Текст книги "Лишь в небе с драконом нежнейший вальс (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Конечно. Ты у меня и так засиделся дома. Какая красивая девочка!

Я не сразу поняла, что её последняя фраза относится ко мне, поэтому поклонилась с небольшим запозданием.

– Ба, Тихиро ушибла руку. Ты не посмотришь?

– Конечно, с радостью. Ты поезжай, мой дорогой, а мы пойдем домой, там я посмотрю её ручку. Ты не против, милая?

– Нет, конечно, – я улыбнулась, – спасибо большое…

– Зови меня бабушкой, – приветливая старушка подмигнула мне.

Нет. Они совсем не похожи с Хаку. Она вручила внуку лист бумаги (видимо, со списком покупок) и кошелек и забрала из корзины велосипеда его рюкзак. Я поспешила забрать свою сумку, а бабушка Хаку тем временем набросила рюкзак на плечо. Смотрелось это очень смешно, но мило. Хаку помахал нам рукой, развернул велосипед и поехал в сторону города.

– И мы пойдем, красавица.

Я пошла рядом с бабушкой Хаку. До этого я никогда не была в этом поселке, но много о нем слышала. За ним располагалось широкое кукурузное поле, на котором работали все жители этого почти вымершего поселения. Урожая с этого поля хватало на весь наш городок. Я увидела не больше тридцати жилых домов и удивилась, как же местные жители справляются с таким количеством кукурузы. Дом Хаку стоял примерно в равном расстоянии и от поля, и от рощицы и ничем не отличался от соседних построек: такой же приземистый, с такими же потемневшими от времени деревянными стенами, с таким же небольшим огородом рядом. Выглядел он очень ухоженно: чистые окна, дверь и рамы явно недавно покрашены, под крышей висела гирлянда из ярких тканевых флажков.

Бабушка Хаку открыла дверь и пропустила меня вперед. Я разулась и осталась в гостиной: я была знакома с такой планировкой домов, поэтому сразу поняла, что налево расположились кухня и санузел, а прямо и направо – три небольшие спальни. В комнате было много подушек, пледов, связанных вручную, кошачьих статуэток; под потолком была протянута веревка, на которой сушились ароматные травы; в углу стояла печка, а над ней – старые, громко тикающие часы. Всё это было так похоже на мой бедлам в комнате, что я невольно прониклась симпатией к старушке. «Наверное, в спальне Хаку всё совсем не так», – тут же подумала я. Бабушка Хаку в это время рылась в деревянном комоде на изогнутых ножках, и результатом её поисков стала небольшая банка, с которой она подошла ко мне.

– Дай я посмотрю твою ручку, милая.

Я протянула ей свою правую руку. Сухие пальцы бабушки Хаку едва касались моей кожи, даже когда вертели предплечье.

– Это просто ушиб, как я и думала. Помажем моей мазью, и совсем перестанет болеть, да и синяка не останется.

Она смазала больную часть руки тонким слоем темно-коричневой мази, пахнувшей жженным сахаром. Я еще раз поклонилась и поблагодарила старушку. Она одарила меня очередной приветливой улыбкой и пошла на кухню мыть руки. Оттуда бабушка окликнула меня:

– Милая, посмотри в окошко, не едет ли наш Хаку?

Я послушно подошла к одному из окон и выглянула на улицу.

– Нет, бабушка, Хаку еще не видно. Да и, наверное, еще рано…

Я не договорила, потому что поняла, что вслух произнесла имя, которое давно не слетало с моих губ. И тут же я поняла, что бабушка первой назвала своего внука Хаку.

Тем временем старушка вернулась с кухни и подошла к углу, где стояла печка:

– Наверное, ты права. Но всё же остановим время, чтобы как следует поболтать.

Она встала на цыпочки и коснулась часов кончиками пальцев, и их тиканье прекратилось. Я сама будто застыла, не понимая, от ужаса или еще от чего-то.

– Бабушка?.. – еле выговорила я.

Бабушка Хаку обернулась и посмотрела на меня с прежней улыбкой:

– Не узнаёшь меня? Что ж… придется тебе помочь.

Старушка перевернула свой кулон. Его обратная сторона оказалась крупным ограненным рубином. Подозрительно знакомое украшение, но где я могла его видеть?

