Текст книги "Чемпионы Черноморского флота (СИ)"

Автор книги: Greko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Умная жена!

– Да! – Тома встала передо мной, уже одетая. – Пойдём!

Спустились вниз. Егор Георгиев и Бахадур, отдуваясь и вытирая пот, пили чай. С улыбками нас приветствовали.

– Извините, друзья! – я обнялся с кумом.

– Что ты ерунду несёшь⁈ – Сальти сильно постучал меня по спине. – Свои люди. Всё понимаем!

– Что же вы чай только пьёте пустой? – Тома бросилась хлопотать.

Схватила корзинку, лежавшую подле, стала вытаскивать оттуда еду.

– Мария? – я облизнулся.

– И Микри, – обрадовала жена. – Все, что любишь, приготовили.

– Как они?

– Сейчас сядем, все расскажем! – уверила меня супруга.

Чай был отставлен в сторону. Набросились на еду. Первые минут десять никто и слова не мог произнести. И кум, и Бахадур были голодны. О нас с Тамарой – и нечего говорить! Наконец, когда первый червячок был заморен, я, откинувшись на стуле, предложил начать.

– Кум? – обратилась Тамара к Егору.

– Про мои дела потом! – кивнул он. – Начнём с семейных!

– Ох! – я усмехнулся. – Что-то серьёзное, как я погляжу!

– Да! – ответила Тамара. – Мы всё решили, как будем жить дальше.

– Мы? Тогда жду в нетерпении! Рассказывай.

– Я вернусь в Тифлис. Куплю там дом… – начала Тома.

– Так. А сестра? Не расстроилась? Не отговаривала?

– Нет. Это наше общее решение. Всей семьи. Как правильно сказала Эльбида: не нужно все яйца класть в одну корзину.

– Хм… – я задумался. – Поясни. Что-то случилось?

– Княгиня умерла.

– Это я знаю. Но сестра уверяла, что наследница все наши права подтвердила! – я заволновался.

– Да, подтвердила! – кивнула жена. – Успокойся.

– Тогда, в чём опасность? Я же вижу!

– В этой наследнице! – вздохнул кум.

– Она всё профукает! – рубанула моя ясновидящая жена.

– Тамара! Ну, откуда…?

– Коста, я хоть раз ошиблась? – Тома знала, на какую педаль нужно давить.

– Нет! Но все равно, объясни.

– Я много с ней общалась. Она зашла к нам в таверну. Слово за слово. Я с ней на французском. Она обрадовалась. Я попросила о встречах каждый день на часик, другой, чтобы практиковаться…

– Ох, лиса! – я не удержался.

– Она согласилась, – Тома не отреагировала. – Она легкомысленная. Не практичная. Ну, если честно, попросту – дура! Поверь мне, муж, исход будет один: она все растеряет. Не сразу, конечно. Но, год-другой…

– Таак! – я вздохнул. – Верю. И что про яйца не в одной корзине?

– Если, Бог даст, и она все-таки возьмётся за ум, хорошо. – слово взял кум. – Если же нет, твоим нужно иметь запасное пристанище.

– Я сделаю в Тифлисе так же, как ты придумал в «Маленькой Греции»! – Тамара уже все решила. – Будет дом, гостиница. Не такая, как «Справедливая Россия» Соломона. Хорошая. С хорошей едой!

– С едой?

– Микри поедет со мной! – Тамара, как всегда, была на шаг впереди всех.

– Ты уговорила её⁈ И Мишу⁈ – я чуть не вскочил со стула.

– Да, – Тамара улыбнулась. – И почему только я⁈ Вся семья их уговорила.

– Да! – подтвердил кум.

– И они не хотели вернуться в Одессу⁈

– Нет, – опять говорил кум, улыбаясь. – Микри теперь от Тамары ни на шаг!

– Ааааа! – я засмеялся. – Тогда понятно! Всё рассчитала! Всех в оборот взяла! – обратился к жене на грузинском.

– Кто-то же должен, пока ты по горам лазаешь или в столицах кутишь! – парировала моя фифа.

– Ну, раз вся семья решила… – пожал я плечами. – Хотя, я уверен, что даже если эта наследница всё профукает, нашей семье ничего не угрожает. И Мария всех накормит. И Умут, все-таки – апельсиновый король! Как у него, кстати, дела?

– Всё отлично! – уверила Тамара. – Как раз за очередной партией товара поехал. А Мария, как ни хотела, не смогла приехать. Эльбида права: весь Крым теперь у неё кормится!

