Текст книги "Северянин (СИ)"

Автор книги: Болотный маг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

========== Глава 1. Умирающие земли ==========

Я всегда ненавидел позднюю осень. Она везде одинаково уныла. Безликий, мрачный драугр, одетый в темное золото, сжимающий высокий и потрёпанный штандарт. А на нем: издевательски яркий герб – погибель природы. Помню, один поэт в Солитьюде посветил осени целую поэму. И что он плел? Про багрянец и золото, про пылающие леса, про косяки птиц, рассекающих облака. Возвышенная чушь устами того, кто смотрел на осень из-за мутноватого стекла Коллегии и предавался мечтам о мире за стенами. Но те, кто этот мир знал, видели осень иной. Настоящей.

Я устало поднял взгляд на небо. Гранит серых облаков нависал над плоскогорьем, точно одеяло богов, сотканное из всех печалей мира. Саван над умирающей землей. Я поежился, предчувствуя скорый ливень. Порыв холодного ветра шумел в кронах древ, завывал и приносил запах, перебивающий хвою.

– Дело в чем? – донесся хмурый голос Морриган. – На тебе лица нет.

– Моровое поветрие, – ответил я, указывая на небо. – ветер гонит тучи с Земель Кокари. Нам нужно скорее найти укрытие.

Дождь… дождь разносит заразу. На десятки миль севернее Лотеринга уже прошли холодные дожди, и на пожухлой траве показались красные жилки. Мы шли через разоренный край, истоптанный беженцами, опаленный пламенем отступающей армии. То тут то там вырастали печальные остовы поместий и деревень. Пустые глазницы хибар в сером свете осени – они смотрели на нас с надеждой опознать хозяев. Но напрасно. Едва ли старые владельцы вернутся на эту землю в ближайшие десятилетия.

– Страж, – подал голос Стен и указал на маленькую сопку, покрытую редким, лишенным листвы леском. Я пригляделся и заметил несколько уныло пасущихся лошадей. Оседланных, но не привязанных.

Ладонь коснулась рукояти «Северного сияния», и клинок с тихим скрежетом выскользнул из ножен. В тусклом свете лезвие не горело, а уродливые следы ржавчины на эфесе били в глаза. Клинок в ножнах ржавел, но у меня не было жира его смазать.

Стен мрачно кивнул и снял со спины массивный двуручный топор. Сказать по правде, это оружие делало великана еще внушительнее. Белые волосы, серая кожа, пурпурные зрачки и лицо, требующее булыжника. Даэдра, такому только секирами махать!

– В чем дело? – встревожилась Морриган, хватаясь за посох.

– Эти лошади лишились седоков, – пояснил я, указывая на животных.

Приблизились медленно, всматриваясь в каждый куст, вслушиваясь в каждый шорох. Не буду врать, даже я испытывал легкий страх, предчувствуя возможное появление крикунов. Позволь им застать тебя врасплох – умрешь раньше, чем успеешь обнажить меч. Лошади не несли на себе следов скверны и паслись спокойно, но мы не могли позволить себе потерять бдительность. Ударные силы Логейна покинули плоскогорье, скрывшись за высокими стенами укреплений и фортов. Эта земля осталась без защитников и пала в алчные объятия Мора. Враг везде – стоить усвоить это, чтобы выжить.

Но страхи оказались напрасны. Порождения тьмы не поджидали в засаде и лошади, удивленно уставившись на нас большими, добрыми глазами, не стали сопротивляться новым хозяевам. Их седла блестели новизной, резко воняла недавно выделанная кожа, сверкали серебряные бляшки. Животные богатых землевладельцев. Тех, чью ферму мы вскоре и обнаружили.

Большой дом в тени леса – и полностью заброшенный. Ни следов скота, ни крика кур, не бойких и хлопотных голосов крестьян. Мертвое поместье, покинутое хозяевами, ждало гостей.

– Давайте продолжим путь, – мрачно сказала Морриган. – Мне место это не по нраву. Пахнет здесь скверной, смертью и дерьмом.

– Согласен, – как всегда кратко и грубо поддержал ее Стен. – Дурное место.

