Текст книги "Троцкий и заговор в Красной Ставке"

Автор книги: eva-satis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

«За это время Исаев указывал Главкому всегда на то, что выпуск 1917 года его поддержит» (Показания Доможирова).

«Был я у Костяева, там шли уже сборы по переезду в Москву. Костяев страшно был ошеломлен своим увольнением и всячески бранил Главкома и, кажется, именно в этот день и сказал, что Главком на днях ему выпалил: „Давайте им устроим переворот“ или „Надо им устроить переворот“ (точных слов не помню)» (Показание Доможирова).

«Несомненно, из всех слов явствует, что Исаев играл роль, держа в напряжении Главкома и навязывая ему свои мысли» (П оказание Доможирова).

«Когда на нашей стороне бывали неудачи, Главком становился нервным и (как передавал Исаев) присылал своего племянника Эрнеста Вацетиса к Исаеву для разрешения вопроса, что с ним будет» (Показание Малышева)[591]591
  Напротив в тексте РГВА помета: «+».


[Закрыть].

«В связи с неудачами на Западном фронте, а также на Восточном, Главком однажды, возвратясь из Москвы, прислал к Исаеву Эрнеста Вацетиса, который передал, что „дядя“ (Главком) думает над тем, чтобы поставить вопрос ребром, и решил свозить в Серпухов оружие, а его – Эрнеста – назначить членом Реввоенсовета 15 армии» (Показание Малышева).

«Услышав, что Главком высказывает такое мнение, я в частной же беседе сказал Исаеву, что, учитывая подобное положение в названных городах (Тула, Серпухов), Главком может захватить их тут же и добавил: черт бы побрал всю эту кашу, хотя бы какой-нибудь конец» (Показание Малышева).

«До чего Главком был обескуражен назначением Бонч-Бруевича показывает тот факт, что в день отъезда (последний раз) в Москву, придя в Полевой штаб в нетрезвом виде, он говорил мне и некоторым другим лицам, что все от него отшатнулись и перешли на сторону Бонч-Бруевича, и добавил: „Знаете „Варфоломеевскую ночь““? – но у меня здесь 5-й полк и я не сдамся» (Показание Малышева)[592]592
  Напротив в тексте РГВА – литера «Ш» (штаб).


[Закрыть].

«Когда, однажды, Исаев сообщил мне, что как выйти из положения, я спросил его, что же Главком – думает самостоятельно взять власть: ведь у него же нет для этого силы. Ему же придется войти в связь с Колчаком, иначе он не удержится; Исаев ответил: Главком властолюбив и думает, что. популярен. Исаев передавал мне, что Главком предлагал отвести армию Латвии в тыл и расположить ее где-нибудь в центре. Помню, однажды я сказал Исаеву, что Главком (не помню, не то патроны, не то винтовки) приказал часть производящегося из Тулы перевести в Серпухов и добавил: конечно, если он задался какой-либо целью, то это правильно – необходимо вооружение. Помню, что Исаев сказал, что Главком говорил, что духовенство сильно и с ним надо считаться» (Показание Малышева).

Заключение

После ареста начальника активного отделения Особого отдела Западного фронта ИОНАСА и выяснения связи шпионской организации в Петрограде с организацией на Западном фронте Особым отделом ВЧК в ночь со 2 на 3 июля в Серпухове был арестован командарм 15 ДОМОЖИРОВ, следствием по делу которого установлено его участие в белогвардейской организации в Полевом штабе. Доможиров являлся активным участником совещаний белогвардейской группы и в силу своего высокого служебного положения был влиятелен среди других членов группы.

Участие в совещаниях группы признается Доможировым в его показаниях.

Выписка из показаний Доможирова от 20 июля: «после официального представления наштаревсовет Костяеву, я, войдя в кабинет Малышева, встретил здесь Исаева, Кузнецова и Малышева.

Далее начали говорить Кузнецов и Исаев так: „надо взять Тулу (или захватить). Захват Тулы сразу оставляет правительство без всякого артснабжения“.

