Текст книги "Первое задание (СИ)"

Автор книги: Edelven

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Локи, ну пожалуйста!

– Нет.

– Ну, хочешь, я на колени встану? Я должна ехать, там люди умирают!

Он наклоняет голову к плечу и задумчиво смотрит на меня:

– На колени? Добровольно? Давай, я жду.

Так. Выдохнуть. Я делаю это потому, что иначе не получается.

Я ставлю стакан с недопитым кофе на хвост Фаера и, борясь с комком в горле, опускаюсь на одно колено.

– Хватит, поехали.

Мы рванули с места так, что стоящие на земле стаканчики опрокинуло волной воздуха из выхлопных труб.

Локи летел, как будто за нами черти гнались. Ну или эти, как их там, читаури. У госпиталя я оказалась через двадцать минут.

Спрыгнув с пассажирского места, я на бегу сорвала с головы шлем и расстегнула куртку. К черту Локи. К черту унижение. Я должна помочь пострадавшим.

Я влетаю в приемный покой и попадаю в кромешный ад из криков, стонов и отборного мата. Но самое страшное – это запах. В приемном покое госпиталя скорой помощи остро пахнет смертью, которая уже обосновалась здесь и скалится, чувствую новую добычу. Хрен тебе, карга с косой.

– Линда! Сколько пострадавших?

– У нас уже около пятидесяти, тяжелых двадцать шесть.

– Агата! Бегом мыться и в четвертую операционную! Там уже стоит бригада, срочно нужен травматолог!

– Бегу!

Бросив шлем и куртку в ординаторской, я рванула в четвертый блок. Быстрее, быстрее... мыться, костюм, халат...

Влетаю в операционную. Боги великие... тьфу, блин. Травма живота, конечностей. Позвоночник цел. Хорошо. Работаем.

*на фотографии – Honda Shadow Spirit 750. Как мне кажется, Царица Асгарда могла бы ездить на таком мотоцикле...)) http://s019.radikal.ru/i634/1210/3e/8ce366722428.jpg

**Поворот с коленкой – выполнение поворота на мотоцикле, при котором колено пилота касается земли. Очень опасный прием, которым пользуются профессиональные мотогонщики. http://s47.radikal.ru/i115/1210/f8/5fa7f72184d0.jpg

====== 23. Никто не может помочь. ======

Никто не может нам с тобой помочь,

Никто не скажет вслух такого слова,

Чтоб перестала причитать над нами ночь,

Набросив на сердца свои оковы,

Никто не может нам с тобой помочь...

Никто не может нам смотреть в глаза

Боятся утонуть в чужой печали.

Мы оказались тоньше хрупкого стекла,

А все считали – мы из равнодушной стали,

Никто не может нам смотреть в глаза.

Никто во всей Вселенной не спасет,

Никто во всей Вселенной не поможет,

Я поклонюсь тебе, благодаря за все,

Благодарю за все...

Но все же...

Никто не может нас остановить,

Мы разбросали камни и собрали,

Не надо сладких песен о большой любви,

Ни друг, ни враг ее в лицо не знали!

Никто не может нас остановить...

Никто во всей Вселенной не спасет,

Никто во всей Вселенной не поможет,

Я поклонюсь тебе, благодаря за все,

Благодарю за все... Но все же...

Династия Посвященных – Никто. Стихи – Маргарита Пушкина.

Я лежу на кушетке в ординаторской и смотрю в потолок. Надо хоть немного отдохнуть. Главное – не заснуть, не потерять концентрацию. Почти сутки без сна. Шесть операций, из которых я ассистировала только на двух, остальные вела сама. Ощутимо начинает побаливать поврежденное запястье. Все-таки не зажило еще, хотя как таковых симптомов повреждения не было. Руки не дрожат, и ладно. Как же я устала...

– Девочка, ты как?

– Держусь.

– Устала? Как рука?

– Тянет. Что у нас, кто-то остался?

– Да, полчаса назад привезли. Девочка, лет шестнадцать или около того. Вытащили из-под завалов. Травмы серьезные, сейчас ее готовят к операции. Сможешь ассистировать?

– Куда я денусь. Есть еще кто-то свободный?

– Сэм едет сюда от родителей, звонил, что въезжает в город. Как приедет – сменит тебя.

– Хорошо, спасибо.

– Отдыхай, еще минут пятнадцать есть.

– Что с девочкой-то? Как зовут хоть знаем?

