Текст книги "Гарри Поттер и новая семья. Третий курс (СИ)"

Автор книги: DVolk67

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

А поскольку ни Драко, ни Элин не хотели устраивать холодную войну в одной отдельно взятой палате, они практически сразу договорились, что о Хагриде спорить не будут.

– Добрый день, мистер Малфой. – произнес директор, входя в палату. – Позвольте узнать, как ваше здоровье?

– Очень плохо, – Драко искренне старался изобразить страдание. – Раны от когтей гиппогрифа плохо заживают.

– Ну да, ну да, – покивал Дамблдор. – Вот и ваш батюшка говорил о том же... Он даже позволил себе усомниться в квалификации мадам Помфри и настоял на обследовании вашего здоровья независимой комиссией из Мунго.

Драко торжествующе улыбнулся.

– Забавный факт, – как ни в чем не бывало продолжал Дамблдор, – как раз накануне больница получила щедрое пожертвование от анонимного благотворителя и наняла несколько специалистов... Но я не могу позволить, чтобы вами занимался неизвестно кто. Вашим обследованием займется сам доктор Рикман.

Улыбка на лице Драко погасла.

– Что-то не так, мистер Малфой? – Дамблдор был само участие. – Думаю, вы должны быть довольны, профессор – самый известный специалист по травмам, полученным от магических существ. Большая удача, что он вернулся из своей африканской экспедиции на две недели раньше срока... Ну а пока профессор не прибыл, надеюсь, вы не будете возражать, если я немного поговорю с вашей соседкой наедине?

Не дожидаясь ответа, он раздвинул разделявшую палату ширму и очертил палочкой круг тишины.

– Пока не забыла, – Элин достала из тумбочки лист пергамента, – это пророчество произнесла при мне профессор Трелони после первого урока. Она просила не говорить, но... Я не думаю, что пророчество имеет смысл скрывать. Тем более, что я-то его уже услышала.

– Очень любопытно, – Дамблдор развернул пергамент и быстро пробежал глазами текст. – Вы правильно поступили, что сообщили мне о пророчестве, мы обязательно им займемся. Но это потом, а сейчас есть более важное дело. Вы можете рассказать, что именно произошло на уроке защиты? Мне, признаться, сложно поверить, что вас так сильно напугал обычный магловский автомобиль.

– Когда мне было четыре года, меня сбила машина, – Элин отвела глаза. – Я и не подозревала, что это, оказывается, мой худший страх, пока боггарт мне его не показал. Я-то думала, что боюсь потерять близких... Хорошо, что рядом была Гермиона, которая мне помогла.

– Детский страх, говорите... – Дамблдор внимательно посмотрел на Элин, но та тщательно избегала его взгляда. – Ну что ж, всякое бывает, и наши детские страхи порой оказываются сильнее всех прочих... Думаю, после того, как вы узнали о том, чего боитесь, справиться с боггартом вам будет намного легче. Во всяком случае, я очень на это надеюсь, хотя на всякий случай все же закуплю для школы несколько запасных шкафов. Но вот ваша главная проблема, увы, так просто не решается. Вы снова использовали свою силу без заклинания, мисс Олсен, и хорошо, что в этот раз вы сразу отправились к мадам Помфри. Но что если в следующий раз это произойдет не в школе? Вы ведь понимаете, что легко можете умереть от отката?

– Понимаю, но что я могу поделать? – виновато произнесла Элин, – Я честно стараюсь себя контролировать, но в тот момент я просто ни о чем не думала. Я и правда очень сильно испугалась.

– Надеюсь, что занятия окклюменцией помогут вам лучше контролировать свои эмоции, – ответил директор. – Иначе в один не самый прекрасный момент это плохо кончится. Ну а пока...

Дамблдор сунул руку в карман и вытащил из него тонкую серебряную цепочку с небольшим украшением в виде треугольника, внутрь которого был заключен глаз с крошечным голубым опалом вместо зрачка.

