Текст книги "Гарри Поттер и новая семья. Третий курс (СИ)"

Автор книги: DVolk67

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Погладив напоследок Фоукса, профессор повернул едва заметный рычаг под жердочкой. Один из книжных шкафов растворился в воздухе, открыв за собой массивную дубовую дверь, сверху донизу исписанную защитными рунами. Дверь эта была зачарована почти тысячу лет назад, и каждый из тридцати девяти[16] директоров Хогвартса очень внимательно следил за тем, чтобы защита на ней не ослабевала ни на секунду. Ведь все они были не только педагогами, но и знаменитыми учеными, не желавшими расставаться с наукой даже после вступления в должность. А, как известно, волшебники, которые слишком легкомысленно относятся к технике безопасности, знаменитыми учеными не становятся никогда. Просто не доживают.

Впрочем, если бы кто-то смог увидеть, какой эксперимент сейчас проводится в этой лаборатории, он бы, наверное, пришел к выводу, что директор Хогвартса окончательно выжил из ума. На протяжении двух часов он сначала накладывал на сидящих в клетках мышей самые мощные из известных ему защитных заклинаний, а затем травил их ядом василиска, сжигал в адском пламени и разрубал старинным мечом. Мыши умирали, несмотря ни на какую защиту, и с каждой смертью директор мрачнел все сильнее и сильнее.

Дамблдору уже было знакомо это чувство. Много раз он, отчаявшись, бросал свои изыскания, думая, что задача неразрешима, но проходило время, он возвращался к проблеме с новыми идеями и, как правило, находил решение. Но одно дело – заниматься чисто академической проблемой использования крови дракона, и совсем другое – пытаться найти способ уничтожить крестраж, сохранив при этом жизнь носителя.

До сих пор все говорило о том, что задача неразрешима, но за много лет исследований Дамблдор вывел для себя одну простую истину: в магии не бывает (или почти не бывает) абсолютных запретов. Всегда есть способ достичь желаемого, вопрос лишь в том, сколько времени для этого потребуется и какую цену придется заплатить.

Время у него пока еще было, ну а цена... Что ж, несколько десятков мышей в обмен на спасение одной детской жизни – выгодная сделка.

[16] В английской версии Potter wiki указано 42 директора Хогвартса, 27 из которых перечислены поименно и 15 представлены в виде безымянных портретов. Если исключить из этого числа Амбридж, Снейпа и Макгонагалл, то получается, что Дамблдор – 39-й директор Хогвартса, а средний срок нахождения на посту составляет примерно 23 года.

Пусть даже эксперименты и не дали пока нужного результата, но, занимаясь ими, директор наконец-то понял, что беспокоило его с тех пор, как он расстался со своими коллегами.

– Рубенс Грембуль, – сказал он, устраиваясь в своем кресле.

– Альбус, седая твоя борода, рад видеть! – появившийся в камине гоблин, судя по его виду, был старше Дамблдора. – Выкладывай, чего тебе нужно от старого больного гоблина?

– Почему обязательно нужно? – обиделся Дамблдор. – Разве я не могу просто так поболтать со своим добрым другом?

– Когда ты решишь просто так поболтать, я вызову к тебе целителей, – сварливо ответил его собеседник. – Или авроров, чтобы проверили, кто сидит в твоем кабинете под обороткой. Давай, не тяни, мы оба занятые люди.

– Я хотел бы, чтобы ты посмотрел этот договор, – Дамблдор вытащил из кармана свиток пергамента и переправил его в камин. – Мы с Олимпией и Игорем затеяли одно... хм, коммерческое предприятие...

Вслед за пергаментом в камин отправились три золотые монеты. Получив плату, Грембуль кивнул, нацепил на нос очки и углубился в чтение. Дружба дружбой, но в отношении профессиональной деятельности у гоблинов были очень твердые принципы, они никогда никому не помогали задаром, но и сами никогда не просили о бесплатной помощи. Более того, директор не сомневался, что если старому другу однажды потребуется его, Дамблдора, консультация, то попытка отказаться от платы будет воспринята гоблином как серьезное оскорбление.

