Текст книги "Проклятие"

Автор книги: BNL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Судя по тому, как они обходились с патрулями из Энмора, если превосходили их численностью, мамы из отверженного народца точно не занимались испечением пирожков и чтением сказок на ночь. А если и занимались, то можно представить себе, какого эти сказки были содержания. Такие к обеду не вспоминают.

А о том, что они кладут внутрь пирожков, лучше и вовсе не думать.

И – что удивительно – даже у нойэлингов, рожденных в городе, чувство леса сохранялось. Наверное, это было что-то такое на уровне крови, неотделимое от них самих, за столетия жизни среди деревьев въевшееся в кости, проникшее в переплетения нервов и впитавшееся настолько глубоко, что двум-трем поколениям городской жизни просто не под силу это вытравить…

Обычно даже ночью они не носили с собой огня, потому как не нуждались в нем, но на этот раз как-то так получилось, что кто-то уронил факел, один из трех, и трава, успевшая высохнуть за короткие дни бабьего лета – всего лишь небольшой промежуток между бесконечными дождями, череда ярких обманчиво светлых дней – вспыхнула, как бумага, занялась хвоя голубых елей, из-за которой лес и назвали Синим…

– Эльфийские дети, – пробормотал Ивенн себе под нос, обуянный воспоминаниями о прошедшем вечере. Может быть, кто-то еще и считает эльфов волшебными созданиями, поющими песни при луне, но в Энморе, где он родился, вырос и надеялся умереть, это давно уже стало ругательством весьма недвусмысленного значения, едва ли не самым худшим из всех.

– Берите выше, – хмыкнув, отозвался голос, и в нем ощутимо прозвучала насмешка. – Почему же сразу не сукины?

Но, смягчившись, добавил:

– Очень кстати тогда дождь пошел. Огонь прибило. Но вам не повезло, конечно… Впрочем, я думаю, ничего страшного не произошло, и со зрением потом все будет в порядке.

Ивенн снова коснулся повязки. Да, что-то такое он помнил. Нестерпимый жар, удушливый дым…

Огонь – есть. Крики – есть. Дело за кровью.

Он четко помнил, что успел отправить к их языческому неправильному богу лишь двоих.

– Остальных ты убил? – спросил он, заранее зная ответ. В здешних краях – особенно ночью – не убить значит быть убитым.

Голос помолчал, будто колебался.

– Некоторых, – ответил он наконец. – Остальные, не будь дураки, разбежались от огня.

Что-то во всей этой ситуации было неправильно. Ивенн попытался понять, что именно. У него получилось.

– Постой, – сказал он. – А ты-то откуда там взялся?

Подозрение серой тенью закралось в его сознание, и рука – о, благословенный инстинкт самосохранения – сама собой потянулась к поясу. Но меча там не обнаружила, только пустые ножны.

Незнакомец, наверное, следил за ним со скептическим видом – по крайней мере, в звучании его голоса скепсис ясно угадывался.

– Ваш меч у меня, – промолвил он. – И, если будете себя вести как разумный человек, я, может быть, даже вам его верну. Вы не подумайте чего, просто слишком уж часто меня в последнее время хотят убить. Осторожность никогда не лишняя.

– Откуда ты там взялся? – повторил Ивенн, умевший даже без поддержки меча сохранять решимость и твердость духа.

– Проходил мимо, – был невозмутимый ответ.

– Куда?

– В Энмор.

М-да.

Ивенн запоздало подумал, что резоннее было бы поинтересоваться, откуда это он шел, если единственный населенный пункт в двух днях пути отсюда находится абсолютно в другой стороне. Каким же это надо быть дураком, чтобы срезать путь куда бы то ни было через Синий лес? Это только издали он кажется таким мирным, древним и спокойным.

Он древний, да. Но это все.

– Зачем? – задал следующий вопрос Ивенн.

– Это что, допрос? – сухо осведомился голос, но, тем не менее, поведал после краткой паузы:

– Вообще-то, я ищу кое-что. И если не найду в Энморе, то, думается мне, уже нигде не найду…

А после еще одной паузы признался:

– Но, честно сказать, пока я не могу найти сам Энмор.