В комнату будто залетел вихрь. Я закрыла лицо руками и закричала, но всё закончилось так же стремительно, как и началось. Я убрала руки и увидела перед собой совсем другого человека. Старушку с пышной прической седых волос, длинным крючковатым носом и большой родинкой между темными глазами. Платье осталось тем же, темно-зеленым, а не синим, но меня это совсем не волновало. У меня буквально подкосились ноги, я упала на колени и поняла, что по лицу проворными ручьями побежали слезы. Старушка подошла ко мне и, взяв за руки, легко подняла вверх. Она положила мне на щеку ладонь и легонько погладила:

– Ну, а ты почти не изменилась, Тихиро.

– Бабушка Дзэниба…

Большего сказать я не смогла. Крепко обняв старую колдунью, я разрыдалась.

Комментарий к Глава пятая. Глаза дракона

Спасибо за прочтение!:з Буду рада вашим комментариям и мнениям!

========== Глава шестая. Руна на ладони ==========

– Бабушка, но ведь Хаку совсем меня не узнает. Что с ним случилось?

Это был самый первый вопрос, который я смогла задать Дзэнибе. До этого я не могла вымолвить ни слова, только хваталась за платье колдуньи и заходилась в рыданиях. Ведьме пришлось нанести длинным ногтем какую-то руну на мою правую ладонь. Волшебный знак сначала обжег, а после охладил кожу и бесследно исчез. Это помогло мне моментально успокоиться. По словам Дзэнибы, эффект заклинания должен был продержаться несколько дней. А это, в свою очередь, не дало бы мне сойти с ума, о чем она весьма серьезно сказала мне.

Я не стала уточнять, что за чары наложила на меня могущественная колдунья: мне стало легче, и я будто уже прожила все свои эмоции и теперь вспоминала о них спустя много лет. Но я была уверена в одном: даже спустя годы меня будет волновать вопрос, на который я надеялась получить ответ. Дзэниба села в кресло и мановением руки пододвинула второе кресло так, чтобы я села напротив нее. Я послушно устроилась в нем и приготовилась слушать рассказ старой знакомой.

– Хаку… всё же я успела почти забыть об этом имени. Я ведь долго ждала тебя и знала, что ты найдешь дорогу в мой новый дом. И я расскажу тебе всё о драконе Хаку, если ты дашь мне одно обещание. – Она ненадолго замолчала и продолжила, – Мальчик не должен знать о нашем разговоре. Ему нельзя услышать даже обрывок нашей беседы, поэтому я ненадолго остановила время. Пообещай мне, что ничего ему не расскажешь, Тихиро.

– Но почему…

– Я всё объясню, когда дождусь твоего обещания. Помни, мне ничего не стоит стереть тебе память, деточка.

Я успела подумать о том, чтобы плюнуть на всё и действительно попросить Дзэнибу стереть мои воспоминания о мире духов и всём, что связано с Хаку-драконом. Это помогло бы мне развить наши отношения сейчас, когда он сам сказал мне называть его по имени. Кто же знает, что за смысл он в это вложил! И почему я в такой момент вообще думаю о каких бы то ни было отношениях… Я, конечно, сказала совсем другое и ничуть об этом не пожалела:

– Я даю вам слово, бабушка. От меня Хаку ни о чем не узнает. А больше мне некому рассказывать о разговоре с вами.

Дзэниба кивнула и вздохнула. Она взяла меня за руку и не отпускала почти всё время, пока говорила:

– Тогда не перебивай меня, потому что всё это достаточно сложно. Дело в том, что это я виновата в том, что наш мальчик не помнит тебя.

Я открыла рот, но тут же захлопнула его, споткнувшись о предостерегающий взгляд ведьмы. Сердце заныло, но боль сдерживала руна на моей руке.

– Конечно, ты должна понимать: я ни за что не причинила бы вреда тебе или ему после того, как мы простили друг друга за прошлые неприятности. Мне пришлось изменить память Хаку из-за моей милой сестрицы.

Юбаба не хотела отпускать своего некогда ручного дракона в мир людей: это был бы знак того, что она проиграла и ему, и тебе… и мне, а вот этого она не могла допустить. Сестра заставила мальчика работать на неё еще год. Он с трудом, но согласился, так как не хотел нарушать условия магического договора. Ему не терпелось найти тебя, Тихиро.

