Текст книги "Чемпионы Черноморского флота (СИ)"

Автор книги: Greko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 12

Вася. Тифлис, конец июля 1838 года.

После того, как Бахадур прекратил жмуриться и улыбаться, словно кот, наевшийся сметаны, он принял серьезное выражение лица, уперся локтями в стол и наклонился к Васе. По всему его виду можно было предположить, что у него важный разговор к ученику. Вася даже напрягся, не понимая, чего ожидать от прославленного метателя ножей. Это, во-первых. Во-вторых, он прекрасно понимал, что предупреждение Тамары – «не шалите», – высказанное прежде всего Бахадуру, с последующей конкретной и недвусмысленной угрозой «убью» в адрес пирата, были не случайны. Тамара явно знала, что способности алжирца заключаются не только в метании холодного оружия. (Вася, уже имевший кое-какое представление о Бахадуре, был готов биться об заклад, что, как это обычно и бывает у мужиков, оставшихся наедине, речь пойдёт о бабах). Ну, и, в-третьих, самая малость, пустяк по сравнению с первыми двумя доводами: напротив сидел человек без языка, который собирался начать долгую беседу и жаждал понимания!

Разговор начался! Вася аж взмок от напряжения, а вовсе не от уже набросившейся на город жары. Может, времени заняло бы и меньше, если бы Бахадур так часто не «срывался в крик», понося Васину бестолковость. Вася, в свою очередь, тут же посылал Бахадуру ответку, призывая его понять, что он не Тамара, которая с ним нянчится уже год и поэтому все ловит на лету, понимает все его жесты. И русский словарный запас у нехристя слишком невелик, чтобы строить сложные беседы! Алжирец успокаивался, признавал правоту Васи, набирал воздуха и продолжал объяснять. В общем, шли маленькими шажками. Буквально по слову. Бахадур показывал, Вася говорил, что именно, по его мнению, пират хотел сказать этим жестом. Вскоре беседа, практически потекла! Вася оценил свою проницательность: речь, действительно, пошла о бабах, точнее, об одной.

Бахадур бил себя в грудь.

– Я.

Алжирец кивнул. Указал на солнце.

– Светлый? Жаркий? – удивлялся Вася.

– Идиот! – был понятен гнев Бахадура.

– А что⁈

Пират опять показал на солнце. Потом начал опускать руку.

– Вечером? На закате?

– Да! – обрадовался Бахадур.

Потом поставил два пальца на стол, стал ими перебирать.

– Пойду?

– Отлично!

Потом изобразил волнообразное движение, отмечавшее контуры весьма широкобедрой и грудастой дамы. Ошибиться было трудно. Вася так и тянуло сказать: «не показывай на себе – дурная примета».

– К бабе?

– Молодец!

Вот примерно так и протекала беседа. Дальше выяснилось, что сейчас Бахадур пойдет на разведку, чтобы договориться о времени. Потом вернется, будет ждать Васю после его встречи с Дороховым и Лосевым. Потом они вместе пойдут к этой женщине.

– А я тут каким боком⁈ – справедливо удивился Вася.

– Опасно. Прошу, постой на стрёме. Мало ли. Муж может вернуться.

– Так она ещё и замужем⁈ – вскричал Вася.

– И что такого⁈ – пират недоумевал.

– Как что? Бошки нам поотрывают! И правильно сделают.

– Не ссы! – именно так можно было воспринять легкую отмашку Бахадура, сделанную с самодовольным выражением на лице.

– Ага! Не ссы! – Вася покачал головой.

Честно говоря, Васе совсем не нравилась ни эта идея Бахадура, ни его роль в кобелином походе пирата. Но отказать не мог никак. Очевидно, идти придётся. Чтобы все-таки заставить одуматься нетерпеливого алжирца, Вася привел железный, по его мнению, довод против.

– Тамара⁈

Тут пират вздохнул. Довод, действительно был из разряда самых-самых.

– Предупреждала же, – продолжал ковать железо ученик, – чтобы не шалил. Сказала, что убьёт! А я под её горячую руку попасть не хочу. Мне лучше десять атак на черкесов, чем разборки с ней.

– Боишься? – не удержался пират и рассмеялся.

– А ты, можно подумать…

– Нет, не боюсь, – пират говорил серьезно. – Очень люблю. Больше всех на свете. Не хочу расстраивать.

