Текст книги "Душа неприкаянная (СИ)"

Автор книги: Flikey_ok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

========== Глава шестнадцатая. ==========

***

Иисус подъехал к аэродрому в полной тишине. Он сказал водителю остановиться подальше, боясь, что их могут услышать, и вышел на улицу. Джипы сзади тоже остановились. Он оглянулся и заметил, что «Форда» Санчеса нет.

– Где эти уроды? – спросил он у одного из наёмников.

– Не знаю, босс. У них такая развалюха, может, отстали.

– Ладно, и без них обойдёмся. Ты, – он указал пальцем на водителя одного из джипов. – Оставайся здес,ь и, когда братья приедут, пускай не выходят из своей машины. Мне не нужны проблемы, один из них фанат, чёрт его знает на что эти придурки способны, – водитель коротко кивнул, и Иисус немного с опозданием подумал, что тот наверняка даже не имеет представления о том, чьим фанатом был Алехандро. Хотя это было не важно, парень знал своё дело и он мог не опасаться за него.

Иисус повернулся и пошёл к дому. Его наёмники тихо пошли следом. Никто не смел разговаривать, никто не произносил ни звука, лишь песок тихо шуршал под их ногами. В полной тишине они подошли к дому. Освещённое окно было приоткрыто, тихо работало радио. Иисус услышал приглушённые голоса, он прислушался и смог разобрать отдельные слова.

– Ты должен чтить родителей, неблагодарная свинья.

– Заткнись. Ты выжил из ума и недостоин уважения. Зачем ты пускаешь в дом чужих, старый урод.

Иисус узнал визгливый дребезжащий голос Аарона, второй, несомненно, был его отец – бывший Инквизитор. Где-то громко хлопнула дверь, потом послышались шаги и стук когтей по полу. Иисус вспомнил, что Аарон иногда приезжал к нему со своим псом, огромной лохматой кавказской овчаркой. Пёс почуял их и с рычанием бросился на дверь.

– Что такое, Караш? Кто ещё там, – голос, несомненно, принадлежал Инквизитору. Иисус понял, что прятаться бессмысленно и громко крикнул:

– Уберите вашего блохастого пса, это Иисус, мне надо поговорить.

– Иисус? – старик выглянул в окно. – Чего случилось-то? Пилота нет на месте, он запил, и, думаю, до утра вам никуда не улететь.

– Я не собираюсь никуда лететь, я должен поговорить с Аароном. На нас вышло ФБР, нужно сматываться отсюда и поживее, – пёс громко лаял, и Иисусу приходилось перекрикивать его. – Да уберёшь ты собаку или нет, дед?! Давай живее, нет времени.

Через несколько минут лай стих, дверь открылась, и Иисус увидел Аарона. Высокий, крупный, но какой-то вялый и дряблый мужчина, сейчас он выглядел напуганным. Его маленькие глазки бегали по лицам наёмников, столпившихся перед входом. Тонкая рубашка прилипла к телу, и на подмышках проступили пятна пота.

– Проходите, босс, прошу, – он жалко улыбнулся и пригласил всех в дом. Иисус повернулся к наёмникам.

– Здесь подождите, я ненадолго. А ты, – он указал на своего водителя. – Иди со мной.

Иисус зашёл в крошечную гостиную и огляделся в поисках Шнайдера. Из услышанного разговора нельзя было понять в доме ли ещё музыканты, или уже нет. В гостиной никого не было.

– Где они? – спросил Иисус.

– Кто? – Аарон понял вопрос, но пытался сделать вид, что это не так.

– Музыканты эти? Они ведь были тут?

– Нет, не знаю я никаких музыкантов. Мы тут с отцом вдвоём.

– Не ври, трус поганый. Где музыканты? – Иисус достал пистолет и направил его на Аарона.

Тот буквально затрясся от страха. Иисус всегда презирал слабость, и это зрелище было ему противно. Он считал, что мужчина не должен бояться смерти, и обязан смело смотреть ей в лицо. Аарон по-прежнему повторял:

– Нет, я не знаю, какие музыканты. Никого нет. Я и отец.

– Отец должен стыдиться такого трусливого сына, – сказал Иисус и подошёл поближе к Аарону, уперев пистолет тому в грудь.

– Нет, не надо. Босс, не надо, – Аарон чуть не плакал. От него резко пахло потом и страхом. Иисус мог бы убить его прямо сейчас на месте, и, пожалуй, это было бы лучшим решением. Но он должен был знать, где искать Шнайдера.

