Текст книги "Творческий кризис продолжается (СИ)"
Автор книги: ficwriter1922
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Том стоял совсем рядом, и Локхарт чувствовал его горячее дыхание на своей щеке. «Ну ведь точно карамелью пахнет!» – подумал он, уже готовый уступить. Но сначала следовало убедиться, что если не помыслы, то хотя бы руки у его любовника чистые.
Дверь с шумом распахнулась, и колдуны отскочили друг от друга, как пара облитых водой котов. В лабораторию влетел маленький коренастый толстячок. Его макушка была лысой, как вершина горы Блоксберг, казалось, что все волосы оттуда переместились вниз на лицо, два пучка задержались на надбровных дугах, остальные окутали подбородок кучерявой темной бородой, похожей на каракуль – дешевый мех, из которого в некоторых бедных европейских странах ведьмы делали себе шапки. Раньше эти головные уборы часто встречались Локхарту во время его путешествий, и у них с бородой незнакомца было еще одно сходство – та тоже выглядела облезлой и поношенной.
Коротышка потопал к ним, прошелся по гримуару, не заметив препятствия, и даже не обернулся, когда тот звякнул цепью и вяло дернулся.
– Правду говорят, будто старый пень двинул кони?! И шо теперь?
– И зачем я вызвал из ада демона-слугу, если дом все равно похож на проходной двор? – недовольно буркнул Том.
Макдур, смущенно топчущийся на пороге, вымученно осклабился; оправдываться вслух он не смел, но его взгляд ясно говорил, что даже у его могущества есть предел. Попробовал бы хозяин сам остановить этих наглых смертных, которые прут, как слоны на водопой.
Сторожевой гримуар задрожал и чихнул – большая часть чернильного дождя попала на демона, который из присутствующих меньше всего заслуживал этой незавидной участи. От неожиданности колдуны застыли, и Гилдерою пришлось признать, что он зря упрекал гримуар в нерадивости, тот не обленился, а простудился. Дальше чихи пошли один за другим, и каждый новый был громче предыдущего, черные точки летели во все стороны. Макдур мужественно сносил незаслуженные плевки судьбы. Если приглядеться, то можно было заметить, что черные точки – это маленькие буковки, но никто из колдунов не то что приглядываться, близко не хотел подходить к зараженной книжке. Наконец гримуар печально хлюпнул и уполз с дороги, спрятавшись за старинным сундуком.
– Объясните мне наконец, что здесь происходит! – воскликнул Локхарт.
– Отчего ж не объяснить? – тут же откликнулся коротышка, взмахнув руками. – Я поставил двадцать галлеонов на старика Донса, вот этот кабаноголовый сказал мне, шо дело – верняк, Донс тот еще жребчик и в два счета затащит под венец вашу милку-блондинку. А старый хрен взял да улегся в гроб завместо брачного ложа. И теперь я хочу вернуть мои денежки.
Лицо Гилдероя медленно наливалось краской, пока не стало цвета освежеванной гиппогрифьей ляжки. Он медленно подошел к доске, взялся за нижний край и перевернул. На другой стороне была таблица с именами и цифрами. Жирная линия перечеркивала строчку с именем Донса, да упокоится бедный колдун с миром, кем бы он ни был.
– Это ведь ставки, да?! Ты делал ставки на мою маму?
Том подошел к столу и взял с подноса большую желтую грушу. Все это он проделал с нарочитой деловитостью, включая процесс надкусывания груши. Его отстранено-смиренный вид как бы говорил: «Если работать мешают, а развлекаться не дают, тогда можно пообедать, чтобы не терять время на пустые разговоры с вами».
– Технически твоя мама не участник, она – главный приз.
– Значит, ты устроил тараканьи бега за моей мамой. Моей милой беззащитной мамой!
– Лучше сказать, кобелиные бега. – Том неодобрительно покачал головой, давая понять, что от известного писателя он ждал более точных определений. – А насчет твоей мамочки… я бы скорее назвал беззащитной венгерскую хвосторогу, чем ее.
– Что ты натворил?!
– Разместил брачное объявление в «Мире квиддича».