– Ведьма и двухметровый громила боятся нечисти и вурдалаков? – хохотнул я, глядя на спутников с легким вызовом. А затем поднял взгляд на небо и обратил их внимание на тучи. Еще час и мир погрузится в непроглядную черноту. Не гранит – уголь навис над нами, готовясь щедро окатить крупными каплями ядовитого дождя. Намек поняли. Стен хмыкнул, Морриган раздраженно вздохнула и кивнула в сторону поместья, приглашая нас, воинов, стать его первыми гостями. – Мы справимся со всем, что может поджидать в этом доме.

– А если поджидает… сам дом? – ехидно хмыкнула Морриган. – Я знаю такие проклятия.

Я ухмыльнулся, но мысленно вознес молитву Аркею об избавлении от гостей из могилы. Не знаю, действуют ли в этом мире такие заклинания, но это и не важно. Их действенность и в Нирне стояла под вопросом. Просто человеку комфортнее окунаться в Обливион с надеждой на помощь высших сил.

– Значит разберем на дрова. Но, – я пустил коня в сторону усадьбы, крепко сжимая рукоять «Северного сияния».

Чем ближе подбирались, тем отчетливее чувствовался трупный запах и тем сильнее нервничала лошадь. У самых дверей я соскочил с коня, морщась от сильной изжоги. Будто выпитая кровь порождения тьмы пыталась прожечь дыру в кишках. Клинок приятно утяжелял руку, в груди нехотя пробуждался спящий дракон.

– Я иду вперед. Стен – за мной, дистанция пять шагов. Морриган… Морриган?

– А? – встрепенулась ведьма. – Слышу я тебя. Просто показалось, будто слышала чьи-то стоны.

– Тебе не показалось, – хмуро буркнул Стен, крепче сжимая древко секиры.

Я глубоко вдохнул и, поборов страх, вошел в поместье. В лицо сразу же ударило спертое зловоние, запах многодневного разложения – слишком резкий после ароматов природы, едва не согнул пополам. Я стиснул зубы и двинулся по темным коридорам, вдоль потрёпанных стен с массивными, почерневшими пятнами крови.

Кровь повсюду, будто еще вчера здесь работала городская скотобойня. На перилах деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, виднелись сколы от оружия. Щепки присохли к крови, став насмешливой пародией на рассыпанные семечки. Прихожая осталась позади, мы вышли в большой зал, где прежний хозяин наверняка часто принимал гостей. Я остановился в центре и позволил себе осмотреться. Разбитая мебель, потухший костер в центре, поваленные столы и гнилая пища, разбросанная на полу. И кровь. Много крови.

– Ни одного тела, – хмуро подметил Стен.

– Тьмы порождения тела всегда уносят. Кроме тех, что видом мерзким должны в сердца врагов кошмар вселить.

Изжога усиливалась, я чувствовал, как тихо ревет дракон в груди. И вдруг я понял, в чем тут дело. Страх сменился рычащим драконом, изжога растеклась пламенем по крови.

– Они под нами. Из-Слен!

Дракон вырвался и воздух зазвенел от обжигающего холода. Поток чистого холода ударил в дощатый пол и, через миг мы уже стояли на корке прочного льда. Полы затрещали, по ушам хлестанул яростный вопль, сменившийся стуком лязгом о лед. Я опустил взгляд и увидел, как доски под ногами пробивают черные наконечники уродливых копий. Еще бы пара мгновений, и они насадили бы нас как лягушек на бамбук.

– Отходим! – закричал я. Но не тут-то было. Пятак льда уберег нас, но крик оказался слишком слаб, чтобы закрыть все полы гостевого зала. Доски с оглушительным треском вырвались и, в фонтане опилок и щепок показались первые глаза, налившиеся кровью. Сверкнули когти, блеснула в свете умирающего солнца бледно-синяя кожа.

«Вурдалаки, – подумал я, вставая в боевую стойку. – И, скорее всего гарлоки»

Тварь рванулась на меня с диким визгом. Клинок описал дугу и, с гулом рассекая воздух впился туда, откуда шел вопль. В меня ударило зловоние скверны, фонтан крови хлестанул по лицу. За спиной вспыхнула молния, наполняя зал белым огнем, высвечивая десятки безумных, прожорливых глаз.