– Где музыканты? – повторил он и поднял пистолет к лицу Аарона. В эту секунду раздался грохот выстрела. Иисус вздрогнул и отскочил в сторону. Стреляли где-то в доме. Аарон испуганно повернулся на звук, Иисус с отвращением заметил, что на его брюках спереди расползается мокрое пятно.

– Что это? – спросил он.

– Я не знаю, это отец. Я не знаю никаких музыкантов, – Аарон заметил, что обоссался, и попытался прикрыть пятно руками.

Послышались шаркающие шаги, Иисус поднял пистолет и направил на дверь в спальню. Его водитель поступил так же. Дверь открылась, и на пороге показался Инквизитор, лицо его было печально, в руке он держал старое ружьё.

– Это что ещё за дела? – Иисус опустил пистолет и уставился на деда.

– Пришлось пса пристрелить, он совсем взбесился, – Инквизитор показал Иисусу руку перебинтованную полотенцем. Сквозь белую ткань проступала кровь. – Цапнул меня, когда я его в комнате запирал. Эх, жаль, хороший пёс был. Да вы бы присели что ли, – он указал рукой на единственный табурет.

Иисус проследил за его рукой и сказал:

– Нет, спасибо. Я постою. Где музыканты?

– Музыканты? – дед был абсолютно спокоен. – Это те два безмозглых туриста, что объели меня и спёрли мои вещи и даже не заплатили, хотя обещали?

– Да, два мужика, немцы. Один высокий, кудрявый, второй пониже с чёрным ёжиком.

– Кудрявый? Нет, кудрявого не было. Один и правда с ёжиком, смешной такой, с губой разбитой, – дед прошёл к табурету и тяжело опустился на него. – Всё двери мои разглядывал, а второй совсем не кудрявый. Всклокоченный какой-то, но не кудрявый.

– И где они? – Иисус начинал злиться.

– Ушли, – ответил дед и, посмотрев на своего сына, вдруг совершенно неожиданно закричал. – Ты сраная трусливая задница, тебе уже сорок с лишним лет, а всё в штаны делаешь. Пошёл прочь с моих глаз!

Аарон было попятился к выходу, но Иисус повернулся к нему.

– Нет, Аарон, никуда ты не пойдёшь. Стой на месте, – и снова повернувшись к деду, спросил. – Так куда они ушли?

– Я не знаю, может, туда, – дед указал на дверь. – А может, и туда, – он ткнул пальцем куда-то в глубину дома. – Откуда же мне знать. Они денег обещали, я им ужин подогрел, они поели. Попросили одежды тёплой, я им дал. А пока я по дому суетился, их и след простыл. Потом этот болван приехал, – дед показал на своего сына. – А теперь вот вы. То никого нет месяцами, то все как разом приходят, я бы знал, пирог испёк.

– Ты что? Издеваешься?! – Иисус пересёк комнату и, подлетев к деду, ткнул ему в лицо пистолетом. Аарон за его спиной громко пукнул. Дед же был абсолютно спокоен, он легонько отвёл дуло пистолета от своего лица и улыбнулся, обнажив гнилые редкие зубы.

– Нет, что же мне над вами издеваться. Я, когда гостей жду, всегда им какой-нибудь сюрприз готовлю, пирог, или ещё чего. Вот вам не приготовил, пришлось импровизировать, – всё ещё улыбаясь, дед поднял ружьё и упёр его в живот Иисуса, щёлкнул затвор. – Ты бы пушку свою на пол положил, всё равно от этой пукалки никакого толку, как от сына моего, шуму много, а толку нет.

Иисус смотрел на старика и не верил своим глазам. За всю свою жизнь он не помнил случая, чтобы кто-то так легко провёл его. Он сильно ошибался насчёт деда: он не был маразматиком, он не был выжившим из ума болваном; несмотря на все эти годы, он по-прежнему остался жестоким и расчётливым убийцей, и Иисус понимал, что дед не замешкается и пристрелит его. Он бросил пистолет, и тот упал на пол с глухим стуком. Дед ухмыльнулся. Его мутные глаза спокойно и внимательно смотрели на Иисуса, наконец, улыбка сошла с его лица, и он серьёзно сказал:

