Текст книги "Cure Te Ipsum (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
– Я подумаю! – крикнул он, не оборачиваясь.
Вернувшись на склад и обнаружив, что Нори неведомым образом материализовался снова, я проверила Бофура и безымянного дядьку с переломом большой берцовой, натравила Ори на залежи эльфийских бумажек с рецептами и могла насладиться небольшой передышкой. Не знаю, кой-дьявол понес меня в четвертую к Сане. Уже с порога стало понятно, что дела плохи. Тут была целая толпа эльфов, в углу попыхивал трубкой какой-то молчаливый дед в высокой шляпе, под столом громоздилась куча окровавленных тряпок и инструментов.
Сжав зубы, Саня отрывисто раздавал команды:
– Зажим. Зажим еще один. Что, маленьких не осталось?
– Два. Оба в ране, – шепеляво сообщила эльфийка, ассистирующая моему другу.
– Твою мать, – безнадежно пробормотал Саня, и я нашла нужным обозначить присутствие:
– Помощь?
– К столу! – рявкнул Саня, не оборачиваясь, и продолжил бормотать, – нет, ну что за блядство… этого просто не может, не должно быть…
Давненько не видела я его в таком дурном состоянии духа. Зная нрав напарника, молча окунула руки в таз с водой и старательно их намылила. Только потом глянула на стол. Не гном. Не эльф. Не человек. Встревоженные, эльфы скользили вокруг светлыми тенями, кто-то дрожащими руками держал светильник – плясали тонкие тени. Я заняла место на инструментах – Саня ко мне там привык. Правда, здесь все было иначе, и с инструментами стояли и все наши немудреные антисептики.
– Хоббит, – бормотал Саня, обращаясь ко мне, но глядя точно на раненного, – пятьдесят один год. Молодой хоббит из Шира. Он не должен был быть ранен… Торин должен был… точно, вот и лезвие…
– Ум хару, – прошептала эльфийка.
– Сам знаю! Лара, может есть на складе, ну вот чисто случайно, малюсенький такой… совсем маленький… зажимчик?
Я потянула с волос невидимку – жест отчаянный и жалкий. С первого взгляда видно было, что ни один зажим из имеющихся не подойдет. Хоббит был в два раза мельче самого мелкого гнома.
– Нашел! – ворвался какой-то суетливый паренек в шатер, держа в руке нечто маленькое и блестящее, – детский гномий! У мастера… там…
– Давай сюда! прополощи вон в той баночке сначала. Идрен, сменишь меня на кройке?
Шили тщательно и долго. Несколько раз теряли сосуды – крохотные, тонкие. Иногда возникала такая тишина, что слышно было, как тихо-тихо сопит наш пациент – а его дыхание было очень сложно услышать, еще сложнее, чем смерить пульс. Рисковали страшно: ни давление измерить такому крохе, ни контролировать нормально сердцебиение… я уж молчу про наркоз.
Наконец, все было кончено. Четверо хирургов пожимали друг другу руки, хлопали по спинам и говорили традиционные глупости вроде «Мы отлично справились» и «Было честью работать с вами». Справились они, надо признать, просто на ура. Любого из присутствующих с руками оторвали бы самые крутые нейрохирургии Земли.
– Добро пожаловать в Братство, – от души обнял Саню Идрен. Шепелявая эльфийка, сладко улыбаясь, поцеловала нашего врача в щеку. Вот уж зрелище действительно необычное.
– Мы будем горды звать вас братом, мастер Саннэ, – пропела она.
Саня вымученно улыбался. Гордые и уставшие, целители расползались на заслуженный отдых. Я же, видя состояние друга, решила повременить с расспросами о хоббите и том, что там связывало его с Торином.
Дышалось мне как-то легче. По-прежнему врачи перемещались большей частью бегом. По-прежнему было холодно и голодно, прямо скажем, и не хватало медикаментов. Но мы уже сработались всем своим разношерстным коллективом, и каждый хотя бы приблизительно знал, где искать необходимой помощи в нужный момент. Да и выглянувшее из-за туч солнце все-таки слегка меняло общее настроение.