– Слава Богу! – я выдохнул, подытожил. – Так тому и быть! Бахадур едет с тобой, как ты понимаешь.

– Нет, нет! – запротестовала Тамара. – Я же вижу. Раз нам дачу адмирала выделили, дело тебя ждёт серьёзное. Ты должен его взять!

– А вот тут, любимая, не спорь! Я одну тебя не отпущу. Это, во-первых. А, во-вторых, ты же видишь, ему еще лечиться нужно.

– Но…

– Всё! – я в первый раз в отношениях с моей жёнушкой смог «стукнуть кулаком по столу»!

– Хорошо, – жена покорилась.

Я быстро все перевёл Бахадуру. И здесь шикнул в ответ на его попытки протеста.

– Ты же знаешь, друг, ни мне, ни тебе без неё жизни нет! – тут уже я, научившись у Тамары, нажал на нужную педаль. – Ты должен быть с ней! Там будет столько работы! Дом! Гостиница! Много чужих людей. Охрана!!!

– Да, да! – алжирец поспешно закивал. – Ты прав!

– Тамам! – я повернулся к Сальти. – Теперь ты, дорогой, кум. Что случилось? Увы, вижу, что беда. Говори.

– Да, ты прав, – Егор Георгиев горестно покачал головой. – Пока не случилась. Но надвигается.

– Слушаю.

– Можем лишиться батальона! – кум заговорил горячо и быстро.

– Батальона⁈ Неужто император осерчал, когда вас в прошлом году увидел?

– Нет! Доволен остался. Сказал, что нет у него в Крыму более преданных людей. Доверил нам нести караульную службу при своей особе. И щедро излил свои милости. Двадцать тысяч рублей пожаловал на обмундирование нижним чинам!

– Так что ж тебя так возбудило?

– Есть план организации на южном берегу правильной пограничной стражи, которая заменит нас, балаклавцев. И выходит на долю грекам останется лишь дорожное строительство! А то и вовсе расформируют. Спасать надо наших «пиратов»!

– Ох! – крякнул я, поражаясь, насколько далеко за временной горизонт могли заглянуть мои греки и рассмотреть тучки, которых и не заметишь простым глазом. – Какие-нибудь мысли есть?

Сальти вскинулся на меня в недоумении. Что означало: мы же греки! Разве может у нас не быть мыслей⁈

– Разговаривал я давеча с начальником канцелярии Воронцова, Сафоновым, – кум наклонился ко мне, – Может, слышал, про такого?

– Встречались. Толковый мужик, но уж больно государственный интерес блюдёт. О людях не думает, – высказал я свою точку зрения.

– Хм. Не знаю. – Егор был не совсем со мной согласен. – Вроде, вошёл в наше положение. Придумали с ним такой план. Отправить часть балаклавцев на Кавказ.

– На Кавказ⁈

«Из будущего огня да в полымя! В гарнизоны глиняных горшков-крепостей? Это же жуть в сравнении с Крымом», – подумал про себя.

– Ты погоди пугаться! – успокоил меня Егор. – Мы же хотим по своему направлению служить. Хотим оказать поддержку азовским казакам. Те, говорят, лихо на своих ладьях контрабандистов гоняют. Награды получают и без добычи не остаются. А мы-то? Разве мы не удальцы на морях⁈ И деды, и отцы прославились корсарством. Неужели мы не добудем себе славы на кавказских берегах⁈

– Спору нет! Добудем, конечно! Я не об этом. Я-то чем могу помочь, кум?

– Будет возможность, поддержи наш план, Коста, – взмолился кум. – Иначе пропадай балаклавский батальон!

– А как же твой дядя, контр-адмирал?

– Совсем старик плох! – вздохнул Сальти. – На его помощь уже не приходится рассчитывать. А ты, говорят, нынче любимчик Лазарева. Будешь спорить?

Кум уже хитро улыбался, отвалившись на стуле и обеими руками указывая на место нашей встречи – на стены дачи адмирала.

– Хорошо! – я рассмеялся. – Будет возможность, обязательно замолвлю за вас слово. Если выполню его поручение, он – мой должник. Он сам так сказал.

– Кум! – Егор бросился ко мне с объятиями. – Мы все будем молиться за твой успех! И мы уверены, что у тебя все получится. Нас, греков, так просто не возьмешь! Не на тех напали!