– Я стольких убил, мой милый Иисус, что тебе и не снилось. И все эти люди теперь приходят ко мне ночью, и я слышу их крики. Ты знаешь, они не дают мне спать и заставляют жалеть о содеянном. Мне не нравилось убивать, никогда не нравилось, и не думал я, что когда-то я смогу с наслаждением нажать на курок. Сегодня странный день, я познакомился с двумя отличными ребятами, вдоволь с ними посмеялся, потом поругался со своим сыном и понял, что вырастил полное ничтожество. Хотя я и раньше это понимал, да только вот верить не хотел. Ну, что же, это мои грехи, и я расплачусь за них на том свете, а потом пришёл ты, и, увидев тебя на пороге, со всей этой горе-армией, я понял, что настал час искупления грехов. Ты знаешь, я ведь поджёг кухню, чувствуешь запах?

Иисус принюхался и действительно почувствовал запах дыма.

– Я убил пса не потому, что он укусил меня, а потому, что любил и не хотел, чтобы он сгорел заживо. Этот дом проклят, вчера ночью ко мне явилась дева, светлый ангел, и она сказала мне, что мы все прокляты. Давно, очень давно, здесь было совершено страшное преступление, и теперь она вернулась с того света, чтобы отомстить. Все, кто связан с наркотой, прокляты. И все мы умрём. И я решил, чего мне тянуть, почему бы не ускорить свою смерть? Я приготовил ружьё, начистил его, вставил патроны, но тут пришли твои музыканты, и я помог им. Ведь любое благое дело зачтётся мне на том свете, правда? Молчишь? Не знаешь? Да откуда же тебе знать, ведь ты никогда благих дел-то не совершал. Представь себе, когда я увидел тебя, то понял, что смогу сделать ещё одно хорошее дело. Как ты думаешь, если я убью тебя, это будет грехом или хорошим поступком?

– Убийство – смертный грех, – тихо сказал Иисус.

– Вот и я так думал, да только вот ты меня рассуди. Ты каждый день своей наркотой убиваешь сотни людей, и, если я убью тебя, то спасу сотню невинных душ, так ты всё ещё думаешь, что это грех?

– Невинных? Не смеши меня. Они все конченные люди, торчки. Не станет меня, появится другой, и всё начнётся сначала, – Иисус спокойно смотрел на деда, он понял, что смерти ему не избежать, и с радостью осознал, что совершенно не страшиться её. Он был горд собой.

– Эх, боюсь, меня это уже не будет волновать. Мне жить-то осталось… – дед снова улыбнулся, – да и тебе тоже. Заболтались мы с вами, ребята, пора и честь знать.

Иисус напрягся: сейчас дед нажмёт на курок, и его кишки вывалятся наружу. Он прикинул в уме, какого размера будет дыра от выстрела из такого ружья, и понял, что не маленькой. Позади него стоял Аарон, и почти наверняка выстрелом зацепит и его, и дед не мог этого не понимать, значит, ему действительно наплевать. Или он словно Исаак решил принести в жертву своего сына. Иисус взглянул на деда, тот вздохнул и нажал на курок. Раздался сухой щелчок.

Реакция Иисуса была мгновенной, благодаря этой реакции он смог выжить на грязных улицах Лос-Анджелеса, и по прошествии стольких лет она не изменила ему. Он выхватил ружьё из рук старика и со всей силы ударил прикладом ему по лицу, сломав нос и выбив остатки последних зубов. Старик рухнул на пол. Иисус отшвырнул бесполезное ружьё, поднял с пола пистолет и выстрелил два раза деду в голову. За его спиной раздался выстрел, но он даже не повернулся. Он понял, что это его водитель пристрелил Аарона, который, по всей видимости, попытался убежать. Комната наполнялась дымом, Иисус слышал, как трещит огонь в спальне, пожирая старое прогнившее дерево.

– Бежим отсюда, – крикнул он водителю и рванул к выходу, водитель выбежал за ним.

Его наёмники стояли у выхода и держали пистолеты наготове.

– Чего стоите, бегом назад. В доме газ в баллонах, и горючее. Сейчас всё нахрен на воздух взлетит, – крикнул Иисус и побежал к машинам.

