Текст книги "Другое оружие (СИ)"
Автор книги: DownWithLove
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Хватаюсь руками за голову и зажмуриваюсь. Прошла уже неделя, месяц? Я не знаю. Неопределенность и непонимание начинает сводить с ума. Может попытаться уснуть? Но как же я устала спать, просыпаться, есть и пить то, что мне приносят.
Пытаюсь отвлечься и думать о приятном: Прим и мама в безопасности, хотя, полагаю, сильно волнуются за меня. Особенно Прим. Вот бы увидеть ее, спросить совета. Она то уж наверняка знала бы что делать и как быть.
Так усталость незаметно одолевает меня, и я засыпаю тревожным сном.
***
Вздрагиваю и подскакиваю на жесткой койке, услышав шаги в коридоре и звяканье ключей. Противно скрипя, дверь отворяется, и я жмурюсь, ослепленная ярким светом.
– На выход! Живее! – громко произносит один из солдат.
Меня снова ждет допрос. Он уже кажется не таким страшным, скорее очень утомительным, ведь моя игра в молчание надоедает не только офицерам. Делаю глубокий вдох и решительно иду к двери.
Солдаты сопровождают меня до кабинета, усаживают за стол, лицом к лицу с очередным дознавателем, а с каждой стороны застыли двое рядовых – все как обычно. Я с безразличием разглядываю каждого из них, после чего утыкаюсь взглядом в стену напротив.
В комнате тихо, не считая шелеста страниц, просматриваемых офицером. Время от времени он берет в руку карандаш и быстро делает какую-то пометку в журнале. Оценив свои закорючки, он наконец поднимает голову и пристально смотрит мне в глаза. Я не шевелюсь. Мне очень хочется, чтобы сейчас мое лицо выглядело отрешенным.
– Так и будете молчать? – спрашивает офицер, скрещивая руки на груди и слегка покачиваясь в кресле.
Он нервничает. Видимо, терпению его руководства приходит конец, и они хотят как можно скорее добиться от меня какой-либо информации, или же сам офицер очень хочет проявить себя более лучшим дознавателем, чем его предшественники.
– Мне нечего вам сказать, – спокойно отвечаю я.
– То есть Вы никак не можете объяснить ваше появление здесь? – одна его бровь приподнимается, выражая удивление.
– Нет, – отрезаю я.
– А вы упрямы, мне об этом говорили. Чего вы добиваетесь? Неужели так трудно назвать свое имя? Или вам больше нравится, когда к вам применяют силу, чтобы выяснить такие элементарные вещи? – он разводит руками. – Вы этого хотите?
– Я ничего не хочу, – пожимаю плечами. – Просто именно вам мне нечего сказать.
– Вот оно что! – протяжно произносит офицер и ухмыляется. – Очень интересно… И с кем же вы готовы заговорить, если не с нами?
Ответ на его вопрос вертится на языке, но я не решаюсь произнести имя вслух, а лишь продолжаю смотреть на него притупленным взглядом.
– Знаете, ваши собратья куда более разговорчивее, – сообщает дознаватель, а я лишь пожимаю плечами: слишком детская уловка.
– Если они такие общительные, почему бы вам не спросить у них, кто я такая и что мне нужно?
Теперь его взгляд полон презрения:
– Мне жаль вас, – сухо произносит офицер и поднимается на ноги. Обойдя стол, он останавливается напротив меня и присаживается на край столешницы. – Вы затеяли очень опасную игру и даже не представляете, какие последствия это может повлечь за собой.
– Я уже давно не играю в игры, офицер, – признаюсь я. Мои кошмары каждый день воскрешают самые ужасные моменты «Голодных игр», каждую смерть и потерю, отчего мой голос падает до шепота: – Это больше по вашей части.
– Не понимаю, о чем это вы, – признается мужчина, удивляясь. – Я с вами предельно честен и откровенен.
И тут я вспыхиваю как спичка: прошло пять лет и все забылось? А как же жажда развлечений и ярких зрелищ? Неужто это больше не в моде? В то время как жители дистриктов до сих пор оплакивают своих близких, капитолийцы отмахнулись от них как от назойливой мухи!
