Текст книги "Ошибка (СИ)"
Автор книги: Drugogomira
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Поверить в это было трудно, но вместе с тем – всё врачу говорило о том, что у Ксении кто-то есть. И ее реакция сейчас на просьбу сказать правду указывала на это сигнальными огнями. Управляющая была готова к разрыву, но не к правде. И при этом обвиняет его в том, что он ей не доверяет! А сама!?
Насколько же это, оказывается, больно – падать. Ты даешь себе зарок не торопиться отрываться от взлетно-посадочной, а если уж оторвался – не подниматься высоко, не нырять на глубину, из которой не успеешь выплыть к воздуху. Не успеваешь оглянуться, как не видишь под собой земли, не видишь в толще воды над собой солнечного света. Ты обещал себе, клялся и божился взять парашют, кислородный баллон, но снова бесстрашно отправился в свой полет, снова погрузился на самое дно ни с чем за плечами.
Снова потеря. Второй дорогой человек в его жизни ушел из нее. Но если в смерти матери он винил себя одного, то в уходе Ксении он вряд ли был виноват. Она сама выбрала этот путь. Его вина заключалась в том, что он не смог набраться терпения, о котором она просила, не смог закрыть глаза на ложь, на факт отсутствия между ними доверия, не смог перебороть в себе ощущение, что ему дурят голову и кормят пустыми надеждами. Такая уж это вина? Разве он не имел права просить от нее разъяснений? Разве не должны люди быть честными друг с другом? Ложь порождает недоверие, там, где есть недоверие, нет места ни дружбе, ни любви, неужели Ксения этого не понимает? Неужели она хочет, чтобы он молча все это глотал, а сама в это время будет продолжать куда-то мотаться и смеяться за столиком в компании своего «хорошего знакомого», принимать от него знаки внимания?
18:55 От кого: Санёк: Вы че, поругались? Почему у КБ глаза как у олененка Бэмби?
Все слова были сказаны и добавить к ним больше нечего. Выход из этого состояния всепоглощающего отчаяния – там, в тумбочке за спиной. Юра точно знает, в каком ящике, в каком ряду, в каком углу стоит эта чертова белая баночка. Одна таблетка – и значения не будет иметь ровным счетом ничего, всё вокруг превратится в миражи. Прямо сейчас, если ты пожелаешь, если ты настолько слаб. Прямо сейчас оставить лишь всполохи эмоциональной памяти, погрузиться в забвение, проиграть…
Он ощущал, что не в силах совладать с обрушившимися на него эмоциями.
Врач развернулся к шкафу, открыл дверцу и достал с нижней полки бутылку дорогого виски, подаренную с неделю назад очередным благодарным клиентом: то ли депутатом, то ли еще кем, он не помнит ни чинов, ни имен. Второй раз под откос Юра свою жизнь не пустит, есть вариант побезопаснее, но тоже рабочий. А чтобы не наворотить в отеле дел, – хотя какая теперь разница? – он пойдет к себе. Пожалуйста, пусть этот кошмарный день быстрее закончится. Он поможет ему закончиться…
Что только под этот виски не было передумано. Обжигающая жидкость лилась по желудку, спирт проникал в кровь, в мозг, окутывал сознание. Врач всё пытался заспиртовать душу с сердцем, но те сопротивлялись до последнего. Две мысли не давали ему теперь покоя.
Первая – как им с Ксенией вместе сосуществовать на одной территории? Если ей, судя по всему, будет нормально, она же кремень, непробиваемая, то он каждый вечер заливать свои эмоции не сможет. В кого он тогда превратится? Не проще ли уволиться, наплевать уже на эту клинику, наплевать на всё, лишь бы себя сохранить. Хотя бы что-то живое в себе…
20:25 От кого: Санёк: Ну, ты где? Я жду тут, понимаешь ли, а тебя все нет.
