Текст книги "Лишь в небе с драконом нежнейший вальс (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Я почти всё пропустила мимо ушей, запомнив только отдельные слова: похищение, офицер, «не твоя забота», «выиграть время».

– Ты понимаешь, зачем я это сделала? – спросила меня Дзэниба. Я кивнула, хотя ничего не поняла.

– Бабушка, – просипела я, – вы поможете ему? Вы спасёте его?

Да, ничего больше меня и не интересовало. Всё остальное было неважно. Весь мир казался неважным и ненужным.

Дзэниба поднялась с кровати, и я увидела, что она покачала головой.

– Я не знаю, можно ли ему помочь, милая. Но я думаю, если что-то и спасёт его, то только любовь к тебе. А теперь спи, девочка, тебе нужен отдых.

Она щёлкнула пальцами, и я почувствовала усталость и сладкую истому, предшественницу крепкого сна. Я ни на секунду не забывала о Хаку, но всё же не смогла противиться чарам Дзэнибы и уснула, не видя снов до самого утра.

***

Утро было немногим лучше ночи. Пробуждение принесло с собой бесчисленных врачей и медсестёр, плачущих родителей (папа в слезах – особое пыточное орудие) и серую после бессонной ночи Тамако. Когда меня оставили наедине с семьёй, они путано начали мне объяснять то, что я уже знала. Я не вернулась к ужину. Я не отвечала на звонки. Они собирались меня искать, но тут позвонил офицер полиции и сообщил, что я в больнице, что со мной почти всё в порядке (мне наложили шов на лоб: тот камень неплохо припечатал меня) и что мой парень пропал. Да, мой парень. Об этом говорила мама, которая умудрилась хитро и с некоторой обидой посмотреть на меня, даже всхлипывая. Я удивилась, что вытерпела и не сорвалась. Проскочила мысль о том, что Дзэниба всё же наложила на меня одно из своих треклятых заклинаний: я больше не добавила ни слезинки в океан, выплаканный семьёй Огино.

– Ты отлично держишься, доченька, – сказал мне папа, обнимая и целуя в макушку. Он в жизни меня так не называл.

– Когда я могу вернуться домой? – спросила я у мамы. Она переглянулась с папой, поэтому я тут же уточнила, – Я хорошо себя чувствую.

– Тихиро, тебя готовы отпустить уже сегодня, после разговоров с офицером Като и Абэ-саном, но тебе нужен покой, поэтому про школу пока не думай.

– Я хочу пойти в школу завтра, – как можно настойчивее сказала я.

– Милая, но завтра ещё рано…

– Я. Сойду. С ума. Дома, – отчеканила я, почувствовав внезапную волну злости к собственной матери, смотрящей на меня с неприкрытым беспокойством. Боги, как я испугалась этого чувства. Я впервые задумалась о том, как легко бросала их в своих снах, зная, что больше никогда не увижу. Мне снова захотелось, чтобы меня забросали камнями.

– Ты не будешь дома одна, – мягко сказала мама, – я посижу с тобой.

– Мне не десять лет, чтобы со мной кто-то сидел! Я просто не хочу торчать дома, чтобы вспоминать обо всём, что…

Я осеклась, потому что была близка к тому, чтобы упомянуть дракона, который спас мне жизнь. Семья истолковала это по-своему.

– Мы сейчас спросим у доктора, можешь ли ты, по его мнению, вернуться в школу. Милый, пойди, пожалуйста, – мама похлопала папу по руке. Тот, кивнув, быстро встал со стула около моей кровати (слишком маленького для моего большого папы) и вышел из палаты.

– В любом случае теперь вы обе не будете ходить одни в школу и из школы, раз здесь объявился… похититель, – мама бросила на меня очередной испуганный взгляд, явно не желая меня расстроить. Как меня может расстроить несуществующий преступник? – Мы будем отвозить вас в школу, а возвращаться…

– Меня может провожать Вада, он живёт на соседней улице, – бесцветным голосом сказала я.

– Сын одного из полицейских, которые с нами говорили? – спросила мама. Я пожала плечами: я почти ничего не знала о семье Тоси. Всё же мой неуверенный жест её убедил, и она кивнула, – Хорошо. А ты, Тамако, обязательно ходи с Ичиро.

