Текст книги "Ошибка (СИ)"
Автор книги: Drugogomira
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Да и… Иногда ты понимаешь, чего на самом-то деле хочешь от жизни, когда кто-то пытается у тебя это отобрать. Она никогда не задумывалась о детях, казалось, всегда успеется, сейчас для нее главное – карьера, главное – состояться, добиться! Ситуация с обследованием заставила напрячься, но, возможно, Ксения не отреагировала бы на нее так остро, если бы в тот момент не была в отношениях, на которые ещё совсем недавно робко, но возлагала какие-то надежды. Юра, сам того не осознавая, заставил ее думать о будущем, о личном счастье, о семье и детях. Вряд ли он этого хотел, всего лишь мыслями поделился, но в ней вдруг его слова отозвались невозможно громко. Набатом.
Ксения лежала и осознавала, что не понимает ничего, что заплутала с концами, что ей действительно нужно время для того, чтобы принять решение: шагнуть в эту пропасть и будь что будет, или отойти от края на безопасное расстояние. Сердце нашептывало, что надо зажмуриться и шагнуть, а здравый смысл и опыт уговаривали не дурить и думать, прежде всего, о себе. А над всем этим довлела обида на Юру за то, что он, что-то зная, позволил ей остаться со своими метаниями один на один, не пришел, не попытался утешить, переубедить. Что? Что он слышал?
Весь следующий день прошел в попытках избежать с врачом встречи. Впрочем, он и сам, похоже, не очень-то стремился увидеть управляющую. Его не было ни в баре с Александром, ни в ресторане, ни в парковой зоне. Видимо, засел в медкабинете на весь день. Оно и к лучшему. Ксюше не хотелось, чтобы Юра обнаружил ее в таком состоянии, прочитал что-то в глазах. Она собиралась с духом для принятия единственно верного решения, не понимая при этом, какое же – единственно верное. Словно повязку на глаза надели и предложили пересечь с ней минное поле. Страшно… Они столкнулись вечером в толпе гостей, на вечеринке по случаю Дня Рождения очередной важной шишки, организованной на веранде. «Ксения Борисовна? – управляющую обдало волной холода, – Разрешите пройти…». Лёд в голосе и далекие всполохи боли в глазах, которую не помогли скрыть ни тон, ни стремительно отведенный в сторону взгляд.
Не всё равно...
И снова бессонная ночь, перед мысленным взором стояло его лицо, отсветы зарницы в бушующем океане глаз, а в ушах звучало стальное: «Ксения Борисовна? Разрешите…». Невозможно. Невозможно... Невозможно... Невозможно! Им нужно попытаться обо всем спокойно поговорить! Ей нужно попытаться объяснить ему свое поведение. Она позвонит Ольге Николаевне, узнает диагноз и скажет.
Будь что будет.
Ксюша разбегалась над своей пропастью.
01:44 Кому: Юра: Мне кажется, нам стоит поговорить.
Интуиция молчала, никаких предчувствий. Мысленно подгоняя приближение нового дня, закрывая глаза и проваливаясь, наконец, в забытье, навстречу своим кошмарам, Ксюша не подозревала, что на следующий день все ее кошмары обернутся явью.
Утро началось с тягучего ожидания Юриного ответа. Его не было ни в семь, ни в восемь, ни в полдевятого. К 08:45 Ксении уже казалось, что ответа не последует в принципе, и то, что накануне виделось ей как «вроде ссора, а вроде и нет», врачом воспринималось вполне однозначно, хоть он и сказал, что он подождет и что ему «не все равно». С 08:50 управляющая не сводила глаз с часов: он всегда приходил на планерку первым. В 08:55 она ощутила, как ее накрывает паника, в 08:58 готова была плакать. В 08:59 смартфон тренькнул, возвещая о приходе сообщения. Нервным движением Ксюша схватила телефон в руки, игнорируя недоуменные взгляды менеджеров. «Мне тоже». Проспал. Она выдохнула, не стесняясь внимания к себе окружающих, от сердца немного отлегло. Не всё еще потеряно… Юра предлагал увидеться в обед. Черт, нет! В обед у нее три встречи назначено, не получится. А еще ведь нужно собраться с духом и Ольге Николаевне позвонить, услышать ее заключение, Боже, как страшно, как же так? Как с этим справиться? Определенно, говорить она собиралась, уже всё зная. Затаив дыхание, Ксения всё же отправила Юре смс с предложением встретиться вечером. Лишь бы не подумал, что он у нее на -дцатом месте. «Договорились».