Я слушала Дзэнибу, затаив дыхание и не веря своему счастью. Он хотел найти меня! Он думал об этом всё время, пока помнил меня…

– Юбаба долго вынашивала план о том, как не допустить вашей новой встречи. А в коварстве ей не было равных. В день, когда Хаку настойчиво потребовал расторжения договора – а он имел полное право на это – моя дорогая сестра произнесла формулу освобождения от службы… думаю, мальчик не успел даже обрадоваться, а работники купален Абурая не смогли начать петь прощальную песню.

Дзэниба замолчала, понурив голову, а я почувствовала, как моя рука, казавшаяся маленькой по сравнению с обнимающими её ладонями ведьмы, начала дрожать. Только тогда я поняла, какая тяжелая тишина стояла вокруг. Вот как бывает, когда время останавливается.

– Моя сестра, – бабушка Дзэниба начала говорить так неожиданно для меня, что я вздрогнула всем телом, – наложила на Хаку проклятие, мешающее ему принимать человеческий облик.

Мой бело-зеленый дракон…

– Почему она это сделала? – тихо спросила я, но тут же сама дала ответ, – Чтобы он не смог найти меня?

Дзэниба кивнула:

– Я думаю, это была первая причина. А второй наверняка было её нежелание выпускать его в мир людей. Как ты понимаешь, драконам сейчас тяжело жить среди людей, особенно если они не оборотни.

– Но сейчас Нигихаями – настоящий человек! Я ничего не понимаю.

Бабушка улыбнулась и, отпустив мою руку, снова коснулась моей щеки:

– Как красиво ты произносишь его имя. Сейчас он человек благодаря своему мудрому решению. Вместо того чтобы растерзать мою сестру, он улетел ко мне. Признаюсь честно: я долго не могла понять, в чем же дело. Читать драконьи мысли – нелегкая задача, особенно если они постоянно прерываются одним и тем же женским именем… – она хитро посмотрела на меня и будто помолодела лет на триста от этого взгляда, – даже не думай спрашивать, что это было за имя. Не моей сестры уж точно.

Меня бросило в жар. Да я за всю жизнь столько не краснела, сколько пришлось с начала триместра!

– Я не знала, как подступиться к этому проклятию. Я перепробовала сотни заклинаний, но только измучила несчастного дракона. Мне пришлось пойти на поклон сестре, и там я тоже потерпела поражение. Мы с Бо в два голоса пытались заставить её снять проклятие, но сначала она лишь огрызалась, а потом нехотя призналась, что не знает, как это сделать. Я совсем потеряла веру. Уникальные заклинания, не имеющие контрметодов, – это худшее, что может сделать колдун или колдунья своему врагу. И я вернулась домой ни с чем. Хаку был в подавленном состоянии: он ничего не ел, почти не спал, не двигался. Только слезы текли, почти не переставая.

Примерно через две недели после этой жалкой жизни он хотел отправиться на поиски новой реки для охраны и жизни. Это означало бы отшельничество до конца его дней. Я не могла этого допустить, слишком быстро я привязалась к этому дракону. И мне пришла в голову сумасшедшая мысль: я не могу сделать так, чтобы он перестал быть драконом, но я могу запрятать его воспоминания о драконьей жизни и дать ему новые. Это очень сложная магия, на которую я отважилась бы только в крайнем случае. Болезненные трансформации, отнимающие много моих сил, ни единого шанса на ошибку. Я рассказала Хаку о своей мысли. Он долго думал, и я услышала его главную мысль: «Я не хочу расстаться с воспоминаниями о ней». Я долго уверяла его в том, что воспоминания останутся с ним, только очень глубоко, намного глубже, чем они лежали до вашей встречи в купальнях Абурая. Я пыталась, как могла, расписать ему то, что сделаю всё возможное для того, чтобы вы снова встретились, когда пойму, что он готов. Я пообещала ему найти тебя за него. В конце концов Хаку всё же согласился. Я не могу представить, как трудно далось ему это решение, ведь он знал: даже если вы снова встретитесь, он не узнает тебя и больше не будет помнить твоего имени. Но он храбрый мальчик, и спустя два дня моего непрерывного колдовства мне удалось создать ему новую личность, во многом, конечно, обладающую чертами прежней – моего славного умного внука Нигихаями. К счастью, все прошло успешно, и из спящего дракона он стал спящим подростком. Он спал очень долго. За это время я успела переехать в этот дом и слегка подправить воспоминания соседей, чтобы утром все они здоровались со мной, как с бабушкой Чи. Когда мальчик проснулся, он уже был другим. Тем, кто ходит сейчас с тобой в старшую школу. Тихим мальчиком, чьи родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда ему был год.

