Текст книги "Душа неприкаянная (СИ)"

Автор книги: Flikey_ok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Этим вечером, после того, как он рассчитался с Гектором (они собирались на заброшенном складе, на окраине Лос-Анджелеса), он вместе со всеми сидел в кружке и с видом заправского курильщика тянул противный и горький табак.

Денег стало больше, когда Гектор стал брать его с собой на дело. Они ходили к чёрным, взрослым ребятам, брали у них целлофановые мешки с травкой. Возвращаясь на склад, ребята расфасовывали травку по маленьким кулёчкам, предварительно перемешивая с зелёным чаем в пропорции один к десяти, а потом торговали шмалью на углах. Расплачивались они за килограмм травы, а продавали чуть больше. Причём за продажу им тоже платили. Гектор отдавал Иисусу третью часть денег, но и этого вполне хватало, чтобы он мог купить себе нормальные шмотки (нормальные в его новой компании) и курить приличные сигареты.

– Если кто узнает, каким дерьмом мы тут занимаемся, нам эти сраные уроды яйца открутят к такой-то матери, – поучал его Гектор, когда они перемешивали траву с чаем.

У Гектора всё было с ароматом говна. Он жил на говёной планете, населённой сраными людьми, ходящими на дерьмовую работу, трахающими говнистых задастых белых баб по засранным квартирам, покупающими поносные шмотки в пропахших белым говном бутиках. И солнце было сраным, и дождь тоже пах фекалиями.

Если бы Иисус мог выбирать, он бы, наверное, никогда бы не связался с таким человеком, как Гектор, но он не мог, поэтому фекалии постепенно вошли и в его речь.

– Да, дерьмово будет, брат, – отвечал он, раскладывая смесь по пакетикам.

Им везло, им всегда необычайно везло. Как говорил Гектор:

– Какое бы говно не случилось, мы всегда выходим чистенькими, даже не заляпав ботинки.

И это было правдой. Гектор думал, что везение пришло вместе с Иисусом. Он приписывал его имени все их удачи и говорил, что Бог наконец-то обратил на него внимание. (При всём злословии Гектор постоянно вспоминал Бога, но иногда и Бог был у него с ароматом фекалий). А Иисус в свою очередь думал, что именно Гектор помог ему выбраться из полной жопы. После двух лет дружбы с Гектором он даже начал скверно думать, и уличный сленг постепенно прижился в его мыслях, став чем-то обыденным и обыкновенным.

Они продолжали торговать разбавленной марихуаной на улицах, но уже стали подумывать о более серьёзном бизнесе.

Гектору было пятнадцать, а Иисусу исполнялось тринадцать. Гектор решил, что пора действовать, Иисус не возражал. У них были нужные знакомые (если с малолетства торгуешь шмалью по подворотням, то к пятнадцати у тебя оказывается полно нужных и полезных знакомых), и Гектор пошёл к одному из них. Иисуса он не взял, побоялся, что белокожий субтильный мальчик (Иисус так и не смог накачать мышцы, как у друга, хотя каждый день по пятьдесят раз отжимался от пола, перед сном), не выглядящий даже на двенадцать лет, может спугнуть серьёзных людей.

Иисус не обижался. Он знал, что Гектор уважает и побаивается его. Иисус был очень жесток, и эта холодная жестокость не могла не внушать страха. После того полицейского Иисус убивал ещё дважды.

Однажды он голыми руками задушил сопляка, который попытался стащить у них товар. Они пришли на заброшенный склад чуть раньше обычного и увидели чёрного мальчика, который стоял на коленях, запустив руку по локоть в их сделанный в полу тайник. Иисус узнал его, этот пацан учился с ним в школе, и он иногда видел его на переменах бегающим по двору и играющим с такими же, как он, мальчуганами. Парню не было и десяти лет, но это не могло остановить Иисуса. Его никогда ничего не останавливало, ни раньше, ни намного позже, когда он уже стал большим человеком в наркобизнесе и прослыл самым жестоким наркобароном современности. Он в два шага пересёк разделявшее их расстояние и, схватив мальчика за тоненькую шейку, принялся его душить (отжимания, хотя и не придали рельефа мышцам, сделали его руки очень сильными). Пацан вырывался, сучил ногами, размахивал тоненькими худыми ручонками, хрипел, пускал слюни, Иисус же всё сжимал и сжимал его шею. Наконец что-то хрустнуло, и парень обвис у него в руках. Он равнодушно отшвырнул тело, вытер руки о штаны и, повернувшись к стоящему с приоткрытым ртом Гектору, спокойно сказал:

– Падла товар стащить хотел, гадёныш мелкий.