День шел своим чередом, представители компании, которая собиралась устроить в отеле корпоратив, приехали и уехали вовремя, сразу вслед за ними нарисовался потенциальный поставщик новых косметических средств для SPA-салона, и они с Ксенией 40 минут согласовывали условия сотрудничества и первую закупку. В 14:30 в лобби – как всегда с букетиком, без которых он вообще порог «Гранда» не переступал, появился Олег Павлович, с которым Ксюша накануне также договорилась о встрече с целью обсудить последние нюансы пакета предложений от отеля и его конного клуба. Здесь перспективы вырисовывались радужные. Олег, которому, как ей казалось, сама идея и так нравился, под ее выразительным взглядом и мягкими улыбками капитулировал окончательно и согласился разместить в своем клубе буклеты «Гранда» и всячески рекомендовать место гостям. В рамках сотрудничества отель поставлял конному клубу клиентов в количестве от семи до 15 человек за раз, организовывался трансфер туда и обратно на корпоративном транспорте. Взамен своим личным клиентам Олег рекламировал услуги SPA-зоны и гольф-площадки «Гранда», культурно-досуговую программу отеля и, разумеется, номерной фонд, хвалил качество отдыха в целом. Ксения готова была договориться с Львом Глебовичем о том, что клиенты конного клуба, исключительно и только они, могут бронировать места в SPA и на полях для гольфа, не заселяясь при этом в отель. Прибыль, реклама – куда не посмотри, сплошные плюсы и бонусы. Следующий этап – печать буклетов и взаимное размещение их на reception.
Все складывалось как нельзя лучше, Ксения приободрилась, настроение поднималось, но от ощущения победы и следа не осталось, когда мимо нее с каменным выражением лица уверенным шагом прошел врач. Нет, он явно не к управляющей путь держал – даже не взглянул в её сторону. Спустя полминуты она уже слышала звонкий смех постоялицы за столиком по диагонали. Реальность качнулась и дала уверенный крен. Ксюша, которой стало вдруг совершенно безразлично, что её интерес к происходящему будет бросаться в глаза окружающим, Олегу Павловичу, повернула голову, чтобы увидеть картину целиком. Девушка за столиком, миловидная блондинка с густыми ресницами, очерченными скулами и выразительной линией подбородка, вскинула голову и искрящимся взглядом смотрела на её Юру. Тот, заложив руки за спину, стоял в метре, уголки губ слегка приподняты, но не более. До управляющей долетали обрывки фраз. «Вы сказали, что у Вас занят вечер, а сами больше часа в одиночестве просидели», – произнесла блондинка с каким-то словно бы укором. На это Юра лишь плечами повел и что-то тихо ответил. «Юрий Сергеевич, а если бы Вы были свободны, Вы бы согласились?». Внутри все замерло. Ксюша никак не могла взять в толк, что в тот момент происходило прямо у нее на глазах… Что за!? Их взгляды пересеклись. Это что, представление специально для нее? «Если бы я был свободен, – подчеркнул врач, не убирая, однако, с лица свою полуулыбку, – То вряд ли смог бы Вам отказать. Но не в моих правилах дурить голову и дарить пустые надежды… Вы этого не заслуживаете. Никто не заслуживает».
Перед глазами потемнело, почернело. Значит, вот оно что! Значит, Юра думает, что она дурит ему голову, пустые надежды дарит? Иначе, зачем он так это сказал? Зачем он так выделил это «свободен»? На что намекает!? Что она им вертит, как хочет? Он что, показывает ей, что интерес к его персоне вниманием управляющей не ограничивается? Он в своем вообще уме!?