– Не радуйся слишком рано, – поспешил испортить мой боевой задор Вишневский, когда я дожидалась в его логове коробки с волшебной мазью, – не успеешь оглянуться, здесь весь Дейл будет.
– Какой-такой… – я вспомнила огни в городе, куда то и дело отправлялись люди и подводы.
– Беженцы. Там сейчас беженцы. Из Эсгарота. Пока оттепель намечается, они там пересидят, но через неделю припрутся сюда. Хорошо еще, если встанут у воинских шатров.
Надежды на это было мало: в воинском лагере соблюдался принцип «разделяй и властвуй», гномы и эльфы стояли порознь, людей почти видно не было, и между собой бравые солдаты не общались.
Как я поняла, политические распри местных королей – количество которых возрастало с каждым следующим днем, и я в них путалась, – заключались в том, что кто-то кому-то был сильно должен, кто-то натравил на кого-то дракона, потом подключилась третья сторона с молчаливого одобрения четвертой и пятой, а результатом стали шесть или семь тысяч погорельцев, два лежащих в руинах города и ничейная Гора, загаженная драконом и заваленная золотом.
И много мертвых героев, павших в борьбе с внезапно пробудившимся злом в виде орков.
Честно признаюсь, все это сильно смахивало на бред. Так я и сказала Сане, когда мы пересеклись в эльфийской части госпиталя, где он оттягивался с трубкой в компании своей ассистентки. Завидев меня, она моментально слиняла – ну надо же какая скромница.
Саня был как раз расположен к беседам о политике.
–…Башымо! Никогда не поверю, что можно не заметить на подходе армию, передраться из-за побрякушек, навалить гору трупов по недомыслию и после всего спокойно стоять рядышком, как ни в чем не бывало!
– Торин с Трандуилом теперь не разговаривают, между ними посредник Даин, – ответил Саня.
– Велика беда, – фыркнула я, закуривая в третий раз – табак страшно отсырел, – не разговаривают они! тут, если Вишневский дело говорит, через неделю не до разговоров будет.
– Как раз наоборот. Наследник Гириона, правитель Дейла, за дипломатическое решение конфликтов и мир.
– Так почему не помирятся?
– Торин не доверяет никому. С этого все и началось, – Саня вкратце обрисовал историю болезни гномьего короля. Я, конечно, не специалист в психиатрии, но по описанию здорово смахивало на биполярное расстройство. И подлец Саня знал, и не предупредил меня до сих пор. Конечно, на буйного король гномов не похож, но кто знает, как сдвигает крышу у гномов, да тут еще и посттравматическое расстройство может подключиться… я пребывала в шоке, но Саня не остановился на этом:
– А Трандуил вообще пьет последние лет шестьсот. С ним договориться нельзя в принципе.
Отличная компания королей подобралась. Убежденный пацифист, параноик с обострением и заядлый алкоголик. Всё как дома.
Так, на четвертый день я впервые заметила, что кроме врачей и больных в мире полно явлений и событий, и что-то происходит, пока мы тут врачуем и всячески извращаемся, пытаясь всех спасти. Я мотала на ус. Вскрылась, например, причина неразберихи в первые двое суток. Гномы и эльфы друг с другом никогда не работали, а Эсгаротское Братство в результате пожара оказалось полностью лишено инструментов и аптеки. Спасли, что успели.
К тому же, погиб их главный изобретатель, от которого осталась одна лишь книжица, накарябанная настоящим врачебным почерком.
– Там была даже такая штучка, как наружное дыхало, – мечтательно говорил мне пожилой врач, с которым я уже несколько раз оперировала, мастер Боргунд, – из мехов и серебряных трубок.
Я восхитилась беднягой, додумавшимся до искусственной вентиляции легких. Заодно перестала считать окружающих меня людей варварами. В конце концов, читать для того, чтобы быть хорошим хирургом, вовсе не обязательно, тем более здесь. Никакой жизни не хватит разобраться в местных закорючках.
Эсгаротское Братство, хоть и уступало в оснащении лихолесским эльфам, представляло собой уникальный профсоюз. Принимали в Братство не всех, за соблюдением правил тщательно следили, даже клятва какая-то своя была. Жили достаточно дружно – по медицинским меркам. Уводили друг у друга жен и зажиточных пациентов, подсиживали, но еще – строили друг другу дома и помогали в беде.
