Текст книги "Эмбер Глоу: Око Бури (СИ)"

Автор книги: Эмпирика Аттонита

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Эмбер Глоу: Око Бури

Часть I

1

Одинокая фигура в сером плаще неспешно брела по пустынным улицам спящего города. Она несла на плечах солёный запах прибоя, а в полах длинных одежд шелестел свежий солнечный ветер. Подошвы мягких сапог ступали неслышно, почти невесомо, роняя на сизую гладь каменных плит золотые песчинки нездешнего моря. И только чёрный костюм под плащом был вражеского покроя.

Вдалеке за спиной, за лесом стройных бетонных башен, в дымчатом небе угадывались проблески робкого рассвета, но в этой части города, на просторной площади, вымощенной серым кварцитом, было светло в любое время суток.

Свет струился со всех сторон: от белых фонарных столбов, от мраморных статуй героев былых времён, встречавших пришелицу величественным молчанием, даже из-под ног, от незримых ламп, искусно вмонтированных в каменные плиты. Казалось, сам воздух напитан светом, и она шла тихим призраком, не встревожив его. Но на лице под глубоким капюшоном залегла непроглядная тень.

– Стой! – страж в белом сюрко преградил путь, когда она занесла ногу на первую из тридцати трёх широких ступеней, ведущих к Чертогу миротворцев.

Пришелица послушно отступила и застыла на месте в ожидании. Мельком взглянув на стража – белокурого юношу, на чьём по-детски миловидном лице читалось замешательство, – она воспользовалась передышкой, чтобы наконец поднять глаза на величавое здание, покинутое много лет назад.

Всю дорогу она не решалась даже вспоминать его облик и, выйдя на площадь, упорно отводила взор. И вот он перед ней – древний Чертог, исполинский дворец с готическими башнями, чьи вершины теряются в заоблачной вышине.

– Ты не из наших, – неуверенно вымолвил страж. – Эта территория закрыта для посторонних.

Как и в былые времена, несмотря на давно воцарившийся мир, в Чертог Алессиона можно было войти лишь по приглашению в сопровождении миротворца рангом не ниже кейдора. Даже правители и послы никогда не являлись сюда незваными и в одиночку. Хорошо, подумалось ей, что он по-прежнему неусыпно охраняется, хотя поручать столь ответственное задание мальчишке, по виду едва ли достигшему звания дормейда, со стороны Верховного Хранителя было весьма безрассудно.

Словно в ответ на её опасения на лестнице бесшумно вырисовались фигуры десятка других белоснежных стражей, чьи лица полностью скрывали пластины шлемов, и холодные звёзды степенно искрились в наконечниках их копий.

– У меня срочное дело к кейдору Сорли, – предварила пришелица ненужные вопросы, и голос её был приглушённым и глубоким, точно далёкие волны под сводами грота.

Стражи переглянулись, и один из них, носивший серебряный обруч кейдора на предплечье, начал спускаться, не сводя взгляда со странной посетительницы, – она чувствовала, но глаз его не видела под сплошной белизной шлема.

– Кейдор Сорли никого не принимает, – многозначительно сказал страж, когда их разделяло несколько ступеней.

– И всё же я настаиваю… на встрече с любым из присутствующих Хранителей, – таинственной незнакомке нужен был миротворец высшего ранга.

– Назови себя, – в похолодевшем голосе таилось недоверие.

Чтобы его не усугублять, раздумывать пришелица долго не стала и выдохнула скрепя сердце:

– Эмбер. Эмбер Глоу.

Секретный позывной, наспех придуманный для срочных контактов с Виградом Сорли во время войны и сохранённый в памяти миротворцев как раз на такой случай, – он помог ей войти в Чертог. Долго же пришлось ему ждать своего часа. Спутники её, должно быть, были несмышлёными детьми в те дни, когда имя это обитало здесь вместе со своей обладательницей.

Окружённая стражами, точно опасная пленница или правящая особа, Эмбер осторожно ступала по зеркальным плитам мраморных коридоров и просторных залов, будто по тонкому льду, и с каждым шагом всё более хрупким казался ей собственный душевный покой. Покой, на обретение которого она потратила столько лет и теперь так боялась потерять.