Исчезновение врача из лобби было столь же стремительным, как и появление. Этот спектакль оставил Ксению в состоянии полного раздрая. После такого улыбаться Олегу Павловичу, изображать крайнюю степень расположения сил она в себе найти уже не смогла. «Ваш молодой человек?» – спросил он, нахмурившись. Всё по лицу её было, значит, видно. Ксюша неуверенно кивнула, подняв на него вопросительный взгляд, пытаясь понять, отразится ли каким-то образом это признание на их сделке. Олег, вежливо улыбнувшись, поднялся из-за стола: «Ксения, мне нужны еще пара дней на размышления. В выходные я дам Вам окончательный ответ». В тот момент управляющая подумала, что, вполне вероятно, это была их последняя встреча. Коту под хвост в один момент полетело абсолютно всё. Что может быть хуже?
Всё. Ей еще Ольге Николаевне звонить…
Полчаса девушка успокаивалась в своем кабинете, пытаясь упорядочить мысли, а потом еще столько же настраивала себя на этот звонок. Руки тряслись. Она открывала и закрывала телефонную книгу. Наконец, когда стало понятно, что оттягивать больше невозможно, потому что у доктора кончится рабочий день, потому что никак ее трусость ситуацию не изменит, Ксения набрала номер. Помнит недовольный женский голос на том конце – судя по всему, управляющая отвлекла ее от дел, – помнит свои сбивчивые извинения и объяснения, почему не приехала лично, помнит минутную тишину, которая длилась целую вечность: Ольга Николаевна поднимала карту, бормотала что-то невнятное себе под нос. Помнит: «Мне очень жаль, Ксения Борисовна, но опираясь на результаты анализов на гормоны, на информацию о регулярных стрессах на работе, которой Вы не хотите пожертвовать ради собственного здоровья, опираясь на неутешительные результаты УЗИ, с очень высокой вероятностью, особенно при таком подходе к собственной жизни, забеременеть самостоятельно у Вас не получится. Мой диагноз – «функциональная непроходимость»». Дальше не помнит фактически ничего. Единственная фраза, которая пробилась через звон в ушах: «Не отчаивайтесь, всё-таки возможности современной медицины безграничны. Вы слышали про ЭКО?».
Еще час Ксюша стояла и расфокусированным взглядом смотрела в окно. Даже плакать не могла. Её словно опустошили, выкачали, словно кто-то высосал из нее всю энергию, все чувства и эмоции, высосал душу. Для нее, никогда не задумывающейся о детях, эти новости оказались вдруг «слишком». Мысли о том, что ее судьба – это эта чертова работа, что у неё не будет полноценной семьи, оказались вдруг невыносимы. В тот момент ни о каком ЭКО она и думать не могла, не могла взять себя в руки, унять дрожь и разрешить себе увидеть альтернативную возможность. Шансов нет…
В медкабинет Ксюша отправилась на ватных ногах, с пеленой перед глазами. Она не знала, как будет Юре об этом говорить, но… Ведь она же уже обещала себе сказать, объяснить ему свое поведение… Объяснить, что имела ввиду под непростым периодом в жизни, объяснить, почему скрывала свои поездки; она же решила быть честной, она должна ему показать, что не дурит голову и не пытается кормить пустыми надеждами… Что всё серьезно, серьезнее некуда, что он её приручил. Рассказать, выложить всё, как есть, выложить как на духу все свои страхи: и о том, что он бросит ее, как только клинику получит, и о том, что ей кажется, словно он слишком легко к ней относится, и, конечно, о своем диагнозе. И уповать на то, что Юра ее услышит и поймет. И может быть даже скажет что-то вроде: «Какая же ты дурочка. Мне никакая клиника без тебя не нужна. И дети не главное, главное, что ты у меня есть…».