– Ты задушил его, брат, что это за дерьмо?

– Да, дерьмо, брат, но что ж поделать, сам же говорил: жизнь – дерьмо.

– Но ты же убил его, брат. Он же совсем ребёнок.

– Да срать я на это хотел. Этот мелкий гадёныш хотел кинуть нас.

Уже потом, через много лет, убивая очередного человека (уже не своими руками), посмевшего выступить против него, он каждый раз говорил: «Этот гадёныш хотел кинуть меня».

Они спрятали тело на складе, завалив его всяким хламом и мусором, а тайник пришлось перепрятать. С тех пор Иисус заметил, что Гектор иногда с опаской поглядывает на него, и ему это понравилось.

Иисус никогда не убивал специально. У него не было жажды крови, он никогда не испытывал морального удовлетворения, видя, как его жертва корчится в предсмертной агонии. Иисус всегда был холоден и равнодушен. Единственное, что его интересовало и что занимало его мысли, были деньги. Сами деньги никогда не манили его. Он не видел смысла в накоплении. Иисус любил тратить. Он с жадностью покупал новые вещи, всегда яркие и кричащие. «Одежда чёрных», – как называл это Гектор. Но пока он жил с родителями, носить их не мог.

Однажды он пришёл домой в огромных безразмерных джинсах, провисающих на заднице до самых колен, и ярко-салатовой (цвет был таким насыщенным, что даже резал глаза) майке, нелепо висящей на его узеньких, почти женских плечах, и мать устроила скандал. Она вопила, словно сам Сатана явился пред ней и предложил увеселительную прогулку в ад. Иисус даже не догадывался, что его набожная мать знает столько грязных и крепких ругательств. Она заставила его переодеться в «угодную Господу нашему» одежду, и больше он никогда не рисковал появляться дома в таком виде. Он прятал свои вещи на заброшенном складе и, приходя из дома, переодевался в то, что нравилось ему, а не его набожным родителям.

Второй раз он тоже убил ради денег. Это было жарким июльским днем, когда над городом стояло облако вонючего смога, и асфальт, казалось, готов был расплавиться от невыносимой жары. Они с Гектором торговали на углу, марихуана уже почти закончилась, и им осталось продать всего пару пакетиков, когда к ним подлетел разъярённый «торчок» (Иисус называл всех своих покупателей только так) и потребовал вернуть ему деньги за ту шмаль, которую они продали ему.

– Это дерьмо! – орал он, брызжа слюной и размахивая здоровыми кулачищами перед их лицами. – Это полная туфта, и это никуда не годится. Я не знаю, с чем вы мешаете вашу траву, но это уже не трава. Это говёный жасминовый чай.

Наркоман достал из кармана маленький свёрток и швырнул Гектору в лицо.

– Прекрати заливать, брат, – немного растерянно сказал Гектор и наклонился, чтобы поднять кулёк с земли.

«Торчок», не долго думая, двинул ему ногой в челюсть. Гектор вскрикнул, закрыл лицо руками и выплюнул на дорогу два зуба вместе с кровавой слюной.

– Охренел, тварь дерьмовая? – сказал он, после потери двух передних зубов его речь стала малопонятной.

Иисус молчал. Он мог бы достать свою пушку (пистолетом он обзавёлся ещё полгода назад, в его компании это было обычным делом) и пристрелить торчка прямо на месте, но он прекрасно понимал, к чему это приведёт. Они потеряют бизнес. В таком деле, как наркоторговля, слухи разлетаются с колоссальной скоростью, и уже через месяц у них бы не осталось ни одного клиента. Все бы говорили, что они не просто разбавляют траву, но ещё и мочат своих клиентов прямо на улице. Иисус был умным парнем. Он легонько отодвинул разъярённого Гектора в сторону и абсолютно спокойно сказал:

– Прости, чувак. Лажа вышла. Я верну деньги, не буксуй. Добро?

– Вернёшь? – удивился наркоман и посмотрел на худенького Иисуса сверху вниз. – Все деньги. Я же скурил маленько.