– Зовут Джейми Линн. Ее придавило бетонной плитой, так что там все вместе – и тазовые кости, и ноги, и позвоночник в поясничном отделе. Спинной мозг вроде цел. По повреждениям внутренних органов информацию пока не видел, но предполагаю, что там.

– Ох, проф... нехорошее у меня предчувствие.

Профессор встает с кресла и грозит мне пальцем.

– Через пятнадцать минут в двойке.

– Есть!

Смерть все-таки забрала свою добычу. Мы бились больше четырех часов. Я не ушла из операционной и продолжала работать рядом с Сэмом. Через четыре часа двадцать шесть минут профессор Стивен Уондер констатировал смерть пациентки.

Мы вышли из оперблока и, дойдя до ординаторской, рухнули кто куда. Перед моими глазами стояло лицо этой девочки. Маленький носик, тонкие черты лица, каштановые кудряшки, обрамляющие лоб. Абсолютно беззащитная, ангельская... через несколько лет стала бы писаной красавицей и разбила бы не одно сердце... Мы ничего не смогли сделать. Я не смогла. Хоть профессор сейчас и говорит, что никто не виноват, что организм просто не выдержал, что полученные травмы были несовместимы с жизнью... я не смогла. Я не смогла помочь ей остаться в живых. Я снова уступила проклятой старухе с косой. И сердца мальчиков останутся целыми, потому что Джейми им не встретится...

– Надо сказать матери. Она здесь.

– В каком отделении?

– Она не пострадала – была на работе, когда все случилось. Сейчас сидит в приемнике.

– Кто пойдет?

Мы смотрим друг на друга и становится понятно, что по доброй воле никто в глаза матери, потерявшей ребенка, не посмотрит. И просить профессора ввиду его старшинства – дохлый номер.

– Кинем жребий? – Сэм вытягивает три шпателя* и отламывает одному кончик.

Не повезло мне.

Я поднимаюсь и медленно выхожу из ординаторской. Взяв в процедурном готовый шприц с успокоительным – мало ли, как отреагирует -, я вошла в приемный покой. Мать Джейми среди сидящих на стульях ожидающих родственников я узнала сразу – сходство было огромным. Было...

– Добрый вечер. Родители Джейми Линн здесь?

– Да, это я! – женщина вскакивает и бежит ко мне. Останавливается, утыкаясь в ограждение поста.

Я поворачиваюсь к охраннику:

– Пропустите. Идемте со мной, миссис Линн.

Зайдя в комнату для первичного осмотра, я предложила ей присесть на кушетку, сама приземлилась на стул напротив. Ноги твердо меня не держали.

– Что с моей девочкой? Как она? Я знаю, что ее привезли к вам!

– Да мэм, ее доставили к нам в критическом состоянии...

– Мне сказали, что ее оперируют! Операция закончилась, что с ней? Сказали, что у нее перебиты ноги, она будет ходить?

Я смотрю в безумные, полные слез глаза этой женщины. Как ей сказать, что ее дочь умерла, вот как?! Что может испытать мать, пережившая своего ребенка?! Боже... я не могу... как...

Я набираю воздуха в легкие и... выдыхаю. Еще раз. Агата, ты должна. Это твоя профессия. Люди будут умирать всегда.

– Ваша дочь поступила к нам в критическом состоянии. Ее травмы были несовместимы с жизнью, мы ничего не смогли сделать. Ваша дочь скончалась во время операции.

Все. В голове образовывается звенящая пустота.

Женщина поднимает на меня глаза. По ее лицу текут слезы, образовывая две дорожки на скулах. Она сжимает руками сумку и мотает головой:

– Нет, этого не может быть. Вы ошиблись! Моя девочка жива!

– Мне очень жаль, но ошибки быть не может. Примите мои...

– Нет! Я вам не верю! Она жива! – женщина вскакивает с кушетки и кидается в мою сторону.

– Мэм, успокойтесь, сядьте.

– Вы убили ее!!! Убили мою девочку!!! Если бы вы ее не оперировали, она была бы жива!!!

– Без операции у нее вообще бы не было шансов. Мы делали все, что смогли, мэм...

– Я вас ненавижу!.. – женщина кидается на меня. Я успеваю сделать шаг в сторону и нажать кнопку экстренного вызова санитаров. Ловлю женщину за руки, пытаясь встряхнуть. Вломившиеся санитары укладывают брыкающуюся женщину на кушетку, я колю ей успокоительное.

