Текст книги "Cure Te Ipsum (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
В общем, добралась я до койки в самом злобном настроении. Когда кто-то осторожно погладил меня по ноге, в самых нелестных выражениях я сообщила, что готова убивать.
Послышался вздох со смешком. Бофур. Я подскочила, прижимая к груди одеяло.
– Наконец-то! – и повалила его на постель.
Такого напора он не ожидал. Поначалу даже не отбивался, позволяя себя целовать, но потом вдруг отодвинул меня на расстояние вытянутых рук и сел рядом с самым воинственным лицом. Я даже растерялась.
– Бофур, ты что?
– До свадьбы… – начал было он, осекся – и вовремя, потому что я со сна совсем не соображала.
– Бофур, ты дурак? – сорвалось с языка раньше, чем я додумала. Он тяжело вздохнул из темноты.
– Видимо, да, раз пришел.
– Ну спасибо.
От него пахло хозяйственным мылом, солью источников и чистым бельем, глаженным и крахмаленным до скрипа. Я провела рукой по его косе – идеально заплетена. Устроила голову ему на плечо, обернувшись в одеяло. Большой и теплый. Собирался ко мне, принарядился, произнес слово «свадьба». А как мне ему сказать, что свадьбы не будет? Что ничего не будет, раз Элронд уже здесь, а у Сани – кольцо? Кто вообще начал эту кутерьму со сватовством, не я же.
Записать в блокнот из советов на будущее: не мыть головы незнакомцам. Знакомцам тем более. Надо Элю опечалить тем, что косметологию она здесь, может, и откроет, а вот парикмахерская разорится.
«До свадьбы»… Я не верю в такую выдержку у мужчины. Хоть трижды гнома. Да и не нужна она, только не между нами.
– Бофур, останешься со мной сейчас?
– Ты этого хочешь? – чужой голос, звенит воздух от напряжения.
– А ты?
Холод по спине от тишины. Тело как будто не мое. Полыхает пламенем каждый миллиметр кожи, которым я соприкасаюсь с ним.
– Больше всего на свете.
Вот и сказал. Разрешил мне дотронуться до себя. Не так, как я раньше это делала, когда он еще не был мужчиной, был лишь диагнозом. Когда и как все изменилось? Неужели сейчас все произойдет?
– Мне нужно что-то обещать, чтобы ты был со мной?
– Мне все равно.
Слова прозвучали. Мы потянулись друг другу навстречу, и мир вокруг остановил вращение. Если даже это первая и последняя ночь, оба хотели, чтобы она была. Игры, платки, сваты, стихи – оставим это молодежи. В этой темной комнате нет наивных идиотов. Я не уверена, что в ней есть что-то кроме двух уставших одиночеств.
И я не хочу знать правду.
У меня бывали связи на одну ночь. От них как-то и не ждешь верности и клятв. Чистое незамутненное думами о будущем удовольствие. Наивность в моем возрасте уже не красит.
От Бофура хотелось услышать хоть что-то. Говорить-то он любил. Только в постели не произнес ни слова. Молчал, как партизан. Делу предавался, однако, с большим пылом. Насколько это было только возможно на узкой лежанке. Сбивая простынь, путаясь ногами в одеяле, роняя на пол одежду… и все так искренне, так по-настоящему, что я не жалела. Ни об одной минуте.
Настоящий. Со всеми своими шрамами, морщинами, татуировками, родинками и седыми прядями в длинных волосах и бороде. Настоящий до кончика носа, до забавной впадинки над верхней губой. И любил он меня так, как и надо было – позволил привыкнуть к себе, позволил с собой познакомиться, так бережно, будто я в самом деле была юной испуганной невестой. Нас, пожалуй, было бы слишком скучно наблюдать со стороны.
А когда третий заход меня утомил до предела, и я свернулась у него под боком, обнял и прижал к себе. От его кос и бороды пахло мылом, табаком и морем почему-то. И немного – нашей дежуркой.
Думать не хотелось ни о чем. Да и о чем тут думать? Я никуда не денусь. Не смогу, не буду врать себе, отказать ему, даже если он начнет задирать мне юбку на помойных задворках Эребора. Надо запастись пижмой. Надо что-то уже решать с возвращением назад, перемещение случилось один раз, может и должно случиться второй. Поезда обычно ходят в обе стороны. Я буду вспоминать эту ночь завтра, послезавтра и через пятьдесят лет дряхлой бабкой. Надо вот сейчас, прямо сейчас выгнать его из постели или уйти самой.