Он не оборачивался, но слышал позади топот ног и тяжёлое дыхание. Отбежав на безопасное расстояние, он остановился и повернулся к дому. Тот вовсю полыхал, но пока ничего не взорвалось. Он припомнил, как впервые приехал сюда. Его очень удивило, что на аэродроме нет нормальной диспетчерской, а лишь жалкая лачуга. Он зашёл тогда в дом, там было всё как и сегодня. Убого, серо и неуютно. Из гостиной он прошёл в спальню, а оттуда на кухню. Какого же было его удивление, когда с кухни его проводили в маленькую дверцу, и там он увидел кучу аппаратуры, новейшей электроники, тысячи огонёчков мигали на панелях. За пультом сидел Инквизитор и что-то внимательно разглядывал на мониторе. Он и тогда был уже стар, но ещё вполне бодр и свеж. Он повернулся к Иисусу, подмигнул ему и указал на баллоны и канистры, составленные в углу.

– У меня не курят, приятель, – сказал он. – Всё взрывоопасно.

Иисус запомнил это навсегда, поэтому сейчас ждал взрыва, но его не было.

– Что-то не взрывается, – тихо сказал его водитель.

– Сам вижу, может, всё горючее вывезли? – предположил Иисус, и тут прогремел первый взрыв.

Яркий столб пламени взметнулся к небу, осветив всё вокруг: Сесну на посадочной полосе, покосившееся проволочное ограждение, лица наёмников, дальние деревья. За первым взрывом последовал второй, крыша дома взлетела на воздух и, рассыпавшись на несколько кусков, рухнула обратно. Иисус отвернулся и пошёл к машинам. Он собирался уничтожить аэродром, но ему не пришлось делать этого, старый Инквизитор сам сделал за него эту работу. Шнайдера он не нашёл, но это было вопросом времени.

Уже в машине он засмеялся, водитель удивлённо взглянул на него.

– Ты знаешь, приятель, – сказал он, когда немного успокоился. – Моя мамаша дала мне такое имя в надежде, что это принесёт ей удачу. Но, чёрт меня побери, она давно гниёт в могиле, а я самый удачливый человек на этой земле. Он ведь мог и не убивать пса, чего ему этот пёс дался.

– Да, босс. Вам действительно очень повезло, – согласился водитель, хотя скорее всего даже не понял, о чём речь.

– Не то слово. Осечка, нет, ты подумай. Осечка, – Иисус снова засмеялся.

Конец первой части.

========== Часть вторая. Глава первая. ==========

***

Тилль с трудом разлепил глаза: плотные шторы на окне не пропускали света, и он не мог понять, день сейчас или ночь. Его мобильный телефон настойчиво звонил, освещая потолок ярким синим светом. Он протянул руку и нашарил его на тумбочке.

– Да, – сказал он.

– Тилль? Ты спал?

– Якоб? Что такое, да, я спал. Что ты хочешь? Почему нужно будить меня в такую рань? – Тилль снова посмотрел на занавески и спросил. – Сейчас же ещё рано? Сколько времени?

– Ты когда последний раз разговаривал со Шнайдером? – Якоб проигнорировал вопросы вокалиста.

– А что? – Тилль прикрыл глаза.

– Его нет в городе, его нигде нет. Мобильный не отвечает.

– А, Якоб. Он же в Перу, конечно, его нет.

– Я знаю, но дело в том, что он давно должен был вернуться. Я звонил ему домой, и мне сказали, что он поехал к Круспе в Нью-Йорк.

– Рихард мне звонил недавно, говорил. Шнай к нему в гости собрался.

– А он говорил, что Шнайдер так и не доехал?

– Да, что-то такое говорил.

– Когда это было? – голос продюсера был встревожен.

– Не знаю я, не помню. Неделю назад, вроде бы. А что? Он уже и тебе позвонил?

– Его нет в Нью-Йорке.

– Как нет? – Тилль открыл глаза и сел на кровати.

– Так нет, он уехал.

– Куда? Он же альбом пишет.

– Я не знаю, я говорил с его знакомыми, с его девушкой. Он никому ничего не сказал и куда-то уехал.

– Так позвони ему на мобильный.

– Он отключен.

– Что? – Тилль окончательно проснулся.

Он встал и подошёл к окну, отодвинул штору. Шёл дождь. Серый, пропитанный влагой воздух, мокрые птицы на козырьке крыши, машины, с шумом проезжающие под окном. Тилль снова задёрнул штору и включил свет, посмотрел на часы. Было восемь утра.

– Отключен, ты куда-то пропадаешь. Тилль?

– Да не пропадаю я никуда, я понять пытаюсь. У Рихарда мобильник отключен, и никто не знает, где он. Это же полный бред.

– Постой, это ещё не всё. Я звонил Шнайдеру, подумал, может, он что знает.