– Превеликий Гринготт, – пробормотал гоблин, не отрывая глаз от пергамента. – Альбус Дамблдор наконец-то понял, что документы должны проверять специалисты? Никогда бы не подумал, что доживу до этого светлого дня...

– Меня в этом убедила одна юная особа, – усмехнулся Дамблдор. – Несколько месяцев назад она в довольно экспрессивной манере высказала мнение, что юридические вопросы должны решать юристы, а не директора школ... какими бы великими волшебниками они ни были.

– Разумно, – Грембуль закончил чтение, свернул пергамент и отложил его в сторону. – Что ж, это типовой договор о совместном предприятии и разделе долей в прибыли, скопированный из «La collection de documents standards»,[17] парижское издание 1968 года. При использовании типовых договоров бывают некоторые проблемы, связанные с разницей в национальных законодательствах, но если партнеры доверяют друг другу... Вы ведь доверяете?

Дамблдор кивнул.

– Тогда все в порядке, кроме двух очень важных пунктов. Первый касается раздела денег. В оригинале договора было написано «bénéfice», то есть «прибыль», что логично, потому что обычно сначала из доходов вычитаются расходы, и только потом то, что осталось, делится между сторонами. Но вы полностью вычеркнули пункт о расходах, а вместо слова «bénéfice» написали «encaissements», то есть «доходы». Можно узнать, зачем?

– Так было проще, – ответил Дамблдор. – Чтобы считать расходы, придется нанимать бухгалтеров, вести отчетность... Мы же не счетоводы, мы преподаватели. Мы просто прикинули, во что обойдется Турнир, и решили, что Хогвартс заплатит по счетам и получит за это большую долю.

– Примерно прикинули? – воскликнул гоблин. – Альбус, не смей при мне произносить такие слова, я от них зверею, а мне нельзя нервничать, у меня печень! И потом, что значит «мы не счетоводы»? Хочешь ты или нет, но тебе таки придется считать налоги, разбираться с подрядчиками, собирать деньги за билеты... Нет уж, Альбус, если вы втроем хотите получить с этого какую-то прибыль, вам придется нанимать тех, кто умеет считать. Потратив сущие гроши на зарплату бухгалтера, вы сэкономите во много раз больше, а то и вовсе спасете себя от банкротства.

– Хорошо, я понял, – кивнул Дамблдор. – Мы учтем этот момент. Что-то еще?

– В договоре говорится только о доходах от продажи билетов, – сказал Грембуль. – А что насчет остальных?

– Не понял, а откуда еще возьмутся деньги? – удивился Дамблдор.

– Нет, Альбус, ты меня положительно хочешь вогнать в гроб! Сколько, по-твоему, стоят права на колдовещание?

– Ну, мы хотели заплатить... – Дамблдор осекся. – Подожди, ты хочешь сказать, что это не мы будем платить за то, чтобы Турнир транслировали по радио? Это нам будут платить?

Подобная мысль показалась ему довольно странной.

– И это только один из источников, – сказал гоблин. – А ведь есть еще реклама, продажа сувениров и символики школ, права на торговлю возле стадиона... Ты же вроде якшаешься с маглами? Ну так найди среди них кого-нибудь, кто занимается спортивными состязаниями, и поспрашивай, откуда они берут деньги. И кстати, я готов лично помочь тебе с бухгалтерским учетом. Только ради нашей старой дружбы я возьмусь за дело за символические десять процентов от прибыли с Турнира.

– С радостью приму твою помощь, – засмеялся Дамблдор, – но я предпочел бы фиксированную оплату.

– А, ты меня успокоил, – осклабился Грембуль. – Выходит, ты все же не совсем безнадежен... Ладно, я шучу. Обычная почасовая плата, я завтра пришлю к тебе помощника.

– Руби, домой! Ты хочешь кушать! – послышалось в этот момент из камина.

– Ну все, Альбус, мне пора, – засуетился старый гоблин. – Мама зовет. Давай, не болей!