Гилдерой вытаращил глаза, позабыв, что гримаса удивления его совсем не красит. Риддл не стал дожидаться, когда любовник начнет громко и витиевато выражать сомнения в его психической адекватности, и продолжил объяснять:
– Я написал, что миссис Локхарт – одинокая вдова, проживающая по нижеследующему адресу, – желает познакомиться с респектабельным колдуном для создания семьи. Еще я указал, что знакомство должно быть романтичным и выглядеть случайным. И никаких упоминаний об объявлении. К моему удивлению, на руку твоей мамочки нашлось шесть претендентов, так что получились настоящие брачные гонки. А если есть гонки, значит, должен быть и тотализатор, и я его устроил.
Закончив говорить, Том как ни в чем не бывало принялся за сандвичи и чай, пастуший пирог он решил оставить на потом. Если у этого человека и была совесть, то она вела себя тихо и не высовывалась лишний раз, как мышь в доме, полном кошек.
– Бессердечный ублюдок. – Что ж, Риддл хотел емких выражений, и он их получил. – И неужели все об этом знали? Даже Гленда? – Гилдерой вспомнил о своей литагентше, которая в последнее время зачастила к ним в гости.
Том кивнул:
– Она поставила на крошку Бэллинджера, который сейчас вышел в фавориты.
– И никто мне не сказал! – Локхарт все никак не мог переварить ужасную правду. – А ты, блохастая гадина, ты тоже знала? – теперь он напустился на Сеси, которая мирно дремала на шкуре камеопарда, небрежно брошенной то ли на длинный ящик, то ли на гроб. Тот криво стоял посреди лаборатории, прямо между двух напольных окон. Круглые ушки дернулись, зеленый глаз лениво приоткрылся, и Гилдерой мог поклясться, что мантикора смотрит на него с пренебрежительной насмешкой. Что уж говорить об остальных: о соседях, знакомых, уличных торговцах, курьерах, домовых эльфах… Мерлин знает, кого еще проклятый Риддл успел втянуть в свою авантюру! Может, и грудных младенцев, например, тех чокнутых близнецов из дома напротив, которые только и делают, что плачут и орут. Во всяком случае, его разум, взбудораженный буйным писательским воображением, уже готов был поверить чему угодно.
– Эй, ребята, может, вы потом между собой разберетесь? А я хочу знать, что будет с моими денежками.
– Подавитесь своими деньгами, – прошипел Локхарт, еще сильнее злясь из-за того, что бородатый незнакомец со своей низменной корыстью мешает ему предаваться праведному гневу.
– Я не хочу ими давиться, я хочу вернуть их на свой банковский счет и в утроенном размере, как мне обещал мистер Риддл.
– Да кто вы, собственно, такой?! – воскликнул Гилдерой, надвигаясь на коротышку. Бородач походил на тех назойливых мух, которые влетали в кабинет именно тогда, когда он размышлял над особо важным поворотом сюжета. И как только безмозглые твари умудрялись так точно подгадывать нужный момент? Может, они учились у Риддла? Кто-кто, а Том проявлял удивительную изобретательность, когда требовалось испортить кому-нибудь жизнь.
– Адам Путмель, чулочно-носочные изделия Путмеля. Мы еще делаем кальсоны с начесом, дамские труселя и душегрейки. Наш девиз: «Мы сохраним тепло ваших тел». Может, слышали?
Локхарт брезгливо скривился и помотал головой.
– Нет, мистер Путмель, деньги я вам не верну. – Том покончил с обедом и решил присоединиться к беседе, которая становилась все увлекательнее.
– Как же так?! – возмутился коротышка. – Я копил их пенни к пенни и теперь теряю свои честно нажитые сбережения из-за какого-то слабака, который не ко времени отбросил копыта. Ведь мог же помереть как мужик – во время первой брачной ночи! А все та старая карга из дома на углу – миссис Ша. Она угощала его подозрительными артишоками. Шоб мне в следующий раз родиться через троллью задницу, если не они стали его билетом в один конец. Да ей же и болиголова туда сыпать не пришлось. – Его голос, похожий на храп сытого дракона – воркующий, гремящий и оглушительно громкий, – упал до заговорщического шепота: – Мы ж с ее покойным мужем столько пива в пабе выпили – хватит, чтоб разбавить Темзу. И он мне как на духу все выложил про ее стряпню. После семейного воскресного обеда бедняга готов был сожрать дохлую мышь, лишь бы избавиться от привкуса этих мерзких артишоков. Попомните мое слово, ребятки, миссис Ша ни перед чем не остановится, чтобы пропихнуть дохляка Бэллинджера под венец.