– Наденьте его и никогда не снимайте, – велел он. – Кулон невозможно ни потерять, ни снять без вашего ведома, но если вы снимете его сами, он может потеряться, а мне бы этого не хотелось. Много лет назад он принадлежал очень дорогому для меня человеку.

– Меня приняли в вольные каменщики?[11] – не удержалась от улыбки Элин.

– Почти, – засмеялся Дамблдор. – Этот амулет сделал мой старый друг, который в молодости увлекался историей тайных обществ. Но форма значения не имеет, важнее его суть. Если вам будет грозить истощение, амулет нагреется, предупреждая об опасности, а также подаст мне сигнал и позволит вас найти, где бы вы ни находились.

– И все? – подозрительно спросила Элин.

– Он не позволяет подслушивать, читать мысли или как-то вас контролировать, – ответил Дамблдор. – И я не собираюсь использовать его... гм... для предотвращения нарушений дисциплины, свойственных студентам Хогвартса. Амулет нужен лишь для того, чтобы спасти вас от опасности отката, больше ни для чего. Если хотите, я могу в этом поклясться.

– Внутренний слизеринец говорит мне, что это безумие, и если вы захотите меня обмануть, то никакие клятвы вас не остановят, – задумчиво сказала Элин. – Когтевранец, разумеется, хочет узнать, как это устроено. Гриффиндорец ругается нехорошими словами и заявляет, что никакой надзор ему не нужен...

– А пуффендуец?

Элин вытянула руку и слегка покачала амулет на цепочке, любуясь игрой света на опале.

– Говорит спасибо, – сказала она, надевая цепочку на шею.

[11]«Вольные каменщики» – масоны, одним из символов которых является «всевидящее око», т.е. глаз, заключенный в треугольник. У изготовителя амулета (а проницательные читатели, несомненно, сразу догадались, кто и для кого его сделал) было своеобразное чувство юмора.

Светило колдомедицины и крупнейший в Британии специалист по магическим существам Алан Рикман внешне напоминал постаревшего Снейпа, только более ухоженного. Мертвенную бледность его лица еще больше подчеркивали длинные черные волосы и черная мантия. Образ мрачного доктора дополняли ужасные шрамы на шее и руках и тихий, чуть хрипловатый голос.

Тем не менее, он, видимо, пользовался большим уважением среди коллег. Во всяком случае, пришедшие вместе с ним врачи хоть и выглядели намного старше и солиднее, лишь почтительно наблюдали за его действиями, и даже Люциус Малфой не проронил ни звука и молча стоял в отдалении до тех пор, пока Рикман не закончил обследование.

– Значит, так, – произнес доктор, пряча палочку. – Когти гиппогрифа нанесли три продольных раны на правой стороне лица, от виска до щеки. Две из них совершенно не опасны, можно сказать, просто глубокие царапины. При должном уходе от них не останется и следа. Но вот третья рана действительно намного серьезнее. Не смертельна, но весьма болезненна, а шрам от нее останется до конца жизни. Насколько я понимаю, щека была порвана насквозь?

Драко кивнул.

– Могу констатировать, что первая помощь была оказана своевременно и качественно, – продолжал Рикман. – Заживление идет даже лучше, чем обычно... Что вы использовали, мадам Помфри? Экстракт бадьяна я вижу, а еще... Виггенвельд? Серьезно? Довольно нетрадиционное сочетание, но результат, безусловно, говорит сам за себя... Вот что значит опыт, господа! Три сотни подростков, каждый день изыскивающих все новые способы для развлечений, – это не шутка.

– Мой сын не развлекался, – не выдержал Люциус Малфой. – Он стал жертвой опасного зверя, которого так называемый «профессор» привел на урок, не потрудившись даже очистить его от паразитов. Мой сын вообще остался жив только чудом, но его лицо будет изуродовано шрамами до конца...

Доктор Рикман смотрел на Малфоя немигающими глазами, пока тот не сбился и не прервал свою речь на полуслове. Таким взглядом Снейп усмирял расшалившихся учеников, но Элин и в голову не могло прийти, что кто-то может заставить замолчать Люциуса Малфоя.