Ивенн и не подумал рассмеяться или сказать что-нибудь снисходительно-обидное. Порой он и сам с трудом находил Энмор. Вообще, временами складывалось ощущение, что деревья в лесу ведут бурную общественную жизнь, а тропинки самопроизвольно свиваются в кольцо или меняют направление. К тому же здесь почти никогда не бывает видно солнца, не говоря уже о звездах – острые вершины вековых огромных елей закрывают собой все небо.

– Я сам оттуда, – сказал он.

– Да? – оживился голос. – Тогда знаете, как мы сделаем? Вы расскажете мне, как дойти, а я отведу вас. И все довольны. По рукам?

О таком варианте сам Ивенн, признаться, и не подумал бы, он обладал несколько иным складом ума.

Было только одно препятствие – он не доверял голосу, говорящему с ним. Пусть пока он звучит не опасно, но он часто видел на своем веку, как некоторые вещи очень и очень быстро меняются.

Да и как-то неубедительно звучит отговорка о том, что говоривший с ним совершенно случайно оказался в том самом месте в то самое время.

– А ты не из ушастых ли? – не трудясь спрятать подозрительность, поинтересовался Ивенн.

Молчание, повисшее после этого вопроса, было тяжелым, как чугунная наковальня.

– Нет, – твердо и коротко сказал голос.

– Другие тут не ходят, – возразил Ивенн.

– Будь я одним из них, разве стал бы вас спасать и перевязывать? – раздраженно откликнулся голос.

Ивенн не стал отвечать.

– Ладно, небо с вами, – решил незнакомец и встал – Ивенн явственно услышал шорох плотной ткани и тихий треск хвои под подошвами его сапог. – Не хотите – не надо. Мне, конечно, кошмарно надоело блуждать по треклятой мокрой чащобе, но я уже столько по ней блуждал, что еще чуть-чуть блуждания меня не убьет. Найду дорогу сам. Счастливо оставаться.

И, к ужасу Ивенна, звук удаляющихся трескучих шагов достоверно засвидетельствовал серьезность намерений говорящего.

– Один ты никуда не дойдешь! – крикнул он ему вслед. – Эльфийских детей надо приканчивать сразу. Тебя они убьют, они наверняка запомнили.

– А вас съедят волки, – спокойно возразил голос уже с некоторого отдаления. – Ну, или еще кто-нибудь. Мало ли тут тварей бродит по округе, и все голодные.

Незнакомец отходил все дальше и дальше. Ивенн взвесил все шансы, которые у него были – в лесу, незнамо в каком именно его месте, без меча и зрения. Весили шансы удручающе мало, можно сказать, совсем ничего не весили. Вконец отчаявшись, он с досадой воскликнул:

– Вернись, демон с тобой! Я согласен.

Шаги замерли на миг, а потом начали приближаться. Шуршали брусничные кусты.

Ивенн думал, что на губах, говоривших с ним, должна теперь играть торжествующая довольная усмешка из тех, от одного вида которых он приходил в бешенство. Но, вместо того чтобы праздновать маленькую победу, молодой человек вполне миролюбиво заметил:

– Вот сразу бы так. А то надумали себе небо весть чего…

Небо весть? Такого варианта Ивенн никогда раньше не слышал. Все, кого он знавал, говорили «Богиня весть». Однако он благоразумно решил постараться до поры до времени похоронить сомнения где-то далеко, там, где даже он сам не будет натыкаться на них взглядом.

В конце концов, парень один. Даже если он ушаст и при этом попадет в Энмор, ничего страшного не будет. Ведь, в конце концов, живут же там пять десятков их брата, уродуя город одним своим присутствием – придумали, видите ли, что имеют талант к магии и наукам, а в лесу этим заниматься как-то несподручно…

Хотя бы при луне они не поют. Разве что если надерутся в своем эльфийском трактире, но даже тогда опасной завораживающей сладкозвучности, упоминаемой в легендах, им недостает.

Лишь понятие чести удерживало Ивенна от того, чтобы ночью не пойти в квартал ушастых и не выбить там пару окон. Руки не хотелось марать.

А так как, насколько он осведомлен, шпионов, слава Богине, коварный народец еще не изобрел (ну не нужны они на лоне природы, и все тут), можно не опасаться, что в следующие выходные он приведет с собой друзей.

