Текст книги "Другое оружие (СИ)"
Автор книги: DownWithLove
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Я абсолютно с вами согласен, госпожа Президент, – произносит блондин, – но думаю, что пришла пора заканчивать с проволочками. Джоанна, будь так любезна.
Девушка кивает и выходит из кабинета, прикрыв за собой дверь, в то время как из вентиляционных отверстий начинает идти дым. Койн в панике оборачивается к Мелларку, но не находит его подле себя. Глаза слезятся, однако ей удается различить юношу в маске, застывшего по правую руку Сноу.
– Ты, … – выдыхает она.
В дверях щелкает замок.
Он понимает, что что-то идет не по плану, когда Мейсон быстро поворачивает ключ в скважине, запирая переговорную. Не раздумывая и совершенно не целясь, он спускает курок, и, вскрикнув, девушка падает на пол. Выбежав из-за угла и переступив через ее тело, он открывает дверь.
Из-за дыма он не сразу различает силуэты, но ему хватает времени, чтобы выстрелить снова. Хлопок эхом разносится по комнате, но убедиться – достигла ли его пуля цели, ему не удается: грудь обжигает огнем и он валится вперед.
Ничего не чувствовать – это хорошо или плохо? Наверно, это хорошо. Он с радостью променяет эту ужасную боль на безразличие и апатию.
***
– Отряд «Миротворец», прием! На связи Дом-3, как слышно?
А в ответ лишь тишина в эфире.
========== Бонус-глава. Об искрах и пепле ==========
ZAYDE WØLF – Walk Through The Fire (feat. Ruelle)
Did we light too many matches?
Turn ourselves into these ashes
There’s no way to go,
But straight through the smoke,
And the fight is all we know
Огонь громко потрескивает в камине, постепенно превращая древесину в очертания из золы и пепла. Та невероятная сила, исходящая от него, потрясает и одновременно ужасает. Чем ближе к нему человек, тем больше он понимает, что не сможет найти тепла и утешения – только сгореть. Слишком быстро. Дотла.
Он знает это, но все равно пододвигает кресло поближе. Он терпеливо ждет, когда жар коснется его кожи, накалит ее до предела, медленно доберется до самых костей и, словно маленький ребёнок, будет дразнить его за слабость и желание сбежать. Однако трусят и прячутся в прохладном уголке только умные и практичные; безумцы и мечтатели заворожено застывают на одном месте, они видят перед собой заветную цель, закрывая глаза на все предостережения, опасности и даже смерть. Столь тонкая грань человеческой натуры для него не в новинку: уже который раз он стоит на распутье, а вопрос «кто же я на самом деле?» остается без ответа.
На лбу появляется испарина; капельки пота бегут по поседевшим вискам и скрываются за воротом махрового халата, накинутого на тонкую ночную рубаху. Он чувствует, как его кожа, сантиметр за сантиметром, впитывает в себя страсть дикого танца пламени из очага. Сначала это довольно приятно: тебя окутывает теплом, тело расслабляется, а глаза блаженно закрываются, но потом огонь оборачивается змеей и безжалостно жалит снова и снова. Он с интересом разглядывает свою руку, ища невидимые следы от укусов, однако ничего не находит – ни единого красного пятнышка. Он улыбается: истина куда глубже, чем мужчина предполагал.
– Добрый вечер, мистер Мелларк! – негромко приветствует он незваного гостя.
Он давно понял, что уединение нарушено, но не мог предположить, почему столь поздний посетитель предпочёл тайком пробраться в его кабинет и молчаливо наблюдать за ним из темного угла. Хотя нет, есть только одна вещь, которая могла заставить этого молодого юношу сделать то, что он сделал.
– Вы солгали, Президент Сноу.
В голосе парнишки нет ни обвинений, ни укора, ни злобы, ни обиды – он просто констатирует факт. Что ж, это нисколько не удивило его: он был готов к такому повороту событий.
Жестом Кориолан Сноу приглашает молодого человека занять второе кресло у камина. На раздумье уходит всего пара секунд, и, в лунном свете появляется силуэт. Словно кошка, он бесшумно преодолевает расстояние до кресла и присаживается на самый край. Спина прямая, руки опущены на колени, а подбородок слегка выпячен вперед. Губы Президента расплываются в улыбке:
– Почему Вы так решили?
