Текст книги "Cure Te Ipsum (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Или ты сядешь рядом с владыкой Лихолесья, или я…
Не найдя слов, она с размаху вонзила одну из немногих металлических вилок в стол в полусантиметре от руки своего братца. Торин содрогнулся всем телом и сделал шаг назад, не переставая хмуриться.
– Ишь чего удумала! – рыкнул он и добавил что-то эмоциональное на кхуздуле, – сама и садись!
– А вот и сяду, – и Дис грохнулась напротив предполагаемого места Трандуила.
Вишневский опасливо просочился за ее плечо. Ему, как королевскому дегустатору, пришлось расположиться неподалеку. Однако никакой субординации в рассадке не соблюдалось – не смущаясь, с противоположной стороны от Вишневского уютно расположился Бомбур и его приятели-камнетесы, за ними – эльфийки из шатра Трандуила. Места занимали, как в Энске в междугороднем автобусе.
Впрочем, для гномов бардак был обычным стилем жизни, как я поняла. Порядок в инструментах и хаос везде, кроме работы и ремесла – точь-в-точь как у меня…
***
Застолье набирало обороты – жених и невеста вернулись к гостям, о заключенном браке было, наконец, официально объявлено.
Саня, опасливо присматривающийся к Кили, сделал вывод, что в целом идея Лары с успокоительным пошла молодому гному только на пользу. Он молчал и улыбался, не делая попыток сбежать, а Тауриэль так и вовсе лучилась безграничным счастьем.
Раздухарившийся и немного красный Леголас осваивал искусство селфи. Эля уже сделала сто кадров с новобрачными, не постеснялась обняться с Элрохиром и Фили, и разве что до Трандуила не добралась, но глазами его пожирала изрядно. Саня, которого пригласили как почетного целителя эльфийские хирурги, нервно сглотнул, оказавшись окруженным безмятежно надиравшимися Трандуилионами. Рядом с ними он постоянно чувствовал себя не в своей тарелке, даже употребляя то же вино и тот же дурман.
В нескольких метрах владыка Трандуил общался с Балином на исторические темы, но по лицу владыки Леса видно было, что церемонные обращения и почтительный тон ему уже прискучили. Максимычу удалось развлечь лесного повелителя магнитолой и рассказами о шампанском, но водителя быстро уволокли прочь другие фанаты эстрады и шансона. А Трандуил то и дело бросал заинтригованные взгляды на госпожу Дис, которая каждый кусок, взятый любым гостем со стола, провожала ревнивым взглядом, словно подсчитывая будущие убытки в королевской казне.
– Вы совсем не пьете? – осведомился король, придавая своему лицу любезной вежливости, – ведь это ваш сын женится?
– Успею напиться позже, – мрачно, но с достоинством ответствовала гномка. Саня обратил внимание, как напрягся Торин, по-прежнему делавший вид, что эльфов не существует, что давалось ему с немалым трудом.
Особенно сейчас, когда главный из них подвинулся к сестре гнома ближе и склонился к ней, чтобы продолжить учтивую застольную беседу.
– Вы находите этот союз невозможным? Отчего же? – и глаза эльфа подозрительно сверкнули, – может быть, молодые нашли свое счастье?
– В чем? Что они знают? – фыркнула гномка, – страсть ослепляет. Только в юности можно принять вспышку похоти за истинное чувство!
При слове «похоть» Трандуил склонился еще ниже.
– Я с вами полностью согласен, прекрасная госпожа королева, – жарко шепнул он, но шепот этот разнесся едва ли не по углам зала, – отдаться страсти по-настоящему можно лишь в зрелости…
Саня подавил смешок. Торин старательно делал вид, что оглох, только ноздри его гневно раздувались. Даин уже поглядывал на стол, намереваясь, несомненно, исполнить пару песен после следующего тоста. Молодёжь затевала танцы.
Эля торжествовала в роли тамады-распорядительницы, и неплохо в этом преуспела. Она, Фили и ассистентка Луинель бегали по залу с мобильниками и фотографировали всё и всех подряд.