– Нужно двигаться, – решил голос. – Можете вы по каким-нибудь приметам понять, где мы сейчас?

– Как выглядит все вокруг? – поинтересовался Ивенн.

– Небольшая полянка, – начал описывать голос. – Овальная, метров десять в диаметре будет. А рядом тут ручей или небольшая речка, в общем, вода. Даже отсюда слышно.

Ивенн прислушался и действительно услышал едва различимый плеск быстрой воды.

– Кажется, я знаю, где мы, – сказал он. – Нужно идти через этот самый ручей и дальше на северо-восток, пока среди елок не начнут березы попадаться, а там посмотрим на месте.

– Хорошо, – согласился голос. – Будем ориентироваться по мху. Потому что я решительно не понимаю, что солнце забыло там, где оно сейчас. Сдается мне, оно сейчас должно быть не там.

– Бесполезно, – отверг идею Ивенн. – На этих деревьях мох растет везде, где может зацепиться.

Он почувствовал прикосновение к своему плечу, поднял руку и наткнулся на руку чужую. Пальцы были затянуты в замшевую перчатку.

Хозяин голоса поднял его с земли и, заметив, как неуверенно он стоит на ногах, промолвил с обеспокоенным сомнением:

– Идти-то сможете?

– Смогу, – солгал сам себе Ивенн, на самом деле ни в чем не уверенный. Никакому похмелью еще не удавалось сотворить с ним того, что без труда сделали огонь и, судя по ощущениям, удар палкой по голове.

– Просто ради интереса, – проговорил он, – моя лошадь жива?

– Мало того – она здесь, – подтвердил голос. – Прямо перед вами.

Ивенн сделал пару неуверенных шагов, скованный предчувствием столкновения с чем-нибудь твердым, как все люди, по той или иной причине вдруг потерявшие способность видеть. Мокрая черника задела по ногам. Бабье лето кончилось, и теперь дождям снова не будет конца. Под подошвой его сапога рассыпалась головешка давно прогоревшего остывшего кострища.

С неба не капало, и, несмотря на влажность, так и висящую в воздухе, Ивенн почувствовал на своей щеке несмелую теплоту солнечного луча. Похоже, и правда утро. Часа три прошло с позднего рассвета, не больше.

Где-то начинали петь птицы. Обычно он их не замечал.

Он осторожно вытянул руку, и под ней и впрямь оказалась лошадь. Шкура на крепкой мускулистой спине на ощупь была теплой и гладкой. В ответ на прикосновение верный скакун переступил с ноги на ногу и издал негромкое ржание. Он вообще был не из шумных зверей.

– Где ее голова? – осведомился Ивенн.

– Прямо у вас за спиной, – отозвался голос. – Немножко не угадали.

Ивенн развернулся, скользнул рукой по шее животного, взъерошив коротко остриженную гриву, пошарил под мордой и нашел поводья, привязанные к стволу молоденькой елочки.

– Вот чего не понимаю, – заметил голос, пока он возился с узлом, пытаясь на ощупь его распутать, – так это зачем вы потащили ее с собой в лес. От нее один шум и задержки. К тому же тут ямы повсюду и корни, ей недолго и ногу сломать.

– Все не так, как кажется. На лошади на самом деле получается быстрее, – возразил Ивенн. – К тому же кое-где тут есть дороги.

– Ага, – согласился голос. – Вот только их все построили эльфийские дети, потому что они тут живут. Говоря «построили» я имею в виду «протоптали».

Ивенн во второй раз поймал себя на том, что ему нечего ответить – и уж тем более возразить.

Они двинулись в путь, не считаясь с тропинками, – благо, подлеска, кроме низкорослых ягодных кустиков, здесь почти не росло, не выдерживал он непростые условия их северной природы – и какое-то время шли в молчании. Ивенн вел послушную лошадь под уздцы, без труда ориентируясь на шаги своего спутника – тот специально шуршал травой и хвоей. Наверняка он умел ходить гораздо тише, но помнил, что с ним слепой.

Наконец, Ивенн подал голос, просто чтобы нарушить тишину:

– Как тебя звать?

– Таир, – ответил юноша. – А тебя?

– Ивенн, – представился Ивенн.