„СВЯЗИ С ДУХОВЕНСТВОМ ПОКА ЕЩЕ НЕ УСТАНОВЛЕНО. ХОТЕЛ ПЕРЕГОВОРИТЬ С ОТЦОМ АРСЕНИЕМ, ЗА ЧТО ДОЛЖЕН БЫЛ ВЗЯТЬСЯ Я САМ“ (Показание Доможирова от 7–6 1919 года).

„ЧАСА ЧЕРЕЗ ПОЛТОРА КУЗНЕЦОВ ПОПРОСИЛ МЕНЯ К СЕБЕ В КАБИНЕТ И Я ПРИСУТСТВОВАЛ ПРИ САМОМ КОНЦЕ РАЗГОВОРА, КОГДА ИСАЕВ СКАЗАЛ: „ИТАК, МЫ РАЗОБРАЛИ ИЛИ 3 ПОЛОЖЕНИЯ, ИЛИ 3 ПУНКТА (не помню)“ И НА ОСНОВАНИИ ЭТОГО НАЧНЕМ С ПЕРВОГО, ПО КОЕМУ Я ГОВОРЮ, ЧТО НУЖНО НАЧАТЬ ПОКА СТРОИТЬ СКЕЛЕТ, КУЗНЕЦОВ СОГЛАСИЛСЯ“ (Показание Доможирова от 7 июля 19]19 года).

Участие остальных лиц, арестованных по делу белогвардейской организации в Полевом штабе, выражается в следующем:

2) Для поручений при Главкоме Е.И. Исаев – активный участник белогвардейской организации Полевого штаба, присутствовал на всех совещаниях и совместно с Кузнецовым являлся инициатором идеи захвата аппарата управления армией, посредством воссоздания Генерального штаба.

3) Для поручений при начальнике Полевого штаба МАЛЫШЕВ А.К. – активный член белогвардейской группы, участвовал на совещаниях и предложил план свержения Советской власти (захват Тулы, Серпухова и Москвы), отложенный группой до подыскания соответствующего военрука г. Тулы.

4) Начальник разведывательного отделения Полевого штаба – Кузнецов Б.И. – активный член группы, участник всех ее собраний. Выработал план воссоздания Генштаба и налаживал через Григорьева связь со штабами Деникина и Колчака.

5) Заведывающий составом слушателей Академии Генерального штаба – ГРИГОРЬЕВ Ю.И. – активный член группы и технический выполнитель по установлению связи со штабами Деникина и Колчака.

Относительно перечисленного состава участников в белогвардейской организации Полевого штаба, следствие установило, что большинство их – генштабисты выпуска 1917 года и, за исключением Малышева, уже ранее (в Петрограде) состояли членами различных белогвардейских организаций союзнической ориентации.

Так, например, Доможиров и Кузнецов совместно с Теодори и Хитрово входили в состав организации, во главе которой стоял генштаба Поляков. Исаев участвовал в какой-то организации, в которой состояла Кузьмина-Караваева, находившаяся в связи с Поляковской организацией.

Следствием установлено, что белогвардейская группа Полевого штаба находилась в первоначальной стадии своей организации, т. е. она только что создавалась, намечала свои задачи и планы и приступила лишь к частичной их реализации, причем была еще настолько невлиятельна, что ее нахождение в Полевом штабе не отражалось на ходе операций на фронтах[593]593
  Напротив в тексте РГВА – литера «Ш» (штаб).


[Закрыть].

Таковое положение могло продолжаться лишь до момента установления связи со штабами Колчака и Деникина.

Очевидно, что с установлением этой связи, которая, по словам Григорьева, имелась бы „недели через две“, роль организации существенно изменилась бы и нахождение ее в Полевом штабе уже безусловно отражалось бы на развитии операций на фронтах; возможность этого влияния предупредил арест белогвардейской организации 9 июля сего года.

Зам. председателя Особого отдела ВЧК Павлуновский

РГАСПИ. Ф. 2. Oп. 1. Д. 12317. Л. 1–9.

Подлинник – машинописный текст с автографом простым карандашом.

РГВА. Ф. 33987. Оп. 2. Д. 89. Л. 37–44. Фрагмент машинописного текста.

Печатается по тексту РГАСПИ, в подстрочных примечаниях воспроизводятся пометы на экземпляре РГВА.

№ 3.11

Из протокола Московской общегородской конференции РКП(б) – запись доклада Ф.Э. Дзержинского „О белогвардейском заговоре“

24 сентября 1919 г.