Дзэниба перевела дух и повела правой рукой. С кухни медленно выплыл небольшой глиняный чайник в компании двух чашечек. Чайник сам разлил чай и подтолкнул чашки ко мне и Дзэнибе. В воздухе приятно запахло жасмином. Я взяла чашку в руки, но пить не стала. Слишком трудно мне было переключиться на что-то. Дзэниба, напротив, тут же выпила весь чай и потребовала у чайника добавки.

– Думаю, пора возвращать времени право течь, как оно хочет. Да и мне уже надо меняться. Выпей чай, Тихиро, полегчает.

Я послушно опустошила чашку, не почувствовав вкуса напитка. Взгляд уперся в частично выцветшую фотографию формата А4 в простой деревянной рамке, стоящую на комоде рядом с корзиной пряжи. На фото была изображена семья: сидящая на стуле мать – красивая женщина не старше тридцати лет, улыбающаяся до ямочек на щеках, держащая на руках маленького пухлощекого зеленоглазого мальчика; старший сын в форме начальной школы, стоящий за её спиной, – темноволосый, темноглазый, очень симпатичный ребенок; отец в очках с широкой черной оправой, за которой блестели светлые глаза, положивший руку на плечо старшего мальчика. Ком встал в горле, потому что я отчетливо поняла: таким будет Хаку, когда станет совсем взрослым. Как Дзэниба всё это сделала? И неужели брат, на которого так жаловался Кохакунуси, всего лишь фантом, дело рук колдуньи? Я побоялась спросить напрямую и, сморгнув слезы, с трудом отвела взгляд от фотографии.

Дзэниба встала с кресла, и я поняла, что она готовится творить волшебство, поэтому одной рукой крепко сжала ручку кресла, а другой – чайную чашку. Налетевший ураган отбросил мое кресло и посуду на свои места. Чашечка так рвалась на свое место, что, кажется, укусила меня за ладонь. Пришлось отпустить. Меня вжало в кресло и хорошенько тряхнуло, когда мы с ним стукнулись об стену, прежде чем занять положенное место. Часы затикали, зажжужала первая весенняя муха, на улице послышались детские голоса. Я посмотрела на Дзэнибу и вновь увидела бабушку Нигихаями Кохакунуси, которая поправляла золотой кулон, лежащий на её широкой груди. Теперь я знала, что её зовут бабушка Чи.

– У нас еще есть время, – сказала неузнаваемая теперь Дзэниба, – можешь пока задать мне вопросы.

Вопросы… да какие тут уже могут быть вопросы. Было ясно, что без руны на ладони мне пришлось бы тяжело. Одна мысль о том, что Хаку был проклят Юбабой, могла бы меня морально убить; одна фотография счастливой семьи, которой никогда не было у мальчика-дракона, могла бы заставить меня плакать несколько часов кряду. Что и говорить о том, что Хаку не хотел меня забывать и целый год жил с мыслью, что вскоре найдет меня…

– Почему вы сразу не отправили его в школу? – всё же спросила я. – Поначалу о нем много шептались. Сейчас, конечно, привыкли, но ведь это лишнее внимание.

– Ты права. Но хорошим чарам, как и хорошему саке, необходимо настояться. Я непременно хотела, чтобы Хаку учился с тобой. А ты являешься главным катализатором его прежних воспоминаний. Я боялась, что он вспомнит тебя и вспомнит себя. Но ты ведь наверняка пыталась узнать, помнит ли он хоть что-нибудь?

Я кивнула, снова смущаясь из-за своего поведения в день нашего нового знакомства.

– Значит, чары достаточно крепки, и я, как всегда, была права, – довольно сказала Чи-Дзэниба.

– Но бабушка, почему вы так боитесь того, что чары спадут? Вы ведь сможете наложить их еще раз? Вы же сможете ему помочь?

