Текст книги "Running (СИ)"

Автор книги: бегущая блондинка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Мужчина кивает. А затем аккуратно, но настойчиво продолжает задавать вопросы. Кем приходится мне покойный, где я проживаю, где была. Я бы даже подумала, что он следователь, если бы не медицинская форма. Я отвечала, как могла. Мой взгляд не отрывался от манипуляций, совершавшихся над телом моего друга. Когда застегнулась молния на черном мешке, я поморщилась. Неужели в жизни, как и в фильмах? Только в фильмах обычно после такой сцены появляется черный экран и воодушевляющая надпись «спустя три года». Что должно происходить потом я не знала. Наверно нужны какие-то документы. Похороны. Его увезут в морг? А как вообще хоронят католиков? А православных? Какой протокол этого мероприятия? Я не имела ни малейшего понятия. Мне жутко хотелось закрыть глаза и открыть их «спустя три года».

Трэвора вывезли на каталке из паба. Я заполнила какую-то анкету. Ну, как запомнила. Вписала, что могла. Имя, фамилию, возраст. Ни о каких болезнях его я не знала, историю болезни его семьи тем более. Что он принимал. Этого я не знала. Медики сказали не волноваться. Вскрытие все покажет. Неужели всех людей поголовно вскрывают после смерти? Я думала только когда есть вероятность наступления смерти после действий преступного характера.

– Может стоит кому-нибудь позвонить? Вам есть к кому обратиться за помощью? – все медики уже вышли на улицу, и лишь этот седовласый стоял рядом и с беспокойством на меня глядел.

–Да-да, спасибо, мистер... – и тут я поняла, что даже не знаю его имени, хотя он вроде представлялся.

–Бэррет, – вновь прошиб холодный пот. Бэррет. Бэккет. Какое совпадение.

–Значит мне сообщат, когда закончится экспертиза, мистер Бэррет? – уточняю я перед тем, как он направился к выходу.

– Да, мисс Ростова. Вам позвонят. А пока стоит заняться организацией похорон. Вы можете всегда позвонить по этому телефону, если вам понадобится помощь. Любая. Даже просто поговорить, – он протягивает визитку с номером телефона какой-то службы доверия. Я киваю. Вряд ли она мне понадобится. Кажется, я неплохо держусь.

Едва за ним закрывается дверь, я бросаюсь к телефону. Сейчас вспоминая тот день, я удивляюсь, почему не позвонила Даше, Тому, Шону, хоть кому-то. Видимо я мало что понимала. Первым делом я зашла в гугл и ввела самую страшную фразу в моей жизни: «что делать если умер человек?». Вооружившись ручкой и блокнотом, я начинаю составлять список дел. Получить справку о смерти... ага... так отвезти документы в морг... так похоронить или кремировать? Окей, узнать чего хотел Трэвор...купить гроб... так, завещание поискать... юрист... я строчу кривым почерком слова, будто составляя список продуктов для похода в магазин. Процедура слишком сложная, но я должна с этим справиться. Другие же как-то справляются. Я на секунду задумываюсь, уставившись пустым взглядом в темноту. А была ли я когда-нибудь вообще на похоронах? Нет. Не припомню. Я еще ни разу не сталкивалась в сознательном возрасте со смертью. Когда я была маленькой, умер друг моих родителей. Я помню лишь видела из окна, как выносили гроб из подъезда. Все. Ведь я даже никогда не задумывалась о том, как происходит вся эта процедура. Откуда знают другие? Кто им рассказал?

Мне казалось, что задумалась я на секунду. Но оказалось прошло около часа. Я просто сидела неподвижно и смотрела в стену. Отвлекла меня от этого высокоинтеллектуального занятия Холли, зашедшая в паб и прокричавшая:

– С Рождеством! Санта немного задержался, но вот, он уже тут, пришел к вам с подарками! – закрывая одной ногой дверь, веселая Холли направилась с коробочками в мою сторону, но увидев меня, остановилась.

– Ты чего, Мэри? Что случилось? – она с беспокойством на меня поглядывала. Я не знала, что меня выдало. Я не плакала. Не истерила. Спокойно занималась «бумажной работой». Наверно, она увидела что-то другое. Что пока еще не поняла я сама.