– Все, не вопрос. Трава – лажа, значит верну.

Конфликт был исчерпан. «Торчок» забрал свои деньги и ушёл. Гектор с ненавистью смотрел ему вслед, а когда парень скрылся за поворотом, он спросил:

– Какого хрена?!

– Ты тоже не буксуй, это правильно – вернуть деньги. А вот кинуть нас было неправильно.

– Кто нас кинул?

– Тот, кто намешал в траву чая с жасмином.

Иисус достал из кармана кулёк с травкой, ногтем продырявил целлофан и понюхал. «Наркоман» был прав, трава пахла жасмином.

Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, кто их кинул. Они брали траву у Саймона, а он в свою очередь покупал её у более серьёзных людей, которые не стали бы марать руки таким мелким дерьмом. Саймон был большой, накачанный, украшенный с ног до головы татуировками и дешёвыми цепями чёрный парень, бривший шишковатую голову наголо, считал себя самым крутым бандитом во всей округе. Иисус так не считал. Иисус решил, что убьёт его – и убил.

Он подкараулил Саймона в туалете занюханного кафе на автомобильной стоянке, куда он приехал вместе со своей грудастой чернокожей подругой, чтобы перед бурной и развратной ночью перекусить. Иисус знал, Саймон каждый вечер возит свою женщину сюда (он следил за ними уже полторы недели), и к тому моменту, когда они с шумом и хохотом вошли в дверь, он уже сидел в кабинке, держа большой чёрный и тяжёлый пистолет в маленькой худенькой руке.

Иисус был терпеливым парнем; он просидел в кабинке, вдыхая ароматы испражнений, перемешанные с хлоркой, больше трёх часов и мог просидеть ещё столько же, да только этого не понадобилось. Когда дверь туалета хлопала, Иисус вставал на унитаз, заткнув пистолет за пояс, и выглядывал из кабинки. Он сделал это уже девять раз, и все девять впустую. В туалет заходили разные, незнакомые и совершенно не интересовавшие его люди. Они шли к писсуару, поворачивались к кабинкам спиной, расстегивали ширинку, и Иисус слышал, как они мочатся. Тогда он тихо спускался с толчка, вытаскивал пистолет и снова ждал. Саймон был десятым. Бандит был уже навеселе и нетвёрдой походкой вошёл в туалет, оглядывая пустое помещение затуманенным взором. Иисусу даже не нужно было вставать на толчок, чтобы понять, что это Саймон. Он почувствовал резкий запах его дешёвой туалетной воды, но всё же решил проверить. Сомнений не осталось, когда пацан увидел лысый шишковатый затылок. Он аккуратно спрыгнул на пол, достал пистолет, и, бесшумно открыв задвижку, вышел из кабинки. Саймон даже не повернулся, он насвистывал себе под нос какой-то весёлый мотивчик и спокойно мочился, не зная, что за его спиной стоит Иисус с заряженным пистолетом.

– Ты размешивал шмаль с чаем, – спокойно сказал Иисус.

Саймон резко повернулся, забрызгав мочой свои штаны и пол под ногами.

– Иисус?! Какого дьявола ты здесь делаешь, ты, мелкий ублюдок, – начал было Саймон, но тут заметил пистолет в руке пацана. – Эй, какого чёрта? Ты что, мерзавец, грохнуть меня удумал?

– С жасминовым чаем, безмозглая скотина, – продолжил Иисус и поднял пистолет, сняв с предохранителя.

– Не смей, мерзавец поганый. Тебе тут же голову твою безмозглую оторвут. Ты что, совсем страх потерял, падла? Отдай пушку, и я прощу тебя. Забуду, что видел сегодня, сделаю вид, что всё это привиделось мне спьяну. Пошёл вон, давай пушку, и пошёл вон, – Саймон протянул руку, густо украшенную татуировками.

– Ты хотел кинуть нас?

Иисус был абсолютно спокоен, и Саймон понял, парень не шутит. И тогда он испугался, по-настоящему, настолько, чтобы забыть о том, что он самый крутой бандит в округе, забыть о гордости и чувстве собственного достоинства, о том, что ему уже двадцать три, а Иисусу нет и тринадцати. Всё это померкло и потеряло значение, когда он заглянул в ствол направленного на него пистолета и когда увидел, как оттуда ему подмигнула смерть.