Сестра поморщилась. Соседский сын был в неё давно влюблён, что умиляло родителей обеих сторон. Я вспомнила это как что-то давно прошедшее и уже малознакомое. «Я не должна быть здесь», – внезапно подумала я.

Вернулся папа, который сказал, что врачи разрешили мне пойти в школу во вторник. Через неделю меня будут ждать, чтобы снять швы. И нас уверили обращаться в любое время дня и ночи, если я почувствую недомогание. Я кивнула, прекрасно понимая, что в школе ли, дома я буду думать об одном. Но я смутно надеялась, что Хаку пробьёт эту чёртову защиту Дзэнибы и найдёт меня. Я не думала, что со мной будет, если я попаду в лапы дракону. Я просто…

Я просто хотела попросить прощения и сказать то, что не успела. «Пусть он не поймёт меня, но я должна это сказать».

Тамако впервые заговорила, сказав, что останется завтра со мной дома. Она произнесла это таким тусклым, но уверенным голосом, что родители не нашли что ей возразить.

– Мы забрали твои вещи, – обратилась сестра ко мне, – офицер отдал нам личные вещи, медсестра – одежду.

– Там был подарочный пакет? – быстро спросила я. Тамако кивнула и опустила голову.

Мне стало очень её жалко. Я знала, что она относится ко мне лучше, чем часто показывает, но мой «несчастный случай» явно ударил по ней слишком сильно. Я снова подумала о Хаку и о том, какая я отвратительная: беспокоюсь всё об одном и том же, в то время как моя семья сходит с ума из-за меня. А Хаку… я очень подвела его.

Этими мыслями я жонглировала во время двух очень забавных встреч после того, как моя семья снова отправилась в приемные покои, чтобы заполнять кипу никому не нужных документов. Первым ко мне зашёл молодой офицер, умные глаза которого остекленели, стоило ему присесть на стул рядом со мной. В гробовом молчании мы провели целый час, за который я заново успела подумать обо всём произошедшем. Когда офицер пришёл в себя, он явно был доволен прошедшей беседой, поблагодарил меня, уверил в том, что найдёт того, кто напал на нас с Кохакунуси, и заставит его ответить за это.

– Прошу прощение, что так сбивчиво говорила, офицер, мне ещё трудно формулировать мысли, – с готовностью ответила я.

– Огино-кун, ваши показания очень помогут расследованию! Особенно то, что вы обратили внимание на особые приметы преступника и успели увидеть его сообщников!

И все-то я увидела… какая я молодец. Но я мысленно поблагодарила Дзэнибу хотя бы за то, что моя семья начала бояться говорить со мной. Меньше всего на свете мне хотелось открывать рот.

Под этим девизом прошёл мой сеанс с психологом. Бедная молодая женщина, чем-то похожая на маму Хироко, целый час пыталась выдавить из меня хоть словечко, кроме ответа на приветствие. Она что-то говорила и о Хаку. Мол, «он не хочет, чтобы ты себя так изводила, я уверена». «Конечно. Он хочет крови. Он не отказался бы разорвать тебя в клочья», – почти спокойно думала я, глядя в окно. Был такой славный солнечный день. Какие разные события способно осветить солнце: Ханами, полное любви, и бесполезный сеанс с психологом.

Любовь. Вот только в таком контексте я и смогла произнести про себя это слово. Я снова и снова прокручивала то, что сказала Дзэниба: «Но я думаю, если что-то и спасёт его, то только любовь к тебе». Накануне я не смогла как следует подумать об этой фразе, но в молчании с психологом было что-то стимулирующее размышления. Неужели он действительно любит меня? Но откуда Дзэнибе знать об этом? Наверняка она сказала это, лишь чтобы успокоить меня. Да, это самое разумное объяснение. Она знала всё о драконе Хаку, но она не могла знать всё о моём Нигихаями. Он не из тех, кто делится сокровенным с бабушкой.

Одно я знала точно. Даже если Хаку не любил меня, он всё равно был готов пожертвовать собой, лишь бы спасти мою никчемную жизнь. Снова, не помня о том, что уже делал это раньше, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Он был готов на всё, а я своей никому не нужной бравадой подвела, – нет, хуже – предала его. Я знала, что нет слов, чтобы попросить за это прощения.