– В очередь, твари! – хохотнул я, и через миг вся орава моровых ублюдков бросилась на нас. «Северное сияние» танцевал, рассекая темные силуэты, изредка озаряемы вспышками грозы. Во тьме лезвие било в тщедушные тела, выгрызая веера черной крови, обезглавливая, отсекая конечности под музыку ужаса. Сердце бешено колотилось, я еле ушел от сверкнувших перед лицом когтей и ударил наотмашь, разрубая вурдалака напополам.

Стен молчал, раздавая могучие удары как умирающий богач милостыню. Он не улыбался, сохраняя абсолютное спокойствие льва, осознающего свою победу. Вудралаки бросались на нас волнами, с визгами и яростью бешеных псов, но, когда я отсек голову очередной твари и молния Морриган вновь озарила зал, мне показалось, порождения тьмы чуть побаиваются секиры Стена. Они куда решительнее кидались на меня, от чего гора трупов рядом росла как гриб после дождя.

– Получай! – крикнула Морриган, и по глазам ударила синеватая вспышка. Генлок с копьем напрасно надеялся, что низкий рост спасет ему жизнь. Стрела магии впилась в него, превратив в летящий факел. Визжащее чудище врезалось в окно и вышибло стекло, впустив порывы ветра.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Ярость боя захватила меня, я упивался истреблением порождений тьмы, бросаясь на них с одуряющей яростью. Клинок высекал веера черной крови, и я чувствовал ее приятные касания на коже. И, лишь проломив сапогом грудину последнего вурдалака смог обуздать ярость.

– Отлично, – довольно буркнул Стен, добивая последнего врага.

– Это все? – судорожно дыша спросила Морриган. Я обернулся на нее и не смог сдержать улыбки. На лице и животе кровь врагов, волосы слиплись, в дрожащей руке полупустая склянка с зельем маны. – Что ты так смотришь на меня?

– Ты напомнила мне Дж’зарго, – хохотнул я.

– Не знаю, благодарить или оскорбиться, – хмыкнула она. – Полагаю, его ты тоже заводил в засаду?

– Постоянно.

Я сосредоточился на чувствах. Изжога полностью исчезла, уступив место приятному умиротворению. Воняло страшно, но это запах поверженного врага. Живых порождений тьмы не осталось.

– Уходить надо, сейчас же. Немедля. Пока сородичи их не пронюхали о резне и отомстить не пожелали, Том.

– Нет. Надо ждать здесь. Развести огонь. Окопаться. Забаррикадировать окна и ждать врага.

Пришлось согласиться со Стеном. Я бросил хмурый взгляд в разбитое окно, где в наступающей тьме уже падали первые крупные капли морового дождя. Клинок с тихим скрежетом вернулся в ножны, покрываться ржавчиной.

После мы осмотрели мертвых и поняли, что ошиблись. Среди них не было ни генлоков, ни гарлоков. Все павшие были людьми, пораженными скверной. Среди них – самый обезображенный – носил доспехи королевской армии. Молодой солдат бежал из-под Остагара домой, к семье, жене и деткам. И принес с собой моровую чуму, превратившую всех в монстров. При виде почерневших, скрюченных тел даже Стену, казалось, стало не по себе.

***

– Не понимаю я, как к магам в вашем мире относится народ? Говоришь ты противоречиво. Не понятно.

– Потому что так и относятся, Морри. Противоречиво и непонятно.

Да уж, иногда я поражаюсь тому, как легко человек привыкает к тяжелым условиям жизни. Ни холод, ни голод, ни зловоние не способны сломить тело, если воля сильна. Спустя пару часов мы перестали чувствовать вонь. Ярко горел костер, и черный дым от пылающих досок поднимался вверх, выходил в окна, щипал нам глаза. Пламя было единственным источником света и, даже не будь за окном беспросветной черноты, окна мы все равно заколотили намертво.

Стен спал первый, облокотившись спиной о стену и сжимая в руках секиру, точно младенца. Мы с Морриган сидели у огня и пытались прогнать сон пространными разговорами ни о чем.

– Ты говоришь, что в твоем мире все маги, – Морриган чуть пододвинулась. – Значит и ты – маг?

– Да, – честно признался я. – Нельзя быть рыцарем-бретонцем и не быть магом. Только… все маги разные. Кто-то сильнее, с лучшим образованием и артефактами, а кто-то только и способен, что кружку на пару дюймов силой мысли подвинуть. Но любой, в теории, может стать боевым чародеем и метать молниями.