– Не на тех, не на тех! – хлопал я кума по спине.

– Ну, что ж! – кум встал. – Пора!

– Не понял! – я изобразил крайнюю степень удивления. – Ты куда собрался?

– Ну, как же… – тут жизнерадостный Сальти засмущался. – Вам надо побыть вместе. А я чего тут? Доберусь, как-нибудь. Мне в Ялту нужно по службе.

– Э, нет! – я улыбнулся. – Никуда ты не пойдёшь! Я же любимчик адмирала! Сам так сказал.

– Ну, да, – кум не понимал, к чему я клоню.

– Видел люгер в бухте?

– Да, – тут его осенило. – Ты хочешь сказать…?

– Да! – я заважничал. – Он в моём полном распоряжении! Так что завтра с утра вас ждёт морская прогулка. С ветерком до Ялты вас подброшу! А теперь, пойдём, прогуляемся перед сном. О делах говорить не будем. Расскажете мне все про семью. Как там остальные.

Встали. Спустились на чудесный пляж, лежавший у подножья горы, к которой прилепилась дача адмирала. Долго гуляли. Много смеялись. И не было мыслей, способных испортить мне настроение. Я не отгонял их от себя. Их просто не было. Знал, что завтра, когда расстанусь с близкими в Ялте, сложнейшее и опасное задание целиком овладеет мной. Будет непросто. Результат – не известен. Но сейчас все это не омрачало моего легкого и веселого – по-настоящему летнего – настроения. Всё – завтра. А сегодня я гуляю с женой, с кумом и другом по пляжу. А через несколько часов снова лягу с Тамарой в постель. И разве есть на свете что-то, что может мне испортить ожидание этой ночи⁈ Пфыф! Нет ничего такого на свете!

[1] Н. Ф. Метлин – в будущем адмирал, герой покорения Кавказа и обороны Севастополя. Дослужился до морского министра и члена Госсовета. А. И. Панифлов – в будущем адмирал, герой Синопского сражения и обороны Севастополя.

[2] Это был Григорий Иванович Бутаков, будущая краса и гордость русского флота, адмирал и основоположник тактики парового броненосного флота.

[3] Об отчаянии капитана свидетельствует его рапорт Лазареву от 4-го июня – первый отчет о случившейся трагедии. «У офицеров и у меня погибло все без исключения. Мы ходим в чужом платье», – вот строчки из его письма командиру. Можно подумать, что одолженный мундир был главной проблемой капитана. Но это не так. Его ждал суд за потерю корабля. Вот, о чем стоило думать.

[4] История сохранила имена этих смельчаков. Алексей Коровин, Никита Епифанов, Яков Шарапов и Трофим Трубецкой. Бросившийся с противоположного берега их спасать прапорщик корпуса флотских штурманов Бедин также утонул. Другой вариант гибели последнего мы привели в тексте.

Глава 4

Вася. 31 мая 1838 года.

Через брод переправлялись, исполняя команду «От дождя!». Несли ружья прикладами вверх. Когда все оказались на противоположном берегу, начали строиться в походные колонны.

Из-за продолжавшегося ливня Ольшевский не стал разворачивать стрелковые цепи для прикрытия главной группы. Все четыре батальона получили команду «Ружья на перевес!» и сбились в плотное каре, ощетинившееся штыками. Быстрым шагом двинулись в обратном направлении, спеша занять гору, господствующую над местом крушения. Оставалась неизвестной судьба тендера Панфилова. Потому требовалось поспешать.

Колонна двигалась в тишине, постепенно взбираясь все выше и выше по пологому склону. Солдаты шагали плечом к плечу, без привычных шуточек и подбадривания друг друга. Лишь стучал барабан, задавая темп ходьбы. Полковник шел во главе отряда.

Первую версту миновали без проблем. Сталкивающиеся с тенгинцами горцы предпочитали в бой не вступать. Они тоже спешили к берегу, прознав про привалившее черкесам счастье. Заметив солдат, просто отворачивали в сторону.

На второй версте движение стало замедляться. Навстречу стали попадаться группы мародеров, возвращавшихся в аул. Поскольку дело происходило в лесу, черкесы начали постреливать, укрываясь от дождя под кронами деревьев. В батальонах появились первые раненые.

Лес становился все гуще. О плотном строе уже можно было забыть. Под мрачными зелеными сводами было темно и сыро.

