Текст книги "Ошибка (СИ)"
Автор книги: Drugogomira
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
– Да хвааааатит тебе ломаться! Пшли со мной, на 20 минут... Дядя Вова тебя не обидит, девочка… Я вв-всё оплачу. Я тебе весь этот бар куплю! Весь отель! Хочешь?
Внутри всё упало и тут же вскинулось. От давления сжатых челюстей скулы свело. Ладони сами сложились в кулаки. Звон в ушах отключил внешние звуки. Какая-то плохо объяснимая реакция тела. Время стало тягучей резиной. Взгляд на Санька вскользь – тот не сводил с врача глаз. Ноги сами понесли. Через несколько секунд Юра обнаружил себя стоящим лицом к мужчине, спиной к управляющей – ровнехонько между ними.
– У Вас какие-то проблемы? —концентрируясь в моменте, оценивая противника, сам себя он слышал, словно издалека.
Гость смотрел на Юру, пытаясь сфокусировать взгляд:
– Слышь, парень, ч-чеши отсюда. Нн-не мешай. Всех цыпочек мне распугаешь!
Врач обвел взглядом помещение, обернулся через плечо.
– Мы вроде не в курятнике.
– Борзый, да? Отойди, грю, подобру-поздорову.., – вот теперь он услышал в голосе явную угрозу, нужно быть готовым. Прикинул точку и силу удара, но пока продолжал стоять, выжидая, руки в карманах:
– Ксения Борисовна, видите, там дальний столик свободен? Хотите смотреть – идите туда: оттуда прекрасный обзор.
Никакого движения за спиной. Она там к полу, что ли, приросла?
«У Вас вообще инстинкт самосохранения есть!?»
– Ксения, ещё раз, для глухих: отойдите! Молодой человек, а Вы шли бы... Спать.
Мужчина раскатисто рассмеялся.
– Какой я тебе молодой человек? Я тебе в отцы гожусь, зелень!
– По поведению и не сказать.., – да, чистая провокация.
– Юрий Сергеевич, – раздался сзади испуганный шепот, – Пожалуйста, не надо… Мы всё ула… …дим…
Корявый удар справа. Очень неточный. Был бы трезвый, попал бы в челюсть, а так… Кулак по касательной скользнул по подбородку и разрезал воздух. Слабовато… Юра так и не успел решить: в нос? В район солнечного сплетения? Ладонь левой руки сжалась в кармане, иногда он бьет левой. Сейчас!
– Ксюха, отойди отсюда!
«А это кто?»
Второй замах. Юра перехватил руку в полете и резким движением вывернул за спину гостя. Тот согнулся к полу, обездвиженный. Заодно представилась возможность взглянуть, кто там управляющую «Ксюхой» называл. А, этот... Жених Маргариты, бедолага с ранением дробью в мягкие ткани ягодиц. Видимо, не такой уж бедолага. Видимо, врач чего-то не знал про их отношения. До этого момента он видел их вдвоем лишь однажды.
«Желающих предостаточно»
Подоспел Леонид, вид у него был виноватый. Юра передал нарушителя спокойствия охраннику. Ксения Борисовна высвободила локоть из цепких лап Зуенка, подлетела к Лёне и прошептала что-то, одним взглядом обещая ему небо в алмазах. Как она умеет. Распорядилась сопроводить плохо стоящего на ногах гостя в его номер, быстрым шагом подошла на reception и отдала указание не проводить для него check-out без нее. Вернулась, попросила Сашу, уже наливающему врачу чай, составить список нанесенного гостем ущерба. Врач лишь тогда заметил на полу за барной стойкой битые бокалы. Всё это время он ощущал на себе пристальный взгляд «Ксюхиного» знакомого, от которого было, надо сказать, весьма некомфортно и который не давал сосредоточиться на обдумывании произошедшего, сбивал с мыслей, мешал подмечать детали.
– Ксюх, ну ты как? – этот парень, брюнет, явно был обеспокоен и даже не стеснялся это скрывать. При живой-то невесте...
Юра потянулся к наушникам. Вслушиваться в их беседу почему-то не хотелось абсолютно, стоило уйти, но чай заботливым другом уже был приготовлен.
