Текст книги "Cure Te Ipsum (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
========== Вторая Смена ==========
Предчувствия иногда оправдываются. Знаете, с утра встанешь – и ясно сразу, что день удался. Или не удался. Чайник долго не вскипает, пока не выясняется, что штепсель опять кто-то выдернул из розетки. Потом автобус уходит из-под носа, маршрутка опять застревает в пробке, светофоры все горят красным или не горят вообще.
Тот день обещал быть удачным с самого начала. Ничто не предвещало, как говорится. Позвонила тетя из Молдовы. Она и шесть моих двоюродных родственников собирались в Россию. Позвонил брат, недавно в очередной раз переехавший – из Петропавловска в Анадырь. Цыганские гены заставляли его колесить по стране, но выбирал он отчего-то самые удаленные регионы. Мы всегда думали, выбирает он их по принципу – чтоб не добралась вся многочисленная родня. Добирались все равно. Ездить далеко любили все.
Позвонила мама – на даче поспели первые зимние яблоки. Позвонила сестра – она опять была беременна и спешила мне сообщить, что я решительно неправа, занимаясь чем угодно кроме поиска мужа и произведения на свет потомства. Позвонил зять – извиниться за звонок сестры.
Обычное утро. На работе сутки тоже удались довольно спокойные. Бабушки с давлением и приступами одиночества, дедушки с ишемией и ностальгией, тетушки с истерией и подростки с симуляцией. Нормальный день для скоропомощника.
Еще был мужик с флюсом и температурой. И боязнью стоматологов. И девушка с подозрением на внематочную – оказалось, пищевое отравление. Ничего серьезного, и слава Богу.
Пожалуй, день подпортил только тот факт, что сегодня у нас начинала работать новенькая, Эля. Мы уже сталкивались раньше, и она мне категорически не нравилась. Миловидная, улыбчивая, надоедливая девица, влюбчивая и липучая. За время нашего шапочного знакомства она перевлюблялась едва ли не во всю больницу. Благо, немного той больницы в провинциальном городке.
Методично опрашивая очередную пенсионерку о симптомах ее заболевания и выслушивая в ответ тираду о потере смысла жизни, я планировала поездку на дачу. Наш водитель тоже собирался, а мы, по счастью, были дачными соседями. Закрывать на зиму розы было, пожалуй, рановато, но следовало озаботиться старой малиной и зарослями ивняка. На выходные у меня были самые глобальные планы.
Если бы я знала, какой сюрприз меня ожидает!
***
– Максимыч, ты что туда напихал? – пыхтя, спросил Саня, втискивая набитую картонную коробку под сиденье медицинской «буханки», – ты, вроде, на дачу собрался, а не в партизанское подполье. А тут какие-то железки…
– Генератор и кое-что по ремонту, – ворчливо ответил Максимыч, закуривая.
– Не кури в салоне! – вмешалась Лара. Она уже надела белый халат и теперь с горечью разглядывала подпалины от утюга. Опять сестра-хозяйка не передвинула стрелочки с тройки на единичку.
– Максимыч, ты бы не курил в самом деле. С нами сегодня новенькая, нехорошо деморализовывать коллектив с самого юного возраста.
– Пусть привыкает, – сплюнул водитель в сторону.
После дежурства Максимыч обещал отвезти Лару на дачу к ее родственникам, а сам намеревался отправиться на свою. Служебный транспорт официально нельзя было использовать, но в маленьком городке на маленькой подстанции на это с недавних пор окончательно закрыли глаза. В конце концов, Максимыч своими золотыми руками ремонтировал видавший виды уазик, сам дозаправлял, когда бензина не хватало – что случалось с урезанием бюджета все чаще, и можно было позволить ему небольшую вольность.
Потому сейчас, после суток, машина была доверху забита различным скарбом, не имевшим к медицине никакого отношения. Большая часть его принадлежала Ларе, значительная – Максимычу. Саниного здесь были только три блока сигарет и пакет из Ашана.
– Здрасьте, – появилась, наконец, новенькая, – я Эля.
– Александр, – важно представился Саня, – это Федор Максимович, это – Лариса.
– Мы знакомы, – процедила та.
– Вызов есть?