Огонь в камине погас, и Дамблдор с довольной улыбкой откинулся на спинку кресла. Если Грембуль прав (а в денежных вопросах он, как правило, оказывался прав), то в следующем году финансовые проблемы школы будут полностью решены.

Один из приборов, стоящих над камином, вдруг испустил струю пара и издал громкое шипение, став похожим на старый чайник (каковым он, собственно, и был, пока Дамблдор не приспособил его под свои нужды). Спустя пару секунд шипение прекратилось, и на вылетевшем из носика белом облачке, словно на экране, появилось изображение крысы, бегущей по коридору замка.

– Добро пожаловать в Хогвартс, Питер, – директор на некоторое время задумался, а потом направил на изображение палочку. – Spectat Non Videre! Ну а теперь, мальчик мой, давай посмотрим, что именно ты хочешь найти.

[17] Французский язык выполнял роль «языка международного общения» с начала XVIII века, а поскольку в магическом мире Британия и США не заняли то же место, какое они занимали с середины XIX века у маглов, то и английский язык не смог вытеснить французский. Соответственно, все международные документы волшебники составляют на французском языке.

– Тишина! – голос директора перекрыл гул, заполнявший Большой зал. – Как вы все уже знаете, пока мы наслаждались праздничным ужином, кто-то проник в башню Гриффиндора и устроил погром в спальне пятикурсников. Неизвестный преступник...

– Сириус Блэк? – выкрикнул кто-то из толпы.

– Неизвестный преступник, – с нажимом повторил директор, – каким-то образом узнал пароль, поэтому ради вашей безопасности эту ночь вы проведете здесь, в Большом зале. Пока мы обыскиваем замок, старосты будут следить за порядком. Прошу всех соблюдать спокойствие и воздержаться от ночных прогулок по школе.

Дамблдор взмахнул палочкой, и все входы в Большой зал, кроме двери возле преподавательского стола, с грохотом захлопнулись. Еще взмах – и столы отъехали к стенам, а на полу появилась куча разнокалиберных спальных мешков.

Едва преподаватели покинули зал, толпа школьников загалдела и зашевелилась. Все попытки старост утихомирить подопечных и навести хоть какой-то порядок оказались тщетными. Гриффиндорцы в сотый раз рассказывали, в каком виде они обнаружили свою спальню, когтевранцы обсуждали способ, которым Сириус Блэк мог пробраться в замок, а слизеринцы гадали, зачем он это сделал.

Когда представители трех факультетов, наконец, немного угомонились, они заметили, что пуффендуйцы под шумок успели разобрать самые удобные спальники и занять единственный угол, до которого не доставали дующие из-под дверей сквозняки.

Едва не вспыхнувшую после этого драку пресек вернувшийся в зал Снейп.

– Даю вам десять минут, – объявил он. – Если кого-то мучает бессонница – подходите, я с радостью помогу вам заснуть.

Желающих получить помощь почему-то не нашлось, и ровно через девять с половиной минут в зале воцарилась тишина. Лишь когда Снейп, удовлетворенно кивнув, отошел в дальний конец зала и принялся о чем-то тихо беседовать с вернувшимся Дамблдором, Гарри рискнул вытащить палочку и навесить на себя заглушающие чары.

– Думаешь, это был Петтигрю? – спросил он Элин.

– Ну не Блэк же, – хмыкнула та. – Выходит, Сириус ошибся, Питер не бежал на юг, а так и остался в Англии... Или уже успел вернуться. Вот только что ему понадобилось в Хогвартсе?

– И конкретнее, что ему понадобилось в башне Гриффиндора? – уточнил Гарри. – Он там десять лет жил... Слушай, может он там что-то оставил? Спрятал в каком-нибудь тайнике, но не смог вернуться из-за Блэка и теперь пытается это забрать? И еще... Кстати, а где Гермиона?

– Т-с-с-с, она спит, – шепнула Элин. – Отрубилась, едва залезла в мешок. Не надо ее будить, она и так устает... Но меня сейчас волнует другое. Как ты думаешь, Гарри, кто сейчас лежит в мешке справа от тебя и усиленно греет уши, пробив твою защиту?