Протокол общегородской конференции Московской организации РКП от 24 сентября.[594]594
  Заголовок документа.


[Закрыть]

Открывает конференцию тов. ЗАГОРСКИЙ.

Руководство собранием поручается Исполнительной комиссии МК РКП.

Председательствует т. Пятницкий.

3. Доклад т. Дзержинского о белогвардейском заговоре.

ДЗЕРЖИНСКИЙ: Работа ВЧК за последнее время была очень удачна. Еще при раскрытии шпионского заговора мы получили нити о существовании еще более крупного заговора в Москве. Затем в результате усиленной работы нам удалось не только накрыть главарей, но и ликвидировать всю организацию, возглавляемую знаменитым „Национальным центром“. Председатель „Национального центра“[595]595
  В варианте газеты «Правда» уточнено: «Щепкин».


[Закрыть] был захвачен, когда принимал донесение от посла Деникина. Захвачены очень ценные документы, которые будут опубликованы. Затем мы напали на след военной организации, со стоящей в связи с Национальным центром, но имевшей свой самостоятельный штаб. Этот военный заговор удалось тоже вовремя ликвидировать. В этих заговорах участвовали как кадеты, так и черносотенцы и правые с.-р. Общее политическое направление давали кадеты. Арестовано около 700 человек. Цель их была захватить Москву и дезорганизовать наш Центр. На своих последних заседаниях они подготовляют окончательное свое выступление. Даже назначен час: 6 часов вечера. Они надеялись захватить Москву хотя бы на несколько часов, завладеть радио и телеграфом, оповестить все фронты о падении Советов и вызвать таким образом панику и разложение в армии. Для осуществления этого плана они скапливали здесь своих офицеров; в их руках были 3 наших военных школы: одна в Вишняках, Высшая стрелковая школа в Кунцеве, окружная артиллерийская школа[596]596
  В Волоколамске.


[Закрыть] в Москве. Они предполагали начать выступление в Вишняках, в Волоколамске и Кунцеве и отвлечь туда силы, а затем уже поднять восстание в самом городе. У них был разработан подробнейший план действий: Москва была разбита на секторы по Садовому кольцу; за Садовым кольцом на улицах построить баррикады, укрепиться на линии Садового кольца и повести оттуда в некоторых местах (пунктах) наступление к Центру. Я прочту сейчас объяснительную записку к плану, которая показывает, как точен и детализирован был их план действий (читает). К сожалению, должен признать, что мы таких планов составлять не умеем. Они были настолько уверены в победе, что заготовили уже целый ряд воззваний и приказов. Эти документы очень интересны: они выявляют характер „Национального центра“ и штаба Добровольческой армии Московского района. Национальным центром руководили кадеты, в штабе же большинство были черносотенцы. Это отразилось на их воззваниях (читает воззвание „Национального центра“). Чтобы привести свой план в исполнение, им надо было иметь оружие. Они сосредоточивали его незаконным образом в школах, которые были под их влиянием, а также закупали его в наших складах и образовывали свои склады. Силы их, по подсчетам, равнялись 600[597]597
  В варианте газеты «Правда» указана цифра в 800 человек.


