Текст книги "Другое оружие (СИ)"
Автор книги: DownWithLove
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
«Связь частично потеряна с Седьмым дистриктом и полностью со Вторым и Первым. Связь с Капитолием невозможна. Эффи Бряк, Энобария, Энни Креста, Джоанна Мейсон и Пит Мелларк считаются пропавшими без вести».
Только я знаю, сколько мы потеряли, потому что продолжаю оплакивать людей, а не время.
– Прости, – смягчается Гейл и накрывает мои трясущиеся руки своей ладонью. – Я имел в виду, что понимаю, почему ты запираешь себя в этом шкафу, словно в тюремную камеру.
– Ты не можешь этого понять. Ты не был там.
– Не был и жалею об этом, как и о многих других вещах, – соглашается напарник. – Однако я знаю, что значит чувствовать себя бесполезным. Постоянно спрашивать себя: почему они, а не я? Когда тебе все равно что будет с твоим телом, потому что твое сердце больше не принадлежит тебе. Когда пытаешься жить дальше, но не чувствуешь себя живым.
– Ты забыл сказать, что из этой пропасти нет пути назад, – тихо шепчу я, положив голову на его плечо.
– Нет, нету, – грустно улыбается Гейл, прижавшись щекой к моему лбу, – но есть забвение.
– Забвение? Как можно забыть обо всем этом?
– Ненадолго, но можно. Я пробовал. Показать?
– Что показать? – не понимаю я до тех пор, пока его указательный палец не поднимает мой подбородок, а губы не касаются моих.
Он не настойчив, но нежен: закрываю глаза, окутанная его горячим дыханием, и позволяю этому успокаивающему теплу завладеть мною. Поддавшись на приглашение, Гейл углубляет поцелуй, и я ощущаю привкус крови. Пытаюсь отстраниться, но напарник удерживает меня в своих объятиях: одна рука настойчиво скользит по спине, а другая, запутавшись в длинных волосах, притягивает еще ближе. Пусть это не те руки, не те губы, но это именно то, что мне сейчас жизненно необходимо. Возможно, он прав – это не поможет забыть, не прогонит боль и не искоренит чувство вины, но спасет от самой себя.
Мои пальцы судорожно впиваются в предплечья Гейла, я сильнее жмурюсь, мысленно моля его продлить столь прекрасную иллюзию, и он понимает: объятия становятся крепче, а поцелуй жарче. Тихий стон срывается с губ, когда напарник аккуратно устраивает меня на своих коленях. Исчерпав все запасы воздуха, я разрываю поцелуй и запрокидываю голову. Длинные пальцы нежно скользят по шее, спускаются к груди и бедрам, будоража кровь даже сквозь плотную ткань серой формы. Возможно, это неправильно, и после сожаления будут терзать меня еще больше, но это ведь так хорошо, так невероятно хорошо: просто слышать торжественную дробь наших сердец, ощущать наше тяжелое дыхание и наслаждаться моментом – быть здесь и сейчас, без мрачного прошлого и безрадостного будущего.
Спустя несколько дней я сама стучусь к нему в отсек, и он знает, что я пришла за забвением.
========== Глава 18. Знаки ==========
Dreams like the castles that sleep in the sand
Medhel an gwyns, medhel an gwyns
Slipped through the fingers or held in the hand
Medhel, oh, medhel an gwyns
Eleanor Tomlinson – Medhel an Gwyns
Вопреки всем моим страхам и предрассудкам, путешествие с ребенком оказывается не совсем уж тяжелым испытанием. Например, преимуществом может считаться абсолютно пустое купе поезда, где не приходится волноваться, что малыша кто-нибудь разбудит или, наоборот, его плач потревожит попутчиков. Кроме того, это избавляет от нежеланных собеседников и еще более нежелательных вопросов – по крайней мере, никто не увидит насколько Китнисс Эвердин ужасна в общении с детьми и некомпетентна в вопросах воспитания.