Вторая – Олег этот, «конюх». Юра же знает, где находится этот клуб, действительно единственный на всю округу, как Санёк и сказал. Найти информацию в интернете было делом двух минут. Страница так и валяется в открытых браузером. Можно завтра поехать и поговорить с ним по-мужски. Если Ксения не хочет признаваться, врач может выбить признание из соперника. И ключи от машины в тумбе валяются, он как припарковал ее в первый день работы здесь, так она и простаивает почем зря. Вот эта, вторая, мысль въелась в нетрезвый мозг, и Юра обнаружил, что больше не в состоянии думать о чем-либо другом. Даже вопрос об увольнении отошел на второй план. Сначала надо выяснить, есть между ними что-то, или они действительно просто «сотрудничество» обсуждали. Завтра… Сегодня за руль нельзя.
20:34 От кого: Санёк: Юрец! А ну дуй ко мне! Иначе я сам тебя найду!
Хотя… Зачем ждать завтра, когда он не то что бы и пьян, всего стакан виски, а тут 10 минут черепашьим ходом, постов нет? Зачем ждать завтра, когда ответы на все свои вопросы можно получить прямо сейчас? Не от одной, так от другого. Можно, конечно, и пешком прогуляться, но это часа два займет, а потом еще назад в ночи как-то…
20:58 Кому: Санёк: планы поменялись я к лошадкам. давно хотел сказать ты классный друг
21:00 От кого: Санёк: Юрец, к каким нахрен лошадкам??? Ты там чё, пьешь?
21:05 От кого: Санёк: Зачем тебе лошадки? Выбери меня!
Юра помнит: он достал из тумбочки ключи, вполне уверенным, как ему казалось, шагом дошел до машины, пристегнулся, кое-как настроил навигатор, завел зажигание и выехал с территории отеля. Сгустившиеся сумерки мешали четко различать происходящее на дороге, но поздним вечером навстречу никого, можно позволить себе дальний свет. Прямая ровная лента полотна провоцировала на разгон. Врач не отдавал себе отчет, что на эмоциях всё сильнее вжимал педаль газа в пол: мыслями он был полностью в предстоящей встрече.
«Вот найдешь ты его и что будешь делать? Сразу в драку? Нет. Нужно хотя бы попробовать продемонстрировать миролюбивый настрой. Ты же воспитанный человек. Нужно попробовать выяснить всё цивилизованным путем. А дальше пойдет как пойдет. Если он захочет порешать отношения на кулаках, я к его услугам. С превеликим удовольствием»
Мысли плыли… Взгляд расфокусировался. Погрузившись в свои мрачные размышления, излишне расслабившись, Юра заметил вышедшего на дорогу лося, когда оттормаживаться уже было бесполезно. Между верной смертью и вероятностью смерти бессознательно выбираешь второе, ударяя по тормозам и параллельно выворачивая руль в попытке избежать столкновения, направляя тяжелый автомобиль хоть куда.
В одно мгновение...
Ступор…
Беспомощность…
Осознание...
Леденящий страх...
Кювет…
Удар.
В следующее – невозможно острая боль пронзила голову и тело, сознание, не в силах ее выносить, тут же начало отключаться. Он же так много не успел в этой жизни... Он же только-только распробовал ее на вкус! Юра явственно помнит, что прежде, чем мир погрузился в темноту, перед глазами пронеслись моменты детства, босые ноги, яблоневый сад, блики солнца в листве, лицо матери, хмурый взгляд отца, Ксюшина улыбка… Поцелуй.
Сколько времени прошло с момента встречи его авто с близстоящим деревом до момента, когда машину нашли, врач не знает и по сей день. Где-то на периферии сознания в гуле чужих ему чудились родные голоса. Ксения кричала и плакала, а Санёк ругался трехэтажным матом фактически ему в ухо. Все до одной попытки пошевелиться, открыть глаза проваливались. Он чувствовал их присутствие…
Сирена скорой помощи.
– Реанимация.
Пустота.
«…Не покинь. Я прошу. И однажды я успокоюсь и упокоюсь, прожив с тобой жизнь, преисполненную доверием, а не болью, на сгибе твоей руки»
Комментарий к Глава 19 // Пустота ... Воспоминания врача обрываются.