– Знаешь, а мне бы твой мир понравился, – улыбнулась Морриган, медленно моргая. – Мать моя – могущественная ведьма, но даже она была вынуждена изучать искусство таясь и прячась по кустам, лесам и болотам. В окружении книг и брата ученого, могущество безмерное я… тьфу, – Морриган раздраженно закатила глаза. – Ненавижу этот белый слог. Ты понял, что я имела ввиду?

– Ты же вроде говорила, что любишь болота? – удивленно спросил я.

– Когда я такого говорила? Я люблю оборачиваться зверьми, дабы постичь природы таинства. Болота я люблю, как любит обездоленный нищий оборванец лачугу свою. Как дом единственно возможный – да, но дай дворец и на перинах мягких сладостно усну и сожаления не будет. Никакого.

– Расстрою тебя, ведьмочка. В моем мире ты бы не поднялась выше служанки или уборщицы в академии какого-нибудь далекого приграничного города-королевства. И то, если бы повезло.

Морриган нахмурилась.

– Почему же?

– Когда магией владеют все, она не является привилегией сама по себе. Чтобы стать по-настоящему могущественным чародеем, нужно родиться принцем одного из королевств. А лучше носить родовое имя Диренни. Ты слишком стара, чтобы стать женой могущественного лорда. Не бесись, там возраст невест не старше пятнадцати. И слишком бедна, чтобы заплатить даже за один сезон обучения в Академии Даггерфола. Так что, участь твоя была бы куда хуже, чем здесь.

– Меня бы не преследовали храмовники, за то кто я есть.

– Я знал несколько храмовников. Вполне приличные люди.

– Толпы дегенератов, одуревших от лириума, похоти и страха. Выстроившие тюрьмы и с пеленок приучают к рабскому служению и ненависти к себе одаренных в магии. Девки в платьях орут лживую, переписанную тысячу раз песенку и благословляют на расправу над тем, кто в свободе мысли своей посмел коснутся нового. Мерзость. И они, и раболепствующие им маги.

– Тебя преследовали?

– Конечно, – удивилась вопросу Морриган. – Иногда мама превращала это в игру. Девочка бегала в тумане, о помощи моля. И тем в трясину заводила убийц и палачей. А после любовалась, глядя как болото пожирает их.

«Ворожея, – вдруг подумал я, вспоминая чудовищ Предела. – Есть пропасть между наукой и изуверством. Интересно, приняла бы ты облик тех ведьм, пообещай тебе даэдра их могущество?»

Я поднял дощечку и кинул в костер, любуясь танцем белесого дыма. Голодное пламя с треском принялось уплетать дрова и гостевой зал стал светлее. Все еще выл ветер и дождь барабанил по крыше.

– И ты их не жалела? – спросил я после небольшой паузы.

– Некоторых – да. За что по шее получала от матери моей, – Морриган помрачнела. – Да, Том. Некоторых я, девочкой, жалела. Но вот они нас не жалели никогда.

Вновь воцарилось молчание, полное шума дождя и треска деревяшек в костре. Морриган устало зевнула и подняла на меня прищуренный взгляд.

– Ну, а ты?

– Что я?

– Почему ты, маг, не творишь магию? Заклинания бы нам очень помогли.

– У меня есть туум.

– Это не ответ.

– Мне, Морри, не посчастливилось родиться под звездой Атронаха.

– И что это значит?

– Рожденные под звездой Атронаха способны творить могущественные заклинания, но и запас магической энергии не восполним.

– Но это не единственная причина, так ведь? – спросила Морриган. – Когда о практиках запретных я сказала, ты с пониманием в глазах кивал. И к оборотничеству не видела в глазах презрения.

Я улыбнулся, хоть и почувствовал сильный дискомфорт от поднимаемой темы. Кошмары моего прошлого, причины, отвернувшие меня от магии, касаются только меня. Так легко было просто закончить разговор. Прикинуться «таинственный черным рыцарем». Вот только меня тоже интересовала информация о матери Морриган. Старая Флемет знает куда больше, чем говорит. Она почти наверняка знает, как мне вернуться в Нирн. Но скрывает. В неведении ли ее дочь? Я хотел это проверить. Но, если укрыться черным плащом, она ведь тоже может поступить так же. Выдержав паузу, я ответил:

– Нет, не единственная.