– Ну, так… – Вася внутренне ликовал, думая, что сейчас дожмёт алжирца.

– Нет! Я все рассчитал! Она не узнает!

Сорвался пират с крючка. Вася вздохнул.

– Хорошо. Договорились!

Бахадур похлопал его по плечу.

– Пошли!

Вышли из дома. Пират напоследок мигнул Васе, похлопал по плечу еще раз и быстрым шагом удалился. Вася выдохнул, привёл мысли в порядок.

«Кому на бабах здоровье расходовать, а кому поправлять, чтобы потом на бабах расходовать!» – подумал.

Хинин. Вот его цель! Пока не достанет, об удовольствиях можно и не думать. Уже было сделал шаг, чтобы двинуться, потом остановил себя простым и естественным вопросом: а, собственно говоря, куда он намылился? Не знает же ни черта. Тут же по привычке остановил быстро идущего мимо горожанина в цивильном костюме, вежливо извинился, попросил указать, где тут поблизости есть аптека. Васе несказанно повезло: он нарвался на грузина, понимавшего по-русски. Но не сильно ему это помогло. Дальнейшие действия кавказца Милова несколько удивили. Тот сначала внимательно осмотрел Васю, будто намеревался таким рентгеновским взглядом понять причину, по которой ему нужна аптека. Потом взглянул на дом, возле которого они стояли. Потом опять на Васю. Наконец, сподобился открыть рот.

– Ты здесь живешь?

– Да, – ответил Вася, – снимаю комнату.

– У немцев? – грузин продолжал непонятные расспросы.

– Даа…

Тут грузин явно оскорбился. Соединил пальцы правой руки, выставил её вперёд и в такт словам горячо заговорил.

– Ты живёшь у немцев и спрашиваешь меня про аптеку⁈

Не дождавшись ответа вконец растерявшегося Васи, грузин отмахнулся.

– Эээ!

И пошёл дальше, что-то бурча себе под нос. Явно высказывал сомнения в умственных способностях этого русского.

«Вот взяли моду идиотом выставлять! – возмутился Вася, поворачивая стопы, и направляясь к хозяину дома. Тут улыбнулся. – Как говорил наш ротный, 'если вы такие умные, почему строем не ходите⁈»

Хозяин выслушал вопрос Васи.

– Аптека, минхерц, в городе одна. У господин Шенберг.

«А! Ну теперь понятно, чего грузин на улице так взбеленился! – сообразил Вася. – Что ж, имел право!»

– Все остальное не есть аптека! Цирульник! – немец продолжал, с трудом выговорив сложное слово. – Шарлатан есть. Шенберг не есть шарлатан. Флор Федорович есть провизОр!

– Флор Федорович? – Вася от удивления перебил хозяина. – Я подумал, что господин Шенберг немец.

– Да, немец. Мой соотечественник, – кивнул хозяин, не понимавший причины недоумения своего жильца.

– Флор Федорович – немец⁈

– Йа, йа! Почему удивляться? Мы же в России есть жить, натюрлих, мой имя, например, есть Платон Маркович Мюллер.

«Ну, ладно. Тут хоть какая-то логика есть. Платон – близко к Паулю. Марк – вообще без претензий. Как появился „Флор Федорович“⁈» – продолжал «бесноваться» внутренний голос Васи.

– Ну, так это все объясняет! – немец не понял иронии Васиного замечания. – А как вы думаете, у него может быть…?

– Молодой человек, – тут уже немец перебил русского, – если нужного вам лекарства нет у провизОр Шенберг, значит его нет нигде в город Тифлис!

«Не очень-то и обнадежил!» – вздохнул Вася про себя.

– Понятно, – произнёс вслух. – И где эта аптека?

– Ступать Эриванская плац и искать Сололакштрассе! Ферштейн?

«Ферштейн, ферштейн!» – пробурчал внутренний голос. – Фюнф минутен, Платон Маркович!"

– Спасибо! – вежливо кивнул. – Пойду.