Хоть путь из Двенадцатого в Четвертый составляет всего несколько часов, мальчик сразу же крепко засыпает на моих коленях и мне не остается ничего, кроме как убрать непослушные черные прядки волос с его прелестного круглого личика и наслаждаться расплывчатым пейзажем за окном. В последний раз я ехала в поезде почти восемь лет назад с билетом в один конец до Капитолия. Это было даже не в прошлой жизни, а в совершенно другом мире, где бедность, голод и страх дистриктов вместе с роскошью, азартом и похотью Капитолия ходили под руки со смертью. Теперь же мой путь простирается через территорию Нового Панема – республики, где свобода выстрадана каждым своим обитателем.
О Голодных играх практически не вспоминают; арены были уничтожены во время строительства купола, но в каждом дистрикте есть свои мемориалы – дань уважения и память о павших трибутах и солдатах. Однако практический каждый помнит, что такое война и каждый пытается позабыть о ежедневном страхе за свою жизнь. Подписанный два с половиной года назад мирный договор стал наглядным примером другого оружия – слов.
Главой республики была выбрана Пэйлор, принимавшая активное участие в обсуждении и составлении соглашения о мире, – ее здравый смысл и умение найти компромисс уверенно меняют к лучшему облик Панема. Спустя много лет чаши весов наконец-то замерли в равновесии – справедливость царит в семьях, в работе, в политике и в сердце каждого панемовца. Из неизменного остается только Пит Мелларк – глава миротворцев. Верный своему долгу и женатый исключительно на работе он иногда мелькает в телевизоре – может быть даже часто – просто я редко включаю его.
Поезд замедляет ход и по громкоговорителю извещают о скором прибытии на станцию. Мне приходится потревожить сон Джереми, чтобы закинуть на плечо сумку с вещами и подхватить самого малыша. Заранее подхожу к выходу, чтобы потом не оказаться в гуще толпы с ребенком, а быстро и беспрепятственно покинуть здание вокзала. Однако этот план резко меняется, когда на перроне я замечаю знакомую светлую макушку.
– Мама? – неуверенно окликаю я, на ее лице расцветает теплая улыбка и она спешит к нам.
– Джереми, милый, иди к бабушке! – радостно восклицает женщина, поднимая мальчика на руки. – Ты так вырос с нашей последней встречи!
Однако сонный малыш, получив порцию поцелуев, лишь утыкается ей в шею и прикрывает глазки.
– Ты выглядишь счастливой, – замечаю я; вполне безобидная фраза для начала разговора.
– Еще бы, – улыбается она. – Даже не знаю чему радоваться больше: приезду внука, отпуску или тому, что старшая дочь наконец-то выбралась за пределы Двенадцатого дистрикта.
– Я не…, – хочется возразить, но не решаюсь: мы и так редко видимся и не разумно тратить столь драгоценное время на споры и пререкания.
– Какие люди! – раздается позади меня знакомый голос. Он как всегда полон усмешки, но с теплыми нотками отцовской заботы. – Не уж то решила выйти в свет, солнышко?
– А ты-то что забыл в Четвертом, Хеймитч? И это летом-то? – парирую, крепко обнимая бывшего ментора.
– О, я здесь по очень важному делу, – уклончиво отвечает Эбернети, и тут же спешит сменить тему: – Мальчуган-то и правда стал в два раза больше с тех пор как я его видел! И все больше похож на…
– Я рада, что ты относишь свою жену к разряду важных дел, – прерывает строгий женский голос, но лицо его обладательницы прямо-таки лучится счастьем и гордостью.
– Жену? – не веря своим ушам, перевожу взгляд на Хеймитча и жду из его уст очередной дурацкой шуточки или просто кислого и недовольного выражения лица, но с удивлением наблюдаю как его щеки покрываются легким румянцем.
– Единственную и неповторимую, – вздернув носик, подтверждает Иви и легким движением руки отбрасывает с лица темную прядь волос. Этого достаточно, чтобы разглядеть как на ярком солнце вспыхнул золотой ободок на ее безымянном пальце.
– Ух ты! – ошарашено бормочу, заключая девушку в объятия. Кто быть мог подумать, что внутри этой маленькой и с первого взгляда неприметной женщины таятся невероятная сила и мудрость, способные приручить такое непостоянство как Хеймитч Эбернети.