По прошествии часа мне очень хотелось извиниться перед несчастной разочарованной в своих способностях женщиной, но я так привыкла молчать, что меня не хватило на большее, чем просто «до свидания».

Когда за мной пришли родители и Тамако, и мама спросила, чего бы мне хотелось, я совершенно честно ответила:

– Чтобы я снова упала, посильнее ударилась головой и проснулась вчера.

***

Ночью, уже будучи дома, я проснулась от своего же крика. На него тут же сбежались все: явно не спавшая до этого Тамако, взъерошенная мама, бледный папа. Я не помнила ничего из своего сна, кроме Хаку, лежавшего на земле. Зеленые глаза не реагировали на свет солнца, из приоткрытого рта вниз стекала густая темная кровь. Это видение заставило меня снова реветь до хрипоты, до рвотных позывов. Я не слышала, как мама выключила верхний свет и включила лампу на столе, не поняла, как мы остались вдвоём, что она говорила мне дрожащим, но всё равно успокаивающим голосом, гладя меня по голове. Я знала, что мне ничего не угрожает, пока мама рядом, и в очередной раз испытала угрызения совести за то, что столько раз прощалась с ней навсегда. И всё равно… и всё равно я вся, без остатка стремилась к бело-зелёному дракону.

Я просыпалась ещё несколько раз. Мама осталась со мной, забывшись неглубоким сном. Когда она встала и тихо вышла из комнаты, чтобы собираться на работу, я лежала, открыв глаза, лицом к стене. В такой позе я пробыла до тех пор, пока за родителями не закрылась входная дверь. После этого я пошла в душ. Там я без каких-либо мыслей осмотрела свой рассеченный лоб и переглянулась с собственным отражением. Выглядело оно неважно, о чем я шепотом ему доложила. Отражение ничему не удивилось и молча кивнуло. Диалог не заладился.

После душа я, никуда не сворачивая, вернулась в комнату и подошла к письменному столу, чего не смогла сделать вечером. Спихнув со стула на пол сумку, где по-прежнему лежал мой телефон, я села за стол и положила руки на помятый подарочный пакет. Мне очень хотелось, чтобы прикосновение к этой реликвии вернуло меня в день, когда всё было лучше некуда. Конечно, этого не случилось. После этого я достала альбом и пастель и какое-то время просто смотрела на своё нежданное богатство. Сердце плакало бы, если бы умело, а глаза уже не могли. Я открыла альбом на первой странице, где под цветущими сакурами сидел на скамейке спокойный, красивый Хаку. Не удержавшись, я коснулась его нарисованного лица и поборола желание захлопнуть альбом. Я обещала ему закончить портрет, и я должна была это сделать.

Я более тщательно прокрасила одежду и волосы Хаку и занялась цветами сакуры. Было очень неудобно работать с фоном позднее центральной фигуры, но я почти радовалась этому: вся моя энергия, прежде направленная на саморазрушение, теперь служила творчеству. С каждым новым штрихом будто крепла, становилась ярче и чётче и моя связь с Хаку. Я знала, что это иллюзия… но разве может вообще что-то быть ненастоящим в этой жизни?

Услышав неловкий стук по дверному косяку, я вздрогнула и обернулась. Тамако принесла мне кружку молока и тарелку с моти. Наш традиционный набор для больного. Я кивнула, когда она поставила всё на стол, но ни к чему не притронулась. Тамако помялась рядом и наконец спросила:

– Можно я посмотрю, как ты рисуешь?

Этот вопрос настолько удивил меня, что я снова кивнула, не успев подумать. Сестра ненадолго вышла из комнаты и вернулась со стулом из кухни. Когда она села рядом со мной, я мельком посмотрела на неё и ужаснулась тому, как она плохо выглядит. В жизни не видела у неё таких синяков под глазами. Даже волосы, казалось, потускнели и потеряли насыщенность цвета. Мне захотелось спросить, всё ли нормально, но я понимала, как это глупо, и не стала этого делать. Я просто рисовала, а Тамако смотрела на мою работу.