– Да вот, ждем…
Минут десять убили на курение и разговоры о погоде. Хотя стоял конец августа, лето уже сдало свои позиции ранней осени, и было зябко.
– Эх! Вот бы сейчас сидеть у печки, смотреть на огонь и никуда не торопиться, – вздохнул Саня, подмигивая Ларе, – повезло тебе.
– Добро пожаловать в наш табор, – вздохнула она, – там к печке не протолкнешься, да и от печки название одно, буржуйка из восьмидесятых…
– А то тебе это не нравится. А чего хочется тогда?
– Купить новый стол, новую скатерть, новую квартиру. Убрать в подвал малиновое варенье. Кастрировать соседского кота. Найти мужчину моей мечты… – принялась меланхолично загибать пальцы Лара.
– А ты, Максимыч, чего хочешь?
– Чемпионат по хоккею. И чтоб наши канадцев уделали, – буркнул тот.
– Примитивно это, Максимыч, – не унимался Саня.
Лара закатила глаза: напарник явно рисовался перед новенькой. Эля, распахнув ясные голубые глаза, глядела на него безотрывно. Несомненно, уже готова была влюбиться.
– Ребят, вызов! – с крыльца донесся громкий голос, – Врубите уже рацию, наконец!
– Сломалась. Куда едем? – Максимыч мгновенно приободрился.
– На Двадцать Лет Октября, дом восемьдесят восемь. Бабуля с давлением.
– Жалко. Ерунда, – вздохнула Эля. На нее синхронно оглянулись и Саня, и Лара. Посмотрели друг на друга.
– А ты хотела огнестрел, что ли? – осторожно поинтересовалась Лариса. – Радуйся!
Новенькая смолчала в ответ, но очевидно стало, что бабулю с давлением она за большой медицинский подвиг не считала.
Максимыч завел машину.
– А почему врач сзади, а фельдшер спереди? – выдала Эля. Лара посмотрела на нее с явным отвращением во взгляде.
– У меня ноги туда не влезут, – добродушно пояснил Саня, – а Ларка мелкая. Максимыч, ты в медсанчасть заедешь завтра? Там какие-то стулья ненужные были, говорили забрать.
– Заеду, заеду…
– Саня, что-то я чемоданчика не найду, – вдруг заметила Лара, устраиваясь поудобнее спереди, – а ты аптеку-то собрал? Я только детскую вижу.
– Взял. А это хирурги покупали, оставили что-то.
– Тут три коробки зеленки.
– Нет, не там. Эля, уберись отсюда! – Саня скрылся под носилками, что занимали большую часть свободного пространства. – Лара, детка, тут твоего барахла на три сезона. Тазы какие-то…
– Это ящики для рассады.
– Сентябрь на носу, зачем тебе рассада? Нет, тут нету. А тут что? А тут шприцы… Эля, брысь!
Саня, продолжая ворчать, отыскивал в недрах буханки то запасы тушенки Максимыча, то изобилие дачных покупок Лары. Наконец на руках врача высилась целая башня коробок с лекарствами и перевязочными средствами. Такая же, только из синих чемоданчиков, наличествовала на коленях Эли.
– Это чо за бардак у тебя в тачке? Главный давно не вставлял люлей?
– Порядки наводить дома будешь. Литичка при тебе? Ну вот ее и будем кушать. Бабульке восемьдесят шесть, ей все эти сокровища зачем?
Незаметно добрались до улицы Двадцати Лет Октября. Лара всегда невольно кривилась: ведь, по сути, двадцать лет с революции – это тридцать седьмой год, эпоха жесточайших репрессий. Вот уже проехали сороковые дома. Немного помедлили, объезжая лужи на разбитой дороге – неподалеку строители парковали тяжелую технику. Фонари отражались в многочисленных лужах.
Саня с коробками и Эля с чемоданами сидели у носилок. Максимыч трепетно настраивал магнитолу. Лара бездумно смотрела в ночную осеннюю тьму, раскрашенную редкими фонарями и красными кронами кленов в их неровном электрическом свете. Стояла морось. Над речкой наверняка будет туман с утра. Даже ларек с сигаретами и тот весь в капельках дождя. Настоящая осень…
Внезапно завизжали тормоза, машину бросило вперед, Лара успела закрыть лицо руками, услышать визг Эли и смачный мат Максимыча:
–…твою налево, рессора!