– Как тебе это удалось? – спрашиваю напрямик, когда тем же вечером мы вместе с Джереми отправляемся на прогулку к пляжу. Мальчик, никогда не видевший море, приходит в полнейший восторг и с громким визгом принимается носиться по мокрому песку, оставляя за собой цепочку крохотных следов.
– Что удалось? – рассеянно переспрашивает девушка, отвлекаясь от наблюдения за ребенком.
– Женить на себе Хеймитча, – выпаливаю, слегка краснея.
– Я его не женила – он сам так решил.
– Но почему? Не пойми меня неправильно, но ты знаешь его не хуже, чем я. Он – одиночка, многое переживший и потерявший не меньше. Брак – в его возрасте, с его страхами и предрассудками просто восьмое чудо света!
– Возраст тут совсем не причем, хотя разница его сильно волновала – я же ему в дочери гожусь, но это же было и плюсом.
– Что ты имеешь в виду?
– О, ты прекрасно знаешь, о чем я. Посмотри на Джереми, – подсказывает она.
Первые несколько секунд я не вижу ничего, кроме двухлетнего босоногого мальчугана, с упоением носящимся по берегу, и волн, шум которых перекрывает его звонкий смех. Однако стоит мне представить, что его никогда больше не будет в моей жизни, так все встает на свои места.
Два года назад не было ночи без кошмаров и криков, дня без слез и сожалений, без цели и смысла. С появлением Джереми моими ежедневными заботами стали пеленки, присыпки, детские смеси, стирка и прогулки. Да и занимаясь целый день ребенком, я просто без сил падала на кровать и единственным, что могло меня разбудить – его плач. Постепенно, шаг за шагом Джереми превратился в центр моей жизни, важной и неотъемлемой ее частью. Его смех, улыбки, первые слова, просто взгляд полный любопытства пробудили желание двигаться дальше – вместе с ним, ради него.
– Да, вы просто вросли в наши жизни, – тихо соглашаюсь я, не сводя глаз с малыша.
– Джереми – просто вылитый отец, – негромко произносит Иви, – такой же неугомонный маленький ураган: сильный, чистый и смелый. Жаль, что из ваших генов мальчику достался только цвет глаз.
– Радуйся, что тебя Хеймитч не слышит! – широко ухмыляюсь. – Он чуть ли не каждый день с облегчением заявляет, что его деньки в качестве няньки нашей неугомонной семейки закончились.
– Да врет он все! – заливается смехом девушка. – Хотя кое в чем он прав: мальчику уже нужен компаньон, а не строгий воспитатель.
– О, нет! – отрицательно машу головой. – Я только-только стала забывать про пеленки, присыпки и прочее!
– Думаю, тебя даже спрашивать не будут…
– Джереми, не подходи близко к воде! – предупреждаю я, а потом поворачиваюсь к Иви: – Это абсолютно исключено. Вот вы с Хеймитчем вполне можете заняться этим вопросом и обеспечить мальчика кузеном или кузиной.
– Думаю, что для этого еще слишком рано, – на удивление грустно произносит девушка, и мне тут же хочется забрать свои слова обратно. – Как женщина я желаю этого большего всего на свете, но как жена вынуждена считаться с мнением мужа.
Понимаю, что тема детей в новоиспеченной семье Эбернети не просто отложена в долгий ящик, но и является нежелательной и весьма болезненной – особенно для молодой жены. Даже тот факт, что Иви на протяжении двух лет является не только близкой подругой Прим, но и моей хорошей знакомой не уменьшает смущения от того, что я, хоть и не специально, залезла в чужое грязное белье. Однако именно это и подталкивает копнуть поглубже – кто же сможет помочь, если не друзья?
– Вы говорили с ним об этом? – мягко интересуюсь, аккуратно прощупывая почву.
– Напрямую нет, но я чувствую, как его это тревожит. Ты не видела, сколько было страха в его глазах сегодня, когда он взял на руки Джема.
– Это только по началу, потом он его вообще с рук спускать не будет, – спешу уверить, радуясь, что эту иллюзию мне под силу развеять. – Раньше я без устали твердила, что никогда не буду иметь дело с детьми, особенно с маленькими – и погляди, что из этого вышло.