Луна, светящая с потолка Большого зала, давала достаточно света для того, чтобы резко повернувшийся Гарри заметил, как прячется в мешок голова, принадлежность которой было легко идентифицировать по копне рыжих волос.

– Джинни, ты что, не знаешь, что подслушивать нехорошо! – возмутился он.

Судя по смущенному бухтению, доносящемуся из глубины спальника, рыжая чертовка об этом прекрасно знала.

– Мы тебя простим, если скажешь, как ты ухитрилась пролезть через заглушающие чары, – сказала Элин.

– Мфф-фрф-нффф.

– Вот блин! – Элин сняла ставшую бесполезной заглушку. – Так как тебе это удалось?

– Я говорю, – высунула нос Джинни, – меня Фред и Джордж научили. Они свое собственное заклинание придумали, чтобы родителей подслушивать. Я хотела узнать, о чем говорят Снейп и Дамблдор, и случайно услышала ваш разговор. А кто такой Петтигрю?

– Один нехороший человек, – ответил Гарри. – Тебе не надо про это знать, это секрет.

– А почему вы думаете, что это не Блэк? – продолжала допытываться Джинни.

– Я же сказал, это секрет, – рассердился Гарри. – Спи давай. И не подслушивай больше!

– Ну и ладно, – Джинни демонстративно отвернулась. – Тогда я сама все узнаю, а вы и не заметите. У меня заклинание хорошее, дальнобойное... Ни у кого такого больше нет...

Гарри и Элин переглянулись.

– Умение торговаться, видимо, у них семейное, – констатировал Гарри. – Будем с ней договариваться или как?

– Что там за шум? Кто не спит? – Увлеченные разговором ребята не заметили, как к ним подошел Перси Уизли. – Немедленно спать, это приказ! Вы мешаете другим!

– Бе-бе-бе, – высунула язык Джинни. – Ты сам сейчас всех перебудишь, Персик.

– Тишина! – зашипел рассвирепевший Перси, – Я сейчас с вас баллы сниму!

– Что там у вас, Уизли?

Упс, а вот это уже было серьезно. Элин шустро спрятала голову в мешок, надеясь, что на этот раз гроза пройдет мимо, но, увы, было уже поздно.

– Нарушители дисциплины, сэр! – отрапортовал Перси. – Оба Олсена и Джинни Уизли.

– И вы не можете их успокоить?– холодно спросил Снейп. – Вы тут староста или кто? Ты, ты и ты, минус пять баллов с каждого, завтра вечером ко мне на отработку. Вот видите, они даже не отвечают. Потому что знают, что за малейший звук получат еще наказание.

Строго говоря, Снейп был не прав – староста не мог назначать отработки и снимать больше пяти баллов за раз. Но возражать преподавателю Перси не решился.

– И вообще, идите-ка вы спать, – продолжал профессор. – И передайте мисс Клируотер, что она тоже свободна. Завтра занятия, а если сюда вломится Блэк, от вас все равно толку не будет.

Перси ушел, и Снейп, бросив напоследок строгий взгляд на ребят, бесшумно заскользил между рядами школьников.

«Нет, ну как он это делает? – думала Элин, засыпая. – Он ведь точно пола не касается... Надо будет спросить завтра на отработке...»

Этой ночью ей приснилось, что она умеет летать. Она поднялась к Солнцу, сожгла крылья и почти упала на землю, но ласковый ветер удержал ее и не дал разбиться.

Гарри тоже снился полет, он гонялся по Большому залу за снитчем, но никак не мог его поймать. Наконец, он загнал золотой мячик в угол, но Седрик протянул руку и выхватил его прямо из-под носа Гарри.

Джинни снился Гарри. Они танцевали вальс среди медленно падающих лепестков роз, потом лепестки превратились в снег, и Гарри оказался закован в ледяную глыбу. Джинни попыталась растопить лед, но в этот момент Гарри исчез, и на его месте оказалась Луна, одетая в медвежью шкуру и держащая в руке копье с каменным наконечником.

– Тут морщерогие кизляки не пробегали? – спросила она. – Нет? Странно. Ладно, поищу в другом месте. Пока!