– Лёш… Отстань уже, а! Ты, кажется, шел куда-то? Вот и иди, – показывая ему, что разговор окончен, управляющая отвернулась и, помолчав немного, тихо обратилась к врачу:
– Юрий Сергеевич… Спасибо Вам.
Он повернул голову:
– За что?
– Ну... Что заступились… Мне было приятно.
– Не стоит. Любой, – «Например, Зуенок Ваш», – На моем месте сделал бы то же самое.
– И всё равно – спасибо!
Нахмурившись, нажал play. Ну, не за что… О чем тут разговаривать? Она смотрела на него, вглядываясь, еще несколько секунд, затем развернулась – и только её и видели.
Санёк заботливо подставил под локоть маленькую тарелку с пакетиком льда. Спасибо. Отличный способ успокоить саднящую кожу подбородка. Спустя минут десять расправился, наконец, со своим чаем, который в горло не лез, снял наушники, посмотрел на бармена. Тот, склонив голову, наблюдал за врачом.
– Они вместе работали в «Элеоне». Оба на должности портье.
– Санёк… Избавь от подробностей. Мне это не интересно.
– Ну тогда тебе будет не интересно узнать, что они давно разошлись каждый своей дорогой… Он с Маргаритой теперь вот.
«А, ну то есть, значит, были вместе»
Юра мотнул головой:
– Абсолютно.
– Ну, когда станет интересно, приходи. Я тебе еще что-нибудь расскажу. Классно ты его скрутил! Я прифигел!
Юра косо посмотрел на бармена. Ничего особенного, база же.
– Голос у тебя такой был, что даже я испугался! А у Ксении Борисовны глаза были, как два блюдца. Он когда тебя задел, мне показалось, что она схватит вот эту бутылку – Санёк кивнул в сторону бутыли с виски, стоящей на нижнем ярусе барной стойки, – Подлетит и огреет это быдло по затылку. Или прямо в лобешник ему запустит с места. Эта может.
«Не сомневаюсь»
– Я пошел, Сань. До завтра.
«Цугцванг»
Что это? Что это, мать его, такое? Что происходит? Какого черта с ним происходит? Всё же так шикарно начиналось. Он ощущал себя королем положения, он на сто процентов владел собой и процентов на восемьдесят-девяносто – ситуацией. Получал от этого удовольствие. Он неизменно чувствовал себя над управляющей, выше неё, опытнее, посмеивался над ней про себя и в открытую, принижая её в её и своих глазах, а себя, соответственно, возвышая. Провоцировал её, любуясь собой. А по итогу что вышло? Вышло, что увлекшись игрой в эту войну, он, сам того не замечая, шаг за шагом усугублял свое положение. Вышло, что своими же руками рыл себе яму. И соломки в ней забыл подстелить: как-то даже в голову не приходило думать о соломке.
Сколько времени-то прошло? Около месяца? Кто тут у нас теперь царь горы? Кто стоит на ее вершине и улыбается оттуда с победным видом? Корона упала и со звоном покатилась. На мгновение возникло ощущение, словно груз свалился, будто стало легче. Да, стало легче и одновременно с этим – очень страшно: он словно потерял броню, будто прозрел. Это чувство уязвимости ему совершенно не нравилось, увиденное было совсем не по нутру. Абсолютно!
«Кто сидит в твоей голове? Ты куда смотрел? Ты как её туда пустил? Запер все двери, законопатил окна, а про дымоход забыл?»
Юра до сих пор отлично помнит те эмоции, охвативший его ужас. Сидел на своей лавке, традиционно слева, запрокинув голову, хмурясь, словно от головной боли. Наушники разрывала музыка. Барабанные перепонки свои ему тогда было совсем не жаль. Через полуприкрытые ресницы было видно, что в кабинете ее света нет. Ну и прекрасно. Все нормальные люди спят давно. Впрочем, может она приятно проводит время. Желающих-то предостаточно.
«27:100500. Что, готов признать поражение?»
Нет! Не готов. Он отказывался быть одним из этих желающих. Отказывался. Кто тут последний в очереди, за кем занимать? Губы тронула кривая ухмылка. Нет уж, спасибо!
«Катитесь Вы лесом, Ксения Борисовна! Я на Ваши уловки больше не поведусь! На ком-нибудь другом их оттачивайте!»