– Не в этом дело, Китнисс, – качает головой девушка; тихий голос дрожит на ветру. – Ты же помнишь, каким он был раньше: вечно пьяным, неухоженным и грубым…
– Еще бы! Не знаю, что было бы с ним, если бы не ты и твое упрямство.
– Ничего хорошего, – невесело усмехается она. – Однако груз вины за прошлое не отпускает его – как он может стать отцом, примером и образцом для подражания, если раньше…
– Вполне себе хорошим, – перебиваю я, не собираясь поддаваться ее панике. Если я что-то и знаю о Хеймитче Эбернети, так это то, что по части воспитания ему нет равных. Да и как человек, исцеливший его от алкогольной зависимости и вечного пессимизма, может испугаться такой мелочи? – Он и в своей прошлой жизни давал неплохие уроки мне и… Питу, а с тобой вообще станет образцово-показательным папашей.
Джереми, которому наскучило носиться в одиночестве, подбегает к нам и начинает громко требовать взять его на руки.
– Иви, я не узнаю тебя, – честно признаюсь, подхватывая Джема. – Куда пропала та бойкая и смелая девчонка, для которой любые трудности – не проблема, а вызов?
– Она поумнела, – еще мрачнее произносит Иви, отводя взгляд, но я все равно замечаю, как в карих глазах блестят слезы.
Логического объяснения подобной слабости с ее стороны я просто не вижу, только если…
– Иви, ты беременна? – слова вырываются быстрее, чем я успеваю об этом подумать, а ее испуганный вид только подтверждает мою догадку.
Открываю рот, но мои эмоции – радость, восторг, облегчение никак не укладываются даже в словосочетание. Перехватив Джереми одной рукой, я беру ее ладонь в свою и крепко сжимаю в надежде вложить в этот жест все, что не в силах сейчас сказать. Всхлипнув, девушка кивает и сжимает ладонь в ответ. Несколько секунд мы так и стоим, разделяя волшебство, подвластное только матерям.
Прерывает его, как ни странно, Джем, громко требуя возобновления прерванной прогулки и внимания к своей скромной персоне. Усмехнувшись, мы продолжаем идти вдоль берега.
– Китнисс, пообещай, что никому об этом не скажешь! – нарушает молчание Иви.
– Но это же замечательно, Иви! – широко улыбаюсь. – Мы с Джереми за вас очень рады, правда, Джем?
Услышав свое имя, мальчик тут же поворачивает голову и широко отрывает рот, демонстрируя все прорезавшиеся восемь зубов.
– Китнисс, пока Прим в Тринадцатом, ты единственный человек с кем я могу поговорить начистоту. Только поклянись, что ничего не расскажешь Хеймитчу!
– Хорошо, мы никому ничего не расскажем.
– Мне очень повезло: я встретила человека, который любит меня, мужчину, который не побоялся стать мне защитой и опорой. Я счастлива, – на ее лице вновь появляется теплая улыбка, а в голосе звучат знакомые нотки гордости, – очень счастлива, что Хеймитч выбрал меня. Однако можешь считать, что я ослеплена ревностью или мое нынешнее положение затмевает мой рассудок, но я чувствую, что он что-то скрывает.
– Что ты имеешь в виду? – настораживаюсь я, прекрасно зная, что хитрости Хеймитчу в любом статусе не занимать. Джереми, уловив мое настроение, начинает вертеться из стороны в сторону, и мне приходится перехватить его покрепче.
– Мы поженились чуть больше месяца назад, – пускается в объяснения Иви, ловя упавшую с неугомонного ребенка панаму. – В Тринадцатом; просто подписали бумажки в присутствии свидетелей – ни я, ни Хеймитч не любители праздников, да и звать нам особо некого. Все было хорошо, но пять дней назад он пришел в наш отсек и просто поставил перед фактом – завтра мы едем в Четвертый. Мол, это прекрасное место для упущенного медового месяца: песок, море, солнце, друзья…
– И что же в этом такого подозрительного? – не понимаю я. Ни одна из попыток вернуть панаму на голову мальчика не удается, и я, отчаявшись как-либо еще уговорить Джема, убираю ее карман. – Хеймитч просто хочет сделать тебе приятное: забыть о работе, о рутине и просто наслаждаться друг другом. Для него отношения в новинку, он просто волнуется.