И все вдруг померкло.
***
– Ларка! Ларка, ты жива?
Голос Сани вырывал меня из небытия очень настойчиво, хотя полежать еще хотелось. С трудом сфокусировав взгляд, я обнаружила над собой своего встревоженного друга, не менее испуганную бледную Элю и пасмурное серое небо…
Стоп. День? Это где я провалялась двенадцать часов? На улице?
– А Дэвла… Саня… – вышло хрипло, – Саня, что это было?
– Если бы я знал, – вздохнул он и подхватил меня под плечи, – давай, детка, приходи в себя. Нам тут без тебя никак не справиться. Тут лютый ад!
«Справиться» – последнее слово, которое я сейчас желала бы слышать. Я с собой сейчас не особо справляюсь. Особенно с левым запястьем. Видимо, сильно ударилась при аварии.
– Кто в нас въехал? – иного предположить не могла, Максимыч водит тридцать лет, и крайне при этом аккуратно, – что-то тяжелое? Жмуры есть?
– Да тут одни жмуры, – пробормотал Саня.
– Лара, мы куда-то попали, – это плаксиво вступила Эля, – посмотри вокруг!
Да. Это явно была не улица Двадцати Лет Октября. И вряд ли наш любимый Энск. Прежде всего, мы находились на открытом пространстве, и прямо передо мной высилась настоящая горная гряда. Вдобавок, было зверски холодно, дул пронизывающий ледяной ветер. Кроме ветра и гор, я обнаружила, что кроме нас, тут еще уйма народа, и все чрезвычайно плохо выглядят. Большая часть была абсолютно точно мертва.
Мутило от того, что мы видели, нехило. Но отчего-то, глядя на мертвые тела, я искала взглядом, возможно, неосознанно, выживших. Как будто ни на секунду не сомневаясь, что они найдутся.
Странное дело, мертвый человек почти всегда отличается от живого. Но когда речь о поле боя – а тут шла речь скорее о побоище – то спутать очень легко. Бело-серые лицами и в брызгах крови, все грязные. Все лежат в странных позах вповалку. Наверное, нет ничего ужаснее, чем умирать среди трупов, зная, что тебя просто не заметили, посчитав еще одним… вот там что-то шевелится, кажется.
– Э дей мури! Саня, – я с трудом начала подниматься, для чего сначала пришлось перекатиться и встать на четвереньки, – смотри. Там один живчик есть…
Саня дернул Элю и направился в указанную сторону. Рядом с собой я обнаружила сложенные коробки и два чемоданчика. Малодушно понадеялась на что-нибудь обезболивающее для себя. Не хотелось думать, что я уже очнулась, что кругом страшная реальность какого-то сумасшествия. Каким ветром нас занесло сюда? И если вокруг столько мертвецов, не грозит ли нам то же, что и им?
– Давай оклемывайся! – заорал вдруг Саня, и меня от тона его голоса почти подбросило на ноги, хотя прямо стоять все равно не получалось. – Ларка, тут такое!
Что «такое», я поняла, подобравшись к ребятам. Эля окаменела, вцепившись в левый рукав Саниного халата. Я сделала точно то же самое, вцепившись в правый.
За небольшим холмиком, усыпанным телами павших, перед нами открылся незабываемый вид: порядка полусотни шатров, еще пара сотен палаток и, очевидно, все выжившие победившей стороны. Суетились они как муравьи, а свершившаяся победа, кажется, пришла не более чем полчаса назад, потому что в нашу сторону направлялись десятка три уцелевших с носилками.
– Я это уже видел, – прошептал Саня с горящими глазами, – я знаю, где мы… это как в кино почти… точно, это же оно…
– И я, – пискнула Эля и дернула врача снова, – точно, мы там. То есть, мы здесь.
– Ну дела!
Одна я ни черта не понимала.
Снова тот же звук и неявное шевеление откуда-то из-под ног. Мы разом обернулись. Эля первая рискнула подойти. Молодой темноволосый парень был весь в крови и ею же плевался. Саня схватился за карман, в который по тупой своей привычке обычно засовывал рацию. Я – подвигала в воздухе руками, пытаясь найти спасительный чемоданчик… опомнившись, посмотрели друг на друга, окончательно осознавая ситуацию.