– Отвезите в терапию, пусть понаблюдают. У нее истерика от пережитого потрясения.

Я выхожу из кабинета вслед за каталкой и направляюсь в ординаторскую. В голове пусто и натянутой струной звучит только одна мысль: “Я не смогла”.

– Ну, что? – на меня обеспокоенно смотрят две пары глаз.

– Сказала. У матери истерика. Я вколола ей успокоительное и отправила под наблюдение в терапию.

– Молодец, девочка. Езжай домой. Я продлю тебе больничный еще на неделю.

– Шеф, не надо. Я почти в порядке.

– Ничего не знаю. Считай это отпуском.

– Кстати, Агата, а где твой байк? Я его не видел на стоянке, – Сэм протягивает мне кружку с чем-то горячим. Чай с лимоном.

– Спасибо. Меня сюда привезли.

– Парень на черном спортбайке?

– Ага... а ты откуда знаешь?

– Он подъехал вместе со мной, спрашивал, где ты.

Локи.

– И что ты сказал?

– Что ты в операционной, и неизвестно, когда выйдешь.

– И?

– И все. Я рванул сюда, а он там остался.

Я вытягиваюсь в кресле, разминая уставшие мышцы.

– Твой парень?

– Нет, знакомый. Ладно, я пошла переодеваться и домой – спать. Шеф, если что – я всегда...

– Иди уже.

Я поднимаю валяющиеся в углу куртку со шлемом и иду в раздевалку. Уйти через главный вход, чтобы не пересекаться с Локи на стоянке? Там толпа родственников и они уже знают меня в лицо... что лучше – Локи или они? Да... хрен, как говорится, редьки не слаще. Я повернула в сторону стоянки. Проходя мимо приемного покоя, я старалась не смотреть в сторону толпы людей, ожидающих новостей о своих близких. Четырнадцать трупов только у нас. И за каждым – горе. Огромное, непостижимое горе родителей, потерявших детей, детей, оставшихся без родителей, братьев и сестер, потерявших друг друга... в один вечер многие семьи остались ополовиненными. А кто-то и вовсе один. Как я...

Темный воздух ударил мне в лицо, и я вышла в сумерки. Пересекая стоянку, я думала, как буду ловить такси, но не пришлось. Почти у самого выезда стоял черный Фаер с лежащим на нем Локи. Его ноги покоились на руле, глаза были прикрыты. Пройти мимо? Ага, конечно. Он резко открывает глаза и поворачивает голову в мою сторону.

– Наконец-то ты явилась.

– Я не просила меня ждать.

– Я тебя и не спрашивал. Что ты там так долго делала?

Я смотрю на него непонимающим взглядом. Я оперировала сутки. Я боролась за здоровье и жизнь людей, о чем он прекрасно знает, но имеет наглость спрашивать?

– Работала я.

– Ты оставила меня на сутки. Ты должна была...

Во мне закипает ярость. Я оставила?! Я должна?! Да я на колени перед ним встала, лишь бы здесь оказаться! Каков же... какая же... скотина! Уставший мозг не справляется, и я теряю самоконтроль:

– Я должна?! Что я должна?! Валяться у тебя в ногах, чтобы бы отвез меня на работу, где я срочно нужна?! Вытирать тебе сопли?! Ты же бог, какого хрена?! Я оперировала больше суток, у меня было семь операций! СЕМЬ! У меня на руках умер ребенок, а ты меня попрекаешь тем, что я оставила твою персону на сутки без присмотра?! Да пошел ты знаешь куда, божество хреново!!! – я разворачиваюсь на пятках и почти бегом ухожу со стоянки. Из глаз начинают течь злые слезы, но я вытираю их ладонью, приказывая себе прекратить истерику. Впрочем, далеко я не ушла. Меня грубо схватили за плечи и развернули на сто восемьдесят градусов.

– Куда ты собралась?

– Куда угодно, только подальше от тебя!

– Ты никуда не пойдешь. Мы едем домой.

– Пошел в задницу!

– Поехали, я сказал.

– Никуда я... !

Он перехватывает меня за талию и тащит к мотоциклу. Я отбрыкиваюсь, но с его силой мне не тягаться. Против лома нет приема, что называется. Локи ставит меня на землю и протягивает шлем:

– Садись, поехали, – он заводит мотоцикл, я сажусь на пассажирское седло. Я такими темпами привыкну, что меня возят, а.