[Закрыть] человек кадровых военных, и, кроме того, они рассчитывали на некоторые части, в которые им удалось поставить своих людей для подготовки почвы. Благодаря большим связям в штабах им удавалось посылать своих людей всюду, где это было необходимо. Для этой цели они использовали и наших товарищей, пользуясь их легковерием и привычкой устраивать своих знакомых. Чтобы помешать нам применить против них красный террор, они рассчитывали завладеть тт. Лениным и Троцким и держать их в качестве заложников. Печально то, что среди арестованных был один коммунист, который потом оказался черносотенцем, член Союза русского народа. Московской организации надо на это обратить внимание. Много в нашей организации расхлябанности и недопустимой доверчивости: в окружной артиллерийской школе не было ни одного коммуниста. Мы тайно послали туда своего человека для слежки, и он рассказывает, что там белогвардейские планы обсуждались совершенно открыто – и это не только в одной этой школе. В Школе маскировки некоторые части гарнизона тоже не наши. Что же мы делаем? Какие меры мы принимаем? До сих пор почти ничего. При нашей расхлябанности и беспечности тщательно разработанный план белогвардейцев мог нам причинить непоправимый вред. Прав Троцкий, говоря, что можно споткнуться в мелочах. Этот урок должен нас заставить быть более беспощадными. Изменником мы должны клеймить всякого разгильдяя. Деятельность Комитета обороны будет впустую без поддержки всей партии. У него должно быть право безапелляционного приказания не только формально, но и на деле. Каждый член партии должен бороться с дезертирством и нашей распущенностью. Недавно была произведена проверка имеющегося в частях оружия. Оказалось, что многие учреждения не вели записей имеющегося оружия. Было найдено огромное число винтовок, патронов, револьверов, о которых ничего не знали. Ясно, что при такой постановке дела белогвардейцам было нетрудно доставать оружие. Комитетом обороны приняты и проводятся в жизнь ряд мер для охраны города (оглашает постановления Комитета обороны). Успешность нашей борьбы с заговорщиками зависит от поддержки, которую каждый член партии окажет в проведении этих мер.

Тов. Мясников от имени Московского комитета предлагает резолюцию, выражающую доверие и одобрение Комитету обороны. Тов. Торгованов предлагает в виде дополнения к ней обязать каждого члена партии сделать обыск в том доме, где он живет. Предложение т. Торгованова отвергнуто. Резолюция, предложенная Московским комитетом, принимается единогласно. Конференция переходит к следующему вопросу порядка дня.

ЦАОПИМ. Ф. 3. Oп. 1. Д. 199. Л. 84 а.

Машинописный текст неправленой стенограммы.

„Правда“. 1919. 27 сентября. № 215 – Опубл. в сб.: Ф.Э. Дзержинский: председатель ВЧК – ОГПУ. 1917–1926 / Сост. А.А. Плеханов, А.М. Плеханов. М., 2007. С. 141–142.

Печатается по тексту ЦАОПИМ[598]598
  В варианте газеты «Правда» имеются разночтения с текстом ЦАОПИМ. К тому же печатный вариант сильно урезан.


[Закрыть].

№ 3.12—3.13

Доклады состоящего при комиссаре Полевого штаба Михалевского С.И. Гусеву о попытке его вербовки агентами Деникина в Москве

17 сентября – не ранее 24 сентября 1919 г.

№ 3.12

Доклад Михалевского С.И. Гусеву о попытке его вербовки

17 сентября 1919 г.

Тов. Гусеву

На частной квартире моих старых (по г. Калгашу) знакомых (Бондыревых) я познакомился с неким Пигелау Федором Михайловичем и его женой. Насколько мог понять из беглых фраз – прошлое Пигелау таково: вообще представитель „золотой молодежи“ Москвы (или Петербурга), бывший юнкер Николаевского кавалерийского училища (в г. Петербурге считалось „шикарнейшим“ из всех кавалерийских училищ в бывшей Империи – гвардейским и т. д.), бывший офицер-кавалерист (какого полка – не выяснил), окончивший Университет и Лицей в Москве, женат на бывшей аристократке (ее девичья и по первому мужу фамилии – мне неизвестны).

Симпатии политические как Пигелау, так и его жены – резко монархические безо всяких „сантиментов“. Разговор у меня с этими господами вертелся вокруг политических вопросов и сводился вкратце к следующему: Коммунисты и те (назывались 2 фамилии – Главкома Каменева и второго лица – не ясно) из „спецов“, которые своими действиями способствуют благополучию большевиков, должны быть беспощадно уничтожены, особенно же „жиды и жидовки“ – две последние категории в массе;

Те из „честных граждан“, которые имеют возможность пользоваться доверием большевиков – должны во исполнение своего „гражданского долга“ всемерно помогать Деникину в его святой работе».