– У вас очень короткая память, – шиплю я.
Он смотрит на меня с недоумением, и я понимаю, что наш разговор зашел в тупик. Снова.
– Послушайте, я еще раз повторяю, что не стану разговаривать с вами, – говорю медленно и четко, подчеркивая каждое слово.
– Вы считаете, что… – начинает офицер, но не успевает закончить. Дверь медленно отворяется, и мы оборачиваемся на этот звук. В комнату не спеша входит Пит, и я перестаю дышать, то ли от неожиданности, то ли от радости. Не закрывая за собой дверь, Мелларк облокачивается об стену, засовывает руки в карманы брюк и смотрит поочередно на каждого из нас.
– Вы свободны, лейтенант, – спокойно произносит Пит. – Дальше я сам.
Офицер бросает на меня ничего не выражающий взгляд, и не говоря ни слова, он и его помощники исчезают из комнаты.
В помещении вновь повисает тишина; мы остаемся одни, и я виновато опускаю глаза. Так много нужно сказать ему, но все слова словно испарились из моей головы. Еще пять лет назад я бы, обезумев от радости, бросилась в его объятия и никогда не отпустила бы от себя. Однако столько воды утекло с тех пор: я задолжала ему миллион извинений, а он получил полное право их не принимать. Мне страшно, что именно так Пит и поступит, но зачитать длинный список объяснений и оправданий так и не решаюсь. Тот факт, что за нами наверняка наблюдают еще больше сбивает с толку.
Наконец, его медленные шаги нарушают тишину: Пит проходит мимо меня, направляясь к столу, за которым пару минут назад сидел лейтенант, и занимает его место.
– Зачем вы здесь? – тихо спрашивает он.
Набравшись смелости, поднимаю глаза и ловлю его взгляд. Два чистейших голубых океана, от которых мое сердце билось чаще, потускнели. В них больше нет ни доброты, ни заботы, ни любви, как и нет того Пита, которого я знала.
Конечно, он изменился. Повзрослел, возмужал и выглядит очень хорошо. Лицо стало шире из-за скул, выделяющихся теперь более отчетливо. Рассматриваю широкие плечи и сильные руки Пита; раньше я часто представляла, как его пытали, мучили и издевались. Воображала, как он, запертый в камере, уповает на нашу помощь и лелеет надежду вернуться домой, но только сейчас, сидя напротив него, я понимаю, как сильно ошибалась.
Аккуратно подстриженные волосы, идеально выбритое лицо, без единого намека на усталость – кричат об обратном. Пит в хорошей физической форме, это видно даже сквозь военный китель, сидящий на нем как влитой. У меня вдруг возникает ощущение, что меня не должно быть здесь: словно мы стали чужими друг для друга, и то, что было между нами, когда-то давно, кануло в небытие. Такого варианта развития событий я никогда не предполагала, да и поздно уже.
– Почему вы все время молчите? – снова спрашивает Пит, но уже громче, и я вздрагиваю от неожиданности.
– Что ты хочешь знать? – мямлю в ответ, а в горле вдруг возникает ком.
– Кто вы? Зачем явились к нам? Кто вас послал? – продолжает он.
– К вам? – переспрашиваю, не веря своим ушам. Теперь он считает Капитолий своим домом? Почему Пит спрашивает кто я? Это игра? Он делает вид, что мы не знакомы?
– Именно, – отвечает парень. – На нашу территорию. Вы считаете, что нам неизвестно откуда вы пришли? – продолжает он.
– Уверена, что известно. Как и то, зачем я здесь.
– Я не умею читать чужих мыслей, – ухмыляется он, а губы трогает улыбка. – Может, просветите меня?
На мгновение я теряюсь. Пит затеял игру, которую мне не понять, и я сдаюсь.
– За тобой, – признаюсь я. – Я пришла за тобой.
– Что Вы имеете ввиду? – удивленным тоном спрашивает Мелларк. На его лице читается искреннее непонимание, и это сбивает с толку.
– Я пришла за тобой, Пит, – мой голос настолько тих, что я едва слышу себя. – Пришла, чтобы извиниться и вернуть тебя домой.
