Текст книги "Звезда Хассалех (СИ)"

Автор книги: Chaturanga

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Это уже баловство, – прыснул Азирафаэль, когда они с Кроули повернули в новый коридор, полный сочных красок: Хастур здесь изображал жизнь в качестве человека на Земле. Михаил, уже без сияния и грозного взора архангела, держа на груди развязанный купальник, выплескивала воду из бутылки словно на зрителя. Вельзевул, обняв гитару, которая больше нее самой, уселась на смятом покрывале. Автопортрет Хастура с Габриэлем – оба на ступеньках какого-то античного здания, Габриэль уткнулся в какие-то бумажки, а сам Хастур рисует, положив на колено альбом.

– Баловство? – переспросил Кроули. – Смешно тебе?! Знаешь, о чем это все говорит? О том, что они мало того, что знакомы, так они еще и вместе все время. Четыре человека с одинаковой амнезией. Они не идиоты, даже если люди. Ладно, Вельзевул и Михаил не идиотки, за этих двоих я не ручаюсь.

В последнем коридоре снова была толпа: Кроули уже хотел было щелкнуть пальцами и оставить Хастура без поклонников, но Азирафаэль успел перехватить его руку.

– Сама Майкл говорила в интервью! – все та же инициативная девушка-экскурсовод на волонтерских началах взмахнула какими-то листами. – Что она спешила, и ей показалось, будто у нее развязался шнурок, она посмотрела вниз, а потом… а потом «я вскинула взгляд и увидела напротив себя человека, который смотрел на меня одновременно спокойно и восторженно, а потом молча взял меня за руку. И я перестала куда-то торопиться. Как его зовут, спросила на третий день».

Толпа встретила цитату аплодисментами, за жизнь художника и его протеже следили множество журналов, а то, что они практически не расставались и появлялись вместе на всех мероприятиях, только подогревало любовь поклонников – всем нравятся красивые пары. Девушка, отойдя от картины, которую старательно закрывала спиной, позволила всем увидеть.

Комната на картине была изображена словно из верхнего угла. На постели лежала Михаил, раскинув по черной простыне руки и крылья, бело-прозрачные, как чистейший лед, но имеющие цвет, растворенный в них туманом. Сам Хастур сидел рядом, вытянув одну ногу на стоящий перед кроватью стул, на спинке которого лежала смятая и второпях снятая одежда. Они едва касались друг друга, но чувствовалось, что Михаил смотрит на его спину, а его пальцы поглаживают ее колено. Азирафаэль вдруг почувствовал любовь, как чувствовал ее всегда рядом с искренне любящими людьми, но это была всего лишь картина. Так не должно быть!

– Ты знал, что он так рисует? – спросил Азирафаэль у Кроули, который даже не нашел, что бы сказать язвительного. Простой сюжет картины был до того возвышен, что наворачивались слезы.

– Знаешь ли, в аду не особо ценят семейные зарисовки, – отозвался Кроули, потом добавил уже без издевки. – Нет. Не знал. Я вообще не знал, что он способен на что-то, кроме применения грубой силы.

– Он ведь еще соблазнял, – напомнил Азирафаэль. – Ты сам говорил, что когда он тащил к тебе Адама, он по пути умудрился совратить священника! И это с ребенком на руках. Я до сих пор не понимаю, как это ему удалось, – он помолчал. – Только не надо опять представлять!

Кроули задумался, передернулся:

– Я точно не хочу знать!

Они вышли в фойе, где их уже поджидали Дин и Сэм.

– Я спросил, они должны приехать, Хастура уговорили на получасовую пресс-конференцию, – сказал Сэм. – А у меня есть удостоверение журналиста и – спасибо копировальному центру напротив – аккредитация. Что мне спросить?

– Я сам спрошу, – Кроули вырвал у него из рук бейджик. – Ты у него символы себе на спину бил, он тебя узнает, идиот.

***

– Надень это, – Хастур бросил в Михаил какое-то платье и сел в кресло с сигаретой, наблюдая за тем, как медленно соскальзывает с ее плеч шелковый длинный халат.

– С каких пор ты разбираешься в моде, – фыркнула та, переступая босыми ногами через халат и поднимая платье на вытянутых руках.

– Я хочу, чтобы было видно твои крылья, – отозвался Хастур. – Заодно покажешь их.

– Габриэль наверняка себе такие же захочет, – недовольно сказала Михаил, надевая платье и поворачиваясь спиной к Хастуру, чтобы затянул шнуровку на пояснице. Тот подошел, положил ладони на ее талию.

