Текст книги "Перекрестные ссылки (ЛП)"
Автор книги: Cara del sol
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Он резко вырвался, отсту… отлетел в сторону и едва не плюхнулся на задницу – что могло бы сильно подпортить впечатление от его речи.
– Вообще-то, у тебя такого права никогда не было. Я, блядь, тебе не сын. Я не Гас и не Майкл. Не какой-то там несмышленый малыш, у которого нет в голове ни одной собственной мысли, и потому ему только и остается, что повторять твои. И я уж точно Не Счет По Кредитке.
– Что за хуйню ты несешь?
– Линдси мне поведала, что ты тогда сказал. О том, что у тебя появилось два сына.
Поначалу очевидно было, что Брайан представления не имеет, о чем это Джастин говорит. Но потом он вдруг весь как-то переменился – начиная от выражения лица, и заканчивая позой. И на лице его ясно проступило: «Ах, старая добрая Либерти-авеню, с тобой никакие колонки свежих новостей не нужны!» Была какая-то ужасная несправедливость в том, что Джастин до сих пор мог считывать его настроение по выражению лица. Как, интересно, можно окончательно порвать с человеком, когда ты до сих пор можешь его считывать?
Блядь, ну вот как он должен это сделать?
Брайан отлично умел закрывать глаза на неудобные вещи, а Джастин этому так и не научился. Ни на собственном опыте, ни от матери. И уж точно ни от отца – который если и умалчивал о чем-то, что его разозлило, так только для того, чтобы при удобном случае использовать это против тебя.
– Я тебе не сын. До таких девиаций мы, к счастью, не докатились, – он невольно хихикнул, что было совершенно не к месту, но если бы он попытался сделать вид, будто просто икнул, Брайан еще того и гляди решил бы, что он пьян. Может, он и был пьян, но Брайану знать об этом было вовсе не обязательно. – Помнишь народную мудрость: наручники – это извращение, инцест – это грех? Впрочем, что это я? Ослу понятно, что ты все знаешь об извращениях и грехе.
– Коню. Нужно говорить – «коню понятно»…
– Я сам знаю, что кому понятно! Что, уже нельзя проявить немного фантазии? Вот об этом я и твержу, Брайан! Прекрати, блядь, постоянно меня поправлять!
Брайан снова направился к нему, на этот раз, двигаясь не спеша, очень настороженно. Наверное, так ветеринар подкрадывается к раненому дикому зверю – расставив пошире руки и повернув их ладонями вверх, чтобы ясно было, что угрозы он не представляет.
– Джастин. Тебе уже хватит.
Это только разозлило Джастина еще больше.
Ты сам это сделал, ты сам меня ранил! Так что нечего теперь осторожничать, гребанный ты ублюдок! Ты. Сам. Это. Сделал.
– Как ты мог трахнуть Майкла?
– Отдай бутылку, пока тебя не вырвало на пол.
– Я любил тебя. Любил-любил-любил-любил-любил, а ты знал об этом и каждый раз швырял мне это в лицо. А я все равно постоянно возвращался и пытался снова, – он снова рассмеялся. – Блядь, да я же сам ответил на свой вопрос. Я для тебя просто более блондинистая, более сексуальная версия Майкла Новотны. Вот почему ты это сделал. Для тебя тут вообще не было никакой разницы, так?
– Джастин, отдай бутылку.
Брайан отлично себя контролировал. Если бы Джастин не набухался так крепко, если бы в нем не кипела пьяная злость, он бы, наверное, прямо гордился Брайаном за то, как тот отлично держит себя в руках. Из всех мудозвонов, что он когда-либо встречал, Брайан лучше всех умел держать себя в руках.
Когда хотел, конечно.
– Ну и как оно – хорошо было? Это был лучший трах в твоей жизни? Он оказался идеальным боттомом – послушно переворачивался на живот, весь такой готовый тебя принять? Говорил тебе, какой ты большой и сильный? Как ему нравится раздвигать перед тобой ноги? Что он умрет, если ты сейчас же в него не войдешь? Как оно, стоило того, чтобы обосрать все, что у нас было?
– Мы не будем это обсуждать. Отдай мне бутылку и сядь, блядь, пока тебя не вырвало.
О господи, его и правда немного подташнивало.