– Вернуть домой? – настороженно повторяет он мои слова и хмурится. – Вы шутите? Мой дом здесь.
Я опустошена. На одну секунду мне показалось, что я обрела все, а потом это чувство испарилось. Слезы наворачиваются на глаза, и мне едва удается их удержать. Я была так ослеплена радостной новостью о том, что Пит жив, так сосредоточена на его спасении, что не заметила в своем плане большой изъян – а нужно ли это ему самому? Теперь я знаю, что нет.
К горлу подступает ком обиды – все было зря: миссия, переживания, чувство вины и все, что я испытывала к нему последние годы.
Внезапно меня охватывает паника, и я начинаю задыхаться.
– Вам не хорошо? – встревоженно спрашивает Пит и подскакивает с места. Он хватает со стола кувшин с водой и быстро наливает прозрачную жидкость в стакан. – Что с вами?
Я ничего не отвечаю, лишь закрываю глаза и жадно хватаю ртом воздух. Все было зря – только это вертится в моей голове. Все мои надежды, желания, мечты – целый мир рушится. Земля вновь уходит из-под ног, и я падаю в бездну.
========== Глава 10. Откровения ==========
C трудом разлепив веки, жмурюсь от яркого света, и как только мои глаза привыкают, понимаю, что нахожусь в больнице. Только на палату это совсем не похоже – чересчур высокая кушетка, вместо одеяла тонкая простыня, а рядом стол с хирургическими инструментами, колбочками и медицинские приборы. Хочется пошевелиться, но тело не слушается – оно будто онемело. Этого маленького усилия оказывается достаточно, чтобы все вокруг снова расплылось в огромные цветные пятна. Ненадолго сфокусировав зрение, замечаю трубочку с розовой жидкостью, соединяющую капельницу с моей рукой, но то, что происходит на другом конце операционной по-прежнему расплывчато. Удается уловить только смутные телодвижения, судя по всему, врачей, как вдруг один силуэт подходит поближе. Сердце начинает биться чаще, и приборы выдают меня с потрохами.
– Пит, – беззвучно слетает с моих губ.
Он нависает надо мной, облокотившись обеими руками на край кушетки. Кожа без единого изъяна, светлая челка ровно лежит на лбу, голубые глаза внимательно изучают мое лицо, ненадолго задерживаются на губах и встречаются с моими. А в них – целая гамма эмоций – интерес, подпитанный сильным любопытством, глубокое раздумье и настороженность. Пит всегда мастерски мог утаивать мысли, но сейчас он не пытается их скрыть. По всему телу пробегает мелкая дрожь: на уровне инстинкта мое тело чувствует опасность. Неужели это очередной капитолийский эксперимент? Пытка? А может быть казнь?
Увидев, как я побелела от страха и ужаса, Мелларк ухмыляется и отстраняется. Свет становится ярче и вокруг меня начинают плясать блестящие пятна. Не в силах противостоять им, медленно закрываю глаза в надежде на то, что, когда я открою их вновь – все окажется привычным кошмаром.
Но, увы, пробуждение не приносит успокоения: теперь я в небольшой, но просторной палате. С трудом приподнявшись на локтях, осматриваю новое место пребывания. В моем распоряжении помимо тошнотворного персикового цвета стен узкая металлическая койка с жестким матрасом и полный комплект постельного белья, маленькая тумбочка, на которой стоит стакан с водой, и окно. Оно радует меня больше всего! Сощурившись, пытаюсь что-нибудь разглядеть, но нахожу только темноту – сейчас либо поздний вечер, либо глубокая ночь.
Неподалеку раздаются шаги, и я оборачиваюсь: в маленькой решетке в железной двери мелькает чья-то макушка, а потом быстро исчезает. Замерев, прислушиваюсь к топоту за дверью, пока он не стихает вдалеке.
Облегченно выдыхаю, укладываюсь на кровать и морщусь, почувствовав слабый запах антисептиков вперемешку с дезинфицирующими средствами. Никогда не любила больницы, но мне слишком часто приходится в них бывать: либо по собственному желанию, когда хотелось навестить Прим, либо принудительно, как сейчас.