Добравшись до дома, я молча направилась к себе, походя бросив шлем и куртку в кресло в гостиной.

Сначала мыться. Потом спать. Спать, спать, спать до одурения.

Я налила в ванну горячей воды и кинула пару ароматических шариков. Запахло какими-то пряностями. Погрузившись в воду, я блаженно расслабилась. Надо отключить голову. Надо не думать о Джейми. Не думать... люди всегда умирали и будут умирать. При несчастных случаях, от сердечных приступов...и на операционных столах будут умирать. Проф сказал, что я не виновата, я все сделала правильно, но сердце не выдержало нагрузки... Но я все равно не смогла...

Перед глазами всплывает лицо девочки в кислородной маске. Моя рука со скальпелем над ней. Я сажусь в воде и мотаю головой. Отключиться. Надо отключиться, выкинуть из головы. Хотя сейчас проще выкинуть голову...

Я снова опускаюсь в воду. Не уснуть бы тут...

Почему так светло? Я же не включала все лампы в ванной... Щурюсь, фокусируя взгляд, и резко подскакиваю. Я лежу на своей постели, завернутая в пушистый халат явно не моего размера. О, нет. Я что, все-таки уснула в воде, и Локи притащил меня в комнату, завернув в свой халат?.. Я застонала от досады и снова упала на кровать.

Шпатель – терапевтический шпатель – деревянная палочка, напоминающая палочку от мороженого, только шире и длиннее. Применяется для осмотра слизистой рта.

====== 24. Пусть настанет завтра ======

Флер – Для того, кто умел верить.

Приняв таки душ и приведя себя в порядок, я села перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Такое ощущение, что что-то изменилось. Глаза потемнели, что ли? Или кажется – два года с рыжими кудряшками ходила, отвыкла… Хотя нет… черты лица словно заострились и само лицо стало жестче, проявилась морщинка между бровей… старею.

Я выудила из ящика с косметикой баночку с разноцветным мозаичным цветком на крышке*. Да… ну и бардак. Как покидала все по приезду, так и лежит. Надо прибраться.

Я открыла баночку и начала крутить ее в руках, ощущая тонкий цветочный запах. Разноцветные шарики пудры пересыпались по кругу, отвлекая мои мысли от событий прошедших суток. Не знаю, зачем я ее покупала – все равно мазалась раза два. Но красивая штучка… как калейдоскоп, нервы успокаивает.

Девочка ты моя, девочка… прости меня. Прости за то, что не смогла тебе помочь остаться на этом свете… я старалась, я очень старалась… но я не бог… Бог? А, блин. Локи.

С чего в нем проснулась такая забота спустя сутки после того, как заставил встать меня на колени? Какова скотинка, а. Отчего ему так нравится смотреть на унижение, отчаяние и слабость других? Будь он человеком, я бы предположила наличие глубокого комплекса, идущего из детства и заставляющего компенсировать собственную внутреннюю неуверенность и страх оказаться слабее на тех, кто попадается под руку и не может ему ничего противопоставить. На мне, например. Хотя, а почему нет? Если уж физиология у него с человеком идентична, то почему бы психике не быть схожей? Масштабы, конечно, не те – у нас за попытку завоевать мир определяют в палату с мягкими стенами. В голове всплыли мыши из мультика: «Что мы сегодня будем делать, Брейн? – Как всегда, Пинки, будем пытаться завоевать мир!». Я сдавленно хихикнула и чихнула, подняв из коробочки облачко разноцветной пыли. Блин. Теперь вся физиономия блестит.

Ладно, унижения унижениями, но какого ж хрена он меня из ванны вытаскивать приперся? Замерзла бы, проснулась и сама вылезла. В прошлый раз, насколько я понимаю, приперся полюбоваться на спящую меня в окровавленной воде и по-тихому ушел. А тут еще и в халат свой завернул, не поленился притащить. Неспроста это, ой неспроста…

То, что он меня в обнаженном виде лицезрел, меня не смущает – что естественно, то не безобразно. Да и у меня, как говорит проф, есть на что посмотреть и за что подержаться. Я окинула себя в зеркале критическим взглядом: не, ну правда есть. И грудь ничего, и задница лишним объемом не страдает. Вернемся к нашим баранам. То бишь к Локи.

Когда он включает «режим заботы», по имеющемуся опыту надо ждать какой-нибудь гадости, ладно если словесной. Халат ему еще надо отдать, кстати.