– Да не дай господи! Подумать только – вдруг я наблюю на твой шикарный паркет! Ну что ж, теперь я хоть знаю, как привлечь твое внимание. Я три года тебя любил – а ты и не чесался, но как только над твоим паркетом нависла угроза – ты тут как тут. Вот спасибо тебе, Брайан, что просветил, наконец!
Тут уже и терпению Брайана пришел конец.
– Знаешь что, Джастин, иди ты на хуй! Ты не можешь взять и перекроить все, что произошло, чтобы создать себе идеальную драму. Не можешь каждый раз, как тебе захочется, превращаться в трогательную невинную жертву, а из меня делать усатого злодея. Это полная хуйня! Все было совершенно не так!
Джастин выронил бутылку на пол, но ни один из них не обратил на это внимания.
– Ты прав. Все было совершенно не так. И мы оба виноваты в том, что случилось. Ты – в том, что кормил меня дерьмом, а я в том, что его ел. Извини, пожалуйста, я сейчас же все исправлю.
Брайан догнал его у самой двери и загородил выход своим телом.
– Че-пу-ха! Ты не можешь просто приходить и уходить, когда тебе удобно. Мы, блядь, в эту гребанную игру играть не будем!
Он явно перестал осторожничать. И все же была в нем еще какая-то неуверенность, сомнение в глазах, отчаяние в напряженной линии подбородка – и ни гнев, ни нетерпение не могли этого скрыть.
Джастин попытался снова оттолкнуть его, но в этот раз ничего у него не вышло, и он оказался прямо у Брайана в руках.
– Отвали от меня.
– Только не говори, что ты меня не хочешь, что ты не скучал по этому. Не смей пиздеть! – Брайан глубоко дышал, и от его теплого дыхания вздымались завитки волос у Джастина на затылке. – Твое тело уже сказало мне правду.
– Отвали от меня, – снова выдохнул Джастин.
Но прозвучало это как «трахни меня», и Брайан это услышал.
– Кто еще может заставить тебя чувствовать такое? – голос у него был низкий, мягкий и хриплый. – Может, Итан или Мэтт, или Роберт? Ни один из них, верно? Только я.
Ни один. Никто, кроме него. Только он – от начала и до конца времен. В этом-то и проблема, верно?
– Разведи ноги.
Брайан втолкнулся коленом меж его бедер, заставляя шире расставить ноги. И Джастин подчинился. Господи, он не хотел этого, но подчинился. Губы его разомкнулись, выпустив пронзительный стон, и бедра разомкнулись тоже.
Потом ему будет очень за это стыдно… Когда он протрезвеет настолько, что сможет вспомнить, что такое стыд.
Только ты – навсегда, от начала и до конца времен.
Брайан, однако же, произнес совершенно другое.
– Хочешь пожестче, верно? Медленно, на четвереньках? Хочешь, чтобы мой член входил в тебя так глубоко, чтобы тебе казалось, что ты чувствуешь его вкус?
Джастин сам не знал, как именно он хочет. В голове крутилось только «навсегда» и «никогда больше». И, в принципе, если не впадать ни в одну из этих крайностей, предложение Брайана звучало неплохо.
– Да, – с присвистом прошептал он.
– Даа, – повторил Брайан.– У тебя уже стоит, верно? Ты весь течешь… – произнося это, он скользнул рукой между Джастиновых ног, просунул ладонь под ремень, затем под резинку трусов и обхватил налитый кровью член – живое доказательство того, что он был прав. – Ты дождаться не можешь, когда я в тебя войду. Хочешь так сильно, что уже сейчас готов кончить. Только от моей руки, только от мысли, что мой член жаждет втолкнуться в твою узкую дырочку. Ты хочешь кончить вот так, от одних моих слов.
Бедра их терлись друг о друга. Брайан все так же мягко скользил ладонью по его члену. Ему, должно быть, неудобно было делать это в такой позе.
– Верно, Джастин? Верно?
За все три года их знакомства, Брайан еще ни разу не задавал ему столько вопросов во время секса. Обычно он приходил к своим собственным выводам без всякой помощи Джастина.
Черт, за все три года знакомства, Брайан еще ни разу не задавал ему столько вопросов – точка. Во время секса – или при любых других обстоятельствах.