– Трэвор..кхм... – я прокашлялась. Оказывается произнести это вслух не так просто. – Он умер, Холли.

Вот. А вот это нормальная реакция. Девушка приложила ладошку к открытому от ужаса рту, а затем ее глаза постепенно наполнились слезами. Но она не рыдала.

– Как это произошло? – присаживаясь за столик рядом, спрашивает Холли. Я откладываю ручку. Окидываю взглядом получившийся «список дел» и выдыхаю. Спину жутко ломило. Знаете это чувство, когда температура 39 и выламывает все кости? Вот, сейчас я себя чувствовала точно также. Устало прикрываю глаза. Время уже полвторого. Я не чувствовала бега времени. Для меня оно как будто остановилось.

– Я не знаю. Вернулась домой, а он лежал на полу. Скорая его забрала. Сказали вскрытие покажет, от чего он умер, – потираю переносицу. Глаза до сих пор сухие. Их жжет. Давящая боль стиснула обручем голову.

– Это ужасно... прямо в праздник и такое, – Холли аккуратно подбирала слова. Первые сильные эмоции уже поутихли. Она была расстроена, но не убита горем. Трэвор – всего лишь ее босс. Хороший знакомый. Не более. Это мне он заменял семью в течение двух лет. – Как ты себя чувствуешь? – она берет меня за руку, которая, как я заметила, немного тряслась. Видимо от перенапряжения. Слишком долго писала «список».

– Все нормально. Мне нужно найти его документы и отвезти в морг, – я встаю со стула, складывая нужные бумажки стопочкой, а остальные скомкиваю и бросаю в урну. – Сообщи Шону и остальным, что им не нужно больше выходить на работу, – бросаю, направляясь в сторону спальни Трэвора.

– Конечно, давай я тебе помогу! – предлагает она. В глазах у нее столько сочувствия ко мне. Неужели я так плохо выгляжу?

– Нет, Холли. Иди домой. Мне нужно побыть одной, – я захожу в комнату и захлопываю дверь изнутри. Надеюсь она послушается и уйдет. Мне сейчас не до разговоров и жалостливых взглядов. Нужно многое сделать.

Я осматриваюсь в маленькой уютной комнате старика. Все здесь ровно так, как и вчера, когда я уезжала, а Трэвор был живее всех живых. Как же может измениться жизнь всего лишь за двадцать четыре часа... я вижу расправленную кровать, настольную книгу на прикроватной тумбочке и незаконченный кусок моего пирога. Внутри что-то фонтаном пытается вырваться наружу, но я трясу головой. Не сейчас. Подхожу к письменному столу и начинаю рыться в ящиках.

POV Холли

Мэри захлопнула дверь так сильно, что я даже вздрогнула. Господи Иисусе, да что же это такое происходит?! За что людям такие беды и страдания?! На глазах вновь стали наворачиваться слезы, и утирая их одной ладошкой, я направилась к выходу из паба. Мэри не хочет меня видеть. Хочет быть одна. Но, когда умер мой дядя Грэг, мне все говорили, что нельзя оставлять тетю Мэгги одну. Особенное в первые дни. Мы с Мэри никогда не были особо подругами. Но ей сейчас необходим кто-то близкий рядом. Переживать горе одному – тяжело. Мистер Беккет, а для нее просто Трэвор, был ей, как член семьи. Я всегда наблюдала за ними и удивлялась, насколько они были близки. Они жили вместе, работали вместе. У него не было никого рядом, у нее тоже. Нашли в друг друге спасение от одиночества. Мистер Беккет обрел дочь, о которой всегда мечтал. А она тепло, защиту и опору. Не сомневаюсь, что для нее его смерть сильнейший удар. Она выглядела неплохо. Скорее больше потерянная, нежели разбитая. Однако глубоко-глубоко в глазах, стояли слезы. Она их наверно даже не чувствовала. Они были готовы вот-вот вырваться наружу, но дамба, та внутренняя сила духа, заложенная в ней не давали ей расслабиться. И когда это произойдет, когда плотину все-таки прорвет, кто-то должен быть с ней рядом. Если не я, то кто? Кто занял в ее сердце такое же важное место, как и Трэвор?