2

– Эмбер Глоу, надо же, – голос высокого человека в белой мантии с синими узорами, вышедшего навстречу, был холоден и резок. – Не думал, что тебе хватит наглости прийти сюда снова.

Она глубоко вдохнула, стараясь сохранять прежнюю невозмутимость. Покой, только покой. Отрешённое бесстрастие – вот вершина устремлений. Но почему из всех Хранителей, которые могли её выслушать, явился именно этот – Кадмар Огаро, который более прочих питал к ней недоверие и непримиримую неприязнь?

– У меня были на то причины, – тихо молвила странница.

– Кто бы сомневался. Ты всегда принимала Чертог за дом призрения.

А он постарел, отметила Эмбер. Смоляные волосы припорошились проседью на висках, меж хмурых бровей залегли глубокие морщины.

– Я здесь не ради себя. Это касается… Могу я сперва поговорить с Вигом… кейдором Сорли то есть?

– Нет, – обрубил Огаро, явно не настроенный объяснять причину.

– Тогда с Верховным Хранителем. Это дело чрезвычайной важности.

– Я – Верховный Хранитель.

Никакого удивления – и досады тем более! Покой, только покой. Вот так. Вдох-выдох.

– Тогда… можем мы поговорить наедине?

Помедлив, собеседник нехотя кивнул остановившимся поодаль стражам, и, когда стихли шаги за закрывшейся с гулом дверью, воцарилась напряжённая тишина.

Скрестив руки на груди, Верховный Хранитель ждал, буравя незваную пришелицу тяжёлым взглядом, который красноречиво свидетельствовал о том, сколь безрассудно испытывать его терпение.

А Эмбер, растеряв все слова, не могла решиться заговорить. Не так, совсем не так представляла она этот день – день возвращения, неизбежность которого до последнего отказывалась принимать. С тех пор как необходимость предупредить миротворцев стала очевидной, давно вытравленные воспоминания закрались в умиротворённый разум непрошеными гостями, и только одно из них вселяло непоколебимую надежду – то, что было о Виге.

Сердце, давно не ведавшее тревоги, приученное к постоянству неспешного ритма, заныло от позабытого чувства.

Она окинула взглядом высокие своды зала, украшенные изящной, но строгой резьбой, пастельные витражи стрельчатых окон, чья аскетичная геометрия причудливым образом сгущала в помещении естественный свет.

Свет… Тот же самый, что призрачным мерцанием вёл её в гибельных лабиринтах Иссота, что сиял на сиреневых волнах безмятежного Элестрена. Тот, что отверз ей очи, ослеплённые вражеским мороком в гроте Менауту, и даровал прозрение ожесточённому сердцу в межзвёздной тишине Пустоши Гаратина. Разные планеты, разные солнца – но Свет один, незримо и неусыпно бдящий над всеми своими творениями, сколь бы далеко во тьму они ни забрели.

Она не пришла бы сюда, не будь на то высшая воля – или милосердное позволение. Эта мысль развеяла тени сомнений в душе Эмбер.

– Ауроригу грозит опасность. Снова.

– Пока я вижу только одну.

В былые времена она закатила бы глаза и сжала кулаки, скрежеща зубами со сдавленным рыком, а ещё раньше и не попыталась бы сдерживать гнев. Но всё это осталось далеко позади: было решительно и бесповоротно отринуто вместе с прежней жизнью, привычками и именем.

– Я знаю, кейдор Огаро, вы всегда относились ко мне с подозрением, – Эмбер подбирала слова осторожно, опасаясь нечаянной иронии, – и не рассчитываю на снисхождение. Честно сказать, ваша взыскательность достойна уважения. Но обстоятельства требуют оставить личную неприязнь и судить беспристрастно… как и подобает миротворцам.

Хмурые брови Хранителя возмущённо вскинулись, в иссиня-чёрных глазах сверкнуло негодование. Но пришелица оставалась спокойна: её слова шли от сердца, а сердце было свободно от прежних обид. Недаром же столько лет взращивала она в себе смиренное всепрощение, стремясь достичь искренней любви ко всему сущему.