Ларка, насколько мог слышать Саня, увлеченно объясняла Бомбуру и Бифуру смысл криков «горько!» и воровства невест на земных свадьбах. Кто-то поймал Нори в момент его инспекции содержимого уазика, где хранилось небогатое приданое Тауриэль и сомнительной ценности подарки медиков. Бильбо лично перечислял нуднейшим голосом все, что подарили молодоженам, причем сам получал от процесса немалое удовольствие, которое с ним делила везде суетившаяся Эля.
На видео засняли момент, когда Тауриэль, чье платье уже было основательно покрыто пятнами мясной подливки и красного вина, встала из-за стола – молодоженов провожали в опочивальню. Эля метнулась к невесте, ловко организовала бесчисленное множество незамужних девушек и громогласно объяснила правила бросания и ловли букета. Саня вытянулся, надеясь на стоящее зрелище, и не ошибся. Разгоравшееся сражение за право стоять в первом ряду легко могло заткнуть за пояс минувшую битву с орками.
– А теперь… – надрываясь, заорала Эля, и девицы притихли, как коршуны, вперившись взглядами в букет, – раз, два, три!
Меткая лучница Тауриэль неслабо замахнулась. Саня проследил букет глазами ровно до его столкновения с головой Барда Лучника.
Контузив многострадального деятеля-миролюбца, букет срикошетил в руки Фили, который отфутболил его, – и, наконец, оказался в руках одной юной особы, в которой Саня с трудом признал Сигрид, дочь Барда: именно она помогала ему на операциях несколько раз.
Бард смотрел на дочь с недоумением, Фили – с интересом. Разочарованный стон стайки девиц утонул в восхищенных воплях молодежи Эсгарота – теперь уже официально молодежи Дейла.
Саня не удержался от подмигивания растерянному Барду. Тот, казалось, ничего не понял. Только Сигрид очаровательно закраснелась, бросая из-за букетика смущенные, но очень красноречивые взгляды на Фили.
Принц улыбался в ответ.
***
С момента проводов молодоженов вечеринка перешла в стадию разнузданного буйства. Старшее поколение предпочло выпивку и беседы, делавшиеся все более фривольными, молодежь увлеклась танцами, песнями и вольной борьбой.
Я, не зная, к кому отнести себя, держалась коллег – мы, как всегда, выделялись своей кастой, и вскоре занимали почти половину самого длинного стола, на котором вовсю плясали эреборцы и железнохолмцы, то с топорами, то – с нашими фонендоскопами.
В нескольких шагах от нас слегка выпившая и немного расслабившаяся госпожа Дис увлекательно повествовала о своих приключениях по дороге от Синих Гор. Торин одергивал сестру, но попытки его оставались безуспешными: Дис захватывал пыл рассказа, и она все активнее жестикулировала, сшибая при этом посуду и роняя с пальцев многочисленные кольца.
Чем больше на нее смотрели, тем больше она распалялась.
– Дис! – зашипел Торин со своего места, гномка что-то выпалила на кхуздуле, не прекращая обворожительно – как ей казалось – улыбаться Трандуилу.
История набирала обороты, по ее словам, дорога была полна опасностей и неожиданностей, а от навязчивых поклонников приходилось отбиваться денно и нощно.
– Чем же вы спасали свою честь, прекрасная госпожа? – услышала я незабываемое мурлыканье короля Лихолесья. Дис что-то пробормотала в ответ, и Трандуил издал низкий, протяжный звук – что-то между смешком и горловым пением.
– О, вы умеете управляться с хлыстом?
– Владыка Леса! – в голосе Торина послышалось отчаяние, – пожалуй, в честь этого праздника мы можем пересмотреть некоторые наши давние соглашения!
Трандуил бросил на давнего недруга равнодушный взгляд из-под густых ресниц. Я же наблюдала редкость: красную и разморенную гномью королеву Дис, которая уже едва ли не стекала на пол, и держалась прямо лишь усилием воли. Взгляд у нее был совершенно шальной.
– Не уверен, что стоит обсуждать дела на таком великолепном торжестве, – сладко пропел эльф и облизал губы – Дис явно задышала чаще, – пожалуй, с утра все мы будем больше расположены к подобным беседам…
– Белые камни, – забубнил Торин, но Трандуил, легко поднявшись – хорош, стервец! – галантно предложил гномке свою руку, и она, как завороженная, поднялась следом, едва не оборвав себе при том подол.