Это последнее дало мне возможность, как бы между прочим, сказать Пигелау, что я имею возможность, пользуясь почти неограниченным доверием большевиков, видеть секретнейшие документы, как, например, дислокацию наших (красных) войск Южного фронта, причем последнюю могу легко скопировать. Это мое заявление вызвало со стороны Пигелау чрезвычайно живой и негодующий вопрос: «Что же Вы ее (дислокацию) не представили?» Я дал ему понять, что не имею связи с нужными людьми, на что тот немедленно предложил: «Дайте мне, а я передам куда следует – подумайте над этим и свое решение сообщите мне». Я ответил полным согласием. Далее были сообщены следующие сенсации из «компетентных источников»: 20-го начнется «решительное наступление» фон дер Гольца; Мамонтов, Деникин, Полуки идут на общее соединение в районе Гомеля; через 2 дня в Москве вводится осадное положение; военучреждения и штабы подготовляются к эвакуации в Казань; кроме того, Пигелау заявил мне, что у него имеется воззвание Деникина к советским офицерам, из которого явствует, что «большевики лгут о чинимых деникинцами над пленными бывшими офицерами репрессии» (подробностей относительно этого воззвания не выяснил).

Для характеристики того же Пигелау добавлю: в последнее время (точнее не выяснил) в его квартире скрывался активный белый бывший полковник Каргопольского полка, который «совершенным чудом» спасся из его квартиры во время проводившегося в ней обыска (очевидно, ВЧК; его отличный знакомый, известный по процессу английских шпионов, Фриде расстрелян)[599]599
  См., напр.: Зданович А.А. Отечественная контрразведка. С. 212 и след.


[Закрыть]. На мой вопрос о степени виновности последнего Пигелау ответил: «Конечно, он исполнял свой долг, но подумайте, какая возмутительная и безобразная случайность – выдали палки…»[600]600
  Так в тексте.


[Закрыть]; в том же доме, где живет Пигелау, во время обыска спасся по водосточной трубе его знакомый – активный белый, бывший ротмистр, благополучно скрывшийся к Деникину и давший недавно о себе знать; его же хороший знакомый быв. офицер (Кашков, Кошкин??) спасся от расстрела в районе Разумовского – и таким образом: в партии приговоренных было 13 человек, расстреливали подвое, к концу он остался в автомобиле с одним конвоиром, которого оглушил ударом кулака, и бежал.

Спустя 4 дня я (вчера) вновь посетил своих знакомых (Бондыревых), но ничего интересного не получил, разве только то, что, как видно, мое положение при комиссаре штаба несколько смущает их и заставляет быть осторожными – это последнее вчера особенно бросилось в глаза.

17/IX. Михалевский

Резолюция С.И. Гусева[601]601
  Зачеркнута К.Х. Данишевским.


[Закрыть]: «Тов. Павлуновский. Ввиду моего отъезда я направляю тов. Михалевского в Ваше распоряжение. 21/IX. С. Гусев».

Резолюция К.Х. Данишевского: «К секретному делу».

РГВА.Ф. 6. Оп. 12. Д. 8. Л. 65 с об—66. Автограф синими чернилами.

Резолюции – красная ручка.

№ 3.13

Рапорт Михалевского С.И. Гусеву о неудачной попытке внедрения в белогвардейскую организацию.

24 сентября 1919 г.

Тов. Гусеву

Рапорт

24/IX. 1919 г.

I. Сегодня я был у Бондыревых с целью: а) получить окончательный ответ на мое предложение, т. е. окажут ли и в какой степени доверие мне белые конспираторы и в чем оно конкретно выразится; б) получить надлежащие инструкции и «белый» паспорт – причем оказалось:

II. То лицо «Икс» (или «Иван Иванович»), которое должно было, по устном рекомендовании меня Бондыревым, рекомендовать меня в «конспирацию» и произвести, изложенное в п. 1, выехало из Москвы и, по мнению Пигелау, возможно по двум причинам: а) спасаясь от возможного ареста или б) исполняя очередную обязанность в связи с Деникиным.

III. А потому «т. к. я (т. е. Пигелау) никого кроме его („Икс“) не знаю и политикой совершенно не занимаюсь, то и помочь в Вашем (т. е. моем) желании служить Деникину ничем не могу, кроме, разве что, дам такой совет:

а) если Вы (я) решили действительно служить Деникину – проделайте переход к нему совершенно самостоятельно, причем

б) достаньте на первое время паспорт, возьмите все имеющиеся у Вас документы и данные – как о мерах и действиях большевиков, так и перечень имен их, а также и Вашу рекомендацию, а главное: устройтесь так, чтобы Ваше отсутствие в Москве не вызывало подозрений (например, отпуск) и направляйтесь в Киев, а при изменении боевой обстановки – в Харьков, где явитесь начальнику контрразведки, представьтесь ему, ничего о прошлой своей деятельности не скрывая, и вручите ему то, что будете иметь».