Неожиданно из кустов на Ольшевского выскочил горец с шашкой в руке. Он резко рубанул полковника. Но тот не сплоховал. Вздернул вверх руку с шашкой, хитро вывернув кисть и направив острие под небольшим углом вниз. Дал шашке горца бессильно скользнуть по плоскости клинка. И тут же ловким кистевым ударом ударил нападавшего в основание шеи. Противник рухнул на землю, заливая мокрую листву кровью. Горца добили штыками подбежавшие солдаты.

«Экий молодец!» – восхитился Вася проворством старшего офицера.

Загремели выстрелы. Трудно промахнуться по колонне в тысячу человек. Быстро шагавший рядом с Миловым Никифор вдруг дернулся и захрипел. Выпустил ружье из рук. Стал оседать.

Вася его подхватил. С помощью других солдат обрАзного старосту роты уложили на шинель, в рукава которой предварительно сунули ружья.

Ольшевский обернулся к офицерам батальонов.

– Выдвигайте цепи застрельщиков. Первый батальон – боковое охранение, дистанция двести метров. Второй – авангард. Две роты третьего – арьергард.

Обычно жарче всего при движении колонны в арьергарде. Но не сегодня. Труднее всех досталось боковому охранению. 1-й батальон разворачивался попарно в цепь. На флангах – самые опытные. Солдаты заряжались на бегу. Унтеры надрывали голоса: «Рота шаржируй, слушай, ружье плашмя, заряжай по команде, чехлы долой, заряжай!» Вскоре в лесу завязалась перестрелка.

Васин батальон наткнулся на засеку. За поваленными деревьями виднелись папахи горцев и тонкие длинные стволы их винтовок. Загремели выстрелы. Черкесов скрыл пороховой дым. Тенгинцы ответили вразнобой. Брали ружья подвысь, а не плашмя, как требовалось по уставу, быстро доставая и скусывая патрон.

Никифор научил уже Васю своеобразному способу заряжания. Без шомпола. Он высыпал уже скушенный патрон и, не приколачивая его, ударял прикладом о камень. Взводил курок и сразу стрелял. За счет этого достигалась большая скорострельность. Теперь Милов использовал его науку. От частых выстрелов ствол его ружья раскалился так, что стало больно держать.

Стрелял он, припадая на колено. На него посматривали с удивлением. Так давно уже никто не стрелял, хотя рекрутов и учили подобному приему. Васю косые взгляды не волновали. Он следил, чтобы после выстрела показался дым из затравки. Не хотелось в запале набить ружье двумя патронами.

Могучие буки, грабы и чинары давали горцам хорошее укрытие. Выбить их из засеки ружейным огнем не выходило. Васина рота бросилась в штыки. Кололи через бревна. Взбирались на них и били сверху. Теряя раненых и убитых, горцы откатились. Те, кто не успел сбежать, хватались руками за штыки в испуге, посылали солдатам поцелуи и кричали: «якши, якши, рус!» Тут их и перекололи в запале. Офицеры не успели вмешаться.

Колонна продолжила медленное и осторожное движение по сигналу рожка, оставив после себя множество бумажных обрывков от скушенных патронов и поверженных противников. Со стороны арьергарда слышалось гиканье и громкое «ура!». Не иначе как там завязалась рукопашная. Очень не хватало артиллерийского прикрытия. Без картечи как без рук в бою с горцами. Ручные мортирки плевались гранатами, но толку от них было мало.

Наконец, добрались до вершины горы. Бриг был отсюда виден как на ладони. Экипажу Метлина подали знак.

Что с командой Панфилова, оставалось непонятно. Его тендер дымил. Видимо, горцы, вытащив все что можно, подожгли несчастное судно. Не иначе как хотели добраться до медной обшивки.

Сигнальные рожки сыграли «стой». Потом «отбой». Все легли. Обычно разрешалось прилечь лишь каждому второму. Но утомленным и не спавшим всю ночь солдатам требовалась передышка.

Задымили трубочки. Кто-то судорожно пил из манерки воду. Были те, кто водочкой баловался[1]. Другие поправляли обувь или меняли кремни в курках. Или сразу заваливались покемарить. Вася пересчитывал патроны в сумке. Рядом лежал уже перевязанный лекарем Никифор. Старику было худо. Он бредил. Саперы принялись копать могилы, чтобы похоронить убитых. Русских, не горцев. На тех не обращали внимания. После смерти Вельяминова головы врагам никто не рубил. Раевский не поддержал кавказскую традицию и за головы не платил.