– Он знает? – Тилль побрёл на кухню.

– Нет, то есть, может и знает, да только его телефон тоже не работает.

– Тоже отключен? – Тилль взял с полки кофе, засыпал в кофеварку, включил её и сел на стул.

– Да не совсем. Иногда отключен, а иногда гудки идут. А один раз, – Якоб замолчал, и Тилль слушал его тяжелое дыхание в трубке.

– Что? – не выдержал вокалист.

– Не сочти меня психопатом, но однажды я позвонил Шнайдеру, а трубку взяла какая-то женщина.

– Не сочту, – улыбнулся Тилль. – Значит, там всё в порядке. – Он даже немного успокоился.

– Подожди ты радоваться, ничего там не в порядке. Эта женщина, она говорила странные вещи, я ничего не понял.

– Она на каком языке говорила?

– На английском. Тилль, я не шучу. Она сказала мне, что Шнайдер – светлый мессия.

– Чего?! – Тилль от неожиданности выронил телефон, но схватил его на лету и снова приложил к уху. – Чего она сказала? Шнайдер – мессия. Мне не послышалось?

– Нет, тебе нет. А я вот не уверен, что она сказала именно это. Там треск такой был. Помехи сплошные. Может, «у него светлая миссия», хотя мне кажется, она всё же сказала: «Шнайдер – светлый мессия».

– А больше она ничего не сказала? – кофеварка отключилась , и Тилль, наконец, налил себе кофе.

– Сказала. Она сказала мне, что стяжательство – грех.

– Чего? Стяжательство?

– Да, – Якоб замолчал.

– Ты разыгрываешь меня, да? Ты решил с утра пораньше позвонить мне и разыграть меня. Тебе кто-то сказал, что я пришёл домой под утро, и ты решил пошутить, подумал, что я спросонья не соображу, что к чему? Рихард?

– Нет, Тилль, поверь мне, я абсолютно серьёзен.

– Ах, да, Рихард же не мог, ему неоткуда было знать, что я лёг спать в полчетвёртого. Пауль?

– Нет, – Якоб начинал сердиться. – Никто мне не звонил и ничего не говорил. Я вчера должен был созвониться со Шнайдером, мы договаривались встретиться в выходные, но он не позвонил. Я начал беспокоиться, позвонил сам. Но Шнайдер не брал трубку. Через пару часов я набрал ещё раз, но опять ничего.

– Ты сейчас говоришь точь-в-точь как Круспе. Он мне, когда неделю назад звонил, теми же словами говорил.

– А почему же ты никому ничего не сказал?

– Да потому, что всё это бред какой-то. Шнайдер – взрослый мужик, и нечего за ним, как за маленьким, бегать. Не приехал, значит, так надо.

– Тебе в голову не пришло, что с ним что-нибудь могло случиться?

– Вот и Рихард то же самое спросил.

– Тилль, ты новости видел с утра?

– Новости? – Тилль растерялся.

– Да, с самого утра. Шестичасовой выпуск.

– Нет, я спал.

– Так вот, ты спал, а я смотрел и видел, что в Перу ночью произошёл взрыв аэродрома.

– Центрального? Теракт?

– Нет, какого-то маленького. Но дело не в этом. Там ФБР расследует какое-то громкое дело, что-то с наркотиками. Там чёрт знает, что творится.

– А какое это всё имеет отношение к Шнайдеру? Он же не наркодилер.

– Не знаю, просто мне всё это не нравится. Я чувствую, что Рихард поехал туда.

– Так это можно проверить.

– Как?

– Давай сообщим в полицию, пускай они проверят все вылеты из Нью-Йорка в Перу.

– Тилль, кто это будет проверять. Умоляю тебя. Там сотни самолетов, и ещё сотня частных, это нельзя проверить. К тому же, что мы скажем в полиции?

– Скажем, пропали Рихард Круспе и Кристоф Шнайдер.

– Где?

– В Перу.

– Перу – это Южная Америка, и полиция Берлина не станет заниматься этим.

– Да, ты прав. Это я глупость сморозил. Так может нам поехать туда и заявить в местную полицию?

– Ты поедешь?

– Поеду, почему бы и нет, – Тилль замолчал.

– Алло, ты слышишь меня?

– Слышу. Это точно не шутка?

– Точно, я бы сам был рад, если бы всё было шуткой. Но всё серьёзно.