…Аптеку нашел быстро. С замиранием сердца спросил провизора про хинин. И как же у Васи отлегло, когда, выслушав просьбу, аптекарь кивнул и направился к одному из шкафчиков. Через несколько секунд вожделенный хинин был в руках у Милова. Выслушал инструкции провизора по применению, расплатился. Отдать за него пришлось изрядную сумму. Но Вася сейчас совсем не расстроился. Выйдя на улицу, улыбался, думая, о том, что в данном случае деньги, действительно, не стоят сожаления. Если бы помер, уже не пригодились. А так – ещё заработает! И, кстати, Вася совсем не подозревал, что стоит и радуется сейчас напротив дома, где по преданию останавливался Лермонтов. И что улица эта впоследствии получит имя поэта, с кем бравый солдат мечтал попить винца!

До встречи с соратниками время у него оставалось. Побежал домой, думая о том, что примет первую дозу лекарства, потом смоет пот, чуть отдохнёт, и уже после этого направится на Эриванскую площадь, где и договорились встретиться с Лосевым и Дороховым.

Его путь лежал через Армянский базар – длинную кривую пышущую жаром улицу, упирающуюся в мост через Куру. За ним Васю ждала сомнительная, но желанная прохлада съемной комнаты. Поэтому он не вертел головой, не пялился на окружающую экзотику. Было бы попрохладнее, непременно бы тут задержался. Но не сегодня.

Вдруг он что-то зацепил боковым зрением. Сигнал пошел в мозг: стоять! Он недоуменно завертел головой и сразу все понял. Лавка оружейника! Нет, не драгоценные дамаски и узорчатые булаты. Гора железного хлама, сломанных клинков и прочей дребедени, которую оружейник-старьевщик вывалил у входа. И среди этой мусорной кучи с Куликова поля (с последней войны с турками?) сверкал алмазом обломок сабли. Конечно, алмазом он был для Васи, а не для хозяина лавки.

Вася не знал, что перед ним останки пехотной русской сабли образца 1826 года с ее характерным узким доликом вдоль широкого дола. Клинок был обломан где-то посередине, гарда расколота, сохранив лишь навершие. Зато эфес в черной коже, обвитый золоченой проволокой был как новенький. В голове Милова тут же возник образ тактического ножа, который он не раз держал в руках. Правда, рукоять у такого ножа была прямой и без изысков в виде золоченого оголовья.

Поднаторев в языке жестов с Бахадуром, Вася тут же втолковал оружейнику, что он хочет. Угольком нарисовал контур лезвия, объяснил, какой минимум нужно оставить у гарды, чтобы получилась толковая защита для руки. Кое-как растолковал идею правильного баланса.

– Три манэт давай! – воинственно топорща усы, выпалил хозяин лавки и уставился немигающими и дико выпученными глазами на Васю, словно встретил его в темном переулке далеко за полночь.

Вася припомнил, как морщился аптекарь при виде ассигнации. Догадался, что от него требуют серебро. К его счастью, Шенберг выдал ему сдачу не только сторублевкой, но и монетами. Милову было и невдомек, что ушлый немец произвел обмен по грабительскому курсу. Из расчета пять бумажных рублей за один серебряный. На Кавказе обычно меняли один к четырем.

– На свой манэт! – раздраженно рявкнул Вася и пихнул в руку оружейника три рубля.

Лицо грузина мигом переменилось. Он широко улыбнулся, спрятал монеты и ткнул рукой в направлении шалмана по соседству.

– Вино!

Вася понял, что ему предлагается подождать. Винца и вправду не помешало бы. Он неторопливо и с достоинством отошел от лавки, всем своим видом показывая: работай, работай, а я прослежу!

Через несколько часов грузин вручил Вася отличный горлорез с односторонней заточкой. Даже присовокупил кожаные грубые ножны, наспех скрепленные латунными заклепками. Милов был доволен до соплей. То, что нужно! А дорогие кинжалы в оправленных серебром ножнах, пусть таскают те, кому понты дороже жизни.

Солнце уже было в зените. Раскрасневшийся от жары и вина Вася понял, что нужно торопиться. Наверняка, Бахадур его заждался. Он махнул оружейнику на прощание рукой и потрусил в сторону Куры.

Вбежав в квартиру, оторопел. В центре общей комнаты у стола стояла Тамара, которой, по мнению заговорщиков, не должно было быть до вечера. Девушка, которую и любили, и боялись, в этот момент с улыбкой вскрывала один из двух пакетов, лежавших на столе. Достала платье. Потом вытянув руки, развернулась, любуясь обновкой.

– А, Вася! Прогулялся? – и не дождавшись ответа, как и всякая женщина, не удержалась. – Как тебе?

– Красивое! – Вася душой не кривил.

