Текст книги "Душа неприкаянная (СИ)"

Отец Константин жутко не понравился Рихарду. Это был высокий, широкоплечий, уже немолодой мужчина с густой окладистой бородой и холодным взглядом маленьких глубоко посаженных глаз. Говорил он медленно, словно специально растягивая слова и во время разговора, пристально смотрел на собеседника, словно желая прожечь его взглядом.

Они сидели в небольшой чистой и опрятной, но скромно обставленной комнате в доме священника, куда он привел их сразу после окончания службы в храме. Рихард был немного удивлен таким поведением отца Константина, он полагал, что они поговорят в церкви или на улице рядом с ней, но священник, выслушав просьбу Рихарда, сказал, что для такого разговора необходимо уединение и повел их к себе домой.

– И вы говорите, что она просит у вас успокоения? – спросил отец Константин, когда Рихард закончил свой рассказ.

– Да, – Круспе не мог более выносить этого тяжелого взгляда и посмотрел в сторону.

– Мне кажется, что она – зло, – неожиданно сказал Шнайдер.

Рихард удивленно посмотрел на ударника. Во время всего разговора Шнайдер молчал и иногда лишь кивал головой.

– Зло? – отец Константин посмотрел на Шнайдера. Барабанщик молчал и священник повторил. – Зло? Но почему вы решили так?

– Я не знаю, – Шнайдер смутился и потупил взор. – Просто все, что она делает, приносит несчастья. Гибнут люди, – Шнайдер вновь замолк, но поняв, что священник ждет продолжения, добавил. – Я думаю, что она возомнила себя спасителем, но на самом деле она – воплощение дьявола.

Рихард даже вздрогнул, так неожиданно прозвучало это обвинение из уст Кристофа. Он посмотрел на отца Константина, но тот казалось, даже не удивился. Он перестал поглаживать бороду и внимательно смотрел на Шнайдера.

– Дьявол искушает праведников, – наконец сказал он и немного помолчав, добавил. – А что вы хотите от меня?

– Помощи, – сказал Рихард. – Может службу, какую надо отслужить или я не знаю, что там у вас положено.

– Православная Церковь не приносит молитв за грешников нераскаянных и самоубийц, потому что, находясь в состоянии отчаяния, упорства и ожесточения во зле, они оказываются виновными во грехах против Духа Святого, которые по учению Христову не простятся ни в сей век ни в будущий, – сказал отец Константин как-то нараспев, почти не делая пауз между словами. Рихард даже не сразу уловил смысл сказанного. Тем временем священник поднялся с кресла и подошел к книжному шкафу.

Рихард думал, что тот достанет какую-нибудь книгу, чтобы на наглядном примере показать им справедливость своих слов, но тот лишь постоял немного, разглядывая корешки, и вернулся на место.

– Так что же нам делать-то? Она же не отпускает нас, – Шнайдер почти кричал. Он понял вдруг, что священник был их последней надеждой и его слова, лишили их спасения.

– Вы же не верующие, так? – священник впился глазами в Шнайдера.

– Почти нет, – барабанщик снова смутился.

– Тогда почему же вы так слепо верите в силу службы? Если для вас нет силы в Боге, то откуда ей взяться в службе, что служим мы Ему? Шнайдер молчал и священник продолжил:

– Вы ждете чуда, ждете спасения? Вы хотите, чтобы ваши муки и терзания прекратились, и вы могли бы забыть обо всем и спокойно отправиться домой. Но вы не верите в чудо!

Речь священника звучала как слова обвинителя в суде. Рихард не мог даже предполагать что у людей, посвятивших свою жизнь службе Богу, может быть в душе столько скрытой злобы и агрессии. Хотя может отец Константин и не злился вовсе, просто его немного резкие, угловатые движения, сильный голос, густая черная борода, вздрагивающая при каждом новом слове, темные пронзительные глаза – создавали иллюзию рассерженного, и может даже рассвирепевшего человека.

– Теперь верю, – Шнайдер говорил тихо, почти шепотом, но священник услышал его.

– Теперь? Что же, для того чтобы уверовать вам пришлось поверить в эту несчастную, но ведь тогда она не может быть злом, ведь она принесла вам веру в Господа. А мог бы дьявол сделать это? Мог бы искуситель даровать веру?

– Не знаю, – Шнайдер посмотрел на Круспе, словно ища поддержки. Он не понимал, к чему клонит священник. Только что отец Константин отрекся от Софии, но вот уже из уст его звучали слова в ее защиту. Рихард смущенно отвернулся. Он ничего не смыслил в религии и рядом с этим огромным и, как ему казалось, сердитым священником чувствовал себя глупым маленьким и нашкодившим мальчиком.

– Ее ошибка в том, что она считает себя рукой Господа Бога на этой земле, – сказал отец Константин. – Но она не спаситель, как вы верно заметили, они лишь душа неприкаянная. Ее грех не дает ей покоя, она не может найти успокоения, потому что ей кажется, будто Бог никогда не простит ее.

– Почему вы верите нам? – вдруг спросил Шнайдер.