– Повиси на трубке, – Тилль отложил мобильный и взял второй телефон.

Немного подумав, он набрал Круспе. Телефон был выключен. Тогда он набрал Шнайдера. Пошёл гудок, Тилль ждал, но ничего не происходило. Он собрался отключаться, как услышал, что на том конце что-то зашипело.

– Алло, алло, Шнайдер! – крикнул он.

Ответа не было. Он прислушался, и ему показалось, что он услышал женский голос, который произнёс: «Похоть – грех», но он не был в этом уверен. Тилль положил трубку и снова взял мобильный.

– Якоб, ты ещё здесь?

– Да, проверял меня?

– Не мог не проверить, извини, конечно.

– Ты когда Шнайдеру звонил, тебе ответили? Я слышал, ты кричал.

– Нет, мне показалось. Никто не отвечал.

– Точно? Может, ты слышал шум помех и женский голос?

– Ничего такого я не слышал. Якоб, я собираться буду, давай позже перезвоню.

– Ладно, давай.

Связь прервалась. Тилль сделал глоток кофе и пошёл в ванную, сегодня ему предстояло долгое путешествие.

========== Часть вторая. Глава вторая. ==========

***

Он был из племени индейцев дживаро. Родившись сорок лет назад в соломенной хижине, на берегу Амазонки, он, как и все другие индейцы их племени, был обречён провести здесь всю свою жизнь и либо погибнуть в бою, от укусов диких зверей, либо умереть от старости, которая приходит в этих краях слишком рано. Но он был не такой, как другие. Он стремился к знаниям. Ему мало было того, что могли дать эти края. В восемь лет он попытался попасть в ученики колдуна, или, как они называли его здесь, бруджо. Маленький, болезненный, страдающий лунатизмом, он сразу приглянулся старому знахарю, и началась суровая школа колдовства. Хотя самому колдовству его никто не учил. Его наставник доводил его до полуобморочного состояния, не давая спать ночами, напаивая отварами из трав и наркотических растений, заставляя часами сидеть в одной позе и томиться в ожидании новых пыток. Он воспитывал в нём силу, воспитывал стойкость и учил преодолевать собственные слабости.

«Тебе никогда не справиться с чужой слабостью, Райми, если ты не сможешь побороть свою», – говорил старый бруджо, когда мальчику было совсем невыносимо.

И он терпел, он ждал, что скоро знания придут к нему, знания чего-то сокровенного, знания о потусторонних силах и духах. Он ждал, время шло, но ничего не менялось. Старый колдун был всё так же бодр и активен, и индейцы чтили и боялись его, как бога, а Райми, как и три года назад, подносил ему миски с вонючим густым отваром, и никакого высшего знания он так и не получил.

Когда ему исполнилось тринадцать, он сел в лодку и уплыл в город, никто не остановил его, никому не было дело до молодого ученика колдуна. Его родителей давно не было в живых. Мать умерла при вторых родах, разрешившись мёртвым младенцем, когда Райми было три года. Он совершенно не помнил её и не чувствовал боли утраты. Отца загрыз тигр на охоте. Когда его принесли в село, его правой руки не было, вместо неё торчала лишь кровавая культя. Райми в тот день был в доме бруджо и видел, как носилки с его отцом поставили во дворе. Колдун вышел, коротко взглянул на раненого и ушёл в свою хижину. Вернулся он через пару минут и объявил, что этого мужчину не спасти, духи забрали его душу. Райми кричал, умолял наставника помочь, обещал стать его рабом до конца своей жизни, отдать свою душу, сердце, рыдал, но бруджо был непреклонен. Отец умер на следующий день, так и не придя в сознание. Райми не ушёл от колдуна, он хотел, но понял, что теперь ему некуда идти. Но он перестал доверять колдуну, хотя по-прежнему выполнял все его поручения и делал всё то, что тот говорил. Райми знал, что уйдёт, просто не знал когда.

В двенадцать лет он начал делать лодку. Первая вышла неудачной. Он спустил её на воду, запрыгнул внутрь и поплыл вниз по течению, лодка проплыла пару сотен метров и вдруг резко начала уходить под воду. Райми еле успел спрыгнуть и доплыть до берега. Вторую лодку он решил делать основательней. Он пошёл к старому мастеру и попросил помощи. Мастер не отказал. Вечерами, когда у Райми было свободное время, и когда старый бруджо позволял ему отлучиться, он шёл к мастеру и постигал новую для него науку. На это ушёл почти год. Зато, когда он спустил на воду вторую лодку, он был уверен, что на этот раз она не потонет.