– Вероятно, вы не вполне знакомы с теорией, – произнес доктор в абсолютной тишине. – Раны, нанесенные волшебными существами, обладают не только физическим, но и магическим действием. Если бы это были следы от зубов магической змеи, – доктор коснулся страшного шрама на шее, – я сказал бы, что ваш сын изуродован. Но он защищал даму на глазах у гиппогрифа, животного, которое, как известно, является воплощенным символом благородства и в принципе не может «изуродовать» того, кто совершает перед ним столь благородный поступок. Это просто физически невозможно.

– То есть этой раны на самом деле нет? – поднял бровь Люциус. – Или я ослышался, и вы не говорили минуту назад, что шрам на щеке останется у Драко на всю жизнь?

– Вы слушаете, но не слышите, лорд Малфой, – ответил доктор. – Шрам действительно останется у вашего сына до конца жизни, но ни один человек в мире не сочтет его некрасивым. Скорее наоборот, девушки (уж коли шрам был заработан при спасении девицы) будут считать его чрезвычайно мужественным и привлекательным. Именно такое свойство было вложено гиппогрифом в этот шрам. И судя по количеству открыток и коробок конфет, полученных молодым человеком, он уже начал действовать.

– Я же говорила, девушки перед тобой штабелями ложиться будут, – торжествующе сказала Элин, когда комиссия покинула палату.

– Да больно надо, – пожал плечами Драко. – От такого внимания одни неприятности.

– Это звучало бы убедительнее, если бы ты не улыбался, как кот на сметану, – засмеялась Элин. – Хотя тебе и правда стоит запастись противоядием от амортеции и почаще проверяться на приворотные заклинания. Особенно перед выходом в Хогсмид.

– Кстати, о Хогсмиде. Не хочешь пойти со мной? Я мог бы тебе там все показать, – Малфой почувствовал, что краснеет, и с деланным равнодушием отвернулся в сторону.

– Драко, не надо, – спокойно ответила Элин. – Я бы с удовольствием, но я не хочу тебя обманывать и давать какую-то надежду, это просто нечестно. Я же тебе говорила. И потом, что станется с твоей репутацией, если тебя увидят в компании с нечистокровной?

– Да ничего не будет, – возразил Драко. – С маглорожденными в принципе можно иметь дело, если они...

Он запнулся.

– Ну же, продолжай, – елейным голосом произнесла Элин, демонстративно взвешивая на руке подушку. – Ты хотел сказать, «если они знают свое место», да? Давай, не стесняйся.

– Я хотел сказать, если они проявляют уважение к нашим традициям и не навязывают волшебникам магловские принципы, – вывернулся Драко. – Все эти «равенство перед законом», «терпимость к другим», «у маглов все намного лучше» и прочая чушь...

– Ну, кое-что у маглов и правда лучше. Книги, например, – засмеялась Элин.

– Я не про то, – отмахнулся Драко. – Вы все почему-то думаете, что магловское общество прогрессивнее волшебного. Но маглов в одной только Британии несколько миллионов, а во всем мире, наверное, целый миллиард. Понятно, что им приходится придумывать всякие законы, чтобы управляться с такой прорвой народа. Но нас-то всего тридцать тысяч,[12] и живем мы совсем иначе. Мы не сидим друг у друга на головах, как маглы, нам не нужно целыми днями ковыряться в земле, чтобы добыть еду. И самое главное, почти любой волшебник взмахом палочки может убить сотню человек, но мы тысячу лет приспосабливались к магии и научились жить так, чтобы не уничтожить друг друга.

– Да, я заметила, – кивнула Элин. – Особенно хорошо это было видно пару лет назад, во время урока полетов.

– Вот! – воскликнул Драко. – Отличный пример! Мы с тобой подрались... Ладно, признаю, я тогда вел себя как дурак, но мы же не убили друг друга, а решили вопрос дуэлью, как волшебники. А будь на нашем месте магловские дети?