– Нет, я не собирался кидать тебя, это не я. Такой товар пришёл, я же не проверяю его, значит его разбавили где-то в другом месте. Не нужно, брат. Не нужно убивать.

Иисус очень по-взрослому усмехнулся и нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, и на белой футболке Саймона расползлось кровавое пятно… но он не умер. Парень дотронулся до раны на животе, со стоном выдохнул и поднёс руки к лицу. С пальцев капала кровь. Глаза его, и без того большие, сделались огромными, изо рта пошли кровавые пузыри. Иисус молча смотрел, как умирает человек, не испытывая никаких эмоций, его волновало только то, что это длиться слишком долго, кто-нибудь мог войти и увидеть их, ведь, несмотря на громкую музыку, выстрел всё равно могли услышать. Тогда он поднял пистолет и выстрелил во второй раз, теперь он целился в голову. Пуля прошла навылет, пробив лоб почти что в центре. Саймон дёрнулся и осел на грязный пол. Теперь он был мёртв, а Иисус – доволен. Он убрал пистолет за пазуху, предварительно поставив его на предохранитель, и спокойно вышел из туалета, а потом из кафе, и растворился в ночи. Ему снова повезло, никто даже не обернулся и не взглянул на него. Но для Лос-Анджелеса это было обычным делом, здесь редко совали нос в чужие дела.

========== Глава девятая. ==========

Иисусу уже исполнилось пятнадцать, он по-прежнему оставался щупленьким, белобрысым пацаном, выглядящим моложе своего возраста, а Гектор возмужал, окреп и мог похвастаться горой накаченных мускулов. У него было много женщин (в основном шлюхи, но Гектора это не смущало), куча денег и новенький красный Плимут, но у Иисуса было нечто большее – мозги. И постепенно Иисус стал лидером в их тандеме: незаметно для обоих Гектор стал спрашивать у него совета и с обожанием смотреть на него. Иисус, как, впрочем, и всегда, был не против.

Они уже не торговали сами, а использовали мальчишек, таких, какими они были сами пару лет назад. После смерти Саймона ниша пустовала, и Иисус с Гектором тут же заняли её. Они занялись более серьёзными делами, и это стало приносить заметную прибыль. Тогда-то Гектор и подсел на наркоту. Как и все он начал с травы, потом перешёл на кокаин и уже через некоторое время стал колоться. Иисус смотрел на своего друга и понимал, что если он хочет двигаться дальше (а он хотел, ещё как хотел), то с Гектором придётся расстаться. Он мог бы тоже начать принимать и забыть о своих мечтах, но видя, как Гектор после очередного укола лежит с блаженной улыбкой на лице и мочится себе в штаны, испытывал презрение. Иисус презирал слабость, презирал с детства, а Гектор стал слабаком. За пару лет из здорового, красивого, переполненного тестостероном подростка Гектор превратился в привидение с впалой грудью и трясущимися руками. Он по-прежнему смотрел на Иисуса с обожанием, но иногда в его взгляде читался неподдельный страх, ведь он не мог не понимать, что тот скоро уйдёт.

Иисус ушёл, когда подвернулась первая возможность. Тёплым июньским вечером ему позвонил один из тех, кого он называл нужными людьми, и сказал, что им заинтересовался некто Раймон, и очень хочет поговорить с ним завтра утром. Иисус не был знаком с этим мужиком лично, но был наслышан. Раймон – правая рука влиятельного наркобарона Лос-Анджелеса, прослыл человеком жестоким и расчётливым, но при этом все знали – он невероятно щедр. Его люди ездили на дорогих машинах, трахали дорогих баб и жили в дорогих домах в Беверли-Хиллз, Бель-Эйр и Малибу*. Это было то, о чём мечтал Иисус с самого детства, и он пошёл на встречу, надеясь, что Раймон предложит ему работу. Так и вышло. Уже на следующий день Иисус стал человеком Раймона, оставив Гектора за бортом своей жизни.

К двадцати трём годам Иисус стал главным поверенным Раймона. Он поселился в шикарном доме, ездил на желтой Chevrolet Camaro и содержал дорогую чернокожую любовницу, которая по утрам варила кофе, а ночами удивляла в постели. Но Иисусу показалось этого мало, и он попробовал взобраться выше, но сорвался.