– Мы можем не идти на выставку, – тихо сказал он, касаясь губами ее плеча. – Все равно они собирались опоздать, вот и мы поедем только праздновать. Не люблю журналистов.

– А что любишь? – Михаил запрокинула голову, закрыв глаза.

– Тебя, – Хастур провел руками по крыльям на ее спине осторожно, словно там действительно были мягкие перья.

– Надо пойти, – Михаил покачала головой, разворачиваясь и закидывая руки ему за голову. – Тебя на эти полчаса месяц уговаривали.

Хастур медленно потянул шелковый шнурок, затягивая талию Михаил так, что ей стало трудно дышать.

– Теперь ты будешь хотеть окончания получасовой экзекуции не меньше меня, – усмехнулся он и потянулся за свитером.

– Пиджак, – не терпящим возражений тоном напомнила Михаил.

– Что я тебе такого сделал, за что?

Михаил вытащила из шкафа единственный пиджак и вручила Хастуру, достала из коробки новые туфли.

Кроули проследил напряженным взглядом за тем, как Хастур отодвигает себе стул ногой и садится, хмуро оглядывая собравшихся. Азирафаэль едва уговорил Сэма и Дина уйти и наблюдать из-за двери, потому что Хастур точно их узнает. Черные глаза бывшего демона на миг задержались на лице Кроули, но он ничем не выдал узнавания или каких-то других эмоций.

Михаил придвинула к себе микрофон и начала с дежурной фразы, что рада всех видеть, просит тех, кто хочет задать вопрос, поднимать руку, а также выключить все средства записи, видео снимается и потом будет разослано всем присутствующим в соответствующие агентства.

– Что ты хочешь спросить? – шепотом спросил Азирафаэль.

– Откуда он знает, как выглядит ад, – отозвался Кроули. – Очень уж мне интересно.

– Не надо, – попросил ангел. – Если он помнит, он не скажет правды.

– Я почувствую, лжет он или нет, – ответил Кроули. – Не мешай!

Посыпались вопросы; на большую часть отвечала Михаил, Хастур лишь кивал и говорил ей что-то на ухо, она озвучивала вслух. Спрашивали в основном о дальнейших проектах, о выставках, новых сюжетах, о том, будет ли он, как обещал, продумывать декорации к сериалу о дьяволе – на этом моменте Хастур расхохотался таким смехом, что у ангела и демона мурашки побежали – но потом Хастур вдруг впервые посмотрел в зал, оторвав взгляд от Майкл.

– Вон те двое, – он безошибочно указал на Азирафаэля и Кроули. – У вас ко мне вопрос. О чем?

Демон поднялся на ноги, игнорируя восторженные шепотки кругом: еще бы, Хастур сам выбрал тех, кто задаст вопрос, такого никогда не бывало.

– Ты видел ад, Хастур? – поинтересовался он впрямую, бесстрашно ухмыляясь, хотя все его мышцы словно застыли от ужаса перед тем, кто по силе был равен архангелам.

– Да, – Хастур чуть наклонил голову. – Он до сих пор снится мне, – Хастур не отрывал черного взгляда от Кроули, и тот не мог понять, помнит ли он свое прошлое. Он не лгал, это чувствовалось, но… он ведь художник, вполне вероятно, что он адские флешбеки воспринимает как источник вдохновения.

Если бы он не добавил последнюю фразу:

– А ты его помнишь? – и в этот момент Кроули понял, что у него вовсе не австралийский акцент; это староанглийский середины четырнадцатого века.

***

– Он точно помнит, клянусь чем угодно! – Кроули опрокинул в горло стакан виски; он говорил тихо, но в грохоте клубной музыки, от которой вибрировал пол бара, ангел слышал его прекрасно. – Это Хастур, настоящий Хастур.

– Михаил не помнит, – задумчиво сказал Азирафаэль. – Она узнала бы меня тогда, но нет, она никак не отреагировала. Что нам делать с Хастуром?

– А он человек вообще? – демон нервно качнулся на стуле. – Я вот совсем не уверен.

– Бог сказал, они теперь люди, – неуверенно сказал ангел. Дин и Сэм не смогли прийти, их звала вперед их «работа», к тому же они были уверены, что страж Эдема и древний демон-искуситель справятся самостоятельно.

– И что они ничего не будут помнить, – издевательски добавил Кроули. – Но Хастур говорит на староанглийском, рисует ад и демонов, трахает Михаил и еще и может в рай попасть, потому что он в курсе, что в аду несладко, и делает все так, чтобы правила не нарушить.