Женщина грустно улыбнулась:

– Я не всесильна. Даже богам многое не под силу. К тому же случилось то, что заставило меня отложить выход Хаку из тени еще на год. Дело в том, что моя прекрасная сестрица отправилась к нашим родителям.

– Что? – я была поражена, – Юбаба умерла?!

– Да. Сидя за своим столом и работая, как, думаю, она всегда хотела. Со смертью волшебника наложенные им чары не спадают, но могут измениться до неузнаваемости. Именно поэтому раньше, когда колдунов было в разы больше, многие магические дуэли кончались смертью обоих оппонентов. Просто один из сражавшихся посылал проклятье на другого и быстро вспарывал себе живот. Ни тебе, ни мне, как говорят… Я боялась того, чем могло стать проклятье Хаку, но оно никак не проявило себя в течение всего года. Я чуть выдохнула, и вот теперь вы одноклассники. К тому же, смерть сестры напомнила мне об одной вещи, – поймав мой непонимающий взгляд, волшебница грустно улыбнулась, – я вспомнила, что сама не вечна, и поэтому не могу привязать к себе мальчика. Он же стал намного веселее после того, как у него появились друзья.

Мы немного помолчали. Я не могла до конца осознать рассказ Дзэнибы и не была уверена, что когда-то смогу.

– Вы просили меня не говорить с ним о нашем разговоре, потому что боитесь, что ваши чары могут разрушиться?

– Именно. Если его настоящая личность прорвется наружу, я не могу сказать, чем это кончится. Он может умереть.

Я ничего не ответила на это. Мне было больно даже думать о такой возможности.

– Кто теперь главный в купальнях Абурая?

– Бо, но, пока он не достиг совершеннолетия, всем заведует Камадзи-сан. Так что жизнь там наладилась, насколько я могу судить.

Услышанное только что перемешалось с моими воспоминаниями, мечтами и домыслами в непередаваемое словами нечто. Я с надеждой в голосе спросила Дзэнибу:

– Может, вы тоже наложите на меня какое-нибудь заклинание? Я не знаю, как держаться с Хаку, со своей семьей…

Дзэниба засмеялась:

– Моя руна поможет тебе вести себя, как обычно. Что касается Хаку… тут я не сомневаюсь в том, что ты проявишь себя молодцом. Ведь после всех твоих рисунков, стихов и снов ты просто не сможешь причинить ему зло. Ты будешь держать себя в руках, Тихиро, верь мне.

– Как… вы знаете о рисунках?! И о снах? Откуда? – мне не хватало воздуха от неожиданности.

– Я приглядывала за тобой все эти годы, дорогая. Твоей жизнью интересовались многие твои знакомые. А мне было важно знать, что ты в порядке, хоть и вечно грустишь.

Дзэниба в облике бабушки Чи встала с кресла и перешла на кухню.

– Нигихаями скоро вернется. Надо бы ему чем-нибудь перекусить. Ты голодна

– Я? Нет, спасибо, – после этой истории мне казалось, что ничего не будет прежним, какой уж тут разговор о еде.

Я посмотрела в окно и увидела, что Хаку медленно выехал из рощи на велосипеде, ставшем грузовым из-за обилия пакетов с продуктами и хозтоварами. Я тоже встала с кресла и, чуть не прыгая из-за онемевшей ноги, тоже дошла до уютной кухни. Я сказала Дзэнибе, что Хаку подъезжает, та кивнула, продолжая нарезать суши с лососем. Я искренне удивилась тому, как же ведьма заботится о своем бывшем недруге. Будто и вправду бабушка о внуке.

В этот момент я спохватилась, вспомнив о молчаливом Безликом, которому я так полюбилась в день своего появления в мире духов. Мне о многом хотелось спросить Дзэнибу, но я поняла это только в конце нашего разговора. «Совсем сбрендила на своем Хаку, – с раздражением подумала я, – но будто это какая-то новость». Всё же я подошла к женщине вплотную и, понизив голос, спросила:

– Бабушка, а где Безликий?

Она подняла голову и посмотрела на меня, как мне показалось, с настоящей горечью:

– Мы дали друг другу всё, что могли, и он ушёл.

