Текст книги "Душа неприкаянная (СИ)"
Автор книги: Flikey_ok
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Да, отлично, – Олли вытянул длинные ноги и потянулся. – У меня всё тело затекло, и я с удовольствием пройдусь. Кто-нибудь останется здесь?
– Я, – с вызовом сказал Флаке и посмотрел вдаль, словно он играл какую-то трагическую роль. – Я останусь и буду караулить ваши вещи, потому что это мой долг.
– Ерунду не говори, – сказал Пауль и покачал головой. – Какой долг ещё. Можно вещи в камеру хранения сдать. Идём, выпьем, ты действительно на взводе, тебе не помешает расслабиться.
– Считаешь меня алкоголиком? – тихо сказал Лоренц и, коротко взглянув на Пауля, отвернулся.
– Никем я тебя не считаю, хватит, Флаке. Ты достал своим нытьём. Тебе никто ничем не обязан. Не хотел ехать, так и не ехал бы вовсе. Уж это было бы лучше, чем выслушивать твоё нытьё.
– Нытьё? Так ты считаешь, что я нытик! – Флаке поднялся и уставился на Пауля.
– Всё, хватит, – Якоб тоже поднялся и, потянув Пауля за рукав, пошёл в сторону бара.
Гитарист усмехнулся и пошёл следом.
– Тилль? – Олли повернулся к вокалисту.
– Идите, я не пойду. Не хочу.
– Как хочешь, – Олли посмотрел на Флаке.
– Я тоже не пойду, он считает меня нытиком, – Флаке опустился в кресло рядом с Тиллем.
Олли пожал плечами и отправился вслед за Паулем.
– Тилль, это же хамство, Пауль совсем обнаглел.
– Хватит, ты и правда ноешь.
– И ты туда же, я не ною. Просто это очень глупо, сидеть здесь и ждать вылета. Мы можем поехать по домам, а когда погода наладится, вернуться и спокойно улететь. И нам незачем сидеть тут и ждать непонятно чего.
– Флаке, умоляю тебя. Хватит. Сказали же, что скоро все улетим, что ты хочешь-то ещё?
– Домой хочу, на диван.
– Ага, и посмотреть тупой фильм. Прекрати, я и сам не рад, что тебя вытащил.
– Так может мне уйти? – спросил Флаке, голос его немного дрожал, но, казалось, что в этой дрожи больше актёрства, чем искренней обиды. – Вот вы все всегда так. Флаке, не ной, Флаке, не делай это, Флаке, не делай то, Флаке, не смотри кино, оно тупое. А никто почему-то не хочет принять к сведению тот факт, что я живой человек, и у меня есть свои желания и стремления. Что я могу хотеть чего-то такого, особенного и необычного. Я молчу, да, но это не значит, что я никогда не обижаюсь, это не значит, что я отказался от свободы выбора и позволил вам всем управлять своей жизнью. Да, может, я где-то и не прав, но ведь каждый может ошибаться, каждый вправе ошибиться. Свободу, внутреннюю свободу, никто ещё не отменял. Я иногда поражаюсь людям, ведь многие считают меня каким-то шутом, но ведь я не такой, я совсем не такой, и я могу показать это.
– Послушай, ты же книгу хотел почитать дома, – вдруг сказал Тилль.
Флаке на секунду умолк и удивлённо посмотрел на вокалиста, весь его гневный монолог, вся его бравада, всё это прошло мимо Тилля, он хотел было снова начать возмущаться, но в последнюю минуту передумал и почти выкрикнул:
– Вот именно!
– Так почитай её здесь, сейчас самое время и место. Делать нечего, так почитай.
– Я не взял её, – это он сказал уже тихо, себе под нос, почти прошептал, но Тилль услышал.
– О, Господи. Хочешь, я тебе новую куплю, – Тилль расстегнул сумку и стал рыться в ней.– Или вот, у меня была с собой хорошая.
– Не хочу.
– И всё-таки держи, – Тилль протянул Флаке толстую книгу.
– Да не нужно, говорю, – Флаке отстранил её рукой. – Давай лучше поговорим.
– О чём? – Тилль убрал книгу и застегнул сумку.