Не успела я закончить мысль, как рядом со мной завибрировал телефон Мэри. Совместная фотография этой влюбленной парочки стояла на звонке (вот если бы ее пару недель назад продать в газеты, можно было бы нехиленько заработать), но я бы никогда так не поступила. Не задумываясь ни секунды, я беру трубку и слышу:

– Ты ж обещала позвонить, как доберешься, – голос Тома звучит наигранно возмущенно.

– Том, привет. Это Холли, мне нужно кое-что тебе рассказать, – начинаю я, проклиная себя за то, что лезу не в свое дело, но возможно Мэри меня потом отблагодарит. А может и убьет.

Комментарий к Глава 25 Посвящаю эту главу моему дедушке, который скоропостижно скончался от сердечного приступа.

P.S. Благодарна каждому оставленному отзыву. Спасибо, что помогаете мне поделиться с вами этой историей. С любовью, ваш автор!

====== Глава 26 ======

Комментарий к Глава 26 Дорогие мои, я выкладываю малюсенькую и еще сырую часть, НО, я посчитала лучше это, чем ничего. К сожалению, у меня сейчас самый разгар сессии, и как бы я ни старалась, не могу найти время закончить и проработать часть) так вот, пусть будет хоть что-то для тех, кто ждет. 22 декабря, дай бог, я все сдам и вернусь на фикбук и выложу еще одну, а то и две главы! Всем хороших выходных!

POV Том

Знаете, бывает такое, что профессия человека накладывает на него свой определенный отпечаток. В случае с актерами – это не редкость. Мы каждый день перевоплощаемся в других людей, погружаемся с головой в своих персонажей, проживаем чужую жизнь. Порой бывает сложно не потерять себя. Помнить, кто ТЫ есть. Что любишь ТЫ. Каковы ТВОИ проблемы и переживания. Необходимо иногда остановиться и вспомнить себя. Это сложно. Но когда твоя жизнь начинает походить на сценарий какого-нибудь голливудского фильма, то тут дело обстоит еще сложнее.

Сказанное Холли, меня поразило. Даже выбило из колеи немного. Я не думал, что в реальной жизни могут происходить такие кардинальные перемены. Вот ты был бесконечно счастлив, а спустя пару часов земля будто уходит из-под ног. Я слукавлю, если скажу, что так переживал лишь из-за смерти мистера Беккета. Мне конечно же было очень его жаль. Он был добрым и приятным стариком, но я не знал его хорошо. Меня больше убивала мысль о Мэри. Я примерно представлял насколько они с ним были близки. Она очень часто о нем рассказывала. У меня сложилось впечатление, что этот добродушный седовласый бармен заменил ей семью в моей стране. А потерять члена семьи – это... это больно?

Как не кстати, я хотел с ней поговорить сегодня о Зен. Знаю, это бы все могло испортить, а у нас дела шли очень хорошо. Я сказал ей о своих чувствах. Я привел ее в свой дом. Я еще раз убедился, что мне никто не нужен кроме нее. И именно поэтому не хотел рисковать и врать. Я считал, лучше сказать сразу. Ничего «такого» не произошло. Да, я облажался. Но ведь я ее люблю, и уверен, что больше никогда такого не повторится. И я готов на все, чтобы она это поняла.

Теперь же... я ни за что бы не решился ей рассказать. Сейчас это бы просто ее добило. Нет. Я не могу. Все, что произошло с Зендаей – в прошлом. Теперь я должен быть рядом и постараться ей помочь. Холли сказала, что Мэри держится, но она за нее боится, и попросила меня приехать в паб и побыть с ней рядом, пока все не закончится. Меня не надо было просить. Едва я услышал о смерти мистера Беккета, я уже сидел в машине и направлялся в сторону Кингстона.