Собрался он быстро. Вещей у него почти не было, он взял маленький тряпичный узелок, немного еды и воды и, попрощавшись с колдуном, отправился в путь.

В городе его никто не ждал. В первый вечер он узнал, что такое голод, а ночью поближе познакомился с жестокостью. Но он не сдавался, бруджо приучил его не бояться трудностей. С трудом ему удалось устроиться на работу, нелегальную, конечно. Платили гроши, но зато было где спать. Райми принялся изучать английский, он понял, что без знания этого языка ему никогда не стать кем-то в этой жизни. Он украл на рынке старый потрёпанный учебник и, когда не было работы, с усердием штудировал его. Почти всё своё время он таскал рыбу на рынок, убирал грязь за прилавком, мыл посуду, чистил картошку. Маленький индейский раб, работающий за кусок хлеба. Хотя его наёмники никогда не были богатыми господами. Это была бедная семья потомственных рыбаков, потерявшая единственного сына в шторм и пытающаяся прокормиться тем, что они смогут поймать и продать.

Райми смотрел на город: на ярких нарядных туристов, весёлых детей, запускающих бумажных змеев, галантных кавалеров в чистых белых ботинках, прогуливающихся по набережным со своими дамами, он видел, как в кафе вечером весело кружатся в танце парочки, и мечтал, что когда-нибудь тоже станет жить такой жизнью. Хотя пока он не знал, где находится граница между его блеклым, пропитавшимся зловонием рыбных отбросов миром нищеты и ярким, наполненным радостью и весельем миром богатства, но он поклялся себе, что обязательно её найдёт.

Ещё раньше он замечал, что легче всего ему удаётся найти контакт с животными. Он легко мог приручить злобную бездомную дворняжку, усмирить разбушевавшуюся лошадь, и даже дикие звери никогда не нападали на него. Однажды в джунглях он столкнулся с ягуаром, зверь был голоден и зол, его ввалившиеся бока и свалявшаяся шерсть говорили об этом, но, посмотрев на Райми, он лишь опустил голову и побрёл прочь. Мальчик посчитал это волей духов. Но когда через пару дней ягуар пришёл в их деревню и принёс к дому бруджо убитую обезьяну, мальчик уже не думал о воле духов. Колдун посмотрел на него и сказал:

– Ты обладаешь силой усмирять зверя, но ты ещё и обладаешь способностью заставлять зверя служить тебе.

– Но что я сделал? Я же ничего не делал, учитель. Этот ягуар встретился мне в джунглях, и он был голоден, но не съел меня, а ушёл.

– Ты ведь тоже был голоден?

– Да.

– Ты сказал ему об этом, и вот он принёс тебе еду.

– Я ничего не говорил.

– Но ты думал об этом, не так ли, Райми?

– Да, я подумал, что это несправедливо, почему ягуар хочет съесть меня, если я и сам не ел со вчерашнего вечера и так же голоден, как и он сам.

– Ты послал духа, и дух сказал это зверю, и зверь услышал. Райми, ты станешь великим бруджо, если сможешь совладать со своим даром. Великим, – колдун замолчал и посмотрел на убитую обезьяну. – Но пока ты не стал великим, убери это мёртвое животное от моей хижины!

Райми не забыл этих слов. Он работал на рыбаков, но всегда помнил, что его призвание в другом, и в один из ярких солнечных февральских дней его талант нашел применение.

В город приехал цирк, и из клетки вырвался тигр. Цирк раскинул шатры недалеко от рыбного рынка, и Райми иногда ходил посмотреть на репетиции жонглёров и атлетов. Он стоял в сторонке и с интересом наблюдал, как два здоровых и красивых мужчины с лёгкостью жонглируют деревянными кеглями, и вдруг послышались крики. Из одного из шатров выбежал взлохмаченный кудрявый паренёк лет семнадцати. Он что-то кричал на незнакомом Райми языке и размахивал руками. Жонглёры побросали кегли и бросились бежать. Через несколько минут из шатра вышел тигр, он остановился, посмотрел по сторонам и не спеша побрёл к Райми. Кудрявый парень замер и с ужасом смотрел на это, Райми не отрывал взгляда от зверя, но краем глаза смог заметить, что парень делает ему какие-то знаки руками. Тигр подошёл к Райми и посмотрел на него.