Когда она была младше, подобное времяпрепровождение увлекало её больше чтения детских книжек. Я улыбнулась, вспомнив, как однажды нарисовала лягушку из купален Абурая, а Тамако была в таком восторге, что носила этот рисунок повсюду, даже потащила с собой в школу, чтобы показать подружкам. Интересно, как повернулось бы всё, если бы у сестры не случился сильнейший приступ аллергии, из-за которого она была вынуждена еще до цветения сакуры уехать к бабушке с дедушкой в префектуру Тоттори? Ведь тогда мы бы переезжали на новое место все вместе, а значит, вчетвером оказались бы в мире духов. Странно, но в тот момент я впервые по-настоящему задумалась о том, что произошло бы с нами, окажись мы в купальнях Абурая вдвоем с Тамако. Как бы относились к малышке работники? Познакомилась бы я с Безликим?

У меня не было ответа на эти вопросы, но одно я знала точно. Я всё равно любила бы Хаку.

Так я и призналась в этом хотя бы себе, рисунку передо мной и Тамако, тихо сидевшей рядом.

Правда, она не услышала моих мыслей, но, думаю, всё равно всё прекрасно поняла. Тамако всегда была более чуткой, чем я.

Комментарий к Глава десятая. После падения

Спасибо за прочтение!:з Буду рада вашим комментариям и мнениям!

========== Глава одиннадцатая. Мёд поэзии ==========

Следующим утром папа отвёз меня в школу примерно за час до начала занятий. Я собралась выходить из машины, но он придержал меня за локоть, и я вопросительно посмотрела на него. Папа с тяжёлым вздохом начал спрашивать меня:

– Ты уверена, что…

– Да, – прервала его я, – со мной ничего не случится, пап. Назад я пойду с Тоси, ты же сам разговаривал вчера с его отцом.

– Ты целый час будешь одна. Я всего лишь беспокоюсь о тебе, Тихиро, – мягко, насколько только мог, сказал папа.

Я кивнула:

– Я понимаю. Всё будет хорошо. В этой школе трудно быть по-настоящему одной. И я в порядке, – быстро сказала я, увидев, что отец готовился что-то добавить, – правда. Поезжай, а то опоздаешь. Хорошего дня, пап!

– И тебе, милая. Звони, если что. И позвони, когда будешь дома.

– Окей! – я поцеловала папу в щеку и наконец-то выбралась из машины.

Зная, что он смотрит мне вслед, я обернулась и помахала ему. Папа неуклюже потряс большой рукой, и в его темных глазах я внезапно увидела то, что он хотел мне помочь, но не знал как. Я заставила себя улыбнуться, прежде чем пойти к школе. Там я переобулась и отправилась в ту самую галерею, где мы (будто бы сотню лет назад) впервые обедали с Хаку. Я прекрасно знала, что до уроков туда мало кто заходил, поэтому трудно было найти место лучше для затворничества. Почти весь час я карандашом рисовала дом Хаку в своём новом альбоме. Руки двигались будто по собственной воле, не спрашивая, чего хочу я. Я давно не рисовала здания, поэтому получалось достаточно коряво, но мне было неважно. Я словно разучилась чувствовать. Чувства улетели, держась за драконью шею.

Время прошло быстро, и за несколько минут до звонка я спустилась к нашему классу, то и дело чувствуя на себе взгляды школьников. В нашем маленьком городке новости распространялись быстрее гриппа, и я была уверена, что за понедельник только ленивый не обсудил историю исчезновения Кохакунуси из второго класса и, конечно, мою роль в этом. Я шла к классу, не смотря по сторонам и стараясь не прислушиваться. Уже около дверей я на мгновение остановилась, услышав дрожащий от злости голос Тоси:

– Хоть одно слово, хоть один взгляд бросишь в её сторону, и я с тобой уже не так буду говорить.

Я будто окаменела, но всё же негнущейся ногой переступила порог. Все в классе молчали, явно наблюдая за стычкой, но тут все посмотрели на меня. Я же смотрела на Тоси, всё ещё держащегося за лацканы пиджака перепуганного Аситаки. Вада тут же отпустил одноклассника и, слегка оттолкнув его в сторону, занял своё место. На меня смотрела и Хироко, но совсем не так, как другие: не с любопытством или состраданием, а с желанием понять. Вдобавок к этому я почувствовала, как она рада меня видеть. Мы пересеклись взглядами, и я тут же отвела глаза и больше не смотрела в её сторону, пока шла до своего места. Я села к ней спиной и не повернулась, чтобы поздороваться, и я не знала, почему я так сделала. Я чувствовала на себе взгляд Тоси, но все равно не посмотрела на него в ответ. Со звонком в класс зашёл Сато-сан, и после приветствий он сказал:

– Обратим же свои молитвы к Кохакунуси и его семье, перед тем как начать занятие.