Улавливаю еле слышное гудение и поднимаю голову вверх: там, под потолком тихо работает кондиционер, а в углу подмечаю маленькую камеру.
Голова идет кругом, ведь вопросов без ответов накопилось немало, а я только пополняю коллекцию, придумывая новые. Помню, что допрос не был окончен: взволнованный Пит что-то спрашивает, потом, кажется, я потеряла сознание. Но что было дальше? Разум перебирает возможные варианты: если операционная и Пит мне не приснились, то они могли чем-нибудь напичкать меня или ставить опыты. Капитолий всегда славился своей медициной и жаждой к чудовищным экспериментам, о которых нам часто рассказывали после восстания на лекциях по оказанию первой помощи. Фантазия подкидывает все новые жуткие версии развития событий, и меня охватывает страх.
Вдруг в дверях вновь появляется чья-то голова; человек заглядывает в палату и медленно отодвигает щеколду, отпирая ее с другой стороны. Я настороженно наблюдаю за тем, как в палату входит мужчина в белом халате.
– Вот Вы и очнулись, – удовлетворенно произносит он. – Это хорошо.
Уверенным шагом врач подходит к моей кровати и присаживается на ее край. Машинально отодвигаюсь от него, не желая находиться с незнакомцем на таком близком расстоянии. Заметив это, он усмехается, но дистанцию все же решает соблюдать.
– Я понимаю Вас, – произносит он с улыбкой. – Однако меня не стоит бояться. Я всего лишь пытаюсь помочь.
Фыркаю, глядя ему в глаза. Ну конечно, мне нужно расслабиться и не волноваться, пребывая в лапах у врага.
– Что Вам нужно? – твердо спрашиваю я, хмурясь.
– Я пришел сообщить, что Вы здесь ненадолго, – быстро отвечает он. – Вас переведут обратно уже утром. Я хотел убедиться, что с вами все в порядке.
– А какая Вам разница? – огрызаюсь, еще больше напрягшись.
– Я вообще-то врач! – оскорблено произносит мужчина. – К тому же, с Вами хотят продолжить разговор, прерванный из-за вашего внезапно ухудшившегося состояния…
– Не сомневаюсь, – парирую, повернув голову в сторону, делаю вид будто с интересом рассматриваю мраморный пол.
– Раз так… что ж… – бормочет доктор огорченно. – Мне остается добавить, что Вы полностью здоровы и… это поразительно! – последние слова звучат довольно странно: в них одновременно и изумление, и восторг, и сомнение.
Обернувшись, с недоумением смотрю на него, но мужчина, не обращая никакого внимания на это, поднимается с места и идет к выходу.
– Я бы посоветовал Вам прилечь и хотя бы сделать вид, что Вы спите, – тихо произносит он из-за спины. – К Вам скоро придет посетитель.
Хочу спросить, кто именно, но мужчина продолжает:
– Послушайте меня, так будет лучше, – у двери доктор, не удержавшись, оглядывается и кивает на прощание.
Он уходит, а я снова собираю по крупицам детали, надеясь понять хоть что-нибудь: странное поведение Пита, не имеющего представления кто я такая, удивленный моим здоровьем врач. Прежде, чем отправиться на спасательную миссию, я ожидала, что Капитолий изменится. В нем не могла не поменяться жизнь людей, но я не предполагала, что перемены окажутся такого масштаба.
Вспоминаю наставления доктора и укладываюсь на больничную койку, отворачиваясь от камеры, рассчитывая в скором времени получить хоть один ответ. В ожидании, медленно вожу пальцем по краю подушки, мысленно вновь возвращаясь к разговору с Питом. На первый взгляд он кажется прежним; разумеется, прошло много лет, и Пит просто привык к здешним правилам, образу жизни… Но его игра в незнакомца сбивает с толку. А может, это вовсе не игра и Пит действительно меня не помнит? Возможно, Сноу его пытал и это отразилось на воспоминаниях, или какая-то травма после арены, как у Бити. Мне остается только уповать, что и у него возникнут вопросы, особенно после моего признания.