Врач не хотел её ни слышать, ни понимать. Ксению обдало холодом прямо с порога, он не дал ей и рта раскрыть. Обвинил в том, что она совсем не торопилась увидеться, из чего был сделан вывод, что он занимает какое-то несущественное место в ее жизни! Он словно забыл, что сам согласился на разговор вечером! Обвинил в том, что она за его спиной крутит шашни с «хорошим знакомым» вместо того чтобы с собственными отношениями разбираться! Все попытки объяснить, что с Олегом Павловичем их действительно связывают только деловые отношения, игнорировал – Юра словно оглох. Перепалка переросла в сметающее все на своем пути цунами его эмоций, которые он, её «холодный» «равнодушный» врач, вдруг выплеснул на неё, ошалевшую, погрязшую под грузом собственных, ни на секунду, судя по всему, не задумываясь над тем, что творится внутри у неё самой. Оглох. Ослеп. Он говорил фактически теми самыми словами, которые она когда-то уже слышала от него – со сцены. Разница лишь в том, что там все было якобы понарошку, якобы, а здесь – в самую что ни на есть взаправду. Мог ли кто из них тогда подумать, что там, на сцене, слышал действительные страхи другого? Мог ли кто тогда заподозрить другого в искренности? Вряд ли… Они не услышали друг друга тогда, там, в этой оказавшейся до волос дыбом, до бегущих по телу мерзких холодных мурашек, до жути реальной «импровизации». Здесь и сейчас казавшееся тогда наносным, воспринятое притворством ожило, истинные смыслы пробивали себе дорогу к мозгу сквозь шум в ушах. Предохранители полетели. Юра вбивал клинья, ледяным голосом сообщая, что не видит признаков того, что все еще ей интересен, что у нее работа, «непростой период в жизни», сомнения, метания, поездки какие-то – и ложь. Она, не в силах совладать с собственными эмоциями, фактически кричала в ответ, что у нее есть своя жизнь и свои проблемы, и всё, о чем она его просила – о времени и чуткости, о понимании. Врач изображал деланое удивление, вопрошая, на какую же чуткость и понимание Ксения рассчитывает? Обвинял ее в том, что она боится каких-то граблей, придумала себе какие-то ожидания, сомневается в них, мотается где-то, врет, не доверяет ему и при этом полагает, что он должен в ответ демонстрировать понимание и чуткость. И припечатал сообщением о том, что о ее вранье знает всё: Лев подтвердил, что сам управляющую последний месяц ни по каким делам не отправлял. Смотря на Ксюшу яростным взглядом, врач требовал ответа на свой вопрос – зачем ей понадобилось ему лгать.
Она не смогла…
В тот самый момент вместо того, чтобы признаться во всем, ведь именно за этим она и пришла, девушку накрыло волной протеста. Сработал какой-то защитный механизм, какой-то блок. Нет, она не скажет! Какой в этом смысл? Зачем говорить, если с его стороны она видит такое недоверие? Что это изменит? Ничего! Ничего не изменит! Он ей не верит, смеется над ее «граблями» и «ожиданиями», обвиняет во всех грехах! Им же не по пути, это же стало ясно, как Божий день! Ксюше хотелось бежать вон из этого кабинета, хоть куда. Она отрицательно мотнула головой, пробормотав, что сказать не может. И в следующую секунду увидела его взрыв… Чего только девушка о себе не узнала… Она, оказывается, голову ему дурит, параллельно крутит еще с кем-то, а то и не с одним, а его держит за дурака. Он не верил в ее чувства. Все они были в один момент обесценены, обнулены, растоптаны… Управляющая явственно помнит, что так и не смогла сдержать слез. Голову заполонили истеричные мысли: он ей не доверяет, считает, что она вот на такое способна! Принимает ее не пойми за кого! Зачем продолжать? Зачем пытаться всё сохранить, если впереди все равно чернота? Шансов нет. Нужно рвать, пока не поздно, не вставать на его пути! Пусть будет чертова клиника в Питере! Пусть кто-то другой станет его семьей, кто-то подарит ему сына или дочь. Не она. Как она кричала секундами после… «Я тебе уже говорила, что у меня никого нет! Я тебе уже говорила, что никогда не смогла бы так с тобой поступить! Я просила у тебя немного гребаного времени – и всё! Хорошего же ты обо мне мнения, спасибо!!! Ты говоришь, что я не доверяю тебе, но посмотри на себя! Это ты не доверяешь мне! Ты! Тогда зачем вообще это всё? Зачем!? Ничего у нас не получится! Ничего не будет! Ни семьи, ни собаки, ни дома, ни детей, ясно!? Я твои ожидания оправдать не могу, просить тебя отказываться от твоих амбиций – не могу, и доверять себе насильно заставить не могу! Насильно мил не будешь! Давай расстанемся… Пока все не зашло слишком далеко!».