– Потерпи, дружок, – нежно напевала над юношей Эля, оглядываясь на нас поминутно, – сейчас дядя с тетей тебе помогут…
Дядя с тетей, тем временем, продолжали смотреть друг на друга с непередаваемым ужасом.
– Мы ничем ему не поможем, – голос мой сел, – у нас ничего нет, ты понимаешь это? И даже Максимыча с машиной нет почему-то. У нас ни антибиотиков, ни плазмы, ни…
– Прорвемся, – дернул меня за руку друг, упрямо сжав зубы, – а ну не ссать!
– У него, – я бросила короткий взгляд на парня, которого Эля пыталась удержать на месте, – у него ножевое… ох, мечное? Кровопотеря какая, мы не знаем. И он, кажется, вообще не человек… Легкие, Саня! Пневмоторакс! Туберкулез! Все что угодно!
– Не ссать, я сказал! Отставить панику! – Саня, если и был растерян, виду не подавал – настоящий мужик. – Вон тех видишь, с носилками? Чем-то они лечат. Значит, медицина есть. Значит, мы пригодимся.
– А если они решат, что мы враги? А чем лечить? А потом? А как мы вернемся домой?
– Разберемся. Выбора все равно нет. Не околевать же здесь на морозе. Эй, народ! – Саня влез на холмик и помахал рукой фигурам с носилками. – Коллеги! Сюда! Мы тут!
Позже я думала, что это был весьма опрометчивый поступок, но в ту секунду, контуженные своим внезапным перемещением между реальностями двух миров, мы не особо отдавали себе отчет в своих действиях.
И в их последствиях.
***
Вечером того же дня Лара, не спавшая уже двое суток, молча сидела у огня в одном из самых больших шатров и задумчиво курила. Чего-чего, а проблемы с куревом в этом новом мире не было точно. Только на Саню высокие остроухие смотрели как-то странно, когда он закуривал сигарету. Лара сразу заметила их недоуменные взгляды. Остальным, казалось, до прибывших из ниоткуда людей вообще дела не было. Оно и понятно, когда вокруг столько проблем.
За один день Лариса увидела больше мертвых людей, чем за все время учебы, практики и работы. А смертей столько, как она поняла, ни один из врачей ее родного мира не видел никогда. Плохих смертей. Мучительных и бестолковых. От ужаса происходящего и собственного бессилия было хуже всего. Вот если бы этого раненого в оперблок! А для того – пару ампул амоксициллина хотя бы!
Первый найденный раненый уцелел, ну или, по крайней мере, дожил до конца операции. То ли сын местной шишки, то ли сам по себе весь герой, но вокруг него хлопотали сразу несколько лекарей, включая Саню. Кое-как остановив кровотечение и понадеявшись на милосердие Божье, его и остальных после швов, перевязок и ампутаций распределяли по шатрам и палаткам – про себя Лара называла их «палатами». В той, где она находилась сейчас, складировали лекарства и все лекарские принадлежности. Значит, Лариса стала сестрой-хозяйкой. Понижение, если что. Какая нелепость, думать о таком.
Голова гудела, как после хорошей попойки. Особенно становилось плохо, когда кто-то обращался к ней. Язык общения явно был Ларе незнаком, но она отвечала на нем, хоть и с запинками. Но и вопрошающий понимал русский, хотя точно так же этому удивлялся. Правда, к чтению этот неожиданный навык не относился: на попавшие с бригадой незадачливых медиков коробки лекари косились недоверчиво.
Первым делом Лара разобрала их и в раздражении обругала Максимыча. Что ему стоило сложить все лекарства в одно место! Тогда у них был бы большой запас драгоценных анальгетиков и спазмолитиков, а не только коробка бесполезной зеленки, упаковка какого-то очередного фуфломицина, втюханного фармпредставителем, да древний тонометр. Ну и фонендоскопы, оба были заняты на сложных пациентах. Конечно, кое-что еще нашлось, но для серьезных травм было бесполезно.
Здешние целители, к счастью, пользовались арсеналом своих средств весьма умело, а в прибывших быстро распознали коллег. Это единственное, что радовало Ларису. Братство медиков познается в работе быстрее, чем где-либо. На него всегда можно положиться. Вот и табачком поделились.