– Не знаю, о чём-нибудь отвлечённом. Например, о том, куда делись Шнайдер и Рихард.
– Очень отвлечённо, просто совсем отвлечённо, – Тилль улыбнулся.
– Почему все всегда придираются к моим словам? – Лоренц снова поднялся, его поутихший было гнев вдруг разгорелся с новой силой.
– Да никто к твоим словам не придирается, слушай, пойдём в бар, а? Сдадим вещи в багаж. А то ты снова ходить будешь и нервировать всех.
– Всех? Кого это всех?
– Да людей, – Тилль указал на других ожидающих.
– А нечего им на меня смотреть вообще, и я не хочу в бар.
– Тогда сиди здесь, а я ухожу.
– Иди, идите все, а я останусь здесь в одиночестве и подожду вас.
– Жди, – Тилль поднялся с кресла и молча ушёл.
Флаке долго смотрел ему вслед, а когда Тилль скрылся из виду, раздражённо взглянул на табло, увидел, что ничего не изменилось, и покачал головой. – И всё-таки это глупость, – тихо сказал он.
*
Дома никого не было, мать ещё не вернулась с работы, а бабушка, скорее всего, была в своей церкви. Последнее время она всё чаще и чаще уходила в церковь с самого утра и не возвращалась до позднего вечера. Мария не могла понять, что можно было делать там столько времени, и иногда она даже злилась на бабушку, но сейчас пустая квартира только радовала её. Эта звенящая тишина пустого дома, которая в детстве так пугала её, сейчас была желанной и спасительной. Мария, наконец, смогла успокоиться, вдохнуть полной грудью, чтобы снова предаться приятным мечтаниям о «её новом мужчине» – Рихарде. Посидев немного на диване с полуприкрытыми глазами и загадочной блуждающей улыбкой на лице, Мария вдруг сорвалась с места и пустилась в пляс. Если бы кто-то видел её сейчас, то наверняка принял бы за сумасшедшую, но никто не видел, и она могла в полной мере насладиться своим контролируемым безумием. Наконец она устала, снова плюхнулась на диван и прикрыла глаза. Она бы так и сидела целый день, перебирая свои воспоминания и грезя о великой и сказочной любви, но нужно было собираться. Мария быстренько разделась и полезла в душ. Помывшись, она накрутила волосы на бигуди и принялась перебирать свой гардероб. Через полчаса Мария, наконец, выбрала, в чём пойдет на свидание – это платье она надевала лишь однажды на свадьбу сестры, – откровенный вырез, открытая спина. Это не могло не произвести впечатления.
Мария взглянула на часы, было почти пять, до встречи оставалось чуть более двух часов.
– Надеюсь, этот придурок нашёлся, – тихо сказала она и полезла в сумочку за косметикой.
К шести она полностью собралась, уложила волосы в высокую прическу, сделала вечерний макияж, натёрлась душистыми маслами (на упаковке утверждали, что запах этих масел сведёт любого мужчину с ума), платье лежало на спинке кресла, туфли стояли тут же. Телефон безмолвствовал.
Они договорились, что Рихард позвонит ей около шести и скажет, нашелся ли его друг, но была половина седьмого, а звонка так и не было. Мария несколько раз проверила телефон, он прекрасно работал. Скоро должна была прийти мать, а Марии совершенно не хотелось встречаться с ней и объяснять, куда она идёт в своем лучшем наряде. Она знала, что стоит матери прознать про богатого иностранца, как начнутся идиотские разговоры о том, что она просто обязана завтра же выйти за него замуж и уехать, как её сестра. Но это было не так ужасно, как если бы вдруг раньше времени вернулась бабушка, та точно набросилась бы на неё с проклятьями, призывая к покаянию и смирению. Но пока никто так и не приходил. Мария включила телевизор и рассеянно посмотрела новости: ФБР продолжало какое-то расследование, в центре города был сильный пожар в офисном здании, некий Иисус Джонсон, крупный бизнесмен, владелец сети ночных клубов, был сбит машиной и скончался на месте от полученных травм, но всё это совершенно её не интересовало. Мария выключила телевизор и снова проверила телефон – он работал. Рихард не звонил.