– Они бы поступили точно так же, – хмыкнула Элин. – Собрались бы в школьном дворе и дрались бы до первой крови... Ну или до первого взрослого, который бы прекратил драку.

– А если бы у них вдруг появились палочки? – спросил Малфой.

Элин задумалась. В чем-то Драко был прав, любой ученик Хогвартса, освоивший режущие и огненные заклинания, был в принципе способен убить человека. Тем не менее, хотя стычки с использованием магии и были довольно частым явлением, они никогда не приводили к фатальным последствиям. В тех редких случаях, когда дуэль становилась по-настоящему опасной, в нее тут же вмешивались зрители, но обычно это не требовалось. Дуэлянты старались покрыть лицо соперника фурункулами, отрастить ему зубы до пола или наполнить его рот слизнями, но они не использовали что-то, что могло убить или покалечить.

До сих пор Элин списывала это на детское желание унизить соперника или похвастаться перед зрителями редким заклинанием, но слова Малфоя заставили ее по-другому взглянуть на царившие в Хогвартсе порядки. Кажущееся пренебрежение безопасностью теперь получило логичное объяснение – оно было вызвано не глупостью волшебников и не отсутствием у них здравого смысла, а желанием научить молодежь ответственности.

Насколько удачным оказался такой способ воспитания – вопрос отдельный.

– Я слышала, что в Дурмстранге за пятьдесят лет погибло тридцать два ученика, – сказала наконец Элин. – Получается, ответственности учимся только мы?

– Нет, просто есть ложь, наглая ложь и статистика, – засмеялся Драко. – Из этих тридцати двух тридцать погибли за пять лет, с сорок первого по сорок шестой год. Дурмстранг тогда был нейтральным, там бок о бок учились и дети сторонников Гриндевальда, и дети его противников. Взрослые решили, что в Европе должно остаться безопасное место и дети не должны гибнуть на войне... Вот только сами дети с этим не согласились и воевали друг с другом не менее ожесточенно, чем взрослые. Но даже они старались соблюдать кодекс чести, хоть и не всегда могли рассчитать свою силу.

Но это – исключение. Мы волшебники, нам важно выяснить, кто сильнее, а не перебить побольше народу. Проигравшие сдаются на милость победителя, а победители не добивают проигравших, так всегда было. Даже Гриндевальд... Ты ведь знаешь эту историю? Два отряда встретились под стенами Нурменгарда, если бы они вступили в бой, то большая часть волшебников с обеих сторон погибла бы. Чтобы избежать жертв, Гриндевальд предложил решить дело поединком, как в старые времена. Дамблдор согласился, Гриндевальд был побежден, и его сторонники добровольно сложили оружие.

Маглы тоже когда-то так делали, но потом они придумали порох и прочие штуки и сразу начали убивать друг друга десятками и сотнями. А потом и вовсе стали целые города с лица земли стирать. Все потому, что они от рождения слабые, и когда получают в свои руки что-то, что увеличивает их силу, начинают творить жуткие вещи, потому что не умеют себя сдерживать. А мы, волшебники, с самого детства обладаем силой и знаем, что ее надо контролировать.

– Допустим, но почему тогда во время последней войны все было иначе? – спросила Элин.

– Это все влияние маглов, – ответил Драко. – На словах-то Лорд их ненавидел, но он же воспитывался в магловском мире, да еще и во время войны, вот и нахватался всяких идей. Хотя даже он поначалу никого не убивал, иначе на его сторону не перешло бы так много народу. Только под конец, почувствовав свою силу, он от мирных средств перешел к убийствам. Ну и Министерство, конечно, тоже ему на руку сыграло, когда стало бросать людей в Азкабан без суда и разрешило аврорам использовать непростительные заклятия...

– Красивая теория, – усмехнулась Элин. – Пожалуй, я бы даже в нее поверила, если бы знала об истории волшебного мира только то, что рассказывает Бинс.