Гермионе же снился Люпин, который преподавал ей уроки календаря.

– Сегодня тридцать первое октября, – втолковывал ей профессор, – а завтра будет первое ноября. Это очень важно, мисс Грейнджер! К следующему понедельнику напишите восемь футов о том, какое число следует за каким, и почему именно.

Вероятно, в этом сне был какой-то смысл, но разбираться, в чем там дело, у девочки не было сил.

========== Глава 7. Милосердие ==========

1 ноября 1993 года

Утром в понедельник стало известно, что Сириуса Блэка так и не нашли, впустившая чужака в башню Полная Дама от стыда спряталась в пещере отшельника на шестом этаже, и ее временно заменил сэр Кадоган Коротышка, а профессор Люпин опять заболел, и вместо него урок защиты проведет Снейп.

– Я ознакомился с планом занятий моего... коллеги... – на лице профессора появилось выражение крайнего отвращения. – Должен заметить, что до сих пор вы учились не защите от темных искусств, а защите от мелких вредителей...

– Профессор Люпин лучший преподаватель защиты! – выкрикнул со своего места Рон Уизли.

– Минус балл Гриффиндору за бессмысленный шум в аудитории, – ровным голосом произнес Снейп. – Ученики третьего курса должны уметь распознавать и обезвреживать намного более опасных существ, чем боггарты и пикси. Откройте учебники на странице триста девяносто четыре.

– Оборотни? – воскликнула Парвати Патил. – Но сэр, мы же еще не дошли до...

– Минус два балла, мисс Патил. – перебил ее Снейп. – С кого из вас мне снять четыре? Нет желающих? Итак, я продолжу. Я, конечно, не надеюсь на ответ, но может быть кто-то из присутствующих, помимо Грейнджер, все же знает что-нибудь про оборотней? Нет? Н-да, я так и думал. Что ж, удивите меня, мисс Грейнджер.

– Оборотни бывают урожденные и проклятые, – начала Гермиона. – Первые получают ликантропию при рождении либо заражаются в возрасте до года, в человеческой форме отличаются повышенной волосатостью тела и большой физической силой, в звериной ограниченно сохраняют разумность. Некоторые из них могут обращаться в любой момент, независимо от фазы луны, хотя обращение в полнолуние дается им намного легче. В отличие от проклятых оборотней, не испытывают физического дискомфорта при обращении.

Проклятые оборотни заражаются во взрослом возрасте и большую часть времени неотличимы от обычных людей. Обращение причиняет им невыносимую боль, за несколько дней до него они начинают ощущать физическую слабость, вплоть до обмороков. Совершенно не контролируют себя в звериной форме, если только не пьют перед обращением ликантропное зелье, изобретенное несколько лет назад Дамоклом Белби.

В человеческой форме распознать оборотня невозможно. В звериной можно заметить золотистые крапинки в глазах и слегка измененную форму носа...

– Достаточно, – прервал ее Снейп. – Вы повторяете то, что написано в учебнике, авторы которого ни разу не сталкивались с оборотнями лицом к лицу. Заметить отличия в цвете глаз и форме носа у них, как правило, не удается ввиду скоропостижной смерти наблюдателя. Поэтому столкнувшись с волком, вы не должны рассуждать, настоящий ли перед вами зверь или проклятый, вы обязаны предположить худшее. Самый верный способ остаться при этом в живых – использовать специальные парализующие чары, одинаково хорошо действующие как на оборотней, так и на обычных волков. В учебнике их нет, поэтому слушайте внимательно и записывайте. Словесная формула...

– Если в учебнике этого нет, зачем мы его открывали? – спросил Рон Уизли.

Что ж, умение учиться на своих ошибках в число гриффиндорских добродетелей явно не входило.

Отработки у Снейпа Гарри ненавидел не столько даже потому, что не любил профессора зельеварения (за два года они, в общем, смирились с существованием друг друга), но и из-за необходимости несколько часов подряд отскребать котлы от отходов студенческой деятельности. Иногда он даже думал, что зельевар перед каждой отработкой нарочно пачкает котлы какой-то особенно стойкой гадостью, которую он сам же и изобрел для того, чтобы посильнее помучить учеников.