– Покайся! Твоё желание получить этого мужчину – грешно, – вдруг услышала она за своей спиной.
На секунду Мария подумала, что её бабушка незаметно вернулась домой и, каким-то невероятным образом, узнав о свидании, призывает её одуматься. Она обернулась и увидела молодую девушку в длинном белом платье, та стояла у окна и внимательно смотрела на неё. Мария не могла понять, как эта незнакомка пробралась в её квартиру, ведь она точно помнила, что запирала дверь. Лима была неблагополучным городом, тут часто случались квартирные кражи, иногда воры забирались в окна и утаскивали всё ценное, иногда они даже не гнушались убийствами. Видимо, и сейчас был тот самый случай. Хотя девушка не производила впечатления убийцы и воровки, но других объяснений её приходу не было. Мария огляделась и увидела на письменном столе, рядом с собой, нож для бумаг, она схватила его и выдвинула лезвие. Это было не самое лучшее оружие, но у неё не было выбора.
– Убирайся, иначе я за себя не отвечаю! – крикнула она.
Девушка даже не пошевелилась, она по-прежнему внимательно смотрела на неё и молчала. Мария начала сомневаться в том, что эта девушка воровка.
– Что тебе нужно здесь, тебя Мигель послал? Так скажи ему, что у нас всё кончено, пошла прочь из моей квартиры.
– Не становись распутницей и разлучницей, Мария! – сказала девушка и печально улыбнулась.
Мария заметила, что у незнакомки не хватает одного переднего зуба.
– Да кто ты такая вообще? Чего тебе надо от меня? Как ты сюда попала? – Мария была испугана, она смотрела на незнакомку и начинала понимать, что эта девушка не совсем человек. Сквозь её тело просвечивали деревья за окном, её платье было старинного фасона, сейчас таких не шили, слова её звучали как проповедь в церкви. Марии стало страшно, она безвольно опустила руку с ножом.
– Ты права, я не человек, – сказала девушка, словно Мария высказала свои опасения вслух. – Я лишь душа, душа, ищущая покоя в царствии небесном, но прикованная к земле грехом смертным, что совершила при жизни. Грехом, что ты хочешь повторить. Так посмотри на меня, неужели судьбы моей хочешь ты?
Мария бросила нож и выскочила из комнаты, она хотела выбежать на улицу, но девушка-призрак была уже в коридоре, она стояла, прислонившись к входной двери, и продолжала улыбаться. Мария замерла на месте, не в силах пошевелиться.
– Не прелюбодействуй! Ни в мыслях своих, ни в сердце своём. Ты возжелала мужчину, но не знала, что есть у него женщина другая, и по незнанию твоему прощается.
Не понимая, что делает, Мария вдруг закричала:
– Да?! Женщина?! А мне-то что?! Ей, небось, не приходится в кафе прислугой работать?! Найдёт себе другого, может, это мой последний шанс! Поплачет и забудет, а мне надо в люди выбиться!
– На горе другого счастья не построить. Сказано в Писании: «И так во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки». Неужто желаешь ты такого себе? Неужто желаешь, чтобы любимого твоего из сердца раскалённым железом ревности выжигали? Не желай муки душевной той, кого выбрал он, ибо грех это. Очисть сердце своё от злобы своей и зависти, тебе не повторить судьбы сестры, ибо каждому Бог дарует свой путь, и каждый пройдёт по тому пути от начала и до конца. Не ищи счастья в прелюбодеянии своём и в желаниях своих, что чужими были, да тебе, кажется, твоими стали. Покайся и приди к Господу, и простит он тебя. Вернись на путь праведный!
– Не хочу я! Мне Рихард нравится! – Мария удивлялась сама себе, она спорила с призраком и пыталась убедить её в том, что её свидание с Рихардом должно состояться.
– И сказано в Евангелии от Матфея: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну». Так услышь и оставь его.
– Это несправедливо, это несправедливо! Мне нужен этот мужчина!