Мое предположение вызывает у новоиспеченной миссис Эбернети улыбку и с появившимися ямочками на щеках, она кажется еще моложе.
– Китнисс, я повторяю себе это каждый день, и иногда мне удается успокоить себя, – признается Иви, – но мы здесь уже три дня и каждый вечер он куда-то уходит.
– Уходит?
– Да, – кивает девушка, – каждый раз под разными предлогами.
Мы доходим до небольших скал и усаживаемся на плоский крупный камень. Джереми тут же вырывается из рук, снова проявив необычайный интерес к песку и воде, а я с облегчением разминаю затекшие конечности. Иви просто закрывает глаза, глубоко вдыхая свежий морской ветер.
– Знаешь, твоя мама была очень добра, позволив нам остановиться у нее, – пару минут спустя произносит она. – В первый вечер я слишком утомилась в поезде, и она помогала мне справиться с тошнотой. Наверное, она тоже поняла, что дело не в смене климата, а в токсикозе, – смеется девушка, но затем ее лицо мрачнеет: – Где в этот момент был мой муж я могу только догадываться – миссис Эвердин обмолвилась, что его не было в доме. Вчера он вызвался сходить на рынок. Сегодня тоже найдется какой-нибудь предлог.
Пожимаю плечами: умом я понимаю, что это всего лишь буря в стакане – по опыту знаю, что во время беременности логика и факты не являются столь убедительными аргументами, и я должна всячески удерживать мысли Иви подальше от этого направления. Я начинаю бормотать какие-то утешающие слова, продолжаю шутить, но даже это не губит проросшее семя сомнения глубоко внутри.
Знаю, что с этой проблемой разбираться нужно им двоим, но ради своего спокойствия все же решаю понаблюдать за Хеймитчем – так, на всякий случай.
========== Глава 19. Не по сценарию ==========
We survived the thunder
And escaped the hunger
And sometimes I wonder, how we got through
Who knows what they’ll ask us
We don’t need no answers
Cause we stand to serve as living proof
Все счастливые – дуры. Однако это отнюдь не означает, что боль – лучший учитель в жизни. Сначала она разбивает твое сердце, душу и веру на миллион осколков, а потом собирает нужную мозаику из страданий, печали и слез, она заставляет надеяться, когда впереди лишь тьма. Все мы – либо бежим навстречу новому с широко раскрытыми объятиями, либо идем, потому что должны. Именно поэтому я понимаю Иви, но не принимаю всю ситуацию близко к сердцу. Все мы – я, Хеймитч, Финник, мама, Гейл – сломленные клинки, выкованные заново и вновь брошенные на поле боя. Мы – сталь из которой выжгли страх.
– Джереми, не вертись, пожалуйста, – терпеливо просит мама, пытаясь накормить постоянно ерзающего в ее руках малыша, но я знаю, что мальчика не убедить ни уговорами, ни строгим голосом. Может, поэтому дети ничего не боятся? Ведь только со временем их полный счастья пузырь обитания начнет трещать по швам и пропускать не только страх, но и боль. Единственное сожаление состоит лишь в том, что мы абсолютно бессильны как-то этому помешать.
– Не утруждайся, бабуля, – весело ухмыляется Хеймитч, наблюдая за этой картиной с другого конца стола. – Пацан поймет это только тогда, когда эта «вкусная» и горячая жижа окажется у него на коленях.
– Или это окончательно убедит его в том, что каша не только противная на вкус, но и довольно опасная пища, – без сарказма вставляет Иви; ее лицо выглядит неестественно бледным на фоне зеленого сада моей матери.
Мы ужинаем на террасе – своеобразный праздник в честь прибытия гостей, да и может ли свежий морской воздух сравниться с душной столовой? Возможно, мама сделала это нарочно – в надежде, что это избавит Иви от постоянных приступов тошноты или просто немного улучшит ее и так нестабильное настроение.