Иисус попытался провернуть аферу за спиной босса, чтобы спихнуть того с места и занять его место, да только просчитался. В один день из человека Раймона он сделался дичью Раймона, и ему пришлось бежать. Собрав все деньги, Иисус купил билет до Каракаса и улетел ночным рейсом, а там пересел на частный самолет и скрылся в Лиме.

В Перу Иисус тут же занялся привычным для него делом: без труда нашёл нужных людей, без проблем вошёл в их бизнес, а через пару лет, организовав небольшую заварушку, стал главным наркобароном в Лиме.

Он прошёл долгий путь, начав его с грязных улиц Лос-Анджелеса, и закончив в особняке, в аристократическом районе Лимы, и за всё это время он ни разу не сталкивался с чем-то таким, что он не мог бы понять и объяснить, поэтому сейчас был зол и напуган.

Что-то пошло не так. Где-то в его чётко отлаженной схеме произошёл сбой, и Иисус понятия не имел, как его исправить. Причиной всех его проблем был человек по фамилии Шнайдер, заезжий немец и, как выяснилось, музыкант.

– Да мне глубоко насрать на то, что он мировая знаменитость, – кричал Иисус на своего помощника.

Всего их было трое: Санчо, Родригес и Алехандро. Все трое: мексиканцы, отъявленные головорезы, молодые и безбашенные кровные братья. Он подобрал их на улицах Лимы, когда они попытались обчистить его средь бела дня. В то время они называли себя «Дерзкие братья Борхес» и не лукавили. Иисусу понравилась их смелость и желание добиваться цели во что бы то ни стало, а им понравилось работать на него, потому что Иисус много платил.

Никто из них никогда не смел противоречить ему, но сегодня Алехандро взбрыкнул. Он вызвал их всех к себе в офис и приказал следить за неким Шнайдером, снимающим частный дом в районе Мирафлорез, и если они заметят, что этот хмырь как-то связан с полицией, тут же на месте прикончить его. Алехандро как-то не по-доброму посмотрел на Иисуса, нахмурил густые брови, опустил глаза и твёрдо сказал, что ни за что не станет этого делать. Братья были удивлены не меньше самого Иисуса, они испуганно переглянулись и, не сговариваясь, отступили от Алехандро на шаг.

– Что ты сказал? – переспросил Иисус и приподнялся в кресле, упёршись руками в широкий дубовый стол.

– Я не стану убивать Шнайдера, – упрямо повторил Алехандро и поднял глаза.

– Почему же? – Иисус вышел из-за стола и не спеша подошёл к наглецу, желая влепить ему хорошую пощёчину.

– Простите, босс, но он не просто какой-нибудь парень. Я знаю, о ком вы говорите, и я видел его в городе. Это барабанщик известной группы Rammstein.

– Чего? Правда? А чего ты нам не сказал? – спросил Санчо, но увидев, что Иисус повернулся к нему, тут же замолк и потупил взор.

– И что? – холодно спросил Иисус.

Он передумал бить Алехандро и вернулся в кресло. Не смотря на то, что этот сопляк дерзил ему, он говорил умные вещи. При всей своей власти и могуществе, Иисус действительно не мог безнаказанно убивать музыкантов с мировым именем, не потому, что он боялся полиции (полиция давно работала на него), а потому, что это могло привлечь лишнее внимание к его персоне и его бизнесу, а это было последним из того, что ему сейчас было нужно…

Словно прочитав его мысли, Алехандро сказал:

– Таких, как он, нельзя убивать безнаказанно.

– Да мне глубоко насрать на то, что он мировая знаменитость, – заорал Иисус и снова поднялся на ноги. Алехандро попятился к двери.

– Чего ты дёргаешься? – уже спокойно сказал Иисус и, подойдя к побелевшему от страха помощнику, похлопал того по плечу. – Ты откуда узнал, что этот немец известный?

– Я, ну… – Алехандро глупо улыбнулся. – Я немного фанатею.

– Фанатеешь? – Иисус улыбнулся, а потом с размаха ударил Алехандро по лицу ладонью. – Маленькая гнида! Нечего тебе фанатеть от тех уродов, которые мешают мне зарабатывать деньги.