– Затем, чтобы перед сестрой своей стать лучше и сильнее? Ты не знаешь его, почему же ты хочешь его познать? Почему же хочешь ты зло и слёзы ревности принести женщине его? Почему же ради него ты того, кто любит тебя, жениха своего, Мигеля, отвергаешь? Кто он для тебя? Лишь средство, чтобы всем, кто смотрит на тебя, показать силу твою. Но нет в этом силы, а лишь слабость и малодушие. Ибо нет силы в грешнике, а есть она в праведнике. Ты упряма, но я скажу тебе – не бывать твоему счастью с ним, не бывать, ибо на чужом горе хочешь замок свой воздвигнуть.
– Я не хочу остаться в девках! Что, я хуже других? Почему ты пришла ко мне и говоришь мне всё это? Почему? Я не хочу из-за какого-то призрака остаться без мужчины.
– Чего страшится нечестивый, то и постигнет его, – сказала девушка и исчезла.
Мария несколько секунд смотрела туда, где только что стояла девушка-призрак, а потом медленно пошла в комнату. Зазвонил телефон. Мария подняла трубку.
– Алло, – тихо сказала она.
– Мария? – она поняла, что это Рихард.
Ещё несколько минут назад она ждала этого звонка, а теперь ей стало страшно. Все те слова, что были произнесены призраком, не были бессмысленны. Она и раньше понимала, что её погоня за богатым женихом ни к чему хорошему не приведёт, она понимала, что помыслы её грешны, а теперь словно пелена упала с глаз её. Все её мысли, вдруг так неожиданно произнесённые этой девушкой, вдруг обрели реальный вес и истинный смысл. Она вспоминала, что когда-то мечтала об ином, о том, что окончит университет Лимы и станет дипломированным экономистом, и они вместе с Мигелем откроют свою строительную компанию. И ведь это были не пустые мечты, всё ещё можно было вернуть, всё можно было начать заново. Так когда же она забыла об этом? Когда променяла свои желания на желания матери и стала с маниакальным упорством стремиться продать себя подороже? Ведь призрак была права, ей не нужен был Рихард. Она не знала его и, что самое страшное, не стремилась узнать. Она лишь хотела как можно быстрей окрутить его и надеть ему на палец кольцо, и всё лишь затем, чтобы её сестра завидовала ей. Но станет ли Розалина завидовать? Ведь её сестра вышла замуж по любви, а не из-за богатства. Деньги, дом на побережье, прислуга – всё это пришло после, всё это было лишь приложением к её любви, она не искала этого, не просила. Так почему же она должна завидовать? Нет, её сестра была не такая. Она была честнее и многим лучше самой Марии. Это было больно осознавать, но эта боль была спасением.
– Мария, вы слышите меня?
– Да, – сказала она.
– Я прошу прощения, что позвонил так поздно, просто мне пришлось переезжать в гостиницу, а это заняло чуть больше времени, чем я предполагал. Но я уже освободился. Давайте встретимся где-то через час, хорошо?
– Простите меня, я не смогу, – Мария произнесла эти слова и сама испугалась. Она ставила крест на своих мечтах, но, может, это был священный крест.
– Что?
– Я не смогу прийти, у меня есть молодой человек, и он против этого. Я не смогу, извините. Да и вообще вся эта затея, мне кажется, это не нужно ни мне, ни вам.
– Ну, хорошо, – казалось, Рихард был немного растерян.
– Только не обижайтесь, ладно, пожалуйста. Не злитесь на меня, я просто подумала и поняла, что вела себя глупо и совершенно неподобающим образом.
– Да нет, я не обижаюсь.
– Тогда до свидания.
– Прощайте, – Рихард положил трубку.
Мария отключила телефон и положила его рядом с собой. Ей казалось, что сейчас она сделала самую большую глупость в своей жизни, старые мечты и предрассудки умирали мучительно медленно, но вместе с тем к ней пришло спокойствие и умиротворение. Она снова подумала о Розалине, о её жизни в США, о её муже-спортсмене и поняла, что больше не завидует ей. Зависть прошла сама собой, словно кто-то стёр её из души, а вместе с этим в её сердце появилась вера. Это не была вера в Бога, это была вера в саму себя и в свои силы. Она была ещё молода и вполне могла окончить университет, устроиться на приличную работу, выйти замуж за Мигеля… Мигель… Она вспомнила, как поругалась с ним сегодня днём, и ей вдруг стало страшно и противно. Что бы она себе не говорила и как бы не убеждала себя в обратном, она любила своего парня. Мария взяла телефон и набрала номер. Мигель взял трубку почти сразу.
