Текст книги "Творческий кризис продолжается (СИ)"
Автор книги: ficwriter1922
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Макдью не мог пошевелиться, даже головы повернуть; тело наполнила энергия, а разум – страх. Силы было слишком много, она распирала легкие, горячим песком текла в горло. «Умру, захлебнувшись магией, – с отстраненным цинизмом подумал он. – Или лопну, как воздушный шар. Твою ж мать. Не будет у меня похорон в открытом гробу».
Но магия схлынула и покатилась за пределы круга, за министерские стены, к маглам. Первыми на нее отреагировали собаки: они рычали, скалили зубы, бросались на двери и на хозяев, если те пытались угомонить обезумевших питомцев. Замигали лампочки, электроприборы включались и выключались сами по себе, по оконным стеклам побежали трещины, сигнализация рвала уши резким воем.
Людей накрыло последней и самой мощной волной. Они метались по квартирам, не зная, от чего спасаться: от землетрясения, войны, радиации, террористов или угрозы инопланетного вторжения. Кое-кому пришлось совсем худо, приступ сильной головной боли свалил их на пол. У кого-то боль была такой сильной, что они не могли пошевелиться и вытереть хлынувшую из носа кровь.
Потом люди будут стыдиться паники. Перебои с электричеством, собачий вой, которому вторила сигнализация машин, – это причины, чтобы испугаться, но не сходить с ума. Но кроме всего этого было еще что-то молчаливое, безжалостное, неотвратимое, как надвигающаяся стена лесного пожара.
Неведомая сила ушла внезапно, унося за собой страх, вой, визг и свет. Электричество вырубилось, где-то тихо, а где-то со взрывом, рассыпая вокруг осколки стекла. Собаки умолкли, будто откусили языки, затихла сигнализация. И с высоты птичьего полета пятно темноты в окружении сверкающих городских огней походило на почти идеальный круг.
Том потерял сознание. Макдью пришлось запустить не одну, а три магических искры, прежде чем он соизволил открыть глаза. Вид у него был недовольный: Том считал, что честно заслужил пятнадцать минут полной отключки. СБГ поставил его на ноги и крепко ухватил за плечи, будто шестерка, придерживающая проштрафившегося подельника, чтобы его босс смог врезать ему под дых без риска получить сдачи. Том оказался лицом к лицу с Макдью: тот был красен от гнева и как только убедился, что Риддл пришел в себя, так начал на него орать. Если выкинуть нецензурную брань, то суть сводилась к следующему вопросу: какого хрена ты, писатель драный, сделал с той девчонкой?
Атриум погрузился в темноту. Несколько Люмосов разгоняли мрак, но противостояние полиморфному магическому вымотало колдунов, и свет был тусклым. На полу скрючился человек, его тихие всхлипы перемежались с бессмысленным бормотанием. Он уже ничем не напоминал того задиристого самоуверенного мага, который вызвал Риддла на дуэль. Но это был Кобольт, больше некому. Рядом сидела Кларисса, она попыталась его успокоить, протянула руку к его щеке, но Кобольт дернулся и сжался. За ее спиной топтался Маллоун, а вокруг его шеи обернулся призрак, похожий на бесхвостую выдру с человеческой головой. Когда он подошел к ним, Том разглядел лицо девушки-призрака – молодое, красивое с большими глазами. Она нежно прижималась щекой к щеке Брюса, а тот и не сопротивлялся, убедив себя, что все это – лишь красочный сон. А так как никто вовремя не посоветовал ему снять призрака с шеи, вдобавок к парочке новых фобий он заработал еще и ангину.
Вслед за Маллоуном подтянулись остальные: рыжий колдун вынырнул из темноты, Прудерс отложил чистку мантии и повернулся к Тому, чтобы послушать его объяснения. Даже у этой сушеной козявки душа была не на месте. Последней к ним присоединилась Кларисса: она задержалась, чтобы наложить на Кобольта сонные чары. И все почувствовали постыдное облегчение, когда его тихий скулеж наконец прекратился.
– Так что, мистер Локхарт? – прорычал Макдью; палочку он спрятал в карман, потому что не мог за себя ручаться. Нервы у него были на пределе.
– Девочка была иллюзией. Я заставил Кобольта поверить, что он убил свою дочь.
– Зачем? – глаза Макдью все еще грозно сверкали из-под насупленных бровей, но голос выдал его замешательство.