Затем Брайан вытащил руку из его штанов. Ноги их так спутались, что Джастин едва мог стоять, не говоря уж о том, чтобы попытаться сбежать. Одной рукой Брайан принялся расстегивать его ремень, вторую же поднес к его лицу и двумя пальцами размазал предэякулят по губам. А затем наклонился и лизнул их. Потом он поцеловал его по-настоящему, и поцелуй получился соленый и липкий.
Какая все же странная вещь предэякулят… Прозрачная, вязкая, скользкая, как… как слизь улитки… Улитки… Гадость какая! Зачем он сейчас об этом думает?..
Джастин вдруг обнаружил, что целует в ответ. Что его язык отчаянно толкается Брайану в рот, внезапно утратив все наработанные опытом навыки. Но Брайану, похоже, это было неважно. Хрипло зарычав, он толкнул его к двери.
Штаны Джастина были уже где-то в районе лодыжек, трусы болтались на бедрах. Брайан же был все еще полностью одет, потому что Джастин никак не мог вытащить пальцы из его волос (таких мягких, таких шелковистых… он девять месяцев к ним не прикасался…) и начать раздевать его. Сам же Брайан был слишком занят – стискивал руками голую задницу Джастина, пытаясь подтолкнуть его в сторону спальни. Вот так, пошатываясь, почти вслепую они и добрались до кровати.
Вся нижняя часть его лица – рот, губы, подбородок – была влажной, горела огнем под губами и языком Брайана. Ему оставалось лишь выгибаться, стонать и стараться не мешать Брайану делать то, что он задумал. А еще заклинать шепотом: «Давай! Давай! Ну давай же!» – между поцелуями, вместо поцелуев…
Они рухнули на постель, и Брайан тут же оказался зажат между его бедер – прямо как бокал с «мимозой» несколько часов назад. Вот ведь, какие перемены…
Их тела в ту же секунду привычно сплелись. А руки словно бы оказались сразу во всех местах одновременно – на горле, на губах, на груди, на сосках, на животе… Скользили вниз, к острым тазовым косточкам, и вверх – по ягодицам. Неловко, жадно шарили по горячей плоти в попытке получить больше. Стать еще ближе…
Бог знает, как им удалось вспомнить о презервативе. Наверное, сработал условный рефлекс, потому что в головах не осталось уже ни одной мысли. Затем Брайан, наконец, стащил с себя одежду и навалился сверху, обнаженный. Его теплые ладони легли Джастину на влажные от пота бедра, заставляя их раздвинуться, раскрыться для него.
Джастин закрыл глаза, зажмурился так крепко, что завтра, должно быть, у него будут болеть веки. А потом остались только звуки и ощущения. Прерывистое дыхание, влажные шлепки тел друг о друга. Брайан так тесно прижимался к нему, что тела их склеивались и при каждом новом движении мягко разлеплялись. Его член (он уже раскатал по нему презерватив, но пока еще не пытался войти) терся о Джастинов живот, рисуя на нем некое абстрактное полотно из пота и предэякулята. Джастину казалось, что он может кончить только от этого. Его член, стиснутый их телами, был таким твердым, так вздрагивал, словно к нему вообще никогда в жизни никто не прикасался. Рот Брайана, казалось, задался целью не пропустить ни одного участка его тела. Скользил вниз, вверх, лизал, целовал, вгрызался, втягивал пересохший Джастинов язык, шептал что-то ему в грудную клетку, стонал в плечо и снова возвращался к его губам.
Слов больше не было. Не осталось и мыслей. Только звуки, ощущения, жар и чистый насыщенный запах секса. Их секса. Совершенно не похожего на секс с Мэттом или Робертом, или с любым из близнецов Бобби.
Господи, Брайан был прав. С начала и до конца времен – и никого больше не нужно.
Он же сейчас взорвется, кончит вот так, сию секунду. Он не сможет сдержаться, даже если захочет. Но он и не хочет, не хочет…
Сперма все еще извергалась толчками из его члена, когда Брайан приподнял его, обмякшего, безвольного, и перевернул на живот. А затем вздернул на четвереньки, заставив широко развести колени.