Алехандро судорожно сглотнул и снова попятился к двери, его братья отступили на пару шагов, почти упёршись спинами в стену, но Иисус уже успокоился. Он вернулся к столу, достал сигарету и закурил.

– Если бы я хотел грохнуть этого Шнайдера, я бы сказал тебе грохнуть его, – сказал он и снова повернулся к Алехандро. – Но я приказал следить за ним, не так ли?

– Да, босс, вы так именно и сказали, – ответил за брата Санчо.

– Заткнись, – коротко оборвал его Иисус и продолжил, обращаясь к Алехандро. – Ты, полагаю, думаешь, что я тупая безмозглая скотина, которая забралась на самый верх и теперь сидит и наслаждается своей властью? Ты, наверное, мечтаешь достать свою пушку и пристрелить меня?

– Нет, – тихо отозвался напуганный парень.

– А я знаю, что мечтаешь, потому что сам был таким. Молодым и горячим. И я убивал, но помни, что если я умру, умрёт и этот бизнес. И тогда ты и твои сосунки-братья вернутся на улицы, чтобы обирать безмозглых туристов. Нечего перечить мне, идите и сядьте на хвост этому немцу. Пошли прочь, всё. Хотя нет, Родригес, ты останься.

Родригес был самым старшим, ему недавно исполнилось двадцать три. Это был здоровый, худой и очень некрасивый парень с прыщавым лбом и кривым носом. Обычно он почти всегда молчал и смотрел в пол, но Иисус знал, что в деле от него больше толку, чем от двух других братьев. Родригес был жесток и холоден и не знал пощады, чем и привлекал Иисуса. Когда Санчо и Алехандро вышли, бесшумно прикрыв за собой тяжёлую дверь, Иисус взял со стола пачку сигарет и предложил Родригесу. Тот молча взял одну и спрятал за ухо.

– Садись, – Иисус указал парню на стул, а сам сел напротив. Родригес сел и уставился на свои ботинки.

– Твой брат глуп, – сказал Иисус. – Глуп, потому что он ещё молод. Сколько ему? Семнадцать?

– Восемнадцать, – сказал Родригес, так и не поднимая глаз. У него был хриплый глубокий голос, казалось, что он говорит из-под подушки, щедро набитой пером.

– Я в восемнадцать тоже много глупостей делал. Но дело не в этом. Понимаешь, какое дерьмо у нас получается. Мой парень, Ральф, тот придурок, которому я поручил бизнес с этими сраными агентствами аренды машин, вдруг без разумных причин сдался властям. И зачем? – Иисус замолчал, но Родригес не собирался отвечать, и он продолжил. – Не знаешь? И я вот не знаю и не могу понять, какого хрена он вдруг ломанулся в участок. Чтобы вытащить этого немца? А на кой дьявол он ему сдался? Парень, между прочим, только недавно вышел, и не думаю я, что его ностальгия замучила. У нас схема была налаженная: если что, мы не причём, всё сваливаем на туриста, и Ральф прекрасно знал это. Товар я бы вернул, это пустяковое дело, а вот вытащить его самого мне уже не удастся. Хотя я бы не стал этого делать, даже если бы и мог. А я не могу. Даже я не всесилен. Полиция Лимы, это, конечно, свои ребята, но там приехали детективы из Америки, и я уже ни хрена не могу сделать. Мне остается только сидеть и ждать, что будет, ну, ещё я могу прикончить этого Шнайдера. Только толку-то?

– Наверное, его кто-то прижал, парня вашего, – предположил Родригес.

– Вот и я так подумал. А кому это надо? Шнайдер этот никому не звонил, я спрашивал у наших, телефон у него отбирали. Никто не знал, что он там, если только он не приехал специально, чтобы кинуть меня.

– А на фига?

– Хороший вопрос. Музыканту не зачем в наркобизнес лезть. Он должен музыку совою говёную играть, а не в бизнес мой лезть. Поэтому я и хочу, чтобы вы пока только следили. Понял?

– Понял, – ответил Родригес и собрался уходить, но Иисус жестом остановил его.

– Ещё кое-что, что бы вы не увидели, Шнайдера не убивать. Твой бестолковый брат дело говорил, такие люди бесследно не исчезают, и мне этот геморрой на задницу нафиг не нужен. Увидишь чего, звони, но сам на рожон не лезь. Ясно?

– Ясно.

– Как эта сраная группа называется? – спросил Иисус.