– Мне уйти? – вдруг спросил Бофур, и я вздрогнула.
– Нет. Нет, не уходи! – и обняла его, крепче, чем сама от себя ожидала.
– И ты не уходи.
Так мы и лежали. Сна не было. Слов тоже.
Это обратная телепатия, думала я. Это точно тот самый мой мужчина – даже если только одна ночь у нас и будет. Каждая ночь может быть последней, что здесь, что на Земле. Авария, кирпич на голову, маньяк с топором на вызове. Голодные орки. Землетрясение. Завтра может не наступить, думала я. Ну же, Лара, сделай шаг, думала я.
– Не спишь.
– Не сплю, – согласилась я и села над ним, одетая в свои волосы и темноту, – только сейчас ничего не говори, хорошо?
– Почему?
Потому что мы будем играть по моим правилам. Пока не рассветет. Пока у нас вся жизнь на двоих впереди. Одеяло оказалось на полу. Крепкие руки подхватили меня, волосы на них – дыбом, щекочут кожу, глубокий вздох превращается в стон, и я сверху.
Это было бесподобно. Это было так страстно и отчаянно, так надрывно, так… что я буду плакать всю оставшуюся жизнь, думая о полной бесперспективности…
В дверь заколотили, и раздался голос Идрена:
– Сношайтесь тише, паучьи дети! – синдарин, ругательства, кто-то орет уже ему, чтоб заткнулся, – я после суток сплю, между прочим!
Бофур невежливо заржал подо мной, и мы снова оказались под одеялом, все еще возбужденные и все еще вместе.
– Даже не подумаем, – тихо сказал он мне, целуя и улыбаясь, – кому не нравится – может спать в уазике.
Мой. Мой мужчина.
Комментарий к Капитуляция
Цыганские слова:
Хачкирдэс – страстно, пылко
На уджяс – Не уходи
Мэ тутыр пучява, котэ тхана на сля? – Я тебя спрашиваю, там места нет?
========== О цыганской тоске ==========
Утро встретило меня ощущением колючей бороды на груди. Большой тяжелой ноги поперек живота – нестерпимо давит на мочевой пузырь. И растрепанной косички почти во рту.
Отплевавшись, я поняла, что выползти из тяжелого захвата гномьих рук не то что сложно – невозможно в принципе. Бофур счастливо всхрапнул, сжимая руки крепче – стальная хватка. Что ж, хорошо, полежим. Зато он теплый и уютный, от него пахнет сном и им самим – нет, возьму отгул, останусь здесь. Поселюсь под одеялом.
Идиллия долго не продлилась: в приёмке грохнула недавно поставленная железная дверь и зазвучали тяжелые шаги по коридору. Еще одна дверь, пронзительный женский визг, и за дверью началась какая-то кутерьма. Привычное утро.
Бофур поморщился, перевернулся на живот, подмяв под себя, и недвусмысленно притерся к моему боку бедром. Ну и не только.
Визг за дверью не смолкал, добавились глухие вскрикивания на нескольких языках. Сегодня дежурит в основном бригада ЭБЦ. Им и разбираться.
Надолго меня не хватило.
– Ларис, ну зачем…
– Ты спи, а у меня работа.
– Я не спать собирался.
Но я проигнорировала тоскливый влюбленный взгляд и по-утреннему возбужденного своего мужчину, и оделась – юбку натянула задом наперед, кое-как напялила халат и замотала растрепанную голову платком. Полная картина вокзальной попрошайки, надо думать. Стоило мне открыть дверь, на меня налетела зареванная Тауриэль.
Три лавки в коридоре оказались перевернуты, в четвертую собственной персоной Торин Дубощит тыкал лицом своего племянника Кили и рычал сквозь зубы что-то явно недоброжелательное. Одно ухо у молодого гнома опухло – судя по всему, это было дело рук Дис, которая, поджав губы, с удовлетворением наблюдала за сценой воспитания своего потомка. Сзади, ломая руки, прыгала Дари, одетая в какой-то домашний наряд вроде наших халатов.