Праздничное настроение, как рукой сняло. Меня начинал раздражать рождественский свитер на теле, а также рождественские песни на радио. Выключив его, я ехал в абсолютной тишине, подбирая слова, которые скажу при встрече. Как поддержать человека в такой ситуации? Никогда не знал, чем я могу помочь. Все слова в такие моменты вообще никому не нужны. «Все будет хорошо» звучит, как насмешка, для человека, чья жизнь в один прекрасный момент поменялась и уже никогда не будет такой, как прежде. Наверное в таких обстоятельства, лучше просто быть рядом.

Припарковав машину на своем уже привычном месте (удивительно, почему именно оно всегда свободно?), я пошел в сторону паба. Осторожно тяну на себя дверь и захожу внутрь. Очень странно видеть это место абсолютно пустым. Никакой музыки, никакого алкоголя рекой, никаких шумных компаний. Тишина. Оглушающая тишина. Зал паба почти не освещается, лишь несколько ламп проливают тусклый свет на предметы интерьера. Я решил поискать Мэри сначала на первом этаже. Убедившись, что моей девушки нет в зале и кухне, я подхожу к неприметной двери в углу барной стойки. «Комната Трэвора» дошло до меня. Аккуратно стучу костяшками пальцев по дереву и открываю дверь.

Кожа резко покрывается мурашками. Здесь такой дубак, будто в холодильной камере. Окна открыты нараспашку и температура в помещении уже упала до уровня улицы – по ощущениям около -4 градусов. Комната мистера Беккета была небольшой, но уютной. В углу стояла односпальная расправленная кровать. Рядом расположилась невысокая тумбочка, на которой лежали книги. У окна нашел себе место большой дубовый письменный стол, возле которого и сидела Мэри. Она сидела на полу, перебирая в руках какие-то бумажки. Я не видел ее лица, но почувствовал, как внутри все холодеет, но уже не от зимнего ветра, а от ощущения пустоты и боли. Девушка не слышала, как я вошел, раскладывая документы вокруг себя слегка трясущимися руками и окоченевшими пальцами.

– Мэри, – тихонько зову ее я, и девушка вздрагивает. К моему удивлению она не оборачивается. Не отрывается от своего занятия. Не реагирует.

– Здесь очень холодно. Ты заболеешь, – делаю шаг к окну и закрываю распахнутые створки. Даже от одного взгляда на нее меня прошибает дрожь. На ней одета лишь тонкая майка, а воздух в помещении ледяной. Не удостоив меня и взглядом, она отвечает:

– Было душно, надо было проветрить, – дочитав еще одну страницу, она откладывает ее в стопку справа от себя и наконец-то поднимает на меня глаза. – Что ты здесь делаешь, Том? Я думала ты вернешься в город завтра.

Глаза... зеркало души... они могут сказать вам больше, чем что-либо на этом свете. Они были созданы, чтобы говорить правду. Посылать сигналы. И глаза Мэри кричали. Все тело напряжено, как натянутая струна. Она дрожит от холода, но видимо еще этого не понимает. На лице никаких эмоций. Спокойствие. Уверенность. Но глаза! Они кричали. В них плескалось столько всего. Весь спектр эмоций. По большей части боль утраты и отчаяние, но где-то проскальзывал и страх.

– Холли рассказала мне, – осторожно начинаю я, присаживаясь на пол рядом с ней. Она немного поморщилась, но затем снова выпрямила спину.

– Не стоило приезжать. Я в порядке, – и будто в подтверждение своих слов, вновь берет какую-то папку и начинает читать. Я не знаю, как реагировать. Ожидал увидеть все, что угодно: слезы, истерики, злость. Но не безразличие и спокойствие. Меня сбивает с толку то, что она произносит, и то, как ведет себя ее тело. Ее потряхивало. Тремор в руках и грудной клетке, прерывистое дыхание, покрасневшие глаза. Но эта апатия, отсутствие какой-либо мимики, тихий и спокойный голос шли в разрез с моими представлениями о людях, переживших утрату близкого человека.

– Я хотел быть рядом, если тебе понадобится какая-либо...помощь, – я хочу до нее дотронуться. Взять за руку. Обнять. Но сейчас, она словно маленькая колибри. Стоит пошевелится и спугнешь.