– Привет, ты сердишься на меня? – спросила она и с замиранием сердца ждала ответа.
Мигель сердился, но она знала, что он простит её, и всё у них будет хорошо.
========== Часть вторая. Глава девятая. ==========
***
Шнайдер провел в аэропорту всю ночь. Он не смог улететь. Не смог не потому, что София не пустила его, нет, напротив, для него были открыты любые пути. Рейсы не задерживали, и самолеты беспрестанно улетали в разные уголки мира. Он не смог потому, что вдруг понял насколько это гадко и подло бросать того, кто пришел тебе на помощь. В этой деревне с Рихардом могло случиться все, что угодно, он мог найти ответы, а мог найти смерть и Шнайдер чувствовал, что обязан быть вместе с другом при любом раскладе. Сначала Шнайдер подумал вернуться в съемный дом, несмотря на то, что он рассчитался с хозяином и вернул ему ключ, (он делал все это уже после того как Круспе ушел с Райми) он мог бы без труда вернуться туда снова. Но потом понял, что так он почти наверняка разминется с Рихардом. Его мобильный телефон остался у Рихарда, но он все равно не мог позвонить на него ведь телефон так и не работал, разве что для связи с Софией.
Оставалось одно, ждать Круспе и шамана в аэропорту. Шнайдер взял билет на ближайший рейс до Икитоса, сдал вещи в багаж и вернулся в зал ожидания.
Ночью он немного поспал, устроившись в кресле, но сон был беспокойный и не хороший, кругом сновали люди, постоянно раздавались выкрики шумных таксистов, ловящих своих клиентов, через громкоговоритель объявляли посадки, плакал какой-то ребенок, и мать утешала его. Когда рассвело, Шнайдер пошел в кафе и выпил несколько чашек кофе, пытаясь побороть сонливость, потом он вернулся в зал ожидания и сверился с табло. Самолет до Икитоса улетал через два часа. Ударник встал рядом с регистрационной стойкой и стал внимательно всматриваться в лица пассажиров.
Он заметил Рихарда почти сразу и тут же бросился ему навстречу. Круспе остановился и улыбнулся. Райми кивнул головой и отошел в сторону, все-таки это был очень деликатный человек.
– Она тебя не выпустила, – сказал Рихард и похлопал барабанщика по плечу.
– Нет, она выпустила, да только я не улетел. Я подумал, как же ты без меня, – Шнайдер виновато улыбнулся.
– Молодец. Нет, серьезно, я очень рад, – Рихард нахмурился и оглядел Шнайдера. – Так ты что же, всю ночь здесь сидел?
– Ну да, пришлось. Боялся, что разминусь с вами.
– Так мог бы в отель пойти, где я ночевал.
– Я не знал названия, а как Мария кстати? – Шнайдер лукаво улыбнулся.
– Никак, мы не встречались, – было видно, что Рихарду не хочется говорить на эту тему. – Пойдем на регистрацию. Ты ведь с нами летишь?
– Да, с вами. Я уже и билет взял до Икитоса.
– Шустрый, а почему ты решил, что мы полетим до Икитоса?
– Риха, там других вариантов нет, – улыбнулся Шнайдер.
– А, ну да, – Круспе снова смутился. – Я как-то еще не проснулся, – он повернулся к Райми, стоящему в сторонке. – Пойдемте на регистрацию.
Райми подошел к ним.
– Я прошу простить меня, но, вы решили все-таки помочь нам, не так ли? – спросил он у Шнайдера.
– Ну, вроде того. Решил, что раз уж я заварил эту кашу, так мне ее и расхлебывать. Подождите меня, я возьму вещи и полетим.
– Конечно-конечно, мистер Шнайдер. Вы даже не представляете себе как я рад, что вы решили не покидать нас, я по-прежнему уверен в том, что все это завязано на вас, и наша роль во всем этом спектакле, мала и ничтожна. Мы лишь те, кто подносит вам реквизит, а вы же здесь ведущий актер.