Это прозвучало настолько искусственно, что я невольно перевела взгляд вправо, на стол человека, который чувствовал фальшь лучше других. Его пустое место зияло дырой в ряде занятых парт. Вада снова обернулся ко мне, но я сделала вид, что увлеклась уравнениями, которыми начал исписывать доску учитель.

Урок прошёл на удивление быстро, и на перемене я пулей выскочила из класса, почти сбив с ног учителя математики. Судорожно обдумав возможные места укрытия, я забежала в туалет и закрылась в одной из кабинок. Там, опершись спиной на дверцу, я и провела всю перемену. Если быть точнее, я провела там все перемены, кроме обеденного перерыва, когда ушла с сумкой во внутренний двор школы, чтобы продолжить рисовать дом Хаку. К моему удивлению, Хироко и Тоси не бегали за мной сломя голову и не пытались заговорить. Я была этому рада, но в то же время испытывала угрызения совести, к которым успела привыкнуть за последние дни. Все мои чувства приглушал тихий голос карандаша, штриховавшего крышу дома, хотя я ловила себя на одной и той же мысли: «Я увижу твой длинный хвост, мелькнувший за школьной грядой». До невозможности самодовольно цитировать саму себя, и всё равно я ничего не могла с собой поделать.

Два урока после обеденного перерыва прошли по уже отработанной схеме: занятие – звонок – побег в туалет – звонок – занятие. Когда закончился английский язык, я первой сдала явно провальную контрольную работу и почти выбежала из класса. Я вспомнила, что по вторникам проходят встречи музыкального кружка, и хотела воспользоваться этим, чтобы дойти до дома одной. Всё не переставала надеяться, что встречу своего дракона. Переобувшись, я вышла из школы, чувствуя всем телом взгляды знакомых. Они лишь смотрели, но не подходили и смолкали, стоило мне поравняться с ними. Будто каждого из них запугал Вада-громовержец, который…

– Не так быстро, Огино!

Я не остановилась, услышав сердитый голос Тоси. Он догнал меня у самого выхода из школы. Я слышала его тяжёлое дыхание: видимо, он действительно бежал за мной.

– Хочешь, чтобы отец меня убил, да? – спросил Тоси, пытаясь на ходу запихнуть ветровку в рюкзак, – Чёрт!

Из расстегнутого настежь рюкзака попадали тетради, учебники, контейнер для бэнто и бутылка воды. Я сделала ещё несколько шагов, но тут же развернулась и подошла к однокласснику. Вада смотрел на меня, не замечая лежащих на земле вещей. Я не выдержала этого взгляда и собрала его школьные принадлежности и сама утрамбовала их в рюкзак, который Тоси держал в руке. Потом я выхватила из другой его руки ветровку, аккуратно свернула, положила её сверху и закрыла рюкзак.

– Закончила? – спросил меня Тоси.

Я удивилась, увидев, что он борется с собой, чтобы спрятать улыбку, и кивнула.

– Теперь я могу пойти с тобой?

Помедлив, я ещё раз кивнула. Мы начали идти в сторону моего дома. Тоси молча шёл рядом, засунув руки в карманы брюк. Что-то в его расслабленной походке меня взбесило настолько, что захотелось чуть ли не стукнуть его по голове. Но, возможно, я просто устала молчать.

– Сегодня ведь музыкальный клуб, – буркнула я себе под нос.

Вада присвистнул:

– Да ты разговариваешь! Приятное открытие, Огино. Я решил, что пока мне совсем не до музыки. Так что ты от меня не отвертишься.

– А Хироко?

– Хироко осталась на занятии. Потом её заберёт кто-то из родных. Ты не одна теперь под постоянным конвоем.

Я снова кивнула. Очень удобный жест, им можно выразить буквально всё.

– Хорошо, что ты сама её упомянула. Даже удивительно, после того, как ты по-свински с ней обошлась. Ну куда ты лезешь на красный свет?!