– Дядя, я не нарочно! – неразборчиво бормотал юный гном, Торина это злило лишь больше.
– До свадьбы?! Паршивец! Растлители! – к кому последнее относилось, оставалось неясно.
Интересно, опять госпожа Мина донесла? Пора нашей маленькой неотложке обзаводиться собственными вышибалами. Из приёмной показался заспанный Вишневский. Увидев гномьи разборки, зевнул и вернулся назад, даже не задержавшись взглядом. Я бросилась за ним.
– И ты так спокойно уходишь? Они же сейчас весь коридор разнесут!
– Пусть разносят, – преспокойно ответил эльф, – сами потом заново будут наводить порядок.
– А где Саня?
– У Ривенделла. Что-то там обсуждает. Он с вечера там.
В коридоре зазвенело битое стекло. Судя по звукам, народу основательно прибавилось. Вишневский высунулся.
– Что это было?
– Зеленка. Была. Нету зеленки, – философски сообщил эльф.
Проснулся, наконец, Дилмарт, но не рисковал растаскивать гномов. Что-то лепетала Дари. Звуки разрушений прекратились слезными восклицаниями Тауриэль. Выглянув, я обнаружила ее на полу, на коленях, загораживающей собой слегка битого Кили. Молитвенно сложив перед собой руки, она обращалась к его величеству Дубощиту. Он, красный от гнева, тем не менее слушал.
– Акт третий, трагикомический, – из-за моей спины выглянул и Вишневский – позорный трус, – теперь сердце подгорного короля тронет милосердие, и он смирится…
– У вас тоже есть театр? – полюбопытствовала я. Фармацевт хмыкнул:
– А что это, по-твоему?
Двое влюбленных на коленях, перепачканные в зеленке, прижимались друг к другу. Дари что-то шептала на ухо узбаду. Тот хмурился. Потом повелительным жестом простер вперед руку со словами:
– Через три дня. По закону!
Тауриэль просияла – мне это видно было со спины. Кили, кажется, заплакал. Охомутали бедолагу. Уверена, это было подстроено…
Совершенно не вовремя из-за моей спины, зевая в кулак и спотыкаясь о собственные ноги, в штанах и рубашке выполз, потягиваясь, Бофур. Торин притормозил около меня – и я скользнула за спину своего мужчины. Только не дубль два! Я поспешно положила обе руки на спину Бофура.
Загрохотала железная дверь. Бофур оглянулся на меня. Сон из его глаз совсем пропал, выглядел он немного взволнованным.
– Зачем ты это сделала? – тихо спросил он, ловя мою руку, – ты не понимаешь, Ларис…
– Испугалась вашего узбада. Эй, молодожены!
Тауриэль, погруженная в свои сладкие мечты и мрачный Кили никак не отреагировали: она уже видела себя принцессой, он – молодым женатиком со сломанной судьбой.
На дворе зима, а под Горой романтика весенняя. Добром это не кончится. Пора валить.
***
Элронд в десятый раз пристально взглянул на кольцо, потом на Саню – и в сотый раз покачал головой.
– Я не знал Исилдура, – произнес он четко, с сочувствием глядя на врача, – и не уверен, что кольцо когда-то ему принадлежало. Тебя обманули, целитель.
Саня рассказал ему все. Пока Трандуил надирался, умудряясь сохранять величественный вид и вставлять уместные реплики, Элронд Полуэльф пытался вникнуть в земную версию истории Средиземья. Несостыковки нашлись уже в основах, и Саня совершенно потерялся.
– Кольцо сильное, – продолжил полуэльф, постукивая пальцем по столу, – определенно, его создатель вложил в него многое, неподвластное простому разуму. Но полурослик Бильбо не подпал под его власть. А значит, оно было создано для чего-то еще. И не тем, о ком ты сказал нам. Хоть и отрадно знать, что вещь к нему не попала.
После ночи разговоров, бесед с хоббитом, который ушел в отказ уже с порога, после историй и сказаний, которые Саня с трудом выуживал из памяти, он чувствовал себя потерянным и бесполезным. И полным идиотом. Наверное, хуже себя чувствовал только Бильбо, забившийся в угол и оттуда сверкавший глазами на собрание. На месте ему не сиделось, и он рад был бы уйти – Саня обещал в этом случае отдать хоббита на растерзание Ларе и ее лечебным процедурам принудительного характера.