Было на что посмотреть и чему поучиться.
– Я тоже хочу братство, – сообщила Эля, – давайте изобретем свое.
– Миндздрав уже изобрел, – мне не хотелось признаваться в схожем желании.
– Просветлейте лицами, Братство Шприца! – возвестил Саня, широкими шагами врываясь на склад, – пришел обоз из Дейла. Разгружаемся.
– Что там?
– Бинты, чеснок, самогон.
– Негусто, – при мысли о том, что я еще раз вдохну неповторимый аромат местной сивухи, желудок скрутило спазмом, – нет ничего больше?
– Милочка, это Эсгарот, – вступил господин Боргунд, волоча гигантский тюк упомянутого чеснока с улицы, – там, кроме рыбы, ничего больше не было никогда.
– А как люди жили?
– Торговали.
– Чем?
– Рыбой.
Мне резко расхотелось вступать в Эсгаротское Братство. Пожалуй, стоит подумать о Лихолесье – торговали любители натуральных и экологически чистых продуктов чем-то более приятным и менее дурнопахнущим.
***
Лара в последний раз перепроверила повязку Бофура, и гном неожиданно попробовал сесть. Не удалось: охнул и упал назад.
– Бофур! Я сколько раз сказала: лежать! Ты не встанешь сегодня. И завтра. И не сядешь. Два дня как в себя пришел, еще два дня будешь лежать. Терпи, это надолго.
– Голова кружится, – слабо подал голос тот, как будто извиняясь.
– Крови много потерял, вот и кружится.
– А куда всех остальных убрали? – гном оглянулся, – что, все… того…
– Уплотнение у нас, – вздохнула Лариса, – тебя просто нельзя двигать, вот и оставили. Тебя, вон там еще мужик из Эсгарота спит, просто его не видно. И наши врачи тоже здесь ночуют.
– Мастер Саннэ?
– А он не спит, – ухмыльнулась Лара, – он впадает в эльфийскую кому и черпает энергию в транскосмических лучах…
– Детка, я все слышал! – врач вырос словно из-под земли у койки гнома. – Ну что, господин хороший, как ваше ничего?
С битвы прошло шесть дней. Медики всего госпиталя повеселели: наконец-то кто-то догадался доставить им запасы сносной провизии и дров. Правда, все как один зло смотрели на воинские стоянки поодаль. Там костры, не жалея дров, жгли каждую ночь, оттуда слышались дикие вопли и пьяные песни.
Битва воинов закончилась, сражение врачей продолжалось.
Появились и первые трофеи: Эля, сияя и радуясь, нарисовалась на складе в светло-сиреневом платье, расшитом жемчугом. Платье выглядело абсолютно новым, а материал здорово смахивал на парчу. Лара, впрочем, парчи никогда не видела и только рот открыла.
– Мне Торин подарил, – с ходу сообщила довольная медсестра, – и вот еще, смотри…
Она вытянула вперед руки, унизанные кольцами. На некоторых пальцах их было по два. Лара закрыла рот.
– Признавайся, ты ему итилиенского мха в суп накрошила?
– Зеркала не найдется? – вертясь во все стороны, кокетливо поинтересовалась девушка, – может, у эльфов?
– В инструментах посмотри.
– А если в большом лагере…
– Ты сунешься к пьяной солдатне в таком виде? Не рекомендую.
– Лара, ты так зубами скрежещешь, осторожнее, – пропела, не дослушав, Эля, приподнимая расшитый подол и направляясь к выходу, – здесь стоматология не на том уровне. Хотя, золотые зубы… тебе пойдут.
Пританцовывая, она удалилась. Лара закатила глаза к потолку и коротко, но ёмко, высказалась на родном языке.
– Забавно получилось, если ей это нравится, – вдруг довольный голос Нори вывел ее из прострации, – скажи, Ларис, она думает, что Торин ее так добивается, что ли?
– А разве нет?
– Он ей платье подарил, – хмыкнул Нори, – женщине!
– Еще и цацки к нему, – пискнул Ори.
– Объясняйте, товарищи гномы.