– Расскажешь?

– Позже. Когда будем провожать сумерки в таверне, а не в гнилой норе порождений тьмы.

– Ловлю на слове тебя, – хихикнула Морриган.

«Ластится. Строит глазки, – подумал я, улыбнувшись»

Женщины обожают таинственных и опасных парней. Тех, кто сильно выделяется из общего фона. Я был для нее диковинкой, странным чужаком, наделенным огромной силой. Ну, а я смотрел на ее еле прикрытые обвязками прелести и старался думать о кишках порождения тьмы. Потому как хотелось выйти по нужде, а встав, сразу станет заметен мой интерес. Что тут скажешь? В походе остро не хватает женского тепла, а страх смерти возбуждает безумную страсть. Наверное, поэтому многие норды тащили на войну жен.

Морриган вздрогнула и похлопала себя по щекам. Сон сильно давил на нее, и никакая магия не способна взбодрить разум, истощенный чтением боевых заклятий после шестичасового перехода.

– Морриган.

– М-м?

– Ложись спать. Я покараулю один.

– Как хочешь, – с готовностью согласилась она.

Нам предстоит долгий путь. Я смотрел, как она посапывает в шкурах, как медленно вздымается могучая грудь Стена, слушал завывания ветра и бой капель о мутные стекла. Гварен – цитадель малефикаров Адриана. Наймиты чудовища, убившего Тину. Победившего меня, пусть и в неравной схватке. И я шел договариваться с ними.

Комментарий к Глава 1. Умирающие земли

Так! Глава не очень большая, но для разгона сюжета надо было обозначить героев и некоторые детали. Следующая будет больше.

========== Глава 2. Распятый храмовник ==========

Знакомый вор говорил мне, когда мы пили в Пчеле и жале:

– Том, если дело доходит до сбора информации, всегда спрашивай троих.

– Почему троих? – спросил я, рыгнув.

Дверь отворилась, и вместе с порывом свежего воздуха в трактир влетел данмер в желтом. Горящие глаза, широкие ноздри, нервная жестикуляция. Жрец.

«Сукин сын»

– Послушайте же, пропоицы, учение Мары! Я…

– Головка от фонаря, – буркнул вор. – Чего им, проповедникам в храме не сидится.

Я хмыкнул, внутренне наслаждаясь нарастающим гомоном недовольства. Кирава что-то закричала, размахивая руками, но вышибалы и не шелохнулись. Еще бы, кто поднимет руку на служителя Мары? К тому же, вышибалы лучше меня знали: жрец становится весьма пылок в проповедях, когда Кирава отказывается давать тому скидки на эль и шлюх.

– На чем я…? На чем я остановился?

– Ты говорил про троих, – напомнил я, щелчком пальца подзывая кабацкую девку.

– Троих, да. Двуногим свойственно привирать и приукрашивать. Не специально, так уж мы устроены. Вот, к примеру наша таверна. Пьяница опишет ее как дворец, а священник как уродливый, покосившийся вертеп. И первый и второй одинаково соврут. НО, и первый и второй при этом будут правы.

– А третий не соврет?

– Соврет, но по его вранью можно осудить слова первых двух и составить общую картину. От реальной далекую, но уже не настолько.

– Ясно, – буркнул я, глядя на филей шлюхи.

– Нихрена тебе не ясно, – хохотнул вор. – По этому мы тебя и не звали в гильдию. Ты прекрасный боец, громила, но для тонкой работы не годишься. А громил у нас и так предостаточно.

– Вы не взяли меня в гильдию, потому что мне не по душе шастать по ночам и лезть в чужие дома. О чем я сразу и сказал.

– А мне разве по душе? – засмеялся вор. – Я мошенник, мое дело продать пузырек мочи как зелье или клячу как боевого коня. Не всем домушничать, знаешь ли.

Я тогда посмеялся, но после осознал истинность его слов. Все мои знания о Гварене и окрестных землях исходили из рассказов купца Богдана. Он описывал цветущие луга, теплый ветер и изумрудные кроны. Длинную каменую дорогу, полузаросшую травой и множество вырастающих из земли остовов – печальные следы погибшей цивилизации. Все это давно кануло в лету, сметенное безжалостной осенью и моровым дождем.