Его гробовое молчание говорило ей лучше любого другого ответа. Ксюша коротко кивнула и, развернувшись, выскочила в дверь, не видя на своем пути ничего и никого.
Их импровизация кончилась фразой: «Мне нужна ты» и теплыми объятиями. Их отношения кончились в ледяной, звенящей тишине медкабинета.
«Заканчивать всегда надо эффектно, Ксения…».
Закрывшись в кабинете, Ксюша металась час кряду. Вновь. В своей норе. В тот день кабинет стал ей норой. Хотелось выть, хотелось в окно, хотелось надраться в баре, как какая-нибудь пропащая женщина. Нельзя в бар: там стафф, постояльцы, там друг его. Нельзя в окно – какая глупость, у неё все еще планы на эту жизнь; нельзя выть – услышат, тут кругом уши. Голову разрывало от вопросов: в какой момент в своей жизни и в каком месте она повернула не туда, что оказалась сейчас в этой точке? За что ей раз за разом все эти испытания? Почему сейчас? Что она сделала не так, кого так обидела, что до сих пор никак не расплатится? Что они сделали не так? Что за хаос творится в ее личной жизни, когда он рассеется? Сколько еще боли придется на ее долю? Она же не железная… Она же кончится.
Спустя час Ксения уже просто сидела и смотрела бессмысленным взглядом в стену, которую Юра так любил изучать. Эмоции вдруг кончились, все, она за тот день израсходовала их годовой запас. Потратила пятилетний запас нервных клеток. Несколько часов назад ей казалось, что их все высосал телефонный разговор с Ольгой Николаевной, но нет… Оказалось, и на долю врача осталось.
Девушка сидела, замерев истуканом, уставившись в одну точку, ощущая внезапный вакуум в душе, и благодаря накатившему этому мнимому безразличию теперь более или менее хладнокровно уже размышляла. Размышляла, ей не нравились заключения, к которым она приходила, но, кажется, они и стали единственно трезвыми за всё то время, что она боролась со своей паранойей.
Нужно правде в глаза смотреть. А правда сладкой не бывает, чаще всего правда – горькая.
Что они с Юрой сделали не так… Единственный вопрос, на который, в глубине души управляющая это знала, ответ у нее был. Ответ – они друг другу не доверились. Виноваты оба. Не он один – с его хладнокровием, его грёбаной маской, за которой не разглядеть ни черта, с его амбициями – ведь и у Ксюши они тоже есть и она не собирается от них отказываться, а от врача этого в глубине души ждет! Не он один – с его недоверием к управляющей, его додумками, нетерпением, слепотой... Виноваты оба. И она – не меньше. Тяжело... Тяжело признавать, как же невозможно тяжело! В собственных глазах человек всегда белый и пушистый... Он не смог довериться ей, потому что… Потому что… Да, потому что увидел, что она не доверяет ему. Так оно и было ведь, так же?
«Так? Да. Так? Да! Признай! Смотри правде в глаза... Страшно? Смотри, не отворачивайся... Любуйся. Ты многое сделала сама...
Ты не смогла ему довериться, навешала ярлыков, придумала в голове сценарий, в который и уверовала»
Когда ты варишься в собственной обиде, невозможно сложно бывает взглянуть на ситуацию отстраненно, засунув подальше собственную гордость. И Ксении в тот момент невероятно тяжело было принимать, что – широкими мазками – это её паранойя, ее страх перед будущим этих отношений привели к недосказанности, её паранойя и страх подтолкнули её ко лжи, в которой сама управляющая не видела преступления, но с которой не желал и не смог смириться врач. Её ему лжи. Не его. Её. В голове по кругу вертелось: «Ты боишься каких-то граблей, придумала себе какие-то ожидания, сомневаешься в нас, мотаешься где-то, мне говоришь неправду, не доверяешь и считаешь, что я должен в ответ продемонстрировать понимание и чуткость!? …Ты всё это время меня обманывала. Отсюда вытекает резонный вопрос. Зачем?». Это все Юрины слова: «Дурить голову», «дарить пустые надежды», «неправда», «ложь», «обман», «вранье». Выходит, именно в этом его истинные претензии, отсюда изначально всё пошло, это грызло врача изнутри так долго, это он в себе молча носил, прикрываясь чертовой своей маской равнодушия и беспечности, гори она в аду, надумав остальное… Она сама дала ему поводы подозревать… И Олег с его цветочками постоянно… Боги!