– Просто драгоценности – это ничего не значит. Все зависит от второго дара. Узбад символически откупился от нежелательного внимания. Платье – это не шуба, не платок даже, – наконец, заговорил Бофур из своего угла, – все равно, что сказать «Прикройся».
– Как бы сказать «Не хочу тебя видеть», – добавил Нори.
– «Глаза б мои не смотрели!» – это снова был Ори.
– Да и Торин по этой части совсем не…
Что с Торином не так, Лариса не узнала, потому что прибыл долгожданный обоз из Лихолесья, и у большого костра намечалась врачебная свара: распределяли всем необходимые обезболивающие.
***
Как говорится, «Мы делили апельсин. Много наших полегло…».
Эльфы били лезущих на обоз наглых гномов по рукам. Помогало плохо. Пока сражались с гномами, скромные и тихие целители Эсгарота вытягивали необходимое с другой стороны. Возвышался надо всем этим эльф в чем-то, напоминающем сутану небесно-голубого оттенка, и отчаянно пытался воззвать к народной совести и профессиональной гордости:
– Братья! Коллеги! Мы же все на одной стороне! Мы должны быть терпеливы…
– Ты опоздал на шесть дней, сучара! – ловко подпрыгнул и плюнул в сторону эльфа какой-то замызганный молодой гном с ужасно кривым швом поперек скулы, – хуле сразу не явились? Мы тут уже всех багульником поперетравили нахрен!
– Правильно, Гилри!
– Так его! Эй, морда, а ну-ка… терпели мы! Уж так натерпелись, чтоб тебя гоблины драли…
Эльфы тоже ругались. Только на синдарине. Лица у них были не такие выразительные, но горящие нехорошим огнем глаза и шипящие интонации сомнений не оставляли: опоздавших сородичей они не хвалили.
Времени на перегруппировку тратить не стали, и лекарства почти сразу растащили по местам назначения. Кое-что осело и на складе. На непродолжительное время в лагере воцарился мир и покой.
За следующие полтора часа я успела приобщить полезного, хотя и постоянно тормозящего Ори к делу: замочить бинты, отстирать, прокипятить, следить за огнем под чаном, где бултыхались ножи, зажимы и фиксаторы (не знаю местного термина, но в нашем мире это были именно они). Пока Ори был занят огнем, я пыталась найти кого-нибудь, чтобы озадачить водой. Но хитрый Нори испарился за долю секунды, стоило мне появиться на пороге шатра с ведрами.
Путь к источнику лежал через весь лагерь. Уже знакомые лица встречались все чаще. Странное дело, как и в больнице дома. Мир делится для тебя на коллег и больных. Коллег узнаешь за версту. Больных стараешься не запоминать, а потом и стараться не приходится, получается само.
Хотя некоторые коллеги сами чем-то больны. Возможно, неизлечимо. Так я подумала, найдя разряженную Элю почти у родника. Нет, ну только взгляните. Гвозди бы делать из этих людей: она брила ноги чьим-то кинжалом у начинавшего обледеневать болотца.
– Эля, я тобой восхищаюсь.
Девушка вздрогнула, но расслабилась, увидев меня.
– А, это ты. Я уж испугалась.
– Чего? Что тебя кто-то придет совращать раньше его величества Дубозада?
– Какая ты злая, – не поддалась блондинка, – нет, просто я взяла его… ножик. Не могу без эпиляции.
Перед моими глазами предстала картина Элиной головы над входом в королевский шатер наследника Дурина.
– Скажи, что я ослышалась.
– А что мне, волосатой ходить, что ли? Я и так уже на йети похожа.
– Тэ мэрав мэ! Ты с ума сошла? – я вовремя понизила голос и теперь шипела, – это! королевский! кинжал! Оружие воина! Там полно бритв, других ножей, скальпелей из обсидиана – нет, тебе обязательно надо было брить причинные места кинжалом Торина? И кстати, гномы вроде любят волосатых женщин.
Этот аргумент заставил ее призадуматься, но затем она продолжила свое черное дело со спокойствием Будды:
– Не попробуешь, не узнаешь.
Откуда в моих друзьях этот долбанный фатализм?