Мне показалось, что она хотела что-то добавить, но тут почти бесшумно открылась входная дверь, и в дом зашел Хаку, навьюченный холщовыми сумками, словно мул.

– Долго же ты, милый.

– Встретил знакомого, ба, прости. Как твоя рука, травмированная?

Я посмотрела на Хаку, аккуратно поставившего сумки на пол и ждавшего моего ответа, и поняла, что Дзэниба была права. Я скорее откушу себе язык, чем подвергну его опасности. И старые рисунки я ни за что ему не покажу. Осознание этого придало мне сил. Я улыбнулась парню со словами:

– Всё в порядке. Мазь бабушки Чи просто спасение. А вы не могли бы дать немного для нашей подруги? Она сегодня сильно ушибла ногу.

– Да, конечно, – Чи-Дзэниба засуетилась и, помыв руки, сказала Хаку, – поешь перед выходом, а сумки оставь, я сама всё разберу.

– Хорошо, бабуль, – едва бабушка вышла с кухни, он с улыбкой закатил глаза, – и так каждый день. Ты тут не заскучала с ней?

– Нет, – совершенно искренне ответила я, – с твоей бабушкой не до скуки. Мы хорошо поболтали.

– О чем вы разговаривали? – Хаку помыл руки, тут же умылся и, не вытирая лицо, сел за стол. Его бледное лицо теперь блестело, а много ли мне, дуре, надо, чтобы моё сердце сжалось.

– Конечно, о тебе, – невозмутимо сказала я. Хаку поднял бровь.

– Что, бабуля рассказывала тебе все мои тайны?

Я повторила за ним эту насмешливую гримасу, про себя удивляясь его прозорливости:

– А у тебя много тайн?

Он немного помолчал и с улыбкой сказал:

– Пожалуй, нет. А о тех, что есть, бабушка не знает.

Я отчего-то очень смутилась и, поправив прическу, перевела взгляд на окно за спиной Хаку.

Комментарий к Глава шестая. Руна на ладони

Спасибо за прочтение!:з Буду рада вашим комментариям и мнениям!

========== Глава седьмая. Альянс с богом ==========

– Нас с тобой ожидает пополнение, кстати.

Я едва не свалилась с велосипеда от этой невзначай брошенной фразы. Конечно, я не могла видеть лицо Хаку, но отчего-то была уверена, что он усмехнулся, почувствовав ёрзанье за своей спиной.

– Чего? – только и смогла проговорить я.

– Я тебя придавил там, что ли? Что с голосом? Говорю, Тоси нас ждёт на перекрёстке.

О, привет, мой прежний мир, где живёт Тоси Вада. Давно не виделись. Медленной волной накатило осознание того, что сказал Хаку. Я вцепилась ему в плечо и воскликнула:

– Только не говори мне, что ты позвал Ваду к Хироко?! Даже не смей мне этого говорить!

– А что такого, если позвал? – Хаку на секунду обернулся и, увидев моё яростное лицо, всё же решил затормозить. До перекрёстка около школы оставалось совсем не далеко.

– Конец света? – улыбнулся Кохакунуси, сверкая зелёными глазами.

Я раздосадовано и зло стукнула его кулаком в грудь. Меня так разозлили эта улыбка и его непонимание, что я даже забыла о разговоре с Дзэнибой. Тайны, проклятия и магия могут подождать, пока бушует праведный гнев.

– Да чего ты смеёшься, будто это лучшая шутка на свете, идиот! Нельзя просто так звать людей в гости, причём даже не к себе, да и не просто людей, а чертового Тоси Ваду! Ты выскочка, кретин и…

– Идиот. Я запомнил, – Хаку говорил, как всегда, очень спокойно, и это взбесило меня ещё сильнее. «Что-то руна совсем не сдерживает мой гнев», – подумала я, занося руку для нового удара, но её ловко перехватил зеленоглазый парень и, на секунду задержав пальцы на моем запястье, тут же отпустил.

– Побереги руку и заткнись хоть на минуту, Огино.

Моя фамилия и его прикосновение немного отрезвили меня. Я хмуро смотрела на его нетускнеющую улыбку и сквозь зубы процедила:

– Ну?