Стихи – Катарина Султанова
В тексте: группа “Кино”
====== Глава 20 // Юрий Сергеевич. Юра ======
На земле сильней земли только выстрел и любовь
– Да, Лев Глебович, я уже у лифта, минута, – Юра сунул смартфон в карман. Нетерпеливый Лев всё же товарищ. Как самому опаздывать по полчаса, так нормально всё, но стоит кому-то задержаться на две минуты – всё, пиши пропало.
Попав на территорию отеля, врач настолько увлекся копанием в памяти, что из головы вылетела половина вопросов, которые он хотел обсудить с главным инвестором их клиники. Новое оборудование – это основное. За оборудование Юра будет биться насмерть, до конца. Если Лев хочет, чтобы его дело процветало, нужно вкладываться в него постоянно, а не траншами раз в пять лет. Со своей стороны Юрий Сергеевич Симонов делает все возможное для поддержания клиникой репутации одного из лучших медицинских учреждений Москвы и области и для привлечения к ней внимания сильных мира сего. Впрочем, людям среднего достатка ему тоже есть, что предложить.
Вежливости для врач постучался в дверь люкса и, не дожидаясь приглашения, вошел.
– Здравствуйте, Лев Гле… бович… Что за сговор опять? – воскликнул Юра в изумлении, оглядывая присутствующих.
– Давай-давай, мы уже заждались, все дела отельные перетерли.., – ухмыльнулся Федотов счастливо.
Он был не один: напротив него на диванчике, положив ногу на ногу, восседала Ксения, такая же светящаяся как пятак, как и сам владелец.
– А ты могла бы и предупредить, – усмехнувшись, Юра пересек комнату и наклонился к ней, легко целуя в губы.
– Ну, я подумала, пусть будет маленький сюрприз, – улыбнулась та мягко, – Вижу, удался. Садись…
Юра уселся рядом с Ксенией, по-хозяйски обнимая ее за талию одной рукой. Она положила голову ему на плечо, вложила руку в ладонь, переплетая пальцы.
– Любо-дорого взглянуть, – растянул Федотов губы в улыбке Чеширского кота. – У жены-то твоей, Юрец, котелок варит! Это я всегда знал. Не зря сомневалась в том, продавать ли ей долю в отеле своем этому старому хрыщу. Накидал я ей тут вариантов, пока тебя ждали.
Юра усмехнулся. Так вот что Ксюша тут делает! Вчера только дома обсуждали. Вроде со всех сторон сделка выглядела чистой и выгодной, но он заметил, что в глазах ее плескалось сомнение.
– Ну, рассказывайте, как жизнь семейная? Как спиногрызы? Уже мечтают от вас избавиться?
– Спиногрызы-то? – переспросил Юра озадаченно, – Нет, они пока, к счастью, не знают, что такая опция возможна. Юлька в сад ходит, Сашка – пешком под стол. Няню нашли им прекрасную. Всё хорошо, Лев Глебович, как видите… Заезжайте в гости как-нибудь, давно зовем. Познакомитесь, – хмыкнул врач. – У нас тоже воздух хороший, и на зверье в лес можно с ружьем сходить при желании, и на рыбалку к озеру.
– Да, всё никак не доеду… Надо бы… Загляну через недельку, коли не передумаете, – усмехнулся он. – Ладно, давай к делам.
– Я могу вас оставить, – встрепенулась Ксения. Клиника, необходимость новых вливаний – всё это неоднократно обсуждалось дома, вряд ли она услышит что-то новое. Если Юра чего-то ото Льва добьется, расскажет сразу. – Пойду кофе выпью пока. Подожду тебя внизу.
Мужчины кивнули: они были готовы начать разговор.
– Всего доброго, Лев Глебович. Правда, приезжайте, – Ксюша улыбнулась владельцу, еще раз подтверждая приглашение, и вышла в коридор.
Что ж, у нее есть минимум час. Копаться в памяти, анализировать ошибки и учить уроки она любит не меньше, чем муж. А родные стены уж очень к этому процессу располагают. Ксения знала, что успеет быстро пробежаться по закоулкам своей памяти, ей нравилось вспоминать их знакомство и сближение, и даже трудности, с которыми они столкнулись на начальном этапе. Отдельно надо бы заставить себя вернуться к тому страшному дню – напоминание о том, насколько всё в этой жизни зыбко, никогда не будет для неё лишним.