Элин же при виде грязных котлов каждый раз накрывало чувство дежавю. Она не помнила подробности, но, кажется, в прошлой жизни ей уже приходилось заниматься чем-то, связанным со словами «наряд по кухне», «бигус» и «комбижир», и на этом фоне работа с ученическими котлами казалась совсем не такой тяжелой.

Кроме того, в этом году у нее уже не было времени на дополнительные занятия со Снейпом, и назначенная отработка была хорошим поводом для того, чтобы получить ответы на накопившиеся вопросы. Правда, при этом нельзя было забывать про щетку – за пренебрежение работой Снейп легко мог назначить повторную отработку, невзирая на лица.

– И все равно, я не понимаю, – говорила Элин. – Всем известно, что второе название аконита – волчья погибель, о его влиянии на представителей семейства собачьих известно уже лет пятьсот. Так почему же за все это время никто не догадался, что на его основе можно создать ликантропное зелье?

– Отчасти потому, что оборотни – мерзкие агрессивные твари, с которыми приличные волшебники стараются не иметь никаких дел, – ответил Снейп. – Ну и кроме того...

Он ненадолго задумался, а затем подхватил только что очищенный Гарри котел, поставил его на спиртовку и наполнил водой.

– Вы! Прекратите шуметь, – бросил он Гарри и Джинни.

Оба подростка с радостью отложили щетки и принялись наблюдать за представлением.

– Это стандартная смесь ингредиентов номер три, – сказал профессор, высыпая в кипящую воду желтоватый порошок. – Вы помните, что в нее входит?

– Рог единорога, мята, слизь флоббер-червя, жала веретенницы, экстракт бум-ягоды... – принялась перечислять Элин.

– Именно. Теперь смотрите внимательно. Добавляем в смесь аконит... – Снейп достал из шкафа склянку с нарисованными на этикетке черепом и костями и добавил в котел три капли мутно-синей жидкости. – Что сейчас произошло?

– При нагревании элемент огня в бум-ягодах трансформировал мяту и был нейтрализован магией единорога, – Элин задумалась, – холодное железо в слизи флоббер-червя должно было восстановиться из окисла, но трансформированная мята вступит с ним в реакцию... Профессор, я не могу сказать вот так сразу, тут нужно считать каждое превращение.

– Я не сказал «посчитайте реакции», мисс Олсен! – Снейп явно был чем-то недоволен. – Я спросил вас, что произошло? Что вы видели?

– М-м-м... Зелье стало ядовитым? – Элин не могла понять, что хочет от нее профессор. – Жала веретенницы – сильное противоядие, но они не справятся с аконитом, надо добавлять безоар...

– Вы не можете на глаз определить, ядовито ли зелье, – прервал ее Снейп. – Что вы видели, мисс Олсен?

– Я видела, как вы добавили три капли синей жидкости в желтую основу, после чего зелье стало зеленым... – Элин задумалась. – Хм... Профессор, мне показалось, что на секунду оно стало розовым, но ведь так не должно быть? Розовому цвету там взяться неоткуда...

Взмахнув палочкой, Снейп погасил огонь, уничтожил зелье и отправил грязный котел обратно к Гарри.

– Розовый цвет, мисс Олсен, имеет так называемая слагхорнова соль, которая образуется в результате реакции аконита со слизью флоббер-червя в присутствии жал веретенницы, – удовлетворенно произнес он. – Вы про нее еще не знаете, атипичные реакции аконита были открыты лишь недавно и в школе их не проходят. Именно слагхорнова соль используется в ликантропном зелье, но в обычных условиях она распадается за долю секунды, для ее стабилизации требуется очень сложная и опасная процедура. Поэтому такое зелье может приготовить только опытный мастер, и стоит оно очень дорого.

Снейп усмехнулся.