– Опровергни! – азартно произнес Драко.

– Легко. Все те правила, о которых ты говорил, применяются только к тем, кого считают своими. Вот ты упомянул магловских рыцарей, но они вели себя благородно только с равными себе по положению. Простых солдат на войне никто никогда не щадил, потому что зачем? Выкуп-то за них не потребуешь. И в мирное время тот же самый рыцарь на своей земле мог походя убить крепостного крестьянина или изнасиловать понравившуюся ему девку, если она была незнатного происхождения. Точно так же и волшебники распространяли свой кодекс чести только на других волшебников и ни на кого больше. Во время гоблинских восстаний ни о каких дуэлях с противником и речи не было, целые гоблинские селения вырезались по малейшему подозрению в «сочувствии мятежникам».

– Гоблины тоже не ангелы, – заметил Драко.

– Конечно, – согласилась Элин. – И они в конце концов доказали, что достаточно сильны, чтобы с ними считаться. А вот великанов, русалок и кентавров только из милости не уничтожили подчистую, а позволили жить в заповедниках. И то, многие говорят, что они того не заслуживают и их надо разводить на фермах ради ценных ингредиентов.

В отношении маглорожденных все то же самое, самые ярые ревнители чистоты крови просто не считают их «своими» и относятся соответственно. Если бы мы не боролись за свои права и не добились бы того самого магловского «равенства перед законом», я бы сейчас платила оброк просто за то, что я живу в Суррее и мои родители – не волшебники. И хорошо еще, если бы дело ограничилось одними лишь деньгами, а не правом первой ночи... Когда там его официально отменили, не напомнишь?

И не надо валить все на одного Тома. Это ведь не Том, а лорд Розье еще сто лет назад предлагал ставить всем маглорожденным клеймо на лоб. И не Том, а Корвус Лестрейндж в начале века хотел возобновить обычай, по которому таких, как я, забирали из семей и стирали их родителям память. Том Риддл просто развил идеи предшественников, доведя их до логического завершения. Действительно, зачем возиться с клеймами и стиранием памяти, если можно просто убивать?

– Но нельзя же судить обо всех чистокровных только по худшим из них! – воскликнул Драко. – Это все равно, что судить о маглах по одному Гитлеру.

– Нельзя, – кивнула Элин. – Но дело ведь не в том, что говорят отдельные уроды, а в том, как к ним относится общество. У маглов тому, кто вздумает рассуждать о расовом превосходстве или о врожденной неполноценности какого-то народа, руки не подадут. И это не просто так, маглам потребовалось пройти через несколько войн и миллионы жертв, чтобы понять, к чему приводят подобные идеи. У волшебников же есть шанс научиться на чужих ошибках, но боюсь, они им не воспользуются...

Она тяжело вздохнула.

– Маглам для избавления от нацизма понадобился Гитлер, – сказала она с горечью. – Понадобилось увидеть разрушенные города и погибших от голода и бомб детей, понадобилось осознать то, что совершалось в Бухенвальде и Освенциме... Знаешь, я боюсь, что волшебники тоже не избавятся от идей «чистоты крови», пока не почувствуют на себе руку Темного лорда, вот только сколько людей при этом погибнет...

Драко вдруг словно наяву увидел круглый зал, погруженный в полутьму, деревянное кресло с прикованной к нему цепями фигурой и сидящих вокруг людей в лиловых мантиях.

– Драко Малфой! – услышал он торжественный голос, – вы приговариваетесь к поцелую дементора за то, что подделали свою родословную и притворялись настоящим волшебником, крали магию у тех, кому она принадлежит по праву рождения, хранили у себя магловскую литературу и сочувствовали грязнокровкам. Приговор следует привести в исполнение немедленно!

Впрочем, наваждение длилось всего секунду.

– Загрузила я тебя? – Элин засмеялась. – Извини, мне просто не с кем было особо поговорить на эту тему. Из моих друзей только Гермиона что-то понимает в истории и политике, но она и так со мной согласна, а это неинтересно.