– Но что мы можем сделать? – Азирафаэь посмотрел на дальний столик, где, закинув руку на плечо Майкл, сидел Хастур; вот они повернулись, Михаил даже встала, приветствуя… ангел их сначала не узнал.

Габриэль вместо приветствия одним махом выпил стакан коньяка и упал на мягкий диван, убирая рукой покрашенные в черный волосы и обнажая выстриженные виски, рассмеялся и крепко поцеловал в губы Михаил, потом повернулся к Хастуру, видимо, шутливо извинился. Расстегнул кожаную куртку, открыв на всеобщее обозрение майку с нарисованным на груди словно расстрелянным прицелом. Вельзевул рядом с ним в простой серой футболке и мягких брюках казалась ангелом небесным.

– Михаил разоряет банки и небольшие страны, Габриэль стал адреналиновым наркоманом, а Вельзевул спасает жизни, и Хастур всем наглядно показывает, что в ад соваться не стоит. Тебе не кажется, что они местами поменялись? – спросил Кроули.

– Если Хастур помнит, он не сможет попасть в рай, – обеспокоенно сказал Азирафаэль.

– Ну так радуйся, – фыркнул демон и добавил. – А почему это?

– Первая заповедь для людей – это вера, – вздохнул ангел. – А ангелы и демоны не могут верить, они знают. И Хастур знает, значит, он не совсем человек. То есть, не может попасть в рай как человек, а он демон, и потому у него нет шансов.

– Но вдруг он пожертвует собой? – подумав, предположил Кроули. – Тогда он вполне способен оказаться в раю. О… о нет. Нет, нет, нет!

– Что? – невинно спросил Азирафаэль.

– Я знаю, о чем ты подумал. Нет, не надо, умоляю! Давай просто вернемся в Лондон и забудем о них всех.

– Ты не можешь знать, – уперся ангел. – Ты не способен видеть мысли эфирных созданий.

– У тебя все на физиономии написано, – вздохнул Кроули. – Ты хочешь устроить ему мученическую кончину во имя попадания в рай. А ты не думал, что Михаил может отправиться в преисподнюю? И они снова будут по разные стороны баррикад?

– И Габриэль и Вельзевул… – тихо проговорил Азирафаэль. – Они тоже стали… поменялись местами. Только посмотри.

Посмотреть было на что: Вельзевул то и дело хваталась за телефон, объясняя, как кого спасти, а Габриэль, обнимая ее, заглядывал в вырезы всем сидящим вокруг женщинам. У него подрагивали руки, и вид был возбужденный и скучающий одновременно. Кроули не встречал Габриэля часто, чтобы знать его привычки, но он помнил его как холодного, равнодушного архангела с отталкивающе дружелюбной улыбкой, лживой настолько, что казалось, будто он где-то подсмотрел этот жест и пытается неумело повторить, не понимая, отчего зарождается настоящая улыбка. Теперь он не улыбался. Рот сжался в прямую линию, лицо стало печальным, а глаза – совершенно больными. Он держался за Вельзевул как утопающий за спасательный круг – он был человеком, и Кроули мог чувствовать то отчаяние, в каком пребывал бывший архангел: он был лишен чего-то, он сам не знал, чего именно, но невыносимо страдал, забивая пустоту внутри покоренными вершинами, сердцами, алкоголем. К Вельзевул его тянуло инстинктивно, он просто не мог без нее, как увидел однажды по телевизору маленького хирурга в смешной бандане с нарисованными злобными красными глазами, так и пропал: приехал непонятно зачем в ее холодную страну, прождал почти сутки, пробравшись в кабинет, где она отдыхала после операций, а когда она вошла, не включая свет, стянула через голову футболку и рухнула лицом вниз на диван, заснув еще до того, как голова коснулась подушки, сел рядом и принялся гладить по коротким, но все равно спутанным волосам, не зная, что и сказать, когда она проснется. Я увидел вас по телевизору и понял, что вы – моя судьба? А ведь так и есть, он ни словом не солжет. Но хирург, проснувшись по звонку, даже не стала ничего выяснять.

– Вламываться в мой кабинет нельзя, – сказала она. – Я освобожусь в одиннадцать, вот номер моей машины, она на парковке перед входом, – она вынула из кармана ручку и написала номер прямо на ладони Габриэля. – Можешь подождать меня возле нее.