Дубощит немедленно залил себе в глотку почти полный кувшин местного крепкого пойла.
Я терпела до последнего. С тоской смотрела на вовсю пляшущих гномов, веселящихся и горланящих. На эсгаротскую молодежь – эти быстро подключились ко всеобщему буйству и уже исполняли какие-то свои танцы под немного тормозящий гномий аккордеон. Но на гномьей лезгинке – или чем-то, очень ее напоминающем – не удержалась. Бофур беспокойно напрягся, поняв, что держать меня от танцев сейчас невозможно, а сам он все еще хромал, но вдруг поднялся Бомбур, и лицо моего гнома просветлело.
Никогда не думала я, что мужчина таких размеров, как Бомбур, способен так танцевать. Я за ним не успевала. Он ухитрялся подпрыгивать, вертеться на носках – это с его-то весом – и даже несколько раз с ликующим криком припасть на колено. Рыжие вихры взметались и падали, он залихватски прикусывал ус – жест, общий у братьев – и подмигивал зрителям.
А Бофур хохотал, глядя на нас. И я снова и снова обходила круг в танце, пока Бомбур вытворял что-то невообразимое под крики со всех сторон, а завершая свою неистовую пляску, так грохнул сапогом, что камень наверняка должен был треснуть.
Вскоре я ускользнула – зверски хотелось покурить где-нибудь в относительном уединении. То ли от алкоголя, то ли от накопившейся усталости совершенно заплутала и пришла на какой-то мост, ведущий в темноту, вглубь Горы.
На противоположной стороне моста Кили играл на скрипке что-то неожиданно веселое, а Тауриэль, улыбаясь, слушала его с закрытыми глазами. Идиллическая картина, невинная и при этом чувственная – так бывает только в юности, только в первый раз. Можно было бы сказать что-то пошлое, но почему-то это зрелище меня опечалило, растрогало и довело до сомнительного состояния духа. И я ушла, ничем не выдав себя.
Как я и подозревала, курилка обнаружилась неподалеку от уборных, но уединения здесь точно нельзя было найти. Основную массу потребителей табака и прочих зелий составляли коллеги-медики. В углу кого-то шумно тошнило. Среди курящих гуляк обнаружился Идрен, который при моем приближении безуспешно попытался спрятать сигарету за спину и сделать вид, что оказался тут случайно.
– Ах ты ханжа ушастая, я все видела.
– Что ты видела, что? – взвился немного поддатый эльфийский хирург, – я только попробовать.
– Дэй сы! С этого все начинали. Народ, кто угостит?
Чуть поодаль нашелся игорный стол из стремительно пустевших бочек с элем, за которым в кости резались Нори и Вишневский. Судя по отчаянному виду нашего фармацевта, он уже прилично проигрался.
– Ну что, тебя уже раздели, Вишневский?
– Тебе так охота посмотреть на его мосластые прелести, Ларис? – хмыкнул в дупель пьяный гном, – мы на желание.
– Не узнаю тебя, Нори. Это добронравие просто опасно для твоей репутации! А что за желание?
– Умоляю, только не при ней, – высказался, запинаясь, Вишневский.
Нори зарычал в мою сторону и пригрозил кулаком.
Всеобщая вакханалия перешла в стадию, когда правила приличия окончательно отринуты. Танцы больше напоминали коллективные судороги. Музыканты наяривали что-то несуразное, подыгрывая магнитоле, из которой дуэтом орали Лепс и Стас Михайлов. У магнитолы рыдал Ори, упиваясь собственным одиночеством. Саня обольщал эльфиек Трандуила, оставшихся неприкаянными – интересно, где сам он пропал.
В каком-то полутемном закоулке я наткнулась на полураздетую Элю.
– Там Данечка Элрусика отмудохал, – сообщила она мне, приглаживая волосы, – и все из-за меня…
Я заглянула за угол. Упомянутые Даин и Элрохир, немного растрепанные, надирались вместе с Бардом. Хозяин Горы, героический Дубощит, занимал горизонтальное положение за их спинами, завернутый в свой меховой плащ и всеми забытый.
– И не надейся, войны не планируется. Мужики предпочли тебе выпивку.
– Я не в убытке, – томно провозгласила наша медсестра, проворачивая на пальце очередной пудовый бриллиантище, – как думаешь, потянет на восемь карат?