Мы ехали через темный и пожелтевший край, под низкими тучами, мимо печальных руин, в Гварен. Но прежде чем достигли его, наткнулись на Соломона.

– А вы не очень то разговорчивы, – хмыкнула Морриган. – Кажется, скучать я начинаю по обществу трепачей и нытиков.

Стен неодобрительно фыркнул.

– Воины вообще не особо разговорчивы, Морриган, – ответил я.

– И всю дорогу вы молчание храните? Не треплетесь о всяком, не обсуждаете жен, не хвалитесь победами? Не верю я.

Я не нашел что ответить. Она, конечно, была права. Разговор помогает в пути, особенно если впереди тяжелый бой. Мы говорим о старых друзьях, прошлых победах, о женах и детях, о шлюхах, что брали до марша. Обо всем, кроме того что ждет впереди. Посторонним это кажется странным, но таковы воины. Сейчас же я хранил мрачное молчание, во многом из-за Стена.

Я не понимал его. Не понимал его простой, но странной философии. Его взгляда на войну и мир, на труд и развлечения. В войне он не был человеком или мером – буйным и отчаянным, играющим с судьбой. Он не напивался перед схваткой, не возносил молитвы богам, не ревел в бою, изрыгая проклятья. Он словно двемерский центурион, исполнял заложенные хозяином функции. Свою роль машины убийства. О чем мне с ним говорить? Какие истории мы могли бы рассказывать друг другу? Какие песни могли бы петь?

– Ты слишком жестока к Алистеру, – сказал я, стараясь нарушить и впрямь тягостное молчание.

– Неужели? Разве достойно для мужчины так стенать и руки заламывать? Не лучше ли почтить память врага убивая жестоко?

– Не лучше. Есть время для мщения, есть время для скорби. Чрезмерная ярость может сыграть в бою злую шутку. Не стоит пренебрегать скорбью по…

– Это не имеет смысла, – вдруг сказал

Стен.

Мы с Морриган удивленно покосились на него, ожидая что он продолжит, но, вместо этого тот лишь хмыкнул.

– Что не имеет смысла?

– Скорбь, – ответил он. – Стенания по мертвым. Почести трупам. Молитвы и песнопения. Все бессмысленно.

– О, неверояный прорыв словесный! – воскликнула Морриган.

– Объясни почему, – заинтересовался я.

– Умирая, кунари умирает. Его больше нет и мертвое тело, лишенное разума, не может ни слышать, ни мыслить, ни чувствовать. Это просто кусок гниющего мяса. Оно не нуждается ни в похоронах, ни в почестях.

– А загробный мир? – спросил я.

– Нет никаких загробных миров, Страж. Есть только один мир, а за ним – ничто.

– Едва ли это так. По крайней мере один загробный мир я видел собственными глазами. Совнгард. Но это посмертие Нирна. У нас там все иначе.

– Опиши! – встряла Морриган.

– Я помню немногое. Был там не в себе. Помню лишь немыслимые небеса, бесконечно громадный пиршественный зал и хоровое пение. Души павших вечно пируют и дерутся, пока Шор не позовет их на последнюю битву.

«Против Пожирателя мира»

– Впечталяет, – хохотнула Морриган. – И что надо сделать, чтобы туда попасть?

– Достойно умереть в бою. И не важно, вор ты или маг. «Встретишь отважно достойную смерть и Тсун пропустит тебя по Мосту Китовой кости»

– Хороший загробный мир, – хмыкнул Стен.

– Эльфы считают иначе…

Я осекся, заметив на холме черный столб. Над ним осторожно кружили стервятники, будто бы не решаясь опуститься ниже.

– Там человек, – сказала Морриган. – На столбе.

Не ответил, лишь ускорив ход. И вскоре слова колдуньи подтвердились. Я остановился, удивленно рассматривая место изощренной казни. Высокий черный крест, вбитый в землю, связанный веревками человек, окровавленный и жалкий, несмотря на могучее телосложение. И гриф на земле, с перекушеным горлом.

Стен и Морриган поровнялись со мной и подняли взгляды на казненного.

