Текст книги "Running (СИ)"
Автор книги: бегущая блондинка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Соленые дорожки с невероятной скоростью будто на перемотке стекают по моим щекам, а изо рта вырываются непонятные звуки, то ли стоны, то ли рыки, то ли крик. Я не могу остановиться, и книга падает из моих рук на пол. И мне хочется тоже упасть, но раненое животное внутри меня еще не готово. Я почти ничего не вижу от пелены слез на моих глазах, поэтому, оперевшись о барную стойку, случайно опрокидываю стакан с бренди, и он шумно разбивается. Возможно это должно было привести меня в чувство, но осколки, звеневшие о паркет, вызывают новую волну боли, которая теперь в свою очередь превращается в ярость. Мне так понравился звук разбитого стекла, что я принялась крушить все, до чего могла дотянуться моя рука. Тарелки, из которых ели гости, с шумом летели в стену и разлетались на сотни осколков. Бокалы и стаканы, рюмки и фужеры, все со звоном разбивалось о стену и пол. Я что-то кричала, но даже сама не могла понять что. Когда посуды для биться не осталось, я принялась ломать стулья, швыряя их из одного угла в другой. Мебель была тяжелой, и вскоре я выдохлась. Но слезы не переставали скатываться по моим щекам. Я лишь тихонечко осела по внешней стороне барной стойки и, притянув колени к груди и спрятав лицо в ладони, продолжила упиваться этим чувством. Все, что копилось во мне три дня, сейчас просилось наружу.
Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем я услышала:
– Твою мать! Ты что совсем рехнулась?! – сильные руки хватают меня за плечи и трясут изо всех сил. Я будто просыпаюсь и теперь отчетливо вижу обеспокоенное лицо Тома, а затем вижу причину этого беспокойства. По моим ладоням и предплечьям стекает темная кровь. Местами она уже запеклась, но некоторые порезы, в которых виднелись осколки, еще кровоточили. Страх накрывает меня с головой. Как я могла не заметить, что в моих руках застряло чертово стекло?! И это чувство вызывает новый поток слез. Так мне и надо. Это я виновата. Пусть загноятся и я сдохну от заражения крови. Мне казалось, что все это лишь проносится в моих мыслях, но как выяснилось, говорила я это вслух.
– Мэри, что ты такое говоришь? Ты ни в чем не виновата, слышишь меня? – парень пытается схватить меня за ладони, чтобы зафиксировать их и посмотреть насколько глубоки порезы, но я выдираю их из его рук и начинаю кричать. Лучше бы он не возвращался.
– Нет, виновата!!! Это все из-за меня! Ты сам это знаешь. Ты же был там. Ты слышал, что они сказали, – вновь накрывая ладонями лицо, чтобы спрятать слезы, я чувствую, как порезала щеку. Теперь раны щиплют от соленой воды. Ох, но теперь я чувствую не только это. Я, как оголенный провод. Апатия превратилась в истерику.
В комнате стоит тишина, которую прерывают лишь мои всхлипы. Том молчит, потому что знает, что я права.
– Это не так. Ты бы не смогла ничего изменить, – его голос раздается у самого уха, такой низкий и тихий. Он обвивает меня руками, притягивая к своей груди, ведь я больше не сопротивляюсь. У меня не осталось сил.
– Смогла бы. Он страдал около часа. Я бы могла вызвать скорую. Я бы могла сразу же отвезти его в больницу. Я бы дала ему лекарства. А он был тут один и умирал, – я сжимаюсь еще сильнее, так как теперь на первый план вышло новое чувство. Эти три дня меня съедала изнутри не только боль утраты, но и невероятное чувство вины. – Том, два года...ДВА ГОДА этот человек был рядом. Чтобы ни случилось, с чем бы я не столкнулась, он всегда оказывался в нужное время в нужном месте. Он помогал мне и поддерживал. А я... в той единственный момент, когда нужна была ему я, меня здесь не было. Он умирал, а что делала я? Что, Том? Я бросила его и свалила к черту на куличики. Это моя благодарность за все, что он для меня сделал? Возможно это бы ничего не исправило, и я бы его не спасла. Но я была бы рядом. Он бы ушел не один.
