Текст книги "Творческий кризис продолжается (СИ)"

Риддл не верил, что Гилдерою удастся найти хотя бы одну служанку. Со словами его любовник управлялся мастерски, но когда доходило до дела, от него было еще меньше толка, чем от ватаги вусмерть пьяных пикси. Уверенность Тома в собственной правоте была непоколебима, и предложи ему кто-нибудь пари – он бы не раздумывая поставил на кон череп виверны – хороший, пусть и немного покоцанный. Сеси, юная гиперактивная мантикора, любила гонять черепушку по всему дому. Ей следовало бы отнестись с большим уважением к сильному магическому артефакту, способному вызвать из небытия ту самую виверну, чью шею он когда-то гордо венчал. А также к чувствам своего хозяина, которому череп был дорог как память: первый созданный артефакт никогда не забывается, как и первая женщина. Но Сеси привыкла, что ей прощается абсолютно все.

И, когда утром Том наткнулся на вивернский череп под дверью своей спальни, она в ответ на укоризненный взгляд ткнулась носом ему под коленки. Хвост, утыканный длинными, но пока еще мягкими иголками, нетерпеливо дергался из стороны в сторону в такт басовитому урчанию. Ее мордочка походила на львиную: широкий розовый нос, длинные усы, аккуратные закругленные ушки. Зеленые глаза смотрели на хозяина с безграничным обожанием. А при взгляде на ее упитанные бока Риддлу вспоминалась вытянутая дынька. На спине под лоснящейся короткой шерстью песочного цвета можно было нащупать странные наросты – будущие крылья, но пока мантикора могла лишь расхаживать вокруг Тома, то ластясь к его ногам, то нетерпеливо рыкая.

Том повертел в руках череп, изучая новые царапины, вздохнул и отправил его в свою лабораторию. Сеси отбежала чуть вперед, нетерпеливо крутанула хвостом и покосилась на хозяина, призывая поторопиться. Том даже пожалел ее, ведь в столовой вместо завтрака ее ждало большое разочарование. Но хорошо, что он не стал ставить против Локхарта вивернский череп, потому что тогда бы Сеси лишилась любимой игрушки.

Гилдерой уже сидел за столом и потягивал витаминный напиток. Судя по брезгливой гримасе, которая появлялась на его лице после каждого глотка, напиток опять был приготовлен неправильно. Перед ним одиноко стояла фарфоровая тарелка с тонкими и жесткими, как гоблинский язык, бутербродами, состоящими из тонкого ломтика ржаного хлеба и салата.

Но Риддла больше заинтересовал пухлощекий толстяк, который с идиотским выражением лица заглядывал Локхарту в рот. Нос незнакомца походил на пуговку, светлые волосы кучерявились, как шерсть у барашка, а его густым бакенбардам позавидовал бы сам председатель Визенгамонта. Сеси тоже заметила гостя и принялась его обхаживать, но тот не оценил мантикорьего дружелюбия. Стоило ей приблизиться, как на его лице отразилось сильное желание взмыть под потолок. Но беспалочковая Левиоса удается не каждому, вот и толстяк не смог оторваться от пола даже на два пальца. Сеси поднялась на задние лапы, а передними уперлась в округлое брюхо колдуна, выбирая, куда лучше вонзить острые когти.

Том с любопытством наблюдал за происходящим, Гилдерой тоже заинтересовался безмолвным поединком человека и мантикоры: толстяк онемел от страха, а Сеси рычала только на тех, кто ей нравился. Но только после того, как в стакане больше не осталось зеленой жижи, Локхарт снизошел до объяснений:

– Том, хочу познакомить тебя с нашим новым слугой – Портсмутом Вормсвудом. Портсмут, это Том Риддл, мой сосед, он изучает темную магию или что-то вроде. Так что не пугайтесь, если с чердака будет тянуть дымом и серой. И отпихните мантикору, она не кусается, только ест в три горла и портит мебель.

Но Портсмут не спешил воспользоваться его советом. Пухлый рот был приоткрыт, как у рыбы, а лицо из красного стало бледным. Он слишком долго задерживал дыхание, отчаянно втягивая живот. Том отрывисто свистнул, и Сеси с явной неохотой оставила нового слугу в покое.

– Спасибо, сэр, – он горячо поблагодарил Риддла и даже порывался заключить своего спасителя в объятия, но тот ловко увернулся и сел за стол. Сеси тут же пристроила голову ему на колени. – К несчастью, я и вполовину не так храбр, как великолепный мистер Локхарт, – печально признал Вормсвуд.

– Нет, думаю, по храбрости вы равны великолепному мистеру Локхарту.

– О, вы очень великодушны.