И Санёк тоже хорош! Сводник хренов! Какого черта он его туда вытащил? Чтобы что? Сам мог прекрасно справиться с этой пьянью! Нет, надо было непременно, через шантаж и угрозы, добиться того, чтобы друг притащился управляющую защищать!
В своем гневе врач не видел, что не было никаких уловок, угроз и шантажа, не было против него никакого злого умысла. Поймет он это лишь потом.
Из головы упорно не шли слова бармена, их не могла заглушить никакая музыка.
… давно разошлись…
… я тебе еще что-нибудь расскажу…
… она схватит вот эту бутылку…
… у меня для тебя плохие новости, друг..
… цугцванг, Юрец…
… хотя бы сделай это красиво…
Они перемежались со словами управляющей:
… компетентность Юрия Сергеевича здесь никто и никогда не ставил под сомнение…
… это моя работа…
… спасибо, что заступились… мне было приятно…
… и всё равно спасибо…
… вот и иди…
Добавить к портрету: сообразительная, рисковая, искренняя, справедливая. Портрет порвать, спустить в шредер, сжечь, уничтожить.
«– Зачем?
– Не хочу подпускать.
– Ты уже подпустил…
– Как подпустил, так и выставлю за дверь…
– Ну и дурак…
– Точно.»
Шея затекла так сидеть. Юра переместил вес тела вперед, запустил пальцы в волосы, стянул наушники, нажимая на правом кнопку выключения. Холодно и спать пора. Утро вечера мудренее. Что его, собственно, настолько выбило из колеи? Да всё. Тягостные ощущения. Он чувствовал себя абсолютно разбитым, полностью пустым. Внутри что-то тянуло за жилы. Настанет новый день, и вся эта ситуация не будет казаться ему настолько катастрофичной. Он заново выстроит линию обороны, без щелей, он будет броня. Открыл глаза.
Управляющая стояла в полутора метрах и вид имела абсолютно растерянный. В руке – два картонных стакана с чем-то горячим. От одного поднимался пар, второй, похоже, был уже полупустым.
– Юрий Сергеевич… Я Вас увидела… из окна. Вы давно сидите. Чай будете? С лимоном… Саша сделал.
Кажется, без малого миллион мыслей пронеслись в голове за одну секунду. Всё, за эти несколько часов передуманное, решённое-перерешённое, утвержденное и зацементированное, с угрожающим треском разваливалось прямо в тот самый момент. Да стой!
«Что сказать? «Ксения, Вы знаете, что передача «Спокойной ночи, малыши» давно кончилась?»»
– Ксения… Борисовна, Вы на круглосуточном дежурстве сегодня? Все приличные девочки в это время давно спят.
– Ну, значит я не совсем приличная, – она внезапно ухмыльнулась, отведя глаза. – Чай держите, а то горячо, – подошла, протянула ему стакан со всей этой своей детской непосредственностью в жесте. Врач взял, что еще делать-то оставалось?
Остановила взгляд на ссадине. Особенно неловкий момент. На что тут смотреть?
– Вы так и будете стоять? В ногах правды нет.
Девушка окинула взглядом лавочку и аккуратно примостилась с краешка на правой ее стороне.
– Я Вам и правда очень благодарна. Никто ничего не предпринял. Все просто смотрели… На этот цирк.
– Ксения, перестаньте, мне уже неудобно. Я ничего не сделал. Спасибо за чай – он как нельзя кстати.
За тот день они побили по «спасибо» рекорд. Побили рекорд по минутам, проведенным в тишине. С ней – всегда почему-то уютной. Корона валялась, поблескивая, где-то под ближайшим кустом. Пусть там и остается. Он согласен попробовать пожить без неё.
«Уютная»
Маленькая, незаметная глазу, но очень весомая деталь к портрету, которую он всё искал, но которую никак не удавалось нащупать до этого момента. Она придала картинке объема, став на ней тенями, сделала портрет живым. Художник был обескуражен, он хотел и не хотел этого признавать, но отрицать бесполезно: сходство с оригиналом поразительное.
«Хорошо, я сдаюсь…»
Он слева, она – справа. Так и повелось
====== Глава 7 // Чемеричная вода ======
Да, такой простой с ее стороны жест, обычный чай с доставкой к лавочке…
Для него. Специально.