– Ты не должен трогать меня, – тихо сказал Райми и протянул руку зверю.

Тигр оскалил зубы, его хвост забил по земле.

– Ты должен вернуться туда, откуда пришёл, – снова сказал Райми.

Он боялся, жутко боялся, его колени подгибались, по спине тёк холодный пот, на лбу выступила испарина, сердце готово было выскочить из груди, но он по-прежнему смотрел в глаза зверю, не смея моргнуть. И зверь подчинился, он подошёл вплотную к Райми, понюхал его руку и потом развернулся и пошёл обратно в шатёр.

Когда тигр скрылся в шатре, черноволосый парень подбежал к нему.

– Что ты сказал ему? – парень говорил на ломаном английском, и Райми с трудом понимал его, ведь он сам ещё не достиг высот в изучении этого языка.

– Я сказал, чтобы он уходил, – ответил Райми.

– Супер! Супер! – воскликнул парень и, схватив Райми за руку, принялся трясти её.

– Меня зовут Поль, я здесь работаю и живу. Я француз, а ты откуда?

– Я дживаро, – ответил Райми и улыбнулся.

– Кто?

– Индеец дживаро, я родился в джунглях, там, – он указал рукой куда-то вдаль, туда, где как ему казалось, осталась его деревня.

– Тебя так зовут?

– Нет, это название моего племени. Меня зовут Райми.

– Какое сложное имя, я не смогу выговорить его и не ошибиться. Это что-то значит, да? Ясный взор, или острый зуб?

– Это значит «праздник».

– Здорово. Ты не хочешь поехать с нами?

– Куда? – Райми почувствовал, что та самая дверь между мирами начала медленно приоткрываться, и он может проскользнуть в эту щель.

– Не знаю, мы ездим по всему миру. Скоро уедем в Колумбию, потом в Мексику. А потом и в США. Или у тебя здесь есть кто-то, кто не отпустит тебя?

– У меня никого нет, а ты думаешь, меня возьмут?

– Конечно, наш дрессировщик пьёт, и мой отец скоро прогонит его.

– А кто твой отец?

– Владелец цирка, – Поль улыбнулся.

Так для Райми началась новая жизнь. Он скитался с цирком по всему миру, побывал в Европе, Азии, Северной и Южной Америке, они даже были в Африке, где он видел местных колдунов и даже говорил с ними. Райми сделался дрессировщиком, старого и правда скоро выгнали, и Райми занял его место. Тигры слушались его, и все циркачи с восхищением и ужасом смотрели на то, как парень кормит их из рук и поглаживает по густой шерсти. Любые звери были во власти Райми, он привык к этому и никогда не пользовался своим даром в корыстных целях. Прознав про чудо дрессировщика, многие предлагали ему огромные деньги за то, что он натравит своих зверей на кого-нибудь неугодного, но он всегда отказывался. Райми всё ещё помнил заветы старого бруджо.

Райми изучал науки. У него была жажда знаний, и он усердно читал работы философов, учёных, врачей. В двадцать лет он свободно говорил на английском и французском, знал историю мира, биологию, цитировал философов, он самостоятельно овладел математикой, физикой, географией. Его друг Поль с восхищением смотрел на него, сам он с трудом выучил английский язык, и на этом его образование закончилось. К двадцати одному Райми твёрдо решил пойти учиться в университет. Поль убедил его, что лучшее образование он может получить только во Франции, и в двадцать два года Райми взял штурмом медицинский университет в Париже.

Из университета Райми вышел дипломированным хирургом, он отработал три года в окружной больнице в предместье Парижа, а потом отправился путешествовать по миру. Денег у него было немного, но нищета никогда не пугала его, он привык к ней, и теперь она словно сама страшилась его и обходила стороной. Он практиковал в Италии, Испании, Греции, потом уехал в США и работал в госпитале в Нью-Йорке, потом отправился вместе с миссионерами в Африку, где целый год прожил с местными племенами туземцев, делясь своими знаниями и набираясь новых. Но к сорока Райми понял, что его тянет на родину. Ему хотелось вновь увидеть бескрайнее голубое небо, вдохнуть разреженный воздух Анд, почувствовать палящие лучи полуденного солнца на центральной площади Лимы, взглянуть на воды Амазонки, зайти в соломенную хижину и сев на пол, закрыть глаза и окунуться в прошлое. И тогда он бросил всё и вернулся.