IV. Оказать более реальное содействие Пигелау отказался категорически, т. к. «всегда сторонился всякой активной работы в пользу белых», также отказался взять для передачи мою дислокацию.

V. Я полагаю, что вопрос стоит таким образом: мне следует ехать в Киев (Харьков). Риск этого предприятия мне ясен, но ясны также и те результаты, какие эта поездка дает и получить которые я безусловно смогу – в этом отношении мне необходимы:

1. материальные данные о наших действиях, вообще такие, которые могут дать представление о моей полезности Деникину, и именно в работе для него здесь, в Москве;

2. обеспечение меня царским паспортом на мою действительную фамилию и удобным переходом фронта (Южного или Юго– Западного);

3. месячный отпуск от Вас, т. Гусев;

4. обеспечение меня денежными средствами, чтобы избавить меня между прочим от «белых» денег, которыми я пользоваться ни под каким видом и соусом не буду;

5. снабжение меня вполне «приличным» статским костюмом и пр. и, наконец,

6. детальное инструктирование меня в главнейших возможных фазах моей работы в дальнейшем.

Во изменение предыдущих рапортов добавлю: Бондырев ни юнкером, ни офицером не был; он вольноопределяющийся – в остальном верно; Пигелау – также. Ваше мнение о безвредности этих господ – верно: бесконечно боятся «чрезвычайки» и в сильнейшей степени привязаны к «мирному семейному очагу»; что касается симпатий – то, конечно, остаются те же, что указывал ранее.

Михалевский

РГВА. Ф. 6. Оп. 12. Д. 8. Л. 66–67—67 об. Автограф железогалловыми чернилами.

№ 3.14

Рапорт состоящего при комиссаре Полевого штаба Михалевского С.И. Гусеву о данном ему агентом Деникина поручении

Не ранее 24 сентября 1919 г.

Вчера я был в квартире знакомых моих Бондыревых, где получил от Ивана Ивановича[602]602
  Вписано С.И. Гусевым красными чернилами.


[Закрыть] следующее заверение:

1. Меня рекомендуют активным белым в г. Москве для вхождения в организацию, для чего:

а) я должен доказать свою преданность Деникину тем, что выполню поручение белых в качестве курьера к Деникину и вручу подлинное расположение войск и их количество (красных на Южфронте).

Мое окончательное «вхождение» совершится в течение первых 10-ти дней. Подтверждается наличность в Москве: 1) боевой группы белых, 2) шпионской организации белых и 3) наблюдения.

Задача первой группы – «ликвидация тт. Троцкого, С.С. Каменева (Главкома) и, кажется, Л.Б. Каменева и Склянского – в первую очередь».

Михалевский

РГВА. Ф. 6. Оп. 12. Д. 8. Л. 65. Автограф синими чернилами.

№ 3.15

Письмо И.И. Вацетиса В.И. Ленину с просьбой снять с него обвинение в подготовке военного переворота

Москва

27 октября 1921 г.

Многоуважаемый товарищ Владимир Ильич!

8 июля 1919 года, благодаря стечению каких-то до сих пор неизвестных мне обстоятельств, я был сорван с должности Главнокомандующего и заключен в тюрьму, где просидел в одиночном заключении три с половиной месяца. При аресте мне было заявлено, что будто бы я ни в чем не обвиняюсь, что я даже якобы не арестован, а лишь «изолирован» и поэтому допрашивать меня не будут. На мой вопрос: «Почему я арестован?» – я получил ответ: «По соображениям революционного времени».

Тем не менее, как мне известно, по моему делу было произведено самое форменное следствие, результаты коего мне не только не были предъявлены, но меня даже не познакомили с ними, хотя бы частично. Таким образом, я совершенно был лишен возможности опровергнуть фактическими доказательствами взводимые на меня обвинения, следствием чего явилось то обстоятельство, что каждый мог безнаказанно говорить про меня то, что ему приходило в голову. Немудрено, что после всего этого мое дело было выставлено в таком освещении, которое бросало известную тень на мое имя.