На кольцо Бильбо смотрел с отвращением.
– Оно исполняет желания своего хозяина, – подал голос Трандуил, – опробуй, целитель. Пожелай…
Саня с опаской покосился на кольцо. Вздохнул, взял в руку, попробовал надеть на палец. Оно не налезало – пока не нагрелось достаточно, и дальше, словно живое, само скользнуло вниз, ощутимо нагревшись. Элронд одобрительно кивнул.
– Пожелай.
Саня представил себе блок сигарет. С неба не упали.
– Может, вслух?
Нет, на «блок сигарет» средиземный артефакт не отзывался. Да и откуда им было взяться?
За следующие два часа перепробовали все варианты. Просили, осмелев, по очереди. Элронд размахнулся и заказал сильмариллы. Трандуил не был оригинален – тоже хотел каких-то сокровищ. Саня перебирал земные блага: коньяк, яйца Фаберже, аппарат искусственной вентиляции легких и систему диализа. Король Лихолесья из перечисленных благ заинтересовался коньяком – в Средиземье подобного не водилось.
– Мы чего-то не учитываем, – наконец, сдался Элронд, – ты прав, целитель, каким-то образом кольцо связано с вашим появлением здесь. На твоей руке оно горячее всего, а Бильбо пожелал твоего присутствия…
– Я просто хотел врача, – проворчал хоббит из своего угла.
Саня выдохнул.
– Кольцо исполняет только сильные желания, – произнес он неуверенно, – Бильбо был ранен, он умирал. И очень сильно хотел жить. Может, он мог пожелать и чего-то другого, и оно бы исполнилось.
– Когда в тебя втыкают меч, посмотрю я на твои жизненные приоритеты, кровопийца длинноногий, – Бильбо разобиделся.
– Тогда пожелай чего-нибудь сильно, – пожал плечами Трандуил, – как будто от этого зависит твоя жизнь.
– Его жизни ничто не угрожает, – тут же возразил Элронд, – это невозможно теоретически…
Эльфы пустились в дискуссию о силах страстей и желаний смертных.
Саня закрыл глаза. Чего он хотел перед тем, как они с уазиком и бригадой провалились в колодец тьмы, вихрем перенесший их в Средиземье? Эля, помнится, хотела медицинских подвигов – исполнено, только не Элей. Лара что-то говорила о новой квартире и мужчине мечты – Саня усмехнулся. Максимыч жаждал победы «наших над ненашими» – что ж, определенным образом исполнилось и это странное желание, тем более, Максимыч смотрел на госпиталь и поле битвы с высоты Дейла – почти как дома на хоккей в телевизоре.
А чего хотел Саня?
Чего он вообще в жизни хотел?
«Начать заново», – понял Саня, с трудом возвращаясь к себе прежнему – в Энске, уставшему врачу Скорой Помощи, снимающему однушку на окраине. Он хотел начать заново. Хотел новую жизнь, новую работу, новую систему здравоохранения. Перестроить мир, который так жестоко выбросил его на обочину в тридцать три, обрекая на вечное существование в слишком тесных рамках – может быть, безопасных, но душащих и давящих со всех сторон. Он хотел свободы.
Горло сдавило, в глазах защипало. «Вот бы сигарет сейчас моих», некстати вспомнилось Сане, и он услышал прерывистый вздох эльфов.
А когда открыл глаза, воздух перед ним скрутился в маленький черный вихрь и выплюнул ему прямо на колени блок золотых Мальборо.
***
Саня появился вовремя: Вишневский уже почти доконал меня своими запросами в аптеке. Подать ему сулему, купорос, раздобыть ему эссенции валинорской плесени! Загубленную Торином зеленку отмыть с мраморной плитки возможным не представлялось. В итоге в коридоре появились отпечатки разного размера зеленых подошв. Тауриэль, счастливо что-то мурлыкая под нос, весело возила тряпкой по полу, размывая грязь, добавляя в атмосферу нотку нездоровой бодрости.
Бофур, бормоча о необходимости каких-то срочных дел, испарился вслед за Торином. Я не придала этому значения.
Сияющий Саня, пританцовывая с блоком Мальборо под мышкой, ворвался в аптеку.