– Нет, великодушен не я, а законы математики. Половина от нуля будет ноль, а два нуля равны друг другу.

Портсмут недоуменно взглянул на Риддла. Тот сидел с непроницаемым выражением лица, по которому нельзя было понять, шутит он или говорит всерьез.

– Том не умеет признавать чужие заслуги и, боюсь, уже не научится, – Гилдерой старался быть снисходительным к чужим насмешкам. Иногда задача казалась ему непосильной, но он напоминал себе, что благородные герои ведут себя именно так. Они не опускаются до вульгарной грубости и аргументов вроде «сам ты ноль, даже нет – дырка от нуля».

– Сэр, – Портсмут уставился на Тома, будто пытался своим горящим взором растопить его ледяное спокойствие, – вы точно поменяете свое мнение, когда прочтете мою книгу. Я собираюсь создать самое подробное жизнеописание блистательного Гилдероя Локхарта. У меня захватывает дух от предстоящей работы. Подвиги мистера Гилдероя достойны Геракла, нет, Кухулина, нет, их обоих. Даже не верится, что один человек мог совершить столько блистательных подвигов.

Гилдерой буквально раздулся от самодовольства, однако опомнился и напустил на себя скромный вид.

– Бросьте, какие подвиги, любой мог бы сделать то же, что и я. Нужно лишь немного удачи и, конечно, годы кропотливой тяжелой учебы…

Вормсвуд выхватил перо, заправленное за ухо, и начал быстро строчить в блокноте, который сам собой выпрыгнул из его кармана, будто верная дрессированная крыса. Перо было дорогим – орлиным. Оно напомнило Риддлу о Тибериусе Нотте, его однокурснике. У Тибби была одна странность: он любил щекотать скручервей, причем только орлиными перьями и никакими другими.

– Впрочем, мне понравился ваш панегирик. Я всегда ценю в людях талант к импровизации. Только уберите тавтологию в конце, она все портит, – закончил Гилдерой.

Портсмут оторвал взгляд от блокнота и с обожанием посмотрел на своего кумира. Прикажи Локхарт прыгнуть с моста – он бы спросил: «А с какого именно?»

– Еще один писака, – Риддл тяжело вздохнул, будто присутствие Вормсвуда портило его идеальную картину мира. – Но раз вас, графоманов, еще не отстреливают, как бешеных оборотней, принесите, пожалуйста, яичницу с беконом для меня и копченую селедку для мантикоры.

Сеси смотрела на Тома по-сиротски голодно, взгляд зеленых глаз был настолько пронзителен, что сумел тронуть даже его черствое сердце. Том почесал ее за ушком. Вообще-то мантикора демонстрировала редкую всеядность. Но он прекрасно понимал, что если скормить ей один из бутербродов Гилдероя (а другой еды на столе не было), то ее нежная любовь к нему уже никогда не будет прежней.

– Одну минуту, сэр, – выпалил Вормсвуд. – Не могли бы вы, пожалуйста, продиктовать свое имя и фамилию по буквам. Мне нужно для книги, – попросил он Тома.

– Том Марволо Риддл.

– Хорошо, мистер Редли…

– Риддл, как то, что сложно объяснить и трудно понять.

– Да… да… Я ведь так и сказал. Обещаю, что не забуду упомянуть вас в своей книге. Хотя бы в примечаниях.

– Благодарю, – в голосе Тома благодарности было ровно столько же, сколько травы в ведьмином круге. – А сейчас принесите завтрак и не забудьте про Сеси.

– Конечно, уже бегу. Только последний вопрос к многоуважаемому мистеру Локхарту. Сэр, почему в вашем доме живет мантикора? Разве этих злобных тварей не положено уничтожать без пощады и милосердия?

– О, это длинная история. – Гилдерой вздернул подбородок и подставил свой благородный профиль утреннему свету, щедро падающему из большого окна. Он хотел сделать драматическую паузу, но краем глаза заметил, что Риддл опять собирается сказать какую-то гадость, и торопливо продолжил: – Я встретил ее в диких румынских лесах, в глубокой чащобе, где деревья так высоки, что даже в ясный полдень солнечный свет не может пробиться сквозь плотный полог зеленой листвы. Я с трудом шел вперед, прорубая путь через заросли колючих кустов, чутье призывало меня к осторожности, ибо монстры в этом царстве вечного сумрака не ведали разницы между днем и ночью…

Морда Сеси сползла с риддловских колен и повернулась к Гилдерою. Мантикора, еще ни разу в жизни не покидавшая Лондон, была сильно озадачена новыми поворотами своей биографии.

– Я был ранен, древнему упырю удалось достать меня своими острыми как ятаганы когтями. К счастью, со мной был заговоренный меч.