Вскоре мои молитвы оказываются услышанными: по коридору раздаются новые шаги, и я жду, затаив дыхание. Сердце начинает учащенно стучать в груди от нетерпения и волнения, когда дверь палаты, наконец, отворяется. Меня одновременно одолевает страх, что моим посетителем будет не Пит, и в то же время паника – что если ему не нужна разгадка тайны моего появления.
Гость замирает у моей койки; нерешительно поворачиваюсь к нему и с шумом выдыхаю от облегчения, увидев перед собой Пита. Понимаю, что он не тот, каким я знала его раньше, но если все, что мне позволено – видеть его живым, иметь возможность говорить с ним и просто находиться рядом, то я наслажусь этим сполна.
– Добрый вечер, – тихо произносит Пит, улыбаясь. – Я присяду?
Приподнявшись, облокачиваюсь на спинку кровати и подтягиваю колени к груди. Он принимает этот знак за одобрение и садится напротив меня.
Мы с интересом рассматриваем друг друга, словно встретились в первый раз. Сейчас он выглядит иначе: на нем темно-синий вязаный свитер и брюки вместо черной военной формы. Это похоже на неофициальный визит, единственное, что противоречит впечатлению – камера, следящая за нами.
Заметив мое замешательство, Пит снова мягко улыбается:
– Не стоит беспокоиться, – произносит он. – Сейчас она отключена. Я попросил доктора предупредить Вас заранее о моем визите – не хочу, чтобы нам помешали.
Проглатываю ком, застрявший в горле от волнения, и киваю.
– Мне о многом нужно спросить, но времени, к сожалению, практически нет, – продолжает он, от улыбки не остается и следа – Пит серьезен.
– О чем именно?
Он медлит, но взгляда не отводит, напротив, ощущение, будто его глаза пытаются заглянуть во все потайные уголки моей души. Наконец, тяжело вздохнув, он говорит:
– О нас.
Мое сердце пропускает удар.
– Мы были знакомы… раньше? – осторожно спрашивает он, прерывая молчание.
– Да, – шепчу я. Пит не хочет знать, что было между нами – он просто ничего не знает ни обо мне, ни о том, откуда я.
– Я так и думал, – обреченно бормочет Мелларк, опуская голову. – Понял, когда ты сказала, что пришла за мной. Ты назвала мое имя.
– Это была правда, – тихо отвечаю я, отведя глаза. Пальцы нервно теребят край одеяла.
– Я разговаривал с твоим другом, – признается Пит, а я вздрагиваю и выжидающе смотрю на него. – Он убеждал меня в том же самом…
Пит видел Финника и они говорили обо мне! Значит, он жив и, возможно, ему не причинили вреда. Возникает желание узнать о друге больше, но я останавливаю себя – сейчас не время.
– Когда? – интересуюсь, стараясь не выдать свое беспокойство о Финнике.
– Я был у него пару часов назад, – сообщает Пит, наблюдая за мной и пытаясь понять мою реакцию. – Мы долго беседовали, но я хочу убедиться в том, что все сказанное им – правда.
– Я не вру, – твердо заявляю я, чтобы у Пита не было и капли сомнения в моих словах.
– Хорошо, – произносит он. – Потому что от этого многое зависит.
Вопросительно смотрю на него, ожидая пояснения, но Пит намерен задавать вопросы, а не отвечать на них.
– Раз уж мы решили быть откровенными, я должен знать, что было раньше: как мы познакомились, что нас связывало? Абсолютно все, – он облокачивается на спинку больничной койки и складывает руки на груди.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Мысли в голове вертятся в хаотичном порядке, не желая складываться в одно целое и превращаться в последовательную цепочку воспоминаний – другими словами, я просто не знаю с чего начать. Время неумолимо бежит вперед, сокращая мой так и не придуманный рассказ. Поджимаю губы, пытаясь сдержать слезы обиды, как смутный голос из прошлого дает мне подсказку.
«Если в чем-то сомневаешься, Китнисс, двигайся от простого – того, что знаешь наверняка,– к сложному.»