Рихард сердито взглянул на Райми.
– Тем не менее, она являлась мне, и вашу церемонию проходить тоже мне.
– Какую церемонию? – спросил Шнайдер.
– Обряд очищения айяуаской, – ответил Райми.
– Очищения? – Шнайдер удивленно смотрел на шамана.
– О, это сложный обряд. В переводе с языка кечуа слово айяуаска означает «веревка смерти», но это не значит, что растение убьет мистера Круспе, напротив, оно поможет ему увидеть то, что он не может увидеть сейчас. Вспомнить о том, что сказала ему София, тогда, в ванной.
– Что там про смерть? – настороженно спросил Рихард.
– Нет, я же говорю, это не смерть, просто, это местный язык. Иногда мы склонны преувеличивать значения тех или иных вещей. Это абсолютно безопасно.
– Уверены? – Рихард, казалось, готов был отказаться от обряда.
– Да, я уверен. Я знаю многих, кто прибегал к этому обряду и не знаю ни одного, кто умер бы от этого. Я объясню, «айя» – веревка, «уаска» – смерть. Так называется растущая в сельве лиана. Нет, она не убивает, не душит и не отравляет, а обладает определенным наркотическим воздействием на организм. Но не стоит опасаться, это никогда не станет слишком опасным, потому, что в отличие от известных нам наркотиков, не вызывает привыкания. Лиана очищает нас, очищает и внутри и снаружи. В смысле, вы не просто очистите ваше тело, но и дух ваш станет кристально чистым, откроется ваша сущность, и вы увидите то, что до этого было сокрыто под вашими страхами и комплексами. С научной точки зрения в этом обряде есть смысл, это как на приеме у психиатра, как гипноз. Отрытое подсознание, чистый разум, светлые помыслы – мечта психиатра. И всего этого айяуаскеро добивается совершенно простым способом. Многим психиатрам такое и не снилось. Когда я работал в клинике в США, то видел всех этих психиатров и говорил с ними, и вы знаете, многие из них даже не пытаются делать вид, что помогают людям. В компании тех, кого они считают своими, они открыто заявляют, что никогда не помогали людям, а лишь выкачивали из них деньги. А наивные пациенты верят и продолжают ходить к таким шарлатанам, а проблема тем временем не решается, психика рушится…
– Мы не опоздаем? – спросил Рихард и взглянул на табло.
– О, да конечно идемте скорее, я ведь снова заболтался.
Они прошли регистрацию и сели в самолет. Райми, как не странно почти все время молчал, чем очень удивил Шнайдера. Почему-то Кристоф полагал, что этот индеец почти все время говорит, словно звучание собственной речи доставляет ему наслаждение, но видимо ошибся. Он был удивлен и во второй раз, когда Райми предложил ему поменяться местами и сесть рядом со своим другом, а сам ушел в эконом класс (когда Шнайдер брал билет до Икитоса выбирать было не из чего и пришлось брать самый дешевый и единственно доступный). В самолете барабанщик почти сразу уснул, бессонная ночь сделала свое дело, и проснулся он только на подлете к Икитосу.
*
Города они почти не видели, в аэропорту они сделали пересадку и сели на маленький гидросамолет и уже через полтора часа прибыли на место. Но Райми рассказал им историю Икитоса. В глухой и тихой провинции во времена каучукового бума возник этот город, возник, чтобы поразить многих своим величием и помпезностью. США и Европа остро нуждались в каучуке, который шел в шинную промышленность. Каучуковый бум немедленно перевернул всю провинциальную жизнь этого захолустья. В Икитос приехали американские и английские дельцы, одних только компаний здесь было десятка два. За буржуа, а часто и опережая их, в джунгли потянулись авантюристы, искатели быстрой наживы. Состояния появлялись и исчезали, как утренний туман. В Амазонию завозили негров; отряды вооруженных вербовщиков хватали индейцев и силой оружия, под страхом смерти заставляли их работать на сборе каучука. Здесь правил закон капиталистических джунглей, джунглей гораздо более жестоких и вероломных, чем ненамеренная жестокость девственного леса. Приехавшие из США и Англии дельцы строили здесь гостиницы, банки, офисы, рестораны. В городе кипела бурная жизнь, но каучуковый бум закончился, и город вновь уснул, на некогда оживленные улицы возвратилось провинциальное спокойствие и о былом величии напоминают лишь оставшиеся и пустующие дома, с дорогой отделкой из итальянского мрамора и «асулехо», традиционными синими португальскими изразцами.