– И скорее всего она преуспеет, – сказал Том. – У Картрайда и Уткинса нет шансов, после того как они подрались на глазах у миссис Локхарт.
– Сцепились, как два хорька. – Путмель усмехнулся.
– А Гилькомель Бэллинджеру не соперник.
– Ха, куда ему по бабам, – опять влез чулочно-носочный фабрикант. – Старикан еле ходит, бедняга уже на такой стадии, что ускорения ему не прибавит даже внезапный приступ диареи. Он бы давно сдулся, если бы не поддержка Виггинсов. Муженек там, конечно, тот еще курвин пес, зато его жена такую карамель варит, что не остановишься, пока не сожрешь все и до блеска не вылижешь пальцы.
– У миссис Виггинс определенно есть талант кондитера, – согласился Том, мечтательно улыбаясь. – К сожалению, он ей не поможет. Можно считать, что победитель определился. Если, конечно, не появится новый участник, так называемая темная лошадка, – последняя фраза была брошена вскользь, однако Путмель поймал ее на лету, как собака фрисби.
– Так я готов, вписывай меня в свою таблицу и принимай пятьдесят галлеонов. Вы, ребятки, оглянуться не успеете, как мой дракончик влетит в пещерку к этой красотуле.
– Вы говорите про мою маму! – возмутился Гилдерой. Бородач повернулся к нему и, широко улыбаясь, хлопнул по плечам.
– Не волнуйся, паря, скоро мы станем одной большой счастливой семьей. Я всегда мечтал о сыне, наследнике моего скромного дела, продолжателе славных традиций Путмелей.
– Я Гилдерой Локхарт – всемирно известный писатель, кавалер ордена Мерлина третьей степени, – с достоинством ответил Локхарт и отступил на шаг. От Путмеля разило чесноком – видимо, его не обошел скорбный недуг вампирофобии.
Холодность собеседника коротышку не смутила, он снова хлопнул его по плечам.
– Так я ж знаю. Обожаю твои книжки, всегда беру их с собой до сортира. И тогда мои горячие колбаски идут мягонько, будто нежные пальчики девственницы смазали их путь кокосовым маслом. В следующий раз я обязательно принесу парочку для автографов.
– Не трудитесь, – процедил Гилдерой; теперь цвет его щек по яркости и насыщенности сравнялся с цветом капота новенького даблдекера. После смачных описаний Путмеля ему навсегда придется забыть о кокосовом масле. А что касается девственниц и горячих колбасок, то им в его жизни и так места не было. Отогнав яркие картинки, которые так и норовили встать перед глазами, Гилдерой обдал коротышку ледяным взглядом. У того не должно было остаться ни малейшей надежды, что кавалер ордена Мерлина третьей степени и лучший писатель магической Британии возьмет в руки книжку, побывавшую в грязных путмелевских лапах. – И держитесь подальше от моей мамы, иначе вам предстоит узнать, за что именно меня прозвали истребителем чудовищ и грозой темных магов.
За его спиной послышалось ехидное хмыканье: присутствующий здесь темный маг тоже желал бы знать, за что Локхарт удостоился столь высокой чести. Но в целом вид у того был более чем грозен: брови сурово насуплены, глаза мечут молнии, лицо пылает, подбородок одухотворенно вздернут к потолку… Путмель побледнел и уже готов был дать задний ход, так что Том решил его подбодрить:
– А я бы на вашем месте не отступил. – Взяв тряпку, он небрежно стер имя Донса, счастливчика, которого смерть избавила от незавидной участи стать новым мужем миссис Л. – У вас есть все шансы на успех. Я бы не раздумывая поставил на вас двадцать галлеонов. – Рука Риддла уже готова была вписать новое имя, но он остановился, давая понять, что окончательный выбор остается за Путмелем.