Здесь она его обрела и здесь же чуть не потеряла, а виной всему – ее собственная паранойя, ее страхи, её недоверие и глупое стечение обстоятельств, чужая страшная ошибка, стоившая управляющей бессонных ночей и истраченных почем зря нервных клеток.
Её муж, её крепость, поддержка и опора, её любовь, отец её детей, Юра, а в первые месяца полтора знакомства – Юрий Сергеевич, личный врач Федотова, обратил на себя внимание сразу, мгновенно, сделав это на скорости метеора на ночном небосводе… Просто подняв на неё свои небесные глаза и нахамив, заставив её опешить от подобной наглости и уж наверняка сразу себя запомнить. Это как в тех дурацких историях, которые начинаются с: «Их взгляды пересеклись, и…». Вот и с Ксюшей приключилась история не менее дурацкая. Взглянул, одной фразой окатил ледяной водицей с головы до ног, вывел из состояния равновесия, тем самым запав в душу и немедленно там обосновавшись. Абсолютно невозможный, как поначалу показалось, несносный характер, невинное выражение лица, хлесткие словечки и бесконечная ирония в глазах.
Нельзя сказать, что управляющая, обнаружив, что думает о новом сотруднике больше, чем следовало бы, обрадовалась. Никого внутри селить она не собиралась. Девушка только отошла от очередных неудавшихся отношений и пытаться начинать новые в ее планы не входило абсолютно. Она находилось в том прекрасном и нервном периоде полного сосредоточения на работе: что ни день – доказывай Федотову свою профпригодность. Да и врач не проявлял к ней какого-то особого интереса. Свои отношения они начали с военных действий, с мелкой безвредной мести друг другу, с подстав вроде провозглашения его в должность местного Айболита, с завала медкабинета ненужным оборудованием, с перепалок и подколов – как безобидных, так и не очень. Они словно соревновались – кто кого, управляющая сбилась вести счет в своей голове. Так увлеклась процессом, что даже не заметила, как Юрий Сергеевич начал занимать добрую четверть ее мыслей. Затем треть, затем – половину, затем она поняла, что из головы его уже не выгнать. Она Юле на уши села, жалуясь на несносного доктора, а та только знай свои шуточки неуместные в ответ откалывала, заливисто смеясь, глядя на недовольное, недоумевающее выражение лица подруги.
Так длилось какое-то время. Какое-то время в состоянии войны, в состоянии удивления самой себе и тщетных попыток сосредоточиться на чем-нибудь еще, кроме этих их перепалок. А потом – потом врач словно считал заинтересованность управляющей каким-то шестым чувством, хотя в качестве маскировки сомневаться лично ей не приходилось, играть равнодушие Ксюша умела как никто. И тем не менее… Совершенно внезапно для неё, без предупреждения и объявления мировой, военные действия сменились готовностью выручить, помочь то тут, то там, саркастичные интонации в его голосе стали звучать все реже, обидная насмешка во взгляде с течением времени куда-то пропала. Девушка не успела толком ничего понять… Всё завертелось со скоростью света. Поводы удивляться, озадачиваться стремительно сменяли один другой, Юрий Сергеевич в прямом смысле этого слова подсадил её на крючок своим поведением, заставляя вновь и вновь думать о мотивах своих поступков: он избавил ее от необходимости разбираться со скандалисткой Женей, он вывел из-под огня в момент, когда она стояла с испорченной шубой в охапке. Это он убирал впившийся в ступню осколок стекла, а потом прикалывался над пришедшей за подругой Юлькой, в тот момент одним взглядом приглашая управляющую вступить с ним в сговор; он предложил ей помощь с отцом, он подсунул ей через бармена довольно дорогое, между прочим, снотворное, он в буквальном смысле спас ее от пьяного клиента в баре, загородив собой… Он потом сидел на лавке в наушниках с таким отрешенным выражением лица, словно не произошло ровным счетом ничего, отказывался признавать свои заслуги наотрез. Он вообще отказывался каким-то явным, привычным любой девушке образом показывать собственный интерес: все Юрины движения навстречу совершались под прикрытием фраз про работу и премию, приправлялись соусом негодования, вызванного пренебрежением к собственному здоровью, и так далее и тому подобное; все свои шаги он совершал с таким непроницаемым выражением лица, что закрадывалось ощущение, что врачу просто скучно сидеть с утра до ночи в своем медкабинете, вот он и развлекается временами, и не нужно тут додумывать себе не пойми что, мол.