Хаку выдержал театральную паузу и сказал:

– Я позвал Ваду к Хироко, когда встретил его в магазине. После долгого разговора о ней и наших отношениях и, конечно, после того, как я спросил у Кодзимы разрешения. Хорошего же ты обо мне мнения, – Хаку смахнул волосы с лица и посмотрел на меня, – Не дошло? Тоси давно влюблён в Хироко и сегодня чуть с ума не сошёл. Сама подумай. Сначала её феерическое падение, потом непродолжительные разговоры о нашем с ней воображаемом романе. Кажется, он хотел двинуть мне по носу прямо у мясного прилавка, но всё же дал мне объясниться.

– В чём? – бездумно спросила я, лихорадочно проговаривая про себя слова Хаку. Давно влюблён? Чуть не сошёл с ума? Вот кто здесь сбрендит на счёт три, так это Тихиро Огино.

– В том, что я не думал, что дружеское участие так легко спутать с любовью до гроба. Я еле заставил Тоси пойти с нами проведать Хироко, говорил, что ей будет приятно. И, судя по твоей реакции, я попал в яблочко? Да перестань ты меня бить!

В это время я снова толкнула его в плечо, но уже без злости и раздражения. Хаку понял это и засмеялся, не уворачиваясь от моего слабого удара:

– Так я прав, это действительно взаимно?

Я не хотела выдавать свою подругу (хотя, по сути, уже это сделала), поэтому только буркнула:

– Сводник!

Хаку не обиделся:

– И что, это плохо?

– Ужасно, – я подумала и добавила, – но не в этой ситуации.

Мы помолчали. Мне стало неловко за мою глупую вспышку гнева. Хаку протянул руку и со вздохом взъерошил мне волосы:

– В следующий раз разберись, прежде чем бросаться на людей с кулаками, Огино.

– Чего это я опять Огино? – обиженно спросила я. Хаку хмыкнул:

– Мне нужно привыкнуть. Прости, Тихиро. Но давай уже поедем, а то Вада точно не ограничится простыми толчками.

Я согласилась. А что мне оставалось. Солнце уверенно шагало к горизонту, а мне нужно быть дома до темноты.

– Слушай, – сказала я, когда мы уже повернули к школе, – могу я тебя попросить никому не говорить о том, что произошло у нас с Араи? Я не хочу беспокоить Хироко, а остальным знать и вовсе необязательно.

Хаку, не сказав ни слова, чуть повернул голову и кивнул, и я знала, что это движение имеет бóльшую цену, чем любое слово.

Скоро я увидела, что Вада успел переодеться и оставить дома школьные вещи и гитару, с которой он таскался на каждое собрание музыкального клуба. Он дремал и держался на велосипеде не иначе как чудом. Хаку тихо подъехал к нему почти вплотную и хлопнул его по плечу. Вада подпрыгнул и чуть не упал, потеряв равновесие. Он смерил Хаку своим привычным тяжёлым, угрюмым взглядом и сказал:

– Я уже думал, что ты обо мне забыл, Хайо.

Потом он посмотрел на меня и спросил:

– Если ты такая копуша, то почему не переоделась?

Хаку, кстати, тоже сменил форму на чёрные джинсы и тёмно-серый джемпер, поэтому я действительно одна была в дурацкой школьной юбке, торчащей из-под куртки.

– Какой еще Хайо? – спросила я, не отвечая на вопрос Вады. Хаку начал что-то говорить, но его прервал наш одноклассник:

– Я себе весь язык стер его имечком, серьезно. Моя прабабушка тратит меньше времени, чтобы вспомнить, как меня зовут, чем я, когда пытаюсь к нему обратиться. Вот и придумал короткий вариант, вроде, Хайо не против. Ты же не против?

– Не против, – кивнул Хаку и снова повернулся ко мне, – тебе не нравится?

Я пожала плечами:

– Главное, чтобы тебе было нормально.

– Может, мы уже поедем, а? Я замерз вас ждать, – с раздражением сказал Вада.

Мы с Хаку выехали вперед, потому что Ваде нужно было показывать дорогу к дому Хироко. Начав подниматься в горку, Хаку спросил меня прерывающимся от напряжения голосом:

– Тебе… правда не нравится… Хайо?

Вот прицепился же… Я слезла с велосипеда и пошла рядом с ним.

– Да нормальное имя. Если тебе и Ваде нравится, почему бы и не пользоваться им. Только вот твое имя мне нравится больше.