– Ради шокового эффекта. Нужно было привести его в чувство, заставить его вспомнить, что он отдельная личность, а не часть проклятия. И я выбрал самый беспроигрышный вариант.
– Вариант?! Ты ублюдок! – Макдью не сдержался, но его можно было понять. Писатель потерял сознание и не слышал воплей Кобольта, а он слышал. У бедняги будто руку отрезали без всякой анестезии.
– Возможно, так и есть, но закон не запрещает быть ублюдком. Это всё, или у вас есть еще вопросы? – Том умел разговаривать так, что любой собеседник, неважно, кем он был: министром, лордом или старшим аврором, – чувствовал себя мальчишкой на побегушках, который не справился с хозяйским поручением.
Макдью выругался и добавил:
– С рук вам это не сойдет, – а потом отвернулся.
СБГ выпустил Риддла из своей хватки, и тот покачнулся. Ему нужно было сесть, и чем скорее, тем лучше.
– Обязательно было так… – Кларисса запнулась: у нее в ушах все еще стояли крики Кобольта.
– Да.
Она отвела глаза первой, и по выражению ее лица Том понял, что одной поклонницей у Гилдероя стало меньше. Но Кларисса не собиралась лить слезы над своими обманутыми надеждами, а переступила через них и пошла дальше. Если бы Риддл покаялся, признал свою вину, пожалел Кобольта, она бы его простила. Но Том не считал себя виноватым. Он сделал свою часть работы и сделал ее хорошо. Все живы, хотя шансов у них не было, проклятие уничтожено, а министерство цело. Да, Кобольту отсюда прямая дорожка в Мунго, ну так у всякой победы есть своя цена. Том думал, что авроры должны знать: иногда, чтобы победить, приходится играть грязно. Принципы – это всего лишь метки мелом на асфальте, а не железные прутья. Переступить через них легко. Только Кларисса все равно бы его не поняла и посоветовала бы приберечь красноречие для чертей в аду. И Том не стал оправдываться.
Тело будто заледенело, и отказывалось слушаться. Том неуклюже доковылял до головы Мерлина, сел на нее и свесил ладони между колен. Макдью и Кларисса спорили, каким путем лучше выбраться из здания. Но ему было неинтересно, о чем они в конце концов договорятся. Их с ним пути уже разошлись. Сегодня эти двое пару раз спасли ему жизнь, но сейчас все вернулось на круги своя. Том снова был сам по себе.
Однажды, это было еще в те далекие годы, когда люди не боялись говорить будущему темному лорду в лицо, что они о нем думают, Нотт обозвал его плющом кудзу – мол, дай этому растению волю, и оно всю землю под себя загребет, прямо как Риддл со своей жаждой власти. Том тогда не нашел, что ответить. Меньше всего он ожидал от Нотта красочных сравнений, да еще таких точных. До обидного точных. Потом он еще пару дней крутил в голове эти слова, пока на очередном собрании Дуэльного клуба не превратил Нотта в деревянный столб, на этом и успокоился. А теперь вспомнил и снова задумался. В его жизни все осталось по-прежнему, как по Нотту: неутолимая жажда новых чудес и знаний, желание захватить еще больше власти, а вместе с ними и одиночество. Риддл скривил губы; ему хотелось отмахнуться от этих мыслей. Это все из-за Локхарта, у которого мозги, как соплохвостова слизь, вот в голове и появляется всякая рефлексивная дрянь.
Авроры держались в стороне и бросали на него опасливые взгляды, а один из них, от Маллоуна, даже заставил Тома снова почувствовать себя ужасным темным магом. Он улыбнулся: что ж, иногда лучше быть темным магом, чем идеальным героем. В темных магах еще никто никогда не разочаровывался.
Спор становился все жарче, теперь к Макдью и Клариссе присоединились рыжий и Прудерс. За своими криками они не сразу расслышали топот ног и голоса. Подкрепление, как всегда, прибыло вовремя.
*
Атриум наполнился народом, лекари из Мунго, ловцы призраков, чиновники, авроры и прочие специалисты сновали туда-сюда. Пол был завален мусором, колдуны, если им подворачивался под ноги камень, железка или какая-нибудь деревяшка, испепеляли их не глядя, но никто не торопился браться за уборку. Начальники отделов и их замы прошлись по министерству, проверили свои владения и теперь жарко обсуждали увиденное. И даже у старичков, которые привыкли в это время сопеть в подушку, сна не было ни в одном глазу.