– Как там его величество, кстати? Не поддается?
– У меня появилась альтернатива, – Эля придирчиво изучила свои, надо признать, стройные ножки, и осталась вполне довольна увиденным, – там еще лежит его племянник Кили, а около вьется старший наследник Фили. Оба красавцы. А что низковаты для меня, так это ничего.
– Эля. Я тут слышала имя такое, Моргот. Кто-то кого-то к нему посылал. Может, обратишь внимание? Наверняка тоже завидный мужчина. На что хочешь спорю, холостой…
Ну почему одним короли и королевские племянники, а другим бесконечная стирка и судна из-под двух десятков мужиков?
Возвращалась я в смешанном состоянии духа. Встретила замотанного Вишневского. Вопреки обыкновению, он поздоровался первый. Вид у него был усталый и совершенно затраханный.
– Ты что, остроухий? Перебрал?
– Не я. За…мучали они меня, – вздохнул фармацевт, оправдывая мое предположение о его состоянии, и размял плечи с хрустом, – то горькое, это недостаточно сладкое, от третьего тошнит.
– Кто?
– Да Трандуилионы, чтоб им…
Внезапно он осекся, потом оглянулся несколько затравленно. Но видимо, желание хоть с кем-то поделиться было сильнее опасений, и эльф продолжил:
– Ну день ты пьешь. Ну два. Но на третий остановиться можно. А я их величество трезви, да непременно вкусненьким, все по губам читай, когда они только «му» сказать могут.
– Сочувствую. А эти ионы… это кто такие?
– Да родственнички его младшие. Сынок и племяшки, двоюродные-троюродные. Вот уж лет четыреста ждут, кто кого перепьет. Трон-то один в Лихолесье… а вот на днях король Дейла завалится со своим сбродом – и все, пропадай, моя голова.
– А что так?
– Отмечать начнут.
То есть, это они еще даже не начинали. А земля по ночам дрожит и крики страшные от того, что скорбят, видимо. Какой же здесь темпераментный народ.
– Переселяйся к нам, – чистосердечно предложила я, снова поднимая ведро с водой, – нечего тебе на оргии королевские отвлекаться, хоть иногда спать тоже надо.
– Не могу, – буркнул Вишневский угрюмо, – их величество ко мне привыкли, ибо я их личный дегустатор двести лет подряд был. Вот и в отставку вроде вышел, а все равно…
Махнул рукой и убрел куда-то.
Ну нет, подумалось мне. В Лихолесье тоже что-то неохота. И к гномам не пойду – зашибут ненароком, горячие хлопцы. Останусь при нашем Братстве Шприца. От добра добра не ищут…
Комментарий к Приглашение в Братство
Ум хару – Плохая рана (синд.)
Башымо – Бред (цыг.)
Тэ мэрав мэ! – Умереть мне! (цыг.)
========== О пользе личной гигиены ==========
Закончив с очередной перевязкой господина Бильбо Бэггинса из Шира, Саня решительно взял себе полтора часа перерыва на подумать. Подумать было о чем.
Вокруг определенно было Средиземье. Перед ним совершенно точно лежал без сознания обладатель страшного кольца. Возникали несколько закономерных вопросов: почему ранен Бильбо так, как должен был быть ранен Торин, где кольцо, и какова роль Сани во всей этой истории?
Если вдуматься, несостыковок с версией, известной на Земле, насчитывалось немало. И все они имели какой-то подтекст, что-то значили, словно представляя собой специально сочиненную загадку. Кем же? Случайно ли возникла эта загадка? Саня перебирал тысячи теорий, и никак не мог найти подходящую.
Прошли девять дней. Девять дней, наполненных постоянной тяжелой работой в чужом мире, где самые простые вещи были недоступны. А через несколько часов обещали начать прибывать переселенцы, жаждущие получить место в Горе, и предсказать, что из этого выйдет, не мог никто.
Не теряли ли они драгоценное время? Саня много раз с момента попадания в Средиземье и ровно до мгновения, когда увидел Торина Дубощита, думал о том, как он будет лечить раненых. Как и кого. Будет ли. Сможет ли выбрать между жизнями нескольких одинаково тяжелых пациентов. Рискнет ли изменить ход истории.