Linkin Park “One More Light”
Кто-то сказал, что «слезы – это кровь души». Если это так, то сейчас моя израненная душа потеряла парочку литров. Футболка Тома промокла в области груди насквозь, а я все не могла остановиться. С другой стороны, бытует мнение, что «слезы – это лекарство от боли», и возможно я была на полпути к выздоровлению. Том меня укачивал и гладил по голове, не решаясь больше проронить и слова. И правильно. Слова тут совсем ни к чему.
Я была самой настоящей развалиной. Будто разбила себя вместе с бокалами и фужерами. Будто разлетелась на осколки и не могла найти в себе силы собраться. Слезы высохли и я успокоилась, но к полу меня прижала такая усталость, и я вот-вот была готова провалиться в сон. Почувствовав это, Том зашевелился:
– Надо продезинфицировать порезы, и тогда ты отдохнешь. Вставай, – поднимая под руки, парень подводит меня к раковине. – Вытяни ладони, возможно немного пощиплет, – и я подчиняюсь. Том достает неведомо откуда бутылку водки, и открутив крышку зубами, выливает жидкость на мои руки. Я морщусь, но терплю. Не так уж мне и хотелось умереть от инфекции. – Раны неглубокие, зашивать не нужно, но надо обработать. Где у вас аптечка?
– На кухне, справа на полке, – отвечаю я, всматриваясь в алые полоски на моих ладонях. Раны действительно неглубокие. Шрамов не должно остаться. Том вернулся с тюбиком мази и широким бинтом в руках и принялся обрабатывать порезы. Я не могла отвести от него взгляда. Казалось, что он повзрослел за эти дни. Удивительно, но я впервые наблюдала у него такое выражение лица. Все то время, что мы были вместе, он всегда улыбался или по крайней мере был расслаблен. А сейчас, он был серьезен и напряжен, как никогда. Глубокая морщина пролегла между бровями. Зубы стиснуты. Желваки ходят. Нет, сейчас этому парню не двадцать три. Сейчас ощущение, что ему давно за сорок. Томас очень аккуратно и осторожно бинтует мои руки.
– Том, – тихонечко зову его я. Он замирает и поднимает на меня свои завораживающие глаза.
– Да?
– Спасибо...
– Да не за что, Мэри. Из меня медбрат так себе, но вроде все обработал. Надо будет поменя... – но я не даю ему закончить.
– Я не только об этом, – киваю на разорванный бинт и раскрытый тюбик. – В целом спасибо тебе. Что был со мной эти три дня. Одна бы я не справилась. Ты очень здорово помог мне, – перебинтованной рукой глажу его по тыльной стороне ладони.
– За такой спасибо не говорят, – Том гладит меня по щеке. – Мне правда очень жаль, – вновь этот взгляд, как у кота из Шрека. Но сейчас я уже понимаю. Меня есть за что пожалеть.
– И тем не менее, спасибо. Но... – я собираюсь с мыслями, чтобы придумать, как ему сказать помягче то, что крутится в моей голове вот уже третий день. – но больше не надо, Том. Ты можешь ехать домой, дальше я разберусь сама. – его ладонь соскальзывает с моей щеки, а в глазах плескается недоумение. – Я оценила твою заботу. Том, я правда очень тебе благодарна, но теперь мне нужно побыть одной.
– О чем ты? Тебе нельзя оставаться одной. Я уехал на пятнадцать минут, а нашел тебя в таком состоянии, – парень окидывает взглядом полуразрушенный зал паба.
– Это был единичный случай. Могу поклясться, такого больше не повторится, – мне стыдно за то, что я устроила, но эта вспышка мне была необходима. –Том, езжай к своей семье. Проведи время с родными. У тебя отпуск, ты их очень давно не видел. Не надо быть моей нянькой. Я справлюсь сама, честное слово, – все не так. Не те! Не те слова, я совсем не это имею ввиду. Звучу, как неблагодарная скотина. Прокашливаюсь и продолжаю: – Я не хочу, чтобы ты целыми днями наблюдал, как я справляюсь с... этим. Чтобы погружался во всю эту атмосферу. Тебе это совсем не нужно. Побудь с братьями, с родителями. Вы хотели съездить покататься на лыжах. Пожалуйста, не меняй своих планов из-за меня. Я не хочу становится обузой.