– Поручик! – обратился

Ольшевский к Цеге-фон-Мантейфелю.

– Я понимаю, что люди устали. Но нужно помочь морякам с брига подняться на гору. Им пришлось куда хуже нашего. Потом возьмёте двух-трех гренадер понадежнее и попытаетесь разыскать отряд Панфилова. Вот этого бугая возьмите с собой, – полковник указал на Васю. – Из гренадер?

– Никак нет, Вашбродь. Рядовой Девяткин, карабинер, – ответил Вася, вскочив и вытянувшись, как подобает.

– Не ты ли отличился, Хомутова с парохода снимая?

– Так точно!

– Он еще первым пришёл на помощь морякам со «Скорого», – доложился ротный. – Хотел его к медали представить.

– Молодец! Как есть молодец! Найдешь экипаж «Луча», включу в наградные списки! – пообещал Ольшевский.

«Мне бы еще денежки от Раевского получить», – подумал Вася.

Рота с кряхтением встала и потянулась за поручиком. Спускались вниз навстречу морякам. На середине склона встретились. Стали помогать матросам карабкаться наверх. Они цеплялись за огромные лозы, оплетавшие вековые деревья. Вася и помыслить не мог, что виноград бывает таких размеров. Не лоза, а натуральное дерево.

Метлин пожал руку Цеге-фон-Мантейфелю.

– Вы невероятно вовремя. Нас вот-вот могли прижать к реке.

– Что-то слышно от Панфилова?

– Нет! Его тендер унесло дальше. Уверен, что двинулся в нашу сторону, но пока не может прорваться из-за черкесов, затеявших грабить бриг. Эх, все вещи пропали!

– Не волнуйтесь. Армия поможет.

– Какие же все-таки наши солдаты патриотичные люди. И славные товарищи! Со своим понятием чести!

Поручик удивился.

– Полноте, капитан-лейтенант. Пока у нас звание солдата будет составлять наказание, пока рекрутам, как преступникам будут брить лбы и заковывать в кандалы, до тех пор понятие патриотизм к солдату неприменимо!

– Сдается мне, – удивился Метлин вольнодумству поручика, – вы понахватались идей у ссыльных декабристов. Осторожнее!

Цеге-фон-Мантейфелю было наплевать. Ему предстояло крайне опасное дело. Вылазка по склону, на котором кишели горцы.

– Девяткин, пошли! – приказал он Васе, удаляясь.

За ним двинулись двое гренадер, прикрепленных к ротному командиром батальона.

Пробирались по горной круче осторожно. Короткими перебежками. Таились за кустами держи-дерева, не рискуя лезть в них поглубже. Все «кавказцы» знали, до чего у них гадские колючки, росшие во всех направлениях и цеплявшие за одежду – не оторвешь.

Пропускали мимо себя группы черкесов, которые сновали по склону. Гренадеры сжимали в руках гранаты, готовые в любую секунду сорвать пластырь и угостить противника чугунным «яблочком».

– Вот они! – указал Вася на группу из сорока моряков, прятавшихся у подножия горы.

Поручик обрадовался. Послал Васю вниз позвать Панфилова с его людьми. Сам же начал оглядываться, намечая удобный маршрут к вершине, где их ждал отряд спасения.

Вася начал спуск. Скатился пару раз, потеряв равновесие. Второе подобное катание вынесло Милова прямо к ногам лежавшего в секрете черкеса. Тот проявил чудо сообразительности. Не успел русский его приголубить штыком, вскочил на ноги и исчез.

Вася удвоил осторожность. Так подкрался к уцелевшей команде «Луча», что она его и не заметила.

– Здорова, морячки! – окликнул Милов матросов.

Они дернулись от неожиданности.

– Вас там ждут… – Вася указал рукой на вершину, но договорить не успел.

Здоровенный боцман, не разобравшись в ситуации, с разворота огрел Милова веслом. Несчастный рядовой тенгинского полка рухнул на землю и потерял сознание.

Коста. ЮБК, 16 июня 1838 года.

Разве можно представить себе более дивную картину, чем та, что открылась моим глазам по утру⁈

Обнаженная девушка, стоящая у открытого окна и любующаяся сказочной панорамой бухты Фиолент с ее изумрудно-голубой дугой и сурово-романтичными скалами. Ее ладони опираются на подоконник, кисти вывернуты по-пингвиньи, беззащитные лопатки напряжены и сведены – в этом не было ничего смешного. Трогательное и чарующее зрелище. Тем более, когда эта девушка, не стесняющаяся своей наготы и безупречной фигуры – моя любимая жена!