– Что же до вашего вопроса о том, почему никто не догадался, то… видите ли, стандартная смесь номер три вошла в употребление всего сто лет назад. К тому времени мастера алхимии уже давно перестали полагаться на свои органы чувств, предпочитая использовать вместо них точные расчеты и современные измерительные приборы. Наблюдение за цветом и запахом ныне – удел студентов первокурсников и дилетантов, варящих зелья в кастрюлях из-под супа. Опытные же мастера если и наблюдали краткое появление розового цвета в той реакции, которую я вам только что показал, то просто не обращали на него внимания... До тех пор, пока я не задал этот вопрос профессору Слагхорну, преподававшему зельеварение во время моей учебы в школе. Он тогда отделался общими фразами, посоветовав мне больше внимания уделять учебникам, и я не стал настаивать, боясь показаться глупым. Впоследствии я забыл про свой наивный вопрос. Точно так же, как вы, мисс Олсен, я стал думать в первую очередь о происходящих в зелье реакциях, а не о том, что вижу своими глазами... А вот профессор Слагхорн, как оказалось, про меня не забыл и спустя три года получил премию Рипли[18] за открытие первой атипичной реакции аконита и ее производной, носящей теперь его имя.

– И вы его за это так и не простили? – спросила Элин.

– С чего вы взяли? – удивился Снейп. – Профессор Слагхорн проделал огромную работу, премия была получена им вполне заслуженно. Более того, он никогда и не скрывал, что именно мой вопрос навел его на мысль начать исследования в этой области. Он часто рассказывал об этом случае на уроках, приводя его качестве примера того, что в зельеварении нельзя забывать о мелочах. Я был даже приглашен в его клуб и познакомился с руководством гильдии алхимиков... Впрочем, это уже другая история.

Снейп взмахнул палочкой, разом очистив кучу грязных котлов.

– Отработка окончена. Вы двое свободны, – сказал он Гарри и Джинни. – Мисс Олсен, задержитесь ненадолго.

[18] Джордж Рипли (1415 – 1490) – известный английский алхимик.

Снейп в задумчивости мерил шагами кабинет, машинально вертя в руках палочку.

– Обычно этот вопрос задают деканы на пятом курсе, – сказал он наконец. – Но все же, мисс Олсен, какую профессию вы намерены избрать?

– Я еще не определилась окончательно, – пожала плечами Элин. – Пока не поступила в Хогвартс, хотела стать адвокатом, как мама, но, к сожалению, в Хогвартсе не учат юриспруденцию.

– У школы договор с американским Институтом салемских ведьм, – ответил Снейп, – там есть отдельный курс британского права. Но мне казалось, что у вас более естественнонаучный склад ума.

– Это лишь один из вариантов, – кивнула Элин. – Сейчас меня больше привлекает конструирование заклинаний и артефактов.

Ей показалось, что Снейп немного разочарован ответом.

– В таком случае, зачем вам зельеварение? – несколько раздраженно спросил он. – Для выбранных вами профессий нужны нумерология и руны.

– Не только они, – возразила Элин. – Я не хочу создавать ширпотреб для Косого переулка, я хочу большего. У маглов самые значительные открытия сейчас совершаются на стыке наук, у волшебников же знания до сих пор очень сильно обособлены. Не полностью, конечно, та же нумерология связана с рунами, а астрология нужна вообще везде, но это капля в море. Я же не хочу быть только зельеваром или только заклинателем, я хочу создать что-то, для чего будет нужна и нумерология, и руны, и зелья, и трансфигурация... Правда, с ней у меня беда, но я думаю, что справлюсь. И магловские науки тоже! В зельеварении учитывается обычная химия, так почему же в трансфигурации не обращают внимания на законы физики? Поэтому ваш предмет очень важен для меня, профессор. Не говоря уже о том, что он просто интересный.

– Понятно, – Снейп перестал вышагивать вдоль доски, опустился в свое кресло и прикрыл глаза. – И вы уверены, что до вас никто не додумался до того, чтобы совместить несколько волшебных наук?

– Даже если и додумался, что с того? Там же поле непаханное, тем для исследований на десяток жизней хватит...

– Понятно, – повторил Снейп. – Хорошо, мисс Олсен, вы можете идти.

Уже стоя возле двери, Элин повернулась и с усмешкой посмотрела на профессора.