– Уверен, Вам это уже известно, – тут же отвечает Мелларк, вздернув одну бровь вверх. – Давайте не будем тратить драгоценное время впустую.
– Разумеется, – соглашается Президент, поглаживая одной рукой седую бороду. – Полагаю, что мисс Эвердин и мистер Одэйр рассказали Вам обо всем, не скупясь на подробности.
Юноша кивает, слегка прищурив голубые глаза и плотно сжав губы, словно решаясь на что-то.
– Однако есть одно «но», не так ли? – подсказывает Сноу.
– Все так, – подтверждает Мелларк, искорка сомнения слишком ярко блестит в его голубых глазах, – за исключением одного: есть кое-что, что не сходится с их рассказом.
– И что же это?
– Вы, – просто отвечает парень.
Губы Сноу расплываются в широкой улыбке; пожалуй, есть вещи которые ещё не подвластны современной науке и медицине, и человеческий дух и характер явно были на первом месте в этом списке.
– Я всегда считал Вас умным и сообразительным юношей, и Вы ни разу не разочаровали меня.
Разумеется, это был комплимент, и раньше такая похвала была бы для Пита пределом мечтаний. Однако за последние пять лет он ощутил на собственной шкуре, что такое время и какова его цена: постоянная бдительность, забота о других и жертвенность. Он полагал, что это тяжёлое бремя было дано ему неспроста и он будет нести его до самого конца. И сейчас, когда от его действий зависит несколько жизней, Пит не задумывается как, почему и для кого он это делает или каковы будут последствия – он просто должен успеть.
– Я хочу знать, почему человек, который каждый год на глазах у всей страны устраивал игры на выживание, поддерживал нищету и беззаконие в дистриктах, стёр своему народу память, обеспечил защиту и с тех пор заботится о его благополучии.
Это разговор на равных: все маски и привилегии отброшены в сторону.
– Скажите, мистер Мелларк, а вы хотели бы мир полный пепла?
Раздается тихий треск: одно из полен в камине раскалывается надвое и обуглившиеся половинки соскальзывают на бок, подняв облако из золы.
– Нет.
– Я задавал этот же вопрос и мисс Эвердин. Она ответила, что если сгорят повстанцы, то я сгорю вместе с ними. Что ж, я все еще здесь, а гордая Сойка-пересмешница превратилась в ручную зверюшку Койн.
– Сойка-пересмешница? – хмурит брови собеседник.
– Да, так ещё известна мисс Эвердин за пределами купола. Символ революции, ну вы знаете.
– Она говорила, – сухо отмахивается парень. Он пришёл сюда не за этим; ему хватает и имеющейся информации об этой девчонке.
– А она упоминала, что все это случилось только из большой любви к вам?
– Что?
Губы пожилого мужчины снова трогает улыбка: эта глупышка так и не научилась извлекать уроки из своих ошибок. Парень столько раз просил ее только об одном – доверии, а она опять прячется в тумане оговорок и недомолвок, увеличивая трещину в отношениях. Понимает ли она, что однажды эта трещина превратится в огромную пропасть?
– Когда повстанцы выкрали ее из Капитолия, а вас бросили здесь, то взамен на ваше освобождение, она согласилась помочь им.
– И? – голос бесцветный, лишенный даже толики любопытства.
Пожалуй, это уже произошло; даже если бы юноша помнил ее и любил, как и пять лет назад, он бы не смог быть с ней. Земляк, союзник, друг, возлюбленный, жених – все эти мосты давно сожжены, сейчас они не более чем чужаки.
– Они не торопились: вы не были их главной целью, – произносит мужчина, протягивая руки к огню. – Каждый хочет править миром, а месть – великий двигатель прогресса.
– Несмотря на то, что с нами произошло и что мы ничего не помним о тех временах, мы все равно остаемся для них капитолийцами. Вечно виновными и давно приговоренными, не так ли? – Мелларк встает и присаживается на корточки у камина. Жар не пугает и его: можно держаться подальше от огня и замерзнуть, а можно подойти поближе – согреться самому или согреть, заслонив от гнева пламени других.