Ксюша не понимала себя. Там, в медкабинете, именно его недоверие так обидело, ранило ее, и так раненую разговором с Ольгой Николаевной, именно оно заставило промолчать, все отрицать, выбрать побег, а не правду. А теперь она сидит и занимается тем, что Юру оправдывает.
«Смотри правде в глаза: в своем собственном недоверии ты лишила его права на правду, лишила опоры.
Чего же ты ждала? Поставь себя на его место…»
Поставить себя на место другого человека… Сделать то, что невероятно сложно сделать под грузом эмоций, но вполне посильно, когда у тебя их больше не осталось…
Не особо хорошо отдавая себе отчет в действиях, Ксюша поднялась с кресла и вышла из кабинета. Нужно попробовать... Да, несколько часов назад она сама предложила расстаться, врач промолчал, но объяснить она должна была, должна была! Должна была, но выбрала бегство. Наверняка уже ничего не исправить, он уже не захочет верить и, наверное, не поверит, но сказать – нужно. Хотя бы для того, чтобы не оставаться в его памяти беспринципной обманщицей, ни во что их отношения не ставящей. Чтобы не обесценивать всё хорошее, что между ними было.
Теперь всё кончено, а потому её проблемы не должны иметь здесь уже никакого значения. Это только её проблемы. Пусть послушает! Она ему сейчас всё скажет! И про его гребаную маску, кстати, тоже – всё, что она думает по этому поводу! Она что, Ванга – истинные его чувства за ней видеть!?
Коленки снова затряслись. Ксения спустилась вниз и оглядела глазами лобби: у бара врача не было, как не было и в ресторане. Медкабинет? Закрыто… Она долго стучала, пыталась что-то говорить, звала по имени. Нет. Кажется, и там пусто. Вновь поднявшийся страх перед объяснением окутывал внутренности… В комнате? Вышла на улицу, дошла до домика персонала, всё повторилось: дверь была заперта, за ней – тишина, она так простояла минут десять. На лавочке пусто. У Льва Глебовича? Управляющая чувствовала, как эмоции опять накатывают на нее, как нервы, которых вроде и не осталось уже, натягиваются до предела, готовые вот-вот лопнуть. Что за день такой? Когда у нее был хуже? Куда уж хуже? В беседке нет, лавочка пустует…
Она вернулась в лобби и в растерянности остановилась недалеко от входа, вновь заскользила глазами по холлу.
– Ксения Борисовна! – Саша, никогда не позволявший себе криков через весь зал, уставился на нее из-за барной стойки, всем своим видом умоляя подойти. Внутри всё неприятно сжалось до размера атома. Что стряслось? Ксюша быстрым шагом направилась к нему.
– Ксения Борисовна, можно закрыть бар? Или на крайняк поставить сюда Игоря с кухни. У него есть опыт.., – Александр уставился на нее глазами, в которых читалась фактически паника.
– Саша, что случилось? – голос предательски дрогнул, Ксения выжидательно смотрела на бармена.
– Ничего особенного, Ксения Борисовна, мне просто срочно нужно уйти. Я готов к штрафу, отпустите, пожалуйста.., – парень опустил глаза и теперь рассматривал столешницу.
Если «ничего особенного», то почему у нее сердце в пятки падает?
– Са-ша… Говори. Я тебя отпущу – сразу после того, как ты объяснишь причину.
– Хорошо… Ксения Борисовна, Вы только не волнуйтесь, просто… Просто у меня такое нехорошее чувство, будто.., – он глядел с каким-то испугом и сомнением, явно размышляя о том, стоит ли продолжать, явно ругая себя за то, что вообще поддался на ее провокацию.