– Какая?

– Где этот Шнайдер играет.

– Rammstein. Пишется с двумя буквами «м».

– Хорошо, иди и смотри без лишнего рвения.

Родригес кивнул головой и тихо вышел, оставив Иисуса в одиночестве.

Иисус докурил и сел за компьютер. В поисковике он набрал «Rammstein» и погрузился в чтение. Он предпочитал знать своих врагов в лицо.

========== Глава десятая. ==========

Братья Борхес ехали за Шнайдером, стараясь держаться в отдалении, и видели, как нанятое им такси вдруг остановилось посреди дороги. Водитель подал назад и начал разворачиваться, тогда им пришлось тоже поворачивать и сматываться. Они отъехали не так далеко, когда увидели, как мимо них на огромной скорости пролетело такси с открытой дверью, а Шнайдера и Рихарда (Алехандро сразу узнал лидер-гитариста) внутри уже не было.

– Куда они делись? – Санчо выглядел растерянным. Он остановил машину и оглянулся.

– Давай обратно, они, видимо, вышли из машины и пошли пешком, – Алехандро заметно волновался, он уже много лет фанател и никогда не предполагал, что увидит своих кумиров вот так, вживую, да ещё и станет следить за ними.

Санчо развернул машину и медленно поехал назад. Но на дороге никого не было, они проехали ещё метров триста и остановились. Шнайдер и Рихард пропали.

– И чего делать? – Санчо снова посмотрел на Алехандро.

– Ждать, – отозвался Родригес и закурил, высунув руку в открытое окно.

– Чего ждать-то? А вдруг они сели на другую машину и свалили?

– Нет. Они где-то здесь, – Родригес был как всегда немногословен.

– Почему ты так думаешь? – не унимался Санчо.

– Знаю. Здесь аэродром, они пошли туда.

– Откуда им про него знать? – Алехандро тоже закурил.

– Отвали, сказал ждать, значит ждать, – Родригес сплюнул в окно.

Они просидели в машине минут пятнадцать, но ничего не менялось. Мимо них проехал небольшой микроавтобус, водитель притормозил, видимо решив, что у них сломалась машина, но Родригес махнул ему рукой, чтобы тот ехал дальше. Мужчина кивнул головой и умчался прочь. Наступила ночь.

– Слушай, Родригес, поехали обратно. Говорю тебе, они свалили, – Санчо потянулся к зажиганию, но брат перехватил его руку.

– Нет, будем ждать.

– Чего ждать-то? Какого хрена?

– Иисус сказал следить.

– И чего мне, он сказал следить за Шнайдером, а не за пустой дорогой.

– Хочешь валить, топай пешком, – Родригес перегнулся через брата и открыл дверцу с его стороны.

– Да пошёл ты, – Санчо захлопнул дверцу. – Сам топай. Я сюда на тачке приехал, на тачке и уеду.

– Тогда заглохни.

– Хорош вам, давайте лучше косячок забьём, – Алехандро достал самокрутку из кармана рубашки.

– Спрячь шмаль, не время сейчас, – Родригес повернулся к брату.

– Да ладно тебе, надо нервишки успокоить.

– Потом.

– Родригес, твою мать, хватит тебе моралиста из себя строить. Ты что, перед Иисусом выслуживаешься?

Родригес резко повернулся и посмотрел на младшего брата:

– Тебе лучше заткнуть пасть. Ты и так уже приторчал; пока я с Иисусом говорил, вы уже накурились, тебе уже пора завязывать с дурью, понял.

– Да пошёл ты, – Алехандро начинал злиться.

Он уже больше года курил траву и чувствовал, что постепенно начинает привыкать. Каждое утро он давал себе обещание, что с сегодняшнего дня завяжет и никогда больше не прикоснётся к наркотикам, но к обеду он непременно накуривался, и жизнь казалась ему уже не такой плохой.

– Ты подсел, – спокойно сказал Родригес и отвернулся.

– Ничего подобного, я не подсел. Мне нужно успокоить нервишки, вот и всё, – Алехандро зажёг самокрутку и глубоко затянулся.

– Ты наркоман.

– Нет, я просто изредка курю траву.

Родригес снова повернулся к брату. Алехандро протянул ему косяк.

– На, затянись, тебе станет лучше. Ты слишком паришься из-за этой работы.