– Я в деле, – решительно сказал тот. – И ставь на меня смело, это надежней, чем класть денежку гоблину в трусы. С Адамом Путмелем не прогадаешь. А теперь мне пора, вечер обещает быть бурным, а перед свиданием, как говорят наши дамы, надо причапуриться.
– Рад был видеть вас, мистер Путмель, – вежливо попрощался Риддл. Гилдерой промолчал – подобная наглость лишила его дара речи. Он не мог поверить, что вместо того, чтобы раскаяться, сжечь доску с таблицей и вернуть людям деньги, этот суккубий сын Том Риддл сам сделал ставку, ничуть не стесняясь его, Гилдероя, присутствия.
– Мама на этого уродца даже не взглянет, у нее слишком хороший вкус, – наконец сказал он.
– Кто знает, – отозвался Том, пряча улыбку. Он был доволен собой, как школьный хулиган, которому сошел с рук плевок в директорскую чашку с чаем. – Мистер Путмель похож на человека, умеющего находить подход к женщинам.
– Что ж… – Гилдерой взял напыщенный тон, но не смог выдержать его до конца. – Тогда тебе не жить.
– И что же ты со мной сделаешь, позволь узнать?
Локхарт попытался сочинить страшную угрозу, но с его волшебным даром слова случилось то, что рано или поздно случается с потоком карманных денег от любящих родителей – он иссяк. Его попытки могли бы увенчаться успехом, если бы он скрылся за дверью подальше от насмешливого взгляда Риддла. Но не в его традициях было проигрывать словесные баталии.
– Я устрою тебе настолько ужасное будущее, что в языке нет слов, чтобы его описать.
С этими словами Гилдерой эффектно развернулся, полы мантии взметнулись, и на секунду сияние локхартовской славы показало бирюзовый цвет во всей его красе. Отступление ведь не позор, если обставить его должным образом. Уже у самой двери он бросил взгляд через плечо, чтобы добавить последний штрих и поразить коварного любовника прямо в его лживое темное сердце. Этим штрихом стала произнесенная с должным пафосом фраза:
– Считай, ты для меня умер.
Том стоял, спрятав руки в карманы мантии, голова его была чуть наклонена вбок, и падающая на лицо тень мешала прочитать его чувства.
– Хорошо, но должен тебя предупредить: из темных магов получаются очень нахальные мертвецы. Поэтому перед тем, как записывать меня в покойники, хорошенько подумай, хватит ли твоих хваленых магических умений, чтобы остановить меня, когда я ночью заявлюсь по твою бессмертную душу и нежное тело.
Вместо ответа Гилдерой хлопнул дверью, но доски были тонкими и хорошо пропускали звуки, так что он все равно услышал оскорбительный для его чувствительной гордости смех. И пожелал Риддлу лопнуть от самодовольства.
*
Адам Путмель не пожалел денег на свадьбу. Для своей королевы он снял настоящий замок, в который ей было не стыдно пригласить заклятых подруг. Платье невесте сшили во Франции, и по красоте и элегантности оно могло поспорить с нарядами фей. Легкая белая ткань плотно облегала стройную фигуру, шлейф растекался по полу, будто пролитое молоко. А чтобы добить тех, кто у кого был высокий иммунитет к зависти, мистер Путмель подарил любимой бриллиантовое колье. Оно составило хорошую компанию кольцу на ее пальце. Камешек в нем был таких размеров, что его могли разглядеть даже те гости, которые сидели в самых дальних рядах замковой часовни. Ее специально открыли для свадебной церемонии, и за ароматами роз и лилий ощущался легкий запах затхлости.
Букеты, составленные опытным флористом, придавали залу праздничный вид, хотя цветы и казались мертвенно бледными в скупом зимнем свете, льющемся через витраж. Здесь не помешал бы десяток другой горящих свечей – и света больше, и гостям теплее, но миссис Локхарт (она решила оставить фамилию первого мужа) терпеть не могла открытый огонь. А устроители свадьбы слишком увлеклись приведением часовни в приличный вид и позабыли о согревающих чарах.