– Вы из Харадрима? – спрашивали почему-то Лару все подряд.
– Я не здешняя, – отвечала она просто, этим обычно спрашивающие удовлетворялись.
Не до расспросов было.
У операционного стола Ларе стоять практически не пришлось – не больше пятнадцати раз, никак не больше. Правила действовали, что и везде – если врач мог чего-то не делать, он этого не делал, предоставляя заканчивать работу другим, а сам переходя к следующим раненным. Ларисе доставались преимущественно рваные раны, закрытые переломы и бессознательные больные, подозрительные на все беды разом. О том, что там приходится делать Сане и помогавшей ему бедняжке Эле, и где они оба пропадают, думать как-то не хотелось.
Тем временем, коллеги-иномиряне сновали туда и обратно по шатру-складу, сами находили все, что им требовалось. Лара обследовала два ящика и один большой сундук – это оказались бинты, скатанные и, кажется, даже в «стерильной» упаковке из плотной серой ткани. Нашлись местные скальпели и крючки – самой разной формы. С содроганием обнаружила девушка многочисленные секционные ножи. Редкость для Земли. Ампутация последние сто лет неизменно теряла популярность, здесь же использовалась широко.
Зато опасные бритвы, иглы и даже маленькие серебряные катетеры ничуть от земных не отличались. Это заставило Лару слегка приободриться, правда, ненадолго.
– Что, худо? – поинтересовался один из местных врачей – точная копия Сани, только гладко выбритый и остроухий. – Выпей немного, но не перебирай. У нас там некого к столу поставить.
– Я уже не могу…
– Никто не может, я тоже. Надо. Всё потом.
С трудом поднялась Лара на ноги и отправилась за светловолосым. У стола, к которому якобы некого было поставить, наблюдалось некоторое столпотворение. На самом столе – доски, прикрытые какой-то заскорузлой окровавленной тряпкой, заставили Лару вздрогнуть – восседал невысокий коренастый тип, длинноволосый, мрачный и лохматый. В одной руке он держал трубку. Другая безвольно висела, вывихнутая, если не сломанная.
– Ваше величество, надо обработать ранения, – доносилось откуда-то, но Лара не связала обращение с лохматым типом. Тот лишь затянулся и выпустил в сторону говорившего струйку сизого дыма.
– Вот этот, – ткнул в непокорного пациента светловолосый целитель и вытянул Лару вперед, – отказывается от нас. Не хочет у нас лечиться. Свободных больше нет.
– А почему отказывается? – слабо подала голос девушка. Собеседник пожал плечами.
– Ушами не вышли, говорит…
– Она женщина, – проскрипел упрямец со стола, – я перед женщиной без порток щеголять не буду.
– Торин! – взвыл из угла все тот же голос, и Лара увидела там другого невысокого бородача – тоже с трубкой, тоже курящего. – Да смирись уже, такой ты эдакий…
Несколько следующих фраз из диалога были произнесены на недоступном для Лары языке. Тот, кого звали Торин, отвечал сквозь сжатые зубы. Внезапно Лара поняла, что ему очень больно. Но подобных мужчин, особенно из некоторых гордых народов, она за практику насмотрелась. С ними не слишком сложно было управиться. Надо лишь найти нужный момент, и…
– Ну вот и всё, – радостно сообщила она светловолосому, протягивая то, что осталось от штанов упрямца, пока тот отчаянно прикрывался, подтянув колени к груди и пытаясь извернуться на узком столе, – меньше слов, больше дела!
– Я говорил, надо было девчонок звать, – вздохнул светловолосый.
Торин, очевидно, смирившийся с насильственным обнажением своих королевских чресел, решился на другую крайность. Прищурившись и совладав с собой, он распрямился, демонстрируя отсутствие всякого смущения. Только алевшие щеки выдавали его. Покидавшие шатер остроухие хихикали, не таясь.
«Никакого уважения к этике и деонтологии», – весело подумала Лариса, сама не удержавшись от короткой улыбки.
***
«Никакого уважения к этике и деонтологии», – подумала я, пряча неуместную улыбку, кусая губы и исподтишка любуясь своим патлатым пациентом. Ничего так. Посмотреть приятно, даже и сейчас. Мужик был раздосадован до крайности, но свирепо уставился на меня глаза в глаза. Знаю я этот взгляд. Кровь из пальца у таких нельзя брать без литра нашатыря под рукой.