На этом разговор, в общем-то, и кончился.

Странное дело, но зачастую в молчании и неведении время, хоть и кажется долгим, идет быстрее, чем если поминутно смотреть на часы, мысленно подгоняя секундную стрелку. Ивенн давно уже перестал чувствовать солнце на своей коже, что, однако, отнюдь не значило, что оно значительно поменяло свое местоположение на небосводе. Просто здешнее небо рождало тучи в немереном количестве, как будто кто-то из богов (но точно не их Богиня, ибо она единственно правильна и совершенна) завел привычку готовить амброзию на беспрестанно чадящей печке с отчаянно дымящей трубой.

И, как в подтверждение его мыслей, заморосил дождь – сначала робко, словно пробуя свои силы, а потом чаще и веселее. Ничего, вот ночью он еще покажет себя во всей красе. Размоет дороги, утопит всех полевок в округе, которым не хватило ума покинуть норки, и, разумеется – куда же без того? – до нитки промочит все, что только можно промочить.

– Что за погода, – посетовал Таир. – Там, откуда я родом, в октябре все еще тепло и радостно. Цветочки цветут…

– А откуда ты родом? – полюбопытствовал Ивенн.

– Из Суэльды, – поведал юноша.

Ивенн присвистнул.

– Далеко забрел, ничего не скажешь… – промолвил он удивленно. – И все время ищешь?

– Да, – был ответ. – Потому и забрел так далеко.

Было что-то странное в том, как он разговаривал. Как будто он отвык говорить вслух, и ему каждый раз приходится мучительно вспоминать, как произносится очередное слово...

Сколько же он блуждает по Синему лесу?

– До этого я был в Морлоне, – продолжал Таир, – и еще в Риверконе. И еще в городе Эн. Там-то меня и отправили в Энмор. Сказали, что там я точно найду, если постараюсь…

И не только по Синему лесу?

Ивенн вспомнил огромную пожелтевшую от времени карту, висящую на стене у него дома. Морлон – это, если память его не подводит, побережье моря Арлен, куда каждый день садится солнце. От Энмора его отделяет едва не весь остальной мир. Риверкон вольно расположился на обоих берегах великой реки Иды почти точно посередине Иларии, их страны, где земли и леса куда больше, чем людей и упорядоченной власти. Эн же почти замкнул путь Таира, ибо находится прямо под крылышком Суэльды. И оттуда – в Энмор самым прямым путем…

Это ж сколько он скакал по необъятным равнинам средней Иларии, плыл с попутной баржей вниз по течению Иды, мерил шагами тропки темного сырого леса? И что же он ищет такого, чего нигде нет?

– Я слышал, в Суэльде третьего года восстание случилось, – сказал Ивенн, отвлекаясь от расчетов и догадок.

– Да, было такое дело, – подтвердил Таир. – Сам видел.

– И чем закончилось? – поинтересовался Ивенн. Новости через Синий лес живыми обычно не доходили, так что рассказы очевидцев – или хотя бы пересказы их рассказов – были особенно ценны.

– Проклятые демократы, – вздохнул юноша. – Прогнившие насквозь. Сами только-только с полей, а все туда же, за руль, вечно им нужно, – следующее слово он буквально выплюнул, – править. Не удивлюсь, если сейчас у них там нищета, разброд и шатание.

– Жаль, – Ивенн покачал головой. – Всегда хотел однажды побывать в тех краях. Увидеть ваш храм Богини…

– Самый большой в стране, – заметил Таир. – Хотя можно сказать, что и в мире. В Диору иные боги.

Разумеется, иные. Именно поэтому Илария и находится с Диору в состоянии перманентной негласной вражды. Не войны, о нет, Богиня упаси. Просто черномазые иноземцы вконец обнаглели. Считают себя лучше всех. Мол-де, у них утонченная культура, и мясо с ножа они никогда не едят, не то что варвары-илариане, по шкале развития общества застрявшие примерно на уровне изобретения огня.

Да и вообще, соседние государства редко дружат, особенно если им есть о чем спорить. Диору повод для спора всегда находила. В последние двадцать лет, например, тамошний король претендовал на кусок холмистой и, в общем-то, стратегически неважной земли от нынешних границ его страны и до самой Иды. Илария этот кусок из принципа не отдавала.