– Если вы задержитесь здесь подольше, – говорил Райми. – То я могу показать вам «Каса де фьерро» – «Дом из железа». Это знаменитая туристическая достопримечательность. Этот дом представил на выставке в Париже Эйфель, а один из каучуковых королей Амазонии купил «Железный дом», приказал разобрать и собрать вновь здесь, в Икитосе.
Рихард кивнул головой и тут же забыл о заманчивом предложении индейца. Его мало интересовал город оставшийся позади, он слушал Райми рассеянно, иногда кивая головой, иногда улыбаясь, мысли же его, были совершенно в другом месте. Рихард думал о предстоящей церемонии. Случайно оброненная фраза о веревке смерти, напугала его. Несмотря на заверения шамана в полной безопасности процедуры, он все же побаивался. От Райми он узнал, что принятие айяуаски сопровождается сильным головокружением и рвотой, прежде чем наркотик начнет действовать и душа отправится «в полет», пациенту необходимо испытать на себе массу неприятных ощущений. Мало того, иногда, во время процедуры, пациентов посещают страшные видения, могущие свести с ума всякого неподготовленного человека. Из ниоткуда возникают страшные чудовища, они тянут свои когтистые лапы и пытаются утащить тебя в разверзшуюся вдруг прямо под ногами бездну.
Райми рассказывал все это спокойным тихим голосом, поминутно извиняясь и оправдываясь, словно жуткие видения были его виной. Правда он утверждал, что такое случается чаще всего только с тяжелобольными людьми, приходящими к целителю за помощью, и Рихарду это, скорее всего не грозит, но все же, каждое новое слово шамана рождало новые страхи.
К тому моменту, когда они подходили к хижине айяуаскеро, Рихард чувствовал себя отвратительно. Влажный теплый воздух, такой непривычный ему; сотни мелких насекомых кружащихся вокруг; чувство голода (шаман с утра запретил ему есть, перед церемонией необходимо было голодать); не замолкающий ни на минуту Райми, и этот страх перед новым и неизведанным – все это довело Круспе до такого состояния, что он готов был повернуть назад. Но Рихард никому не говорил о своих страхах и покорно следовал за Райми.
По узкой тропе, через джунгли они вышли к небольшой индейской деревушке. Прямо на земле играли грязные смуглые дети, рядом в грязи резвились два поросенка. У одной из хижин стояла худая, совсем еще молоденькая девушка с огромным животом, по всей видимости, она должна была родить со дня на день; двое тощих изможденных стариков сидели у низкого потухшего очага и говорили на непонятном Рихарду языке. Как только они вышли из джунглей и дети и беременная девушка, и старики повернулись к ним и с неподдельным интересом стали разглядывать их.
– Ей всего четырнадцать, – сказал Райми, кивком указывая на беременную. – Мужа нет, работы нет. Она забеременела по случайности – иногда местные девушки ездят в Икитос, это у них что-то вроде развлечения.
– Ее, что там изнасиловали? – спросил Шнайдер и покосился на девушку.