Тоси схватил меня за рукав и оттянул назад с проезжей части. Я подняла голову, чтобы посмотреть на него. В его глазах не было ни злости, ни даже привычного вызова. Он тоже пытался понять меня, и это не вязалось с его словами.

– Вада, я…

– Давай дойдём до тебя и поговорим, хорошо? Я прошу тебя хотя бы выслушать меня.

– Да, – сказала я, устав кивать головой.

– Спасибо.

Мы перешли через дорогу, свернули вправо и довольно быстро дошли до моего дома. Тоси придирчиво оглядел наш двор и направился к гаражу, около которого стояли два белых пластиковых стула. Он показал мне на них и напомнил:

– Позвони родителям.

Пока я отзвонилась маме и папе, сам Тоси тоже коротко поговорил со своим отцом. После этого я села рядом с ним и начала ждать его пламенной речи – а я не сомневалась, что она будет пламенной. Странно, но я была рада, что он догнал меня, что собирался с мыслями, готовясь что-то мне сказать. Никогда бы не подумала, что буду рада Тоси Ваде.

– Значит так, – начал он, натужно откашлявшись, – слушай меня и не перебивай, если вдруг к тебе опять вернётся дар речи. Я не представляю, через что ты сейчас проходишь. Я не знаю, что тебе пришлось пережить. Но ты, Огино, сделала одну большую ошибку, – моё сердце ёкнуло на этом слове, – ты можешь не думать обо мне, я на это не сержусь. Но нельзя так поступать с Хироко. Ты бы видела её в эти два дня: она ходила будто между жизнью и смертью. И так ты ей платишь? Молчанием и побегами? – Тоси помолчал и добавил, – Хайо и наш друг тоже. И нам тоже тяжело, пусть и не так, как тебе.

Я смотрела на фонарь, возле которого меня недавно ждал Хаку. Тоси говорил бесконечно правильные вещи, а я не знала, как ему на них ответить. Простейшим средством были бы слёзы, но манипулировать Вадой мне не хотелось. Я, не поворачиваясь, протянула ему правую руку:

– Прости меня. И перед Хироко я, конечно, тоже извинюсь. Мир?

Тоси усмехнулся:

– Мы вроде и не ссорились, – но руку всё же пожал.

После он слегка потряс мою ладонь, привлекая внимание. На его лице я увидела улыбку, которую никогда не забуду. Так не улыбаются людям с улицы. Вкупе с сосредоточенным, но миролюбивым взглядом зрелище было сказочное.

– Завтра с нами? Не убежишь?

Я, помедлив, тихо сказала “да”.

– Нам надо держаться вместе. Так, правда, легче. Мы хотим помочь тебе, Огино. И… я очень рад тебя видеть.

Теперь пришла моя очередь потрясти его за руку. Мы всё ещё не прекращали рукопожатие. Наверное, это смотрелось странно.

– Взаимно, Тоси. Я…

Слова встали поперёк горла, я буквально с трудом вздохнула. Внезапный порыв почти заставил меня рассказать Ваде всё от начала до конца: о мире ками, о том, что Хаку – дракон, о его проклятье. Эти знания жгли мне нутро, и почему-то я почувствовала, что Тоси не назвал бы меня сумасшедшей. Конечно, это не сделала бы и Хироко, но я никогда не порывалась рассказать ей свою самую большую тайну. Всё же я сдержалась и только добавила после большой паузы:

– Я не могу об этом говорить.

– Я и не прошу тебя об этом! И Хироко не просит, пойми! Она просто хочет быть рядом, не оставлять тебя один на один с тем, через что тебе пришлось пройти. И если у меня получится хоть немного отвлечь вас и себя заодно, я не буду чувствовать такую вину перед Хайо.

До меня наконец-то дошло, о чем он говорил:

– Боги, Вада, вы же ни в чем не виноваты! Если бы мы пошли к сакурам все вместе, всё было бы иначе, но не факт, что лучше! Ты… ты же знаешь, что там было несколько человек, – скомкано сказала я, вспомнив о легенде с похищением. Мои слова, к счастью, его убедили.

– Я понимаю это, но Хироко действительно очень тяжело признать, что в этом нет её вины. Хотя сам Хайо ни за что бы так не сказал. Я ведь прав?