– Вы ведь до сих пор злитесь на Слагхорна, – утвердительно произнесла она. – Не за то, что он получил всю славу, а за то, что сделал работу без вас. Не так ли?

– Почему вы так думаете, мисс Олсен? – спросил Снейп, не открывая глаз.

– Потому что я бы точно злилась... – засмеялась она. – Доброй ночи, профессор.

– Никогда бы не подумала, что Снейп может досрочно прекратить отработку, – сказала Джинни, когда Элин вышла из кабинета зельеварения. – Как ты это делаешь?

– Не знаю, – пожала плечами Элин. – Может быть, все дело в том, что я отношусь к нему как к мастеру, а не как к ужасу подземелий. А может быть, он просто понимает, что я никогда не буду злоупотреблять его отношением к себе. Или просто в моем личном обаянии... О, добрый вечер, профессор Люпин! Как ваше здоровье?

Профессор был бледен и слегка пошатывался, но на его лице играла довольная улыбка.

– Намного лучше, – ответил он. – Мне повезло работать с таким мастером, как профессор Снейп, его лекарство очень помогает... Вот, пришел сдавать стеклотару.

Он слегка качнул в руке полную пустых склянок сетку, отчего на какое-то мгновенье стал похож на советского алкоголика, идущего в пункт приема бутылок.

– Я слышал, сегодня он меня замещал? Ну и как прошло занятие?

– Ужасно! – поморщился Гарри. – Профессор Снейп задал нам шесть футов про оборотней, представляете? Хотя они в самом конце учебника.

– Он и нам тоже про оборотней рассказывал, – подтвердила Джинни. – Мы еще удивлялись, зачем нам это, их ведь проходят на третьем курсе.

– А мне понравилось, – задумчиво сказала Элин. – За время занятия профессор трижды обозвал авторов учебника некомпетентными идиотами и показал нам заклинание Лупус Фригидус. Правда, оно очень сложное...

– Я знаю это заклинание, – серьезно произнес Люпин. – Его придумали менее двадцати лет назад, оно не входит в перечень обязательных при подготовке к СОВ и ЖАБА, поэтому его нет в учебнике. К сожалению, министерская комиссия слишком консервативна в таких вопросах... Но профессор Снейп прав, Лупус Фригидус действительно отлично справляется с оборотнями. Я и сам однажды в этом убедился.

6 ноября 1993 года

С вечера пятницы небо затянуло тучами, и профессор Трелони торжественно провозгласила, что матч Гриффиндора со Слизерином пройдет при грозе и штормовом ветре. Поскольку вся школа точно знала, что профессор тайно слушает передаваемые по радио прогнозы погоды при помощи единственного работающего в Хогвартсе детекторного радиоприемника,[19] привезенного маглорожденным студентом еще в двадцатые годы, предсказанию поверили.

Разумеется, защищать зрителей от дождя никто и не думал. Преподаватели считали, что трудности закаляют характер и стимулируют волю к самостоятельной учебе. Студентов просто-напросто ставили перед выбором – или ты мокнешь под ледяным дождем, или учишься колдовать. И что характерно, даже самые ленивые и бесталанные студенты в таких условиях совершенно добровольно выбирали учебу.

Накануне матча, сразу после окончания занятий, все столы и диваны в гостиной Пуффендуя были сдвинуты к стенам, а в середине комнаты был разложен подаренный Филчем старый тент. Прошлой осенью Гарри с друзьями кое-как залатали прорехи, но за год магия рассеялась, и теперь несколько семикурсников, сверяясь с записями и поминутно вспоминая интимные части тела Мерлина и Морганы, накладывали на ветхую ткань чары ремонта, укрепления и расширения пространства.

Результат превзошел все ожидания. Три других факультета могли сколько угодно обзывать пуффендуйцев растяпами и неженками, но факт заключался в том, что растяпы наслаждались игрой, сидя на своей трибуне в сухости и комфорте, в то время как все остальные были больше озабочены удержанием рвущихся под порывами ветра защитных куполов или зачарованных зонтиков, нежели тем, что происходило на поле.