– Спасибо конечно, но лучше бы ты остался с семьей. Мне нужное многое сделать, – она кивает в сторону документов. Мне неприятно и обидно. Я думал, что поступаю правильно, приехав сюда. Я хотел ее поддержать, разделить с ней эту боль. Но Мэри это не нужно. У нее «много дел». Эта фраза бьет меня под дых. Этот холод и безразличие в голосе. Я начинаю жалеть о том, что вообще решил, что ей понадобится моя компания. Кто я такой, чтобы она делила со мной боль? Вот мистер Беккет был ей близким человеком, а я... Мысленно даю себе оплеуху. Холланд, ты болван. Она тебя любит. Мэри об этом говорила и не раз проявляла свои чувства действиями. Очнись! Это же просто защитная реакция. Ее типичная защитная реакция. Бежать! Скрыться! Спрятаться! В этом вся Мэри. Жизнь наносит ей удар, а она подставляя вторую щеку, сворачивается в калачик и погружается внутрь себя. Ты же знаешь ее. Ты же видишь, что ей тяжело. Она просто не хочет казаться слабой. Что ж... в эту игру могут играть двое.

– Я понимаю, но решил, что моя помощь тебе не помешает. Я могу побыть личным водителем. Наверняка нужно много куда съездить, – я пытаюсь убрать «жалость» из своего голоса, придать тону серьезность и деловитость. Если она хочет делать вид, что ничего не произошло, пусть будет так. Но я хотя бы буду рядом.

Мэри вновь поднимает на меня глаза. В ее взгляде проскальзывает удивление и усталость. «Милая моя маленькая девочка... ты устала быть сильной. Я понимаю. Но затем я и здесь. Тебе больше не нужно делать все одной. Я тут и я готов разделить твое горе с тобой. Твоя боль – моя боль». Мне так хотелось ей это сказать. Мне самому было странно такое испытывать. Когда облекаешь чувства в слова, все кажется таким ненастоящим. Но внутри меня билось горячее сердце, которое любило. Я действительно этого хотел. Мы не выбираем кого любить и как. Эти эмоции и чувства рождаются в нас без нашего ведома. И еще пару дней назад я бы и не подумал, что испытываю «такое». А сейчас. Все, что я хотел – это прижать ее к себе, как маленького ребенка, гладить по голове и обещать, что все будет хорошо.

– Надо отвезти документы в морг, – выдыхает она и неосознанно сжимает ладонь, сминая бумагу. Я все-таки протягиваю к ней руку и дотрагиваюсь до ледяных пальцев. Она делает еще один вдох, стараясь наполнить легкие как можно большим количеством кислорода.

– В любое время. Машина у входа, – несмотря на то, что Мэри замерзла и кожа покрылась мурашками, щеки ее горят. На лбу даже выступила испарина. Кажется, у нее жар.

– Мне нужно еще пару минут. Прибрать тут все, – она поднимается, немного пошатывается и принимается складывать документы из левой стопки обратно в ящики письменного стола.

– Я буду на улице, – вставая за ней следом, говорю я, а затем выхожу из комнаты.

Знаете, бывает такое, что профессия человека накладывает на него свой отпечаток. В случае с представителями кинематографа – это не редкость. Когда жизнь твоя превращается в один из эпизодов мелодрамы, ты, будучи актером, погружаешься в эту атмосферу. Ты становишься героем. Ты становишься тем, кто спасает главную героиню от демонов, внешних или внутренних. Ты идешь на рожон. Ты жертвуешь. Ты любишь. Ты делаешь все, ради своей возлюбленной. Простите меня за драматизм, но я верю, что каждый из нас должен однажды сыграть роль героя в реальной жизни. Мы обязаны кого-то спасти. Сделать что-то настолько ценное в этой жизни. И пусть ваш героизм и жертва не будут достойны пера великого автора или рыцарского романа, вы все равно должны стать чьим-то героем.

Выходя из паба, я принял решение. Я стану героем для нее, надо ей это или нет. Я люблю ее, и чувствую, что ей еще понадобится моя помощь. И дело не только в машине.

POV Мэри

Моя кожа горит. Ощущение, что мое тело постепенно пожирают языки пламени. От головы до самых пят растекается раскаленная кровь. Голова немного кружится. Открываю окно.