– Скорее, дело больше в принципах, нежели в людях, – доносится из-за спины юноши тихий голос, – но вы, несомненно, правы.
Парень берет в руки стальную кочергу и шурудит поленья, поднимая ворох пепла и столб искр.
– Что ж, если сгорим мы, то они сгорят вместе с нами.
Кориолан Сноу отвечает не сразу; он хороший шахматист, стратег и манипулятор – его редко кто может удивить, но этот мальчишка превосходит все его ожидания.
– Я думал, что вы либо уйдете с ними, либо они останутся с нами, как и их предшественники.
– О, разумеется, я уйду с ними, – тут же кивает Мелларк, – но я вернусь и вам лучше быть готовым к встрече со столь важными гостями.
Достаточно лишь взглянуть в решительные голубые глаза и понять, что иного пути нет; купол больше не защита, он – камера. Парнишка прав: настало время другого оружия.
– Конечно.
Юноша едва заметно ухмыляется и делает шаг к двери.
– Мистер Мелларк, – окликает его Президент Сноу, – могу ли я задать вам один вопрос?
– Полагаю, что можете, – не разворачиваясь, произносит Мелларк.
– Я создал купол и стёр любые воспоминания о голодных играх, чтобы спасти свой народ от страданий и даже от смерти. Вы ненавидите меня за это, не так ли?
Тишину нарушает лишь громкий треск древесины в камине; парень едва заметно пожимает плечами. Пламя скоро догорит, тепло исчезнет, останется лишь пепел, да и тот рассеется на ветру, не оставив и следа от сегодняшнего вечера.
– Думаю, что нет, – однако в голосе слышно куда больше уверенности. – Та жизнь, что я жил, люди, которых я знал – их больше нет. Вероятно, я должен быть благодарен за то, что не помню: это избавило меня от огромного количества боли и пустых сожалений.
– Поймут ли меня остальные?
– Вы же не хотите мир полный пепла?
Огонь еще пылает – пожалуй, самое время пододвинуть кресло поближе.
========== Глава 17. Война роз ==========
Ruelle – Whose Side Are You on
Trevor Morris – Anne Dreams Of Her Childhood
Выстрелы прогремели, но рука все еще крепко сжимает оружие. Даже в защитной маске мужчине сложно разглядеть поле битвы сквозь серую пелену. В его ушах громко отдается биение сердца, однако это не страх и даже не адреналин.
Появившийся из ниоткуда силуэт будто бы растворился в густой дымке. Не опуская пистолет, мужчина оглядывается вокруг, только вот кровь уже пролита, а жертвы пали. Что ж, они предвидели это. Они были к этому готовы.
Не задерживаясь у тела союзника, офицер обходит стол, за которым на полу лежат еще несколько человек. Однако пуля зацепила только стоявшего рядом с дверью – видимо он и есть нежданный гость: на нем черная военная форма Капитолия, но мужчина знает, что тот из чужих. Лицо шпиона ему известно – какой глупец!
В коридоре слышатся шаги, а затем и голос одного из его людей:
– Керин, код 104, восточное крыло, зал переговоров. Медиков в первую очередь! Нейт, осмотри командира Мейсон!
Переступив через лазутчика, мужчина выбегает из комнаты и буквально сталкивается с Россом, заместителем Джоанны.
– Мистер Мелларк! – удивленно вскрикивает парень, но мужчине не до приветствий и иных разговоров.
– Что с ней? – требует он, на ходу срывая с лица маску.
Помощник оборачивается к Нейту, склонившемуся над телом девушки и деловито ощупывающему ее запястье и шею.
Ничего не чувствовать – это хорошо или плохо? Наверное, это хорошо. Жить в пустоте – одно дело, но ощущать пустоту – тяжелейшее испытание.
– Мертва, – звучит вердикт.
***
– Новости?
– Никаких. Тишина в эфире.
– А Китнисс?
– Пришла в себя. Не разговаривает.
– Почему?
– Потому что не хочет.
***
Ее рука словно лед, который неподвластно растопить теплом его ладони, но лицо на удивление кажется прелестным, лишенное привычной маски непроницаемости, жесткости и деловитости. Она была старше него, только вот осознание потери юной и невинной жизни, которой предстояло еще познать мир во всей его красе, стоит костью в горле.