– Да о чем ты вообще говоришь? Какая обуза, Мэри? Это жизнь, и в жизни такое случается. Не всегда все радужно и прекрасно. Но для этого и нужны... ты не должна через это проходить в одиночку! Я хочу быть рядом и помочь тебе, – Том поднимает меня за подбородок и смотрит так, будто хочет до меня достучаться. Но это бесполезно. Я приняла решение.
– Так будет лучше, Том. Для нас. Ты видишь, как меня мотает. Я еле сдерживаюсь, чтобы не наговорить тебе лишнего и все не испортить. Я не хочу потом жалеть. Не хочу, чтобы ты смотрел на меня и думал об этой развалюхе. Не хочу, чтобы все то светлое, что мы с тобой пережили, перекрылось этим мраком, что навис надо мной сейчас. Мне нужно время.
– Этого не случится, я тебе обещаю.
– Нет, Том. Случится. Дай мне время, прошу тебя. Мне нужно зализать раны. Одной. Так я справлюсь с этим быстрее, – я касаюсь губами его щеки и пытаюсь поймать его взгляд. – Это ничего не меняет. Я люблю тебя, но пережить мне это нужно одной. Прости...
– Я ничего не понимаю. Зачем ты так? Зачем закрываешься от меня? Я ведь хочу этого. Хочу помочь.
– Я знаю. Знаю. И ты можешь это сделать, если поедешь домой. Ради меня, пожалуйста, езжай домой. Обними маму, поговори с братьями. Ну, прошу тебя, Том, – слезы снова наворачиваются на моих глазах, и я запрокидываю голову. – Дай мне побыть одной! – последнюю фразу я уже кричу ему в лицо. Зря. Ой зря...
– Хорошо. Я уйду. Если это то, что тебе нужно. Только пообещай мне, пожалуйста, что с тобой ничего не случится. Иначе... – он прерывается на полуслове и притягивает меня к себе, и на секунду, я вновь чувствую разряд тока между нами. Напряжение. Влечение. Даже бабочку? Кажется, одна вспорхнула крыльями где-то глубоко-глубоко внутри. Он накрывает мои губы своими и очень медленно и нежно целует. А я пытаюсь запомнить вкус этих губ и запах его одеколона. Нет, мы вроде как не расстаемся. Но если что-то произойдет, если между нами все изменится, это будет на моей совести. – Я тоже тебя люблю, – выдыхает он мне в губы. – И ты всегда можешь мне позвонить. В любое время. Я приеду. Хорошо?
– Хорошо, – я смотрю, как он натягивает куртку, и оглянувшись в мою сторону напоследок, покидает паб, а затем едва волоча ноги поднимаюсь в свою комнату и падаю на кровать. «Может быть это всего лишь один из моих кошмаров?» – проносится в моей голове прежде, чем я погружаюсь в долгий и беспокойный сон.
====== Глава 28 ======
Как приятно находиться в этой темноте. В этой пустоте. В этой тишине. Раньше бездна, в которую меня засосало, меня бы напугала. Но сейчас я наслаждалась этим спокойствием. Сейчас я находила утешение и убежище в этом мраке. Занавески плотно задернуты. Поверх моей головы накинуто одеяло. Я балансирую на грани сна и реальности, то погружаясь в бессознательное состояние, то открывая глаза. Я поднимаю веки лишь для того, чтобы сделать глоток воды. Голод меня не беспокоит. А вот жажда... мне постоянно хочется пить. Скорее всего организм обезвожен из-за десятков литров слез, что я выплакала после ухода Тома. Я засыпала с мыслью, что все это лишь один из моих кошмаров, но просыпаясь и видя, что реальность не менялась, начинала плакать с ещё большей силой. Прежде чем вновь провалиться в сон я просила Бога “Пожалуйста, пусть он будет жив, пусть все будет как раньше”, обещала, что впредь буду поступать правильно, буду помогать людям, буду чистить зубы в конце концов, лишь бы это все оказалось сном, но Господь меня не слышал и мой торг с ним был тщетен. Постепенно я смирилась с этой мыслью. Осознание того, что Трэв не вернется, обрушилось на меня внезапно. Оно зажглось на задворках моего сознания, как лампочка у мультперсонажей, а затем опустилось во все тело, придавив его отчаянием, а