– Не забывай, что Джем все-таки наполовину Эвердин, – не сдается бывший ментор и привычным жестом накрывает ее руку своей. – Тебе не хуже меня известно, что они не верят ничему и никому, пока сами не «обожгутся». Не так ли, солнышко?
Вместо ответа лишь скептически изгибаю правую бровь:
– А откуда тебе знать, что его вторая половина не способна понимать нравоучения?
– Потому что ему чуть больше двух лет, – отмахивается Хеймитч и делает глоток холодного лимонада. – Оу, эта штука намного вкуснее прославленного капитолийского виски!
Словно без труда уловив весь смысл диалога, Джереми широко открывает рот и съедает кашу с ложки, сладко причмокивая. Мама нежно приглаживает его темные волосы и целует в макушку – похвала, на которую способны только бабушки.
– Совсем забыла сказать: Прим звонила, пока вы были на побережье, – добавляет она уже вслух. – Говорит, что уже завтра сядет на поезд из Тринадцатого в Четвертый и…
– Непременно зацелует каждого из нас по приезду, – заканчиваю я, отодвигая тарелку, – но тем не менее, все нежности достаются только Джему.
– Не думаю, что буду сожалеть об этом, – произносит Эбернети, покосившись на свою жену. – Как насчет небольшой прогулки после ужина?
– Думаю, что предпочту лечь спать пораньше, – девушка отодвигает почти нетронутую тарелку с едой и встает из-за стола. – Спасибо за прекрасный ужин, миссис Эвердин!
– Какая муха ее укусила? – бормочет сбитый с толку муж, как только она скрывается за дверью.
– Она просто устала: день был не из легких, – пожимает плечами мама, – да и к здешнему климату не сразу привыкаешь.
– Возможно, – неуверенно кивает головой Хеймитч, явно думая не о жене и ее «холодном» поведении. – Я все-таки рискну прогуляться.
Легко спрыгнув с террасы, он исчезает за невысокими деревьями яблони, вишни и персиков. «Пляж ведь в другой стороне, – проносится мысль, – это прямая дорога в город!», но вслух произношу другое:
– Он определенно что-то не договаривает.
– А она игнорирует сам факт существования проблемы, – добавляет мама, вытирая салфеткой перемазанное кашей личико Джема.
– И если они в ближайшее время не поговорят…
– Беда! – громко произносит мальчик, показывая на попавших в ловушку уличного фонаря двух мотыльков.
***
Толкая вперед коляску с задремавшим на свежем воздухе Джереми, я медленно иду куда глаза глядят. Незнакомка среди других незнакомцев, застывшая точка в промежутке между двух огней – свободная, невесомая и невидимая. И мне это нравится. Мне этого достаточно.
«Так не должно быть, Китнисс, – упрямо твердит Прим при каждой нашей встрече. – Помнишь, как в математике? Если поезд вышел из пункта А, то он обязательно прибудет в пункт Б!»
Нас учат, что у этой задачи есть только одно решение. Да, поезд – это константа, но никто не мешает пассажиру сойти во время пути. Мне-то уж точно: в пункте Б меня не только не ждут, это место просто больше не существует. А что касается пунктов В,Г,Д и прочих, то им уже не суждено пересечься.
«Так не должно быть, Китнисс! – настаивает сестренка. – Возможно, твой путь куда длинней, чем был мой».
Что ж, некоторые дороги просто оказываются тупиками, а другие заводят в не менее странные местности.
Выбранная ранее тропа в парке привела меня отнюдь не к пляжу, как предполагалось, а к базе отдыха. Спрятавшись от посторонних глаз и прибрежного ветра в густой листве деревьев, здесь располагается небольшой ресторан – своеобразный остров среди моря зелени. У него нет ни окон, ни дверей – лишь каркас из белых брусьев и абсолютно прозрачный навес для защиты от дождя. Посетителей в этот час совсем немного – парень и девушка в самом дальнем углу и одинокий мужчина в натянутой на глаза шляпе. И когда я уже собираюсь в обратный путь, незнакомец поднимает голову, допивая остатки своего напитка. Замираю, не в силах отвести взгляд: этот жест я узнаю из тысячи.