[12] Исходя из численности учеников Хогвартса (примерно 300 студентов) и продолжительности жизни вдвое большей, чем у маглов, волшебников в Британии должно быть около 6 тысяч человек. Но это число слишком мало для описанного Роулинг общества (например, для 13 профессиональных квиддичных команд в национальной лиге), поэтому я принял численность волшебников как 1/2000 от численности маглов, т.е. примерно 30 тыс. на всю Британию (включая Ирландию) и около 2,5 млн. на весь мир.

В первые годы жизни окружающий Драко мир был прост и понятен. На вершине стоял он сам и такие, как он – волшебники с безупречной кровью и безупречной репутацией. Ниже него находились те, кто за прошедшие века не сумел сохранить волшебную кровь в чистоте, а в самом низу – грязнокровки и предатели крови. Маглы в этой пирамиде вообще отсутствовали, и Драко никогда не мог понять, зачем отец заставляет его изучать их историю и культуру.

Первая трещинка в стройной картине мира появилась, когда Люциус Малфой заставил семилетнего сына прочесть «Алису в стране чудес». Объяснил он это тем, что для того, чтобы самому научиться грамотно писать, надо прочесть много хороших книг. Драко, правда, не понимал, чему может научить магловская книжка, но приказ отца выполнил.

«Алису в зазеркалье» Драко прочел уже по собственному почину, и это было... странно. «Сказки барда Бидля», которые он до того момента считал лучшей книгой в мире, на фоне приключений Алисы вдруг превратились в маленького безобразного уродца.

«Должно быть, эти истории написал волшебник, – решил тогда он. – Маглы просто украли их у нас, как украли многое другое».

Следующая прочитанная Драко книга лишь укрепила его вывод. Маглы, как известно, боятся колдовства и ненавидят его, поэтому они никак не могли придумать сказку о волшебнике из чудесной страны Оз. Правда, Драко не совсем понимал, почему эта сказка неизвестна самим волшебникам.

Потом были «Хоббит», «Хроники Нарнии», «Путешествия Гулливера», «Последний из могикан», «Остров сокровищ»... Далеко не все из прочитанного Драко мог понять, но каждая попытка разобраться лишь открывала перед ним все новые и новые пласты литературы. Страдания принца Гамлета оставили его равнодушным, зато «Мещанин во дворянстве», которого он прочел, изучая французский, неожиданно зашел просто на ура – господин Журден как две капли воды походил на мистера Гойла.

Лет в девять, изучая историю средних веков, Драко запоем прочел «Айвенго» и, захотев найти что-то похожее, почти случайно наткнулся на «Белый отряд». Так он познакомился с сэром Артуром Конан Дойлем, который окончательно убедил его, что магловская литература, как это ни странно, была написана самими маглами и про маглов.

А потом Драко оказался в Хогвартсе, и пирамида, которую он полагал незыблемой, вдруг пошла трещинами и рассыпалась, превратившись из правильной геометрической фигуры в клубок запутанных связей. С одной стороны, в ней появились чистокровные, которые никогда не были по-настоящему богаты и не занимали высших постов. С другой – объявились те, у кого имелись богатство и влияние даже несмотря на маглов в родословной.

Ну и конечно, были маглорожденные. Точнее, одна маглорожденная...

Сейчас, став старше, Драко очень четко понимал, что в тот момент никакой влюбленности еще не было. Встретившись в лесу с воплощением Темного лорда, Элин Олсен всего-навсего показала, что умеет нечто, что ему самому (чистокровному волшебнику в тридцать третьем поколении!) было недоступно.

Все лето после первого курса Драко тренировался в подвалах Малфой-манора, пытаясь освоить огненное заклинание на том же уровне, который показала ему Элин. Спустя месяц упорных тренировок у него получилось выпустить струю огня, достаточную для того, чтобы сжечь лягушку или даже мышь... если она будет не очень крупной и согласится спокойно сидеть на месте в течение пары минут. Не понимая, в чем тут дело, он обратился к отцу и получил, наконец, желаемое объяснение.