– Опять где-то добыл эту вонючую дрянь, – прокомментировал недовольно эльф, – и как вы, люди, можете это терпеть? Это вредно.
– Вишневский, ты как минздрав. Лара, я поздравляю тебя, – торжественно начал Саня, попыхивая сигаретой. И откуда только выкопал заначку?
– С чем? С утренними разборками?
– Можешь собирать вещи, – заухмылялся Саня, – дорога домой нашлась.
Я подскочила на месте, едва не разбив при этом нос Вишневскому.
– Сейчас? Прямо сегодня? Как?
– Хоть когда. Там еще не все гладко, но дорожку проторили, – он взмахнул сигаретами, – вот тебе привет с Земли.
Я завизжала от радости. Вишневский поморщился, но не отстранился. Выглядел он немного удрученным.
– Скучать будешь, остроухий?
– Не надейся, – буркнул он, отворачиваясь, – и музыку свою увезите. Маг-ни-то-лу.
– Развод, детей об стенку… – напевал Саня, мечась по аптеке, и вдруг остановился, опустил руки, – Лара… да как же это… все это бросим?
Вид у него был растерянный. Я не дала ни себе, ни ему времени задуматься:
– Все, морэ! Перерыв! Посмотри, какой у нас тут бардак. Нанэ шукар. Потом думать. Никаких резких движений. Вишневский, ставь чайник на огонь, Саня – рассказывай!
Мы собрались за столом. Эля грезила тем, как появится на очередной вечеринке в своих новых украшениях. Максимыч интересовался, как через маленький портал протащить целый уазик, в перспективе – груженый «очень важными» гномьими железяками. Заодно наш водитель просил перенести отъезд хотя бы на недельку – так мы и думали, уже здесь нашел себе гараж и приятелей по гаражу.
– А кто-нибудь вообще проверял, живой человек через эту штуку пройдет? – наконец, спросил Вишневский, и повисла тишина.
Умеет поломать кайф.
– Ты и проверишь, – толкнула эльфа я. Он хмыкнул.
– Можно как-нибудь на веревочку привязать что-нибудь, кинуть туда, и утянуть назад. Посмотреть, сработает ли…
Посыпались предложения. Проводить эксперимент немедленно отказался Саня:
– Мы не знаем, вдруг он работает для каждого только один раз? А я свое желание уже потратил. Вдруг мы сейчас себе сигарет назаказываем и прочей лабуды и потом не вернемся?
Атмосфера за столом вдруг стала самая радостная, даже бука Идрен к нам присоединился. Мастер Боргунд и госпожа Мина допытывались у Максимыча о правилах игры в дурака. Эля рекламировала сияющей, как медный таз, Тауриэль, земные свадебные платья – судя по виду эльфийки и ее горящим глазам, это была самая актуальная тема на ближайшее будущее. Саня разошелся, расписывая дежурным ЭБЦ невозможные достижения медицинской науки, преимущества использование пластика и асептической упаковки.
Казалось, все обсуждают нечто вроде совместного пикника. Я выскользнула из аптеки почти бесшумно. Только Вишневский как-то на меня недобро покосился. Он умеет…
В коридоре горели три светильника, тихо гудела очередь в приёмку, где отдувался Нимир, лихо закрутивший бороду вокруг шеи. Поодаль к стене прислонился, сложив руки на груди, еще один гном.
На меня он не посмотрел, когда я подошла. От прикосновения к плечу тоже не вздрогнул. Ждал.
– Я не в обиде, – негромко произнес Бофур, – сам ведь знал.
– Тогда почему не смотришь на меня?
– Не хочу еще сильнее привыкать.
Можно было бы сказать, что сильнее некуда. Но печаль в том, что – есть. Так и надо расставаться, на самом деле. На надрыве, на изломе. Оставляя чистоту памяти, чувств, разбитое сердце и тоску, о которой потом можно только петь.
Не строить дома. Не растить детей. Не ездить на дачу вместе.
– На какой-то короткий момент мне показалось, что ты будешь со мной всегда, – горько улыбнулся мой мужчина, стянул шапку с головы, расстегнул воротник кафтана, – жила бы за мной… как самоцвет бесценный… за камнями шахты…
Я заставила его замолчать поцелуем. Не надо говорить о том, что могло бы быть. Я и сама думала. Слишком, непростительно много, думала.