Все бы ничего, да проводивший церемонию министерский чиновник распинался добрых полтора часа, в его случае щедрость мистера Путмеля сыграла против новобрачных. Но вот наконец он предложил жениху и невесте обменяться клятвами. Гости перестали нервно ерзать на скрипучих скамейках, дамы приготовили платочки, мужчины чинно сложили ладони на коленях. Большая часть присутствующих принимала участие в риддловском тотализаторе, и кто-то после слов «объявляю вас мужем и женой» торжествующе заулыбался, а кому-то, наоборот, пришлось подавлять разочарованные вздохи, когда Адам Путмель, смачно расцеловав благоверную, повел ее по алтарному проходу.
На выходе из церкви маленькие детки, наряженные ангелочками, обсыпали новобрачных рисом, и торжественная процессия, отогревшись заклинаниями, направилась к замку. День был хмурый, небо затянули серые тучи, и снежок выглядел скорее серым, чем белым. Природа не могла соперничать красотой с миссис Л., и та втайне этому радовалась. На парадных ступеньках невеста остановилась и бросила букет, но неожиданный, наверняка колдовской ветер подхватил его и унес прочь. Пара отчаявшихся девиц бросилась за ним прямо по лужайке, но вскоре они вернулись с пустыми руками и выпачканными подолами. Так что милым дамочкам оставалось лишь гадать, кто из них пойдет под венец следующей.
Гости проследовали в главный зал и расселись за столами, которые радовали глаз обилием еды и вина. И проигравшие воспряли духом, включая тех, кто в пылу азарта запустил руку в жестяную коробку из-под печенья, где жена хранила деньги на хозяйские нужды. За молодых пили много и часто, Локхарт встал и приготовился произнести речь, он стойко переносил свадебное торжество, мужественно держа на лице ослепительную улыбку. Хотя Гилдероя и передергивало каждый раз, когда взгляд падал на нового мужа матери. В элегантном смокинге, подогнанном известным портным под скоромный рост жениха, Адам Путмель все равно выглядел так, будто час назад стоял на Диагон Аллее и продавал доверчивым прохожим волосы из бороды Мерлина.
Уже завершая свое поздравление, Локхарт подумал, что все вокруг – лишь дурной сон, но тут косматый пузан явно из путмелевской родни по-разбойничьи свистнул. Этот звук выражал крайнюю степень одобрения и стал сигналом для настоящей лавины из хлопанья, топанья и свиста. В тот момент Гилдерою следовало бы проснуться в собственной постели, но нет – кошмар продолжался. И пришлось ему принять как данность, что теперь Адам Путмель и его троглодиты-родственники – часть его, Локхарта, жизни. «Но если мама счастлива, то и я должен быть счастлив», – в сотый раз повторил он себе. А миссис Л. была не просто счастлива, она упивалась своим триумфом и кислыми лицами подруг, ведь свадьба без зависти – все равно что чай без кекса.
Когда бокалы опустели достаточное количество раз, пришло время топтать дубовый паркет. Первый танец исполнили жених и невеста, а за ними и гости решились показать свои таланты. Гилдерой по очереди покружил в медленном танце трех путмелевских дочек. Все они внешностью пошли в папашу: приземистые, округлые, черноволосые и кучерявые, у самой старшей над верхней губой виднелась колючая щеточка усов. Сестры Локхарта тоже пришли на церемонию, но среди колдунов и ведьм они чувствовали себя неуютно и на банкет не остались. Пришлось ему одному отдуваться за всех: принимать смачные слюнявые поцелуи от новоявленных тетушек и кузин, сгибаться под градом ударов дядюшек и кузенов – те называли это похлопыванием, но вкладывали в этот якобы дружеский жест столько силы, будто устроили себе соревнование «кто с одного удара переломит известному писателю хребет». Гилдерой вел себя как подобает хорошо воспитанному колдуну – улыбался и не подавал виду, что ему хочется всех их убить. Утешала его лишь мысль о собственном превосходстве над этой толпой варваров.