– Распятие, – буркнул Стен. – Смерть предателей. Тевинтерская казнь. На Сегероне так казнят дезертиров.

– Этот гриф, – я кивнул на птицу. – Он перекусил ему глотку когда тот пытался выклевать глаза. Этот парень не хотел умирать.

Вдруг казненый застонал и медленно поднял на нас взгляд.

Покрасневшие, налитые кровью глаза впились в меня, будто прожигая насквозь. Но я не дрогнул.

– Тевинтерская мразь, – прохрипел он. – Пришел полюбоваться?

– Кто ты? – спросил я.

– Тот кто драл твою мать в задницу, ублюдок.

– Не додрал, она жаловалась, – хохотнул я. Проклятия и оскорбления умирающего казненного не способны прогневать. Разве что совсем уж тщеславных ублюдков. А этот парень был на волосок от смерти.

– Это храмовник, – фыркнула Морриган. – Видишь у него на плече татуировку?

Я кивнул, заметив едва различимый за свернувшимися пятнами крови пылающий меч ордена. А под ним надпись на древне ферелденском:

«Магия должна служить человеку, а не человек магии»

Перевод был несколько глубже, но Тина, смеясь, советовала воспринимать именно так. Я вдруг вспомнил ее лицо, свет в ее глазах и воспоминания о горящем замке ворвались в голову. Крики умирающих, алая пляска магии крови и мой враг, Адриан, не уступающий в скорости. Я не задумывался, как человек может быть настолько быстрым.

«Он не человек, болван. Давно пора бы это понять!»

– Пусть себе висит, – усмехнулась Морриган. – Поделом.

Но мне нужны были сведения. Через полчаса я должен прибыть в Гварен и мне очень не хотелось действовать в слепую. Потому я, игнорируя надувшуюся Морриган, приказал Стену разрубить веревки и освободить храмовника. Но прежде чем он смог говорить прошло несколько часов.

Мы сидели у костра, доедая остатки солонины. Сырые дрова источали едкий красноватый дым, пахло гнилью и свернувшейся кровью, а холодный ветер с каждым новым порывом противно заползал под одежду. Морриган молчала, бросая на меня враждебные взгляды. Стен хмуро точил топор, а освобожденный храмовник сидел у кромки пламени и не отрывая глаз следил за пляской огня. Он казался немного младше меня, хоть пережитые муки и оставили метки на его лице. Волосы поседели почти до белизны, моршины иссекли суровый профиль, тускло-зеленые глаза поблескивали в свете огня. Его звали Соломон Денеримский. Рыцарь-капитан.

– Прости, что оскорбил твою мать, – хрипло сказал он. – Я принял тебя за одного из этих ублюдков. Венатори.

– И как храмовник позволил схватить себя? – ядовито спросила Морриган. – Привычка красть детей и избивать безоружных подвела?

– Закрой рот, ведьма, – холодно прохрипел он. – И благодари Создателя что сама не встретилась с ними.

– Так значит это правда? – спросил я. – Пифия и ее воины победили армию храмовников?

Неожиданно Сломон захохотал. Сдавленно, болезненно, со слезами на глазах. Даже Стен удивленно обернулся, услышав этот безумный смех.

– Это… это они так сказали, да? Предатели?

– Так сказали Лотерингские храмовники, – ответила Морриган.

– Лживые ублюдки скажут что угодно, для спасения своей шкуры. Все это ложь, – простонал Соломон, падая на бок. – Все ложь. Не было никакой битвы с Пифией. Почти никто из нас ее не видел. Ни саму, ни ее демонов. Только шайку предателей допустили к ней. Будь они прокляты!

– Если все ложь, то в чем же правда, храмовник? Ведь факты говорят о том, что четыре сотни храмовников атаковали Гварен и были разбиты.

– Это ложь, – буркнул он. – Правда в том, что из Денерима вышло пять с половиной сотен всадников Церкви. Правда в том, что до стен Гварена дошло тридцать два израненных, обессиленных и окровавленных воина. Всего… тридцать… два.

Соломон замолк, повисло давящее молчание. Ветер усиливался и горизонт окрасился в кроваво-красные тона. Я не хотел пережидать ночь в поле, опасаясь попасть под моровой дождь. Но раз Соломон сумел выжить, то и нам опасаться нечего. По крайней мере я расчитывал на это.