– Эля, ты все еще не измеряешь их килограммами? Пора бы.
– Завидуй молча, – ослепительно улыбнулась негодяйка, послала в пространство воздушный поцелуй и скользнула в зал.
Хренова обольстительница, кем она себя возомнила, тоже мне, Клеопатра.
Бомбур при виде меня вскочил на ноги и резво – не ожидала от него – подскочил и подбросил меня в воздух в стальной хватке, долженствующей обозначать родственные объятия. У меня разом иссяк воздух в легких.
– Бофур думал, ты пропала! – я могла только безвольно болтаться в его огромных лапищах и что-то тихо мямлить. Из рук Бомбура я перекочевала в руки Бифура, который подергал меня туда-сюда, изображая осторожность, после чего что-то проворчал на кхуздуле.
– Ничего, откормим, – подмигнул ему рыжий, затем братья расступились и торжественно вручили меня Бофуру, подняв и посадив с ним рядом на лавку, как игрушечную.
Бофур покосился на меня с неодобрением.
– Теперь все будут думать, что я тебя гоняю за табаком. Зачем уходила?
– Если ты планируешь меня на цепь посадить, предупреждай – одолжу у Максимыча напильник.
– На цепь не надо, веревки будет достаточно, – высказался Бомбур. Я чуть не подавилась – Бофур заботливо хлопнул меня по спине.
– Ну вот, началось уже и домашнее насилие…
Под прикрытием стола его левая рука вовсю шарила у меня под юбкой, а я сжимала колени, тщетно пытаясь соблюсти хотя бы отдаленное подобие приличий. Лицо Бофур держал, только уголки губ немного подрагивали от сдерживаемого смеха, и смешно топорщились усы.
Хочу на склад, на нашу с ним койку, заснуть в кольце его сильных рук, спрятаться в его бороду лицом. Хочу остаться в этой ночи навсегда, даже если всегда буду такой – немножко пьяной, не к месту отпускающей пошлости, непонятной чужестранкой. Такой я буду и там, на Земле. Хочу – и не могу – остаться. Никогда-никогда не забывать его милых карих глаз. И держать его руку до рассвета, до самого утра, до неизбежного окончания ночи…
Или до конца своей жизни?
***
Саня хорошо запомнил, что после брудершафта с Вишневским к нему пришла Линуэль с полным пакетом дурмана, а вот что там было дальше – это почему-то ускользало. Как он оказался с чемоданчиком экстренной помощи под длинным столом вместе с дежурными ЭБЦ – точно не знал.
– Ты чем его бил? Табуретом? Молотком? Бутылкой? – допытывался он с пристрастием у второго пострадавшего в спонтанном поединке – паренька с фингалом под глазом.
– Черенком от лопаты.
– Покажи. Он хоть не железный был?
– Дак нет его, сломался. Об голову-то. Они у них знаете, какие твердые.
– Потому что внутри мозга нет, кость одна, – хмыкнул дежурный эсгаротец, но под взглядом напарника-гнома смешался.
– В приёмку его – распорядился Саня и зевнул, – кто завтра дежурит? Перевязку чтоб не забыли.
– Мастер Саннэ, не переживайте, езжайте со спокойной душой…
Да, как Саня мог забыть – ведь с утра они уезжают. Конечно. Максимыч уже спрятал бензин подальше от уазика – чтобы выпившие свадебные гости не вздумали извести топливо. Эля собрала сумки. Лара… а вот с Ларой возникли сложности. С ней об отъезде опасно было заговаривать, а сделать вид, что ничего не происходит – невозможно.
«Ларка сильная, – пытался уговорить себя Саня, – она вытянет…». Как раз сейчас Лариса гуляла по залу и с натянутой улыбкой прощалась со своими многочисленными пациентами и пациентками. Гуляние подходило к завершающей стадии – оставались лишь самые стойкие, что сбивались в кучки и уютно беседовали о своем.
– Когда вернусь, поеду в автосервис, – размечтался Максимыч, – движок сделаю – зверь будет!
– Зверь?! – напряглись гномы.
– Да еще какой!