Вздохнула. Нашатыря-то у нас и нет. Саня знает, конечно, как его добывать. Саня все знает… завтра начнет строить здесь новый советский союз. Если уже не начал. А я тут пропадаю со всякими венценосными недобайкерами…
Брутальный король-стесняшка терпеливо сносил мои манипуляции с многочисленными порезами и царапинами на своих королевских ногах. Ноги были мощные, волосатые и прямые – редкость для мужчины с таким телосложением. Убедившись в отсутствии серьезных повреждений, я, кроме вывиха, которым следовало озаботить мужчин покрепче, нашла только глубокий порез на левой ягодице. И не нашла бы и его – мужик явно нервничал, постоянно вертелся, то прикрывая свое выдающееся мужское достоинство, то уворачиваясь от моих рук.
Можно подумать, мне приятно щупать всяких незнакомцев без перчаток.
– Да хватит уже! – наконец, я не выдержала, – тут глубоко задело, и это может быть опасно, зашивать придется все равно!
– Обойдусь, – проскрипел пациент.
– Никак не обойдетесь. Так что повернитесь на живот и лежите смирно, пока я вас побрею…
От слов ли или от вида опасной бритвы в моих руках мужик натурально взвыл, соскочил со стола, но далеко не убежал – запрыгал на одной ноге и скривился. И хорошо: негоже королям метаться в чем мать родила по госпиталю… Не успела я своим уставшим от перегруза мозгом осознать абсурдность ситуации, как в палатку заглянул Саня собственной персоной.
– Что за шум? – сияя, как медный таз, мой напарник производил впечатление счастливейшего во вселенной человека. – Ваше величество! Что не устраивает в ходе лечения?
– Она… хочет меня… – задохнулся в пыхтении нервный тип.
Саня перевел на меня веселый взгляд. Как будто не он не спал двое суток точно так же, как и я. Только меня можно было использовать вместо половой тряпки, а он был бодр и отвратительно энергичен.
– Ножевое, – одними губами сообщила я, – инфицированное как пить дать. Ушивать послойно. Сам глянь.
Затравленно озираясь, его величество все же позволил Сане оглядеть его, кхм, тылы, после чего мой друг пожал плечами.
– Без вариантов. Брить.
– Нет! – и тут-то кое-что прояснилось, потому что голый король ухватился за бороду обеими руками. Минуту мы смотрели на него в полном оторопе. Потом заржали как кони. К счастью, соратники короля выбрали именно этот момент, чтобы появиться в шатре. Возможно, кого-то из нас это спасло от дыбы – король раскраснелся до багрянца и дико злился, полагаю, больше все-таки на себя же.
Краткий ликбез, который громким шепотом проводил мне Саня, пока я зашивала пострадавшую героическую ягодицу нашего несговорчивого пациента, меня уже даже не удивил. Хотя подробности напарник обещал рассказать позже, зная, что я на ногах уже не держусь, и ни хрена не соображаю.
Вот, значит, я в каком-то волшебном мире, про который Саня, большой любитель фантастики, знает едва ли не больше его автора (или предыдущего визитера?). Вот – под моими руками стискивает зубы и жмурит глаза король гномов Торин Второй, который вроде как должен был умереть – да и прочие детали, как заметил Саня, значительно разнятся. Вот эльфы – остроухие дивные создания, премерзко хихикающие над гномьим королем.
– Ты вылитый эльф, если побреешься, – заметила я. Саня с намеком поиграл бровями.
– Думаешь, они не разглядели? И даже угостили кое-чем, что берегут только для своих.
– Долбанный наркоман, – бросила я злобно, уже не сомневаясь в причинах бодрости напарника.
– Знаешь, сколько народу мечтает, чтобы с ними произошло то, что с нами?
– Психов полно, знаю. Наши перспективы туманны.
– Зато мы здесь не безработные!
– Утешил, Саня. Утешил.
Гномы. Короли. Эльфийская дурь. Перемещение между мирами только для того, чтобы жахнуло второй сменой. Я обдумаю это завтра.