– Что случилось с армией?

– Они зовут его Мудрецом, – прошептал Соломон. – Он рыщет, ищет что-то в этих лесах. Мы не знали. Мы поверили Логейну. И все погибли. Мои братья, сестры, мой сын… все. А кто не погиб либо стал предателем, либо умер на кресте.

– Расскажи мне все, – мрачно потребовал я.

Морриган подалась вперед, Стен прекратил точить секиру и тоже навострил заостренные уши. Краткий миг тишины сменился болезненным кашлем, а затем он заговорил.

***

Мы много не знали, Страж. Но того, что сказала преподобная мать, хватило, чтобы распалить нашу ярость. Я стоял в строю у великого Денеримского храма, и задыхался от злобы, слушая возвышенные речи жрицы.

Сектанты, поругатели Создателя, захватили Гварен. Священный город, каменную крепость, выстроенную людьми и гномами в незапамятные времена. Место, где тейрн Логейн получил свой титул. Откуда в бой шли армии повстанцев. Второй город Ферелдена. Речь была что надо. Нам нетерпелось в бой. Нетерпелось так, что рыцарь-командор Тариш решил не идти по тракту.

Ты ведь знаешь, есть только один путь в Гварен. Это дорога от Лотеринга, с переправой через реку Брес, прозванную «Брессилианским проходом». Но путь по реке был слишком долог, у нас не было нужного числа кораблей. А Тариш не хотел терять драгоценные дни. Никто из нас не хотел ждать. И тогда мы пошли через лес Брессилиан. Проклятый, изувеченный магией.

Мы – храмовники! Мы способны выжигать магию одним своим присутствием. Духи и демоны в ужасе бегут при виде нас. Лес боялся наших мечей и первые сутки марша прошли без единой заминки. Мы скакали сквозь изумрудную, древнюю стену, сквозь руины, поросшие мхом. И не слышали ни шороха, ни пения птиц. Всю дорогу лес хранил мрачное молчание. Будто знал, что нас ждет. И готовился.

На следующий день безмолвие стало абсолютным. Лошади нервничали, не хотели ехать, приходилось спешиваться и тащить их под узцы. Ритуалы с лириумом не помогали. Что-то следило за нами, я это чувствовал. Все это чувствовали. А затем мы услышали голос. Оглушающий, громоподобный. Казалось, он шел отовсюду.

Он принес туман. О Создатель, он опустился на лес мгновенно. Мгновенно, понимаешь? Его вела чья-то злая воля. Мы оказались в плену белесого кошмара, не видя дальше протянутой руки. И ни одно заклятие, так хорошо отгонявшее духов, не работало.

И пришли порождения тьмы. Представь, каково нам было, Страж. В плену непроглядной мглы слышать звон стали и вопли ужаса. Слышать скрежет доспехов, свист бьющей из артерий крови. Понимать, что рядом с тобой кто-то умирает в агонии и ты можешь лишь гадать, какую именно смерть он встретил. И от чего.

Мы запаниковали и утратили мужество. Мы бросились бежать, под свист клинков и вопли умирающих. Я бежал, не разбирая дороги, задыхаясь от ужаса, крича во все горло.

Не помню, сколько я бежал. Помню лишь что выбрался из тумана и тут же рухнул в траву, задыхаясь и кашляя. Мой доспех был иссечен и казался темно багровым от крови моих братьев и сестер. Помню как обернулся и увидел его.

Высокий блондин в длинном одеянии, с алыми глазами и лицом, иссеченным черными венами. Он стоял среди деревьев и улыбался, глядя на нас. На жалкую горстку окровавленных и сломленых храмовников. А рядом с ним бесновались чудовищные твари. Много позже нам сказали, что это был Мудрец. Так они называют вожака порождений тьмы. Но клянусь, он выглядел как человек.

Нас осталось тридцать два. Трицать два мужчины. Ни одна сестра не вышла из леса, хоть их и было примерно половина армии. Мы не сразу поняли, что оказались на окраине Гварена. Слишком сильно были напуганны и сломлены. И проморгали момент, когда из ворот выехали Венатори. Их было всего два десятка, во главе с одержимой женщиной. Мы не были готовы драться. Они схватили нас и бросили в темницу.