Джастин знал, что скоро они соединятся. Собственно, все это время их тела и не разделялись – бедра Брайана терлись о его ягодицы, ладонь Брайана давила ему на копчик, волосы Брайана щекотали ему загривок…
А потом он оказался внутри, втолкнулся, скользнул в него. Завладел им изнутри и снаружи. Обхватил руками поперек груди, впился губами ему в шею, прижался так тесно, что между их телами не осталось и тончайшей воздушной прослойки. И очень быстро столкнул Джастина в еще один оргазм – так скоро после предыдущего пошатнувшего землю взрыва. Джастин, еще крепче зажмурившись, вцепился дрожащими пальцами в простынь. Его член без всякого внешнего воздействия дернулся и струей семени выстрелил на постель.
Брайан низко застонал Джастину в шею. Бедра его продолжали двигаться все в том же ритме. Но когда тело Джастина напряглось, он вдруг втолкнулся в него так сильно, что Джастин потерял равновесие. Колени его разъехались, и он бы точно шлепнулся животом на постель, если бы Брайан его не подхватил. Одна рука его обвила Джастина поперек груди, вторая нырнула между бедер, обхватила его опадающий член и яйца так нежно, словно держала в ладони что-то куда более хрупкое.
Кончая, Брайан едва не упал сам. Но все же удержал равновесие, рванул его на себя и втолкнулся в него так глубоко, что Джастину показалось, он и в самом деле ощутил во рту его вкус. Все тело его содрогнулось в оргазме. А затем он просто продолжил двигаться, прижиматься к спине Джастина, тереться о его взмокшие от пота ягодицы. И член его продолжал входить в него – неустанно, неумолимо, неутомимо…
Да к черту общий экзамен! К черту его гребанный мозг, который никак не желает отключиться и позволить ему просто пережить это. Да к черту… блядь, как же хорошо!..
Брайан выгибался и раскачивался, и толкался, и скользил внутрь и наружу, и снова твердел прямо у него внутри. В то время как Джастинов мягкий (влажный, липкий, чувствительный, безвольный) член терся о его пальцы.
Затем Брайан медленно вышел из него. А Джастин ничком повалился на постель. Неспособный думать, неспособный хоть как-то сгруппироваться, чтобы не шлепнуться прямо лицом в подушку. Он прерывисто дышал, каждый дюйм его тела взмок от пота, волосы облепили шею и уши, но сил отвести их не было.
Он слышал, как Брайан что-то делает позади него. Ткань мягко потерлась о кожу, треснула, раскрываясь, упаковка презерватива, щелкнула крышка тюбика – тюбика смазки, наверное…
Знакомые звуки… Они вроде должны что-то означать…
В следующую секунду Брайан уже опять прижался к нему, теплый и влажный, а потом снова толкнулся внутрь – и все обрело смысл.
Джастин слабо застонал и уткнулся лицом в сгиб локтя, вдыхая соленый запах собственной кожи. Брайан мягко перекатил его на бок и устроил поудобнее.
– Полежи со мной.
Не просьба, а приказ.
Брайан никогда не умел просить о том, чего ему очень сильно хотелось, но чего – по каким-то его странным соображениям – хотеться было не должно.
Брайан никогда не умел просить о том, чего ему очень сильно хотелось, – точка.
Джастин вздохнул, уступая.
Как быстро они отмотали все обратно. Девять месяцев врозь обернулись ничем, они опять оказались все в той же гребанной точке.
Всего-то и потребовалось – снова удобно устроить Брайанов член в Джастиновой дырке. Практика – великая вещь!
Брайан все еще был у него внутри. Прижимался грудью к спине, обвивал рукой за плечи, сплетался с ним ногами. Кажется, еще никогда в жизни Джастину не хотелось так сильно рухнуть лицом в подушку и не двигаться больше никогда.
Комментарий к Глава 7
* «Мимоза» – алкогольный коктейль, представляющий собой смесь шампанского и свежевыжатого апельсинового сока.
========== Глава 8 ==========
За ночь они еще дважды занялись… В смысле, трахнулись. Оба раза Брайан первым приходил в себя после оргазма и снова набрасывался на тело Джастина.