Юра, несколько часов потративший на самоубеждение, сдался. Эта ничем не прикрытая забота, эта ее благодарность, такая искренняя, и в особенности её «уютность», которую он уже успел однажды ощутить, но которой в первый раз постарался не придавать значения, подкупила его окончательно. От заботы он давно отвык, а что касается благодарностей, он слышал их по сто раз на дню от своих пациентов, но фактически все они были обычной формальностью, он пропускал их мимо ушей. Это всего лишь его работа – людей лечить. Что до ощущения уюта – давно забытое им чувство умиротворения в присутствии другого человека накрыло лавиной. Это святое. Ощутив его однажды, уже не захочешь отказываться. Это знак.
Чёртов чай… С лимоном. Еще это, конечно, сделало своё дело. Откуда она знает, что он пьет с лимоном? Или это Санёк на автомате кинул? Хотелось верить, что нет. Ну не пришла же она к нему с просьбой а-ля: «Саша, сделай-ка мне два чая. Один мне, другой – Юрию Сергеевичу». Вряд ли: такое уточнение выглядело бы, по меньшей мере, странно.
Вдруг отчаянно захотелось попробовать подпустить ее поближе и посмотреть, что из этого выйдет. Что тогда будет? Куда он придет еще через пару недель? Страшно представить, где может себя обнаружить… Но сил сопротивляться больше нет и не хочется их искать. Пусть всё идёт как идёт.
«Хорошо, я сдаюсь…»
Она словно считала этот его неуверенный настрой. По крайней мере, следующим утром на планерке вместо стандартного «Доброе утро» приветливо улыбнулась. Искренняя улыбка: обычно, если это опять же простая формальность, глаза человека не улыбаются. Её – улыбались. Это что, значит, придется обойтись без подколов? Значит, придется постараться обойтись, да. Увы. Интерес выяснить, как она будет вести себя дальше, пересиливал. Если шутки свои саркастичные снова начать шутить, хрупкое перемирие обернется новой войной. Юра затаился.
Нет, ничего особенного, кроме улыбки, на планерке подметить не удалось. Тон помягче, чем обычно, но претензий к менеджерам вагон и маленькая тележка, как всегда. Распекала подчиненных Ксения Борисовна знатно, поднаторела. Самое смешное, что вот сидит перед этими товарищами в возрасте юное создание, очень старается выглядеть грозно, а у них вид при этом такой, словно они на это ведутся. Единственные два человека, на лице которых не было написано покаяния – он сам – а в чем ему каяться-то? – и Борис Леонидович. Тот вообще не обращал на дочь никакого внимания: все оно было сосредоточено на бутылке воды. Мужчина постоянно прикладывался к горлу. Всё ясно. Снова. Ксении, похоже, тоже было всё ясно. Время от времени она останавливала на отце взгляд, затихая. Переводила глаза на врача на секунду-вторую. Он видел в них отчаяние. Потом приходила в себя и возвращалась к вопросам, которые сотрудникам необходимо было немедленно решить. Валентина Ивановна сидела злая как сто чертей.
Юра уже было собрался на обед. Настроение было неплохое. Утром к нему пришла постоялица с мальчиком лет 5-6. Парень жался к матери. Ну всё ясно, врачей и большие дяди иногда боятся, что требовать от детей? Не успев переступить порог медкабинета, мальчик спросил:
– Здесь меня тоже будут молотком бить?
Стелла, подняв голову от бумаг, невольно улыбнулась.
Брови взлетели вверх, врач еле сдержался, чтобы не засмеяться. Воображение тут же нарисовало ему себя с кувалдой в левой руке, очень грозного, нависающего над пацаненком со злобным оскалом. Да, кажется, маленький человек так этот осмотр себе и представлял. Женщина, извиняясь, пояснила, что как раз накануне ребенок был на приеме у невролога. В тот день он жаловался на боль в животе.