– Спасибо, – сказал Хаку и прибавил скорость. Я хотела было обидеться, но махнула рукой. Давно у меня не было таких странных дней. Тут меня обогнал и Вада, и мне пришлось зашагать быстрее. Джентльмены из японских старшеклассников не хрестоматийны, что уж там и говорить. Правило «дамы вперед» явно невысоко стояло для этих велосипедистов, ожидавших меня в конце подъема.

***

Хироко была в порядке. Действительно, она всего лишь ушиблась при падении, и ей даже не стали продлевать освобождение от занятий. Поначалу подруга ужасно нервничала, постоянно норовила вскочить и чем-то услужить нам с парнями, пока мы в три голоса не рявкнули на нее и не приказали сидеть смирно и есть свой рамэн*. Я смотрела на пунцовую в тон новому спортивному костюму Хироко и не могла не улыбнуться, ведь меня одну она, скорее всего, встретила бы в мягкой пижаме Пикачу. Хаку передал Хироко мазь Чи-Дзэнибы, и так все поняли, что я ездила с ним к нему домой. Подруга вопросительно округлила глаза, я сделала вид, что этого не заметила. Вада же хмыкнул и сказал:

– Да ты сегодня звезда, Огино. После случая со стихотворением уже успела сгонять к парню домой…

Хироко ничего не поняла, и, на мое неудовольствие, Вада начал объяснять. Когда дело касается того, с чем он в корне не согласен, он становится не в меру болтливым:

– Эта дура Араи украла у Огино её ежедневник и попыталась выдать её стихотворение на английском за своё, чуть не ползая с ним перед Исигуро. Хорошо, что Огино смогла всё вернуть на круги своя и отстоять себя. Теперь Араи грозит выговор от директора, а сегодня она вне очереди убиралась в классе.

Мы быстро переглянулись с Хаку и, не сговариваясь, посмотрели на Хироко, уронившую палочки на пол.

– Что? Тихиро, она украла твой ежедневник? Черный?

– Не могу сказать, что украла, – неохотно сказала я, – скорее, подобрала и присвоила. Он выпал у меня из сумки. Но хорошо, что всё закончилось благополучно.

– Именно тогда, когда меня не было! – воскликнула Хироко, – будто специально! Ты ведь не показываешь его никому, и Нигихаями не видел его. Я сама видела только обложку.

– Я все равно чувствую себя очень виноватым перед Тихиро, – сказал Хаку, протягивая Хироко запечатанные палочки, – я должен был почувствовать подвох, но нет. И ничего не сделал, когда ты уже сказала правду.

Я снова почувствовала на себе его взгляд, но на этот раз не смогла поднять голову. Рядом снова раздался голос Вады:

– Зато как ты её припечатал, когда Исигуро вышел за Огино! Хайо назвал Араи дочерью вора мёда поэзии Локи!

Я с немым вопросом посмотрела на Хироко, но она ответила мне тем же. Все мои знания о скандинавской мифологии заканчивались на том, что я догадывалась об ее существовании. Вада тяжело вздохнул:

– Как же… Хель, дочь Локи, хозяйка царства мертвых! Да еще и мерзкая до невозможности: крупнее многих великанов, половина её тела черно-синяя, вторая – мертвенно-белая, причем туловище и лицо как у живой женщины, а ноги разлагаются, как у трупа! Ну не красавица ли?

Высокая королева школы тут же предстала перед нами совсем в другом свете. Я, не сдержавшись, засмеялась, и поняла, что после такого не смогу воспринимать Акиру Араи серьезно. Все засмеялись вслед за мной, даже Тоси Вада, а Хаку удивленно сказал:

– Я был уверен, что меня никто не поймет!

– Меньше думай о том, какой ты классный, Хайо, и люди к тебе потянутся, – показав в его сторону палочкой, сказал Вада.

– Тебя это тоже касается, Тор-громовержец, – со смехом парировал Кохакунуси.

– О, как здорово! – искренне восхитилась Хироко, ненадолго забыв об Араи, – назовите и меня как-нибудь!

– Ты всяко будешь Сиф, Хироко. Это богиня плодородия с волосами из чистого золота. У тебя, конечно, не драгоценные волосы, но всё равно очень красивые, – с готовностью ответил Хаку.