– Да! В нём и пойду! – Тамара опустила платье. – А где Бахадур?

Вася сглотнул слюну, приготовившись врать.

Коста. Мыс Адлер, август 1838 года.

Лаван бэн Бэтуваль не наврал. Он таки раздобыл себе часы. Золотой «Брегет», принадлежавший кавторангу Рошфору. Убыхи неплохо обогатились на грабеже «Месемврии». Часы, платиновые портсигары, кольца, перстни… Они и раньше снимали с пленных или убитых офицеров неплохой лут. Джуури великолепные часы достались по дешевке. Он выполнил задание и договорился, что матросов передадут моему отряду. Осталось их забрать и доставить в укрепление Святого Духа у мыса Адлер.

– Главного офицера отвезли в аул Хаджико в долине реки Аше в 11 верстах от устья. Отдали князю Хаджи Догомуко Берзегу, – докладывал результаты своего расследования Лаван.

– Разве князь не на реке Соча живет? – удивился я.

– Все верно. Но он боится вылазки русских. И всем говорит, что показательно казнит офицера, если ему будут угрожать. Выставит его голову над плетнем усадьбы. Далее. Штурман. Он у джигетов. Точнее у князя Гечь, который живет на реке Псоу. О его планах на пленника ничего не известно. И, наконец, лейтенант. За ним нужно ехать в горы. Но я боюсь туда отправляться в одиночестве.

– Мы немедленно отправимся к моему кунаку Курчок-Али. Упрошу его дать тебе сопровождающих. Я бывал у горных убыхов и хорошо знаю, какой отчаянный народ там живет. Лаван! Ты хорошо поработал. И большое дело сделал. Ты заслужил свое серебро.

– Давай сперва закроем вопрос с родом Чуа. Заберем моряков. Амирам и Хаддиль ждут в ауле.

– Первым делом, дружище, первым делом…

… Доставка восьмерых матросов и юнкера Филатова в укрепление Святого Духа прошла не без эксцессов. Я в одиночку подъехал к форту, изо всех сил изображая мирного горца. Напрягшийся часовой выставил на меня штык.

– Что нужно, гололобый⁈[1]

– Коменданта зови! Дело есть! Пленных менять будем!

Солдат ахнул.

– Моряков? – догадался.

Я кивнул. Солдат опрометью ринулся внутрь форта. Большая стая здоровенных собак осталась меня стеречь. Поглядывал на них с опаской. Те еще звери! Скалили на меня свои страшные зубы.

Из ворот в сопровождении нескольких солдат выскочил майор.

– Комендант крепости Святого Духа майор Посыпкин! С кем имею честь?

– Уорк Зелим-бей! Привез на выкуп матросов с «Месемврии».

– Ох ты батюшки! Заходи в хату, гость дорогой!

Майор Посыпкин, командир Черноморского линейного № 6 батальона, был только что назначен Головиным комендантом крепости. Мужиком оказался свойским, но звезд с неба не хватавшим. К выкупам пленных он привык: не раз участвовал в подобных сделках, выменивая казаков на соль или серебро. А самому наладить контакты с убыхами и джигетами ему было слабо. И времени еще прошло слишком мало с момента его прибытия в форт, и хватало других дел. Ситуация в вверенном ему укреплении была далека от идеальной. Об этом он практически с порога поставил меня в известность. И не переставал благодарить и нахваливать. О моей роли его уже предупредил генерал Симборский.

– Вы уж, Константин Спиридонович, не оставьте нас своим попечением. Офицеры! Офицеров нужно вытаскивать!

– Работаю над этим. Готовьте соль и серебро. И затребованный мною у Раевского ящик с капсюлями и мушкетным порохом не забудьте!

– Все сделаю, голуба, не извольте беспокоиться!

По моему знаку из балки, перерезавшей мыс Адлер, выдвинулся отряд с моими бойцами, охранявшими моряков. Подъехали к крепости. Высыпавшие на вал солдаты радостно приветствовали измученных матросов. Полуголый, но гордый и отъевшийся юнкер Филатов построил моряков и торжественно ввел их в ворота форта. На валах громко крикнули «ура!» На освободившихся лошадей грузили мешки с солью.

– Башибузук! За вот теми ящиками проследи! – я незаметно кивнул на отдельно лежавший груз. – Серебро и боеприпасы.