Юра, конечно, терапевт, а не педиатр, но проконсультировать мог, почему нет? Стандартный осмотр, стандартная пальпация живота, вопросы и действия на автомате, а в голове – фраза про молоток. Он их коллекционировал в памяти, стараясь запомнить ситуацию в деталях. Когда надо было поднять себе настроение, возвращался к ним. «Здесь меня тоже будут молотком бить?». И такие глазища испуганные, такой зажатый. Его дети врачей бояться не будут. Может быть, кто-то из них даже захочет пойти по стопам отца… Когда он сам был ребенком, мать, отвечая на извечные вопросы о настоящих героях, всегда говорила о пожарных, спасателях, милиционерах, врачах и военных. Он цеплялся к ней с просьбой по сотому разу рассказать о каждой профессии. Сказки о врачах у нее выходили самыми длинными, с самими яркими интонациями: в голосе слышался восторг. Пока остальные мечтали стать космонавтами, Юра мечтал о другом. И если бы он не стал врачом, стал бы пожарным. Без вариантов.
Дети – это хорошо, в них вся жизнь. Почему он не выбрал педиатрию? Детские слезы, на которые было невозможно смотреть. Огромные глаза маленького человечка, утопающие в озерах из слез. В них обида, боль и страх. Они бегут по щекам, человечек не понимает: «Почему?». «Почему эта тётя лезет мне в рот своей палкой?». «Почему говорит, что надо, чтобы комарик меня укусил?». «Почему я должен это терпеть?». «Почему у нее в руках этот страшный предмет?». «Почему так сильно щиплет? Ай! Подуйте же скорее, ну кто-нибудь! Аааааааа!!!». Спасите-помогите. Такая ерунда для взрослых и настоящая катастрофа для детей. А если у них еще и обнаруживается что-то посерьезнее ОРВИ или ангины… Дети ведь тоже могут страшно, иногда смертельно болеть. Одна мысль об этом была невыносима. В общем, решение оградить себя от столкновения с такой суровой реальностью было вполне осознанным. Но живот прощупать, в горло заглянуть, ободряюще при этом улыбаясь – это завсегда пожалуйста. Разница между маленькими и взрослыми пациентами состоит в том, что первые спрашивают себя «Почему?», а вторые – «За что?». Разница в вопросах, кажется, минимальна, но есть. Вторые уже познакомились с этой жизнью немножко поближе.
«Куда-то не в ту степь меня понесло…»
В любом случае, фраза пацана засела в голове на полдня, поднимая настроение. Юра веселился, смакуя ее и гоняя туда-сюда про себя. Ему срочно нужен неврологический молоточек: «Дежерин» или «Бак». Их много разных видов. Просто. Положить на стол, чтобы взглядом время от времени цепляться и вспоминать эту ситуацию. А лучше «Трёмнер» – этот можно и в дело пустить: какой-то юморист писал, что им можно успокаивать буйных пациентов, если те решат с врачом поспорить*. Неврологией Юра интересовался. Хобби.
Череп, кстати, у него так же завелся после разговора с одним очень упертым пациентом, который наотрез отказывался проходить обследование, хотя все причины клиента на него отправить у врача были. Тогда он подумал, что не лишним будет напоминать умникам, что все мы смертны. Кто-то позже, а вот кто-то – и раньше. Йорика он поставил на самое видное место. Тот как бы выглядывал из-за плеча Юрия Сергеевича, стоило определенным образом повернуться на стуле, и выразительно смотрел на них своей пустой глазницей, а то и сразу двумя. Такой полуповорот в сторону, словно за бумагами потянулся, – и округляющиеся в ту же секунду глаза. Если припугнуть нужно было очень хорошо, врач наклонялся к нижнему ящику тумбы, будто ему нужно было что-то оттуда достать – и тогда Йорик представал перед пациентами во всем своем великолепии, маняще, обворожительно улыбаясь. Все как один стразу становились гораздо сговорчивее. Молоточек можно молча брать в руки и задумчиво крутить пальцами, как барабанную палочку. А что, это мысль…
Так вот, обед же. Обед. Чувство голода давало о себе знать. Но перед тем, как выйти из кабинета, нужно было решить один важный вопрос: идти в халате или оставить его в кабинете. На улице жара, снова +30, так что в тот день рубашке Юра предпочел футболку. Слишком неформальный вид, но лучше так, чем три слоя одежды в такую погоду. Так-то многослойность он любил. Если снять халат, останешься в футболке. Но здесь вроде как приличное место, чтобы вот так в футболках рассекать. С другой стороны, халат – для работы, он должен оставаться чистым, обедать в нем как-то неправильно, что ли. Надо принести сюда рубашку, чтобы больше не испытывать головную боль из-за такой фигни. Всё же в футболке. Халат отправился на вешалку.