– Мистер Мелларк, – тихо окликает мужчину Росс, застыв в двух шагах от сидящего на полу главного миротворца и баюкающего в своих объятьях павшего командира.
– Докладывай, – хрипло говорит он и кивает.
– Президент Сноу мертв, сэр. Президент Койн и ее конвой еще спят – их перенесли в специальный отсек. Тот солдат… – офицер делает паузу, то ли не зная как деликатнее подать новости, то ли опасаясь реакции начальника.
– Что тот солдат?
– Он жив, сэр. Медики говорят, что это чистой воды везение – он упал на живот, а его рука оказалась прямо под пулевым ранением, что помогло остановить кровь.
Мелларк поджимает губы и громко выдыхает; Росс не может винить его за вереницу мыслей, проносящихся в голове, одна хуже другой, как не может ни Нейт, ни Джонсон, ни Тед, ни Керин. Джоанна – их общая потеря. Потеря за гранью правил и устава.
– Он был без защитной маски…
– То есть он… ничего не помнит?
– Скорее всего, но доза была минимальной. Так что его память можно легко восстановить. Президента Сноу больше нет, поэтому решать вам, сэр.
Главный миротворец улыбается, горько смеясь. Нежно проведя костяшками пальцев по бледной щеке девушки, он наклоняется и целует ее в лоб.
– Сэр?
– Позаботьтесь о ней, Росс. Я буду у Керина: предстоит много чего решить.
***
Тили да тули ди ба дили да
Была у аптекаря дочка одна —
Редчайшая роза в запретном саду,
Мимо которой никак не пройду.
Тили да тули ди ба дили да
Сердце мое не боится шипа,
Но кровью оно окропится сполна:
Зная, что для другого она суждена.
Тили да тули ди ба дили да
Нависла над розой моею беда,
Ведомый любовью, пробрался я в сад,
Похитил, ведь чувства не знают преград.
Тили да тули ди ба дили да
Зимы не страшится роза моя,
Любовью согретые наши сердца,
Сольются в сей песне уже навсегда.
Отец часто напевал эту песенку – он говорил, что она о любви. Разумеется, в детстве любовь казалась проще: сильной, неизбежной, порою печальной, но светлой. Однако только сейчас я начинаю осознавать ее истинный смысл. Любовь намного глубже, намного сложнее, намного жертвеннее.
Странно, что после стольких лет стершийся из памяти мотив вновь звучит отцовским голосом в моей голове.
– Китнисс, ты в порядке?
Кто-то присаживается рядом со мной на кровать и ободряюще приобнимает за плечи.
– Я понимаю, что слишком многое случилось за эти два дня, что ты расстроена и дезориентирована, но нельзя просто сидеть и молчать.
Все, что я хотела в своей жизни – сохранить счастье и благополучие своей семьи. Каждое мое действие было маленьким шагом вперед навстречу этой цели. Жизнь, любовь к близким, свобода, борьба – не желания, а всего лишь средства для выполнения поставленной задачи. Любовь же к другому человеку – препятствие, груз, что непременно утянет на дно. Сейчас моя семья в безопасности – так почему я должна жаждать того, что мне не принадлежит? Того, что обязательно ранит и погубит? Все думают, что знают что я чувствую и что должна делать. Что ж, их право, но только мне известно, что я могу и что я хочу.
Сбрасываю руки и поворачиваюсь спиной.
– Тили да тули ди ба дили да
Была у аптекаря дочка одна…
***
– Бити, это Дом-13. Есть новости?
– Никаких, – устало произносит мужчина. – Любые сигналы блокируются извне. Люди на позициях у точки входа, но нужен приказ.
– Ты будешь первым, кто об этом узнает.
***
– Хеймитч, Финник, вам удалось что-нибудь узнать у мисс Эвердин?
– Нет, Плутарх. Она ничего не говорит: либо не знает, либо просто не хочет. Скорее последнее.
– Черт бы побрал ее упрямство! Люди ждут, что мы начнем действовать, пока еще есть время, но у нас нет ни единой зацепки, ни плана, ни представления, что происходит!