Пока не выяснил, что история давным-давно изменилась сама.
Лара ни о чем не думала – она работала. Эля радовалась – чего еще хотеть, любимые герои живы! А вот Саню одолевали сомнения самого разного рода.
– И что ты хочешь сказать? – оборвала его излияния в очередной раз Лариса, – накурился опять со своей эльфийкой? Нам теперь надо на тот свет отправить всех, кого мы лечили, или как?
– Мири чхаёри, я о том, что нам и не пришлось спасать никого из тех, кто должен был умереть. Даже Кили. Его бы спасли и без нас. В отличие от Бильбо.
– Кили? Напомни…
– Забудь, не в этом дело. Зачем мы здесь, Лара?
Она вытянулась во весь свой небольшой рост и отвесила ему подзатыльник.
– Ты меня спрашиваешь?
Нет, к философии боевая подруга не была расположена. Это и в нормальной жизни случалось редко. Несмотря на двенадцать лет знакомства, Лариса оставалась для него тайной за семью печатями. Иногда казалось, она не задумывается над жизнью вообще. Но случалось ей выдавать редкие сентенции, полные недоступной больше никому мудрости.
И сохранять при всей своей немыслимой откровенности неуловимую отстраненность, невидимую броню, которую и не ощутишь, пока при недопустимом приближении она не вопьется шипами.
А все-таки хорошо, что Ларка с ним здесь. Вместе как-нибудь разберутся. Саня вздохнул и вновь склонился над мирно спящим Бильбо Бэггинсом. Ну подумать только! Он – хоббитский реаниматолог!
***
Целая вечность минула со дня нашего экстремального перемещения между мирами. Я теряла главные рабочие навыки: отмирал автоматизм заполнения выездной карты, забывались три основных вопроса: «можно не разуваться?», «почему раньше не обращались к врачу?» и «где страховой полис?».
На врачей нагрузка постепенно снижалась, а вот на меня увеличивалась. Всем нужно было всё. Постоянно чего-то не хватало, и я и помогавшие мне с ног сбивались, пытаясь пересчитать все необходимые котлы, простыни, бутылки и банки, ножи и топоры. Психовала я пуще прежнего. Если что-то пропадало, прекращала выдачу, пока не находила пропажу. Не чаще пяти раз в день ко мне являлись скандалить гномы, чьи инструменты я выдала эльфам, а те – ну надо же! – не вернули их спустя пятнадцать минут. Из эльфов изрядным скандалистом оказался хирург Идрен – меня он невзлюбил и постоянно пытался поймать на растрате драгоценных снадобий вроде паучьего яда-миорелаксанта. А мастер Боргунд и его помощники не уставали этот самый яд клянчить.
В результате у меня выработался рефлекс отвечать «нет» на любой вопрос, заданный любым посетителем.
– Есть длинный эльфийский пинцет на…
– Нет!
– А льняное масло? А касторка? Или уголь?
– Нет!
– Выйдешь за меня?
– Саня, идиот, отвали! Нет!
От безысходности начала пробовать сочинить что-нибудь дельное, вроде капельницы из подручных средств. Как оказалось, я могу соорудить аппарат Илизарова – откуда вообще в моей памяти всплывали те или иные детали, понять не могла, отличницей не была никогда. Но стоило покорпеть полтора часика в компании гномов над чертежами – и еще восемнадцать коек в госпитале освободились, всех поломанных их соотечественников отправили на растяжку в Гору. В Гору, как я понимала, здесь отправляли всех стабильных пациентов, по крайней мере, из гномов. По какому принципу (и главное, куда – неужто в воинский лагерь, чтоб они там спились?) выписывали остальных, угадать так и не довелось.
Моим лучом света в царстве мглы стал, конечно, Ори. Читать и писать он умел, радовался этому делу, и всего за два дня склад из приюта первозданной энтропии превратился в полноценную работающую систему хранения. Заодно у нас появился нормальный учет.
Впрочем, Ори нравился мне не только своими рабочими качествами. На вид и по поведению ему было лет семнадцать-девятнадцать, но с нашей молодежью нельзя было и сравнить. Миловидный, но робкий, Ори совсем не умел обращаться с женщинами, и я радовалась любой возможности подшутить над ним и смутить его. Многого не требовалось, достаточно было просто улыбнуться.
