Текст книги "Творческий кризис продолжается (СИ)"

Вормсвуд удобно развалился в кресле Гилдероя, поверхность стола, за которым он сидел, почти полностью скрылась под многочисленными стопками писем. Совы кружили вокруг дома круглые сутки, напоминая гигантскую воронку. Локхарт втайне гордился, что крышу его дома приходится чистить от помета чаще, чем крышу министерства. В основном конверты были розового цвета, и напрашивался вывод, что поклонниц у знаменитого писателя намного больше, чем поклонников.

Сам писатель отсутствовал, однако его портрет, висевший над камином, выглядел даже лучше оригинала. Художник, естественно, знаменитый и берущий за свою работу столько, сколько не у каждого гоблина найдется в заначке, не пожалел магических красок. Орден Мерлина на мантии Гилдероя сверкал, как путеводная звезда в ночи.

Полумрак лишь усиливал это впечатление, горела только настольная лампа желтого стекла, весьма искусно воспроизводящая голову дракона. Высокое узкое окно всегда было закрыто плотными синими шторами: Локхарт считал, что солнечный свет губителен для призрачных фантомов, возникающих в его воображении. При взгляде на мягкий зеленый ковер вспоминались прекрасные лесные опушки, на которых в лунные ночи танцевали феи. Был в кабинете и книжный шкаф, но большую часть его содержимого составляли обманки. Книг других писателей Гилдерой в доме не держал из принципа, а своих ему пока не хватало для того, чтобы заполнить все полки.

От мастера Портсмут получил задание – разобрать накопившуюся корреспонденцию и ответить на каждое письмо. Но он то и дело отвлекался на собственные грезы, сладкие, как голоса сирен. В его мечтах все эти многочисленные благодарности и признания в любви были адресованы ему, Портсмуту Вормсвуду, гениальному писателю и бесстрашному борцу с чудовищами. Перо застыло над чистым листом, будто кинжал в руках нерешительного убийцы. Потом и вовсе упало на стол. Вормсвуд достал из кармана маленькое зеркальце и начал гримасничать, пытаясь повторить великолепную улыбку своего мастера. За этим занятием его и застал Риддл.

– Я вас звал.

Застигнутый врасплох Портсмут выронил зеркало и принялся суетливо ворошить бумаги.

– Понимаете, мистер Реддл, мастер поручил мне важное дело…

Он умолк, можно сказать, что все слова, которые он собирался сказать в свое оправдание, вдруг превратились в ледышки и застряли в горле. Портсмут откашлялся и поднял глаза. Том Риддл не походил на замогильную жуть, какой ее описывают в бульварных романах. Он был среднего роста, худой, тонкокостный, а лицо его было скорее аристократичным, чем красивым. Но серо-голубые глаза смотрели холодно и безжалостно, от их взгляда любая жуть запрыгнула бы обратно в свою могилу, не забыв накрыться сверху надгробным камнем. И Вормсвуд подумал, что зря он не запомнил, как точно произносится фамилия его хозяина. А следом пришла другая мысль: уже слишком поздно. И он зажмурил глаза, ожидая, что сейчас в грудь ему ударит смертельное проклятие. Поэтому слова «Портсмут, вы уволены» прозвучали для него, как королевское помилование для человека, уже стоящего на эшафоте с петлей на шее.

Вормсвуд не колебался ни секунды: вскочил с кресла, опрокинул его на пол и бросился прочь, даже не попрощавшись. Остановился он только тогда, когда от злополучного дома его отделяло полквартала. И, переведя дух, поклялся себе, что больше никогда не будет доставать тетю Гленду просьбами сделать из него писателя.