Те, чьи кабинеты пострадали или были полностью разгромлены, терпеливо ждали шанса поговорить с министром. Журналисты плотным кольцом окружили Фаджа, и пробиться к нему не рискнул бы сам Мерлин. Голос министра терялся в общем гомоне, но, зная этого ушлого бюрократа, легко было догадаться, о чем именно он говорил. Это возмутительный инцидент… виновные будут найдены и строго наказаны… мы бросим наши самые лучшие силы… нельзя допустить, чтобы подобное повторилось… восстановление начнется немедленно… к сожалению, наши ресурсы ограничены, но мы надеемся на поддержку магического сообщества… сообща мы сможем преодолеть любые трудности…
Перья скрипели, тихо щелкали массивные фотоаппараты на треногах. Фадж удерживал на лице скорбное и одновременно суровое выражение, хотя у него отчаянно чесалось между лопатками. Журналисты хмыкали и ухмылялись, представляя, каким комментариями они украсят речь министра. Неожиданно судьба преподнесла им еще один подарок: призрак, притаившийся в тени металлических ребер купола, спикировал вниз и попытался сорвать с министра шляпу. Фадж не дремал и успел вцепиться в свое сокровище. Они с призраком завертелись на одном месте: министр яростно дрыгал ногами, будто отбивался от невидимых крыс, а призрак изо всех сил тянул свою добычу вверх. Удивительно, но шляпа выдержала эту яростную схватку, показав сверхъестественную прочность. Фадж и призрак распихали журналистов, впрочем, те быстро опомнились и схватились за перья, треноги фотоаппаратов развернулись, со скоростью автоматной очереди замигали вспышки. Тут уж было не до поиска выгодного ракурса, главное – не упустить момент. С другого конца зала к попавшему в переплет Фаджу бежало трое призраколовов, вооруженных трещотками и бубнами.
Министр врезался в дородную ведьму и вместе с ней полетел на пол. Та завопила, задергала ногами, в вихре белых нижних юбок игриво мелькнули пышные розовые панталоны. Не посмотрев, что перед ней, а точнее на ней, сам министр, разъяренная матрона начала колотить его на удивление маленькими кулачками. Фадж торопливо отполз от нее, так и не выпустив шляпу из рук. Довольный своей пакостью призрак влетел в стену, духодралы, оставшись с носом, проводили его взглядами, полными бессильной ярости, и отстучали в бубны пожелание катиться к чертовой матери.
Оскорбленная, а по собственному мнению, еще и поруганная ведьма не видела причин скрывать свои чувства. Ее вопли прокатились по атриуму. Слабонервные озирались по сторонам в поисках убежища, те, кто посмелее и полюбопытнее, наоборот, вытягивали шеи и старались пропихаться поближе. Шоу обещало быть знатным, ради такого не жалко было отдавить ноги и получить пару тычков.
Крики ведьмы выдернули Тома Риддла из состояния полудремы. Когда лекарь из Мунго его увидел, то не немедля смешал коктейль из тонизирующего, обезболивающего и восстанавливающего зелий и вкатил его пациенту прямо в вену. Следующей остановкой для Тома должна была стать больница. Но он призвал на помощь верного Макдура, а тот без труда убедил лекарей, что его хозяину ничего не требуется, кроме заживляющих чар и покоя. После того как демон спровадил назойливых докторов, Риддл снова пристроился на голове Мерлина, ссутулился и закрыл глаза. Он не знал, сколько времени он так просидел. Вокруг бестолково суетились, спорили, бегали, спотыкались и ругали всех и вся, а ему было хорошо и легко. Мысли превратились в мыльные пузыри, яркие, невесомые и переливающиеся. Том, который никогда в жизни не давал себе поблажек, расслабленно улыбнулся.
Но после того как разъярившаяся ведьма начала орать, мыльные пузыри все разом полопались. Том попытался встать и разглядеть, что там за бедлам, но толпа любопытных полностью скрывала от него возмутительницу спокойствия. Ноги его подвели, подогнулись, как бумажные, и он снова опустился на мерлиново ухо. Впрочем, Том легко смог нарисовать картину произошедшего по репликам пострадавшей: «Стыд и срам!», «Больной извращенец!», «Семя похотливого козла!», «Вот-вот нашлю по проклятью на каждый палец, и посмотрим, как ты станешь руки распускать!», «И не посмотрю, что министр!», «Я – уважаемая женщина и не позволю себя унижать ни министру, ни Мерлину, ни единорогу в крапинку!»