Когда же они, наконец, обессилели, Джастин уснул, все еще чувствуя Брайана внутри. Его член соединял их вплавленные друг в друга тела, словно мост. Остальные же части тел периодически соприкасались друг с другом в разных комбинациях: рот присасывался к соску, язык проводил влажную полосу по нежной ямке между ключиц, ладонь прижималась к гладкой внутренней поверхности раскинутых бедер или просто взмокшая от пота шелковистая прядь волос касалась затылка. Но как бы там ни было, они целую ночь оставались вместе, прикасались друг к другу.
Это было выматывающе. Это было прекрасно. Кажется, он долгие месяцы не чувствовал такой приятной расслабленности.
Вот только Джастин чертовски хорошо знал, что именно поэтому скоро, очень скоро об этом пожалеет.
Потому что… Приятно и расслабленно – это было не про них с Брайаном. Они – это исступление, хаос… Какофония рвущихся сквозь стиснутые зубы эмоций. Вот что они такое. Анти-умиротворение, анти-расслабленность. Анти-пара. Господи!
***
Проснувшись утром – от того, что солнце теплыми лучами ложилось ему на лицо – Джастин сразу понял, где находится. А едва открыв глаза, вспомнил каждое мгновение прошедшей ночи. Хотел бы он притвориться, что ничего не помнит.
Они лежали в постели, утреннее солнце золотисто-оранжевыми бликами плясало на их лицах. Руки Брайана надежно обнимали его. Сердца их мерно бились в унисон – бум-бум-бум.
Как бы ему хотелось, чтобы с ним случилась алкогольная амнезия. Черт, ну разве он недостаточно для этого постарался?
Все тело болело – от лодыжек до висков, а в желудке что-то очень, очень неприятно пекло. К тому же саднило задницу. В последние девять месяцев он не так часто оказывался снизу, а если это все же происходило, то уж точно не так… энергично, как в прошлую ночь.
И господи, сколько же он вчера выпил? Проглотил разом весь винный магазин? В глотке горело, в голове пульсировало (шшух-шшух-шшух-вспышка-шшух), в животе будто бы катался тяжелый восковой шар, нещадно давя на мочевой пузырь, – отлить и блевануть хотелось примерно с одинаковой силой.
Пол царства за унитаз! Желательно, приделанный к кровати. Чтобы можно было просто перекатиться на бок и…
И тут его лица коснулись губы – прижались к сомкнутым векам, скользнули вниз по линии челюсти, спустились, едва касаясь, к основанию шеи и там уже разомкнулись и припали влажным поцелуем. Больше разыгрывать амнезию возможности не было.
Джастин мягко уперся рукой Брайану в грудь, заставляя его отстраниться.
– Это было ошибкой.
Его не слишком удивило, что Брайан в ответ прочистил горло и перекатился на него – он никогда не принимал его всерьез, только в тех случаях, когда не оставалось другого выхода. Улегшись на Джастина сверху, он с силой вжал его в мятые простыни.
О господи, он сейчас точно блеванет или описается. Изгадит Брайану всю постель, и у того оооочень скоро пропадет охота трахаться.
– Хорошо, – сказал Брайан, в глазах его блеснули смешинки. – Я согласен. Давай этим утром говорить штампами. Но это только потому, что я в хорошем настроении, – он стиснул Джастина сильнее, потерся об него бедрами, наклонил голову, прижался лбом к его лбу и шепнул хрипло. – Прошлой ночью ты говорил другое.
От его шепота вниз (или вверх?) по позвоночнику прокатилась дрожь. А затем расползлась по всей коже, мышцам, кажется, даже костям. Джастин, не открывая глаз, толкнул Брайана сильнее. Благодаря физическому дискомфорту, сделать это было проще.
– Я был пьян.
Он открыл глаза ровно в ту секунду, когда почувствовал, что вес Брайана больше на него не давит. Эти три слова – собственно, перефразировавшие вчерашнюю реплику Брайана, – сработали куда лучше, чем «Отвали». Брайан отодвинулся и напряженно уставился на него. Затем моргнул, и в глазах его не осталось ничего, даже отдаленно напоминающего смешинки.
– Ты понимал, что делаешь.
– Я был пьян. Это было ошибкой.
– И что теперь? Ты протрезвел, и мне больше нельзя тебя трогать?
Эмоция, написанная на его лице, вероятно, могла бы считаться плодом случайной интрижки Оскорбленного Недоверия и Болезненного Ошеломления. Но через пару секунд она постепенно начала исчезать – Доктор, мы ее теряем! – и ее место заняла гримаса тотального отвращения – Джастин, Тейлор, ты грандиозный ханжа и лицемер!