– Конечно, – твёрдо подтвердила я, – он не обвинил бы никого из нас в произошедшем.

Мне было безумно тяжело поддерживать разговор о Хаку, несмотря на то, что с каждой минутой я все больше вспоминала о нашей дружбе. После падения я будто вновь перестала принадлежать этому миру и даже самым дорогим мне людям. Тоси же одним своим присутствием тянул меня к людям.

Интересно, когда Вада стал мне дорогим человеком?

– Ты, наверное, удивляешься, почему я, чёртов Аса-Тор, заставляю тебя, мегеру Нанну, не становиться отшельницей и не оставлять нас, – явно волнуясь, снова заговорил Вада, – просто я знаю, о чем говорю. Моя старшая сестра пропала, когда мне было пять лет.

Это ударило мне в голову почти так же сильно, как тот камень, разбивший мне лоб. Всё идёт из семьи. Нелюдимость и агрессивность не исключение.

– Глупо ждать её возвращения спустя столько лет, но я почему-то уверен, что с ней всё в порядке. Она очень бойкая и суровая, я по сравнению с ней – жалкая копия. Из-за её взрывного характера она часто ссорилась с отцом. Собственно, поэтому она однажды ушла из дома, и больше мы её не видели. Зато со мной она была самым милым и добрым человеком на свете. Я до сих пор помню, какие сказки она мне рассказывала. Так странно… скоро мне будет столько же, сколько было ей, когда мы в последний раз виделись.

Тоси говорил по-прежнему спокойно, хотя за каждым его словом чувствовались боль и обида. Я прекрасно знала оба этих чувства.

– Можно спросить, Тоси? – подала голос я. Пришла его очередь кивать. – Ты после этого стал таким…

– Психом? – Вада усмехнулся, – Да. На детской площадке один из моих приятелей спросил меня, правда ли, что моя сестра умерла. Я разбил ему нос своей желто-синей лопаткой.

– Я понимаю, – сказала я, не зная, как правильно отреагировать на эту историю.

Вада покачал головой и расстегнул две пуговицы на рубашке:

– Да даже я не понимаю этого. Уточню: я не горжусь этим поступком. И остальными драками – тоже. Ну, почти всеми, – я усмехнулась, и Тоси тоже криво улыбнулся. – Я рассказал тебе всё это затем, чтобы ты поняла: есть то, что нас деформирует и калечит. И с этим нельзя бороться в одиночку.

Я пристально посмотрела на Ваду и в этот раз выдержала его взгляд. Я вспомнила, как он похвалил моё стихотворение, как изо дня в день не давал прохода Араи и как утром вступился за меня, угрожая Аситаке. Но после этого я подумала о Хаку, и я вновь оказалась на границе двух миров.

– Прости меня. И спасибо, что догнал меня. Ты отличный друг.

– Я всё равно бегаю быстрее тебя, – проворчал Вада, но было видно, что он просто пытается скрыть смущение.

Я увидела, что Тамако смотрела на нас в окно, и помахала ей. Тоси, посмотрел в сторону дома и приветственно кивнул. Сестра улыбнулась и тоже махнула нам, прежде чем отойти от окна. Она немного ожила за день, что не могло не радовать.

– А могу теперь я задать тебе вопрос? – вновь заговорил Тоси, поворачиваясь ко мне, – Можешь не отвечать, если не захочешь.

Я с некоторым опасением согласилась.

– Ты написала стихотворение для Кохакунуси?

Честно говоря, я меньше удивилась бы прямому вопросу о том, дракон ли он или нет.

– Почему ты так решил? – медленно спросила я.

– Не я решил. Он.

Тоси опять откашлялся и достал из своего рюкзака бутылку воды.

– Хайо написал мне ночью после того, как Араи открыла свою истинную сущность. Я не спал… ну, неважно, почему. Могу показать тебе сообщения.

Вада достал из кармана телефон, быстро нашёл то, что ему нужно, и протянул его мне.

– Это и ещё два сообщения. Листай влево.

Я прикусила губу, стараясь собраться, и взяла телефон. Прикрыв экран от лучей солнца, я прочитала три сообщения от Хаку:

«Вада, это очень странно и по-идиотски, но скажи, тебе не показалось, что Тихиро написала про меня?»