Эмбер продолжала, пока губы Хранителя оставались поджатыми:

– Простите, если чем-то задела вас, но времени действительно мало. Мне открылось грядущее, и оно таит страшную беду. Я расскажу всё, что знаю, и в ваших интересах поверить мне…

Огаро недобро сощурился.

– ...учитывая подобный опыт в прошлом.

Вопреки опасениям, Верховный Хранитель не разразился упрёками, а медленно приблизился к Эмбер и в тягостном молчании долго сверлил её антрацитово-суровым взглядом. Наконец он заговорил, и тихий голос его полнился не гневом, но горечью:

– Будь добра, сними капюшон, посмотри мне в глаза и скажи, что Виград Сорли погиб не от твоей руки.

3

Бледно-розовый вереск на геометрически правильных мраморных клумбах источал аромат тихой печали, и за сенью серебристых ветвей, сплетающих над каменистыми тропами кружевные арки, виднелось безрадостно-туманное небо. Строгость линий и форм аккуратно подстриженного сада, что раскинулся позади дворца, не нарушала, а подчёркивала гармонию природы, выражая идею умеренности и равновесия.

Но равновесие Эмбер поколебалось самым прискорбным образом, и казалось, что весь окружающий мир, чуткий к малейшим волнениям мира внутреннего, затаился в опасливом ожидании. В голове не стихали отголоски недавней беседы с Огаро, и непрошеные воспоминания осаждали растревоженный разум с новой силой.

Виград Сорли привёл её к миротворцам во время последней Бури. Он поверил ей без колебаний, однажды и навсегда – и вера его была твёрже камня, куда твёрже, чем её собственная. Всегда и во всех он стремился разглядеть светлые побуждения души и оправдать недостатки. И никогда не терял надежды.

Бесстрастный, но неравнодушный, непоколебимый в своих убеждениях и принимающий других такими, какие они есть, Виг являл собой образ истинного миротворца. Образ, исстари прославляемый в древних легендах Аурорига и всех просвещённых миров вплоть до самых туманных окраин.

Виг… никогда не был для Эмбер ни другом, ни наставником, ни даже хорошим приятелем. И всё же в целой Вселенной она не знала никого более близкого. Кроме, может быть…

– Беместа! – задумавшись, она не услышала шагов, и знакомый голос поразил внезапностью.

– Тью… ди!.

У Эмбер перехватило дыхание, когда её без предупреждения сгребли в охапку и стиснули в богатырских объятиях.

– Тьюди, постой! Ты мне все кости переломаешь…

С трудом высвободившись из крепкой хватки, Эмбер наконец рассмотрела верзилу. Зелёный фартук поверх серой робы, простецкие сапоги по колено, мозолистые натруженные руки. Черты немного огрубели, но в остальном это был такой же ребёнок, большой мускулистый ребёнок с кротким взором круглых васильковых глаз и длинной чёрной кудрявой шевелюрой.

– Беместа! Сколько лет прошло! Это и вправду ты? Или я снова вижу сон? Нет, сны не бывают такими костлявыми.

Эмбер невольно улыбнулась. Тюдюаль Балдвинус, которого насмешливые языки величали Болванусом, из-за скудных способностей к рациональному познанию навсегда остался доралихом, то есть миротворцем-учеником. Определённый в юности на должность садовника, все эти годы он исправно исполнял свои обязанности, скромные и нехитрые только с виду, и всецело довольствовался этой участью. Сама доброта и простота, по-детски чистая, не омрачённая губительным ядом житейских страстей, не отягощённая бременем суетных знаний.

Нет, он вовсе не был глупцом. Он, как и Виг, был в душе истинным миротворцем. Ведь, чтобы быть миротворцем, нужно прежде всего хранить мир внутри себя.

Правда, в отличие от остальных, у Тьюди не было иного выбора.

– Тьюди, я говорила тебе, я не беместа. Во-первых, ранг беместы давно упразднён, во-вторых, я не миротворец и никогда им не была. А в-третьих… Ну, ты же помнишь, бемест в Чертоге не жалуют. Всуе не поминают.

– Ну и что с того, что среди разрушителей было много бемест? И дормейды, и кейдоры были в их рядах. И доралихи даже. Что же теперь, считать наши звания бранными словами? – рассмеялся садовник. – Для меня беместа, как в древности, – это странствующий миротворец.