– Стелла Анатольевна, Вы на обед собираетесь?
– Юрий Сергеевич, я пока не голодна. Идите, я после Вас, – ответила женщина, не поднимая головы.
Отлично, это его устраивало. До заветной двери оставалось 5 шагов, он был близок к цели. Ручка повернулась. Так!
«И кто же это к нам опять ломится без стука?»
На пороге замерла Ксения. Ну конечно, кто же еще! Только она.
Управляющая, скользнув растерянным взглядом по рукам врача, отвела глаза.
«Что? Не узнаете без халата? Накануне узнавали вроде…»
– Юрий Сергеевич, можно Вас на минуточку… Задержать?
«Краснеет, бледнеет, смущается. Да что с Вами, Ксения… Борисовна!?»
– Здравствуйте, Ксения Борисовна! Юрий Сергеевич, раз такое дело, давайте я тогда пообедаю, а Вы – потом, – с этими словами медсестра, не дожидаясь ответа, подскочила со стула и, приветливо улыбнувшись управляющей, выскочила за дверь.
«Что случилось-то опять?»
Врач сделал приглашающий жест рукой: входите, мол, раз пришли. Вернулся к вешалке, взял в руки халат. Что ее беспокоит? Не прихромала, не принесли, на лице нет следов адских мучений или страха, никакого страдальческого выражения на нем он не видел.
– Нет-нет, – она словно считала его мысли, – Я не по поводу здоровья. У меня все в порядке, ничего не болит. Так что халат Вам не понадобится, – Ксения усмехнулась, вновь отводя глаза. – Я ненадолго. Извините, если задерживаю. И вообще, я могу в другой раз подойти. Это не срочно.
«Ну раз не понадобится…»
Ему кажется, или она нервничает?
«Вариант ответа номер раз, грубый, не подходит: «В другой раз – по предварительной записи»
Вариант номер два, чтобы поставить в неловкое положение: «Прекратите краснеть, а то я приму это на свой счет»
Вариант номер три, чтобы немного разрядить обстановку: «Ксения, не нервничайте. Это не пыточная»
– Рассказывайте.
Юра обошел стол и уселся на свое место, скрестив пальцы положенных на стол рук, показывая, что он готов послушать её сейчас.
– Юрий Сергеевич, помните, Вы сказали как-то, что я могу к Вам обратиться по поводу своего отца?
«Ах, вон оно что… Я уж думал, Вы не решитесь. Какая честь…»
Врач кивнул. Надо же, всё же пришла, а он-то уже и не ждал.
– Вы поможете?
Столько надежды в глазах… Надо было все-таки подумать о возможных сценариях помощи заранее. Тут сложно что-то обещать. Пока алкоголик сам не захочет лечиться, разговоры с ним бесполезны. Он будет ощущать себя жертвой непонимания со стороны родных, близких, друзей. Будет доказывать всем вокруг, что у него нет проблем со спиртным, свято сам в это веря. Чтобы раз за разом возвращаться к выпивке. С зависимостью – оно довольно часто так. Человек не желает её видеть. А еще – ему страшно отказываться от единственного, по его мнению способа забыться, расслабиться, снять напряжение. Можно водить его к психологу, но он должен сам хотеть работать над проблемой. Можно кодировать, но далеко не на всех это действует: многие срываются.
– Ксения, как давно Ваш отец пьет?
– Сколько я его помню. Лет 20 точно, с мамой мы эту проблему не обсуждали.
– О, так Вам уже есть 20? Ни за что не подумаешь, – он сам вряд ли понял, как эта мысль все же оказалась озвученной, и главное – что хотел этим сказать. То ли в очередной раз тыкнуть носом в возраст, то ли комплимент сделать.
«Язык мой – враг мой»
Кажется, управляющая тоже не поняла. Взглянула на врача недоумевающим взглядом, пытаясь, кажется, походу сообразить, язвить в ответ или улыбнуться. Врач уже себя ругал. В контексте именно этого разговора такие подколы звучали особенно неуместно. Она вроде пришла к нему за помощью, а не выслушивать очередную тираду.