Портсмут благоговейно покосился на железяку, висевшую на стене, его глаза восторженно блестели, и орлиное перо торопливо скакало по странице, царапая бумагу. Том лишь хмыкнул, он-то знал, что меч на стене – дешевая гоблинская подделка, которая бы рассыпалась в пыль от одного упырьевого взгляда. Но прерывать любовника он не стал, пусть уж выговорится, хвастливое отродье пикси.

– Я нашел пещеру, где можно было укрыться от темноты, холода и диких зверей. Все мои магические силы ушли на исцеление ран. И, признаться честно, в тот момент я был беспомощен, как ребенок. В углу пещеры дрожал маленький комок – это оказалась Сеси, она нуждалась в еде и тепле еще больше, чем я. Мы разделили остатки моего скудного провианта, а на следующий день она принесла мне пойманную дичь. И так, поддерживая друг друга, мы смогли выжить в страшном лесу… Запомните, Портсмут, даже мантикора способна отплатить добром на добро.

История Гилдероя произвела неизгладимое впечатление: Сеси села посреди комнаты и задрала мордочку вверх, наслаждаясь восхищенными взглядами Вормсвуда, который скакал вокруг нее и размахивал блокнотом. Даже Риддл не остался равнодушным, а ведь он знал, что весь рассказ – ложь от первого до последнего слова, потому что купил Сеси в Лютном переулке. Один хмырь продавал детенышей мантикоры прямо на улице. Их было пятеро: четыре весело возились друг с другом, устроив кучу малу, одна забилась в угол клетки и следила за прохожими хмурым взглядом. Те как на подбор носили темные плащи с огромными капюшонами, надвинутыми на лоб. «Персонал Азкабана получил увольнительную» – эта картина была обычной для Лютного переулка. Но Том Риддл предпочитал чары незаметности, тяжелый капюшон не мешал ему смотреть по сторонам. Его глаза встретились с зелеными глазами мантикоры, и ее жалкий вид пробудил в нем нечто вроде солидарности изгоев.

– Мистер Локхарт, можно мне включить эту историю в свою книгу? – Портсмут хотел сделать пометку в блокноте, но слишком сильно нажал на перо и кончик сломался. Тогда он расстегнул мантию, внутренний карман оттопыривала пухлая связка новеньких перьев. Вормсвуд к своей писательской карьере относился очень серьезно. Но по мнению Тома, ему бы следовало больше думать о своих прямых обязанностях, а перья отправить Тибби Нотту, тот нашел бы им лучшее применение.

– Я бы на вашем месте упомянул о моей битве с огром, он напал на меня в… – начал Гилдерой и внезапно умолк, хватая ртом воздух, не в силах выдавить из себя ни звука. В один миг он из благородного героя превратился в рыбу, выброшенную на лед.

– Принесите завтрак, Портсмут, – приказал Риддл, игнорируя яростный взгляд Локхарта, нацеленный ему в лоб. Слуга потоптался на месте, но, поняв, что источник вдохновения временно иссяк, неохотно отправился в кухню. Тогда Том сжалился и снял свое заклятие.

– Я тебе поддался, – надменно произнес Гилдерой. – И, между прочим, кидаться заклинаниями без предупреждения – это неблагородно.

– Хорошо, в следующий раз я обязательно тебя предупрежу.

– Надеюсь, следующего раза не будет. Ведь я могу по-настоящему разозлиться.

– Будет, и прямо сейчас, если ты, любовь моя, не умолкнешь.

– Но зато я нашел нам прекрасного слугу. – Локхарт снова взглянул на собеседника с чувством собственного превосходства, мол, хоть в чем-то я тебя лучше.

– Посмотрим, как он себя покажет, – ответил Том и погладил прильнувшую к его ногам мантикору.

Комментарий к Глава 1

========== Глава 2 ==========

Чтобы проверить Портсмута, Том дал ему два простых поручения: погулять с мантикорой и забрать парадную мантию из чистки. Вормсвуд пообещал все сделать в лучшем виде, но, вернувшись спустя четыре часа, Риддл застал печальную картину: Сеси невыгулена и сидит, грустно склонив голову, а большая вонючая лужа у подножья лестницы поджидает, когда в нее наступит незадачливый хозяин дома.

Мантикора встала, потянулась и взмахнула колючим хвостом; Том не заметил на ее морде никаких признаков раскаяния. Он собирался позвать Портсмута, но тот сам выкатился в коридор. Вырядился слуга, как незадачливый драконоборец. На нем были шлем, криво сидящая кираса и железные наколенники, все позаимствовано из столовой. Как и меч, который Вормсвуд воинственно сжимал в руке. У Риддла мелькнула мысль, что слуга, не выдержав тяжести своих обязанностей, решил утопиться в пруду, для чего и нацепил все эти железяки. К сожалению, пруда поблизости не было, а значит, у его поведения имелось другое, не такое приятное объяснение.