– Зелим-бей! – восхитился мой зам. – Не знаю, чем ты еще удивишь⁈ Надо же такое придумать: через обмен пленных отряд снабжать! Нужно будет взять на вооружение твою идею, если снова нас покинешь.

– Возьми, возьми. Дело благое и выгодное.

Ко мне подбежал юнкер Филатов в накинутой на плечи толстой солдатской шинели. Обнял меня на прощание. Зашептал, косясь на моих бодигардов.

– Господин поручик! Вечный ваш должник! Если бы не вы…

– Полно, Леша! Живи дальше! Служи на благо России!

Загрузившись и распрощавшись с гарнизоном, отправились в аул Гассан-бея. Знакомые места! Оставив за спиной крепость, въехали в предгорья. Через сведённый под корень вековой лес, в котором год назад кипел кровавый бой. Через балки, где укрывался от русской картечи. Мимо места, где нашел смертельно раненного Марлинского. Через сожженный аул, к которому я вынес труп убыхского князя. Тяжелые воспоминания.

Я вздохнул, но тут же радостно вскрикнул. Ко мне галопом несся княжич Курчок-Али. За ним поспешали Цекери и Коченисса в сопровождении большой группы всадников. Черкешенка улыбалась! Что тут у них произошло? Что побудило ее отбросить свой вид вечной обиженки?

А дело, как я сразу узнал, было так.

Когда Цекери добрался до аула Гасссан-бея и встретился с Курчок-Али, Коченисса приглянулась молодому княжичу. И пошло-поехало. Вместо того, чтобы ехать мне навстречу, эти двое молодых влюбленных, Пшекуи-ок и мой кунак, устроили соревнование за сердце своей избранницы. Пиры сменялись скачками и молодеческими играми. Носились по окрестностям, любуясь местными красотами. Княжич даже организовал танцы в ауле, не поскупившись на угощение. Его старший брат и его очаровательная жена, карачаевская «бабочка», активно поощряли родственника, видя его пыл. Несчастный Цекери ждал меня как избавителя, потому что уже думал, что безнадежно проигрывает в этом соревновании.

– Чем же я тебе помогу? – вылил я ушат холодной воды на бедного парня. – Не думал же ты, что я своему названному брату прикажу отстать от Кочениссы?

Судя по его сморщенной моське, именно так он и думал.

– Что же мне делать⁈ Зачем я только взял ее с собой⁈

– Что делать⁈ Не сдаваться! Быть мужиком! Ухаживать! Цветы что ли подари… Или еще какой знак внимания!

– Думаешь? – воспарил духом Пшекуи-ок. Он поворотил коня и понесся к ближайшей полянке, заросшей дикорастущими гранатами, усыпанными розовыми цветками.

– Как ты, мой лучший друг? – обратился я к княжичу, с тревогой следившим за соперником.

– Все прекрасно! Брат ждет тебя, чтобы выразить свою признательность. Не думай: мы не забыли о твоей услуге. Встретим как дорогого гостя!

– Одно твое общество, княжич, наполняет мое сердце радостью!

– И мое, брат! Как прекрасная Тамара?

– Тамара – уже моя супруга!

– Кто бы сомневался! Пора и мне подумать о свадьбе! – многозначительно молвил Курчок-Али и со значением уставился на Кочениссу.

Девушка, сменившая мужской костюм на женский и прикрывавшая лицо вуалью по местной моде, была сама невозмутимость. Курчок-Али вздохнул.

«Твою мать! Твою же мать! Только юношеских страстей мне сейчас не хватало!» – в сердцах подумал я.

Если через земли между реками Аше и Сочи мой отряд пробирался с опаской, в окрестностях Адлера картина была иной. Здесь меня все знали и уважали. Здесь была зона безопасности. И черкесского гостеприимства. Люди съезжались из окрестных аулов, чтобы выразить свое почтение Зелим-бею заговоренному. Ждали Маршания из Ачипсоу. Для полного комплекта не хватало лишь моего кунака, весельчака Таузо-ока.

В знакомой до боли кунацкой усадьбы Гассан-бея нас ждал богатый пир. Старший брат княжича, Хасан Гассан-оглы, не поскупился. Приготовил богатое угощение для всего моего немалого отряда. Десяток быков пошел под нож. Бараны, птица, дары леса. Под полсотни блюд расставили на земле и на низеньких столиках в гостевом доме, куда позвали самых дорогих и важных гостей. Меня просили все попробовать. Я боялся, что скорее умру от старости, чем справлюсь с просьбой хозяев.