Ручей журчал все громче и громче, обозначивая свое местонахождение, и, когда вода плескалась уже почти у самых его ног, Ивенн понял всю свою слабость и беспомощность.

Таир перепрыгнул на другой берег первым и помог ему. Ручеек был всего в полметра шириной, легче легкого было его просто перешагнуть, но он – сейчас ему пришлось взять этого парня за руку, чтобы не упасть в воду.

Демон побери, это было унизительно, и ничего подобного Ивенн не хотел бы снова испытать.

Ему почему-то вдруг вспомнилось, как красиво в этот ручей ниспадали корни сосенки, выросшей на самом-самом краю крутого берега, так и норовящего осыпаться вниз. Когда видишь что-то постоянно, перестаешь обращать внимание. Но, оказывается, чтобы разом вспомнить все, чем пренебрегал, нужно просто перестать видеть.

– Березы – они такие белые, да? – спросил Таир, останавливаясь.

– Да, белые. С черными пятнами, – кивнул Ивенн.

– Вот здорово, – восхитился Таир. – У нас такого не растет. У нас клены и дубы. И елки – им, похоже, и жара, и холода нипочем… Так вот, о чем бишь я. Куда нам дальше-то?

– Я так понимаю, бесполезно спрашивать тебя, где сейчас солнышко, – задумчиво проговорил Иввен. – Видишь что-нибудь необычное?

– Тропинку, – ответил Таир. – Ну, вернее, как тропинку: кусты поломаны, трава потоптана, и следы копыт дождь еще не все смыл.

– В каком направлении идут следы?

– Туда же, куда и мы шли.

– Отлично.

Дальше они следовали за теми самыми следами, доверившись им. Скорее всего, здесь прошел его отряд, возвращаясь домой.

В конце концов, нужно признать, нойэлинги достаточно умны, чтобы не держать в своем лесу лошадей. Тут они людей обскакали.

Дождь все падал и падал сверху, холодный и довольно мерзкий. Пусть это был и не ливень, зато вода чудесно попадала за ворот, стекала по волосам, звенела на кожистых листьях брусники.

– Как думаешь, который час? – поинтересовался Ивенн и по привычке предпринял попытку взглянуть на небо, ну, или хотя бы на тот его узкий кусочек, что обычно виднелся между елями. Попытка эта по понятным причинам успехом не увенчалась.

– Часа четыре пополудни, я так считаю, – предположил Таир.

Да-а…

Эллен будет волноваться. Скорее всего, она уже волнуется. Места себе не находит, хотя если не знать ее, ни за что не догадаешься. Он же должен был вернуться максимум сегодня в полдень.

К мирному шуршанию дождя добавилось еще что-то, чужеродное, едва различимое.

Так шуршит подлесок, когда кто-то по нему крадется. Судя по звуку, кто-то, крупнее обычного для этих мест хорька или лесного кота. Очень-очень осторожный, и… такое чувство, что конечностей у него больше, чем надо.

Миг – Ивенн едва успел резко обернуться, чисто инстинктивно – звук упругого, высокого прыжка – и падение.

А потом хлюпанье, с которым нож вытаскивают из чьей бы то ни было плоти. Что человек, что зверь в этом плане не сильно отличаются друг от друга.

– Что это было? – спросил Ивенн.

– Обед, вестимо, – ответил Таир.

Это и вправду оказался обед. Они нашли относительно сухое местечко под лапами раскидистой ели, правда, сидеть под ней нужно было с величайшей осторожностью – легчайшее прикосновение к ветвям было чревато целым каскадом ледяной воды на голову. Таир развел костер. Уютно трещали сырые, неохотно горящие дрова, источая запах тяжелого черного дыма.

– Сколько у этой твари было ног? – вдруг подал голос Ивенн, отбрасывая в сторону кость.

Его жующий собеседник ответил не сразу.

– Ты правда хочешь это знать? – наконец уточнил он.

– Не хотел бы – не спрашивал.

– Ну ладно. Шесть.

Если бы Ивенн до сих пор ел, он поперхнулся бы.

– О пресвятая Богиня, мы съели ищейку нойэлингов? – не поверил он своим ушам.