Риддла скрывали чары незаметности, но в данный момент он мог обойтись и без них: если пройти через атриум, ведя за собой шеренгу мертвецов, нагруженных министерской казной, никто бы и не заметил. Все внимание было приковано к орущей ведьме и ее жертве.
Сложно было подгадать лучший момент, чтобы уйти незамеченным, но он не мог заставить себя двигаться. Пусть голова и была легкой, зато руки и ноги стали вдвое тяжелее.
Бабочка мертвая голова села чуть поодаль, почти на самый кончик мерлинова колпака. Том устроился поудобнее, упер локти в колени, а правую ногу поставил Мерлину на нос. Голова лежала на боку и немного покачивалась.
– Макдур, я у вас в долгу.
– Нет-нет, господин, – крылья бабочки затрепетали: демоны удирали не только от ладана, но и от темных магов, которые называли себя их должниками. Даже бесхвостый демоненок знает, что по счетам чернокнижники любят платить смертельными проклятиями. – Я всего лишь верно служил вам, как и прописано в контракте.
– Тогда вы определенно заслужили прибавки к вашему жалованию.
Макдур сомкнул крылья за спиной.
– Благодарю, господин, для меня честь называть вас своим хозяином.
Том помолчал, а потом вдруг спросил:
– Как может один и тот же человек быть самовлюбленным засранцем и в то же время любящим отцом?
– Эмм, – Макдур растерялся и, чтобы выиграть время, пару раз выпустил хоботок, нашел капельку воды, выпил ее и тут же пожалел. Вода была грязной.
– Пока мы с Кобольтом дрались, вы изучили его сознание. Удалось ли вам его понять?
Макдур хотел было сказать, что со стороны хозяина было очень дальновидно поручить ему изучить слабые места врага, но чутье подсказало – сейчас не время для лести. Господин пребывал в странном настроении. «У него сейчас сумерки в голове», – демон порадовался, что нашел поэтичное сравнение. Но эти мысли он оставил за глухой стеной, а хозяину осторожно ответил:
– Человек существо противоречивое.
– Противоречивое? – Том потер волдырь на костяшке указательного пальца, не попавший под заживляющие чары.
– Вы, господин, тоже очень противоречивы, – Макдур не удержался от лести; впрочем, ни один из его собратьев не смог бы. Такова демоническая природа.
«Что ж, мы те, кто мы есть. И остаемся собой, неважно, в чьем теле, в своем или в чужом», – Риддл снова тронул волдырь, и тот лопнул. Он небрежно смахнул выступившую каплю.
– Пора домой, Макдур. Приведи меня к работающему камину.
– Как скажете, господин. И вот еще… – торжественно произнес Макдур, взмахнул крыльями, и перед носом Риддла появился грязный погнутый кругляшок. – Орден Мерлина сэра Гилдероя. Я отыскал его на полу. Сэр ведь очень хотел его получить.
Том сомневался, что Локхарт обрадуется своему ордену, но не зашвырнул его подальше, а сунул в карман плаща. Сам плащ следовало бы отчистить от грязи, побелки и пыли, а то из синего он превратился в серый.
Ни Клариссы, ни Макдью, ни Прудерса в зале уже не было, или они просто затерялись в толпе. Зато СБГ стоял совсем рядом и, растопырив руки, хвастал своим дружкам:
– Шука была во.
Рита Скитер вертелась неподалеку, кончик длинного белого пера щекотал нижнюю губу. «Шука» озадачила бойкую журналистку. Что это, неизвестный монстр или злобный демон? А главное, добавит ли упоминание о таинственной «шуке» популярности ее статье?
Макдур, предвкушая заслуженный отдых, полетел в сторону выхода, но его хозяин направился в другую сторону.
– Аврор.
СБГ рассеянно посмотрел по сторонам, Том ослабил чары незаметности. Наконец взгляд громилы его нашарил:
– Чего?
– Скажите, что значит слово «шука»?
– А, ну, это я так «штука» говорю.
– Спасибо.
Том развернулся и пошел прочь, а авроры проводили его недоуменными взглядами и вернулись к обсуждению «шуки». СБГ снова расставил руки, твердя: «А пасть-то, пасть была – во!»