– Но я не…

– Ты – странница, и у тебя столько имён, что все и не упомнишь. А нынешнее – вообще не имя, а пароль. Паролями не бросаются. Как прикажешь себя величать тогда, а? Беместа…

Они долго сидели в саду, прямо на недостриженном газоне под сенью кружевных серебристых ветвей, и Тьюди без устали вещал обо всём, что случилось в Чертоге после её ухода.

О старом Бево Беато, прежнем Верховном Хранителе, ушедшем на покой вскоре после окончания войны. О наплыве доралихов после Бури – несмотря на громадные потери, понесённые не только миротворцами, но и простыми жителями, люди со всего Алессиона и других планет стали отдавать детей на служение Чертогу, так что он даже не мог всех вместить. Более же всего – о любимом саде, в котором ему была знакома каждая травинка.

К счастью, возвращение «беместы» отчего-то не казалось ему из ряда вон выходящим событием, и Тьюди не интересовался его причиной. Может, и вправду считал её странствующим миротворцем из древних легенд?

Поглядывая на собеседника из-под глубокого капюшона, чей покров одаривал тенью утерянного спокойствия, Эмбер настойчиво внушала себе, что иного выхода не было. Что она правильно поступила, некогда искалечив его судьбу и погасив в юном доралихе искру стремления к познанию.

Ибо видение грядущего полыхало заревом пожаров и взрывов куда более разрушительных, чем во время Бури. А разжигателем их был воин чудовищной силы, развращённый безграничным могуществом и снедаемый неутолимой жаждой запретной мудрости, Доэтваль Бальдевейн, в чьём облике ещё явственнее, чем в имени – с беспощадной безошибочностью – угадывался несчастный Тьюди.

4

– …и Кадмар подумал на тебя? Ну, уж это он загнул. Хотя… это же Кадмар.

Тьюди, конечно, рассказал и о Виге. Некогда неразлучный с доралихом, он лишь изредка заглядывал в сад, словно избегал его теперь, и Эмбер не могла не винить себя за это.

Так что подробностей случившегося Тьюди не знал. Только слышал, что Виграда последнее время терзала неясная тревога, и он подолгу пропадал на пустынных окраинах. А накануне получил сообщение, заставившее его немедленно покинуть Чертог.

Следы его оборвались над сумрачным Иссотом, чьи густые туманы поглотили сигнал небесной ладьи Хранителя, и миротворцы, отправленные на поиски, не нашли даже её.

– Иссот? – встрепенулась Эмбер. – Огаро об этом не говорил.

На выглянувшем из-под капюшона лице застыла озабоченная рассеянность. Руки странницы, всё ещё сидевшей со старым приятелем на газоне, начали невольно щипать недостриженную траву.

– А что он сказал? – вздрогнул Тьюди, подсознательно уловив беспокойство собеседницы.

– Иссот, вот оно что… Тогда всё встаёт на свои места… А, что сказал? В сущности, даже меньше, чем ты. Но ещё – о том сообщении…

– И что в нём было?

Медля с ответом, пришелица понурилась, закрыла глаза. Глубже вдохнула печаль бледного вереска, поёжилась от пробежавшего холодка, вслушалась в тревожное бормотание серебристых ветвей. Погрузилась в тягостные раздумья…

– Эмбер Глоу!

Неожиданный оклик заставил её резко обернуться.

Налетевший ветер сорвал капюшон с головы, ослепил на миг, растрепал волосы, упавшие на лицо, – и, когда она вновь открыла глаза, собственные янтарные пряди были единственным, что обладало цветом в поблёкшем вдруг мире. Окружающее расплылось, отдалилось, начало двоиться…

У странницы перехватило дыхание на долю секунды: будто Вселенная покачнулась.

Покачнулась, но осталась прежней.

– Простите, а… Вы правда Эмбер Глоу? – окликнувший её страж, тот самый мальчишка со ступеней, смотрел на неё сверху вниз и выглядел ещё более озадаченным, чем наутро.

Кажется, ни он, ни Тьюди ничего не заметили, и, потерев глаза, Эмбер снова увидела мир в прежних красках.