Она считала идиотизмом его адреналиновый голод, он – глупостью желание спасти всех во имя того, кого не спасли, она не любила грубость в постели, но в определенный момент сильнее затягивала на шее Габриэля ошейник, и тот едва не плакал от наслаждения, он приучился отвозить ее на работу вовремя в те дни между экспедициями, когда жил у нее. Габриэль познакомился с Хастуром в самолете, когда летел в Америку для спуска в каньон, вывалил ему всю свою жизнь, признавшись попутно в амнезии, рассказал о мрачном враче, которого любит, если можно так выразиться, и Хастур, усмехнувшись, попросил ее описать, а сам стал набрасывать рисунок, как казалось Габриэлю, с его слов.

– Охренеть, – когда новый знакомый оторвал листок и протянул ему, только и смог сказать Габриэль, рассматривая портрет. – Только она не носит такое… что это орден? На нее здесь. И волосы тут длиннее, но это точно она! Как ты так ее увидел?

– Одежду ты не описывал, – усмехнулся Хастур. – И я добавил пару деталей от себя. Я рад, что угадал.

Наблюдая за Габриэлем и Вельзевул, Азирафаэль упустил тот момент, когда Хастур исчез из-за стола. Михаил продолжала сидеть с Габриэлем и Вельзевул, ведя беседу, и то и дело поправляла на себе черный пиджак Хастура, который тот набросил ей на плечи, прежде чем исчезнуть. Ангел обернулся, и в тот же миг художник из преисподней опустился на стул перед ним и демоном, положил ладони на стол – Азирафаэль не знал, но именно так садились в аду за стол переговоров, показывая, что нет оружия: демоны друг другу не доверяли.

– Ты задал интересный вопрос мне, – без приветствий сказал Хастур, глядя в глаза Кроули, и отчего-то тот знал, что бывший демон видит его змеиные зрачки сквозь темные стекла очков.

– Хастур, – оскалился тот. – Какая честь лицезреть герцога снова.

– Зачем тебе все это, Хастур? – Азирафаэль обвел рукой пространство. – Если ты знаешь обо всем, неужели тебе интересно?

– Став человеком, я кое-что познал, – Хастур придвинул к себе салфетку и стал задумчиво водить по ней карандашом. – Что-то сродни непостижимому замыслу.

– Никакого плана нет, Бог сказала нам, – прервал Кроули.

– Он просто не записан, – отозвался Хастур. – Для этой Земли. Потому что это черновик.

Кроули и Азирафаэль переглянулись и наклонились вперед поближе к бывшему демону, который старательно рисовал на салфетке изогнутое дерево; Кроули узнал изгиб ствола – он, свернувшись змеем, свисал с него, почти касаясь раздвоенным языком лица Евы.

Хастур поднял глаза от импровизированного холста.

– Когда-то я создал звезду гораздо ярче и интересней Солнца, а Габриэль и Вельзевул создали человека, который оказался лучше Адама и его детей. В великой книге история будет написана начисто, и она будет лучше великого плана.

– Это вера, истинная вера, – констатировал Азирафаэль, посмотрев на Хастура. – Как ты сделал это, зная истину?

Бывший герцог пожал плечами и медленно поднялся на ноги, поймав взгляд ангела, остановил его жестом:

– Не благословляй, у меня потом голова болит, – он выпрямился, разминая спину, и на миг ангел и демон увидели огромные угольные крылья, накрывшие непроницаемой тенью весь клуб, и в глубокой черноте мерцали далекие звезды, те, которых не создавал Кроули.

Когда Хастур вновь уселся за свой стол, Майкл сразу же придвинулась к нему вплотную, спрашивая, о чем он разговаривал с теми незнакомцами. Габриэль скользнул равнодушным взглядом по лицу Азирафаэля и снова повернулся к Вельзевул, словно только вспомнив, что вообще-то он ее обнимает.

– Я где-то их видел, – задумчиво сказал он. – Особенно этого блондинчика. Точно видел.

«Показалось», шепнул Азирафаэль, почувствовав его мысли.

– Показалось, – Габриэль послушно отмахнулся и ткнулся губами Вельзевул в висок, отвлекаясь от неинтересных соседей. Он всегда остро ощущал конечность своей жизни и потому не желал тратить драгоценное время на подобные мелочи, как какие-то странные незнакомцы. Какое-то странное радостное тепло разгорелось внутри, но Габриэль списал это на счастье от момента отдыха с лучшими друзьями, а если бы кто сказал ему об ангельском благословении, не поверил бы и рассмеялся отрывисто и громко – как смеялся когда-то главный архангел Небес.