– Почему же? – усмехается Хеймитч. – Мы точно знаем, что основной план был сорван.
***
– Керин, можешь отдохнуть пару часов. Джим сменит тебя.
– Нет, сэр. Я хотел бы остаться. Работа – единственный способ не сойти с ума.
– Как пожелаешь. Что по датчикам?
– Признаков вторжения не наблюдается, хотя рискну предположить, что у всех известных им входах в туннели дежурят по несколько отрядов. Я блокирую любые сигналы с момента… подачи газа.
– Хорошо, тогда приступим к следующей части плана.
***
– Отряд «Миротворец», это Дом-13, прием!
***
– Внимание, распоряжение из Тринадцатого дистрикта: всем подразделениям оставаться на своих местах до новых указаний.
– Так точно, сэр!
***
– Ну и долго мы будем молчать?
– Чего тебе, Хеймитч?
Ментор хмурит брови и складывает руки на груди.
– Ты уже не маленькая девочка, Китнисс, чтобы дуться и воротить нос от обязанностей. Если ты вдруг не заметила, то ситуация тут немного критическая!
К удивлению мужчины его собеседница заливается смехом:
– Для кого критическая? Для нас? Если ты вдруг забыл, то я больше не Сойка-пересмешница. Если ты вдруг забыл, то это Койн полезла в Капитолий, хотя не было ни единой причины для вторжения. Мне абсолютно наплевать на то, что происходит, и на то, что Плутарх не знает что делать, – выпаливает девушка. – А то нападение в коридоре не имеет никакого отношения к наступлению!
– Может и так, только с чего полученное сообщение из Капитолия адресовано Сойке-пересмешнице?
***
– Дом-3, мистер Плутарх распорядился, чтобы «Миротворец» вместе с «Эскортами» вернулся на базу.
– Принято, Дом-13.
***
– Я работаю, ребята, не отвлекайте!
– Но сигнал…
– Знаю, но мне не пробиться на защищенную частоту. Сначала нужно подобрать код…
***
Главный координатор щелкает по кнопке и большой экран в кабинете Койн оживает.
– У каждой войны всегда две стороны – атакующая и защищающаяся. Так вот, к вам обращается пострадавшая сторона, – раздается громкий баритон главы Миротворцев: все тот же холодный взгляд, строгий и властный голос, привычная черная форма – Пит Мелларк, чужак из Капитолия. – Пять лет мы жили на своей земле, не предпринимая ни единой попытки развязать конфликт. Пять лет мы прятались под защитным куполом в надежде на тихую и спокойную жизнь. Мы оставили прошлое позади, буквально начав все с нуля. А потом приходите вы и громогласно обвиняете нас во всех грехах, которые давно быльем поросли. Для драки нужны двое – и оба являются одинаково виновными. Вы говорите, что лучше знаете, как нам жить, что мы должны делать, а что нет. Вы приходите и убиваете нашего Президента, наших ни в чем не виновных жителей, хотя Президент Койн и ее сопровождение находятся в добром здравии. Если сгорим мы, то вы сгорите с нами, не так ли, Сойка-пересмешница? Это твои слова. Заверяю, у нас достаточно и средств, и сил для войны. Только мы не желаем мира полного пепла. Разве все мы не достаточно страдали, не достаточно потеряли, не достаточно повзрослели?
Он делает паузу, а потом его голос слегка смягчается:
– Ты сказала, что мы были союзниками раньше. И сейчас, как никогда, я снова хочу им быть. Мы хотим ими быть. Как временный глава Капитолия я предлагаю вам перемирие, чтобы все жертвы восстания не стали напрасными. Если вы согласны принять его, то ты знаешь куда лететь, Сойка.
***
Он знает о пустоте не понаслышке; он жил и блуждал в темноте уже давно. Если это и было наказанием, то определенно не самым суровым и продуманным. Однако искушение куда сильнее, легче и убедительнее, что явно склоняет чашу весов не на ту сторону: поддаться так просто, а выполнить долг невыносимо.
***
– Об этом не может быть и речи! Его угрозы – очередная пустышка, я ему не верю! – качает головой Плутарх, а его советники кивают. – Это огромный риск!