– Просто… – миротворец, рассматривающий её с интересом, замялся.

– Что, хорошо сохранилась со времён Бури, а? – в отличие от него, Тьюди за словом в карман не лез.

– Не так хорошо, как кажется, – усмехнулась Эмбер, толкнув его плечом.

– Ну, исхудала немного, не беда. Откормим, не в первый раз.

Одинокий смех верзилы быстро стих, и страж, окончательно стушевавшись, протараторил:

– Хранитель зовёт вас.

Молча кивнув старому знакомому, пришелица послушно встала и, накинув умиротворяющий капюшон, последовала за миротворцем.

– Беместа, так что же было в сообщении? – крикнул Тьюди вслед.

Страж удивлённо глянул на спутницу, но та не остановилась и не обернулась. Лишь плотнее надвинула капюшон и тяжело выдохнула:

– Эмбер Глоу. Мой позывной.

Ступая на шаг позади юноши по узкой садовой дорожке, пришелица снова погрузилась в размышления. Зрение не раз подводило её в прошлом. И только Виг помог ей восстановить помрачённую ясность восприятия.

Исцеление телесных очей, милосердно дарованное Светом вкупе с прозрением смежённых очей ума, спасло её от неминуемой гибели. И разве только её одну…

Она бережно хранила эти дары, проводя время в безмятежном созерцании на безоблачно-ясном пляже Элестрена, чьё сиреневое солнце неподвижно застыло над морем. Здесь дни не сменялись ночами, а таяли в шуме неторопливых волн, в мерном течении неуловимых часов.

Это был таинственный мир, куда странница попала через портал в священных руинах крохотного острова на планете Алессион – скрытое измерение, затаившееся под самым носом шумной столицы. Бево Беато направил её туда после Бури, зная, какую боль она в себе носила.

Она устремилась к Свету всем своим существом, подобно скудной и бледной поросли среди золотых песков отшельнического мира, избранного ею для уединённого совершенствования. Глядя на редкие травинки, чудом взросшие на сухой почве и непрочно держащиеся за неё крохотными корешками, она училась видеть в себе подобное создание: бренное, ничтожное, беспомощное в отсутствие живительного Света, но всё же взращённое и хранимое Им.

«Без Света я – только прах, возомнивший о себе невесть что. Пыль, метущаяся на ветру и рассеивающаяся без остатка…»

Она очистила разум от праздных мечтаний и весь свой гнев обратила против тёмных страстей, гложущих душу подобно голоду. Но этот голод, это стремление к безграничному – знанию, величию, могуществу – победила неизмеримая Премудрость Света, обличившая тщету суетных вожделений…

Безмятежность и беспечальность… Она обрела мир. Подлинный мир, мир в душе, а не тот, которым хотела когда-то владеть – преходящий и зыбкий, точно сон. Неужели нынешний разлад растревоженных памятью чувств отнимет у неё всё, чего она достигла?..

5

– Дормейд Азенориг Клет.

– А? – Эмбер забыла, что не одна, и, миновав бесшумную раздвижную дверь, чуть не врезалась в спину остановившегося стража.

– К вашим услугам. Можно просто Норик.

– Ага.

Только сейчас, очнувшись от раздумий, она сообразила, что стоит в одном из верхних залов Чертога. Высокий купол, поддерживаемый грациозными колоннами, огромные арочные окна, белые кучевые облака, застывшие в бесцветных орнаментах витражей.

– Простите, что не представился сразу... не хотел отвлекать, – спутник заметно нервничал, и ожидание, очевидно, было ему в тягость. – Хранитель должен быть с минуты на минуту.

Конечно, они поднимались сюда на лифте, а Эмбер даже не помнила как. Она нахмурилась: эта рассеянность не к добру. Залог безмятежности и бесстрастия – сосредоточенное созерцание. Не привязываться к миру и вовсе игнорировать мир – не одно и то же.

– Твоё смятение достигло вершин, – тёплый голос, раздавшийся за спиной, был полон сочувствия.

– Хранитель Беато, – разом обернувшись, странница со стражем склонили головы.