Удивительно, но чем больше проходит времени, тем хуже я себя чувствую. Глаза бегают по тексту документов. Здесь Трэв хранил все: страховку, свидетельство о браке, фотографии, письма, документы на паб, счета и завещание. Я потратила немало времени, чтобы его найти. Заверенное нотариусом завещание было составлено мистером Беккетом пару месяцев назад.

В какой момент люди понимают, что пора писать завещание? Есть какой-то определенный возраст? Или же они чувствуют приближение смерти? Они просыпаются в один прекрасный день с мыслью, что жизнь не вечна и отправляются к юристу?

Вопросы из серии «Что? Где? Когда? И как?» сменяются в моей голове один за другим, пока я пытаюсь вчитаться в текст документа. Строчки пляшут перед глазами. Меня давно подташнивает, но я стараюсь этого не замечать. Сначала нужно разобраться с... Трэвором.

Мой взгляд цепляется за имя в завещании. Этого имени там не должно быть. Просто невозможно. Но не сейчас. Это все не сейчас. Потом... хотя я слабо себе представляла, что будет потом.

Время бежит. Я перебираю листы. Сложно поверить, что все, что мне осталось от моего друга – бумага. Какие-то слова, буквы... придуманные кем? Зачем? Сухой юридический текст никак не вяжется с образом доброго старика, улыбающегося мне по утрам и читающего газету. Почему-то сразу запахло вафлями. Нет. Нельзя об этом думать

В тот момент я еще не понимала всей ситуации. Мне было больно. Чувствовалась пустота. Но осознание того, что я никогда больше не услышу голоса Трэва не пришло. Больше не будет этого «Пташка?». Пташка...Господи... почему ты делаешь больно тогда, когда я меньше всего к этому готова?

Прикосновение. Дрожь. Том. Какого черта?!

Он что-то говорит про холод, но внутри меня все горит. Казалось, что я сгораю заживо на костре. Мне не хватало свежего воздуха. Зачем ты приехал? Я не хочу тебя видеть. Хотя нет. Не так. Я не хочу, чтобы ты меня видел. Только не тогда, когда я на грани. Вдох-выдох. «Маша, у тебя есть список дел. Когда все закончится, ты сможешь подумать. Сейчас нужно организовать достойные проводы твоего друга» – сказала себе я, и собрав последние силы, ответила парню, стоящему у закрытого окна. Кровь внутри начинала закипать. Мне срочно нужен воздух!

====== Глава 27 ======

Удивительное существо человек. Сколько бы ни пытались ученые доказать, что мы простые животные, и все наши поступки биологически и физиологически обоснованы, за последние несколько дней, я убедилась в обратном. Душа – вот что выделяет нас среди других обитателей нашей планеты. То, что нельзя потрогать и почувствовать, но что руководит всей нашей жизнью, мыслями и поступками. Столкнувшись со смертью, я начала задумываться о душе. Что происходит с ней, когда мы умираем? Куда отправляется она? Было бы слишком наивно полагать, что все так просто, как описано в Библии. Я конечно была человеком верующим, но сомневалась в том, что душа Трэвора преспокойненько возвысилась над землей и нашла убежище в раю, в объятиях отца нашего, Бога. Организация похорон открыла для меня новый мир, полный противоречий в религии. Вроде Христианство. Вроде верим в одно и то же. Но насколько разные толкования у православной и католической церквей. Вот, например, у нас нет такого понятия как «Чистилище». Согласно русской православной церкви все души могут достичь рая, если за них будут молиться живущие, и они заслужат прощение Бога. А вот у католиков все черным по белому: ад и рай, посередине чистилище. Будь добр после смерти потусуйся там до второго пришествия.