– О, подожди-ка, прошу прощения, – насмешливо протянул Брайан. – Мне можно тебя трогать, но только в том случае, если в этом нет сексуального подтекста.
– А я и не знал, что тебе этого хочется. У тебя для этого вроде есть Майкл.
По какой-то непонятной причине рядом с Брайаном он всегда превращался в упрямого восьмилетнего пацана.
Брайан скатился с кровати и босиком ступил на холодный пол. Бесстыдно обнаженный, он решительно прошествовал (не протопал же. Топать – это для плебеев!) в ванную и захлопнул за собой дверь. С грохотом. Видимо, по какой-то непонятной причине он рядом с Джастином превращался в упорно молчащего в ответ на несправедливые обвинения десятилетку.
Джастин снова опрокинулся на спину и раздраженно выдохнул сквозь стиснутые зубы.
Подумаешь, всего лишь самая громадная из всех сделанных им за последнее время громадных ошибок.
Господи, как все болит.
И тошнит невыносимо.
И в туалет нужно.
А он реально не может заставить себя пошевелиться.
Даже лежа, он чувствовал, что с ногами творится что-то странное. Они будто бы были сделаны из резины – притом не из той жесткой резины, из которой делают спортивные мячи, а из какого-то гибкого хлипкого материала. Шаткие, разболтанные… Когда он попытается встать, с ними явно будут проблемы.
В конце концов, ему все же как-то удалось заставить себя выползти из лофта, пока он не подпортил Брайану его драгоценное имущество. Наверное, тот факт, что он даже не подумал: «И поделом бы ему тогда!», говорил о нем что-то хорошее. Что он повзрослел, например. Наверное…
Как бы там ни было, Брайан из ванной так и не вышел.
Они не попрощались.
***
Он лежал на своем матрасе – назвать это кроватью язык не поворачивался – и прижимал к глазам вымоченное холодной водой полотенце, когда начался грохот. Сначала он подумал, что это слишком уж разыгралась его мигрень, потом – что соседи решили закатить вечеринку, не дожидаясь выходных. Но затем к грохоту добавился голос – и этот голос выкрикивал его имя.
Кажется, да, именно его имя можно было различить сквозь неутихающее БУМ-БУМ-БУМ. Он не сошел с ума. Это не голоса в голове. Что же касается соседей – они считают его невероятно скучным и асоциальным, шестидесятилетним стариком с мальчишеской внешностью. Наверное, думают, что он смотрит «Мэтлок»* и кладет на ночь челюсть в стакан с водой. В общем, его соседи точно не стали бы орать ему из-за стены. Выходит, это кто-то стучится в дверь.
Джастин прямо-таки возгордился своей дедукцией.
Затем к грохоту добавились вопли:
– Открой эту ебучую дверь, ты, лицемерный кусок дерьма!
Ну надо же, какая причудливая слуховая галлюцинация. А, может, это Майки научился разговаривать? Нет, нет, этого быть не может, и к тому же он – как уже было сказано – не сошел с ума. Это просто похмелье. И депрессия. И какая-то глупая хрень с сердцем. А еще ему до сих пор очень-очень хотелось писать, но ничего не получалось. Казалось, от похмелья все его тело высохло, последние остатки жидкости испарились сквозь поры, но мочевой пузырь отчего-то этого не понимал и все ныл, ныл без конца.
Так что вот – все эти симптомы были в наличии. Но с ума он точно не сходил. А значит, кто-то ломился в его дверь.
Он скатился с постели, зажимая живот обеими руками – Не сбежишь, сладкий мой! – и поковылял к двери – полуголый, сгорбленный, потный и, наверняка, очень жалкий. Может быть, тот, кто стоит сейчас за порогом, посмотрит на него, сжалится и уйдет?
– Знаешь, Джастин, я никогда не считал тебя лицемером! С тех пор, как ты пробрался в мою жизнь, я много кем тебя считал, но мелким трусливым лицемером – никогда.
Нет, наверное, не сжалится.
Хммм… Ошибочка вышла. Он все-таки сошел с ума. Потому что у него в дверях сейчас стоит галлюцинация в образе Брайана.