Он стоял у высокого арочного проёма, залитый ослепительной белизной невыразимо ярких лучей, что струились сквозь распахнутые витражные створки. Мгновение – и створки закрылись сами собой без единого звука, вернув окну прежний вид.

Только тогда Эмбер разглядела его: бывшего Верховного Хранителя, который возглавлял Чертог во время Бури. За двадцать лет почтенный Бево Беато мало изменился. Разве что вместо расшитой золотом белой мантии на нём теперь было простое серое одеяние, а собранные в хвост волосы стали ещё длиннее и совершенно поседели. Но голос, неизменно пронизанный состраданием, от которого сжимало сердце, и пронзительно-ясные глаза были прежними.

– Времени действительно мало… Эмбер, – Бево Беато помедлил, произнося имя, и надолго задержал на её лице изучающий взгляд.

У странницы пробежали мурашки. Беззащитность, обнажённость перед чужим сознанием – вот что это было за ощущение, но не холодное и устрашающее, а наполняющее спокойствием и теплотой. В прежние времена она отвела бы глаза – но не теперь. Теперь ей нечего было скрывать и нечего стыдиться.

– Угроза, что привела тебя к нам, велика.

– Вы знаете? – вырвалось у Эмбер невольно.

– О да, – старый Хранитель улыбнулся одним взглядом, – Кадмар сказал.

«Поверил, значит», – удовлетворённо отметила про себя странница. Сразу бы так, а то нет ведь, сперва все нервы извёл. Впрочем, это же Кадмар…

– Слышишь, как поднимается ветер в тихом саду? Вдали от города, на окраинах, уже бушует ураган. Поспешите, пока он не замёл последние следы.

Страж, переминаясь с ноги на ногу, в недоумении переводил взор то на странницу, то на старого Хранителя.

– Храни мир, юный Азенориг Клет, и ты тоже услышишь. И ты… Эмбер, – Бево Беато посмотрел на неё пристально и строго, – ты услышишь гораздо больше, когда наконец замолчишь. Когда умолкнут твои беспокойные мысли.

– Если честно, я ничего не понимаю, – потупившись, прошептал страж.

– Вы друг другу под стать, – тихо усмехнулся старый Хранитель. – Дети.

А Эмбер молчала. Молчала и старалась вернуть прежний покой. Прочь тревоги, прочь суета. Никаких мыслей, никаких страхов. Безоблачный ум, словно сиреневое небо над Элестреном. Ясность. Свет… Вдох-выдох.

«Мне так много вам нужно сказать, Хранитель, – воскликнула она про себя с горькой досадой, – я так ошибалась…»

Внутренний вопль гулко разнёсся в затихшем разуме, будто под сводами грота.

«Знаю. Мы все ошибались».

Тёплый голос, полный умиротворения, прозвучал в её голове, но Эмбер не подала виду, продолжив отгонять лишние мысли с новым упорством.

«Мы ошиблись, положившись на себя и забыв о премудрости Света, которому ведомы все пути. В своём заблуждении мы полагали, что спаслись от бед – и то, что грозит нам теперь, да будет нам всем уроком», – мысленно молвил Бево Беато.

«То есть… Буря разразится снова?»

И всё, что она сделала, было напрасно? Все эти годы были пустой тратой времени?!

Бево Беато опустил руку ей на плечо.

– Путь к Свету лежит во тьме, и на пути к миру – легионы врагов. Но, встав на него, иди до конца. Иди по узкой тропе над пропастью и твёрдо знай, что, если сорвёшься и в бессильном отчаянии, падая в бездну, с надеждой протянешь руки, Свет не оставит тебя. Никогда.

«…пока ты не отвернёшься от него», – про себя добавила Эмбер.

– Дормейд Клет, – Бево Беато повернулся к стражу, и тот вытянулся струной. – Ты давно рвался прочь из Чертога, не так ли? Легенды о древних беместах с детства тебя восхищали, и ты всей душою некогда жаждал если не стать беместой, то хотя бы вживе увидеть одну из них. Что ж, юноша, «мечтай осторожно, ибо мечты исполняются». Так говорил наставник Сорли, верно? Твоё сердце не знает покоя с той поры, как он исчез. Так обрети же утраченное: найди его, сделай то, что не удалось другим миротворцам – и прими всё, что выпадет на твою долю, безропотно и смиренно.