И есть хочется. Очень.

Высунув нос из комнаты, я просканировала местность. Чисто. Ура. Надеюсь в кухне тоже никого, кроме белого друга – холодильника.

В холодильнике нашлась кучка овощей и что-то, напоминающее замороженные стейки. Неееее. Мясо я сейчас точно не хочу. За последние сутки его было в избытке. Сообразив себе салатик и сварив кофе, я устроилась на стуле, закинув ноги на соседний. Ха-ра-шо! Локи видеть совершенно не хочется, но придется. Ладно, куда уж деваться… съездить бы ему по морде хорошенько, чтоб думал, что и когда говорит, да боюсь не поможет… Еще и сама получу от этой синей морды.

Вылез. Ну здрасьте, а мы с салатом тебя не ждали.

– Проснулась?

– Не заметно?

– Я хочу кофе.

– В кофеварке.

Солнышко, ты думаешь, я подпрыгну налить тебе кофе? Ага–ага. Разбежалась.

– Я хочу кофе.

– В кофеварке, наливай. Кстати, за халат спасибо. Я оценила.

Локи изящно поднимает бровь и наливает себе кофе.

– Ты решила поиграть в неповиновение?

– А я повиновалась?

– Не зли меня, женщина.

– А ты меня, мужчина, – я закидываю в рот ложку салата и улыбаюсь между жевательными движениями. Настроение у меня стремительно меняется с мрачно-задумчивого на пакостное. Ну, Локи, держись. – Кстати, что тебя сподвигло спасать меня от замерзания в ванной?

– Надо было заморозить воду, чтобы не слышать твоего бреда.

– Ты же лишен магии, как ты ее заморозишь?

– Я ётун.

Я подавилась от смеха и закашлялась.

– Кто ты?

– Ледяной великан.

– Аааа… ну заметно, да. Синеешь ты талантливо. Не могу сказать, что мне нравится… но впечатление определенно производит. Ну, раз уж ты меня спас, теперь терпи.

– Женщина, я тебя сейчас задушу.

– Ты упустил шанс вчера. Сейчас я буду вопить и сопротивляться.

– Вчера тебе не особо помогло.

– Кстати, да… почему ты вчера приехал? Сколько времени ты стоял у госпиталя?

– Не знаю, часа три.

– С чего такое благородство?

– Ты была без мотоцикла.

– И? Я год пешком ходила, ничего.

– Не в полной же разгрузке.

– Ну, да… и все же?

– Почему ты ищешь подвох?

– Исхожу из предыдущего опыта нашего общения.

– А если подвоха нет?

– Так не бывает. Во всяком случае, в отношении тебя – точно.

– Уверена?

– На девяносто девять процентов.

– Но не на сто.

– На сто процентов ни в чем нельзя быть уверенным. Кстати. Почему я не проснулась, когда ты меня вытаскивал? Я сплю чутко. Опять твои штучки?

Локи ухмыляется в чашку.

– Не без этого. Кстати, у тебя хорошая фигура.

– О, какой комплимент моей бренной тушке. Но спасибо, – я отхлебываю кофе, хихикая про себя. – Хотя бы теперь мы квиты.

– Что ты имеешь ввиду?

– Что имею, то и... хм, да. Ты думаешь, ты на операционном столе лежал при полном параде? Я тебя разочарую – в операционной все пациенты голые, – я начинаю откровенно веселиться, глядя на его вытягивающуюся физиономию. – Так что...

– Ты смела поднять на мой... на меня взгляд?!

– Не беспокойся, в тот момент меня интересовала твоя разодранная спинка. Но забавный момент был, да...

– Какой еще момент?!

– Знаешь, что бывает с мальчиками, когда им вкалывают лошадиную дозу адреналина? – я стараюсь не хихикать открыто, но получается так себе. – Не со всеми, конечно, но, видимо, с тобой мы переборщили... Потом ну ооочень аккуратно на живот укладывали...

Не ржать, Агата, не ржать! НЕ РЖАТЬ!

Локи швыряет чашку с недопитым кофе в мойку и поднимается со стула, наклоняясь надо мной.

– Ну, ты чего, не надо краснеть, в смысле, синеть, это же естественно...

– Женщина, да как ты смеешь...

– Я не женщина, я врач. И я еще не то могу.