Драко, конечно, знал, что Дамблдор (который, как к нему ни относись, был очень сильным волшебником) был полукровкой, но полагал это странной случайностью или, быть может, результатом каких-то внебрачных связей. Теперь же оказалось, что и бабушка Элизабет, о которой все отзывались исключительно в превосходной степени, в действительности оказалась маглорожденной. Но при этом его родной отец, будучи полукровкой, был явно сильнее любого из своих чистокровных друзей, Драко много раз убеждался в этом, наблюдая за их спаррингами в дуэльном зале. Единственным, кто мог победить Люциуса Малфоя на дуэли, был Северус Снейп... внезапно оказавшийся тоже полукровкой, сыном магла и наследницы древнего, но обедневшего рода Принцев.

А потом его отец, словно желая добить Драко, сообщил и вовсе невероятную новость. Лорд Волдеморт, сильнейший маг в истории, перед которым склонялись в страхе представители самых что ни на есть чистокровных семейств, оказался полукровкой по имени Том Риддл. Правда, по женской линии он был потомком самого Салазара (как он это доказал, отец не уточнил, сказав лишь, что доказательство было представлено самое надежное). Но вот отец Тома был обычным маглом, а даже самая сильная кровь, по представлениям Драко, должна была быть разбавлена наполовину.

Получалось, что сила волшебника не зависела от того, сколько из его предков умели колдовать, и все преимущества истинно чистокровных семей возникали лишь потому, что они начинали получать соответствующее образование еще до Хогвартса, а вступая во взрослую жизнь, пользовались накопленными за века деньгами и поддержкой старших поколений.

Но если все дело в воспитании, то может ли хорошо образованный маглорожденный встать вровень с чистокровными? Вернувшись в Хогвартс, Драко стал наблюдать за теми, кого прежде полагал недостойными внимания. Большинство из них не представляли из себя ничего особенного (впрочем, как и большинство чистокровных и полукровок), но были и три исключения, причем все три на Пуффендуе, что заставило Драко пересмотреть свои взгляды на барсучий факультет.

Джастин Финч-Флетчли с детства готовился занять среди маглов примерно такое же положение, какое среди волшебников было уготовано Драко. То, что попав в новый для себя мир, он лишился дарованных знатным происхождением преимуществ, его совершенно не смутило. Джастин не демонстрировал выдающихся способностей в магии, но уже ко второму курсу даже среди слизеринцев ухитрился заработать репутацию «полезного парня со связями, если вы понимаете, о чем я».

– Нужен журнал с красотками? Джастин достанет, – снисходительно объяснил Драко Маркус Флинт. – Вопросы к экзамену? Джастин подскажет, где взять ответы, а если хочешь по-честному – сведет с тем, кто тебя поднатаскает. Положил глаз на девчонку? Он расскажет, что она любит, с кем дружит, а кого ненавидит. Нужно пронести контрабанду из Хогсмида? Джастин организует. Нужна пара монет? Он подскажет, как можно подзаработать... Нет, ничего опасного и незаконного, просто небольшие услуги. Согревающие чары для первокурсников, или, там, зелье сварить для того, кто постарше... Ну, ты понимаешь, о чем я. В общем, шустрый парнишка, хоть и не из наших.

А еще Драко не раз и не два замечал Финч-Флетчли в компании то с внучкой секретаря Визенгамота, то с племянницей главы ДМП, то с правнучкой главы Казначейства (которого по традиции называли «начальником отдела по отношениям с гоблинами»). Очень было похоже на то, что свое положение Джастин собирался обеспечивать не только услугами нужным людям, но и выгодной женитьбой, и у Драко не было никаких сомнений, что он своего добьется.