Страж растерянно поморгал.

– Ладью ты найдёшь готовой, а спутница укажет направление. Теперь поспешите – и будьте безжалостны. К вражеским наваждениям и соблазнам – но не к врагам.

Раздвижные двери за спиной распахнулись, и Эмбер со стражем, поклонившись, направились в коридор.

«А что… что мне делать?» – обернувшись, спросила странница взглядом, но увидела только тающий свет, струящийся сквозь закрывающиеся витражные створки окна.

«Выучи урок».

6

Миновав путаные изгибы коридорных пролётов, залитых ярким светом люминесцентных ламп, они вошли в скоростной прозрачный лифт в глубоком безмолвии, ибо каждому было, над чем поразмыслить.

Отделанные снаружи искажающим свет материалом и потому невидимые, между башнями Чертога сновали антигравитационные платформы и лифты, позволяющие перемещаться от одной вершины к другой, не спускаясь вниз. Таков, очевидно, был путь в затворнические покои Бево Беато – не в небесах же он жил, в самом деле. По крайней мере, не в прямом смысле.

Готические башни Чертога извечно тонули в облаках: то в кучеряво-белокурых, как растрёпанная шевелюра растерянного мальчишки, то в сизо-туманных, порою сгущавшихся в непроглядную мглистую хмарь. И даже когда прояснялось, то снизу, с площади, их вершин нельзя было разглядеть: они уходили в самое небо.

И Эмбер понятия не имела, насколько высоко. Лифт стремительно поднимался мимо белых облаков, но в какой-то момент башня... закончилась. Странница посмотрела наверх сквозь прозрачную крышу и обомлела: над ней в темнеющей синеве засияли звёзды. А лифт всё не останавливался.

Прежде Эмбер не бывала в Небесной гавани Чертога, куда, без сомнения, они направлялись: во время Бури гавань вместе с вершинами белых башен была разрушена, и миротворцы пользовались городским причалом. Но того, что открылось за раздвижными дверями, она и вообразить не могла.

Необозримая круглая площадь, кипящая гулом шагов и гомоном разговоров, рокочущая шумом моторов и дребезгом всевозможных механизмов. Тут и там сновали техники в рабочих комбинезонах и касках, связисты с трескучими рациями и конструкторы в лабораторных халатах.

На судовой платформе стройными шеренгами выстроились серебристые небесные ладьи. Гладкие сияющие борта со сложенными вдоль продолговатого фюзеляжа крыльями, они походили на спящих остроносых птиц.

– Похоже, нам туда, – страж неопределённо махнул рукой и направился к ладьям.

Эмбер, с любопытством озираясь по сторонам, последовала за ним.

Они шли между рядами судов, от крохотных шлюпок к небольшим канонеркам, и у странницы дух захватывало от громадности и великолепия гавани, укрытой высоким куполообразным сводом, но ещё больше – от того, что виднелось далеко впереди, за прозрачной стеной.

Непроглядная глубина чёрного космоса.

Она совершенно отвыкла от этого пейзажа… и только теперь осознала, как сильно по нему скучала.

– Не могу не отметить, что я решительно не согласен с Хранителем Беато, – суровый голос Кадмара Огаро вернул Эмбер к реальности.

Он стоял в своей обычной позе, скрестив на груди руки, возле серебристой канонерки с надписью «Квикстарт», чьи днище и нос были выкрашены антрацитом.

– Конечно, он достиг покоя и превосходит мудростью прочих Хранителей, но… и он не лишён способности ошибаться.

Странница кашлянула, многозначительно покосившись на стража. Всё-таки негоже перед ним обсуждать спорные решения начальствующих.

– Уверен, дормейд Клет поступит правильно, если столкнётся с чем-то, противоречащим заветам Чертога, – процедил Огаро не менее многозначительно. – Или с кем-то.

Неуловимым жестом он вынул длинный свёрток и, небрежно сбросив тряпичную упаковку, протянул юноше изящное складное копьё с голубой звездой в наконечнике. И прежде, чем поражённый дормейд успел вымолвить слова благодарности, добавил ещё один предмет, и вовсе лишивший того дара речи. Серебряный обруч кейдора.