затем медленно потащило на дно, погружая меня в депрессию. Возможно теория о пяти стадиях переживания утраты и горя не такой уж и бред. Все шло как по расписанию: отрицание, злость, торг, депрессия. Венцом этой цепочки должно было стать смирение, и я его очень ждала. Проскочив все этапы слишком быстро, я застряла на четвёртом и вот уже который день не вылезала из кровати. Сон давал мне возможность убежать от реальности, забыть о том, что всего за неделю я потеряла близкого человека. Даже двух. Правда второго я оттолкнула сама. Мне не хотелось думать о том, что я все разрушила с Томом. Но и заставлять его проходить через это со мной я не могла. В один момент все стало ясным, как день. Том – популярный актёр. У него легкая, светлая и насыщенная жизнь. Образ весёлого и беззаботного парня никак не взялся у меня с картинкой, где он наблюдает за моей истерикой, держит за руку, утирает слезы. Зачем ему это? У него в жизни все хорошо, и я не собираюсь её портить. Я не думала, что ему все равно, или что я не достойна его сочувствия. Нет, напротив, я убедилась насколько этот парень искренне за меня переживает, что я действительно ему небезразлична, и в свою очередь, полюбив его, не хотела, чтобы он страдал вместе со мной. В его сумасшедшем графике и жизни и так хватает проблем, а семья и отношения должны приносить положительные эмоции, наполнять его, а не высасывать последнюю энергию. Я не хотела, чтобы ему было некомфортно и больно из-за того, что я переживаю. Я всегда справлялась со всем сама, и этот раз не станет исключением. Делаю глоток воды, а затем тянусь к таблеткам у тумбочки. В эти дни я как никогда прежде была благодарна медицине. Если бы не успокоительное и снотворное, я не знаю, что бы со мной было. Лекарства позволяли мне набраться сил. Простых физических. От стресса и простуды мой организм был настолько ослаблен, что лишь поднятие руки и век стоило мне титанических усилий. Когда я первый раз уснула после похорон, в мою жизнь вернулись кошмары. Те самые яркие и реальные. Просыпаясь каждые полчаса в холодном поту, я решила, что если уж помощь живых людей мне не нужна, то от таблеток я не откажусь. Благодаря им мне больше не снились никакие сны, ни приятные, ни плохие. Просто мрак и тишина. Запиваю спасительное средство, и поворачиваюсь на другой бок, укрываясь одеялом с головой. Тело расслабляется, что-то тяжелое тянет меня на дно, дурманит разум, мои веки слипаются. Но прежде чем я успеваю провалиться в сон, где-то рядом раздаётся звонок мобильного. Игнорирую. Всех, кто живет на британских островах я попросила меня не беспокоить. Если это Холли или Дарья они поймут, что я не хочу разговаривать. Делаю глубокий вдох и устраиваюсь поудобнее. Телефон замолкает, а затем снова начинает трещать. Господи, да оставьте меня в покое! Затыкаю уши подушкой, но противная мелодия продолжает бить по перепонкам и не даёт мне провалиться в столь желанную темноту.
⁃ Чёрт! Сколько можно-то! – ругаюсь я и протягиваю руку к айфону.
К моему удивлению звонит мама. Только сейчас я понимаю, что не звонила ей уже около трех недель. Обычно раз в неделю мы созваниваемся по скайпу, но с тех пор как в моей жизни появился Том, я стала отдалятся. Мне все было “некогда”. А после всего случившегося я вообще забыла, что у меня есть родители и семья за несколько тысяч километров от Лондона. Стараюсь пригладить ладонью волосы, потрепать себя по щекам, чтобы появился румянец. Не хочу, чтобы мама видела меня в таком состоянии. Ей незачем беспокоиться. Нажимаю на кнопочку ответить и пытаюсь выдавить из себя улыбку.
⁃ Привет, мам, – на экране появляется мама. Лицо украшает невероятно тёплая улыбка, которая постепенно меркнет, когда она всматривается в меня.