– Они зверем дракона звали, – вставил Саня, тесня Вишневского, который меланхолично наигрывал что-то на местном варианте лиры, – а я Игорьку позвоню, помнишь? У нас работал, сейчас пластический хирург в Нижнем Новгороде…
– А я салон красоты открою, – вступила Эля, переводя дух и уже автоматически щелкая собрание на телефон.
– А что это?
– Место, где всем подряд моют головы за деньги, – появилась Лара из темноты, и присутствующие гномы уставились на Элю:
– Бордель, что ли?
Бофур, Бомбур и Бифур одинаково нахмурились. Нори, напротив, заинтересованно посмотрел на Элю. Лира в руках Вишневского брякнула как-то совсем жалобно, эльф отсел от медсестры на расстояние вытянутой руки, потом, видимо, посчитав эту близость недостаточно безопасной, двинулся еще на полшага. Эля сверлила довольную Ларису злобным взглядом.
Саня прикусил губу, но смех вырвался все равно.
Ларка не пропадёт, в этом он был уверен.
***
Гулянка подошла к завершению. Последних жертв зеленого змия разносили еще державшиеся на ногах друзья и родственники, особо тяжелых и нетранспортабельных складировали на лавках вдоль стен – насколько я могла видеть, на одной из них, завернувшись в драное одеяло, сиротливо прикорнул Леголас Трандуилион бок о бок с Бардом Лучником.
За его величеством Дубощитом пришла верная Дари, и ей я обрадовалась – из всех только с ней не виделась и не успела попрощаться. Мне было ей что сказать.
Она, завидев меня, осторожно шагнула вперед, как будто надеясь прикрыть собой открывшийся мне вид на полубессознательного узбада Эребора. Поздно, Дари. Эля подсуетилась и сфотографировала его со всех ракурсов, я знаю: Торин, задирающий синюю рубаху и бьющийся по пояс обнаженным на топорах, Торин и Даин, орущие вместе под музыку из магнитолы. И, наконец, финал: Торин, икающий на скамье и почесывающий волосатое брюхо пластиковой вилкой.
Дари, увидев эту картину, покачала головой и прикрыла гнома его же плащом.
Я протянула ей последний пакет с беладонной. Интересно, насколько правдива клятва Вишневского? Будет ли он вправду присылать Торину Дубощиту его столь необходимые лекарства, или забьет, и через полгодика-год у подгорного короля опять приключится рецидив и поедет крыша?
Дари слабо улыбнулась. Какое-то время мы, словно посвященные в общую тайну, смотрели друг на друга заговорщицки над почти бездыханном телом ее супруга – упомянутого психа-рецидивиста. Ровно до того времени, пока он смачно не рыгнул и не издал какой-то стон.
– Дари… масечка моя… у нас там, – кхуздул, неразборчиво и непонятно, но точно прозвучало слово «рассол».
– Поможете? – обреченно всплеснула руками супруга узбада.
Пьяный Торин был не в пример покладистей трезвого. И гораздо дружелюбнее. Стоило ему с нашей помощью принять вертикальное положение – и он воспылал любовью ко всему сущему, всех встречных, находившихся примерно в том же состоянии, порывался обнять, одарить золотом и эреборскими титулами. Владыка Элронд получил порцию комплиментов и был назван «обворожительной дамой». Фили едва не был коронован раньше времени. Максимыч оказался посвящен в рыцари за заслуги культпросвета.
Двалин, тоже не особо трезвый, только вздохнул, привычно подпирая Торина слева. Дари перевела дух и протянула мне руку.
– Не знаю, что бы я делала без вас, Ларис. Большое спасибо.
– И тебе. За платье и Бофура.
Она рассмеялась, покачала головой, пока я краснела, ляпнув очередную дурость. Потом заговорила, глядя немного мимо меня.
– Бофур и его братья – мои друзья детства. Они выросли вместе со мной. Он всегда был такой – любил пошутить. Только сейчас немного повзрослел. У нас женятся рано обычно. Я считалась… как это люди говорят… старой девой. Надо ходить на танцы, шутить, гулять, а я как-то… дома люблю. И свадьбы большой у меня тоже не было, – она выразительно обвела глазами украшенную лестницу, – только самые близкие родственники и соседи.
– А как же вы познакомились с Торином?
– Я пришивала пуговицу, которую мой брат случайно оторвал с его куртки, – хитро улыбнулась Дари, – через неделю он пришел и посватался. Еще через год мы поженились.