Я вообще думала о странных вещах. Пытаясь отвлечься от этой пустоты, которая вот-вот готова была накрыть меня с головой, я прокручивала в мыслях философские вопросы, пытаясь найти на них не менее философские ответы. Возможно на мне сказалась болезнь. В первый день после смерти мистера Беккета я «простыла». Вернувшись с Томом из морга и ритуального агентства, я обнаружила у себя температуру 39,3. То ли это был стресс, то ли мои посиделки на холодном полу с распахнутыми окнами, но я чувствовала себя отвратительно. В какой-то момент я думала, что вот-вот потеряю сознание, но никак не желала ложиться в постель, потому что на мне была ответственность за Трэва. Я должна была сделать все, что в моих силах, чтобы достойно проститься с другом. Когда я начала уже бредить, Холланд все-таки уложил меня в постель, в которой я проспала больше суток. Сон хоть и был неспокойным, но все же дал мне возможности набраться сил перед последним рывком – похоронами.

Я удивлялась самой себе. Порой мне казалось, что если бы это был роман Агаты Кристи, а Эрклюль Пуаро искал убийцу, он непременно выбрал бы меня. Я была настолько отрешенной, что со стороны выглядела чокнутой и бесчувственной. Но мне это давалось нелегко. В грудной клетке поселился какой-то зверь, который вот-вот готов был вырваться наружу. Слезы копились и постепенно поднимались вверх, готовые обрушится водопадом в любую минуту. Я этого не хотела. Не тогда, когда рядом кто-то есть. А этим кто-то был Том. Он не отходил от меня ни на секунду, чем безумно раздражал, но сил ему хоть что-то сказать у меня не было. Я тратила их без остатка, чтобы держаться.

Когда сегодня я кинула горстку мерзлой земли на крышку деревянного гроба, я будто бы почувствовала облегчение. Все закончилось. В списке дел все пункты отмечены галочкой. Я справилась. Однако зудящее чувство под ребрами вернулось в пабе, где собрались друзья и знакомые мистера Беккета на поминки. Испугавшись, что давящее чувство снова начнет стискивать внутренности, я старалась отвлечься. Как пчелка я летала от столика к столику, раздавая закуски и алкоголь и разогревая быстро остывающие блины, которые я пекла всю ночь. Я принимала соболезнования и выражала их всем, кого знала. Каждый присутствующий считал своим долгом подойти ко мне, поблагодарить меня за организацию похорон и сказать, как сильно меня любил Трэв. Я не понимала почему именно я. Я ведь не родственник. Точно такой же друг, как и все они, но в их глазах я выглядела дочерью, потерявшей родного отца. Возможно в этом и была доля правды.

Я наливала себе второй стакан бренди, когда на мое плечо легла чья-то рука.

– Как себя чувствуешь? – оборачиваюсь и вижу Тома. Как бы этот парень не пытался скрыть жалость, глаза выдавали его с потрохами. Эти карие большие щенячьи глаза. Он смотрел на меня так, будто мне отрубили руки, а я была лучшим пианистом во Вселенной.

– Нормально. Будешь? – протягиваю стакан, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Нет, спасибо. Я за рулем.

Пожимаю плечами. Нет так нет. Делаю глоток. Крепкий напиток приятно обжигает больное горло. Жидкость постепенно опускается на дно желудка, и я чувствую, как комок внутри постепенно уменьшается. А говорят алкоголем горю не поможешь... по крайней мере становится легче дышать. Нет, напиваться я ни в коем случае не хотела. Это было бы просто неправильно. Проявление неуважения к моему другу. По этому пару часов я отпивала маленькими глоточками спиртное, наслаждаясь временным чувством легкости и дурмана.

Оглядывая зал, понимаю, что почти все уже разошлись. Сегодня проститься с мистером Беккетом пришло много людей: друзья, знакомые, постоянные посетители. Столько добрых слов было сказано о моем боссе, что я удивлялась, почему Трэв считал себя одиноким. Наверно только покинув эту грешную землю, можно осознать насколько ты был важен людям, которые при жизни этого не показывали.

За столиком возле сцены сидит миссис Дэйвис, за руку ее держит Шон, а рядышком пристроилась Холли. Женщина проливала уже вторые сутки слезы, никак не желая поверить, что спустя пару часов после ее ухода, Трэвор скончался от сердечного приступа. Все старались ее поддержать, поили успокоительными, давали высказаться и выплакаться. Трэвор был ей небезразличен, и похоронить его, как и своего мужа несколькими годами ранее стало для нее тяжелым испытанием. Шон и Холли не отходили от нее ни на секунду, прямо как...