– Не уходи.
– Это ты уходишь, Ларис. Я остаюсь.
– От меня – сейчас не уходи. А где ты был?
– Бомбур маме письмо отправил, – вздохнул Бофур, – что я женюсь. Ходил к нему, хотел остановить. Опоздал, как видишь.
Ну и стерва же я, оказывается, невольно или вольно.
– Миро ромэро… – на вкус эти слова звучали ничего так. Хорошо звучали. И очень подходили к Бофуру. Он коротко прижал меня к себе, поцеловал, отодвинулся.
– Вечером. Приду вечером, и ты мне все расскажешь.
Тратить наш вечер на слова? Наивный.
***
– Мы вас так просто не отпустим, – категорически заявил Нимир поздно вечером земной бригаде, основательно выпив. Максимыч солидарно хрюкнул – прикрывшись кепкой, он дремал в углу.
Саня икнул. Прослышав, что коллеги намереваются покинуть гостеприимное Средиземье, их пришли провожать, и посиделки быстро превратились в дружную попойку, а потом – в уговоры остаться еще хотя бы ненадолго.
Например, поучаствовать в свадьбе Тауриэль и Кили, по поводу которой Трандуил обещал выставить угощение.
– Он же против был, – удивился Саня. Лара закатила глаза:
– Трандуил? Против повода праздновать?
Кто первый предложил начать «прямо сейчас» – Саня не вспомнил потом. Почему он сам с радостью отреагировал – тоже. Как при этом не посмотрел на график дежурств, из которого выходило, что, так или иначе, а ему завтра на смену? Как не подумал, что Лара опять куда-то уползла с Бофуром и не остановит его – и он ее не остановит тоже?
Утро навалилось беспощадным гомоном очереди. В голове гудело. В аптеке, серо-зеленый от ночного празднества и немного в рыжеватых потеках – от смываемой, наконец, глины, Вишневский оздоравливался каким-то своим сомнительным зельем.
– Чтоб я еще раз… эти несносные… не иначе, я проклят… – неразборчиво бормотал эльф.
Пошатываясь, поправляя сбившийся мятый халат и пытаясь принять солидный вид, Саня добрёл до склада. Храп Бофура. Заспанная Лариса, удрученно созерцающая порванную свою одежду. Судя по виду склада, страсть настигла любовников еще на пороге.
Идрен спал во второй смотровой и на предложение Сани поменяться дежурствами ответил вполне себе земным жестом поднятого среднего пальца. Научился у Лары, тут на картах не гадать.
Саня уныло оглядел очередь, вздохнул и взлохматил волосы. Страшно подумать, в каком виде они окажутся на Земле, когда придет время. И кстати, в каком времени они появятся на Земле? Как объяснят свое отсутствие?
Спокойно, спокойно. Что вчера было? Кажется, кольцо пошло по кругу. Заказывали все подряд, что-то даже получалось доставить. Всеобщая попойка быстро перешла в братание с воспоминаниями об общих медицинских подвигах, потом – в задушевные разговоры. Лара упорно отказывалась петь под перебор струн местного варианта мандолины и требовала семиструнную гитару – здесь такого инструмента не знали. Потом пели «Мохнатого шмеля». Потом – что-то из репертуара Ваенги. Ох уж эта Лара…
Голова просто раскалывалась. Саня бросил отчаянный взгляд на коробку с анальгином, но потом заставил себя мужественно отказаться от своего намерения.
Он сел за стол, осторожно отодвинул чернильницу в сторону, минуту созерцал свое отражение в мутном стекле напротив, затем выпрямился.
– Заходите!
На пороге уже топтался парень лет двадцати из Эсгарота…
***
Перспектива возвращения на Землю, которой обрадовал нас Саня, оказалась не такой-то близкой. Засада таилась в каждой детали. Правда, открылось это не сразу.
Подвыпив, мы рискнули экспериментировать. Кольцо работало. Опытным путем мы выяснили, что размер портала напрямую зависит от интенсивности внутренних потребностей, и кольцо все-таки работает многократно. Саня разошелся: в углу громоздились сигареты, блоков десять. Один раз удалось протащить помятую банку безалкогольного пива «Бавария» – гномы попробовали и скривились.