Нори, несомненно, эти благие устремления одобрял, да и тиранил братца похлеще моего. Сам, гад, умудрялся исчезать, стоило мне только подумать о том, чтобы привлечь его к работе. Я вообще не уверена, что смогла добиться от него хоть какого-то мало-мальски результативного труда, но имитировал бурную деятельность он мастерски.
– Нори нельзя заставить работать, – поделился семейной бедой Ори, отдувавшийся за двоих, – еще никому не удалось…
Ну что ж, не будем биться в закрытую дверь. Назначив про себя Нори стражем склада, я просто смирилась с его бесцельным околачиванием возле трудолюбивого младшего брата, и на том и порешили.
Вообще, обстановка на складе оздоровилась с тех пор как убрали операционный стол и провели инвентаризацию. Правда, все равно было холодновато, это немного нарушало уют. Я утеплялась многослойными одеяниями и скоро стала напоминать вокзальную попрошайку. Кроссовки обещали долго жить, и нужно было найти сапоги. К гномам обратилась с опаской, памятуя об особом их отношении к подаркам:
– А вот юбку, которую мне брат Бофура подарил… можно считать намеком, как с Элей?
Гномы протестовали и пытались объяснить разницу. Вникнуть было тяжело.
Последнее слово всегда оставалось за Бофуром:
– Вот если бы он золото принес и горкой сложил – то да, это намек. Или если бы я сам тебе по монете за каждую перевязку в чулок опускал.
Я представила себе такую картину в родной больнице и долго смеялась. На Бофура вообще можно было приглашать, как на Петросяна. С каждым днем ему становилось лучше, и он все больше включался в общение, чем приятно скрашивал мою рутину. Правда, с тех пор, как рядом появились его друзья, ухаживать за собой мужчина мне не позволял и весьма рьяно подтягивал к груди одеяло, стоило в процессе зайти на склад.
– Я тебя видела не то что голым, а даже изнутри, – пыталась я ему втолковать, – можешь не прятаться!
– Когда ты меня видела голым – я тебя не видел, – ответно сообщал мне он.
Но гном не только веселил и хохмил. Руки у него были приделаны к нужному месту, и, едва оклемавшись, он уже пробовал работать. Выстругал мне за полчаса гребень, ложку, тарелку, и долго извинялся, что нет под рукой качественного материала, правильного ножа, идеального точильного камня…
– Я причесываюсь первый раз за неизмеримое количество времени, а ты! – и я вложила в волосы гребень, который даже был украшен незатейливым рисунком, – цены тебе нет, Бофур!
– А у вас делают только такие украшения, как на тебе? – полюбопытствовал окрыленный похвалой гном, – или посолиднее тоже?
– Посолиднее? Что ты имеешь в виду? – кроме колечек в ушах и одного более чем скромного серебряного браслета на мне не было ничего.
– Тебе нужны другие, – тоном железобетонной уверенности сообщил Бофур, – эти сделаны не для тебя. Чужие – это только металл.
– У нас вообще почти все украшения делаются массово. Они не для кого-то. Просто копии.
– Фу, гадость! – дружно возмутились гномы.
– Нет, Ларис, так нельзя, – мягко продолжил Бофур, поглаживая заготовку, что держал в руках, – в украшениях должна быть видна душа женщины. Вот закончим со всем этим – и такие тебе справим, ошалеешь.
От одного обещания можно было ошалеть. Гномы кивали, осуждая нравы моего мира. А Бофур все гладил кусок дерева в своих руках, делая это нарочито медленно и как-то… эротично? При этом иногда поглядывая на меня.
Выздоравливает мужик.
На тринадцатый день можно было официально признать: госпиталь состоялся. Мы бы пережили визит любой средиземной комиссии. Эльфы даже озаботились – внезапно! – организацией временной канализации в виде спонтанно разбросанных конструкций типа «деревенский сортир» вместо выгребных ям, которые, как заминированные рвы, отделяли нас от стоянки армий. Может, и не зря отделяли.