– Тебе нужно поесть, Мэри, – снова доносится его голос. С шумом выдыхаю, однако не позволяю себе срываться на любимом человеке. Ведь любимом же... правда? Прекрасные чувства и весна в груди, бабочки в животе – все это было будто в прошлой жизни.

– Я съела блин, – отчасти это была правда, я пробовала его вчера пока готовила. Возможно именно он и встал мне комом в горле. Том немного напрягается. Я вижу, что ему тоже тяжело. Если я сама от себя была в шоке, то насколько он сбит с толку моим поведением. Только сейчас, рассказывая эту историю, я анализирую и преподношу события и свои чувства сквозь призму разума. Тогда же я действовала инстинктивно, не отдавая себе никакого отчета.

Делаю еще один маленький глоточек. Шон помогает встать нашему шеф-повару, которая совсем расклеилась и дрожащими руками утирала слезы салфетками. Втроем они направляются в нашу сторону, и я выпрямляю спину. Сейчас нужно будет говорить. «Попробуй на этот раз сказать чуть больше трех слов, Маш!» – проносится в моей голове, когда я ставлю стакан на барную стойку.

– Мэри, мы пойдем уже, – начинает Шон, придерживавший миссис Дейвис за локоть, которая в свою очередь от него отстраняется и протягивает ко мне руки, заключая в неловкие объятия.

– Дорогая, ты такая молодец, – сквозь слезы шепчет мне на ухо она. – Так все организовала, так держишься. Трэвор бы тобой очень гордился, – она сжимает мои предплечья, а мне хочется завыть как раненое животное. – Он тебя очень любил. Правда. Ты всегда напоминала ему юную Люси. Он поэтому тогда к тебе подсел и решил помочь. Он так радовался за тебя... – она замолкает и переводит взгляд на стоящего рядом Холланда. – и Тома. В Рождество мы всю ночь о вас говорили. А потом... – женщина вновь начинает истерически плакать, и сочувственно на меня взглянув, Шон и Холли уводят миссис Дэйвис прочь из паба.

Секунду я стою, не двигаясь, а потом резко поворачиваюсь к Тому:

– Отвези, пожалуйста, ее домой! – четыре слова. Мой новый рекорд. Попробуем взять новые вершины? – Я хочу убедиться, что она доберется до дома в целости и сохранности, а Шону уже самому нужен отдых. Сделаешь?

Видимо не ожидавший от меня такого энтузиазма Том, кивает и бросается на улицу догонять троицу.

Как только за ним закрывается дверь, я закрываю глаза.

James Arthur “Train Wreck”

Открывать их не хочется. Я наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Вот я и одна. Странно, а ведь еще три дня назад, я радовалась, что наконец-то от него избавилась. Жизнь разделилась на до и после. Я никогда не думала, что буду так переживать из-за смерти не родного мне по крови человека. Родители – да, сестра, какие бы у нас ни были отношения – тоже, но из-за босса? Я не заметила, как жизнь моя крутилась вокруг него все два года. Я сбежала из России, бросила и забыла свое прошлое, и начала строить новое и настоящее в Англии. И все благодаря ему. В один прекрасный день он стал тем, без кого я не могла представить свою жизнь в Лондоне. Когда его не стало, моя сказочная европейская жизнь, мои амбиции и мечты, рухнули как карточный домик. Я отчетливо увидела кто я: иммигрантка, без работы, без своего угла. Трэв построил вокруг меня защитный шар, где все казалось не таким страшным. Он дал мне работу, крышу над головой, семейное тепло и поддержку. А сейчас... что мне делать сейчас?

Делаю несколько шагов к бару, чтобы сделать еще один глоток бренди, но резко останавливаюсь, когда мой взгляд цепляется за блестящую красную бумагу с золотыми узорами. Сердце падает куда-то далеко вниз, а глаза начинают слезиться. Протягиваю руку к коробке и вынимаю книгу. Внутри меня словно гейзер пробивается. Боль перехватывает горло. Душит меня. А слезы под давлением вырываются из меня горячим фонтаном. И я понимаю. Все. Плотину прорвало. Ураган начался. Я сдалась пустоте.