Помолчали.
– Некоторым, чтобы нагуляться, нужно больше времени, чем другим, – вздохнула Дари, поднимая глаза к потолку.
С лестницы раздался хриплый раскатистый гогот. Мы синхронно обернулись. Торин и Двалин, пошатываясь и поддерживая друг друга локтями, в две струи мочились со второго пролета лестницы на дремавшего внизу оленя Трандуила. Оба гнома издавали при этом демонические звуки, должные обозначать страшную месть и удовлетворение оной. Дари прикрыла глаза рукой.
Да некоторым, чтобы нагуляться и повзрослеть, всей жизни не хватит.
Проходя мимо храпящего на стуле Вишневского, свесившегося так, словно в нем костей не было вовсе, я ткнула его между ребер. Эльф подскочил, как ужаленный.
– Владыка Трандуил!
– Успокойся, остроухий, это я.
– Мне снился кошмар, – обмахиваясь ладонью, как барышня на приеме, Вишневский нервно заозирался. Однако, занятные у него кошмары, интересно, что такого ужасного в том, чтобы снился лесной король. Вот я бы не отказалась от такого сна.
– Твой шеф-алкаш давно предается распутству с новой родственницей. Сватьей. Ну, смекай.
Вишневский замахал на меня руками, отплевываясь:
– Фу-фу, Лариссэ! Не желаю ничего слышать, я еще не проснулся! Примерещится же всякое…
Он мгновенно обмяк в прежней позе. Ничего, на рассвете Саня его поднимет непременно, кто-то должен будет собирать наши вещи.
Я заставила себя забыть о предстоящем отъезде. Еще хотя бы на часа три. Да, пожалуй, я оставлю все здесь. Бог с ними, с тазиками, ящиками для рассады и запасами пластиковых вилок. И те, кажется, извели гости на свадьбе.
Шагнув в темноту склада, я была поймана крепко – не вырваться. Мне и не особо хотелось.
– Всех невест на свадьбах похищают? – услышала я голос, от которого по телу поползла сладкая дрожь.
– Только попробуй.
– Я не буду пробовать. Я это сделаю. Одно только слово…
Надо было крикнуть что-то вроде: «Тащи меня скорее, волоки прочь в подземелья, прикуй там к стене и не отпускай, а я буду вырываться, но вырваться не смогу, только вяжи надежнее!», но стоило мне поцеловать его – и все снова вернулось в плоскость горизонтальную, а мы еще ни разу не покидали ее меньше, чем через час.
Мы не могли наговориться. Не могли налюбиться. Трижды пытались выяснить отношения, чем донельзя их запутали. Сплелись до боли пальцы. Нельзя надышаться, нельзя насытиться вкусом его губ, его поцелуев. Как, если это в последний раз? Я хотела, чтобы сердце мое внезапно остановилось. Лучше так, чем…
– Ты же моя. Зачем, Ларис? – шептал Бофур мне в ухо, и я млела, желая только, чтобы он не замолкал.
– Я буду твоей и там.
– Но у нас не будет…
– Нас?
Опять это «мы», с которым я уже ничего и никогда не смогу поделать.
За стеной я слышала беспощадные звуки утра. Элю, собиравшую сумки. Максимыча, громко полоскавшего горло. Нудный голос Вишневского, вещающего о вреде пьянства. Скоро придет Саня, мы заведем уазик, и кольцо заберет нас назад, навсегда прочь от лучшего, что могло со мной случиться. Надо бежать было, Лара! Давно надо было!
А сама, вместо того, чтобы мчаться, куда глаза глядят, впилась в Бофура, как пиявка, и зацеловывала его, зная, что прощаюсь.
***
Саня не сомневался, что молодожены провели свою официальную брачную ночь в сладком сне – Кили так точно. В отличие от всех гостей, приглашенных и невольных. К последним врач относил и себя.
Эля не ложилась, в десятый раз перепроверяя свое богатство. Вот кто приобрел в Средиземье, помимо бесценного медицинского опыта, кое-что посолиднее. Пожалуй, увозимых ею драгоценностей хватит на пять лет беспрерывного кутежа в Энске.
Всей подстанцией.