– Ага, – беззаботно подтвердил Таир. – За последнее время я таких уже десяток зажарил. И ничего, жив пока.

Проклятые твари… Единственные, наверное, существа, которых Ивенн любил меньше, чем их хозяев, зверей двуногих, а не шестиногих.

Чем только не шутит природа. Если бы он не знал, то не поверил бы, что действительно существуют такие твари, похожие на здоровых мохнатых жуков, только теплокровные, которые способны чуять святость и благодать. Их выводили нарочно и с самого рождения учили бесшумно наскакивать сзади, рвать зубами, впиваться в горло любому, кто хоть раз в своей жизни с должными чувствами произносил имя Богини, пусть не вслух…

Уже один этот факт дает понять, почему люди всегда будут воевать с остроухими.

– Это очень плохо, – решил Ивенн. – Если эта мерзость ошивается здесь, значит, и другие, ушастые, где-то поблизости.

– Вот уж не думаю, – возразил Таир. – Насколько мне известно, ищейки часто бегают сами по себе. Особенно… особенно если учуют кого-то, – закончил он немного неловко.

– Меня, например, – мрачно заметил Ивенн.

– Вот уж не думаю, – снова возразил Таир.

Что-что? Что он имеет в виду?

Вполне логично и объяснимо, что ищейки – он часто встречался с ними в лесах – запомнили его запах – запах человека, и не простого, а человека, ради веры убившего уйму их брата и отверженного Богиней народца тоже. К тому же, он всегда втайне надеялся, Вышняя Властительница ведь не могла оставить его старания незамеченными, не отметить его каким-то особым знаком – иначе почему он еще в глубокой юности понял, что его призвание есть ни что иное, как защита ее слова?

– Они были бы рады убить меня, – сказал Ивенн. – Я доставляю им немало неприятностей.

Таир обидно фыркнул.

– Кем вы себя возомнили? – вопросил он. – Неужто вы правда думаете, что каждый-каждый эльфийский сукин сын знает вас прямо в лицо? Что, по-вашему, вы такого сотворили, что они помнят вас в фас и в профиль и из тысячи отличили бы поступь вашего неуместного в лесу коня? Ну, убили десяток-другой отцов и братьев. Это не значит, что на другом конце леса, в другом их городе, при одной вести о вашем появлении дети будут прятаться под кровать.

Он сделал паузу, выдохнул и добавил:

– Вот меня они точно убьют, если встретят, любой из них, вне зависимости от пола и возраста. И будет удачей, если просто убьют. А то могут ведь и изобретательность проявить.

– А сам-то ты что такого ужасного сотворил? – насмешливо поинтересовался Ивенн.

– Дело не во мне, – ответил Таир. – Вы же не ищете повода убивать их. Вы убиваете их просто потому, что они – это они.

– Вовсе нет, – не согласился Ивенн. – Мы убиваем их, потому что они бесчеловечные кровожадные твари. В один прекрасный день они могут всем скопом заявиться в Энмор, и…

– Это при том, что всем известно, что в городах они как рыбы без воды, если не хуже, – перебил Таир. – А вас там тьма-тьмущая взрослых сильных борцов за веру. Неужто не справитесь? И к тому же – ведь если вдуматься – они еще только могут, а вы уже делаете.

В его словах было бы рациональное зерно, если бы не единственный постулат, тот якорь, который всегда верно удерживал Ивенна на месте, не давая унестись куда-то далеко и вечно дрейфовать по волнам нравственности и морали. Этот-то постулат он, не задумываясь, и озвучил.

– Так правильно, – сказал он. – Так угодно Богине.

– Когда знаешь, чего на самом деле хотят боги, – тихо проговорил Таир, – многие вещи теряют оправдание.

– О чем ты таком говоришь? – Ивенн нахмурился под повязкой, но вместо ответа парень заявил, уже громче и вроде как бодрее:

– А вообще, если вам интересно знать, что я обо всем этом думаю, мы не имеем права их убивать, потому что мы ничем не лучше их. Точно так же, как я не лучше вас. Чтобы иметь право без сиюминутной необходимости убивать кого бы то ни было, нужно самому быть идеальным, изжить все зло, обитающее внутри тебя. И судить с высоты своей идеальности. Да и вообще, если делить мир на плохое и хорошее, все становится плоским. Иногда есть не плохое и не хорошее, просто другое.