Закончив с Торином и проигнорировав его гневные взгляды вместо «спасибо» – дело привычное, я, уже в полубреду, доползла до какой-то лежанки, потеснила неизвестную храпящую там же личность и мгновенно заснула.
Комментарий к Вторая Смена
А Дэвла – О Боже (цыг.)
Э дей мури – Мать моя (цыг.)
========== Пёстрые Халаты ==========
Просыпалась я долго. Ординаторскую впору переименовать в шалман-хону. Вечно суета и беготня. Сон решительно невозможен…
Сквозняком потянуло по ногам, и я со стоном села на диване. Точнее, накануне это был бы именно диван. Сейчас же вокруг был шатер-госпиталь, по углам – тюки и ящики, посередке – здешний операционный стол. А рядом со мной недоуменно разглядывающий меня бородач, в котором я опознала гнома. Ну всё, точно не приснилось.
Незнакомец разглядывал меня без недовольства, но с любопытством.
– Чой-то ты чернявая какая-то, – наконец, сообщил он мне с зевком, – не здешняя. С Харадрима, что ли?
– Нет. Цыганка я. А вообще под Калугой родилась.
На Калугу гном никак не среагировал, только поморщился, пытаясь сесть.
– Я еще вчера думал, кто ты такая, – продолжил он, ежась от холода, – вроде и не наша. А вроде…
– С тобой что?
Он откинул одеяло, демонстрируя забинтованную ниже колена правую ногу. При взгляде на нее я сразу его узнала.
– Спасибо, что лечила, – улыбнулся мужчина, и мне стало перед ним немного стыдно. Не говорить же, что лечить – не значит вылечить, а ноги он еще вполне может лишиться. Даже, вероятно, непременно лишится. Жаль. Нестарый еще, симпатичный и явно весельчак по жизни.
– Не за что. Который час?
– Не знаю. Торин… ты ведь его тоже… он цел? – забеспокоился вдруг мой сосед по койке. – Он жив?
– В жопу раненный король? – вырвалось у меня, и я испуганно зажала рот руками: упомянутый король храпел всего в паре шагов. Гном прыснул вместе со мной, но тут же сделал серьезное лицо.
– Ну, слава Махалу, – с облегчением выдохнул он, укладываясь поудобнее, – хоть что-то. Ты сейчас уйдешь?
– Нет! – я поспешила заползти под драное одеяло, которым прикрывался мой вчерашний пациент, игнорируя правила приличия и тесноту. – Я умираю от усталости. Если что, спрячь меня, пожалуйста. Еще хотя бы полчаса я должна пребывать в горизонтальном положении.
– Понял, – снова не удивился ничему гном и вдруг приподнялся надо мной – пахнуло запекшейся кровью, гарью и мокрой землей, – Я Бофур. К твоим услугам.
– Лариса. Можно без услуг?
– Ларис? Гномское имя. Но тебе идет.
Приятно познакомиться. Снова стало стыдно: даже сквозь ткань джинсов чувствовался жар от его забинтованной голени. Судьба – сука.
– Хорошо нас потрепало, кажись, – уставившись в потолок, с удовлетворением заметил Бофур тем временем, – отстояли все же. Ты из Дейла? То есть, я хотел сказать, из Эсгарота?
– Нет. Я вообще не отсюда.
– А, ну да, приезжая. Дракона застала?
– Нет, драконов не видела, – безумие окружающей действительности действовало на меня все хуже, я теряла всякую ориентацию, а в таком состоянии проку от меня мало, – я была на дежурстве в другом мире. Лечила людей. Старичков и старушек. Безобидных симулянтов и косящих призывников. И вот я уже здесь.
Гном поморгал. Ресницы у него оказались – девушкам-моделям на зависть. Покачал головой.
– Одно колдунство вокруг, – немного ворчливо заметил он. Я была с ним полностью солидарна.
Через полчаса встать все-таки пришлось. У шатра снаружи раздался голосок Эли. На выходе столкнулась с ней лоб в лоб.
– Меня не пускают лечить Трандуила, – с ходу сообщила она мне. Я, отчаянно зевая, отмахнулась.
– Лечи кого-нибудь еще. Тебе мало ахтунга? Зачем тебе этот… транда-кто-то?