Через некоторое время до меня дошли слухи и о том, что, основываясь на не опровергнутом мною и совершенно мне неизвестном материале, Президиум ВЦИК вынес резолюцию приблизительно такого содержания: «Поведение бывшего Главкома, как оно выяснилось из данных следствия, рисует его как крайне неуравновешенного и неразборчивого в своих связях человека, несмотря на свое положение. С несомненностью выясняется, что около Главкома находились элементы, компрометирующие его. Но, принимая во внимание, что нет оснований к подозрению его в непосредственной контрреволюционной деятельности, а также принимая во внимание бесспорно крупные заслуги его в прошлом – дело прекратить и передать Вацетиса в распоряжение Наркомвоен».

Эта резолюция – приговор была вынесена мне заочно в то самое время, как я был налицо и поэтому имелась полная возможность потребовать от меня объяснений по всему следственному материалу, если бы это было желательно в то время. Этого сделано не было, и Президиум ВЦИК заочно дал мне характеристику неуравновешенного человека.

Подобная характеристика является для меня такой же неожиданностью, как для всякого, кто меня хорошо знает.

Вы меня видели в первый раз в историческую ночь с 6 на 7 июля 1918 года во время левоэсеровского восстания, когда я был приглашен Вами в Кремль для доклада о положении дела в Москве. Разве в тот критический момент я был похож на неуравновешенного человека? Разве я не доложил Вам с полным спокойствием и самообладанием, что до 12 часов дня 7 июля левые эсеры будут разбиты наголову? Разве я не исполнил свой доклад в точности?

А вспомним положение в Казани 6 августа 1918 года. Я с горстью людей оборонялся до последней крайности в штабном помещении, которое я покинул, когда нижний этаж был в руках чехословаков, и в последнюю минуту лично повел кучку храбрецов на штурм Казанского Кремля, захваченного белыми. Разве так действует неуравновешенный человек?

Не откажите припомнить мою дальнейшую деятельность: мои личные доклады Вам о положении на фронтах, план войны, создание армии, фронтов, полевого управления, издание штатов и уставов, одержанные мною победы, как-то: разгром корпуса Довбор-Мусницкого, разгром в Москве левых эсеров, разгром чехо-учредиловцев на Волге, разгром армии Краснова, занятие Украины, Латвии и др., наконец, разгром под Самарой Колчака, причем последняя операция была произведена по плану, лично мною разработанному, и под моим непосредственным руководством по телеграфу. Разве вся эта работа и все перечисленные события могут быть результатом творчества неуравновешенного человека? Наконец, ко всему этому необходимо добавить и установление контакта в действиях с армией Советской Венгрии.

Ознакомившись подробно со всей приведенной здесь моей деятельностью, можно с уверенностью сказать, что военная история всех веков не знает другого примера столь грандиозной работы – как по созданию и организации вооруженных сил страны, так и по специальной эксплуатации этих сил в пространстве и времени, в особенности если принять во внимание всю ту обстановку, при которой эта работа совершалась.

Неужели вся эта работа со своим конечным результатом может быть основанием к характеристике меня как человека неуравновешенного?

В своей специальной работе я, быть может, был до известной степени оригинален и своеобразен и, как таковой, остался не понят. Но от этого обстоятельства до неуравновешенности дистанция огромного размера.

Вторым обстоятельством, фигурирующим в резолюции Президиума ВЦИК как обвинение против меня, является то, что я, будто бы, был неразборчив в своих связях. Этот вопрос я считаю уже всецело вторжением в мою частную жизнь и поэтому подвергать его обсуждению не буду.

Третье обвинение гласит: «С несомненностью выясняется, что около Главкома находились элементы, компрометирующие его». Такое обвинение для меня уже совсем непонятно по своему смыслу и значению. Если это было действительно так, то что же делали и за чем смотрели мои комиссары? Почему никто из них ни разу не указал мне на это обстоятельство и не потребовал удаления этих элементов?