Камин Макдур нашел быстро: эта часть министерства не пострадала, и только лампы, горящие через одну, напоминали о недавней катастрофе. Том уже протянул руку к жестянке с порохом, когда его окликнули:
– Мистер Риддл!
Он обернулся и тут же понял, что выдал себя. Миссис Л. выступила из тени и растянула губы в мерзкой улыбке. Коварством и терпением она не уступала ягуару, часами поджидающему незадачливого путника, растянувшись на ветке. Но чутье-то у нее точно было от адской гончей. « Интересно, какой злобный темный маг наслал на меня еще и это проклятие», – устало подумал Риддл, наблюдая, как ведьма приближается к нему, грозно цокая каблучками.
– Я так и знала! Что вы сделали с моим сыном, мерзавец?! Где мой мальчик?
– С ним все в порядке.
– Если вы сейчас же не отведете меня к нему, я позову авроров. Вас арестуют и надолго упрячут в Азкабан.
– Зовите. И авроров, и журналистов, и министра магии заодно. Они думают, что ваш сын спас министерство, и, боюсь, правда их очень разочарует.
Ведьма застыла как вкопанная, на щеках её вспыхнул гневный румянец, а губы превратились в тонкую ниточку. Вампиры боялись солнечного света, оборотни – серебра, а миссис Л. – скандала. Она помедлила и решила все-таки добиться правды от ушлого темного мага.
– Вы никуда не пойдете, пока я не буду уверена, что с Гилдероем все в порядке.
– С ним все в порядке, не сомневайтесь. Загляните к нему после полуночи и убедитесь в этом сами.
Том швырнул порох в камин и назвал свой адрес.
– Стойте! Вы думаете, что я поверю…
– Верьте во что хотите, а я иду домой, – с этими словами Том шагнул в пламя и исчез.
Макдур задержался, чтобы полюбоваться на перекошенное от ярости лицо миссис Л. И едва не остался с ней один на один перед потухшим камином, но хвала тьме, рефлексы его не подвели. Энергичный взмах крыльев раздул угасающее пламя, его силы хватило, чтобы подхватить бабочку, закружить и унести вслед за хозяином.
*
Дом встретил Риддла тишиной, которой он был совсем не рад. Макдур удалился на кухню готовить чай, а Том пошел в столовую и первым делом нашел взглядом часы. Стрелки показывали двадцать минут до полуночи. Он сел и откинул голову на спинку стула. Глаза болели хуже, чем после бессонных ночей над старинными гримуарами с их мелким, неразборчивым шрифтом.
Другой бы на его месте радовался, что все закончилось, он справился с проклятием и остался жив. Но нет, справился не он, справились они. Впервые за много лет ему, могущественному темному магу, понадобилась чужая помощь. И чья – авроров! Том поморщился и осторожно помассировал покрасневшие веки. Может, он и выиграл, но его заслуги в этом не было, все решила капризная удача.
В столовой лампы светили в полную силу – Макдур не экономил на бытовой волшбе, – но даже этого света Риддлу было мало, чтобы почувствовать себя в безопасности. Только магия могла избавить его от старого, глубоко въевшегося в душу страха перед непредсказуемым и враждебным миром.
Еще мальчишкой он понял: чтобы противостоять в одиночку всему миру, нужно быть не просто могущественным, а всесильным, и к этому он стремился всю свою жизнь. И когда Том решил, что до цели уже рукой подать, судьба снова преподала ему урок: одна досадная случайность лишила его и тела и могущества. А он, умный, хитрый, опытный, в ответ только и мог, что громоздить ошибку на ошибку… Другой бы на его месте гордился бы собой: не всякий, оказавшись в чужом теле, сумел бы справиться с темным проклятием. Но Том еще долго будет проматывать этот день в голове, разбирая собственные промахи.
Тишина давила, и нужно было чем-то заглушить собственные невеселые мысли. Он открыл глаза и произнес, уставившись в потолок:
– Покажи мне, от кого ты зависишь, и я скажу, кто ты. – Коктейль из зелий в его крови уже рассосался, и потолок ему не ответил.