========== Глава 3 ==========

На следующее утро Риддла разбудило громогласное «А-а-а!»: побочные эффекты творившегося в его лаборатории чародейства малость искривили пространство и время, поэтому вопль множился, усиливался и возвращался. Насмешливое эхо передразнивало его на все лады, и казалось, что в лабораторию ворвалась орава полоумных лепреконов, по дурости выхлебавших паленую настойку из мухоморов. Сеси резко вскочила, а так как она служила Тому подушкой, то он едва не приложился затылком о дубовые доски. Грозный мантикорий рык влился в ужасную какофонию. Не открывая глаз, Риддл прошипел сквозь зубы заклятие, призывая к порядку разбушевавшийся хор. Вопли смолкли, но он рискнул сесть, только когда утих раздражающий звон в ушах.

Рядом с входом шла отчаянная схватка: хрупкая тень пыталась увернуться от магического гримуара, который выполнял обязанности сторожевого пса. Тень отпрыгнула, взметнулись то ли крылья, то ли полы мантии, звякнула железная цепь. Нрав у гримуара был злобный, а нутро – прожорливым, и без привязи он бы уже давно повадился ловить соседских собак и кошек. Сеси при виде незваного гостя грозно ощерилась и на всякий случай спряталась за хозяйскую спину. Серебристая паутина всколыхнулась, демоны оживились и таращились во все глаза. Замученные скукой, они были рады любому развлечению.

Гримуар атаковал снова, тяжелые страницы зашелестели, будто на них дул разбушевавшийся полтергейст, синие тени, похожие на тонкие лапы, соскользнули с них и потянулись к сжавшейся от страха добыче. Но в последний момент инстинкт самосохранения отвесил жертве хороший пинок, и та увернулась от загребущих лап, задев стоящий у двери скелет, который тут же стал заваливаться набок. Гримуар рванулся вперед, подпрыгнул, но проклятая цепь была слишком коротка. И в тот момент они все застыли: гримуар – в прыжке, скелет – в падении, а гость – со вскинутыми руками.

«Так лучше», – подумал довольный собой Риддл и тихо свистнул, разрушив чары тишины. Из дальнего угла донеслось тихое шебуршание, отворилась тяжелая крышка сундука. Оттуда, клацая и дребезжа, высыпала целая ватага черепов и черепушек: козьих, крысиных, лисьих, собачьих, волчьих, вороньих и жабьих. Черепа держались на тонких, как хворостинки, ножках, а из глазниц лился золотистый свет. Внутри каждого из этих отполированных до блеска краниумов томился дух огня. Пристанище им выпало незавидное, а с другой стороны – чего еще ждать от Риддла. Он был магом не только темным, но и практичным и, принеся зверушку в жертву, не позволял ее бренным останкам пропадать зря.

Черепа рассредоточились по лаборатории, и, озаренная приглушенным светом, она приобрела обжитой и на свой лад уютный вид. Но даже теперь, когда Том без труда мог разглядеть непрошеного гостя, он не сразу узнал в нем Гилдероя. Лицо того было скрыто под толстым слоем буро-малиновой жижи, а свои знаменитые белокурые локоны он убрал под черную сеточку. Китайский шелковый халат, накинутый поверх легкой пижамы, стараниями не в меру шустрого гримуара превратился в живописные лохмотья.

Сеси решилась подбежать поближе к застывшей фигуре, но вдруг остановилась, чихнула и спешно попятилась назад. В чем бы Локхарт ни вымазался, пахло это хуже, чем отвар из пауков, поганок и волчьих кишок. Вонь легко перебивала запах жженой кости от фонариков-черепков.

Гримуар отмер и сразу же сделал еще одну попытку отхватить от Гилдероя кусочек посочнее, но Том усмирил его парой фраз на неизвестном языке. Тени-щупальца снова втянулись внутрь. Напоследок фолиант встал вертикально, страницы зашевелились и раскрылись на средневековой гравюре, изображавшей сожжение чернокнижника. Жгли пособника темных сил живьем, и художник не жалел сил, изображая муки и корчи. Убедившись, что Риддл его намек уловил, гримуар закрылся и упал на пол, даже уменьшился в размерах, чтобы со стороны казаться безвредной книжкой.