⁃ Машенька, что с тобой? Ты заболела? – на заднем фоне шум и крики моих родственников, поэтому мама встаёт с дивана и направляется в другую комнату, где атмосфера потише.
⁃ Нет, я в порядке. Все хорошо. У вас там гости? – делаю голос как можно непринуждённее.
⁃ Ну, конечно. А ты что ещё спишь? Отмечать не собираешься? – мама уходит в мою старую комнату, и ложится на диван, вытягивая телефон так, чтобы уместиться в кадре.
“Отмечать?” хочется спросить мне, но потом до меня доходит. Сегодня Новый год. Для меня время остановилось, однако остальные семь с половиной миллиардов людей продолжали жить своей жизнью, справлять праздники, дышать, смеяться, чувствовать. В груди что-то завибрировало, и я снова почувствовала растущий комок в области рёбер. Сейчас мне захотелось домой. Обнять маму, папу. Прижаться к ним и просто все позабыть. Все, что случилось со мной за последние семь лет. Стать снова маленькой и зависимой девочкой, не думать ни о чем. Не переживать. Не беспокоится. Не бороться. В глазах жжёт.
⁃ Доча, солнышко, что произошло? Почему ты плачешь? – я лишь качаю головой, а крупные обжигающе горячие слёзы начинают скатываться по моим щекам.
Как же я все усложнила. Зачем я врала родителям? Зачем сбежала? Зачем устроила себе эту западню. Если бы я никогда не уехала, то сейчас бы не испытывала эту нестерпимую боль в сердце. Если бы я осталась в родном городе, со мной бы всегда были рядом близкие люди. Мне бы не пришлось страдать. Бороться за место под солнцем. Мне было бы легче.
⁃ Ты меня пугаешь, Маш, – слышу голос мамы и отнимаю ладони от лица.
Я вижу её растерянность. Вижу даже страх. А также чувствую укол совести. Мама... как же отвратительно я повела с ней себя. Она всегда меня поддерживала. Всегда в меня верила. Я никогда от неё ничего не скрывала. Тянулась к ней, как листья к солнышку. Мечтала быть похожей на неё. Преуспеть в карьере и в личной жизни. Добиться уважения. В какой момент все пошло не так? Когда я начала ей врать и отдаляться? Когда мне пришла в голову мысль, что она “не поймёт”? Почему я так плохо о ней подумала? Ведь она моя мама. Она не может “не понять”. Я запутала её и себя. Не доверилась самому родному и близкому человеку в жизни. Ошиблась. Оступилась. И сейчас мне нужно исправить эту ошибку во что бы то ни стало. Чем скорее, тем лучше.
⁃ Мамочка, прости меня, пожалуйста, – только и удаётся выдавить мне из себя.
Мне просто необходимо избавиться от этого груза. Пришло время исповеди. Готова я к этому или нет.
⁃ За что, моя хорошая? Что у тебя случилось? – спрашивает она, не отводя от меня взгляд.
Очки в толстой оправе делают её глаза ещё больше. Сейчас эти чёрные расширенные зрачки смотрят на меня в упор, и я впервые не опускаю взгляд. Том говорил мне, что я не умею играть, не умею врать. И на протяжении двух лет, скрывая правду от моих родителей, я никогда не смела посмотреть им в глаза. Но сейчас я решилась. Время пришло. ⁃ Я так запуталась, мам. Так устала... – начинаю я.
Слезы сдавливают горло, мешают говорить, лишают воздуха. Последние три дня из меня выходит все невыплаканное за пару лет. Вся та обида и боль, что копились годами, и я не в силах противостоять этому урагану. Всхлипывая я начинаю свой сумбурный рассказ. Хаотично прыгая от события к событию, от человека к человеку, я вываливаю на мою бедную растерявшуюся маму весь груз, скопившийся на сердце. Она не прерывает меня. Слушает внимательно, и лишь ее выражение лица меняется в зависимости от произносимого мной. Я рассказываю ей о том, как меня обманули с работой, как я работала все это время официанткой, что мистер Беккет (о котором она знала) не просто арендодатель, а мой босс, с которым я пару лет жила бок о бок. Я рассказываю ей и о Томе. О том, что именно с ним я ездила в Италию, а не по работе, как говорила раньше. О сердечном приступе. Об отчаянии. О страхе. О неизвестности.