Недовольный Вишневский, бурча, вытаскивал из уазика сваленное там добро. Между свертками обнаружился прикорнувший Ори. Максимыч, сдвинув кепку на лоб, дремал за рулем. По площадке перед лестницей ветер гонял оставшийся со свадьбы мусор, придавая окружающему миру несколько апокалиптический вид.
– Погрузились, кажется. Остались вещи Лариссэ…
– Я все оставляю, – безжизненно донеслось от Лары. Притихшая, серая и на диво молчаливая, она сидела в сторонке, равнодушно созерцая суету вокруг.
– Ларка, это не мое, конечно, дело… – начал было Саня, но она отвернулась в сторону. Этот жест он у нее знал давно. И потому предпочел замолчать.
Похмельные и помятые, коллеги выползали провожать земную бригаду. Это было удивительное зрелище. Кого-то вели под руки. Кто-то выглядел так, словно вообще не понимал, где он, как его зовут и что происходит. Но вышли все. Эля расцеловалась с эльфийками, Максимыч, разбуженный и невыносимо бодрый, жал руки своим друзьям по гаражу. Представители ЭБЦ долго обнимались с Саней, кто-то даже всплакнул.
– Нимир. Мастер Боргунд. Идрен, просыпайся, мы уезжаем… госпожа Мина – благодарны за науку…
– И как вы не боитесь, – вздохнул мастер Боргунд, уважительно поглядывая на Максимыча, который задумчиво вертел кольцо в руках, – ведь, как я понял, вам далековато отсюда домой ехать.
– Я за баранкой три десятка лет, это в крови, – Максимыч нервно почесал шею, – но, по-нашему выражаясь, ссыкотно.
Уазик, даже заправленный, упорно не желал заводиться. Гномы подкатили его к воротам Эребора. Саня столкнулся в дверях дежурки с Бофуром, который едва не полураздетый выбежал со склада.
– Успел. Не уехали.
– Уезжаем.
Бофур отодвинул его в сторону, не дослушав, ринулся в сторону Лары. Врач предпочел не вмешиваться. Из деликатности даже отвернулся, не желая видеть непростой сцены.
Нет, не всё можно вылечить. Есть боль, которую не исцелить лекарствами, и слова тоже не помогут. Иногда не стоит и пытаться.
Ухнули хором гномы, толкая уазик к выезду из Эребора. Максимыч распахнул двери, кивнул бригаде:
– Затаривайтесь! Сейчас поедем! Эля, ты чего? Отлипни от Вишневского.
– Эй, Вишневский, а как тебя на самом деле-то зовут? – но этот вопрос Сани остался без ответа; эльф лишь улыбнулся, отворачиваясь.
– Мастер Саннэ, мы будем помнить!
– Мы тоже не забудем… будьте здоровы, коллеги! – Саня отсалютовал уже с подножки родной буханки. Максимыч вертел кольцо в ладонях, что-то бормоча. Внезапно забурчал мотор, гномы шарахнулись в разные стороны.
– Лара, ты едешь?
– Да. Палэ.
И Саня поспешил обнять дрожащие плечи Лары и едва успел захлопнуть двери уазика, когда Максимыч, выжав сцепление, в открытое окно прокричал что-то и дал по газам.
– Прощайте, друзья! Мы любим вас!
Машина рванула с места, Максимыч удовлетворенно высказался, приобщив к словам «Средиземье» и «Эребор» чей-то хер и чью-то мать. Эля пискнула немного радостно, немного испуганно. Последнее, что рассмотрел Саня в заднее замызганное стекло – это удалявшийся одинокий фонарь дежурки и Бофура, закрывавшего лицо руками на пороге приемной.
Дальше уазик подпрыгнул, споткнулся обо что-то, и завизжали тормоза. Уазик бросило вперед, свет вокруг померк, а окно подул свежий ветер, бросил в лобовое стекло пригоршню ярких звезд.
А потом вдруг все пропало, и Саня часто заморгал, надеясь в глубине души, что морок развеется. Но нет: он по-прежнему сидел в уазике, обнимал спрятавшую лицо у него на груди Лару, а уазик, жалобно поскрипывающий, вспотевший от напряжения Максимыч парковал на обочине улицы Двадцати Лет Октября.
Сомнений не оставалось. Они снова были на Земле.