Я тихонько встал. Достал из саквояжа подарок. Подкрался. И опустил на шею Тамары жемчужное ожерелье. Не самое роскошное. Просто двойная нитка натуральных жемчужин из Красного моря. В каком бы я ни был цейтноте в Стамбуле, но обещания нужно выполнять! В Москве подарок купить не успел. Зато из заграничной «командировки» доставил! Разве я не молодец⁈ Вернее, Тигран, который все устроил…

Понятно, мы чуток «закопались». Снова на час с хвостиком. Правда, теперь уже Тамара вцепилась в меня и никак не хотела отпускать. Но прибежал матрос от Алексеева. Передал, что капитан уже волнуется. Тут уже Тома смирилась. Быстро собрались. Последовали на люгер.

Ваня было хотел устроить нам небольшую головомойку, но, увидев мою жёнушку, сразу неожиданно покраснел, растерялся, замолчал и застыл, словно ледяной столб. Еле пришёл в себя, откашлялся. Неужели не узнал свою пассажирку, которую год назад вез в Поти? Впрочем, немудрено. Тома за прошедший год здорово изменилась. Расцвела. Поднабралась манер. Превратилась в настоящую даму. Открытую шею которой украшало изящное ожерелье.

– Добро пожаловать на борт! – произнёс хриплым голосом капитан.

Ответом ему был довольный клёкот Бахадура, сразу все распознавшего и испытывавшего гордость за свою любимицу.

Тамара тоже поняла причину замешательства Вани. Лишь легонько улыбнулась. Подошла к нему с просьбой, окончательно добив обращением на французском. Я наивно полагал, что Мария и Микри загрузят одну корзину с едой. Вторую за всеми разговорами и не заметил. Вот Тома и попросила Ваню угостить команду. Прекрасно понимала, что отказа последовать не может. Алексеев тут же приказал соорудить небольшой импровизированный стол. Тома быстро приступила к сервировке. Пока накрывала, не сводила с меня глаз. Взгляд был строгий, немного тревожный. Тут и я немного растерялся, не понимая причин её беспокойства. Когда понял, улыбнулся. Она следила, чтобы я, не дай Боже, не начал выпендриваться, хвастая своим положением короля-однодневки. Что-что, а этого она терпеть не могла.

– Душа моя, ты зря волнуешься, – шепнул я ей на ушко, – твой урок относительно бахвалящихся мужчин мною усвоен крепко и на всю жизнь. Клянусь, не буду хвастаться. Ну, во всяком случае, при тебе!

Тома оглянулась. Убедилась, что никто за нами не наблюдает, ткнула в бок.

– И не при мне тоже! Всё, иди, не мешай!

Когда стол был накрыт, Ваня дал отмашку, дождавшись момента, когда корабль на вёслах отошел от берега, поставил паруса и двинулся вдоль берега ЮБК. Команда с благодарностью, не суетясь и не толпясь, в перерывах между положенной им работы, подходила к столику. Непрерывное довольное урчание вкупе с восхвалениями талантов моей сестры и Микри разносилось над морем.

Кум мой Сальти, подмигнув мне, пошёл среди команды с приличным кувшином вина и кружкой. Я старался его урезонить. Хотя бы для начала попросить разрешения капитана. Кум указал, что и я могу это сделать. Я «бросился в ноги» Ване. Уверил, что не больше кружки на брата. Ваня махнул рукой и разрешил неуставную греческую ендову на своем судне.

Когда со всей этой суетой было покончено, мы с Тамарой пошли на нос. Встали у горизонтально положенного бушприта[2]. Я обнял жену, она прижалась ко мне. Молчали. Любовались. Тамаре явно нравилось это неожиданное путешествие. Не переставая улыбалась, дышала полной грудью. Локоны её под действием ветра развевались, словно волны, 'накатывались" на моё лицо, давая возможность вдохнуть неповторимый аромат моей грузинки, потом успокаивались на время, чтобы через мгновение вновь накрыть очередной волной.

Тут киношные штампы начали суетливо требовать от меня повторения знаменитой, ставшей мемом, сцены из «Титаника». Чуть подумав, отказался. Томе виднее, во-первых. А, во-вторых, вдруг охватило суеверие. Ну, его, подумал. Накликаю еще беду на люгер. Айсберга, конечно, в Чёрном море быть не может. Но и испытывать судьбу лишний раз не нужно.