Тот первый тихий уютный вечер на лавочке, когда Юра ушел в отказ, не желая соглашаться с тем, что сделал что-то уникальное, защитив её от пьяного гостя, до сих пор в памяти. Ксения тогда испытала глубочайший шок, а потом полночи ворочалась в кровати, думая и анализируя его поведение, пытаясь понять, кто он вообще такой есть.
Вгляделась внимательнее… И ей привиделось, что тот, кого она поначалу посчитала исчадием ада, непосланным ей кем-то свыше за какие-то особые грехи, совсем другой: да, закрытый, да, выстроивший вокруг себя стену, да, повесивший на все двери замки; кто-то, чье истинное лицо было скрыто маской холодности, отстраненности и сарказма, кто-то, тщательно пытавшийся спрятать от всех собственную уязвимость, собственные слабости, настоящие эмоции. Она успела мельком разглядеть... Дальше – больше. Любопытство взяло над управляющей вверх: Ксении начало казаться, что ей удастся эту маску снять, отбросить в сторону и увидеть Юрино всамделишное «я», начало казаться, что она на правильном пути, ведь ее он к себе подпускает. Интуиция шептала ей, что кто-то свыше столкнул их лбами нарочно, но не в наказание, а в награду, приподнёс, так сказать, подарочек. О чем интуиция тогда умолчала, так это о том, что подарочек тот – с «приветом» от Вселенной лично ей: развернуть-то обертку относительно легко, но если она хочет добраться до сути, оценить предназначавшийся действительно именно ей дар по достоинству, ей придется заглянуть и в саму себя, отбросить всю шелуху, взглянуть в глаза собственным страхам и увидеть, что на самом деле важно. Только так и никак иначе.
Девушка начала искать предлоги, чтобы узнать этого загадочного доктора получше. И пропала с концами – поминай как звали. Ксюша поняла, что выхода не найдет, когда осознала, что сталкиваясь с очередной проблемой, спрашивает себя: «А что бы мне на это сказал Юрий Сергеевич?», когда обнаружила себя с бутыльком йода и чемеричной воды в кабинете отца и врача рядом на стуле, когда заметила, что если в 08:56 его все еще нет в ее кабинете, она начинает нервничать. Когда поняла, что он втихую подсовывает витамины, потому что его волнует её здоровье; когда осознала, что это благодаря ему она все еще занимает должность управляющей. Когда ей показалось, что это что-то значит… Когда оказалась с ним нос к носу на сцене и пыталась сорвать эту маску, пыталась нащупать ответ на свои вопросы, увидеть его. Когда дрожь в коленях потом не могла полчаса унять, не могла стряхнуть с себя наваждение, вызванное этими стремительными объятиями и обжигающим шепотом прямо в ухо, которым Юра сообщил ей о том, что заканчивать сцену всегда надо эффектно. Да она чуть не умерла прямо там, на месте, под светом этих софитов! Когда потом, уже в номере, битых три часа пыталась заглушить в голове это его: «Мне нужна ты». Когда поняла, что сходит с ума от собственной беспомощности, неспособности разгадать его шарады, что голова взрывается. Врач источал равнодушие и иронию в радиусе километра вокруг себя, но почему же тогда ей не удавалось отделаться от ощущения, что он специально в эту историю с конкурсом влез, что покривил душой, заявив, что «ради премии на все готов»? В общем, ни черта Ксюша тогда не узрела, ровным счетом ни черта, кроме того, что её, кажется, уже ничего не спасет.