– Только на время миссии, – предупредил Огаро, – ты ещё не завершил обучение, помни об этом.

Впрочем, во время Бури кейдорские обручи на обеих руках носили и дормейды, и доралихи – и успешно пользовались ими. Военное время обязывало.

Отпущенный жестом, страж кинулся на борт по выдвижному трапу, точно ребёнок, вырвавшийся на прогулку после домашнего заточения. И Эмбер, получившая в напутствие лишь ледяное молчание, неспешно последовала за ним. Но что-то давно позабытое настырно зудело в душе, какая-то ехидная смешливость, дрожащая на губах кривой ухмылкой.

– Не боитесь за ученика?– бросила она, не оборачиваясь – и совершенно не узнавая себя. – И как вы только решились отпустить его со мной…. учитывая прошлый опыт?

Но трап за её спиной сам собою поднялся, оставив бессильное негодование Верховного Хранителя позади.

7

Чему она не научилась в отшельничестве, так это терпимости к людям. Очевидно, Свет послал ей это испытание для вящего совершенствования.

– Поверить не могу!.. Вы и вправду сражались вместе с кейдором Сорли?!

– Ага.

«Вместе», – невесело усмехнулась про себя странница.

Горечь непрошеных воспоминаний исказила лицо болезненной гримасой. Спасибо капюшону, что скрыл это от восторженного мальчишки.

С тех пор как ладья, взмыв под самый купол, стремительно покинула гавань, Эмбер только и делала, что отмахивалась от нескончаемых вопросов. Дар речи вернулся к спутнику быстро – стоило ей ввести координаты Иссота в бортовой компьютер.

– Неужели Иссот, тот самый?! Форпост разрушителей! А вы видели их? Впрочем, конечно, что это я… Расскажите о Буре! Я столько читал, но услышать из первых уст… А вы правда беместа?

Руки её, лежащие на штурвале, непроизвольно напряглись – так, что побелели костяшки пальцев.

Странница давно не бывала в плавании, но прежний навык вернулся с удивительной быстротой. Впрочем, штурман из неё всегда был не ахти, и она чувствовала себя свободно только во время автоматического сверхсветового движения по межзвёздным тоннелям, насквозь пронизывающим Вселенную. Пока же они были слишком близко от Алессиона, где нужно было вести ладью самостоятельно, а в черноте за прозрачным лобовым стеклом мог ненароком вынырнуть какой-нибудь корабль. Так что Эмбер при всём желании не решилась бы отвлечься на пространную беседу.

А желания у неё не было ни на грош.

– Я… я понимаю… не буду вас отвлекать, – страж наконец осознал причину её молчания и убрался из кабины.

Ладья модели «Квикстарт» была в обиходе ещё во время Бури. Виг называл её «трясогузкой». Удалившись от планеты на безопасное расстояние и потянув рычаг переключателя скорости, Эмбер вспомнила почему.

– Ай-я! – раздалось из пассажирского отсека.

– Держись!

Тугой рычаг подался со скрипом, нехотя переводя ладью на сверхсветовую скорость, и от этого промедления судёнышко трясло нещадно. Всё дребезжало и гудело, так что Эмбер всерьёз испугалась, не развалится ли ладья на части.

– Кадмар специально подсунул нам это корыто? – прошипела она, когда сработали стабилизаторы и чернота космоса сменилась коридором яркого фиолетового вихря. Но тут же осеклась.

Это было, было в прошлом, точно так она вела себя с Вигом, – но она изменилась, освободилась от гнева, отринула даже безобидные эмоции, чтобы достигнуть спокойствия – и бесстрастия в перспективе. И вот всего-то за несколько часов общения с миротворцами докатилась до презренной несдержанности.

Неужели и впрямь результаты многолетней аскезы пойдут прахом?

Оставалось надеяться, что страж её не услышал.

– Да уж, кейдор Огаро мог бы подобрать что-то поновее, – спутник вполз в кабину, держась за кресла одной рукой, а другой потирая ушибленную голову, и Эмбер с досадой осознала, что надежда не сбылась.