?

Стефан засмеялся. Его смех был пропитан отчаянием.

– Конечно, это хорошо. Когда в письмах не бывает ошибок. Три из них неправильно написали свою фамилию, одна ошиблась адресом. А у тех, что нашел я, у каждой исчезли воспоминания за последний месяц. На все вопросы они отвечали про отпуск в честь праздника Святой Марии.

– А как же потасовка в бане? Куча трупов никого не побеспокоила?

– Доказать мою правоту удалось. Я оборонялся. Разбросанные кишки приняли за результат перестрелки. Зачинщиков никто не приписал к делу о пропаже. Книжки доказывали, что девушек хотели выкрасть и только.

– Значит, лавку никто не закрыл?

– Именно.

– Боже…

– И ты всё ещё считаешь, что это лучший момент для такого слова?

– Нет. Т-то есть, прости. Я понимаю тебя, это страшно.

– Да если бы вы хоть на долю меня понимали, то объяснять бы вам этого не пришлось.

– Так ты решил бросить это дело?

– Никогда. Я бросил искать пропавших котов, но это… Это нельзя бросать. Я ищу их. И нахожу. Это моя цель. Докун, когда мы с ним встретились, позволил мне вернуться сюда, дабы координировать его действия. Он думал, что путешествия ему даются гораздо быстрее, чем «вспыльчивому немцу».

– Говоря насчет Докуна. Он говорил, что ты знаешь, что делать со всем этим. Как это решить.

– Я тоже так думал. Пока вы не принесли пулю.

– Она что-то меняет?

– Извини, что приходится читать вам лекции…

– Ничего, я хочу понимать, что происходит.

– Людям известно о нашем существовании. Было, по крайней мере, ещё с незапамятных времен. О нас рассказывали наши начальники. Клевета это или клеймо, считайте как хотите. Но в итоге, люди хотели нас уничтожить.

– Не думаю, что у них получится.

– Вам известно о первых, Всадниках?

– Да, мне проводили легкий ликбез.

– Каждый имел безграничные возможности и силу. Если вы думаете, что мы или наши крылатые соперники непобедимы, то лучше вам сейчас изменить своё мнение. Также, каждый из Всадников имел знак своей силы, своё оружие. Мифы слагали и до, и после появления их, поэтому совпадения находятся в рукописях до сих пор. И если известнейшим среди Всадников был Сиз, жнец нашей общей знакомой, то Ровос был самым жестоким. Под его началом бились тысячи тысяч и столько же умирали. Меч приносил смерть его врагам, который тот никогда не отдавал. Дестралир. Уничтожитель. Упоминания о нем есть, но источники пропали давным-давно.

– Хочешь сказать, что его нашли? Но как?

– Мир меняется, Роджер Тревис. Всадники успели натворить дел, отчего сгинули, оставив свои тела здесь. Дестралир, как и оружия других, остались тут. И найти его возможно.

– Но причем здесь пуля?

– Никто не будет носить здесь меч. Поэтому, видимо, его раскололи, а осколки поместили в боеприпасы.

– Значит, нас теперь можно просто расстрелять?

– Да, но это же меч, при том небольшой. Был бы я на их месте, экономил их как только можно.

– Как хорошо, что ты не за них.

– Но из-за этого… Я вынужден отказаться от задумки.

– Почему?

– Мы собирались пнуть под задницу Брина. В их иерархии есть тот, кто в отличие от других поддерживает с ним связь. Апостол. Он мог бы помочь нам связаться с остальными.

– И что мешает это сделать?

– Теперь нас могут просто зачистить. В лоб пройти не удастся. Попытаемся, просто потеряем своих, а мы и так в меньшинстве. Оставшись здесь будет хоть небольшой шанс удержать их.

– Шанс? Ты думаешь, что сдавшись, у нас будет шанс? Перед нами стоит зло невиданных масштабов, а ты просто хочешь отвернуться? Я думал, что добро тебе так же важно, как и мне.

– Хорошее вы слово вспомнили. Зло. Добро. Вот выйдите на улицу. Спросите любого, что такое зло и что такое добро. Все такие умные, рассказывают о том, что нет определенно хороших или плохих, мир сер и тому подобное. А вы пройдите дальше по улице. В более тёмные её углы. Когда заточка какого-нибудь бомжа будет в ваших кишках, будете ли вы думать о том, какой он добрый?

– Серый, значит? Ты говоришь, что это слово везде причитается? Но ты не понимаешь его сути. Мир серый не потому, что в этой кутерьме барахтается слишком много и хороших, и плохих. А добро и зло есть, как бы кто не считал. Эту меру ты чувствуешь только насчёт одного человека.

– Ну уж извините, но среди тех преступников, убийц и уёбков, которым чужда личная свобода, я находил только крылатых.

– А что если есть другие?

– Да какое мне вообще должно быть дело до них? – ожесточенно возгласил Стефан:

– Посмотри вокруг! Девушек насилуют ангелы налево и направо, промывают им мозги и отправляют хрен знает куда. Пичкают их пылью. А хреновы дельцы пыли всегда скрываются от полицейских. Не удивительно, пыль-то ангельская!

Немецкая речь стала ниже, накапливая в себе страдания:

– Ты воешь об нависшей угрозе, хочешь ринуться в бой, но неужели ты не видишь этих проблем? Их нельзя просто так оставить. Мы здесь благодаря мудиле в белых простынях, который хочет уничтожить весь грёбанный мир, но разве он понимает, к чему это приведет? Я понимаю. И смерть столь большой гнили вряд ли есть что-то плохое.

– Разве это решение? – спокойно, словно отстранённо спросил Роджер:

– Ты хочешь съесть весь сыр, чтобы крысе нечего было воровать? Послушай, мир не изменить такими действиями. Допустим, всё пойдет по твоему плану, но, думаешь, что в Седалисе всё наладится? Мы как были изгоями, так и останемся ими, помяни моё слово.

Стефан невольно хмыкнул.

– Мы посланы сюда не по решению грёбанного Сентинеля, а вопреки ему. Так что сделав его дело за него вряд ли сделаешь что-то к лучшему, – Тревис встал с дивана и направился к выходу:

– Я не собираюсь тебя звать с собой, если ты против. Я хотел просить у тебя помощи, а не требовать её. Докун отдал жизнь, чтобы мы встретились. Похоже, его жертва была напрасной.

Парень открыл дверь квартиры, однако она тут же захлопнулась черной щупальцей. Эта масса затем вернулась во флакон, висящий на штанине Осберта:

– Как низко со стороны американцев прикрываться мёртвыми.

– Я уже не жилец по твоим словам. Даже если я и буду один, мне не нужно бросаться словами, чтобы убеж…

– Возможно, ты и прав. Возможно. Но ты что, правда собрался пойти на верную смерть и оставить всё вокруг под опекой существ, которые тебя предадут?

– Ну да.

– Ты ёбнутый. Не меньше, чем я. А значит, тебе и близко не подобраться туда. Да и куда ты собрался? Так что, так и быть, я иду с тобой.