Рихард снова вздрогнул.

– Верю вам? – священник, казалось, не понял вопроса.

– Да, верите нам. Верите в Софию, в реальность Софии.

– Потому, что я видел ее, – отец Константин замолк.

– Так она являлась и вам? – Рихард был удивлен.

– Нет, не мне. Я видел ее около храма. Она хотела войти, но не решалась. Я думал, что она простая девушка, живая, из плоти и крови и хотел поговорить с ней. Вышел, но как только она увидела меня, то тут же исчезла.

– Но почему? – спросил Рихард

– Грехи, – отец Константин посмотрел на лидер-гитариста. – Она думает, что ее грехи не дозволяют ей переступать порог храма. Она решает за Бога и в этом ее ошибка. Каждый грешник, верующий в Бога и искренне раскаявшийся перед ним будет спасен.

– Вы это еще раньше поняли или сейчас? – спросил Шнайдер.

– Сейчас, раньше я лишь предполагал, а сейчас узнав от вас ее историю, совершенно в этом уверен. Вам самим необходимо объяснить ей ее ошибку, отпустить ее, даровать покой и может тогда Бог примет ее и душа ее обретет спасение и узреет путь в Царствие Божие.

– Но мы же не священники, как мы можем?

– Ей не нужен священник, ей нужен тот, кто укажет ей путь.

Рихард уставился на отца Константина, он сейчас говорил теми же словами что и София. Но тот даже не заметил взгляда Круспе и продолжал говорить:

– Она не зло, но она и не добро, – заметив удивленный взгляд Шнайдера, священник сказал. – Нет абсолютного зла, как нет и абсолютного добра. Так устроен этот мир. У каждого своя, правда. Она считает, что своими деяниями творит добро и служит Богу. И ее можно понять. Но дело в том, что можно понять каждого, если взглянуть на мир его глазами. Убийца, вор, мошенник, всегда найдет себе оправдание, он скажет вам, что украсть его вынудил голод, убить ненависть.

– То есть, вы оправдываете преступников? – спросил Шнайдер.

Рихард с ужасом посмотрел на барабанщика, ему казалось, что обвинять служителя церкви в его же собственном доме, где со стен смотрят лики святых и словно каждая пылинка наполнена высшим смыслом – кощунство.

– Нет, не оправдываю. Не оправдываю, потому, что не имею права, я лишь служитель церкви, а не Господь Бог. Прощать и отпускать грехи может лишь Отец небесный. А я могу лишь служить ему. Они сами оправдывают себя, сами ищут себе оправдание и чаще всего находят. Ведь кто ищет, тот всегда найдет. Вспомните себя в детстве, когда вы совершали дурное, вы ведь стыдились этого и стыд этот не давал вам покоя. Но с возрастом стыда было все меньше и меньше и все, потому, что чем старше вы становились, тем больше узнавали о том, как оправдать себя. Оправдать перед людьми. Вера – тяжелая ноша для многих, потому, что всегда можно найти оправдание перед людьми и перед собой, но никогда перед Богом. К Богу приходят с раскаяньем, к Богу приходят со смирением. Но это значит, что вы должны признать вину и, признав раскаяться. Но вера дарует и покой. Верующему не нужно задумываться над многими вещами, ведь он итак знает, что есть зло. Но не об этом сейчас речь. София, она верила в Бога и продолжает верить, но она во многом заблуждается. Она мстит, но месть никогда не дарует покоя. Не дарует живому, а уж мертвому и подавно. Она судит людей и решает за них, хотя это противоречит заветам Господа нашего. Она ведь и сама не знает, что хочет, не так ли?

– Постойте, – Рихард задумался. – Но ведь в моих видениях она вполне ясно…

Священник не дал ему договорить, выставив вперед ладонь.

– А с чего вы взяли, что в видениях говорили с Софией? Да, вы видели ее образ и говорили с ним. Но почему решили вы, что это ее слова?

– В каком смысле?

– Ваше видение вызвано наркотиком, что вы принимали, и вы могли видеть в нем лишь себя. Почему решили вы, что слова, услышанные вами – это не ваши мыли? Не ваши сомнения и терзания. Она говорила вам о славе? Но почему она говорила с вами об этом? Ведь этот вопрос волнует только вас. Не потому ли, что вы сами думали на эти темы, но испугавшись, перестали и загнали свои терзания в самый дальний угол своей души? Была ли в вашем наркотическом бреду София? Или там был лишь ее образ, говорящий вам о том, что вы и сами давно для себя решили?

Рихард молчал, может священник был прав, может он действительно мучился этими вопросами, но только не хотел себе в этом признаться.

– Но мы говорим сейчас не о вас, а о Софии. У вас какая-то странная манера, все время переводить разговор на себя. Это от самолюбия все, от самолюбия и эгоцентризма, – священник замолк и покачал головой.

Рихард молчал, он не знал, что мог бы сказать в свое оправдание, да и стоило ли искать пустые слова, ведь в принципе отец Константин был прав.