– Может, тогда поэтому он обращался не к тебе, а Сойке-пересмешнице? – язвит Хеймитч.
– Это смешно, и он знает, что не в ее власти принимать столь важные решения. Я думал, он умный парень…
– Именно поэтому он так и сделал! Всем известно, что для тебя в приоритете личная выгода!
– Ну и ну, Хеймитч! Как ты можешь так думать после всего, что я сделал?
– Хватит! – рявкает Финник, впервые раскрыв рот с момента совещания. – Дело в том, что мы были там, мы знакомы с обеими сторонами. Против кого вы собрались воевать? Против людей, которые и понятия не имеют о нашем существовании? Которые понятия не имеют о том, кем они когда-то там были? Это и есть бессмыслица. Это не справедливость, которую вы денно и нощно пытаетесь восстановить, а месть, которую необходимо утолить.
– Повторяю, это не может…
– Пит сказал, что это желание жителей Капитолия. И я ему верю, сколько бы тайн он в себе ни таил, – перебивает его Китнисс. – А вы, Плутарх, знаете, чего хотят жители нового Панема?
***
– Внимание, подготовить планолет и эскорт к вылету!
***
– Ты действительно веришь ему? – спрашивает Финник, пока мы спешим к ангару.
Отросшая челка лезет в глаза, и я на ходу пытаюсь заправить непослушные пряди за уши.
– Почему я не должна?
– Потому что в нашей памяти он всегда будет тем Питом Мелларком, который не сводил с тебя влюбленных глаз и предпочитал оружию тесто и кисти с мольбертом.
Смеюсь, хотя знаю, что отчасти друг прав: уж слишком между нами большая пропасть.
– Аргументы куда убедительнее.
***
– Дом-3, передаю координаты маршрута.
– Принято, Дом-13.
***
– Керин, ты уже больше суток на посту. Джим уже как час заступил.
– Я останусь.
– Нет, это приказ главкома.
– Но…
– Он просил передать, что долг солдата всегда превыше всего.
– Ясно, Росс.
***
– Я думала, что ты улетел! – удивленно вскрикивает девушка, уронив историю болезни на пол.
– Не по моему возрасту все эти выкрутасы, – отмахивается мужчина. – К тому же, я не мог пропустить очередную порцию витаминов, которые тебе не терпится засадить в мою задницу.
– Я рада, что ты так считаешь, – улыбается медсестра, – хотя я не согласна с заявлением по поводу возраста.
***
– Росс, прием!
– Джим?
– Внимание всем постам: на входе в Промышленном секторе сработали датчики. По предварительным данным, человек десять-пятнадцать.
– Подключи Керина к работе, на вас видеонаблюдение.
– Понял, Росс. Главком?
– Я доложу.
***
– Любое оружие необходимо оставить здесь, – громко объявляет Сойка-пересмешница, замерев у туннеля.
– Это не разумно, – пытается возразить солдат, но Китнисс Эвердин оказывается непреклонной:
– Если мы идем заключать мир, то зачем нам оружие?
***
Он не спал почти двое суток и мир, который он теперь несет на своих плечах, с каждой секундой становится все тяжелее. Остается принять всего два решения и пока он не найдет их, его душе не будет покоя.
***
– Добро пожаловать в Капитолий, Сойка-пересмешница!
Сейчас Пит Мелларк, как никогда, кажется старше своих лет: голубые глаза потухли от усталости, а под ними пролегли серые тени.
– Мы пришли с миром! – следует ответ.
– Кто все эти люди с тобой?
– Представители от каждого дистрикта Нового Панема. Ты сказал, что жители Капитолия хотят перемирия, и мы приехали сказать, что желаем того же. Все мы.
***
– Дом-13, «Миротворец» на связи. Переговоры прошли успешно. Объявляйте демобилизацию.
***
– Купол будет деактивирован после подписания мира и его оглашения на национальном уровне. Тем не менее, наши патрули будут продолжать работу в штатном режиме.
– Как и наши. Слишком многое предстоит обсудить и принять, прежде чем барьеры смогут исчезнуть окончательно.