– Он оставил все мне, мам... Паб, квартиру, сбережения. Все... Я не знаю, что мне теперь делать. Я просто хочу, чтобы все было как раньше...
Какое-то время она молчит. Переваривает услышанное, а я сминаю мокрый от слез уголок одеяла и наконец-то дышу. Впервые за долгое время по-настоящему. Я сбросила с себя тяжелый балласт, и теперь уже неважно, что обо мне подумают. Как бы я не старалась, но одной справиться чисто психологически очень сложно. Нужно принимать серьезные решения, а я сейчас годна только на самобичевание и сон. Мне необходим совет родного взрослого человека. Убрать эмоциональную составляющую, понять как поступить правильно. Увидев в завещании свое имя, я растерялась. Конечно у Трэва не было родственников, но все же оставить в наследство все официантке – это странно. Даже для него. Согласно последней воле моего босса мне доставался паб, две прилегающих к нему квартиры, средства на сберегательном счету и другое имущество. Я не имела ни малейшего понятия, что с этим делать. Управлять пабом – это не для меня. Продолжать дело старика, заботиться о его «детище» – большая ответственность. Да и вообще мне все это не нужно. С другой стороны – это то, что хотел мой друг, а также возможность закрепиться в королевстве. Эмоциональный и рациональный, этический и юридический компоненты смешивались и сводили меня с ума.
– Ты должна перестать чувствовать себя виноватой, – голос матери прерывает мои размышления. – Во всех аспектах. Я на тебя не сержусь, что ты скрывала столько времени правду. Ты считала, что так будет лучше. И возможно ты была права, – она опускает взгляд и делает глубокий вдох. – Мы с папой частенько, хоть и не желая этого, давили на тебя, на твой выбор. Ты всегда старалась поступать правильно, чтобы нас не подвести. Но ты забыла, – она запинается и поднимает на меня свой взгляд. – Доча, вне зависимости от того, получается у тебя что-либо или нет, мы тебя любим и гордимся тобой. Ты зря боялась рассказать. Ты молодец, справилась сама. Даже когда казалось, что выхода нет. И это еще раз доказывает насколько ты у меня сильная. Но, родная, сила не в том, чтобы делать все самой. Порой нам нужен кто-то, кто поможет справиться со сложностями.
Я смотрю на нее и комок внутри постепенно растворяется. Мне хочется, чтобы она была рядом, и я могла ее обнять. Она умеет найти правильные слова, но иногда они даже не нужны. Нужно, чтобы она просто могла тебя прижать к себе и защитить от всей жестокости реального мира.
– Трэвор был хорошим человеком, и мне очень жаль, что все так получилось. Но так бывает, он прожил долгую и хорошую жизнь. Не вини себя, что не смогла быть рядом. Значит, так было нужно. Судьба – непредсказуемая штука. Ты же в нее веришь, всегда считала, что все что происходит – неслучайно. Ваша встреча с Томасом тому доказательство. Ты была там, где должна была быть. Я думаю, ты была очень дорога мистеру Беккету, учитывая тот факт, что он завещал все тебе, и не стоит себя корить.
Да уж. Легко сказать. От чувства вины не так уж просто избавиться. Оно как раковая опухоль – не отпускает меня, разрастается, съедает меня изнутри, уничтожает. Оно – уже часть меня.
– Тебе не обязательно принимать решение сейчас. Это довольно серьезный шаг. У тебя есть время. С юридической точки зрения, процесс вступления в права наследования довольно долгий и трудоемкий. Сейчас тебе нужно сконцентрироваться на себе. Набраться сил. Поговорить с Томом.
– Что? – от неожиданности вскидываю голову я.
– Да, ты все правильно услышала. Я не знаю ничего об этом парне и ваших отношениях, но уверена в том, что ты зря его оттолкнула. Ты всегда так поступаешь, милая. Отталкиваешь всех от себя, чтобы не привязываться и не испытывать боль. Боишься навязаться человеку, боишься довериться, считая, что твои проблемы не достойны их. Так нельзя! Нельзя всю жизнь пройти в одиночку. Если ты его любишь, борись со своим страхом.