Вокруг нее рой мужиков, а ей подавай неприступного как Китайская стена! Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Рой вызывал у управляющей скуку, а Зуенок так и вовсе её пугал. По доброте душевной, в память о всем хорошем, что между ними было, Ксюша с Лёшей общалась и всегда была готова прийти на помощь, но от прежних чувств не осталось и следа, а он вел себя странновато для человека, собиравшегося жениться на любимой женщине. Олег Павлович тоже, кажется, всё на что-то надеялся… Очень симпатичный, молодой, успешный, но управляющая видела в нем только потенциального партнера отеля, знакомого и никого больше. Все эти богатенькие залетные мужчины с их поползновениями её раздражали. И только тот, кто действительно был интересен ей самой, тот, чье поведение время от времени вселяло в нее толику надежды, держал подчеркнутую дистанцию. Возможно, управляющей надо брать с врача пример, самой держать эту самую дистанцию? Зачем ей это все опять надо? Сколько раз она падала на дно – не сосчитать. Может, у нее карма такая? Мужчины ее предают, еще ни разу никто не выбрал ее. Игрались они, а вся боль доставалась ей. Надежд на счастье в личной жизни фактически и не осталось, а вляпаться опять… Просто страшно… Сохранять бы дистанцию, чтобы было не так больно падать.
Поздно спохватилась. Ксюша видела лёд снаружи, но чувствовала огонь внутри, и летела на этот огонь, как мотылек.
По сути, она и была этим мотыльком. И стоило лишь огню немного разжечься, стоило ей буквально нутром почувствовать его ревность, так хорошо замаскированную под элементарный врачебный интерес к вызванной цветочной пыльцой аллергии, как инстинкт самосохранения отбило напрочь. Не нужны были ей эти антигистаминные, и отец ее не срывался после кодировки чемеричной водой; всё, чего управляющая хотела – подлететь ближе, увидеть больше, узнать лучше, найти уже, наконец, ответы и перестать сходить с ума.
Она действительно нашла контакты одного из бывших собутыльников отца, действительно заплатила ему за эту инсценировку, папа действительно признал в беспризорнике у помойки своего знакомца. Только сделано всё это было не ради папы, которому, в принципе, лишний раз испытать шок от осознания того, к чему приводят возлияния, никогда не помешает, а ради очередного повода прийти потом к врачу с победной улыбкой и получить от него вполне искреннюю в ответ. Ради этих скупых, но открытых улыбок она была и не на то готова. Ксюша помнит, как совершенно неожиданно от Юрия Сергеевича последовало приглашение на чай. Никто никогда не узнает, что получив его, она потом полчаса пыталась собрать мысли в кучу и справиться с лицом, мгновенно приобретшим, на ее собственный взгляд, глуповатое выражение, что ничего толкового по работе больше в тот день сделать так и не смогла.
Опасно!
Поздно.