Дальше пришла очередь Локхарта – как только заклинание отпустило и Гилдерой снова смог двигаться и говорить, то тут же принялся возмущаться:

– Что за коварство – разбрасывать на пути честных колдунов хищные книжки?! Этому артефакту еще повезло: не застань он меня врасплох, ему пришлось бы собирать свои страницы по клочкам. Я как раз собирался применить одно мощное боевое заклятие, когда ты вмешался.

– Не стоит меня благодарить, – буркнул Том, хотя у Гилдероя этого и в мыслях не было. Наоборот, он бы еще долго выражал свое негодование и сетовал на коварство Риддла, укравшего его честную победу, но тот быстро пресек его излияния одним простым вопросом: – Зачем ты пришел?

Локхарт возвращал утраченное самообладание быстрее, чем саламандра отращивала потерянный хвост. И, хотя внезапное столкновение с гримуаром потрепало ему не только халат, но и нервы, он смело двинулся вглубь владений Риддла, обводя их взглядом конкистадора, стоящего на берегу Нового Света. Самому Тому в данном случае отводилась роль туземца, которого следовало приобщить к цивилизации. Конечно же, он не оценил выпавшей ему чести, с трудом подавил зевоту и попытался стряхнуть с себя остатки сна.

– Ты спрашиваешь, зачем я здесь? Почему я вскочил ни свет ни заря, почему, презрев опасности и коварные ловушки, явился в это логово порока и беззакония? Естественно, я здесь не собственному желанию, а из-за возмутительного деяния, о котором ты, не сомневаюсь, прекрасно осведомлен. И не следует напускать на себя невинный вид. Я знаток человеческих душ, и меня не проведешь! Так что посмотри мне в лицо и скажи, что случилось.

Том встал, потянулся и попробовал честно (а внезапные подъемы, совмещенные с недосыпом, всегда пробуждали в нем тягу к откровенным высказываниям) ответить на вопрос:

– В дом пробралась кикимора и нагадила тебе на лицо, – это предположение так и напрашивалось, стоило хотя бы мельком взглянуть на Гилдероя, а когда тот подошел поближе и волна тошнотворного запаха окатила Риддла, то сомнений не осталось. Здесь постаралась весьма злокозненная нечисть, которая к тому же не брезговала даже самыми отвратительными отбросами, раз на выходе получилась настолько вонючая куча.

Но Локхарт пропустил его ответ мимо ушей, увлекшись своим монологом – бойким, цветистым и бесконечно долгим. Его язык молол без устали, а глаза не забывали смотреть по сторонам – вдруг здесь удастся найти пару-тройку занимательных деталей для новой книги. Детали создают реалистичную атмосферу, а именно ее ценили читатели и критики. По лаборатории он расхаживал без всякого страха, ведь Гилдерой искренне верил в свою смелость, и его уверенности ничего не грозило. До первого взгляда вверх. Демоны затаили дыхание в ожидании, им очень хотелось полюбоваться на еще одного смертного, который от страха грохнется в обморок.

Размотанные свитки валялись вокруг стола, будто бинты для мумии великана. Посреди комнаты торчал гигантский громоотвод, одна стена была полностью скрыта за высоким стеллажом. На полках стояли сосуды самых разных цветов и форм, сделаны они были в основном из стекла. В одних ждали своего часа элементали, в других метались беспокойные духи. Их искаженные злобой лица виднелись за тонким стеклом, но пробки, запечатанные колдовскими знаками, не пропускали злобные вопли. И оставалось лишь гадать, какие именно проклятия они выкрикивали в адрес Тома Риддла.

Еще вдоль стен стояли странные сложные приборы; самые простые из них выглядели, как вывернутые наизнанку часы, другие – как странное хитросплетение из проволоки, проводов и железяк с костями, магическими камнями и амулетами. Неизвестная простым смертным сила заставляла шестеренки вращаться, поршни – ходить туда-сюда, а стрелки – дрожать и дергаться. Предназначение этого чародейского инструментария оставалось для Гилдероя тайной, но странные штуковины произвели на него неизгладимое впечатление, которым непременно следовало поделиться с читателями.