– Он эльфийский король.
Явная передозировка королей на квадратный метр. Типичное средневековье и феодальная раздробленность: каждые пятьсот дворов объявляют себя отдельным королевством. Но на дурочек вроде Эли это всегда производит впечатление. Корона и скипетр, как же…
Я к ней пристрастна, я знаю. Она симпатичная, молодая, у нее длинные ноги, светлые волосы и ни одной морщины. У нее абонемент в салон красоты и богатый папа – владелец автозаправки. А мне тридцатник, и лето провожу я на даче, а не на Мальдивах.
– Хочешь короля? Вот, дарю от чистого сердца: его величество Торин. Порядковый номер запамятовала. Иди, лечи, спасай.
– Торин! – ахнула Эля, и я мстительно улыбнулась себе под нос. Поделом тебе, упрямый гном. Месть моя страшна. Получи себе сиделку, от которой нипочем не избавишься, если только увольнением не пригрозишь – а ты, душка Торин, в этой богадельне точно не главврач.
Саня нашелся быстро. Он наслаждался происходящим и не скрывал этого. Прямо сейчас он собрал консилиум у одного из костров. Остроухие целители кивали, обсуждая его предложения. Выглядели они среди всей грязи и крови, что нас окружала, так, что можно было снимать любого в рекламе: белоснежные одеяния, прически волосок к волоску, начищенная обувь. Из замши! Неужели ночью стирались? Или это не те, что были вчера?
По гномам-врачам точно можно было сказать, чем они занимались накануне: сначала рубились вместе со всеми против врага, потом пили. Их от прочих соотечественников отличало особое плетение бород, для того, чтобы убирать их назад. Эти горячо участвовали в общей дискуссии, размахивали руками и даже – я уставилась, как громом пораженная – топорами. Не вру, у каждого из них за широкий пояс был заткнут маленький топорик. Видимо, изначально не один. Посмотришь на такую картину, и начнешь слегка опасаться своих бородатых пациентов, да и коллег заодно.
Потрепанная и как будто подкопченая толпа человеческих целителей, если их слегка отмыть и переодеть, живо напомнила мне родное отделение. Те же мятые злые лица, те же красные глаза, та же кромешная усталость. И у них с собой были просто невозможно огромные тюки добра, которые они споро разбирали прямо на земле и раскладывали тут же: щипцы, ножи, крюки, местный вариант бестеневой лампы. И множество других хитроумных приспособлений, которые я опознать не смогла. Всё было грязное и иногда ржавое, а теперь еще и в серой пыли.
Чему я удивляюсь, стерильность здесь не особо ценится.
– Лара, добренькое! – кивнул мне Саня, важный, как индюк. – Присоединяйся.
– Можно, я отсоединюсь? Я спать хочу. И домой.
– Никак нельзя. Через полчаса обход.
– Саня! Не говори мне, что за грехи наши мы попали в ад, и здесь все то же!
– Здесь лучше. Про обход им я рассказал. У них тут так не принято было. Им очень понравилось…
– Портишь такое славное местечко, – я уселась рядом с костром и ошалело уставилась сквозь огонь. В животе урчало, хотелось пить, в туалет и очень хотелось курить.
Вполуха я слушала разглагольствования светил медицины. Если бы не горящий костер и не кипящий над ним котел, источающий божественные ароматы глинтвейна – или его местной версии, атмосфера ничуть не отличалась бы от нашей ежеутренней летучки. Только масштаб планируемой работы несколько отличался – в сторону больших цифр.
-…И давайте сосредоточимся на тех, кому еще можем помочь. Прежде всего, требуется соблюдать осторожность с гнойными ранами. Моргульские яды вызывают самые тяжелые формы заражения…
Ну сижу я здесь, замотанная в грязные лоскуты – то, что осталось от моего любимого халатика, за свои кровные купленного, между прочим. Трясусь от пробирающего до костей холода. Слушаю эльфийского целителя – главный у них именно он, значит, кто он? Заведующий? – который рассказывает об отличиях каких-то ядов, которым в нашем мире и названия-то нет. Слушаю с умным видом. Стараясь не думать, что сегодня же, буквально через полчаса, непременно столкнусь со всем, о чем он рассказывает. И сижу я, и сижу. А куда податься?