Как ты мог, Хеймитч?
Это было ожидаемо, но разочарование все равно накрывает меня с головой. Почти два года он и близко не подходил к выпивке, но стоило первой ссоре нагрянуть к молодоженам, так Эбернети взялся за старое.
А как же Иви? Неужели ты сделал это назло ей?
Резко разворачиваю коляску и спешу прочь от этого места, от Хеймитча, от едкой горечи, от любых мыслей, словно это поможет безвозвратно вычеркнуть из памяти последние две минуты.
Когда в шахтах случался обвал или рабочие натыкались на воду, пробиваясь к новым штольням, отец приходил домой, вешал куртку и мешок с киркой на свой крючок, целовал нас сестрой и спрашивал, что есть на ужин. Руки мамы всегда дрожали, пока она накрывала на стол, все ее страхи отражались в голубой лазури глаз: «а если бы среди них был ты?». Для многих семей такие вечера превращались в траур, в то время как другие страшились этой точки, от которой нет возврата. Я видела, как они проводили вечера в слезах, отпуская страх и утешая души в крепких объятиях. Однако отец имел привычку притворяться, словно ничего не произошло; мамины страхи продолжали копиться, а вопросы так и оставались без внимания. Для мужчины с женой и двумя маленькими детьми подобная слабость была непозволительной роскошью. Поддавшись ей однажды, он бы уже никогда не снял с крючка рабочей куртки и не взял в руки кирку.
Ради Иви, ради их с Хеймитчем ребенка, я должна забыть то, что увидела и игнорировать то, что это может значить. Если у меня получится, то все останется на своих местах. И чем дальше я от кафе, тем больше становится лист аргументов. Во-первых, я вполне могла обознаться: вероятность, что кто-то помимо бывшего ментора допивает остатки напитка, запрокидывая голову назад, слишком высока. Кроме того, на мужчине была шляпа, которая весьма любезно скрывала от посторонних глаз лицо хозяина. И кольцо; не припомню ярких вспышек, хотя метал должен обязательно блеснуть на ярком солнце. Что касается одежды, то…
Сердце наконец-то перестает неистово биться о грудную клетку, а шаги замедляются, пока сомнения охлаждают кровь и наводят порядок в голове. Продолжай убеждать себя, Китнисс, и все будет так, как и должно быть. Это твой сценарий, ты вольна вычеркнуть все ненужное, а если не можешь – игнорируй!
Недовольный крик Джереми окончательно возвращает меня в реальность; все еще сонный мальчик садится в коляске, держась за бортик, в попытке найти то, что потревожило его сон. Успокаиваю малыша, нежно поглаживая его темные непослушные волосы, но взгляд не перестает искать источник тревоги, и он спешит дать о себе знать. Поначалу, он напоминает громкие аплодисменты, однако мой музыкальный слух улавливает заманчивые ноты бурлеска. Все еще озадаченная провокационной мелодией, следую за ней вдоль по тропе, пока перед взором не вырастает небольшое заведение, подсвеченное множеством ярких гирлянд. Веселые голоса и звон стекла не оставляет сомнений – бар.
Привлеченный разноцветными огоньками Джереми пытается дотянуться до них из коляски и, не поймав ни одного светлячка, тут же громогласно требует поднести его поближе.
– Нет, милый, нам туда нельзя, – мягко говорю мальчику и разворачиваю коляску, намереваясь вернуться назад, но застываю на месте, ошарашенная тем фактом, что совершенно не узнаю местности. Хоть солнце все еще освещает наш путь, высокие деревья скрывают любые постройки за пределами парка, а лабиринт из множества троп совершенно не упрощает задачи. – Нам пора домой.
Уловив знакомое слово, Джем вопросительно смотрит на меня – домой?
Улыбаюсь ему, указывая на тропу слева от нас. Вчера, слишком возбужденная, чтобы уснуть, я часами наблюдала из окна за океаном и прелестным закатом; если мы сможем выйти к пляжу, то сможем найти и дорогу домой. К счастью, солнце уже начинает клониться к земле, остается лишь следовать за ним.