Если Джастин Финч-Флетчли хотел построить свое будущее через личные связи, то Гермиона Грейнджер, наоборот, совершенно не думала о людях, считая, видимо, что для успеха в жизни ей будет достаточно вызубрить все учебники и получить самые лучшие оценки на экзаменах. В политику с таким подходом соваться не имело смысла – человек без нужных знакомств там был обречен на роль вечного исполнителя, что амбициозную девочку вряд ли устроило бы. В крупном бизнесе ей тоже не было места, для этого были нужны совсем иные качества. Но Грейнджер вполне могла добиться успеха в волшебной науке или производстве, большая часть которых до сих пор находилась в руках мастеров-одиночек. Собственно, большинство маглорожденных с мозгами шли именно по этому пути, занимаясь исследованиями и создавая попутно зелья и артефакты по частным заказам.

Ну и третьей, кто выделялся из общей массы, была сама Элин. Теперь-то Драко понимал, что его желание сравняться с урожденной огненной ведьмой было глупым и изначально обреченным на провал. Элин не была сильнее его, она просто оказалась более склонной к магии огня за счет ослабления остальных стихий. Отец объяснил Драко, что такая узкая специализация вообще довольно характерна для маглорожденных, хотя причины этого явления до сих пор остаются неизвестными магической науке.

А еще Элин добровольно занималась зельями со Снейпом (что само по себе было невероятно, как и то, что Снейп согласился ее учить), знала несколько иностранных языков,[13] упражнялась с друзьями в боевой магии и всерьез собиралась осваивать руны и нумерологию. Ну и конечно, она просто обожала литературу и историю, а еще больше, чем читать, любила рассказывать о прочитанном окружающим, и все ее одноклассники знали, кто может скрасить долгий зимний вечер интересной историей и к кому следует обращаться, если тебе вдруг не хватило восемнадцати дюймов в двухфутовом сочинении для Бинса.

При всем при этом Элин вовсе не походила на человека, не понимающего, чего хочет. Джастин Финч-Флетчли готовил себя к политике, Гермиона Грейнджер – к науке, а Элин Олсен закладывала фундамент подо что-то, известное пока только ей одной. Драко после некоторых размышлений пришел к выводу, что она готовится стать боевиком. Действительно, подраться Элин любила (в чем Драко успел убедиться лично), да и куда еще мог податься сильный огненный маг, если не в авроры? В конце концов, аврорат был единственной организацией в Британии, в которой ценились не связи и происхождение, а исключительно личная сила. Правда, оставалось непонятным, зачем будущему боевику нумерология и руны, да и интерес к истории в этом случае выглядел, по меньшей мере, странно.

[13] Русский язык Элин «вспомнила» на втором курсе, а французский и немецкий учила в начальной школе, о чем сказано в первой части. Правда, по-немецки она почти не говорит ввиду отсутствия практики, но Драко об этом не знает.

8 сентября 1993 года

Правила хорошего тона требовали от спасенной девицы выразить благодарность спасителю. Те же самые правила гласили, что джентльмену не следует ставить леди в такое положение, в котором она сама будет вынуждена искать встречи с ним. Поэтому вернувшись в слизеринскую гостиную, Драко первым делом направился к Дафне, чтобы дать ей возможность соблюсти все приличия.

– Мисс Гринграсс, – он отвесил девушке легкий поклон.

– Мистер Малфой, – приветствовала его Дафна, – наконец-то я могу лично поблагодарить вас за ваш отважный поступок! Моя благодарность не знает границ...

Сидящая рядом с сестрой Астория что-то недовольно пробурчала себе под нос.

– Заткнись, Асти, – не меняя тона, произнесла Дафна. – Надеюсь, вашему здоровью ничего не угрожает? Всю эту неделю я буквально не находила себе места.

– Благодарю вас, мисс Гринграсс, со мной все в полном порядке, – ответил Драко.

– Ой, хватит этих формальностей, – девушка не смогла больше удерживать серьезное выражение лица и расплылась в улыбке. – Называй меня Дафной, при словах «мисс Гринграсс» я чувствую себя старой.