Когда с едой было покончено, пришло время серьезных разговоров. Хасан позвал меня и брата в гостиную в большом доме. Здесь ничего не изменилось. Лишь немного смягчились нравы. Женщины уже не скрывались на женской половине. Порхали вокруг нас, расставляя кофейные чашки. Карачаевская принцесса вручила мне подарки – собственными руками изготовленную роскошную синюю черкеску. Повезло с женой Хасану. Хороша была, чертовка!

Я коротко посвятил братьев в своё задание. Моя роль переговорщика в освобождении моряков их не смутила. Тем более, что было получено одобрение анапских старейшин. Сразу выделили сопровождение для Лавана. Но с джигетами помочь не то чтобы отказались, но предупредили, что будет непросто.

– Слабость Джигетии происходит от распрей и кровной вражды, разделяющей не только главные дома, но и членов одной и той же фамилии. У джигетов есть князь Облагу и еще четыре главных княжеских рода – Гечь, Аридбаевы, Анчабаевы и Цанбаевы[2]. И все воюют друг с другом.

– Разве князь Облагу не погиб в прошлом году?

– Нет. Али Ахмет был тяжело ранен.

– А остальные?

– Гечи в кровной вражде с Аридбаевыми и Цанбаевыми. Последние – с Берзегом и Цвежским вольным обществом. Князь Анчба – то одних поддерживает, то других. Но чаще против Гечбаевых выступает.

– Игра престолов, да и только!

Мои собеседники аллюзию не уловили, но смысл поняли.

– Нет единства в племени джигетов. То нам, убыхам, на руку.

– Можно договориться с князем Гечь?

– Ахмед-Аслан-бей Гечба – мудрый и авторитетный вождь. Что у него на уме, никогда не поймешь. Есть смысл поговорить с братьями Аридбаевыми, нашими ближайшими соседями. Их старший, Созрон, сейчас во дворе. Пирует с твоими нукерами. Давай приглашу.

В зал вошел статный красавец, державшийся в богатом доме уверенно и с достоинством. Познакомились. После положенных формул вежливости приступили к переговорам.

– Гечь, шакалы, хвостом крутят, – выдал нам свою версию Аридбаев. – Всё мечтают русским продаться. Офицера держат заложником для будущих торгов. За него не беспокойся, Зелим-бей. Он на положении вынужденного гостя, а не пленника.

– Есть варианты, как его вытащить?

– Серебро предлагать бесполезно. Может помочь князь Михаил из Абхазии.

– Долго, – вздохнул я.

– Тогда нужно захватить кого-нибудь из ближайших родственников Аслан-бея и обменять. Мы так всегда поступаем, когда выхода нет.

– Вот поэтому вы и режете друг друга, – упрекнул Курчок-Али своего соседа.

Созрон вспыхнул:

– Вам, убыхам, только этого и нужно! Сколько наших земель захватили!

– А сколько раз выручали⁈ – окрысился Хасан.

– Нужно ехать к князю Аслан-бею и договариваться, – примирительно сказал я.

– Тогда бери весь свой отряд, – подсказал Курчок-Али. – И я с тобой. Когда едешь на переговоры к джигетским князьям, никогда не знаешь, каким будет исход – мирным или кровавым. Здесь привыкли брать силой то, что не дают добровольно.

Князь Аридба смотрел задумчиво. На его лице то и дело мелькала хитрая улыбка. Что он придумал, хотелось бы мне знать? Наверняка, задумал какую-то хитрую комбинацию, в которой мне достанется незавидная роль.

[1] Презрительное название горцев – как черкесов, так и жителей восточной части Северного Кавказа – принятое у солдат. Возникло из-за обычая кавказцев брить голову налысо.

[2] Далее фамилии княжеских родов будут для удобства читателей упоминаться в русском варианте – родовое имя плюс приставка «беев» или с созвучным абхазкому окончанием на «ба», если фамилия упоминается в единственном числе. Естественно, в реальной жизни убыхские князья могли произносить лишь свой вариант без окончания «ев». Аридбаевы (Аредба, Аридба) – владетели (владетель) Адлера. Собственно, само название курорта – это искаженное имя его прежних владельцев.