И все это время слова лились из него стремительным потоком, в котором поймать умные мысли (если, конечно, они там присутствовали) было так же сложно, как ухватить юркую форель в настоящей речке. Том и не пытался; он посмотрел на свои босые ноги и обвел взглядом лабораторию, ища пропавшую обувь. Мантия была расстелена на полу, рядом стояли початая бутылка и пузатые бокалы. Сеси осторожно подошла к ним, принюхалась, но тут же отвернулась, брезгливо поведя усами. А ботинки будто пикси унесли. Риддл машинально поднял и встряхнул мантию, представляя, как он отловит мелких засранцев, а потом из принципа распихает их по бутылкам вместо корабликов.

– Том! – Гилдерой задал вопрос и теперь нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая ответа.

– Да?

– Ты меня слушаешь? Я спрашиваю, что мне теперь делать?

– Умыться, – осторожно предложил Том. – И мыла я бы на твоем месте не жалел.

Локхарт в ответ уничижительно фыркнул.

– Умыться! Это омолаживающая маска из секрета желчного пузыря единорога. Она должна полностью впитаться в кожу.

– Не боишься, что желчь в голову ударит? – Том слышал, что красота требует жертв, но ему не приходило в голову, что этими жертвами будут старики, беременные и слабонервные – в общем, все те, кого нынешний вид Гилдероя способен напугать до смерти.

– Я тебе говорил, что Портсмут пропал. И, уверен, без тебя здесь не обошлось.

– Я его уволил.

– А кто теперь приготовит мне витаминный напиток? Ты об этом подумал, когда увольнял нашего единственного слугу?! Я признаю, что жить с гением вроде меня трудно. И в любой другой момент я бы с пониманием отнесся к твоим попыткам привлечь мое внимание. Но не сегодня. Сегодня я хочу получить свой витаминный напиток. И делай что хочешь, хоть заключай сделку с демоном, но найди нового слугу.

– Хорошо, любовь моя.

Покладистость Риддла должна была бы насторожить Гилдероя, но он решил, что Том просто не смог устоять перед его сокрушительным даром убеждения. Гордый собой, он демонстративно запахнул порванные полы халата и направился к выходу.

Сеси неслышно подошла к своему хозяину и потерлась мордой о его ноги. Тот наклонился, ласково провел рукой по ее загривку и улыбнулся своим мыслям. Что ж, Гилдерой хочет демона – значит, он его получит.

========== Глава 4 ==========

Переодевшись в новый халат, Гилдерой закрылся в своем кабинете и попробовал призвать капризную музу. Но куда там, проще было выцепить из астрала нужного духа, не зная заклинаний и не имея под рукой даже самой кривенькой пентаграммы. Гилдерой грустно вздохнул. А ведь ему, в отличие от большинства писателей, не требовалось ни талисманов, ни музыки, ни ароматических палочек для создания творческой атмосферы. Он нуждался в одном, всего лишь одном стакане витаминного напитка. А также в тишине, покое, пачке новых перьев, чашке чая через каждые два часа и возможности на кого-нибудь поорать, если верткие слова ни в какую не хотят прыгать на бумагу.

В дверь вежливо постучали, Локхарт удивленно вскинул брови, но машинально произнес:

– Войдите.