– Никто не сможет отпустить ее грехов, и дать ей успокоения кроме нее самой, – продолжил священник после короткой паузы. – И пока она не поймет этого, она не найдет успокоения и душа ее так и будет метаться по свету ища ответов. Ей нужно раскаяние и лишь в раскаяние найдет она утешение и спасение. Она побоялась заходить в храм, побоялась говорить со мной. Но почему? Не потому ли что давно решила для себя, что грех ее настолько страшен, что Бог не простит ее. Но кто дал ей право судить за Господа и решать за него? Кто дал ей право!

Наверное, в этих словах и была суть всего, наверное, это и было тем самым ключом и картой, что так страстно желал найти Круспе. Рихарду показалось, что теперь он все понял. Может, это было вдруг пришедшим к нему откровением, а может, он ошибался. Круспе взглянул на Шнайдера, и ему показалось, что барабанщик чувствует то же самое – развязка была так близка.

Священник продолжал говорить, но Рихард уже не слышал его, он вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, вспомнил виденный им в ночь после обряда сон. Ему снилось, что ночью он вышел из хижины и направился в джунгли. Кругом ни души, теплый, наполненный влагой воздух, шорохи где-то в траве, темное небо и крупные, словно нарисованные рукой ребенка, звезды. Тропинка вела к реке, там был пирс, к которому их привез гидросамолет, но он не пошел туда. Он свернул с протоптанной дороги и пошел напрямик через джунгли, поначалу казалось, что он не сможет пробраться сквозь это хитросплетение ветвей, но присмотревшись, заметил небольшой проход. Он пошел туда, потому что знал, где-то там его ждет ключ, именно ключ, потому что карта уже давно у него в руках. А потом сон обрывался. Рихард так и не понял, нашел ли он то, что искал или нет. Наутро сон совершенно вылетел у него из головы, а сейчас вдруг вернулся. Зачем? Напомнить о чем то? Указать на что-то? Круспе не знал. Почему-то ему казалось, что он все же нашел свой ключ и взял его с собой и теперь он лежит где-то у него, спрятанный до той самой минуты, когда он наконец найдет ту дверь, которую нужно… Рихард задумался. Открыть? Закрыть? Он не знал даже этого. Это было нелепо и нереально, думать, будто ты вынес что-то из своего сна, что-то материальное, но почему-то он верил в это, и оттого на душе его вдруг стало спокойно. Он знал, в нужный момент он вспомнит, и ключ найдет свою дверь.

========== Часть вторая. Глава двенадцатая. ==========

***

Четверо музыкантов и продюсер стояли в зале ожидания в аэропорту Лимы. Кругом сновали туристы, было шумно и очень душно. Якоб посмотрел на Тилля и спросил:

– И что нам делать?

– Это ты мне скажи, я понятия не имею, – Тилль начал подозревать, что вся эта затея была не слишком умной идеей.

Они провели в аэропорту Берлина более полутора суток, сидя на неудобных креслах, ожидая каждую минуту, что самолет вот-вот подадут. Наконец это произошло, но в полете что-то случилось и они приземлились в Колумбии, не долетев совсем чуть-чуть. Там они просидели еще полдня и наконец, сели на самолет до Лимы. Казалось, что всю дорогу их преследовали неприятности. Сначала Пауль облился горячим кофе (слава Богу все обошлось, он лишь чуть-чуть обжег руку), потом Якоб (это случилось уже в Колумбии) споткнулся об чей-то чемодан и с грохотом упал посреди зала ожидания, чуть не сломав себе шею, но и здесь все обошлось легкими ушибами и ссадинами, уже на выходе из самолета, в Лиме, Тилль вдруг ни с того ни с сего почувствовал головокружение и тошноту, он еле справился со своей слабостью и добрался до зала ожидания. Правда этот странный недуг прошел так же внезапно, как и появился. Когда, наконец, вещи были получены каждый из участников этой маленькой «спасательной экспедиции» был на взводе.

– А почему я должен знать?

– Так, что никто не знает ничего? – Флаке был возмущен. Он бросил на пол свою тяжелую дорожную сумку и посмотрел на Якоба.

– Не психуй, надо сначала позвонить кому-нибудь, – Тилль достал телефон.

– В полицию! – сказал Флаке и поправил очки.

– Подожди в полицию, может, для начала попробуем Рихарду и Шнайдеру, – Пауль видимо не желал столь скорой встречи с представителями правопорядка.

– А смысл? – Флаке был все еще обижен на Ландерса, говоря это, он даже не посмотрел на гитариста. – Я звонил из этой Колумбии, их телефоны не работают.

Тилль молча набрал номер и приложил телефон к уху.

– Кому ты звонишь-то? – спросил Пауль.

Тилль лишь приложил палец к губам.

– А если с ними все в порядке, то, что мы будем делать? – спросил клавишник.

– Будем радоваться, – тут же отозвался Пауль.

– Как идиоты, прилетели… – Флака не договорил, Тиллю, наконец, ответили.

– Шнайдер! Где вы, черт вас подери, были все это время? Где Рихард?

*