– Мам, именно из-за того, что я его люблю, я не хочу, чтобы он переживал вместе со мной. Как бы грубо не звучало, но я не хочу быть унылым говном. Мы обе с тобой знаем, что с такими людьми не хочется «общаться». А я сейчас представлю собой развалюху. Я не хочу его потерять из-за этого. Особенно когда все шло так хорошо.
– Ты сама себя слышишь? Ты уже теряешь его. Ты же его отправила восвояси. Ты права, что с пессимистами не всегда хочется проводить свое время, но у тебя есть причины так себя чувствовать. У тебя не экран телефона разбился. Ты переживаешь утрату, Маша, твое положение сейчас нестабильно. И человек, который тебя любит должен это понимать и поддерживать. Если он испытывает к тебе чувства, его это не оттолкнёт, а наоборот сблизит вас.
– Не знаю, мам. Все так сложно.
– Это ты усложняешь. На самом деле все просто. Но я ни в коем случае не говорю, что это легко. Милая, я могу прилететь на следующей неделе. Помочь тебе. У меня как раз скопилось несколько отгулов на работе.
– Нет, мам! Не стоит. Я в порядке. Точнее не совсем, но все не так плохо. Я сама планирую приехать домой в ближайшем будущем. Очень по всем соскучилась. По бабушке с дедушкой. По Лене. По братьям. Так что, как только наберусь сил, прилечу в Россию. Спасибо, что выслушала и поддержала. Мне необходимо было выговориться тебе, стало в сто крат легче. Я тебя очень люблю, мам! С Новым Годом! – я целую камеру и смахиваю вновь навернувшиеся слезы. Но слезы не боли и отчаяния, а благодарности.
– С Новым Счастьем! Держи меня в курсе, родная. Я завтра тебе наберу. Отдыхай, и выпей бокал шампанского. Новый год как никак. Пусть все плохое останется в старом году. Я тебя тоже очень люблю.
Экран гаснет, и я окидываю взглядом комнату. После разговора с мамой, я будто отошла ото сна. Сейчас таблетки у кровати, одеяла, разбросанная одежда и бутылки воды казались мне не такими уютными. Делаю усилие и ватными ногами встаю на пол. Нужно выпить горячего сладкого чая. Спускаюсь вниз и окидываю полуразрушенный паб. За три дня я так и не удосужилась здесь прибраться. Я вообще не вставала с кровати, притащив все необходимое в свою комнату. Затягиваю лохматые волосы в тугой хвост и приношу веник и совок из кладовки. Тысячи осколков разбросаны по паркету, и я принимаюсь за уборку. Возможно это позволит навести порядок в моей голове. Аккуратно, забинтованными ладонями, я собираю стекло в мусорный пакет, и мой взгляд падает на книгу Олдоса Хаксли. Мурашки пробегают по спине, но я не чувствую больше этой лавины отчаяния. Во мне как будто бы появились силы. Начала зарождаться надежда, что когда-нибудь все наладится. Осторожно протягиваю руку к подарку и сжимаю кожаный переплет. В голове автоматически всплывает сцена недельной давности, где Трэв дарит мне ее. Тогда я видела его в последний раз. Глажу корешок и открываю первую страницу. Сердце делает кульбит, а затем обрывается и падает. Красивый, почти каллиграфический почерк Трэвора украшает разворот. В кавычках приведена цитата из книги: «И во всех тех случаях, когда была хоть малейшая возможность увлечься всерьез, он упорно сопротивлялся – сражался за свою свободу или бежал», а ниже уже подпись от самого старика: «Счастливого Рождества, дорогая Мэри. Все пташки любят свободу, но порой они сами создают вокруг себя клетку. С любовью, Трэвор».
– Как тебе удается даже на том свете обо мне заботиться? – говорю вслух я и поднимаю глаза куда-то наверх.
Ответом мне служит тишина, но я, как бы странно это не звучало, ощущаю присутствие своего друга.