Совещание закончилось, но Пит настоял на личной беседе со мной. Сейчас, когда между нами нет ни тайн, ни секретов, ни долга, душевная пропасть похожа на черную дыру. Любовь становится тенью, отголоском прошлого – чего-то прекрасного, идеального, но по-прежнему недостижимого.
– Ты намерена принять участие в обсуждении? – просто спрашивает он, облокачиваясь на спинку стула.
– Нет, – неуверенно улыбаюсь, – у дистрикта Двенадцать уже есть достойный и умный представитель. Хватит с меня политики. А ты?
– Я? – союзник в удивлении приподнимает брови. – Я солдат, и мой долг – забота о своем народе. Теперь уже о нашем народе.
– Что ж, завтра мы с Финником улетаем обратно, поэтому позволь пожелать тебе удачи.
– Спасибо, – благодарит он. – Если хотите, то можете забрать Койн и ее людей с собой – особой опасности они больше не представляют. Для них новая жизнь начнется в буквальном смысле.
– Надеюсь, она будет счастливее для всех нас.
Мы встаем, понимая, что пришло время прощаться. Протягиваю руку, а он легко ее пожимает, как земляки, как знакомые, как союзники.
– Китнисс, … – начинает Пит, слегка колеблясь, но я опережаю его:
– Могу я кое о чем тебя попросить?
– Конечно.
– Гейл… все еще где-то на вашей территории. Ты говорил, что все будет хорошо и Джоанна о нем позаботится… Если вдруг что-то станет известно, пошли мне весточку, хорошо?
В одно мгновение его лицо теряет все оттенки теплоты и дружелюбности.
– Идем, – бесцветно бросает он.
Мы оказываемся в очередном помещении для переговоров. Пит проходит мимо единственного окна и поворачивается к нему спиной; лицо словно высечено из мрамора – холодное и не живое. Не рискую подойти ближе, поэтому останавливаюсь в паре шагов от него; слов нет, да и говорить нам особо не о чем, но все же это как-то связано с Гейлом: ответ приходит сам собой, стоит мне лишь повернутся к окну.
– Гейл! – срывается с губ удивленный вскрик, а рука тянется к стеклу, но он не слышит меня: просто сидит за столом, поддерживая подбородок руками.
– Что с ним? – встревожено спрашиваю, оборачиваясь к Питу.
– Ничего, что нельзя не исправить, – слова звучат слишком резко. Слишком много смысла скрыто в его фразе, но ещё больше боли, злости и сожалений таит его ледяной взгляд.
– Он был ранен? – бормочу, заметив повязку под рубашкой и как тяжело вздымается его грудь. – Что случилось?
– Он сорвал план, застрелил Сноу, – отчеканивает Пит, сдвинув брови, но следующие слова даются ему с трудом: – он… он убил Джоанну. Ну, а прежде чем отключился, надышавшись газа, получил пулю от меня.
У меня перехватывает дыхание; я потеряла многих людей: как незнакомых, так и близких, но опыт не спасает от страданий – они такие же, как и прежде. Страшно быть меж двух огней – они сжигают, не разбирая ничего на своем пути. Но Гейл не мог… и Пит не мог…
– Что? – еле слышно выдыхаю.
– Я подумал, что регенерация слишком лёгкое наказание. Его память практически восстановлена: отсутствуют лишь некоторые детали, но и те он с лёгкостью вспомнит. Я хочу, чтобы он знал, что натворил.
– Пит, я не понимаю…
– Ты можешь забрать его с собой, – сухо предлагает он. – Уезжайте – в Тринадцатый, Двенадцатый или в любой другой дистрикт Панема, но ему лучше не попадаться мне на глаза.
– Пит, я…
– Забудь меня, Китнисс, как я забыл тебя.
Уколовшись однажды о шип, я не усвоила урока и позволила своему сердцу истечь кровью. Порой для счастья нужно пожертвовать самой розой. Особенно, если ей милее другая земля.
– Могу я спросить?
– Можешь, но я не гарантирую ответа.
– Почему ты сделал это?
– Из-за него.
– Из-за Гейла? – удивленно открываю рот, совсем сбитая с толку.
– Прощай.
И он уходит: тихо и быстро исчезает за дверью – не оглядываясь, а я возвращаюсь назад, к той точке отсчета, с которой и началась первая глава моей старой книги.