Когда сыновний долг был исполнен, Локхарт решил, что пора подумать о себе и о своей новой книге. Он как раз успеет написать черновой вариант, пока мамочка будет наслаждаться свадебным, чтоб его, путешествием. Хотя ради этого ему и придется снова обратиться к змею в человеческом обличии, который тоже здесь присутствовал. Миссис Л. усадила Риддла за самый дальний край одного из столов, рядом с придурковатым дядюшкой Вилли, но Том, казалось, чувствовал себя довольным: пил, ел, переглядывался с миловидным блондинчиком, неизвестно как затесавшимся в путмелевское семейство. Решив не откладывать горькую пилюлю на завтра, Гилдерой направился к нему.
– Почему не танцуешь?
– Ты приглашаешь? – Риддл лениво усмехнулся. Локхарт обещал себе сохранять спокойствие и невозмутимость, что бы ни сказал его язвительный любовник. Но он представил, какое выражение будет у мамочки, если она увидит его и Тома, прижавшихся друг к другу в медленном танце, – и хладнокровие ему изменило. Кровь отлила от щек, и лицо стало бледным, как у жертвы вампира.
– Нет, так нет. – Том пожал плечами. – Тогда не мешай мне подсчитывать прибыль от моего небольшого предприятия.
– И много ты заработал на моей мамочке? – Локхарт пересилил себя и сел рядом. Он хотелось высказать проклятому темному магу все, что он о нем думает. Но приходилось сдерживаться ради новой книги, и он ограничился легким сарказмом.
– Достаточно. Хватит на компенсацию морального ущерба мне, Сеси и Макдуру.
Под столом кто-то пошевелился, Гилдерой приподнял скатерть; на полу валялись остатки растерзанного свадебного букета, но никого не было. Вдруг послышалось тихое рычание, Локхарт инстинктивно отпустил скатерть и вжался в спинку стула, едва его не опрокинув.
– Не бойся, это Сеси, я сделал ее невидимой.
– Ты притащил мантикору на мамочкин праздник?
– Она еще никогда не видела свадеб.
– Не понимаю, что мама нашла в этом уродце. – Гилдерой брезгливо поморщился. Наверно, на свете полно существ намного более отвратительных, чем Адам Путмель, но ему навскидку вспоминались лишь скручерви.
Том повернулся к нему, положил локоть на спинку стула и пристально посмотрел.
– Твой отчим богат и щедр. Он не поскупился на дорогое вино и отличных поваров. Мясо было вкусным, и если бы мне сказали, что его вымачивали в молоке единорогов и поливали слезами сирен или чем-то вроде, я бы поверил. Твоей матери повезло…
– Повезло! Да они выглядят смешно. Этот недомерок едва достает ей до груди.
– Неужели ты забыл, что Адам говорил насчет своего роста?
Гилдерой тихо застонал – он прекрасно помнил все, что говорил его отчим, тот умел выражаться образно и красочно, а потом эти образы въедались в память, как драконья кровь в котел зельевара. В тот раз Путмель сказал следующее: «Ребятки, сила мужчины не в росте, а в штанах. И какая сила! Если б я был одним из тех извращенцев, кто ходит до леса развлекаться со зверушками, то даже самкам гиппогрифа не пришлось бы жаловаться на мой конец».
– Том, твоему поступку нет оправданий.
– А разве твоя мама не съезжает?
– Она будет жить по соседству.
– Сомневаюсь. Они присматривают себе дом в Белгравии. И, думаю, покупкой одного дома дело не ограничится. Месяца не пройдет, как твой отчим, – Риддл употребил это слово специально, чтобы позлить Гилдероя, – купит ей виллу где-нибудь в Испании. Расстояние и деньги укрепляют брак лучше любви.
– И все равно твоему поступку нет оправданий, но я готов великодушно тебя простить.
– Не готов, тебе всего лишь хочется побыстрее начать новую книгу. Но я все еще не собираюсь делиться своими воспоминаниями даром.
– Я помню наш уговор… – Локхарт томно улыбнулся.