– Пиво без пива, что за бурда! – высказался Нимир.
Бофур промолчал, но явно был солидарен с соотечественником.
Эля не смогла воспользоваться кольцом ни разу, оно только искрило в ее руках.
– Чего ты хочешь, что оно так сверкает? – удивился Саня.
– Унитаз, маникюрный набор и лифчик пуш-ап, – вздохнула наша медсестра.
Я не могла сосредоточиться ни на одном желании, и кольцо перешло к Максимычу, который оказался самым лучшим путешественником между мирами: за десять минут протащил с Земли в Средиземье три канистры бензина по десять литров, огромный кусок брезента и гнутый дорожный знак.
Вишневский получил по голове мгновенно появившимся из портала эмалированным ведром. Боюсь предполагать, что именно он заказывал.
– Саня, я знаю, что обязательно нужно, – осенило меня на следующий день, – ведь мы извели все лекарства из уазика! Как мы вернемся? Там наркотики были?
– Нет, повезло, – выдохнул напрягшийся друг, – наверное, его надо постепенно открывать. Туда ведь целый уазик должен въехать.
В подсобку заглянул злой Идрен.
– Расселись, колдуны-чернокнижники, – недовольно констатировал он, – пропойцы и бездельники! Там, между прочим, работа кипит, долго мне еще за вас отдуваться?
Нехотя мы разошлись по отделениям.
Вчерашнее расслабленное времяпрепровождение даром не прошло: в аптеке был такой хаос, словно туда запёрлись два десятка мародеров-наркоманов. Я почти два часа пыталась расположить лекарства и бинты в прежнем порядке. Вишневский нервно и недовольно блуждал по коридору, ожидая, когда Тауриэль уберет в его кабинете. Эльфийка сияла и летала с ведром и шваброй, как мотылек. Уверена, и свою тошноту и наши выводы из нее она спланировала давно, как и то, что это дошло до Торина. Неисчерпаема женская хитрость и дальновидность!
Эля напросилась в подружки невесты и пропала где-то – уж эта не упустит случая праздновать что угодно и находиться в центре внимания. Мне пришлось заменять ее в детском отделении, где нашлась самая многодетная семья эсгаротцев – пятнадцать детей, у старших из которых уже были свои дети, в полном составе жаловались на понос и рвоту, педикулёз и чесотку.
– А вы их мыть не пробовали? На источниках хотя бы.
– Простудятся, – строго возвестила мать семейства.
– Источники горячие.
– Ошпарятся. Отродясь не мылись, и ничего, живы.
Я была несказанно рада, когда пахучее семейство покинуло нашу обитель.
Нервничала из-за возвращения. И мысль о том, что наркотики в уазике все-таки были, а нам предстоит вернуться, душила меня. Такое уже было со мной, когда пара ампул промедола пропали у нас. Кто виноват? Подозрение падало на меня, даже несмотря на то, что дежурила не я. Мне совсем не хотелось снова сталкиваться с полицией и наркоконтролем.
Я никогда не видела таборной жизни, если не считать того, что происходило у нас дома. Наш табор никогда не кочевал: мы жили в дачном домике, провода накидывали на высоковольтную линию по утрам, ближе к вечеру – снимали, зимой топили буржуйку, летом бегали на ближайшую железнодорожную станцию торговать семечками и выклянчивать деньги. Я помнила еще, как бабушка гадала соседкам, поджав губы.
Может, кто-то из наших и торговал наркотиками. Мне этим заниматься не доводилось: все мои знакомые собирали металлолом, иногда с боем вырывая его у окрестных бомжей на заброшенном аэродроме, а в свободное время мы предпринимали набеги на соседские огороды. Босоногое детство…
Но вся эта романтика закончилась очень быстро для меня: сестры рано выходили замуж, братья рано женились, только мне взбрело в голову идти в медицину и жить как гаджо. Если б я заранее знала, что цыганка – это нечто большее, чем цветастая длинная юбка и пестрый платок!
Почему для того, чтобы понять это, нужно было оказаться именно в Средиземье?
Загрустив, я сама не заметила, что стала напевать что-то вроде «нанэ цоха, нанэ гад».