========== Бонус-глава. Забвение ==========
The Civil Wars – Poison & Wine
Я рано повзрослела. Не то, чтобы случалось много ужасных вещей, просто я смогла справиться со всеми трудностями как зрелый человек – мне пришлось. Любая идея, решение или действие – не просто путь, который я, так или иначе, выбирала, – это груз ответственности, который совершенно осознанно ложился на мои плечи.
Я с детства знала, что такое одиночество, однако никогда не воспринимала его как наказание. Наоборот, это было огромным даром: иметь возможность побыть наедине с собой, самостоятельно прийти к правильному решению и быть свободной от чьих-то вмешательств и советов. Больше всего радовало то, что это полностью исключало из моей жизни жалость. Я слишком хорошо помню это чувство. Когда не стало отца, люди смотрели на нас и говорили: «бедная женщина, несчастные детки». Тогда это закаляло, прямо-таки жгло изнутри и кричало: я докажу, что вы ошибаетесь!
Мое сердце было надежно укрепленной крепостью, и только я владела ее ключом. Однако каким-то чудом Питу удалось то, что было не по силам никому другому: я сама отдала ему ключ, и он распахнул ворота. Я не смогла спасти его – он навсегда остался под куполом, забрав с собой мою душу. А теперь мой бастион рассыпался, не выдержав ветра, словно замок из песка, и я осталась одна, дрожа от холода и боли. Больше ничто не могло защитить меня, и я пустилась наутек, хотя понимала, что от одиночества невозможно спрятаться.
Прошел год, и это по-прежнему разрывало меня на части: сердце было разбито, а мысли за тысячи миль. Приходили люди, говорили со мной, но я не слышала ни слова. Я задыхалась, прекрасно осознавая, что это мои собственные руки сжимают мое горло все крепче и крепче. Утешало одно: когда-нибудь это закончится, нужно только потерпеть.
Самый страшный враг – это сам человек, его мысли, его чувства. Когда смотришь в зеркало и видишь только недостатки, когда проигрываешь, а совесть шепчет «так тебе и надо», когда ты веришь во всех, кроме себя – это словно стоять на краю пропасти и кричать, что готов спрыгнуть вниз. Вся правда в том, что всем наплевать.
Койн называет это затяжной депрессией, а Плутарх аккуратно поправляет на «посттравматический стресс» и постоянно твердит, что скоро я приду в себя, в то время как Прим просто просит прекратить это бесполезное самобичевание. Только вот оно мне нравится: оно не позволяет забыть.
Дверь тихо отворяется, и тоненькая полоска света касается моего лица.
– Тяжелый день? – спрашивает Гейл, несмело улыбаясь уголками губ. – Не возражаешь против компании?
Неопределенно пожимаю плечами, но все равно пододвигаюсь к стенке, освобождая рядом с собой место. Даже не пытаюсь стереть слезы или сделать вид, что это абсолютно нормально: сидеть в подсобке в огромном шкафу с униформой для работы на поверхности.
– Чем ты-то провинился? – хлюпаю носом, когда он, держась за левый бок, осторожно садится рядом.
– Койн снова отклонила наш с Финником проект.
– Ага, ударив тебя в живот и разбив губу?
Гейл начинает тихо смеяться, но смех постепенно переходит в сухой кашель.
– Третий раз, – между приступами выдавливает он. – Она делает это в третий раз, но никогда не объясняет почему.
Вынимаю из кармана носовой платок и аккуратно прижимаю к поврежденной губе.
– По-моему, сегодня Боггс очень доходчиво объяснил почему.
– Да ну его к черту! К черту Плутарха, к черту Койн! – вспыхивает он, отмахиваясь от моей руки, и размазывает кровь тыльной стороной ладони. – Прошло почти два года, Китнисс, а все, что мы делаем – это наблюдаем издалека за этим гребанным куполом. Ты же знаешь сколько времени мы уже потеряли!..
Друг замолкает, видя как начинают дрожать мои губы, а глаза вновь наполняются слезами. Как он смеет говорить мне о том, сколько мы потеряли?
– Уходи, – выдавливаю я, старательно сдерживая подступающие рыдания.