– Я хотел сказать, Вы довольно юно выглядите, извините. Давайте продолжим.
Она неуверенно улыбнулась. Кажется, не поверила ему, замолчала растерянно. Ну точно – идиот. Ладно, придется самому.
– Как часто Вы пытаетесь его из этого вытащить на свет Божий? И как это делаете?
– Регулярно. Пытаюсь донести до него, что он себя убивает, в основном. Что рискует здоровьем, работой, ругаюсь. Один раз психолога приводила – он выставил его за дверь с криками, что здоров как бык и не позволит шарлатанам лезть ему в душу. А у самого целый букет. Он ничего не хочет.
– Нянькаетесь с ним? – врач смотрел очень серьезно, желание шутки шутить как отрезало.
– Нянькаюсь? Что Вы имеете ввиду? А, нет. Хоть какие-то свои проблемы он должен сам решать, иначе у него вообще никакого стимула не будет.
– Трезвая мысль, – «…Однако!», – То есть, ему всё как о стенку горох?
– Точно…
– Ксения, я Вам так скажу. Это очень долгая, кропотливая работа, в которой Вам никто не может пообещать успеха. Ваш отец перед вами три раза перекрестится и пообещает, что завяжет, а потом у него случится очередной непростой день, очередной стресс – большой или маленький, и он увидит в спиртном единственный способ расслабиться. Даже если Вы избавите его от всех стрессов мира, повод все равно найдется. Рядом должен постоянно быть любящий близкий человек, у которого хватит терпения день за днем воздействовать на него, при этом не критикуя, не взывая к совести, не укоряя. Нельзя соотносить человека и его проблему: Вы так склеиваете его с ней в единое целое. Вы не можете находиться поблизости постоянно. Я так понимаю, Валентина Ивановна… Женщина импульсивная. Но это не значит, что можно сдаваться. Человеческий мозг нейропластичен и неоднократное повторение одной и той же идеи на подсознательном уровне способствует осознанию проблемы. Так реклама работает: Вы на нее смотрите 3 месяца подряд, и вот Вам уже начинает казаться, что без этого лака для волос жизнь не жизнь. Так что повторять повторяйте, просто подумайте над формулировкой: он не должен чувствовать это так, словно вы предлагаете ему победить самого себя. Представляйте это таким образом, что это не только его проблема, а Ваша общая. Загрузите его делами, которые может выполнить только он и только на трезвую голову. О проблемах со здоровьем сообщайте предметно, в деталях, а не абстрактно, фразами типа «Ты себя убиваешь». В общем, суть Вы, думаю, уловили…
«Иначе мы закончим этот разговор к следующему утру…»
Управляющая смотрела на врача во все глаза. Как первоклассница, которой учитель впервые показывает букварь и обещает, что эта чудесная книжка научит ее читать и откроет перед ней новый мир. Да, для него это были простые истины. Но может, все же, потому, что он глубоко изучал эту тему, а она нет.
«Уйми уже свой сарказм»
– Но осознание проблемы – это в данном случае даже не половина успеха, – продолжил врач. – Необходимо острое желание завязать. Готовность это сделать. Кропотливая тяжелая работа. Сколько времени Вы готовы потратить на такую работу со своей стороны?
– Юрий Сергеевич, у меня особо нет этого времени. Мало того, что его состояние ухудшается на глазах, так еще и Лев Глебович. Он уже подозревает, что я выгораживаю отца. Несколько раз требовал именно его вызвать на устранение неполадок в отеле, как назло, он в это время был нетрезв. В любом случае спасибо, что помогли советом. Я буду думать, как поступить, уже с учетом Ваших рекомендаций, – вздохнув, она поднялась со стула, намереваясь уходить. – Еще раз извините, что задержала Вас.
«Обманывать нехорошо, конечно, но…»
– Ксения, погодите! Это все слова, теория, но результат Вам нужен сейчас, а не через год-два, насколько я понял. У меня тут возникла мысль, и даже не одна. Обычно я так не поступаю, но… Ситуация острая. Давайте так: Вы делаете, я Вам подыгрываю.
Управляющая остановилась. В глазах – надежда и готовность поддержать любую, даже самую бредовую идею.