В кабинет протиснулось нечто, наряженное в ярко-алый фрак и черную рубашку с манишкой, оно изо всех сил старалось подражать легкой скользящей походке настоящего слуги, но получалось у него не слишком удачно. Впрочем, не стоило ожидать многого от старого матерого секача, невесть зачем вставшего на задние копыта, – а мордой странная тварь походила именно на дикого кабана. Заросшие коричневой шерстью лапы по форме напоминали человеческие руки, а пальцы заканчивались когтями бритвенной остроты. Смертоносные лапы держали серебряный поднос, на котором одиноко стоял стакан с зеленой жидкостью. Со стула Локхарта будто сбило метким тролльим плевком. Чудовище едва успело сделать пару шагов по толстому ковру, а герой магической Британии уже сидел под столом и вспоминал любое заклятие, подходящее для быстрого побега.

– Вафш выт-мыны напъ-ыток, сэ-ырр, – звук «р» чудовище катало, будто мятный леденец. Разобрать его речь было трудно, но поднос, с грохотом поставленный на стол, пояснял смысл сказанного. Огромные клыки существа едва помещались в пасти, и не стоило удивляться тому, что слова звучали так, будто их пропустили сквозь дробилку.

Голова Локхарта нерешительно высунулась из-за стола, и он внимательно вгляделся в заросшую щетиной харю: свиной пятак вызвал у него стойкое отвращение, а от вида желтых загнутых клыков прошиб холодный пот и пересохло в горле. Оранжевые глаза с вертикальными зрачками будто светились адским пламенем. Но, несмотря на свой угрожающий облик, чудовище не собиралось нападать, а мирно стояло рядом. Тем не менее Гилдерой не спешил вылезать из своего укрытия.

– Назови свое имя, порождение тьмы, – грозно произнес он. Его голос звучал повелительно и без ноток сомнения в том, что разговаривать с монстрами нужно именно так – прячась под столом. – И скажи, зачем ты сюда явился.

– Я – Мак-дурр, сэ-ырр. Дъэ-мон. Прры-нес вафш выт-мыны напъ-ыток.

Убедившись, что ему точно ничего не грозит, Гилдерой наконец выпрямился и тряхнул головой – свет от люстры заиграл в золотистых кудрях.

– Да будет тебе известно, что я гроза всей нежити отсюда и до Карпатских гор. И я приказываю тебе немедленно покинуть мой дом.

– Не вы мыня высы-ват, сэ-ырр, не вам и отсы-ррать. Я сру-гжу Т-мысу Рры-дру.

«Значит, не я тебя вызвал, не мне и отсылать, – перевел Гилдерой. – А служишь ты Риддлу. Ну ладно!» Вслух он заявил:

– Я сейчас разберусь с этим недобитым чернокнижником. Что он о себе возомнил – приглашает демонов в мой дом!

Неприметная узкая дверь напротив кухни вела на лесную поляну, окруженную кряжистыми дубами, которые придавали ей сказочный вид. Человек с богатым воображением мог разглядеть в трещинах коры черты суровых старческих лиц, но Локхарту, все еще находившемуся под впечатлением от встречи с демоном, примерещились бесовские хари. Причем ухмыляющиеся ему с наглой издевкой.

Хотя солнечные лучи с трудом пробивали себе путь сквозь густую листву, трава на поляне была высокой и сочной. Она казалась не просто зеленой, а изумрудной. Счастливая Сеси носилась по зеленым волнам, то выпрыгивая, то таясь, будто воображая себя лягушкой. Она хотела переловить всех бабочек, но своей бестолковой беготней только распугала их и теперь осталась ни с чем. Том сидел на поваленном дереве с чашкой чая в руке и благодушно наблюдал за тем, как мантикора крутит лобастой головой. Ее длинный хвост мотался из стороны в сторону, и позади Сеси уже образовался полукруг из примятой травы и поломанных цветочков.

Локхарт выскочил на поляну, все еще пылая праведным гневом, однако палочку на всякий случай спрятал. Среди многочисленных недостатков Риддла был и такой: Том не видел разницы между тем, который всерьез готов умереть смертью храбрых в борьбе с темными силами, и тем, кто просто выделывается, играя в героя.

Гилдерой остановился в двух шагах от поваленного дерева.

– Как тебе на ум пришло сделать демона слугой в нашем доме?!