Локи нависает надо мной, его кисть, упирающаяся в стол, сжимается в кулак... Похоже, я его таки допекла, и будет буря. Он наклоняется ближе и кажется, что в глазах полыхает зеленый огонь, сдобренный золотистыми искрами. Я продолжаю сидеть, запрокинув голову, и хихикать, глядя ему в глаза. Прибьет – не прибьет?.. Локи резко встает и плюхается на стол, хохоча в голос.

– Смертная, ты невозможна. Ты считаешь, что меня, бога, можно этим смутить? Глупо!

– Кто бы говорил, а, – я продолжаю истерично хихикать. – Кстати, Тор не появлялся?

– Появлялся.

– И как? Узнал что-нибудь?

– Узнал.

– Что? Локи, рассказывай, я хочу помочь!

– А на колени встанешь?

Ну, вот и обещанная гадость. А счастье было так возможно.

Я резко стираю улыбку с лица и поднимаюсь с целью покинуть кухню. Иди ты, милый, куда подальше.

Пальцы Локи смыкаются на моем запястье, резко дергая на себя. Я не успеваю удержать равновесие, заваливаясь назад, но упасть мне не дали. С непостижимой скоростью он оказывается у меня за спиной, второй рукой удерживая за плечи. Пнуть его, что ли?

– Он сказал, что моя сила сама меня найдет тогда, когда ты выполнишь клятву.

– Кхе... Локи, пусти.

Ага. Два раза он меня отпустил.

– Как я должна выполнить эту чертову клятву?

– Он не знает. И я не знаю.

– А я-то тогда откуда знаю!

– Ты же ее зачем-то давала.

– Ее все врачи дают. Клянутся в верности профессии, принципам, клянутся при любых условиях действовать в интересах пациента.

– Если не выполняют, что тогда?

– Сейчас – суд за врачебные ошибки или халатность. А в древности – голову с плеч и ладушки. Да пусти ты меня! Никуда не денусь.

– Не хочу. Может, и тебе голову с плеч? И, как ты говоришь, ладушки...

– Я же не отказываюсь ее выполнять. Я же просто не знаю, как.

– А если цена окажется слишком высока?

– Не выше жизни, чего уж.

Он ослабляет захват и разворачивает меня лицом к себе. Нет, против этого лома точно нет приема.

– И ты готова отдать жизнь?

– С чего ты взял?

– Ты сама только что сказала – не дороже жизни.

– Потому что жизнь – это наивысшая ценность. Я, когда профессию выбирала, хорошо понимала, на что шла.

– Ты не боишься смерти?

– А чего ее бояться? Человек смертен, иногда – очень неожиданно смертен. Я могу разбиться на мотоцикле, попасть под машину. Да просто кирпич на голову упадет. Лучше умирать, зная, за что ты умираешь, а не просто оказаться мешком с костями на дороге.

– Люди боятся смерти.

– Я врач. Я имею с ней дело каждый день.

– Вчера ты спасла семь жизней...

– Шесть. Я потеряла седьмого пациента. И я сорвалась вчера. Извини.

– Ты извиняешься?

– Да. Я не имею права выказывать свои эмоции, касающиеся работы.

– Почему?

– Есть такая штука – врачебная этика.

– Кто ее придумал?

– Люди.

– И почему ты должна ей подчиняться?

– Я человек.

– А почему ты не хочешь подчиняться мне?

– А я тебе клятву не давала. Ты мне сам на голову свалился.

– Ты думаешь об этой девочке?

– Откуда ты знаешь, что это была девочка?

– Там, в госпитале, ты звала родственников Джейми Линн.

– Думаю. Я не могу о ней не думать. Я не смогла ей помочь.

– Ты не виновата.

– Ты-то откуда знаешь?

– Я бог. Ты не можешь бороться с судьбой. Норны уже перерезали ее нить, ее нельзя было спасти.

– И что теперь? Ее никак нельзя соединить снова?

Локи смотрит на меня, как на неразумного ребенка.

– Нельзя. Смерть нельзя отменить. Это единственное, что отменить нельзя, – он выпускает меня и выходит из кухни, останавливаясь у стеклянной стены в гостиной. Его фигура в солнечных лучах кажется темной, будто это не мужчина, а нечто, сотканное из теней. Я завороженно смотрю ему в спину.

Возникает ощущение, что о смерти он говорил не просто так. “Это единственное, что невозможно отменить.” Я подхожу к нему вплотную и с опаской кладу ладонь на плечо. Локи вздрагивает, но не поворачивается. Пальцы ощущают легкие колебания, похожие на пульс.