– Я по тебе очень скучаю. Жаль, что тебя нет рядом. Надеюсь, там тебе лучше, – произношу в пустоту, а затем кидаю взгляд на книгу. Они правы. И мама, и Трэвор и Хаксли. Кажется я сама устроила себе западню. От осознания своей же глупости сводит скулы. Жизнь так скоротечна. Еще неделю назад мы с Трэвом пили чай, а сейчас он глубоко под землей. Моя собственная жизнь может в любом момент оборваться, а я погрязла в страхах и сомнениях. Все время ставлю других людей выше себя. Не могу насладиться ни минутой. И все это берется из ничего. Все страхи на пустом месте. Так больше нельзя!
Hurts “Help”
I can feel the darkness coming
And I’m afraid of myself
Call my name and I’ll come running
‘Cause I just need some help
Надеваю куртку и на ходу повязываю шарф. Вылетаю из паба и хватаю холодный воздух, как выброшенная на берег рыба. Глаза фокусируются на сером небе, с которого крупными хлопьями падает снег. Пар клубами выходит изо рта, и я срываюсь на бег, чтобы не замерзнуть. Только бы все было как раньше. Я бегу, но только на этот раз не от проблем и своей судьбы, а ей навстречу. Пришло время ломать прутья своей клетки. Лететь. Расправить крылья. Рискнуть. Мне было уже неважно, что со мной может случиться. Хуже мне не будет, а шанс стать счастливой я могу упустить. Передвигая ногами на высокой скорости, я добираюсь до маленького двухэтажного дома из темного кирпича за пятнадцать минут. Резко останавливаюсь, пытаясь восстановить дыхание. На улице уже стемнело, и отсутствие света в окнах Холланда сбавило мою уверенность. Подхожу к крыльцу и прислушиваюсь. Тишина. Пытаясь не поддаваться панике, стучу костяшками пальцев по белой двери. Секунда. Две. Три. Тишина. Нажимаю на дверной звонок и не отпускаю его. Он должен быть дома! Он же не уехал! Он не мог! Тишина... отнимаю палец от звонка и медленно разворачиваюсь. Порывы Лондонского ветра пронизывают насквозь. Только сейчас я понимаю, что выскочила из дома в пижаме. Заворачиваюсь в куртку и присаживаюсь на крыльцо. «Что ж момента из американской мелодрамы не получилось. Не мог же он сидеть тут вечно и ждать, когда тебя осенит. Ты просила его провести время с родителями. Должно быть они уехали на тот горнолыжный курорт», – успокаиваю себя я. Ничего страшного. Ты все равно не сдашься. Теперь ты поняла, за что тебе нужно бороться. И что тебе НУЖНО бороться. Вытаскиваю телефон из кармана и ищу в контактах номер Тома. Замерзшими от холода пальцами пишу сообщение:
«Привет, Том. Позвони мне, пожалуйста, когда будет возможность. Мне нужна твоя помощь».
Смотрю на сообщение, колеблясь отправлять его или нет, но затем в голове звучит голос мамы: «Родная, сила не в том, чтобы делать все самой. Порой нам нужен кто-то, кто поможет справиться со сложностями». Он мне нужен. Он единственный, кто сможет мне помочь. И если он этого делать не станет, я должна узнать об этом сейчас. Нажимаю на кнопочку “send” и закрываю глаза. Все будет хорошо. Через секунду я слышу гудок на телефоне, означающий наличие нового сообщения. Но звук доносится издалека, не с моего телефона. Открываю глаза и сталкиваюсь взглядом с пронзительными карими. Передо мной в метрах пяти стоит Том, держащий в одной руке поводок Тессы, а в другой айфон с моим сообщением.
– Мэри? – удивленно спрашивает он, будто не веря.
– Господи, Том! – я вскакиваю со своего места и бегу к нему. Впечатываюсь в его тело так сильно, что его шатает. Обвиваю руками за шею и прижимаю так сильно, что еще чуть-чуть и сломаю. – Том! – выдыхаю лишь его имя, пытаясь уцепиться за его плечи и руки, как утопающий за спасательный круг. – Прости меня! Боже, прости меня, пожалуйста! – шепчу я, утыкаясь носом в его ключицу.
Парень в недоумении сжимает меня в своих объятиях и гладит по волосам, целуя в висок и приговаривая «Тшш...».
– Мэри, что случилось? Ты в порядке? – когда я застываю на его груди, спрашивает Том. Поднимаю полные слез глаза и качаю головой.