– Красиво, – раздался над моим плечом чей-то незнакомый голос, и в следующую минуту я от неожиданности подпрыгнула на месте. Раздался хруст и сдавленный вой. Отскочив в сторону и обернувшись, я увидела незнакомца в поношенном сером сюртуке, схватившегося за окровавленный нос.
– Господин Бард! Что-то случилось? – сунулся в дверь другой.
– Выйдите! В очередь! – рявкнул Саня из соседней комнатки, – исключений ни для кого не делаем!
Я во все глаза смотрела на невинно пострадавшего. Довольно высокий, такой же пыльный и немытый, как и большинство эсгаротцев, он покорил меня своим невинным детским взглядом огромных карих глаз.
– Кровью тут не капайте, – вырвалось у меня, – я сейчас врача позову…
Пришлось идти с повинной к Сане.
– Ларка, ты только что покалечила еще одну венценосную особу, – довольно прокомментировал он вполголоса, увидев моего незадачливого посетителя, – это Бард, наследник Гириона.
– Ту миро мурш, откуда всех знаешь? – пробормотала я, – что нос его, сломала?
– Похоже на старый перелом, наверное, сместилась кость. Ну ты даешь, Ларка! Это же Бард!
– Да хоть бэнг рогэнса, со спины подкрадываться нельзя, – разозлилась я.
В самом деле, что за пресмыкание перед власть имущими? Может, и вип-палату организуем? Хотя идея…
– Кроме носа, что беспокоит? – расспрашивал Саня тем временем. Бард неразборчиво что-то прогундосил.
Вид у него при этом был все такой же миролюбивый и слегка смущенный. Просто-таки великий страстотерпец.
– Что вы хотели предложить? – допытывался Саня.
– Услышал… уезжаете… остаться. Построить эту вашу… клинику.
Смысл был ясен. Мы с Саней немедленно переглянулись.
Возвращение, судя по мечтательному взгляду моего друга, оказалось под угрозой.
Комментарий к О цыганской тоске
Цыганские слова:
нанэ шукар – непорядок
миро ромэро – муженек мой
гаджо – не цыган
нанэ цоха, нанэ гад – “юбки нет, рубашки нет”, слова из самой популярной цыганской песни (т.н. “цыганочка”)
ту миро мурш – удалец ты мой
бэнг рогэнса – черт с рогами
========== Свадебные хлопоты ==========
Свадьба Кили и Тауриэль поставила Гору с ног на голову. Казалось, больше забот у всего населения Эребора просто не существовало, только готовиться к празднику, который почему-то должен был стать главным событием в каждой семье и в каждом доме, как у нас отмечали бы Новый Год. Впрочем, тут я могла понять всеобщее внимание к грядущему мезальянсу: небывалая женитьба наследного принца на сомнительного происхождения девице, да еще, по слухам, не по доброй воле…
А чем еще, кроме слухов, развлекаться в свободное время долгой зимой в замкнутом пространстве подземелий? Но вот в нашей больнице свадьба привлекла едва ли больше внимания, чем предполагаемое устройство клиники в Дейле.
Бард оказался дядькой добрым, даже слишком. Весь этот безбрежный альтруизм не доводит до добра. Меня подобные настроения заманили в медицину, и посмотрите, чем кончилось.
– А почему вы обратились за консультацией к нам? – поинтересовался Саня, когда будущий король Дейла изложил свою идею, гундося в окровавленный платок. Разобрать дальнейшие комментарии было вовсе невозможно. Эля молча подала мне упаковку тампонов.
Хорошо, что здесь не знают, что это за штучка, которую мы запихали наследнику Гириона в кровоточащую ноздрю. Речь его стала значительно разборчивей.
– На вашей родине есть врачи, которые лечат всех, бесплатно, безвозмездно, бескорыстно, – патетически играл голосом Бард, и глаза его наполнились нездешним светом первопроходца.
– Нет! – хором ответили мы. Бард нахмурился.
– А я так понял… братство целителей…
Мы принялись переубеждать нашего Данко. Получалось из рук вон плохо. Выслушав сбивчивые пояснения о сути страхования, бесполезности государственной системы здравоохранения и дойдя до общей тленности бытия, Бард мягко, но неотступно продолжал гнуть своё: больнице для сирых и убогих (то есть, для подавляющего большинства населения) в Дейле быть.