– А иногда есть плохое, – заметил Ивенн.

– Вам, вашей семье нойэлинги что-то плохое сделали? – осведомился Таир, и Ивенну почудилось, что в его голосе звякнула едва уловимая надрывная нотка. – Я имею в виду, кроме того, что они давали сдачи, когда вы без зова являлись к ним домой, чтобы все там сжечь и поломать.

Пальцы Ивенна сами собой сжались в кулак.

А ведь и верно. Если задуматься… Ничего плохого.

Вот только вслух он эту крамольную мысль не выскажет, ни за что.

И будет изо всех сил надеяться, что Богиня ее не заметила, отвлекшись в этот момент на какого-нибудь грешника.

Демон побери, видят небо и Вышняя, он предан ей до мозга костей, он самый преданный ее раб из всех, кого она только видела за свою многотысячелетнюю жизнь! Он скорее умрет, чем помыслит о измене.

– Пора, – вздохнул Таир, вставая. – Здесь рано темнеет…

Ивенн почувствовал запах горелой хвои – его спутник забрасывал костер мокрыми еловыми ветками.

– Лошадь не забудьте, – напомнил он.

– Такое не забывается, – усмехнулся Ивенн.

– Скажите, чем она питается? – полюбопытствовал Таир. – Травы-то в лесу не растет.

– Черникой. Она приспособилась, – ответил Ивенн.

Дождь вроде подутих. Потом собрался с силами и снова полил активнее, смывая последнюю надежду на ясную ночь.

– Знаете что, – неожиданно заявил Таир, – возьмите свой меч назад. Будем считать, что я вам доверяю.

Хорошо же доверие, усмехнулся про себя Ивенн. Вернуть меч слепцу, неспособному его применить…

Впрочем, у него и у самого доверия к странному незнакомцу тоже отнюдь не прибавилось.

Радовало одно – голова, до определенного момента с готовностью отзывающаяся мучительной болью на каждый следующий шаг, вроде как смирилась и решила вести себя хорошо. А ожог и вовсе совсем не чувствовался. Кто знает, как и чем лечил его проходивший мимо юнец?

Где-то близко-близко по правую руку ударил гром – будто пустой глиняный кувшин разбили камнем. Лошадь испуганно дернулась, издав короткое встревоженное ржание.

– Будет буря, – задумчиво проговорил Таир.

– Что, за время странствий успел выучить здешние приметы? – усмехнулся Ивенн.

– Да что их учить, – отмахнулся Таир. – Все проще простого. Если вокруг дождь, ветер и темно так, что хоть глаз коли, будет буря.

– Да, тут ты прав, парень, – согласился Ивенн, соглашаясь с подобной формулировкой. – Других примет у нас не бывает. Хорошо же нам будет сегодня ночевать…

– Мне – будет, – подтвердил Таир. – Вам – нет. Я вижу дом впереди. Выглядит он вполне по-человечески.

– Видимость бывает обманчива, – заметил Ивенн.

– Не спорю, – не стал отрицать Таир. – Но мне кажется, та женщина в окне вполне правдоподобна.

Они прошли еще немного.

– Стена прямо перед вами, – сообщил Таир. – Отдайте мне лошадь и вперед. Расскажете хозяйке волнующую историю ваших злоключений, уверен, она поймет и приютит.

Ивенн протянул руку и действительно обнаружил бревенчатый сруб стены. Добротные, крепкие бревна, закаленные старостью, мокрые и скользкие сейчас, а в одном – трещина, какие появляются по летней жаре, когда она изредка заглядывает в эти холодные края.

– А ты сам? – спросил Ивенн.

Таир рассмеялся.

– О нет, я не пойду, – сказал он. – Обойдусь как-нибудь. Это вам не мешало бы хоть одну ночь поспать на нормальной кровати под крышей.

– Но почему? – не понял Ивенн.

– Не хотелось бы стеснять хозяйку, – уклончиво ответил Таир и добавил чуть погодя:

– Просто в домах обычно принято снимать плащ.

– Да кто ты такой, в конце-то концов? – не выдержал Ивенн.