– … это сраное мученичество. Оставь его, наконец, в покое! Ты поцеловал того мажора, я перепихнулся с Майклом. Мы оба забили на правила. Забудь уже об этом. Я тут не единственный, кто облажался.
Галлюцинация в образе Брайана проскочила в квартиру, задев его прекрасным, сильным, обтянутым мягким хлопком плечом. Не потрудившись спросить, можно ли войти, она прошагала в самый центр комнаты, остановилась там, оглядывая помещение, и на воображаемом лице ее появилась гримаса отвращения.
Господи! Должно быть, это действительно был Брайан…
– А можно мы поговорим об этом позже, когда у меня не будет похмелья? Пожалуйста? Или вообще не станем об этом разговаривать? – он постарался разогнуться – ровно настолько, чтобы можно было добрести до постели и рухнуть обратно на матрас. А затем уткнулся лицом в плоскую подушку и пробормотал. – По-моему, отличная идея.
И только тут до него вдруг дошло, что именно сказал Брайан. Ну что ж, похмелье никуда не делось, голова раскалывалась, несмотря на четыре принятые таблетки, – неудивительно, что у него была замедленная реакция.
Джастин с усилием перевернулся и попытался сесть, но в итоге только оперся на локоть.
– Подожди минутку! Я поцеловал ма… Это что ли на той идиотской вечеринке у Дафни? Ты об этом говоришь? И по-твоему это равнозначно тому, что сделали вы с Майклом? Ты что, совсем дебил? Поцеловать какого-то левого траха – не то же самое, что изменить своему партнеру с лучшим другом, Брайан!
Джастин видел, как Брайан судорожно стискивает кулаки, как сжимаются челюсти, как тяжело вздымается и опадает грудная клетка.
– Подожди-ка, блядь, минутку! То есть теперь поцелуй с левым трахом ничего не значит? С чего бы вдруг? Потому что это ты сделал, а не я?
– НЕТ! Потому что он и правда был левым трахом, ты, придурок! Испуганным девственником, которого я пожалел… – Джастин осекся.
Не то чтобы намеренно не стал продолжать, нет. Просто все слова мгновенно испарились, когда его вдруг осенило.
Девять месяцев!
Девять месяцев тоски, мучений, злости и укрепления силы воли. И вот теперь все встало на свои места. Теперь он, наконец, понял почему. Получил ответ на свой гребанный вопрос.
Господи Иисусе, Брайан!
А знаете, что было самое забавное? В чем заключалась вся ирония? В том, что это ничего не меняло. Ни-че-го.
Джастин всегда считал, что в любой ситуации однажды наступает момент, когда ты говоришь – хватит. Принимаешь окончательное решение и отныне ему следуешь. Наверное, это происходит, когда боль, тоска, грусть, злость просто достигают апогея, взрываются – а затем исчезают, не оставив после себя ничего. Это как… как в случае с фобией. Когда тебя нарочно заставляют столкнуться с объектом твоей фобии, чтобы в итоге ее победить. Ты не умираешь от страха, он просто нарастает, нарастает, достигает апогея – и все, все заканчивается. И, отдышавшись, ты понимаешь, что фобии больше нет. У этого даже есть название – какая-то там ебучая экспозиционная терапия или что-то вроде того.
Джастин всегда считал, что все как-то так происходит и в любви. И в отношениях. Эмоции нарастают, нарастают, а потом – пуууфф! – и больше ничего нет. Пружина закручивается, закручивается – и лопается. И всему приходит конец.
Отчего-то он думал, что как только узнает, почему Брайан сделал то, что сделал, – наступит поворотный момент. Вспыхнет свет. Произойдет тот самый пуууффф! Господи, как же он был наивен! Глупый сопливый мальчишка!
Все оказалось совсем не так. Пружина просто продолжала закручиваться и закручиваться, и закручиваться – ad infinitum. До бесконечности. От начала и до конца времен, аминь, блядь.
Гребанная любовь, почему она не подчиняется законам логики? Почему с ней нельзя просто покончить? Или, если уж не выходит, – починить, выправить, покрыть лаком?
– Убирайся! Убирайся отсюда сейчас же!
Он заперся в ванной. И через несколько минут сквозь звук льющейся воды услышал, как Брайан ушел.