– Саша, что!? Говори! – управляющая уперлась рукой в барный стул, интуитивно ища какую-то опору.
«Да не тяни же, мать твою!»
– … Будто с Юрой… В общем, будто с ним что-то случилось, – выдохнул он, уже не пытаясь скрыть панику.
«В каком смысле?»
Пол поплыл, пространство вокруг закружилось…
– С чего ты взял? – какой-то слабый, чужой голос, совсем не похожий на ее собственный.
Бармен на секунду прикрыл глаза, открыл и начал тараторить, словно из пулемета:
– Понимаете, я его пытался сюда к себе вытащить два часа, он ни в какую. Я его заметил в районе семи вечера уже выходящим на улицу, у него в руках был такой бумажный пакет, в котором обычно алкоголь дарят. Короче, я его два часа бомбил сообщениями, на которые он не отвечал, я же не могу отсюда самовольно уйти, понимаете? А потом он мне прислал смс – судя по всему, он то ли выпил, то ли на эмоциях, то ли вместе всё. Запятых нет, признания какие-то, которых от него не дождешься.., – Саша вздохнул и протянул управляющей свой телефон, – Вот, смотрите, в общем, сами.
15:36 Кому: Юрец: Вот это представление ты устроил… Я, правда, не сразу понял.
15:38 От кого: Юрец: Главное, что понял. Зайду вечером.
18:55 Кому: Юрец: Вы че, поругались? Почему у КБ глаза как у олененка Бэмби?
20:25 Кому: Юрец: Ну, ты где? Я жду тут, понимаешь ли, а тебя все нет.
20:34 Кому: Юрец: Юрец! А ну дуй ко мне! Иначе я сам тебя найду!
20:58 От кого: Юрец: планы поменялись я к лошадкам. давно хотел сказать ты классный друг
21:00 Кому: Юрец: Юрец, к каким нахрен лошадкам??? Ты там чё, пьешь?
21:05 Кому: Юрец: Зачем тебе лошадки? Выбери меня!
21:15 Кому: Юрец: Твою налево, трубу возьми!
21:17 Кому: Юрец: Я тебя достану и закопаю, понял!? Юрец, какого хера ты творишь??? Быстро сюда!
21:17 Кому: Юрец: Тебе хана!!! Жди в гости.
21:23
– Саша.., – Ксения подняла на бармена полные ужаса глаза, слезы подступали к горлу, – К-какие лошадки?
Тот передернул плечами, вопросительно уставившись на нее в ответ.
– Я закрываюсь?
– Да! Зови Игоря этого, скажи, что с меня бонус в этом месяце…
Какие лошадки? Куда его понесло? Может, на конюшню? Надо проверить конюшню… Зачем ему на конюшню? Он же никогда не проявлял к верховой езде интереса… Откуда такая обостренная реакция? Он же был холодный как лёд почти всё это время, он был такой… Уравновешенный... Уверенный. Спокойный. У управляющей кончились все слова, почему-то – в свой собственный адрес. Все кончились. Пока она нервно переминалась с ноги на ногу в ожидании бармена и кусала губы, в голове вертелась единственная мысль:
«Что я натворила..?»
Не оказалось Юры на конюшне. Как Ксения и думала, она давно была закрыта, на воротах висел замок. Врач не брал телефон: они с Сашей обрывали его добрые 15 минут… Лев Глебович ответил, что врач не заходил. А если он..?
– Саша, вспомни, что еще он тебе говорил последнее время? – Ксюше казалось, что еще немного, и она хлопнется в обморок прямо у этих ворот, в темноте, сама провалится в темноту.
– Да, по правде говоря, ничего особенного, Ксения Борисовна. Последние недели очень хмурый был, словно подменили. Но из него же клещами не вытянуть ничего абсолютно. Честно сказать… Ваше общение с Олегом Павловичем сильно его напрягало, насколько я могу судить, напрягали Ваши отлучки. Я так понял, он не знал, куда Вы ездите, но я как-то надеялся, что вы все между собой выясните... Короче, он просил меня дать знать, если друг Ваш появится опять.., – Саша потупил глаза.