Комментарий к Пела и плясала
Цыганские слова:
Со ту пав годя изджилян: – С ума сошел, что ли?
Паларом мэ джилём – Я вышла замуж
Дадолэ – Батюшки!
Дэй сы! – Так и есть
Палэ – вперед
Дорогие читатели, окончание уже написано, но я хочу вас немного помучить, так что оно будет завтра. Прощения не прошу – вы не простите, я знаю)
========== Эпилог. Вторая ставка ==========
Саня, выбравшись из уазика, уже чувствовал, как дрожат и подкашиваются ноги. Но все же нашел в себе силы помочь спуститься Ларе и Эле. Закурил. Огляделся.
Прохладный ночной воздух осеннего Энска пах дождем, кислыми испарениями переполненных мусорных баков и мокрыми кошками. Не было ни души вокруг. Закрыт был табачный ларек. Оранжевый свет фонаря выцепил ромбик номера дома напротив.
– Если бы не то, как мы выглядим… – неуверенно начала Эля, но Саня отмахнулся.
– Бабуля. С давлением, – немного хрипло произнес он, – пятнадцать минут, и мы свободны. Тогда и подумаем, было оно или привиделось.
Стоило подумать заранее о внешнем виде, но отчего-то они упустили эту деталь. Одеты они были все еще по-средиземски, а тамошние свои белые халаты оставили в дежурке. Максимыч, когда Саня хлопнул его по плечу, вздрогнул.
– Спасибо, что вывез.
– Не за что особо, – тихо ответил водитель, встряхиваясь, – жутковато, скажу я тебе, когда глазами все это видишь. У черта на куличках эта ихняя планета Средиземья…
В молчании прошествовали к пожилой пациентке. На кухне гремело радио, в комнате – телевизор. Бабушка была хорошо знакома медикам, они выезжали к ней не реже раза в неделю.
– Вы бы криминал-то на ночь не смотрели, – привычно начал Саня, удивляясь, как язык сам произносит нужные заготовленные фразы, – ручку вот сюда. Лара, тонометр.
– Да Яночка моя тоже говорит: бабуль, выброси ты ентот телевизор, давай я тебе лучше интарнет проведу. Куда мне, старой. Вот и дед телевидению не особо ценит. Радио любит. А я привыкла. Да ты угощайси, там еще конфеты есть…
Она продолжала свой монолог. Саня бездумно созерцал привычную обстановку дома, отмечая последовательность действий Лары. Две минуты – тонометр. Минута – ласковые упреки любительнице криминальных новостей на ночь. Три минуты – иньекция литической смеси «от давления», которая, в принципе, была не обязательна, но приводила бабушку в значительно более бодрое состояние духа.
Получив привычные благодарности, бригада молча вышла в ночь. Уазик был на месте. Максимыч тоже.
– Я домой, – высказалась Эля первая, – я сейчас полсундука золота отдам за возможность увидеть унитаз и газовую колонку.
Максимыч хмыкнул:
– Не жила ты, девочка, в наше время.
– Лара, ты на дачу? – обеспокоенно потряс подругу за плечо Саня. Молчаливая Лариса с опозданием кивнула, пряча глаза.
Усталость, казалось, ждала их на пороге родного мира. Стоило Сане войти домой – прижать Барсика к груди, потискать мурчащее существо, насыпать ему миску корма – и он едва нашел в себе силы доползти до дивана, где моментально отрубился.
***
Следующие две недели я провела, с трудом осознавая реальность.
Я окончательно пала на дно депрессии. Взяла отпуск за свой счет. Слушала попсу и хуже – читала всякую ерунду на бабских форумах, часами смотрела с балкона в темноту, почти бросила курить – любимые сигареты совершенно потеряли вкус. Запах земного табака напоминал только о том, другом, который мне не суждено было вдохнуть… горьковатый, древесно-пряный…
Пересмотрела три сериала про любовь. Рыдала часами, отключила звонок на телефоне, чуть не покрасилась в рыжий (затея была обречена заранее, так что вовремя остановилась). Молчу о том припадке безумия, во время которого я вдруг решила затеять ремонт в ванной и начала с того, что вырвала раковину из труб и залила в итоге весь пол. Кое-как скрутила в итоге трубы, но разборки с соседями снизу продлились до выходных.