В следующие двенадцать часов он выпил целый галлон воды, однако пописать так и не смог. Мочевой пузырь при этом все так же ныл.
Может быть, ему удалось выдавить из себя слезу или две. И опрокинуть пару коробок (чего бы он ни отдал за нормальную мебель, которую можно крушить, и за посуду, которая не отскакивает от пола, когда ты ее швыряешь). Но, в конце концов, он успокоился, и все стало нормально. Нет, правда.
***
– Поверить не могу!..
Нет, нет, он твердо решил сохранять спокойствие. В последние двадцать четыре часа они только и делали, что орали друг на друга – с небольшим перерывом на секс (хоть и совершенно прекрасный, но тоже не давший никаких результатов), и теперь уже очевидно было, что такая тактика не работает.
Так что спокойно, Джастин. Дыши. Сбавь обороты, перестань злиться и попробуй завести нормальный разговор.
– Поверить не могу, что вся эта херня была из-за правил. Вся эта… – черт, кажется, его слегка трясет. Дыши, дыши! – Вся эта вымотавшая мне всю душу херня произошла только из-за того, что я нарушил правила, а ты из-за этого завелся. Как ты мог так?..
Как ты мог сознательно меня предать из-за этих гребанных глупых бесполезных нелепых… Господи Иисусе!
Ох, нет, ничего у него не выйдет. Не получится у них никакого разговора.
– Иди ты на хуй, Брайан! Да их же даже не ты придумал! Тебе на них всегда было наплевать. Ты согласился только для того, чтобы задобрить меня.
На этих словах его горло явно решило совершить харакири, чтобы не позволить ему Жалобно Всхлипнуть.
Впрочем, возможно, это его мозгу стоило еще сорок пять минут назад включиться в игру и дать ногам сигнал повернуть обратно. Потому что ничего более жалкого, чем появиться в три часа утра на пороге у своего экс-бойфренда с красными зареванными глазами, и быть не могло.
– Я согласился только для того, чтобы вернуть твою задницу домой, – поправил Брайан, – хотя, честно говоря, ума не приложу почему. Она всей этой херни явно не стоит.
Он на удивление свежо выглядел для трех часов ночи – чисто выбритый, собранный, бодрый. В общем, выглядел куда лучше самого Джастина. Ну что ж, он был сам в этом виноват – нечего было являться сюда в такое время. Надо было остановиться на «убирайся», решить, что уход Брайана – это конец всему, и снова уснуть. А сюда приходить совершенно не стоило. Ну или, по крайней мере, нужно было дождаться утра. Вот у Брайана хватило такта нагрянуть к нему днем. Так какого же черта он решил, что три утра – самое подходящее время для разборок?
Какой-то тихий внутренний голос шепнул ему: «В ваш час. Почему ты выбрал именно ваш час?»
Потому что он сраный безмозглый мазохист, вот почему! И если бы обнаружилось, что Брайан вовсе не дома, а трахает кого-нибудь в «Вавилоне», вот и поделом бы ему было.
Брайан развернулся и, оставив дверь открытой, пошел обратно в комнату. Джастин немного постоял за порогом, но потом, не успев толком собраться с мыслями, метнулся вперед и ухватил Брайана за запястье, останавливая. Как там говорят – назвался груздем, полезай в кузов? Все равно он этой ночью уже опозорился, так что терять вроде как было больше нечего.
– Хочешь знать, почему я поцеловал его? Не потому, что я как-то по особому к нему относился, не потому, что он мне понравился. Дело было даже не в сексе – к тому моменту я уже его трахнул. Я сделал это не потому, что он был привлекательнее, моложе или приветливее тебя. И не потому, что вообразил, будто в него влюбился. Я в тот момент был так отчаянно влюблен в тебя, что тут даже и сравнивать было нечего. Я сделал это не для того, чтобы поквитаться с тобой, – или по какой там идиотской причине ты переспал с Майклом? Я поцеловал его потому, что помнил, как сам был на его месте. Как сам был испуганным девственником, и ты наклонился и поцеловал меня – и я сразу же перестал чувствовать себя какой-то двухдолларовой шлюхой. И тогда я подумал – да какая разница? Брайану все равно насрать на правила. Что может изменить один гребанный поцелуй?