О чем-то думать слишком поздно…
Нет ничего лучше, чем на свежем воздухе, в тишине летнего вечера, разбавленной тихим разговором и пением соловья, пить душистый черный чай с мятой. С Юрой на удивление уютно. Вот скажи управляющей кто в первые дни их знакомства, что она с таким удовольствием будет мерзнуть на лавочке в его компании, она бы мысленно пальцем у виска покрутила. Совсем, мол, что ли? Но там, на лавочке, Ксения в который раз нашла подтверждения своим догадкам, что Юрий Сергеевич – совсем не тот человек, за которого пытался себя выдавать. Совсем другой. Всамделишным он был именно тогда, на лавочке – с чаем и растрепанными своими волосами. И её не покидало ощущение, что таким он и хотел перед ней быть. Отвечал на ее вопросы о жизни так честно и искренне, что она в какой-то момент поймала себя на том, что фактически перестала дышать. Ксюше казалось, что ей показывают нечто, не предназначенное ни для чьих вообще глаз, рассказывают нечто, не предназначенное ни для чьих ушей. Казалось, один шумный вдох, одно резкое движение, одна неверная интонация в голосе – и всё разрушится, рассеется дымом. Она могла и не могла поверить в то, насколько реальность может отличаться от умело созданного образа. Всё, что она видела до этого момента – иллюзия, реальность – здесь и сейчас; в тот момент Ксении даже привиделось, что после он мог бы сколько угодно прикидываться холодным саркастичным доктором, её было уже не провести. В очередной раз врач повергал управляющую в состояние невозможного удивления и следующего за ним транса. И в этом трансе, загипнотизированная, она к концу их посиделок как на духу выдала ему всю интересующую его информацию о тех, как потом выяснилось, показавшихся лично ему странных гостях-азиатах, об охране, отсутствии камер. У нее не возникло никаких подозрений, ничего: в тот момент Ксюша, сраженная окончательно, могла бы доверить Юре свою жизнь. Беспокойство охватило ее уже потом, когда она начала отмирать, приходить в себя, когда появилась Юлька и очарование вечера потихоньку развеялось. Рой вопросов, разрывавших голову, не давал уснуть, да и справиться с впечатлениями было абсолютно невозможно. Она не понимала, чего ей ждать от этого человека, но чувствовала, что он не замышляет ничего плохого. Волнение, вопросы, ощущения от вечера наедине – всё вместе лишило ее шанса на сон.
Уже потом, в глубокой ночи, Ксения бежала в пижаме к отелю, проклиная собственную несообразительность, спотыкаясь о камушки и на ходу набирая Леонида, молясь, чтобы врач не пострадал. А он не то что не пострадал, он смотрел на нее из темноты министерского номера с такой усмешкой, в глазах прямо-таки читалось: «Клянусь, что замышлял шалость и только шалость». Сначала ей хотелось броситься Юре на шею, а потом – за все испытанные за эти пять минут эмоции – прибить. И она не понимала, чего хотелось больше. Да он не строгий врач! В душе он авантюрист, мальчишка, но мальчишка, в очередной раз спасший ее шкуру. Признательность – меньшее из того, что Ксюша ощущала в тот момент: она не могла унять бушующую внутри бурю, она чувствовала – вот он, момент истины. Юра совершенно не прятал эмоции, не пытался вернуть на место свою маску, не строил из себя невесть кого, стоял перед ней у лифта такой настоящий, что сердце в пятки от одного на него взгляда уходило, что внутри всё сжималось.
Ксения осознавала, что капитулирует здесь и сейчас, и не понимала, готова к этому или нет. Готова она вновь броситься с головой в отношения, и, возможно, наступить в последствии на те же грабли, что и много раз до этого? Готова она снова к этой боли? Ведь раз от раза ничего не менялось, ведь это ее карма… В голове совершенно некстати всплыли слова Льва Глебовича, обращенные к врачу: «Юрец, проявишь себя…». Интуиция шептала, что за этим «проявишь себя» кроется нечто страшное лично для нее. Допуская в свою голову эти мысли о карме, она совершила свою первую большую ошибку. Ксюша не понимала, чего хотела, нутро кричало: «Определись!!!», вот он – момент, руку протяни... Она не успела принять решение, и, наверное, так бы его и не приняла. Опять не хватило воли. Юра сам сделал этот шаг и сделал его настолько стремительно, что таки умудрился застать ее, в этом самом моменте взвешивающую все «за» и «против», врасплох: секунды – и она увидела свое отражение в его глазах, так близко, невозможно близко; полсекудны – и поцелуй обжег губы, и мысли замерли, всё замерло, лифт замер, время замерло, сердце замерло и – забилось птицей, и нутро кричало: «Определись!». И коленки подкашивались. И она, стоя перед ним растерянная, растрепанная, в худи и штанах с облачками, мысленно слала саму себя к черту со своими загонами, понимая, что еще полминуты, лифт куда-то, да приедет, и этот момент будет развеян пеплом по ветру, чтобы, возможно, больше никогда не повториться.