– Меня зовут Китнисс Эвердин, а тебя Пит Мелларк. Мне двадцать три года, так же, как и тебе. Наша родина – Двенадцатый дистрикт…
Я рассказываю ему о пекарне и хлебе, спасшем маме и сестре жизнь, о его семье, увлечениях, а так же повествую об ужасе Голодных игр и том, какая роль была отведена в них Капитолию. О том, как Эффи вытащила наши имена на жатве и как мы дважды были не только участниками Игр, но и союзниками на арене. Упускаю только часть про «несчастных влюбленных»: этот этап наших отношений будет сложно объяснить, особенно теперь. Да и вряд ли они помогут, скорее наоборот, – навредят. Тогда все было иначе, да и мы были другими.
Все это время Пит внимательно слушает, не прерывает и не задает вопросов. Он просто впитывает все сказанное мной как губка, взвешивая и осмысливая каждое мое слово. Когда история подходит к моменту разрушения второй арены, я замолкаю.
– Так я оказался здесь? – спустя минуту спрашивает Пит.
– Да, – шепчу я. – Мы не могли вызволить тебя раньше. Началось восстание, Капитолий отделился. Мы ничего не знали о тебе и остальных.
– Понятно, – вздыхая, бормочет он. – Спасибо, что все рассказала. Мне действительно важно все это знать.
Пит смотрит на наручные часы и встает с моей постели. Я не свожу с него взгляда в надежде услышать еще что-нибудь. На мгновение он замирает и задумчиво смотрит в пол, а потом поворачивается ко мне и, глядя в глаза, произносит:
– Когда я говорил с тобой на допросе, мне казалось, что ты врешь, но потом пришел приказ и я начал сомневаться…
– Приказ? – настороженно интересуюсь я.
– О наказании, – отвечает Пит с серьезным видом. Слова пугают, но я все же решаю уточнить:
– И что нас ждет?
Пит тяжело вздыхает, и я понимаю, что это не сулит ничего хорошего.
– Я действительно пришел сюда, чтобы узнать правду, пока это возможно. Мне дан приказ в срочном порядке распорядиться об исполнении наказания за вторжение. Для всех провинившихся здесь одна кара – регенерация.
========== Бонус-глава. Регенерация ==========
Marina Kaye – Homeless
Ólafur Arnalds ft. Arnor Dan – So Far
Каждый день я просыпаюсь в чужой комнате, хотя живу в ней почти пять лет. Открыв глаза, я не узнаю белый потолок и черные стены, жесткую металлическую кровать и небольшой платяной шкаф. За окном меня приветствует тихий город, так и не сумевший стать родным. Кому-то это покажется странным, но я расплатился за новую жизнь самым дорогим.
Изучение собственного отражения уже давно превратилось в привычку, от которой невозможно избавиться. Это глупо, не спорю – так увлеченно рассматривать самого себя в зеркало, но это все, что у меня осталось. Я не понимаю, почему постоянно коротко стригу волосы, ведь длинные локоны смотрелись бы лучше. Недоумеваю, откуда в голубых глазах столько мудрости и смирения; отчего улыбка выглядит так неестественно и натянуто? Плечи кажутся мне слишком широкими и мускулистыми, хотя я не могу вспомнить ни одного дня, проведенного в спортзале за последние пять лет. Но правда в том, что не изменения сбивают меня с толку, а осознание того, что я не имею ни малейшего понятия, как выглядел раньше, до Дня возрождения.
Россыпь шрамов и протез вместо ноги – еще одна загадка, ответ на которую мне не суждено отыскать никогда, так же как и пытаться не думать об этом. Каждый день мой мозг изобретает очередную теорию: сейчас мне кажется, что я лишился ноги из-за аварии. Возможно, так и было. Сегодня так оно и есть.
Закончив с утренним ритуалом, вынимаю из шкафа черную форму, в которой всегда хожу на работу, и надеваю ее. Простая, удобная, не маркая и чужая. До сих пор не могу понять, почему мое подсознание не может смириться с ней, в особенности с поясом, где располагается кобура с пистолетом. В конце концов, это моя профессия, и мне она нравится, ведь именно мы возрождаем Капитолий из пепла и не даем ему снова задохнуться в огне.