Он бросил на пол цепочку с кристаллом. Освобождение произошло в один миг, так, что, казалось, сам кристалл превратился в скрученное тело, которое тут же начало стонать и копошиться. «Жалкое зрелище», – Риддл неодобрительно поджал губы, но глаз не отвел. Гилдерой пришел в себя, пригладил волосы, поправил манжеты, огляделся и потерял от увиденного дар речи. Но только на секунду.
– Что ты со мной сделал? – взвизгнул Локхарт.
У Тома не было привычки любоваться своим отражением во всех подходящих для этого поверхностях, и реакция любовника застала его врасплох. Он спросил себя: а может, попросить ли у Макдура сонную настойку и для себя, и для Гилдероя? Было очень соблазнительно отключиться и раствориться в беспамятстве вместо того, чтобы смотреть, как его собственное тело заламывает руки и визжит как девчонка.
– Ты посмотри на мое лицо, – Гилдерой ловко извлек из кармана складное зеркальце. – По нему будто табун лошадей пронесся.
Когда Риддл взглянул в зеркало, оно зарыдало, и он поспешно захлопнул крышечку. Ему пришлось признать: Гилдерой имел полное право возмущаться. За несколько часов его прекрасное лицо постарело на десять лет, щеки ввалились, глаза стали красными от лопнувших сосудов, кожа посерела, волосы висели жалкими грязными прядями, нежные губы потрескались, гладкий лоб изрезали бороздки морщин.
Локхарт не умел гневаться молча: он вышагивал по комнате, величаво размахивая руками, и ругательства слетали с его языка одно за одним. Ради такого случая он явно решил вытряхнуть кладовые своей памяти, не пропуская даже самых дальних углов. Том отдал должное словарному запасу любовника – некоторые выражения он слышал впервые, хотя когда дело касалось брани, удивить темного мага было сложнее, чем старую шлюху.
Гилдерой с его любовью к дешевым драмам легко и быстро заставил Тома пересмотреть свое отношение к тишине и одиночеству. Все-таки Макдур был прав, человек – существо противоречивое.
Демон, будто откликаясь на мысли хозяина, выбрал именно этот момент, чтобы появиться в столовой с подносом:
– Чэ-ый!
Локхарт умолк и придирчиво оглядел чашки. У Макдура был острый слух, и возвращение второго хозяина не осталось незамеченным. Он поставил перед Риддлом сахарницу и чашку, а вторую хотел передать Гилдерою, но тот выставил перед собой руку и подозрительно спросил:
– Зеленый?
– Да, сэ-ыр.
– Жасминовый?
– Да, сэ-ыр.
– Слабозаваренный?
В ответ прозвучало еще одно вымученное «да».
– Без сахара?
Том не выдержал и вмешался:
– Ты лучше спроси, не добавил ли Макдур в твой чай цикуты.
Тот помотал головой, про себя отметив, что голос господина звучит на удивление бодро, да и выглядит он лучше. По его мнению, Гилдерой должен был этому обрадоваться, но тот злобно, по-змеиному зашипел. «К небу этих чокнутых магов»! Тогда демон поставил чашку на стол и быстро исчез.
Том спокойно добавил в чай шесть ложек сахара. Гилдерой снова взвился и зашипел. Услышав змеиный язык со стороны, Риддл понял, почему большинство колдунов говорят, что от серпентанго у них мороз по коже. Впрочем, Локхарт сразу вернулся к человеческой речи и снова закружил по комнате, бросая на любовника яростные взгляды. Его воображение рисовало сцены жестоких пыток, которыми он тут делился с будущей жертвой.
Монолог вышел длинным, и после слов «ты будешь умолять меня о пощаде, пока черви будут пожирать твое черное лживое сердце прямо у тебя в груди» Гилдерой умолк, чтобы отдышаться. Том слушал его, грел ладони о чашку и в итоге, воспользовавшись паузой, нанес быстрый и точный удар:
– Спасибо за идеи, когда верну себе тело, я ими обязательно воспользуюсь.
Локхарт призадумался, а не слишком ли далеко он зашел. Играть со словами легко, не то что с разъяренным чернокнижником.
– И после всего, что ты натворил, у тебя еще хватает наглости мне угрожать?.. – начал он грозно, но порох уже подмок, и Гилдерой добавил чуть ли не с мольбой: – Ты ведь не будешь мне мстить?
– Пожалуй… – Том глотнул чая, но от проницательного взгляда не укрылась бы его мимолетная усмешка. – Я тебя не трону. Пусть с тобой разбирается твоя мамочка.