– Чью смерть ты не смог предотвратить, Локи?

Он дергается, как от удара током, и резко разворачивается ко мне, сминая лежащую у него на плече кисть своей. В глазах проявляется краснота.

Спокойно, Агата, не дергайся.

– Я хочу тебе помочь. Я рассказала тебе о своей боли. И мне стало легче. Я не хочу тебя обидеть или унизить чем-то. Я хочу понять. Насколько смогу, насколько хватит моей человеческой натуры.

В глазах Локи, которые постепенно приобретают нормальный цвет, отражается непонимание.

– Ты хочешь меня понять? Зачем?

– Я привыкла отвечать добром на добро. Ты помог мне. Я хочу помочь тебе.

– Тебе было мало одного раза?

– Видимо, мало.

– Ты ненормальная.

– Я в курсе.

Он выпускает мое запястье и кладет руку на шею. Под его пальцами растекается уже знакомое тепло, и я мысленно готовлюсь к потоку, подобному тому, что я видела у камина. Ощущение не из приятных, но что не сделаешь ради пар... пациента.

– Ты можешь не выдержать и сойти с ума.

– Значит, сдашь меня в дурку, и у меня будет уютная жизнь без забот.

– Не дождешься.

Он притягивает меня к себе, пальцы начинают обжигать кожу и кажется, что по ней струится ток, пробираясь в каждую клетку и заставляя ее гореть изнутри. Перед глазами мелькают пятна, образовываясь в связные картины: трое мальчишек бегают друг за другом по поляне, пытаясь отобрать друг у друга маленький лук. Двое старших мальчишек – светловолосый маленький верзила и изящный рыжий паренек оттирают худенького темноволосого мальчишку, в итоге роняя его на землю, и убегают, не замечая злых слез упавшего. Он встает и молча идет в противоположную сторону...

Вспышка.

Прекрасные девушки, танцующие на пиру. Трое принцев, стоящих у трона. Играет музыка, от которой ноги сами пытаются пуститься танцевать. Тор приглашает высокую, стройную девушку с черными как уголь волосами. Локи и Бальдр** движутся с разных концов зала и одновременно достигают укрытия второй девушки: светловолосой, затянутой в серебристое платье и оттого кажущейся еще воздушнее и свежее. Она принимает приглашение Бальдра, и Локи остается стоять у стены. Длинный коридор, по которому размашистым шагом идет черноволосый принц. Его шаги не слышны – он ищет ее. И находит. На балконе. Но не одну – она стоит, запрокинув голову, и ловит своими губами губы рыжеволосого мужчины. Его рука лежит на ее талии и крепко прижимает ее к себе. Локи разворачивается на каблуках сапог и уходит...

Вспышка.

Рыжеловосый мужчина, распростертый на земле, и серая тень над ним. Из груди мужчины торчит белая стрела. Омела. Это единственное, чем можно было его убить. Рядом катаются две тени, рвущие и убивающие друг друга. И черноволосый принц в доспехах и рогатом шлеме, стоящий в стороне. Светловолосая дева, кидающаяся на него с кулаками и размазывающая слезы по щекам: “Локи! Ты мог его спасти! Ты ведь мог! – Я не успел. – Я тебе не верю! Будь ты проклят! Я ненавижу тебя! – Эмла***... – Я проклинаю тебя, принц Асгарда! Чтоб тебе провалиться в Ётунхейм и остаться там!”...

Вспышка.

Падение... Холод, пронизывающий все естество, окружающий и заполняющий темноту вокруг... падение в бездну без дна. Глаза закрыты, но сквозь веки я вижу Бальдра, летящего, парящего рядом. “Мы снова увиделись, брат. Я прощаю тебя”. Ненависть, окутывающая разум. “Прощаешь!? Ты отнял у меня все! Тору доставалась слава, тебе женщины, я же оставался ни с чем!”. Улыбка. Спокойная улыбка того, кто знает Истину. “Ты получил то, чего мы с Тором никогда не смогли бы постичь. Ты получил магию. И с ее помощью ты получишь и славу, и ту женщину, которая будет достойна тебя и которой ты будешь достоин”... Ненависть бушует, захватывая все сильнее и сильнее. Да. Я получу. Я получу абсолютную власть над девятью мирами. Все падут на колени передо мной. А женщины... эти низкие твари будут благодарить судьбу просто за скользнувший по ним взгляд моих глаз. И проклинать ее, если я пожелаю, чтобы привели в мою спальню...