– И ты..., – прошептала Ксюша, борясь с чувством охватившего ее ужаса, – Сказал?
– Да, – выдохнул бармен, – Мы же друзья, я обещал…
Они уставились друг на друга, не мигая, в голову каждого приходило осознание.
«Я к лошадкам...»
Саша внезапно хлопнул себя по лбу, вновь переводя взгляд на управляющую:
– Ведь недавно спрашивал меня, знаю ли я название конного клуба! Я немного напрягся тогда, но он больше не поднимал тему… Ксения Борисовна, что с Вами? Ксения Борисовна!
Перед глазами уже мелькали картинки, одна ужаснее другой. И виной всему – ее собственная трусость, ее собственное недоверие, ее тараканы, ее паранойя. Она сама до этого довела, своими руками все сделала… Уверенная в своей правоте.
– Да. Я нормально. Поехали, Саш, а? Ты же водишь? Я боюсь, что сейчас сама до ближайшего столба только…
Он кивнул. Ксюша побежала в номер за ключами от машины, довольно быстро они оказались на парковке, бармен сел за руль и дал по газам. Управляющая откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание и унять панику… До клуба 10 минут на скорости. Ксения была готова ко всему, к тому, что они найдут его в этом клубе Олега, возможно, сильно пострадавшего, готова была к его глухому молчанию, готова была во всём, чем угодно, признаться, прямо там, не сходя с места, лишь бы… Их тишину разрезало Сашино «Блять!» и скрежет тормозов. Она испуганно распахнула ресницы и уставилась на мужчину. Дальше – как в самом страшном кошмаре.
Саша судорожно отстегнул ремень и вылетел из салона вон, не проронив больше ни слова. Ксюша замерла в своем кресле, не в силах пошевелиться, повернуть голову назад. Её накрывала истерика, хотя она ничего не видела. Нет. Нет. Нет… Онемевшие пальцы сами разблокировали смартфон, сами набрали «03». Рука сама потянула за ручку двери, каменные ноги… Одна, вторая – на землю… Поворот шеи… Темнота мешала различать детали, управляющая видела в десяти метрах от себя стоящую на аварийке машину, разбившееся авто, дерево, фигуры каких-то людей и сидящего на корточках над чьим-то телом, обхватившего руками голову Саши, слышала издалека собственный дрожащий голос в трубку: «Авария… Новорижское шоссе, где-то между 40-м и 50-м километром в сторону области», мозг не соображал ничего, он отключился, перед глазами стояла пелена, Саша матерился как сапожник, ватные ноги сами несли её. Но не донесли несколько метров. Сквозь пелену слез в свете фар остановившейся машины девушка различила темные пятна на одежде водителя, различила кровь на ставшим таким родным лице. Он не шевелился. Ксюша осела на пыльную обочину и закричала. Через звон в ушах пробивалось:
– Ксения, он дышит! Дышит, успокойтесь! Пульс есть… Скорую уже 10 минут как вызвали!
Она не знает, через сколько приехала скорая: время встало и не пошло. Помнит, как Юру грузили на носилки, помнит тревожное «Реанимация», помнит, что вцепилась в какого-то фельдшера, умоляя взять ее с собой, помнит Сашино уверенное «Невеста…», помнит укол в вену, помнит суету в салоне машины, какие-то трубочки, датчики, писк кардиомонитора, перешептывания бригады, собственные утихающие под действием успокоительного рыдания, ненадолго сменившиеся ступором и безразличием ко всему; помнит, что не сводила с лица врача глаз, что звонила Льву Глебовичу и равнодушным голосом говорила, что Юра разбился, что она с ним куда-то едет, что работать в отеле больше не хочет, гори оно всё огнем, пусть ищет ей замену. Слушала в ответ его «Не дури, симпампулька», уже кричала, что это она во всем виновата, что не знает, зачем это всё вообще нужно, что сама дура – выбрала карьеру, которая поставила крест на всём, что в этой жизни важно, потом опять безразличным голосом отсылала владельца отеля за информацией к бармену, который явно смог сохранить рассудок, в отличие от нее самой. Снова рыдала.