– Согласись, идея отличная. Только существо, способное за ночь возвести дворец, а наутро стереть в пыль армию врагов, может правильно приготовить твой проклятый витаминный напиток.

Посреди поляны материализовался Макдур, и в голове Гилдероя прозвучал чистый, без всякого рычания голос:

– Три четверти корня мандрагоры, пять капель слез русалки, кору ясеня смешать с мелко нарезанным яблоком, толченым рогом наврала, посыпать жженым волосом единорога. Высыпать смесь в миску с холодным волчьим молоком, тщательно взболтать, десять минут держать на маленьком огне, трижды прокипятить. Добавить щепотку сахара, полщепотки соли, три капли настойки из папоротника и две палочки корицы. Заправить мелко тертым корнем одуванчика, смешанным с лепестками эльфийской розы. Подавать не теплым и не холодным, не жидким и не твердым, не горьким и не сладким, в высоком стакане с толстым дном.

Том приподнял брови, как бы говоря: «Вот видишь?»

– И ты думаешь, что я выпью что-нибудь, приготовленное этими грязными лапами?

– Лапы у него чище, чем у главного лекаря в Мунго. Микробы на демонах не живут.

Гилдерой лишь подивился подобной толстокожести.

– Я творческая личность и не могу находиться рядом с этой тварью. Метафоры вылетают у меня из головы от одного его вида. Ты хотя бы знаешь, что такое метафоры, чернокнижник?

– Тыпа вот? – желая услужить, Макдур сотворил в воздухе гигантское чудовище со змеиным телом и головой пса, оскалившего пасть. Наружу вместо языка вывалился извивающийся червяк.

Локхарт отреагировал мгновенно – он взвился на целый фут, умудрился извернуться и отскочить на расстояние, которое не всякий кенгуру преодолеет с одного прыжка. Макдур выразил свое восхищение, издав звук, сильно похожий на бульканье воды в засорившейся раковине. А вот приземлился Гилдерой не слишком удачно: ему не удалось удержать равновесие, и, растянувшись на земле, он уткнулся лицом в мягкую траву. На траве остался жирно поблескивающий контур из омолаживающей мази. Не вся она успела впитаться в кожу, и этот остаток тянул галлеонов на пятнадцать, никак не меньше. Но встать ему не удалось – Сеси, подчиняясь первобытному охотничьему инстинкту, с победным рыканием взгромоздилась ему на спину. Запах ее не испугал, он по большей части уже выветрился. Сбросить откормленную мантикору оказалось так же сложно, как стряхнуть с себя оголодавшего вампира. Локхарт начал извиваться, будто змей, угодивший в кипящий котел, а в ответ ему в спину вонзились восемнадцать когтей.

– Ай-яйй! Убери ее!!!

– Как? – только и спросил Том.

– Прикажи! Отзови! Скажи «фу»! – прерывающимся голосом прокричал Гилдерой. Ему удалось перевернуться на спину, но Сеси была проворна, как девица на шаре, и теперь сидела у него на груди, чуть ли не тыкая носом ему в лоб. Локхарт только теперь заметил, какие острые у нее клыки. Из пасти несло съеденной на завтрак копченой селедкой. Но разве пара рыбин могут насытить это прожорливое чудовище?! Нет, оно явно присмотрело Гилдероя себе на десерт.

– Сеси, фу! – прикрикнул на нее Риддл. Мантикора скосила на него зеленые глазища и обиженно рыкнула, мол, «не фукай мне, хозяин, я ведь тебе не бродячая собака». Том встал, а чашка с чаем послушно осталась висеть в воздухе. Когда он подошел к ним, то по выражению его лица Сеси догадалась, что веселью пришел конец, и в отчаянной попытке сохранить добычу запустила когти еще глубже.