Удостоверившись, что все хорошо, мальчик ложиться на спинку и закрывает глаза, убаюканный равномерным покачиванием, пока я медленно толкаю коляску по тропе, ведущей на запад. Постепенно и мое беспокойство сходит на нет, когда сомнительное заведение остается позади, но все же не могу избавиться от мысли, что мне следовало быть осторожнее: сейчас я ответственна за одну маленькую и беззащитную жизнь и должна думать прежде чем делать.
– Ты заставила нас ждать, солнышко, – раздается из темноты незнакомый голос, от которого по спине пробегает холодок. Замираю, сканируя местность и обдумывая возможные варианты обороны, когда чья-то рука грубо обвивает меня за талию и резко притягивает к себе.
– Мы заплатили за два часа, дорогуша, – сообщает мужчина, одурманивая легким запахом сигар и алкоголя, – и тебе лучше начать извиняться, – в предвкушении шепчет он в левое ухо, недвусмысленно прижимаясь своим естеством к моей спине.
Испуганно выдыхаю, хотя все внутри сжимается в единую пружину, готовую дать отпор в любой момент. Слегка дрожащие ладони превращаются в кулаки, концентрируя негодование и собирая силу. Годы тренировок научили просчитывать каждое движение на десять шагов вперед и мысленно эти двое наглецов уже лежали на земле, если бы не одно но – сладко спящий Джем в одном шаге от меня. Я должна сохранять спокойствием и попробовать решить вопрос мирно, чтобы не напугать мальчика.
– Боюсь, вы ошиблись, господа, – как можно тверже произношу, хотя отчаянно бьющее о ребра сердце выдает мой страх с потрохами. – Вы ждете не меня; я просто гуляю с сыном.
– Так не пойдет, дорогуша, – тихо усмехается тот, что сзади, – ты ведь уже получила свою плату, теперь наша очередь.
Не успеваю возразить, как хватка его правой руки на моей талии усиливается, а левая грубо накрывает мою грудь, вынуждая взвизгнуть от неожиданности. Горячее прерывистое дыхание обжигает шею, а дикие поцелуи вышибают из легких весь воздух.
Нет.
Со всей силы лягаю мужчину в колено, заставляя ослабить захват и выигрывая три секунды, которые позволяют мне вывернуть его правую руку до характерного щелчка тут же заглушенным громким криком. Однако мой взгляд уже ищет другого противника, который выбегает из-за дерева, горя желанием отомстить за своего друга. Спешу на встречу, стараясь увести его как можно дальше от коляски и от плачущего в ней Джема.
Второй мужчина оказывается куда крупнее первого и, осознавая свое превосходство, идет напрямик – замахиваясь, в надежде влепить мне пощечину. Успеваю отвернуться от удара, но не уйти от его хватки – пальцы крепко зажимают несколько прядей волос, отчего из глаз сыплются искры.
– Ах ты… – начинает громила, развернув меня к себе лицом, но не успевает закончить – я со всей силой бью кулаком прямо в нос. Поначалу боль похожа на ослепительно яркую вспышку и лишь потом обретает оттенок разбитых в кровь костяшек и мучений от сломанных костей.
Со стоном прижимаю раненную руку к груди и оглядываюсь вокруг, готовясь и дальше защищаться, но из вороха белоснежных форм понимаю, что наконец-то подоспела помощь.
***
– Полное имя?
– Где мой ребенок?
Миротворец беспомощно выдыхает, не желая мириться с тем, что я не намерена упрощать его задачу. Да и какое дело мне до его вопросов, когда я не знаю, куда они забрали Джереми, все ли с ним в порядке и даже постоянно ноющая боль в моей правой руке не в силах затмить ежесекундное беспокойство.
– Мы лишь пытаемся разобраться в ситуации, – терпеливо повторяет офицер, стараясь говорить как можно мягче и дружелюбнее. – Как только вы прольете свет на события этого вечера, то будете свободны. Давайте начнем сначала, – на его лице появляется некое подобие ободряющей улыбки, – ваше полное имя?