«Отрезви меня, иначе я сойду с ума».

«Прости, что так поздно пишу».

Когда кажется, что больше никогда не сможешь заплакать, всегда надо говорить себе: «Милочка, да ты же не знаешь, что будет дальше». Боги уберегли меня от рыданий, которые могли бы испугать Тоси, но справиться с почти брызнувшими слезами я не смогла. Одной рукой я закрыла лицо, безуспешно пытаясь успокоиться, другой крепко сжимала телефон Вады.

В очередной раз я поняла, что я, и только я, причина всех бед Хаку: от проклятия Юбабы до разбитых чар Дзэнибы. Девчонка из мира людей разрушила жизнь ками. Смешно.

Кто-то тронул меня за предплечье. Я отняла руку от лица и увидела, что Тоси уже сидел на корточках передо мной. Его вечно угрюмое красивое лицо не выражало никаких эмоций, но все же я знала, что в душе этого парня бушуют стихии сильнее, чем у многих других.

– Не реви, – коротко сказал он мне, – Хайо был бы недоволен. Его спасут, слышишь? Мой отец и все его коллеги из кожи вон вылезут, чтобы это сделать.

Я еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Как полиция может победить то, чего нет? Пожалуй, они куда успешнее боролись бы с ветряными мельницами.

– Пообещай мне три вещи.

Тут я уже не смогла сдержаться, хотя по-прежнему не могла унять слезы:

– Не много ли ты на себя берёшь, Вада?

Он улыбнулся:

– В самый раз, если ты назвала меня другом. Во-первых, ты действительно не убежишь от нас завтра. Да?

– Да, – кивнула я.

– Во-вторых, ты не будешь нарываться на неприятности. Да?

«Кажется, поиски дракона он не имеет в виду, так что…»

– Да.

– В-третьих, ты, дурная твоя голова, скажешь ему правду о стихотворении. Извини уж, но твои слёзы я расцениваю как положительный ответ на мой вопрос.

«Могу я кое-что спросить у тебя, Тихиро?»

Мне не пришлось бы давать Ваде никаких обещаний, если бы я просто спросила у Хаку, что он хочет узнать.

– Да…

– Вот и умница, мегера. А теперь утри сопли и отдай мне телефон. Хотя всё же лучше поменяй последовательность действий, а то мне придётся тебе врезать.

Знакомиться с кулаком Тоси мне хотелось меньше, чем с его душой, поэтому я вернула ему телефон и начала усиленно успокаиваться.

***

– Ты же так ничего мне и не рассказала о вашей поездке, Хироко-сэмпай.

Мы возвращались в класс после физкультуры, и я, как могла, старалась прикинуться нормальным человеком. Разговор с Тоси сильно повлиял на меня: я решила давать близким как можно меньше поводов для беспокойства, раз уж не могу поговорить с ними начистоту. После того, как Вада ушёл домой, я позвонила Хироко. Мы поплакали друг другу в трубку, признались во взаимной любви и вечной дружбе и попросили прощения за всё, включая мелкие ссоры двухлетней давности. Утром, до занятий, я рисовала, а когда пришли ребята, мы проводили всё время вместе. В основном болтал Тоси, ему отвечала Хироко, смотревшая на этого беса с почти осязаемой нежностью, но я тоже старалась не терять нить беседы и ничем не выдавать свои мысли. Я соврала бы, сказав, что не была рада быть с ними и чувствовать их поддержку, и всё же они не могли избавить меня от ночных кошмаров, от разъедающего чувства вины.

Мой вопрос явно застал Хироко врасплох. Она нервно поправила волосы и быстро посмотрела на меня. Я запоздало добавила:

– Я хочу забыть о том дне, я говорила тебе вчера. Но это абсолютно не касается вашей поездки.

– Что ж… всё прошло хорошо. Мы немного погуляли по центру, зашли на рынок: маме Тоси нужна была какая-то особая ваниль, не спрашивай, чем она так замечательна, но Тоси успел поссориться с тремя торговцами. Потом мы пошли в кино на очень глупый фильм, но посмеялись там на славу. Пообедали в небольшом ресторанчике, снова пошли гулять, дошли до парка аттракционов…