Вспышка.

Я сижу на полу, опираясь спиной на согнутую ногу Локи. Пытаюсь отдышаться, но вместо этого просто хватаю ртом воздух, не проталкивая его в легкие. Меня продолжают захватывать переживания и ощущения из увиденных образов. Мне холодно. Очень холодно. Закоченевшие пальцы не сгибаются, я дрожу всем телом. Кожа на шее справа полыхает, словно по ней прошлись горящей головней. Надо мной склоняется лицо, обрамленное черными волосами. Я не могу сфокусировать взгляд, цепляясь за смотрящие на меня зеленые глаза как за соломинку, не дающую мне окончательно потерять сознание. Надо что-то сказать.

– Кажется, дурка отменяется. Я в порядке.

– Не верю. Ты похожа на посиневший труп.

– Куда ты падал?

– В бездну под Радужным мостом.

– Там чертовски неприятно.

Локи усмехается.

– Это все, что ты извлекла из того, что я тебе показал? Что в бездне холодно?

– Что тебе чертовски не везло с девушками. И я, кажется, понимаю, почему.

Глаза приближаются, я ощущаю его дыхание на своем лице. Голос, раздавшийся следом, похож на шипение недовольной змеи. И змеи очень ядовитой.

– И почему же? Расскажешь?

– Ты пытаешься заставить. Даже меня сейчас, когда я, беспомощная, сижу на полу и опираюсь на тебя, ты пытаешься заставить. Ни одна нормальная женщина не пойдет за тем, кого боится.

– А ты меня боишься?

– Боюсь.

Сильные руки сжимают меня за плечи и встряхивают, как тряпичную куклу:

– Почему?!

– Потому что я слабее тебя. Гораздо. Даже без своей магии ты можешь легко меня покалечить, убить. Я ничего не могу тебе противопоставить. Я пытаюсь понять тебя, но ты каждый раз трясешь меня, как куклу, оставляя только желание забиться в какой-нибудь угол.

– Что мне сделать, чтобы ты перестала меня бояться?

– Я не знаю, Локи. Наверное, просто попытаться доверять мне. Не следить – не сбежала ли я. Не сбегу.

Я худо-бедно фокусирую взгляд и вижу, что мы оба сидим на полу, а перед нами огромное окно и город, который постепенно накрывает дымка сумерек.

– Почему?

– Мне некуда бежать. Я одна. И мне твое общество значительно приятнее того затворничества, на которое я пыталась себя обречь.

– Зачем ты это делала?

– Думала, что одной проще. Если одна – значит, и терять нечего. Я старалась вытравить все чувства, эмоции... на самом деле это просто химия... на самом деле химия, которая выстраивает нашу психику. Я оставила только работу и цель – помогать людям, спасать. Я старалась изжить в себе женщину, пытаясь задавить реакции организма.

– Как твои мужчины относились к этому? – я дернулась, пытаясь освободиться, но держащие меня руки от этого сжались только крепче.

– Их не было.

– Ни одного?

– Ни одного.

– Сколько ты так прожила?

– Три года. До твоего появления.

– Поэтому ты так реагируешь на меня?

– И поэтому тоже.

– Есть еще причина?

– Я боюсь, Локи. Ты ведь все равно уйдешь, и я снова останусь одна. Я уже жила воспоминаниями. И не хочу так снова. Лучше быть одной, чем терять и помнить об этом.

Я выдыхаю и опускаю голову. Локи притягивает меня к себе, обвивая руками. Зачем он это делает? Так тепло... я сама не заметила, как меня перестало колотить от холода. Так хорошо... так приятно ощущать на себе сильные теплые руки. Нет, надо вырваться, так не должно быть.

– Значит, все-таки я тебе не противен.

Я усмехаюсь, не поднимая головы:

– Ты себя в зеркало видел? Как ты можешь быть противен?

– Нормальные женщины от меня шарахались.

– Сам же сказал, что я ненормальная.

Его дыхание щекочет мое ухо, заставляя поморщиться.

– Агата.

– Что?

– Посмотри на меня.

Я поднимаю голову и поворачиваюсь к нему. Локи смотрит на меня задумчиво, чуть наклонив голову. Его глаза притягивают, сосредотачивая сознание на себе и не дающие оторвать взгляд.

– Опять меня гипнотизируешь?