– Старый уговор. Теперь я решил, что слова очень даже нужны. Признай, что я умнее…
– Ты умнее, – послушно повторил Гилдерой сквозь зубы.
– Хитрее.
– Хитрее.
– Могущественнее.
Локхарт, скрепя сердце, повторил и это.
– Талантливее.
А вот с «талантливее» уже вышел перебор.
– Не глупи! Из нас двоих гений – это я!
– Но это я сочинил объявление, которое помогло избавиться от твоей матушки. Впрочем, не важно, я хотел проверить, на сколько тебя хватит. Поставил галлеон, что ты сломаешься именно на слове «талантливый». Одно хорошо – когда бьешься об заклад с самим собой, то никогда не проигрываешь.
Гилдерой придвинулся к Риддлу так близко, что они едва не стукнулись лбами.
– Больше никаких ставок, – прошипел он.
– Больше никаких родственников в нашем доме, – Том выставил встречное условие.
– Договорились.
Они встали и незаметно выскользнули из залы, намереваясь устроить свой собственный праздник. Сеси преданно потрусила следом, покачивая хвостом в такт романтической мелодии. Она устала, наелась и теперь мечтала об одном – свернуться клубком на хозяйской кровати. Но этой ночью ей предстояло спать на холодном полу коридора перед закрытой дверью. Там, где есть двое, третьему места нет.
========== Глава 12 ==========
День рожденья псу под хвост
День рождения должен отличаться от обычного дня, на то он и день рождения. В этом Гилдерой был уверен так же твердо, как и в собственном таланте. Утром он появился в столовой во всем блеске своих золотых кудрей и белозубой улыбки, а также в новенькой сиреневой мантии. Витаминный напиток был демонстративно отодвинут в сторонку, и Макдур получил задание – немедленно раздобыть форшмак, жареный картофель, кофе и лимонный кекс. Запахло вкусностями, особенно щекотал ноздри запах кофе. Локхарт хищно втянул воздух, смакуя букет из ароматов, желудок отозвался голодным урчанием, и тогда Гилдерой набросился на еду, будто бродяжка из Лютного переулка. Хотя зная его диету, было сложно сказать, кто из них питался хуже: нищий бродяга или помешанный на стройности богатый писатель.
Гилдерой отдал должное картошечке и форшмаку, посмаковал кофе, попробовал лимонный кекс, но его глаза все равно шарили по столу жадным взглядом. И Макдур впервые в своей адски долгой жизни порадовался, что он демон, а не шоколадный торт. Он поспешно схватил серебряный кофейник и наполнил опустевшую чашку. А потом поставил перед Локхартом маленький поднос с толстой стопкой конвертов – самым сладким из всех возможных десертов, включая шоколадный торт размером с демона. Конечно, Гилдерой не собирался их есть, как и читать. Для последнего ему требовалась соответствующая атмосфера, то есть тишина и уединение собственного кабинета, где бы он смог беззастенчиво ублажать самолюбие, раз за разом перечитывая хвалебные отзывы и млея от каждого лестного слова в адрес своего великого таланта. А сейчас его интересовали лишь имена.
Макдур успел разобрать пришедшую с утра почту, и на подносе лежали поздравления от элиты магического мира: аристократов, политиков, бизнесменов, известных журналистов… Локхарт всегда отвечал влиятельным людям лично и хранил их письма в особом ящике стола. А с посланиями от простых смертных разбирались Макдур или Гленда.
Тонкие пальцы быстро перебирали конверты, которые мелькали, будто карты в руках старой гадалки. Председатель Визенгамота, госпожа Забини, сам министр Фадж… Сегодня судьба определенно припасла для Гилдероя удачный расклад. На его лице засияла улыбка, настолько яркая, что с ней можно было идти на кладбище пугать вурдалаков в темный ночной час. С каждым новым именем настроение Локхарта становилось все лучше и лучше. Однако в самом низу стопки его поджидал неприятный сюрприз.
– Суккубий сын! – Гилдерой бросил конверт на стол. Всю его радость будто тролль растоптал и унес на своих подошвах. – У него еще хватило наглости отправить мне письмо.