На завтрак тосты и кофе, пока по телевизору Цезарь Фликерман освещает сводку новостей. На нем темно-синий строгий костюм, который носят все работники телевидения, лысина слегка блестит в свете прожекторов, а в глазах сквозь очки-половинки видна усталость. Бесцветным голосом он рассказывает о завершении посевной в Аграрном секторе, после чего переключается на Промышленный, где на производстве произошел несчастный случай: не выдержали стропила и один из рабочих сорвался вниз. К счастью, отделался всего лишь переломом, но Цезарь все равно напоминает о технике безопасности, а потом передает слово своей коллеге для прогноза погоды. Каким будет этот день, я так и не узнаю, потому что выключаю телевизор, выхожу из квартиры и спускаюсь на улицу.
На удивление сегодня в меру солнечно и тепло – видимо у метеорологов хорошее настроение. Так как город находится под огромным куполом, мы лишены всех естественных природных явлений. Лучи света, дождь, ветер и остальное – творение специалистов экологического департамента. Ежедневно они выбирают наиболее благоприятную погоду, принимая во внимание множество факторов, например, таких как работа промышленных предприятий и сельское хозяйство. Из-за того, что Капитолий постоянно нуждается в свежем урожае, о холоде и снеге пришлось забыть навсегда. Не знаю, что думают другие жители, но для меня постоянное лето становится слегка утомительным.
Однако наслаждаться прелестными и теплыми деньками нам некогда. На дворе еще нет и восьми утра, а горожане, словно муравьи, ровным строем семенят по тротуару, спеша на работу. Мои братья и сестры, чьи жизни начались с чистого листа пять лет назад. По крайней мере, я считаю, что дела обстоят именно так, хотя общепринятый вариант звучит куда заманчивей – полная регенерация. И каждый раз я не могу сдержать ухмылки: нам всем попросту стерли память. Поначалу, все полагали, что то, что было «до» постепенно вернется к нам, но та утраченная часть так и не восстановилась. Регенерация заключается всего лишь в том, что мы привыкаем к неизвестности, миримся с нею или сходим с ума. Бывают и такие случаи: люди теряют рассудок, не признавая такой жизни, а потом просто угасают. Для них построен специальный приют на окраине Торгового сектора, где как медики, так и добровольцы пытаются помочь им.
Единственное наследство – три предложения на индивидуальной карте: фамилия и имя, дата рождения, семейное положение. В моем случае это всего 3 слова и пара цифр: Пит Мелларк, сирота, 18. Хотя такая ситуация весьма удобна – ты с самого начала сам по себе. Трудно представить как соединяются целые семьи: просыпается человек, а тут ему говорят, мол, у тебя есть жена и двое детей. Научиться любить заново неимоверно сложно, особенно, когда ты связан по рукам и ногам обязательством и чувством долга.
«Возродим Капитолий: я, ты, мы.»
Новый лозунг для нового государства; он везде – в газетах, телевизорах, улицах, как напоминание о самой главной цели – единстве и равенстве на благо Капитолия. Нам иначе нельзя – под куполом не выживет никто. В школе учащиеся с детства знают о Дне возрождения в мельчайших подробностях: пять лет назад Капитолий был в четыре раза больше, чем на данный момент. Один город под мощным защитным полем – все, что осталось от огромной развитой цивилизации – 13 самодостаточных дистриктов и столицы.
Сейчас карта Капитолия проста как никогда: на севере находится Жилой сектор, а с юга его окружают Аграрный, Промышленный и Торговый. Три последних сектора связаны с Жилым сетью скоростных поездов: маршрут #1 – доставляет своих пассажиров в Торговый район, #2 – в Промышленный, #7 – в Аграрный. Разумеется, есть и автомобильные дороги, но они доступны только служащим охранной системы. Это минимум, необходимый для выживания.
На остановке как всегда много людей, каждый в специальной различительной рабочей форме, например, медики в белой, агрономы в зеленой, продавцы в жёлтой, строители в серой. Чёрный – цвет миротворцев; мы следим за порядком, обеспечиваем безопасность горожан и бережем единственную драгоценность – купол.