– Мама знает?!
– Да, она придет сюда сразу после полуночи. Хочет лично убедиться, что с ее драгоценным мальчиком все в порядке.
Гилдерой почувствовал слабость в ногах и сел на стул рядом с Риддлом.
– Ах ты, подлый сын дохлой упырицы, – несомненно, Гилдерой обладал неисчерпаемым запасом ругательств, что было очень полезно, учитывая, с кем ему приходилось делить кров, стол и постель. – Ты специально рассказал все ей, чтобы отомстить мне!
– Она сама догадалась.
На лице Гилдероя было написано желание сбежать отсюда на край света. «Не поможет», – злорадно подумал Том. Видимо, Локхарт и сам это понял, потому что надежда, как сказал бы Макдур, « покинула его глаза, оставив там лишь смиренную покорность судьбе».
Локхарт потянулся к чашке, печально посмотрел на свой раненый пальчик. Из-за толстого слоя бинта тот не пролезал в ручку. Локхарт вздохнул и перевел взгляд на Тома, как бы говоря: вот видишь, на какие муки меня обрекло твое легкомыслие. Наглый темный маг только ухмыльнулся в ответ: его грела мысль, что, вернувшись в собственное тело, на котором не осталось живого места, любовник будет с нежностью вспоминать о поцарапанном пальце.
Тогда Гилдерой укоризненно покачал головой.
– Этого и следовало ожидать. Такой человек, как ты, просто не смог бы долго притворяться мной.
– Верно, я для этого слишком хороший колдун.
Но Локхарт продолжил, не заметив издевки.
– А ведь это должен был быть самый лучший день моей жизни. День моего триумфа…
– Прости, забыл тебе отдать. – Том достал из кармана погнутый кругляш. – Твой орден Мерлина.
Гилдерой посмотрел на кругляш, темным пятном выделяющийся на белой скатерти, потом перевел взгляд на Риддла.
– Один арабский волшебник, большой поклонник моих книг, преподнес мне в дар волшебную лампу. И как только мы уладим все формальности с магической таможней…
– Подожди, – Том резко вскинул голову, как гончая, услышавшая охотничий рог. – Тебе подарили волшебную лампу. Настоящую?
– Конечно. Гилдерой Локхарт не тот человек, кому можно подсунуть дешевую подделку. А что тебя удивляет?
– То, что кто-то готов расстаться с волшебной лампой ради автора дешевых книжонок.
– Дешевых? Вот уже десять лет мои книги возглавляют списки бестселлеров по всему миру! Они переведены на тридцать три языка, их суммарный тираж превышает миллион экземпляров. Жена французского министра магии хотела вступить в мой фан-клуб, но ей отказали. У моих фан-дам очень строгие критерии отбора. Так что в мире много людей, которые, в отличие от тебя, сумели оценить по достоинству мой талант, а также заранее позаботились о подарке на мой день рождения.
«А смесь гордыни и самовлюбленности мне к лицу», – подумал Том, но вслух сказал:
– Но я сделал тебе подарок, – короткая пауза, – орден Мерлина первой степени за спасение Министерства магии.
– Возможно-возможно, – промурлыкал Гилдерой, и при мысли о хвалебных статьях морщины на его лбу разгладились. – Но не думай, что я тебя прощу, как только мы поменяемся телами…
Часы начали бить полночь. Том не заметил, что сжал руки в кулаки; он думал, что если заклятие все таки окажется необратимым… Но с последним ударом пальцы Гилдероя разжались, а пальцы Тома дернулись, и он уставился на свои руки: на ладони со шрамами от магического кинжала, на сломанный еще в детстве правый мизинец, который сросся криво и не разгибался до конца, и на обрезанные под корень ногти, проверил нет ли на них бесцветного лака, а то от Локхарта всего можно ожидать. Собрался размотать дурацкий бинт, да помешал странный стук внутри часов. Стрелки застыли, показывая одну минуту первого, будто их последней задачей было зафиксировать начало нового дня. Все власть заклятия кончилась.
Ничего не мешало колдунам вцепиться друг другу в глотки или другим способом осуществить мечту о сладкой мести, но они лишь молча переглянулись и обменялись чашками.
Спокойная жизнь и писательство – понятия, как правило, несовместимые, и тем, кто стремится к мирной жизни, лучше не становиться писателем.
А. Рюноскэ