Сначала толкует о том, что Богиня далеко не во всем права, как будто это вообще возможно – ставить ее правоту под сомнение, потом почему-то не желает расставаться с плащом, да еще и отправляет его одного в незнакомый дом.

В котором, между прочим, ждать может все, что угодно.

Эх, если бы ему было чем видеть, он бы с первого взгляда понял, миром в воздухе пахнет или ловушкой. Такие вещи сразу понимаешь, даже не осознавая, как. Всякие мелкие детали и прочее.

А сейчас – сейчас ему остается только доверять.

То есть заняться тем, чего он, по сути, никогда в жизни не делал. Ну, его мать, далекое воспоминание короткого детства, и Эллен не в счет. Да и им он поверил далеко не сразу.

– Ну, уж этого-то вы точно знать не хотите, – с ясно слышимой усмешкой откликнулся Таир.

– Это еще почему? – возмутился было Ивенн, но ответа не получил. Парень уже исчез. Он двигался абсолютно бесшумно, как Ивенн и предполагал – он и понял-то, что его рядом уже нет, по неестественной, ничем не наполненной тишине.

Лошадь тоже пропала – он вдруг обнаружил, что поводьев у него в руке больше нет. Вот уж не подумал бы, мелькнуло в голове, что такая здоровенная, сильная тварь, даже не замечающая его немалого, в общем-то, веса, может не издать ни звука, удаляясь в ближайшие кусты.

Дождь усиливался, медленно, но верно. В небе снова громыхнуло.

В конце концов, напомнил себе Ивенн, если бы Таир желал ему зла, убил бы его днем раньше, вместо того чтоб спасать. Или просто прошел бы мимо, предоставив ушастым завершать начатое дело.

Ведя рукой по стене, он осторожно обогнул один угол, второй, после чего запнулся о крыльцо, поднялся на него и постучал.

В число открытий, сделанных за сегодня, присоединяясь к пению птичек и некоторым философским выводам, вошло еще одно новое для Ивенна ощущение: оказывается, бывает, что доверие оправдывается.

В действительности дверь открылась, и орды вооруженных до зубов врагов не ждали его, притаившись за косяком.

Женщина, судя по голосу, была, скорее, девушкой – уж больно молодо она звучала. Вначале ее интонации выдавали страх – еще бы, ночью, одна, с незнакомым мужчиной! – но он вел себя очень осторожно, и она успокоилась. А после того, как он, последовав дельному совету, рассказал историю получения своих боевых ранений, даже напоила его чаем.

Она дочь лесника, сказала она, и Ивенн подивился – чем же в Синем лесу занимаются лесники? Браконьеры тут скорее сами встречают зубастую смерть, чем в немереном количестве убивают зверушек, не очень-то, надо заметить, ценных в плане мяса или меха, зато очень кусачих и умеющих чудесно прятаться. Но отец, поведала девушка, сейчас куда-то отлучился и до завтрашнего дня точно не вернется, так что его кровать свободна, и не желает ли господин, охраняющий покой мирных граждан ночами, ею воспользоваться?

Кажется, она слышала про него. Слухами о героических деяниях земля полнится. Ивенну даже стало как-то приятно, что он к славе не стремился, но она сама его нашла, но он тут же устыдился себя самого. Ведь он делает то, что делает, ради общего блага. Известность тут вовсе не при чем.

Ночью дождь и правда показал, на что он способен.

Лежа на жесткой, зато широкой кровати на чердаке с низким потолком, Ивенн слушал непрерывный стук частых капель по крыше и думал, что меньше всего хотел бы оказаться сейчас на месте какого-нибудь бедняги, вынужденного ночевать под открытым неприютным небом.

Тут он вспомнил Таира и испытал ощутимый укол совести, однако тут же шикнул на нее. Ничто ведь не мешало этому парню присоединиться к нему в гостеприимной обители лесника, верно? Только его упрямство и абсолютно детская скрытность. Следуя его же логике, даже если он и совершил что-то поистине чудовищное, откуда этой девочке знать? Она навряд ли и в Энморе-то часто бывает… Наверняка знает всю округу как свои пять пальцев, всю тысячу трав и травок, растущих в лесу, может сходу назвать по именам, а по праздникам собирает цветочки и подпевает птичкам, ну, или они ей.