А пахло от него еле уловимо каким-то деревом и травой, может быть, Fendi, к ночи на гладко выбритой коже скул и подбородка проступила ощутимая подушечками пальцев щетина; а волосы на ощупь у него мягкие, а губы сухие. Она умерла и возродилась за эти минуты, и в голове не было больше ни одной мысли, и в теле не было сил, и никаких сомнений внутри. И пресловутые бабочки в животе вспорхнули тучей, роем, вихрем, унося за собой в небытие. Дурман…
В дурмане вся ночь и все следующее утро, голова, мысли и нутро. Слишком похоже на сон, и если это сон, то управляющая отказывалась просыпаться… Очень быстро стало понятно – нет, не сон... Суровая реальность. Ксения успела лишь хватануть ртом побольше воздуха – и снова уйти под воду: буквально тем же днем она чуть не потеряла едва обретенное – и всё из-за придури Зуёнка, концерта, который он устроил семье Федотовых и ей самой, признаваясь в давным-давно не нужных ей чувствах. Отель маленький, вести разносятся со скоростью света, и пусть Ксюша в итоге его отшила на глазах у всего лобби, но места себе все равно не находила. Опасения подтвердились: ей достаточно было увидеть Юру на их лавке из своего окна, считать напряженную эту позу, чтобы заподозрить, что дело дрянь. Интуиция действительно не подвела ее, врач был в курсе. Но... Ксения помнит этот набат в своей голове в момент вынужденного объяснения, помнит, как сильно её тогда поразило его просто не укладывающееся в голове спокойствие, отрешенное выражение лица, отсутствие эмоций, какой волной её тогда накрыло. Они же вот только что... Как быстро всё меняется, она не успевала за ним, за собой... Снова не могла его понять… Что это, черт возьми, значит? Накануне управляющей казалось, что она, наконец, сложила пазл, действительно увидела истинную сущность врача, но в тот момент на лавочке весь пазл вновь рассыпался на отдельные детальки и куски. Накануне девушка видела его всамделишным, утром того дня она видела его всамделишным, а на лавочке она вновь была не уверена ни в чем. Должны же быть у человека какие-то эмоции, такое дело! Это же их отношений напрямую касается! У Юры же если эмоции какие-то и были, то он их умело маскировал за ровным голосом и непробиваемым выражением лица. Она еще про себя думала, что неплохая актриса… Куда ей до него!? По его поведению снова ничего не сказать. Ксюша спрашивала себя там, на лавочке: а вдруг она всё же прямо сейчас занимается тем, что выдает желаемое за действительное? Вдруг ему, по большому счету, плевать? Страх накрыл с новой силой, память о всех её неудавшихся отношениях, не успев угаснуть, вновь вспыхнула и забилась в висках. Прямо там, на лавочке, Ксюша умоляла саму себя не сболтнуть лишнего, не торопиться раскрываться, не кидаться в этот омут с головой.
Поздно… Она уже была там. С головой. Её разрывало на кусочки, на атомы. А вот Юру в аналогичном состоянии заподозрить было сложно. С ним было подозрительно легко. Никаких претензий, сцен ревности, ровным счетом никаких исходящих от него негативных эмоций, что бы не происходило вокруг. Странно всё это как-то, что ни говори… Копаясь в его реакциях, накручивая себя, девушка не заметила, как быстро мысли о том, что всю эту внезапную легкость в общении можно было бы объяснить несерьезностью его намерений, приобрели навязчивый характер. Она решила не торопиться, не афишировать эти отношения, прикрываясь нежеланием давать стаффу пищу для сплетен и бережным отношением к собственной репутации строгой управляющей, для которой работа должна быть на первом месте, но на самом же деле причина была в другом: таким образом она пыталась сохранять видимость хоть какой-то дистанции между ними хотя бы для себя самой. Уговаривала себя не терять голову, дать себе время приглядеться к нему внимательнее, не влюбляться до потери пульса и сознания. «Юрец, проявишь себя…».
Ксюша три недели тянула время, хотя с ума сходила от одних только поцелуев, занималась ерундой, набивая себе цену, убеждая побороть собственные страхи и понимая, что если сдастся на его милость, то без серьезных потерь в случае очередного разрыва ей уже не выбраться.