– О, нет. Что вы. Ничего подобного. Развлечение этих девушек состоит в том, вы уж извините меня, что они отдаются приглянувшимся туристам. А иногда туристы забывают о предохранении, не всегда, но бывают и такие случаи. Если вы обратите внимание, то сможете заметить среди индейских детей-метисов. Обычно это плоды таких вот веселых пирушек. Вы знаете, несмотря на то, что мы – индейцы отвергаем ассимиляцию и кричим направо налево, что наши корни столь глубоки, что никому их никогда не, простите, не могу подобрать другого слова, выкопать, но при всем при этом мы почти всю свою жизнь вынуждены терпеть угнетения белых людей. Я это говорю не по отношению к вам, нет, не подумайте, я говорю об этом в общем, обрисовывая положение вещей. Здесь, в джунглях теперь добывают нефть, валят деревья и всю самую тяжелую и опасную работу выполняют индейцы. Испанцы, американцы, англичане, простите меня, немцы, работают инженерами, прорабами, сидят в офисах, а индейцы с утра до поздней ночи валят лес и получают за это гроши. И что самое страшное, что в основной массе индейцы не понимают, что на них наживаются. Им платят около пятнадцати солей, это где-то около пяти долларов, за кубометр древесины и они счастливы этим деньгам, потому, что здесь нет выбора, у них нет возможности сравнить, а в Икитосе то же дерево стоит те же пятнадцать солей, только уже за кубический дециметр. Прогресс приходит сюда, но как-то выборочно, здесь нет ни больниц, ни школ…
– Райми, извините меня, конечно, я понимаю, что у вас болит душа за ваш народ, но мы приехали сюда не за этим, – Шнайдер немного виновато улыбнулся.
– Да, вы правы. Вы тысячу раз правы. Идемте, я познакомлю вас с Лучо, он айяуаскеро.
Шаман провел их к хижине, стоящей в стороне от остальных. Рядом с ней сидело несколько индейцев и тихо переговаривались, когда они увидели Райми, то разом замолкли.
– Это не моя деревня, – сказал Райми, обращаясь к Шнайдеру. – Но многие знают, кто я и поэтому побаиваются. Индейцы почти всегда боятся бруджо, даже если знают, что он никогда ничего плохого не делал. А меня боятся еще из-за этого тигра, это покажется странным, но слухи здесь разносятся со скоростью ветра.
– Какого тигра?
– О, вы же не знаете. Да это и не важно. Для вас, чужестранцев, это будет лишь красивой сказкой, а для таких как они, – Райми указал рукой на индейцев. – Это единственная вера. Хотя многие здесь католики, – Райми усмехнулся и вошел в хижину.
Шнайдер взглянул на Круспе. Рихард смотрел куда-то в сторону, он был бледен и выглядел очень напуганным.
– Рихард, – позвал он.
Круспе вздрогнул, повернулся и посмотрел на него.
– Тебе что плохо? Что случилось?
– Нет, все нормально. Просто эта влажность, – Рихард протер рукой совершенно сухой лоб.
– Пойдем внутрь? Или может тебе лучше остаться здесь?
– Нет, не нужно. Что оттягивать-то. Пойдем, – Рихард отодвинул Шнайдера и вошел в хижину. Барабанщик зашел следом.
В хижине айяуаскеро было темно и сильно пахло какими-то травами. Посреди единственной комнаты, прямо на полу, сложив ноги по-турецки, сидел маленький старик индеец со сморщившимся лицом и живыми, блестящими глазами. Он взглянул на вошедших, и тут же снова отвернулся к Райми.
Шнайдер решил, что Райми, скорее всего очень важный человек в этих местах. Он сидел на табурете и, смотря на маленького шамана, сверху вниз говорил с ним в таком тоне, словно отчитывал его за какую-то оплошность. Шнайдер совершенно не понимал их языка, и ему приходилось догадываться, о чем идет разговор. По всей видимости, Райми и Лучо спорили, Лучо в основном молчал и лишь отрицательно качал головой, а Райми кричал, и иногда указывал на них рукой.
Сзади тихо подошел Рихард, до этого он ходил по хижине и разглядывал множество индейских вещиц непонятного назначения, разбросанных везде в полном беспорядке.
– По-моему, он не хочет проводить обряд, – тихо шепнул он на ухо Шнайдеру.
– Я тоже так подумал, может нам лучше выйти?
– Нет, не нужно, все равно мы ни черта не понимаем.
Наконец Райми встал с табурета и, повернувшись к Рихарду с неизменной улыбкой, сказал:
– Извините меня, дело в том, что обычно обряд проводят ближе к полуночи. Айяуаскеро считают, что в это время духи особенно сильны, это пережиток и глупость, но они верят. Я пытался убедить Лучо, чтобы он провел его прямо сейчас, но он отказывается. Боюсь, придется ждать.