– Что здесь происходит?

Портсмут резко остановился, один из наколенников тут же свалился на пол, и вот незадача – когда он наклонился, чтобы его поднять, с металлическим лязгом опустилось забрало шлема, отчего его ответ прозвучал будто из консервной банки:

– Я собираюсь добыть для мистера Локхарта новые полотенца из кладовки, их стережет гигантская змея, но ради мастера я готов сразиться с монстром.

– Тронете Нагайну хоть пальцем – и обещаю, что ни один лекарь не вытащит вашу пустую голову из этой жестянки.

– Змея тоже домашняя? – Портсмут безуспешно попытался приподнять забрало. – А вы не боитесь, что она кого-нибудь съест?

«Хотелось бы», – подумал Том, но Нагайна была стара и большую часть времени проводила в спячке, выбрав себе самую теплую комнату в доме – кладовку для белья.

Забрало все никак не поддавалось, и Вормсвуду пришлось вцепиться в него двумя руками, меч он прислонил к стенке. А так как криворукости и неуклюжести природа отвесила ему в избытке, то стоило ему неловко повернуться – и меч тут же упал с тяжелым стуком. Сеси вздрогнула и решила, что будет лучше держаться поближе к хозяину. Пробегая мимо Портсмута, она хлестнула его хвостом по ногам, он испуганно попятился и чуть не растянулся, споткнувшись об собственный меч, а с трудом приподнятое забрало снова опустилось.

Риддла начинало раздражать это бестолковое мельтешение.

– Верните доспехи на место и вытрите лужу. Я сам погуляю с Сеси. Надеюсь, вы забрали мою мантию из чистки.

– Мантию? – От взгляда, которым Том нагладил Портсмута, тот начал соображать с удвоенной скоростью. – А, мантию… Я не успел. Сначала нужно было почистить ботинки мистера Локхарта, потом зайти к вашей соседке – ее пес постоянно лает, а мастеру для работы нужна полная тишина. Сейчас я должен срочно найти орех пекан, чтобы приготовить на обед особый диетический салат. Может, вы и мантию свою сами заберете, мистер Райли?

– Риддл, – в голосе Тома появилась едва различимая угроза.

– Да-да, – Вормсвуд хотел извиниться, но его прервал мелодичный звон. – Я нужен мастеру!

Бряцая и громыхая, как ватага гномов в полном боевом облачении, он понесся наверх и даже не заметил, что наступил в лужу, оставленную Сеси. Зато мантикора довольно заурчала: ее пакость удалась.

– Ладно, дам идиоту еще один шанс, – пробормотал Том себе под нос. Решение он принимал не из гуманных, а из практических соображений. Это Упивающихся смертью можно было вербовать пачками, а прислугу еще попробуй найди.

Сеси настойчиво потерлась о его ноги. Под ее голодным взглядом Риддл почувствовал себя деревом, на котором сидел отряд перепуганных авроров. И смиренно направился на кухню.

Вернувшись с прогулки, Сеси отправилась искать вещи, на которых можно было опробовать свои когти и зубы. В доме она чувствовала себя полноправной хозяйкой, у Локхарта на этот счет имелось другое мнение, которое никого не интересовало. Дружбы между ним и риддловской зверушкой не возникло, помешала плотная стена запахов, которая окружала Гилдероя. Человек не назвал бы их неприятным, скорее навязчивым, но попади он в тело мантикоры, и решил бы, что в его ноздри заползли две вертлявые многоножки.

Сеси поднялась на чердак и беспрепятственно просочилась в лабораторию Риддла. Здесь она держалась уже не столь самоуверенно, ведь колдовская лаборатория – не лесная опушка, а скорее троллья пещера. Тем не менее ее любопытный нос деловито ткнулся во все углы. Изучая территорию, мантикора старалась держаться подальше от идеально круглых окошек в полу. Они напоминали колодцы, закрытые цветными витражами. Внутри, если, конечно, обманчивое стекло не вводило наблюдателя в заблуждение, томился теплый мягкий свет, будто пойманный в один из великолепных ярких дней золотой осени и спрятанный до лучших времен. Но часть этого сияния проникала в лабораторию, из-за чего темнота здесь представляла собой не плотное покрывало, которое пристало набрасывать на тайны чернокнижника, а пеструю цыганскую шаль, смесь красного, зеленого, желтого и темно-фиолетового.