– Спасибо! Я всё сделаю…
«Не сомневаюсь…»
Юра развернулся к тумбе с препаратами и спустя пару секунд извлек оттуда два пузырька.
– Но должен предупредить сразу – будет довольно жестко. Еще раз спрашиваю: Вы готовы?
Она кивнула, не сводя глаз со стеклянных баночек.
«Вот это доверие… С чего бы?»
– Действовать придется одной. Видеть не должен никто, потому что если разболтают ему, все Ваши и мои труды пойдут насмарку, более того, станет хуже. Так что займите его шалопаев какой-нибудь работой, чтобы в департаменте никого не было. Как всё сделаете, звоните мне, я подойду. Теперь к препаратам. Это – йод. А это – чемеричная вода. Средство от педикулеза, – Юра поймал на себе вопрошающий взгляд, вздохнул: – Проще говоря, от вшей, Ксения. Слушайте внимательно…
Врач объяснял ей порядок действий, всё пытаясь сосредоточиться на своих словах. С того момента, как управляющая вошла в дверь, прошло около 20 минут. И все эти гребаные 20 минут она смотрела на него своими полными надежды и благодарности шоколадными глазищами. И если первые 15 ему как-то удавалось это выдерживать, то последние 5… Сосредоточиться было очень сложно.
Он помнит это всё до последнего «Уяснили?».
Инженерно-технический департамент
Звонок раздался поздно вечером через несколько дней. В трубку она фактически шептала.
– Юрий Сергеевич, это Ксения. Я… Все сделала, как Вы сказали. Что дальше?
– Что Вы сделали, Ксения? Неужели планшет в сейфе, наконец, заперли? Тогда ключ можете принести в медкабинет, я еще тут.
Обо всех их договоренностях врач прекрасно помнил. Но отказать себе в удовольствии лишний раз ее подколоть, пусть и помягче, заодно показав, что он не думает – нет, не думает – по 20 раз в день о том их разговоре, не смог.
– Да нет же! Я подмешала. Воду Вашу. Он, наверное, скоро уже проснется. Ворочается.
– Ааааа. Отлично. Иду.
Врач вышел из кабинета прямо в халате. С чемоданчиком. Для убедительности да и просто на всякий случай – может пригодиться. Через минуту тихо приоткрыл дверь в инженерно-технический департамент. Борис Леонидович спал на диване, в брюках и майке. Под лопаткой красовалось йодовое пятнышко. Недопитая бутылка с настойкой стояла на столе. Ксения сидела на стуле напротив, скрестив руки на груди, и сверлила его взглядом. Увидела врача – в глазах ясно считалось облегчение.
Юра оглянулся, нашел второй стул, поставил его рядом, уселся. Открыл чемоданчик. И лениво начал покачиваться на ножках туда-сюда.
– Вы не переборщили с дозой на этот объем? Если переборщили, лучше выливайте куда-нибудь, забацаем новую порцию. Как бы на тот свет отца Вашего не отправить случайно…
– Нет, я тщательно все отмерила, даже чуть-чуть не долила, – ответила она еле слышно. А выражение лица-то какое спокойное и решительное. Криминальный элемент на деле – ни убавить ни прибавить.
Они ждали минут десять, перебрасываясь безобидными шутками. Наконец, Борис Леонидович застонал, перевернулся на бок, открыл глаза и увидел перед собой странную парочку, которой в это время суток здесь никак не могло быть.
– У меня что, галлюцинации?
– Па, нет! Наконец ты очнулся! Па, ты помнишь, что вообще натворил?
– Что? – простонал мужчина еле слышно.
– Ты напился и пошел в таком виде в лобби, залез там в центре зала на стол и начал кричать о своей любви к house-keeping менеджеру, распугал мне всех постояльцев!
«Убедительно. Врёт или нет?»
– А Валентина… слышала?
– А Валентина – не слышала. И Слава Богу!
– А ты что здесь?
– А я что? Мне пришлось тебя оттуда уводить. Юрий Сергеевич помог. Сижу вот, жду, когда ты в себя придешь. Боже, какой стыд!
«Похоже, на ходу придумывает…»
Врач коротко кивнул. Всё верно, мол, подтверждаю.
– Доча, прости ради Бога…