С тех пор прошло более двух лет. За это время было раскрыто много различных контрреволюционных заговоров, однако следов моей неуравновешенности или моих связей в этих заговорах установлено не было и мое имя по-прежнему остается кристально чистым, как оно и было. Все эти (элементы), окружавшие меня и находившиеся при мне, занимают в настоящее время ответственные должности, а некоторые из них даже очень серьезные посты.

Если принять все изложенное во внимание, то я имею полное нравственное право, как человек и сознательный гражданин, задуматься над вопросом: в чем же собственно заключалось мое преступление? На каких основаниях зиждется резолюция Президиума ВЦИК, так жестоко заклеймившая мое доброе имя и умалившая ту грандиозную работу, которую я с полным сознанием и чистою совестью гражданина принес РСФСР? Ответа я найти не могу, а вместо него все более и более убеждаюсь в том, что я теперь оказался в положении большого человека, которого за что-то поставили в угол и тычат на него пальцем.

Не подумайте, тов. Владимир Ильич, что я хочу этим письмом просить какой-либо милости…

Нет. Это письмо я решил написать Вам по соображениям, имеющим очень близкое отношение к вышеизложенным событиям.

Дело в том, что в июле сего года тов. Смилга в товарищеской беседе сообщил мне, что будто бы этим летом в частном разговоре Вы заявили, что в вопросе моего отношения к преследованию разбитой армии Колчака для Вас до сих пор не все ясно, что все-таки, по Вашему мнению, что-то такое было…

Правда ли это или нет, – не знаю, но мне крайне желательно было бы выяснить все встречающиеся недоразумения, на что прошу Вашего товарищеского разрешения.

Как известно, на другой день после моего ареста тов. Смилга заявил в «Известиях ВЦИК», что причиной моего удаления послужило разногласие между мной и командующим Востфронтом тов. Каменевым в вопросе преследования разбитого на Волге Колчака и что будто бы в этом вопросе прав оказался Каменев[603]603
  См. док. № 4.9.


[Закрыть].

Могу смело заявить, что тов. Смилга в этом заявлении совершенно исказил истину. Недоразумение у меня с тов. Каменевым вышло на почве его не вполне удачного командования армиями Востфронта, вследствие чего были по очереди разбиты 3-я, 2-я и 5-я армии. За эти крупные неудачи тов. Каменев был отрешен РВСР от командования фронтом, и за разгром Колчака принялся я сам лично. Лично мною был составлен план операции, который заключался в следующем: постоянными атаками с юга в северном направлении ударную группу Колчака, перешедшую в энергичное наступление ст. Уфы на Симбирск одновременно с войсками, действовавшими севернее Камы, перетянуть в Самарский район и, оторвав ее, таким образом, от войск, действовавших севернее Камы, разгромить здесь отдельно от последних.

Для проведения этого плана в жизнь мною был проведен на должность начальника штаба Востфронта П.П. Лебедев, а общее руководство фронтом я взял лично на себя по прямому проводу из Серпухова.

Мой план удался блестяще. Как известно, ударная группа Колчака была наголову разбита восточнее Самары и остатки ее принуждены были начать поспешное наступление, обнажая левый фланг своих войск, действовавших севернее Камы.

По вопросу о преследовании разбитых армий Колчака были недоразумения чисто тактического характера, а именно: я требовал вести преследование форсированным порядком, отдельными подвижными и гибкими, приспособленными для действий в Уральских горах, авангардами, а не громоздкими дивизиями и армиями, дабы не дать возможности северной группе войск Колчака, каковая была только потрепана, но не разбита, уйти через проходы Северного Урала в Западную Сибирь. Эти авангарды я предлагал усиливать по мере надобности за счет переходивших на нашу сторону в большом количестве войсковых частей Колчака, конечно, проделав с ними предварительно известную подготовку и отбор соответствующего элемента. Это один из выводов революционной тактики, который в данном случае можно было применить с успехом.

Помимо этого я требовал, чтобы остатки армии Колчака были ликвидированы не позже середины августа (конечно, того же 1919 года), не выпуская их из пределов Урала. На это свое требование я получил ответ от Реввоенсовета Востфронта, коим в то время снова командовал тов. Каменев, что эта задача невыполнима ранее поздней осени. Я не мог требовать больше того, что люди могли дать.