– А-а-а! – завопила ее жертва, да так громко, будто ей передались волшебные свойства корня мандрагоры – немаловажной составляющей витаминного напитка. Перепуганная мантикора отпрянула и не стала сопротивляться, когда Риддл обхватил ее поперек живота и оттащил подальше.

Гилдерой сел на помятой траве, все тело болело и зудело. Ветер холодил кожу через прорехи в пижаме, халат, естественно, тоже был порван. Сегодня был явно неудачный день для шелковой одежды. Он намеревался немедленно показаться доктору, мало ли, какую заразу могли занести грязные мантикорьи когти. Впрочем, из этой неприятности мог получиться жуткий рассказ, настоящая драма. Его неутомимое воображение уже рисовало захватывающие картины, которые он будет описывать впечатлительным медсестрам.

Настоящий герой, как известно, не позволяет себе стонать и жаловаться. Вот и Локхарт на ноги поднимался молча, впрочем, он постарался, чтобы все переносимые муки и страдания отразились на его прекрасном лице. От этого зрелища дрогнуло бы и каменное сердце тролля. Но, на беду, троллей здесь не было – на поляне собрались демон, темный маг и мантикора, которая хоть и висела тряпочкой в объятиях Риддла, но все равно посматривала на Гилдероя как на законную добычу. Не стоило ждать сострадания от этих чудовищ. А ведь он как никогда раньше нуждался в поддержке и понимании. Царапины горели, синяки ныли, на языке остался мерзкий привкус омолаживающей мази, случайно попавшей ему в рот. Вдруг заживляющее зелье не справится с ранами от когтей чудовища, и они будут уродовать его безупречную кожу целую неделю или, может, даже месяц? А Том Риддл, человек, которого он избрал своей музой, просто стоял и ухмылялся. Тогда Локхарт решил наказать этих сухарей – лишить их своего блестящего общества.

– И чтобы духу этого отвратительного демона здесь не было, – напоследок сказал он Тому. – Иначе я очень сильно рассержусь.

– Сказал колдун, которого чуть не затоптала малышка-мантикора с характером викторианской барышни.

– Именно что барышня. – Гилдерой величественным жестом запахнул потрепанный халат. – Весь магический мир знает о моей галантности. Я никогда не направлю палочку на женщину. Пусть и мантикору.

Он удалился, напоследок хлопнув висящей прямо в воздухе дверью, Том не пытался его остановить. Способность Локхарта искренне верить в собственный обман все еще не переставала его удивлять. Сеси шлепнулась на землю и тут же скрылась в траве. Через некоторое время Макдур рискнул прервать размышления своего хозяина:

– Тык шо, гос-подъ-ын? – спросил он. – Мны уи-ты?

Вместо ответа Риддл вернулся к своей чашке и допил чай, потом подставил лицо солнечным лучикам, прорвавшимся сквозь густой полог листы. Гилдерой, задержись он на поляне, не без удовольствия сравнил бы своего любовника с гадюкой, вылезшей из темного подвала.

– Лучше вернитесь в дом, – наконец произнес он. – Возьмите в библиотеке любую книгу, там одни локхартовские творения, а потом отправляйтесь к нему и попросите автограф. Не забудьте добавить: «За всю свою адски долгую жизнь никогда не читал ничего более гениального, удивительного и…» – Том запнулся, не зная, что бы еще придумать для красивого счета, а потом тряхнул головой, не желая забивать ее чушью. – Не мне учить лести исчадие ада.

– Да, гос-подъ-ын. – Макдур собирался уйти, но Риддл остановил его вопросом:

– А какую именно метафору вы имели в виду?

– Вры-ме, – гаркнул Макдур и с молчаливого разрешения господина перешел на телепатию: – Я хотел показать, что время изменчиво и воплощает в себя три сущности: змеиную, ибо в нем есть яд, медленно убивающий все живое, собачью, ибо оно не заглатывает мир сразу, а отгрызает от него по кусочку, и, наконец, прожорливая сущность червя. Мерзкая, в общем, эта штука, время.