Во время поездки на маршруте #2 до конторы охранной системы, я часто думаю о причинах, превративших нас из людей в крыс и столкнувших с верхней ступени эволюции до самой примитивной – выживания. Алчность, неуважение к другим и природе, жажда власти – все это привело к экологической катастрофе. Огромный взрыв на одном из заводов привёл к чудовищной эпидемии, а она в свою очередь к гибели тысячи и тысячи людей. Те, кто были не заражены, оказались под защитным куполом, где для их же блага была проведена полная регенерация. Но, несмотря на то, что ни у кого не осталось никаких воспоминаний о тех временах, мы знаем об этой трагедии и чувствуем свою вину. Вернуть жизнь всем невинным невозможно, но мы поклялись сделать всё, чтобы подобное не повторилось никогда.
Разумеется, на всей территории Капитолия действуют соответствующие правила и законы, утвержденные многоуважаемым Президентом Сноу. Почти за пять лет правления ему удалось не только создать новый мир из ничего, но и поднять его на довольно-таки высокий уровень. А все благодаря его мудрому решению о всеобщем равенстве: в Капитолии нет ни богатых, ни бедных, ни влиятельных, ни заурядных. Каждый житель идентичен другому как в правах и привилегиях, так и в материальном плане. Слова «лентяй» и «бездельник» уже давно вышли из обихода; дети ходят в детские сады и школы, взрослые – на работу. Все, так или иначе, трудятся на благо государства.
Для любых проступков, правонарушений или преступлений наказание одно – новая регенерация. Именно поэтому желающих напакостить нет никого: стирание памяти – это самое страшное, что может случиться. Казалось бы, что тут может быть такого: натворил дело, попался, вышел абсолютно чистым человеком. Однако так как мы все уже прошли через это, то знаем, насколько это трудно и жутко. Я помню, как очнулся совершенно один в небольшой комнате, не имея ни малейшего понятия о том, кто я такой, где нахожусь, да и что я такое. Процесс адаптации длится почти месяц – это в лучшем случае, а иногда до конца жизни. За время службы в системе охраны я был свидетелем пары-тройки прецедентов повторной регенерации, но в основном это те несчастные, которые повредились рассудком.
Поначалу было тяжело, ведь рядовым миротворцам приходится днем и ночью патрулировать границы, работать с задержанными. Однако благодаря добросовестному труду и хорошим показателям, я был замечен руководством и начал продвигаться по карьерной лестнице, но о том, что мне предложат пост главы миротворцев, я и мечтать не смел. С тех пор я изо всех сил стараюсь оправдать оказанное доверие.
К счастью, коллектив у нас сложился дружный; все всегда здороваются и интересуются жизнью друг друга. Мне, как начальнику, приходится немного держать дистанцию, дабы подчиненные не расслаблялись и не рассчитывали на какое-то особое отношение. Хотя все мы люди и всякое бывает.
– Доброе утро, мистер Мелларк! – по обыкновению приветствует меня Олдрейн на входе в офис. – Там к Вам по старой памяти кое-кто заскочил, – добавляет он, ухмыльнувшись. Все ясно – бесцеремонно заявиться ко мне в кабинет посреди рабочего дня может только один человек.
Весь оставшийся путь я морально готовлю себя к предстоящему нелегкому разговору, который, мне кажется, продолжается уже четвёртый год и вряд ли закончится в скором времени. Момент, когда наши отношения переросли из приятельских в сугубо сложные, я не заметил. Мы плечом к плечу встречали все трудности и радости, пока не наткнулись на камень преткновения дружбы между мужчиной и женщиной – любовь. Хотя, это ещё слишком громко сказано. Отворив дверь кабинета, я застаю ее как обычно – в моем кресле и со скрещенными ногами на столе.
– Здравствуй, Джоанна.
– Здорова, главнюк! – весело произносит девушка, не меняя позы. Ее серо-зеленые глаза игриво следят за моей реакцией. – В говорильне сидит очередной чудик, пытавшийся сделать подкоп за пределы купола. Все твердит о том, что снаружи его ждут дети.