Родригес взял самокрутку и равнодушно выкинул её в окно.

– Эй, ты чего?! – закричал Алехандро и стукнул брата кулаком по спине. Родригес повернулся и легонько двинул Алехандро в челюсть.

– Заглохни, наркоман, – сказал он и отвернулся.

Вдруг Алехандро выхватил пистолет с глушителем и, приставив к затылку Родригеса, сказал:

– Ещё раз ударишь меня, я тебя пристрелю нахрен. Понял?

Родригес на секунду напрягся, но тут же расслабился и сказал с усмешкой:

– Наркоман хренов.

– Я не наркоман, – закричал Алехандро, и вдруг раздался выстрел. Кровь и мозги Родригеса забрызгали салон и ветровое стекло. Салон наполнил едкий дым.

– Какого… – Санчо посмотрел на мёртвого Родригеса и повернулся к Алехандро: тот сидел с приоткрытым ртом и смотрел на свой пистолет, будто бы видел его впервые.

– Алехандро, твою мать, да какого… – Санчо подавился словами.

– Я… я… я не хотел… Он сам… Санчо, я… Не…

– Тварь, сука. Ты, блять, грохнул Родригеса! Да твою мать! Ты…

– Я не хотел, – Алехандро опустил пистолет и посмотрел на Санчо. Его глаза наполнялись слезами.

– За косяк, ублюдок. Ты убил брата, скотина…

– Он сам выстрелил, Санчо, я не хотел.

– Урод, почему он был не на предохранителе? Почему этот сраный пистолет был не на предохранителе?!

– Я не знаю, – голос Алехандро дрожал, по щекам текли слезы.

– И что нам теперь делать, бля?! А?! Скажи мне, что мне делать?! У нас труп в машине! Ты урод! Конченный ублюдок! Труп нашего брата в нашей грёбанной машине! И его мозги на ветровом стекле!

– Я не знаю, – Алехандро выпустил пистолет, он упал рядом с ним на сидение. Он еще раз взглянул на мёртвого брата, закрыл лицо руками и зарыдал.

– Алехандро, твою мать! Что ты сопли распустил?! Ты убил Родригеса! Урод! Теперь скажи мне, что делать?!

– Он убьёт меня, – всхлипывал парень.

– Кто? Он мёртв уже! Это ты убил его, не понял ещё? Ты его нахрен пристрелил за косяк!

– Иисус.

– Чёрт. Точно убьёт: и тебя, и меня заодно, – Санчо немного успокоился.

– Он всех убьёт.

– Не реви, урод. Надо что-то придумать.

– Что ты придумаешь?! – Алехандро опустил руки и ещё раз взглянул на мёртвого Родригеса. Вид развороченного черепа старшего брата был невыносимым, и он отвернулся, сдерживая тошноту.

– Мы скажем, что его убил Шнайдер, – тихо сказал Санчо и повернулся к брату. Даже в полумраке машины Алехандро видел, что брат мертвенно бледен.

– Нет! Санчо, нет! Он же убьёт Шнайдера, найдёт и убьёт.

– Да я срать хотел на это. Ты что хочешь, чтобы он нас убил?

– Но он же барабанщик!

– Да хоть президент США. Ты понимаешь, что Родригес мёртв?! А?! Ты понимаешь?! – его глаза сверкали от ненависти. – И нас за яйца подвесят, если узнают, что ты грохнул его за сраный косяк. Иисус не выносит наркоманов! Он прибил бы тебя, если бы узнал, что ты таскаешь его шмаль, а если он узнает, что ты грохнул за это брата… Дебил!

– А что с трупом-то делать? – тихо спросил Алехандро, стараясь не смотреть на кровавое месиво, в которое превратился затылок брата.

– В лесу закопаем, и никто не найдёт. Машину отмоем, то есть, ты отмоешь. Я к этому дерьму не прикоснусь.

– Это не дерьмо, это наш брат, – он снова тихо заплакал.

– Был наш брат. Теперь это труп, и его мозги по всему салону. Иисусу скажем, что Шнайдер выстрелил в Родригеса и пробил ему голову, мы же убежали.

– А труп?

– Что «труп»?! – заорал Санчо, и Алехандро вжался спиной в сиденье.

– Ну, Иисус потребует труп, – тихо объяснил он.