Адресата звали сэром Бартоломью Кобольтом, происходил он из рода абердинских Кобольтов. Достаточно знатного и почетного, чтобы один из его отпрысков мог составить достойную компанию министру Фаджу или госпоже Забини. Во всяком случае, Макдур считал именно так и теперь не понимал, в чем же была его ошибка.
– Иш-то ны тък сэ-ырр? – осторожно спросил он. Формально только Том Риддл имел право его наказывать. Но Локхарта не зря называли мастером пера – ругался он также виртуозно, как и сыпал комплиментам перед прекрасными дамами. А даже демону неприятно, когда его сравнивают с вонючей серой из гоблинского уха.
– Этот напыщенный пустозвон называет себя разоблачителем обманщиков и шарлатанов. Когда я на прошлой неделе выступал с лекцией в министерстве, он во всеуслышание назвал меня лжецом и мошенником и пригрозил вывести на чистую воду. – Гилдерой презрительно хмыкнул. – Да он должен был сказать мне спасибо, что за эти слова я не наградил его ослиными ушами и свиным рылом. Нет, я не позволю кретину Кобольту испортить день моего триумфа. Лучше посмотрим, что пишет обо мне пресса.
Письма исчезли, а послание сэра Бартоломью превратилось в облачко пыли. Гилдерой одобрительно кивнул Макдуру, который порадовался, что сумел услужить капризному господину. Газету, появившуюся все на том же серебряном подносе, Локхарт разворачивал, чуть ли не насвистывая. «Пророк» полностью оправдал его ожидания – большая статья на первой полосе с двумя фотографиями, на которых он выглядел по-геройски мужественным и бесстрашным. Заголовок сообщал, что сегодня известного писателя будут награждать орденом Мерлина второй степени. Ниже автор не забыл упомянуть и про день рождения, совпавший с днем награждения. Статья была блестящей и заслуживала почетного места в альбоме, но лоб Гилдероя хмурился, а в уголке рта появилась складка. Причиной его раздражения стало как раз это пресловутое совпадение знаменательных дат. Два праздника в один день означали, что он получит в два раза меньше поздравлений, а пройдохи-журналисты напишут о нем в два раза меньше статей, и к тому же у него не будет лишнего повода нарядиться в парадную мантию.
– Макдур, вырежи для меня статью. И кстати, где пропадает Том? Ему уже пора спуститься и поздравить меня.
– Спыт.
– Надеюсь, он устал потому, что сутками напролет искал подарок, достойный меня. Ты ведь напомнил ему о моем дне рождения?
– Ды-сет рраз, сэ-ырр.
– Но, может, десяти раз все-таки было мало.
По мнению Макдура, и ста раз тоже было бы недостаточно, потому что, прожив год с Локхартом, Том Риддл довел до совершенства способность слышать, но не слушать. Казалось, демону-то какое дело до хозяйских проблем, но и его господин дураком не был. Когда он поймет, что опять проштрафился и вот-вот получит на свою голову целый дождь из упреков и обвинений, какой выход из положения он найдет? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, Макдуру не нужно было советоваться со своим хвостом, конечно же, Риддл призовет своего верного слугу и прикажет ему немедленно раздобыть подходящий подарок. И тот решил выяснить, что же конкретно ему предстоит добывать.
– Сэр, какой подарок вы хотели бы получить от господина Риддла? – он перешел на телепатию, Локхарт очень беспечно относился к мысленному общению с демонами и не требовал каждый раз спрашивать разрешения.
– К счастью, я принадлежу к породе людей скромных и непритязательных. И к тому же я могу честно сказать, что моя жизнь удалась и судьба была весьма щедра к моей скоромной персоне. Но, пожалуй, для полного счастья мне не хватает лишь головы проходимца Кобольта на вот этом подносе, – закончил Гилдерой и кровожадно улыбнулся. А потом жестом показал Макдуру, что хочет еще кофе. Демон вздохнул и немного поколебался. Кто знает, может, это кофе разбудил в мирном писателе зверя. Он все-таки выполнил его желание, на всякий случай щедро добавив молока в чашку.