Но Тамаре, действительно было виднее. Видимо, её уже так переполняли новые ощущения, что руки её поневоле раскрылись. Словно она хотела, как парус, принять на себя как можно больше встречного ветра. Такого доброго и ласкового. Так и стояла, закрыв глаза, улыбаясь.

Я не сразу отметил неожиданную тишину вокруг. Обернулся. Вся команда, и даже мой непоседа-кум, застыла, с улыбками наблюдая за Тамарой. Кажется, всем им было плевать на суеверие по поводу женщины на корабле. Такую девушку, их накормившую и давшую возможность чистого любования, они готовы были принять. Я улыбнулся им в ответ, показывая, что понимаю их состояние и в то же время благодарю за такую оценку.

Команда, выдохнув, продолжила службу.

Ялта!

Я пошел переодеваться. Снова превратился в Зелим-бея. Отдал свой мундир с орденами Бахадуру. Тамаре – бриллиантовый перстень и золотое супружеское кольцо.

Бросили якорь. Спустили шлюпку. Два матроса, не скрывавшие своего удовольствия от того, что им предстоит еще некоторое время быть поблизости с такой девушкой, помогли спуститься в шлюпку Бахадуру и Сальти. Я должен был последовать за ними, чтобы самому помочь Тамаре. Никому не мог позволить это сделать. Тамара прощалась с Ваней. Он никак не мог собраться. Никак не мог побороть краску, залившую лицо.

Перед тем, как спуститься в шлюпку, Тамара вдруг повернулась. Все смотрели на неё.

– Спасибо! – сказала жена.

А потом низко им поклонилась. Вся команда от неожиданности и восторга вытянулась во фрунт.

На берегу сначала простился с кумом и Бахадуром. Они тут же отошли в сторону. Я стоял напротив Тамары.

– Пей! – улыбаясь, протянула мне Тамара бутылочку. – Еле успела у кума перехватить, пока он весь кувшин не разлил!

Я, как полагается, выпил половину. Тамара забрала бутылочку, закупорила. Посмотрела на меня. Тут силы её стали покидать. Уже не могла держаться. Готова была разрыдаться.

– Помнишь нашу встречу, когда мы поехали к источникам? – пытался отвлечь жену.

– Помню, конечно! – голос Тамары дрожал.

– Ты и тогда была с бутылочкой! – улыбнулся я.

– Да! – кивнула Тома. – Я у тебя теперь все время – жена с бутылочкой!

Хоть и пыталась шутить, но уже первые крупные слёзы показались в её глазах.

– Помнишь, что ты сделала тогда?

Сил говорить у Тамары уже не было. Она часто закивала головой.

– Ну, пожалуйста! – попросил я.

Тамара, всхлипывая, подняла руки вверх. Я крепко обнял её, чуть приподнял, отрывая жену от земли.

Приник к уху. Запел шепотом и полуречитативом.

– Я люблю тебя до слёз…

Тамара сначала громко всхлипнула, потом прорвался смех, сквозь слёзы. Может, от того, что ей было щекотно. А, может, потому что стало легче. А, скорее всего, и от того, и от другого.

– Каждый вздох, как в первый раз…

Я начал тихо покачивать Тому из стороны в сторону. Она крепче ухватилась мне за шею, прижалась. И продолжала плакать и смеяться.

– Вместо лжи красивых фраз

Это облако из роз…

– Дурак! – надув губки, прошептала жена, после очередного смешка.

– Лепестками белых роз

Наше ложе застелю…

Тут Тамара не удержалась, посмотрела на меня. Я кивнул, обещая исполнить только что спетое.

– Я люблю тебя до слёз…

Невидимый оркестр играл над нами. Никто, кроме Тамары и меня, его не слышал. Никто и не слышал последние мои слова.

– Без ума люблю…

Еще некоторое время я покачивал жену. Пока она не успокоилась. Перестала всхлипывать. Задышала спокойно. Потом оторвала голову от моей груди, посмотрела на меня. Еще раз глубоко вздохнула. Вытерла слезы, улыбнулась, кивнула. Я поставил её на землю.

Крепко поцеловал.

– Хорошая песня! – сказала жена. – Я хочу услышать её всю! И обещай, что будешь часто петь её мне!

– Да, любимая. Обещаю. Часто. И только тебе!