Направив на благое дело ассенизации нерадивую эсгаротскую молодежь, искавшую лучшей жизни, сами остроухие пытались привить свои представления о гигиене, раздавая всем подряд вполне приличное мыло и намереваясь внедрить мытьё рук перед едой. Смысла в этом массовом мероприятии было немного, ведь воду в основном доставляли из озера, которым в качестве канализации – причем, постоянной – пользовался целый город. Боюсь, я не смогла бы так спокойно попивать свой травяной чай, если бы хоть раз увидела, что волны оставляют после отлива на берегах.
Три родника с чистой ключевой водой после того, как некие бравые вояки в одном из них, подвыпив, моржевали, оцепили вооруженные эльфийские стражи: воду оттуда мы использовали для лечебных нужд. Пару раз я засекала поблизости без дела слонявшуюся Элю. Где она теперь брила ноги, осталось для меня тайной. Зато ее гардеробчик регулярно пополнялся. Так и подмывало намекнуть королю гномов о том, что он лишь крепче увязает со своими отдарками. Но Торин от услуг своей добровольной сиделки и традиционным способом пытался отказаться, тем более, что ему уже не требовалось снимать перед ней штаны дважды в день для обработок и перевязок. Однако уход все еще требовался его племяннику, а значит, никуда не девалась и Эля. Мне становилось жаль бедного Дубощита.
Но потом я вспоминала, что королям была доступна роскошь в виде горячей воды, и жалость испарялась. Мы ее, кроме как в котлах с бинтами, не видели, да и те набивали все плотнее. Дров не было уже нигде. Как мне объяснили, все деревья в округе пожег дракон.
На мой взгляд, в деле также была задействована незаконная вырубка – кое-где я видела следы волока бревен, но спорить не хотелось.
Мне начала сниться ванная. Баня на даче. И больничная душевая. Я чувствовала себя такой грязной, что мне самой от себя было противно даже во сне. А еще противнее от восторженно-влюбленных взглядов Ори. В моем присутствии юноша-гном бледнел, тормозил и терял дар речи – диагноз поставить было несложно. Я гордилась: когда-то с таких же взглядов в адрес одного врача начался мой интерес к лекарскому делу. Влюбленность угасла, интерес остался. Может, у Ори впереди блестящая карьера?
Это же будет катастрофа, если бедный Ромео получит травму на всю жизнь, подойдя ко мне чуть ближе десяти шагов и учуяв весь тот смрад, что меня окружает. Чего доброго, отринет медицину, возненавидит женский пол, сменит ориентацию. Все мы были грязны, но меня это уже не утешало. Я старалась не смотреть на свои руки: все лучше можно было разглядеть, докуда я их мыла по сто раз на дню, а каких частей вода не касалась вот уже две недели ровно.
С этим надо было что-то делать срочно.
***
Увидев Вишневского, Лара перегородила ему дорогу с самым решительным видом. Выглядело это комично: высокому даже среди эльфов фармацевту она доставала чуть выше солнечного сплетения.
– А ну стоять, чистюля! Колись: где вы, остроухие, моетесь?
Эльф, уже привыкший к маленькой целительнице, не удивился вопросу.
– Походная мыльня. И не надейся.
Двинулся было дальше, но юркая Лариса снова возникла перед ним.
– Почему?
– Только для своих.
– Ну ты и сволочь, Вишневский.
– Я ни при чем, таковы порядки, – эльф отчаялся сбежать, куда бы он ни повернулся, она появлялась там мгновенно, – у нас тоже очередь, нет воды, норма помыва – раз в три дня.
– Какая трагедия, скажите. Я две недели разлагаюсь заживо, имей совесть, мэллон!
– Не пытайся подкупить меня своим похабным коверканьем синдарина.
Кружа вокруг эльфа, Лариса добралась с ним почти до окраин эльфийской части госпиталя – той, которая плавно перетекала в их воинскую стоянку. Чистоты здесь было чуть больше, чем в основном лагере. Вот и сейчас вокруг королевского шатра эльфийские воины старательно подбирали оставшийся с пирушки накануне мусор. Лара прищурилась, глядя на роскошную вышивку на пологе шатра, и эльф поймал ее пристальный взгляд.