– Хорошо! – улыбнулась Тома. – Значит, будешь всегда возвращаться, чтобы исполнить обещание! Всё, иди! Пора!

Я посмотрел на Бахадура и кума. Оба кивнули мне. А Бахадур подошёл к Тамаре, обнял её. Я пошёл к шлюпке, сел. Матросы дружно ударили веслами.

Я стоял. Не отрываясь смотрел на жену. Тамара положила голову на грудь Бахадура. Держалась. Не плакала. Улыбалась мне. Я мог быть спокоен.

…Вернулся на люгер.

Подошёл к Ване. Обернулся. Помахал на прощание рукой. Родные на берегу замахали в ответ.

– Коста! – Ваня, откашлявшись, решился.

– Да?

– А… Э… У твоей жены случайно нет сестры?

– Ваня! – я улыбнулся. – И не могло быть.

– Почему⁈

– Потому что такие девушки рождаются одна на десятки тысяч! И мне повезло. И я желаю тебе не только стать адмиралом, но и встретить такую девушку. И, поверь, когда… Если тебе повезёт тоже и ты встретишь такую же женщину, как Тамара, твоё адмиральское звание для тебя уже не будет иметь такого значения!

– Поверю! – улыбнулся Ваня.

Помолчали. Когда родных уже не стало видно, вздохнул. Пора было возвращаться в действительность.

– Кстати, Ваня! – я встрепенулся, вспомнив былое. – Всё хотел тебя спросить…

– О чём?

– Когда ты гнался за кочермой, на которой был Белл, почему картечью нас не угостил?

– Как же можно? Это же торговец, хоть и контрабандист. Гражданское лицо, а не военное. Ему не смерть положена, а тюрьма и конфискация. Да и то не всегда. Нам Лазарев целую инструкцию выдал, как задерживать, где, что считать правильным призом, кому сдавать захваченные суда. Нам, кстати, запрещено упоминать про блокаду. Следует говорить: «морская кордонная собственных берегов стража»!

Я довольно крякнул. Нет, не прошло бесследно дело «Виксена» и суд над его экипажем. Сделали флотские нужные выводы!

– То есть твоя задача – только обездвижить корабль?

– Именно! Применяем не картечь, а цепные книппеля.

– Книппеля?

– Ну да! Два небольших ядра, соединенных цепью. Срезает такелаж на раз.

– Что-то я не заметил, чтобы и на два у вас вышло! – хмыкнул я.

– А когда людей учить⁈ – вскинулся Ваня.

– Ну, хорошо. Допустим вы остановили турка. И что дальше?

– По-разному. Ежели в прибрежных зонах, то арестуем. Для кочерм установлено расстояние в 20 морских миль, для прочих иностранцев – три мили. Коль нарушили, капитана и команду под замок. Если у того денежки есть и может выкупиться, считай, ему повезло. А ежели нет – ждут голубчиков исправительные роты в крепостях.

– Бывает, что задержали и отпустили?

– Бывает, – согласно кивнул Ваня. – Был у меня недавно случай. Шел из Крыма. Заметил турок. Те отчего-то испугались. Попрыгали всей командой в лодку, набросав туда узлов и ящиков и бросив свою кочерму, – и давай улепетывать. Ну, думаю, врёшь – не уйдешь. Догнали. Осмотрели судно. Ничего незаконного. Спрашиваю: «зачем убегали»? «Испугались», – отвечают.

– И?

– Отпустил. Они же не в прибрежных водах были.

– А если бы женщин или пленников нашел на корабле?

Ваня вздохнул:

– Сам знаешь, что бы сделали.

– Выходит, турки в исправительных арестантских ротах встречаются?

– Обязательно!

– А в Анапе?

– Там – тем более.

– Это хорошо!

– Зачем они тебе сдались?

– Так я, Ваня, плыву с тобой, чтобы в тюрьму попасть. Как сгрузишь меня на берег, стану арестантом!

[1] Насчет водки в походе не придуманная история. Об этом написал М. Ф. Федоров в своих «Походных записках».

[2] Горизонтально положенный бушприт, который мог вдвигаться внутрь судна, был конструктивной особенностью люгеров проекта подполковника корпуса корабельных инженеров Ивана Яковлевича Осминина, который в 1831 г. построил в Николаеве «Геленджик» и «Поти». Помимо трех мачт люгер был снабжен веслами для прибрежного плавания в штиль.