Текст книги "Империус (СИ)"

Автор книги: БаггиБу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Действительно, – серьёзно посмотрел на неё Гарри. – И оно наверняка сложное. Тебе может понадобиться наша помощь.

– Сложное, – не стала спорить Гермиона, – только дело в другом. Это намного серьёзнее Оборотного, но не из-за рецепта, а потому, что за его изготовление полагается уже не штраф, а сразу поцелуй.

– Даже пожирателей просто посадили пожизненно, – удивился Рон.

– Вот именно. Я не хочу втягивать в подобного рода дела вас.

– Но мы уже втянуты, хотим или нет. А если ты думаешь, что нас остановит опасность… – тут же завёлся Гарри, но она не дала ему закончить.

– Вас остановлю я. Либо я делаю это сама, либо никто этого не делает.

На самом деле проблема возможной ответственности за содеянное стояла для неё на втором месте. На первом – фактический переход морального горизонта событий. Как ещё назвать сознательное причинение вреда по сути невиновному человеку с полным знанием гарантированных последствий, нейтрализовать которые шансы есть, конечно, но никакой уверенности в успехе? Попросту говоря, хладнокровное покушение на убийство. И вот уже в это втягивать друзей, позволить и им тоже взять грех на душу, Гермиона не согласилась бы ни на каких условиях. Очевидно, у неё был достаточно бескомпромиссный вид, чтобы они не начали спорить, только Гарри проговорил упавшим, разочарованным голосом:

– Я думал, ты нам доверяешь.

– Да ведь речь совсем не о доверии! – взвилась Гермиона. – Это ради вашего же блага!

– И ты всё решила за нас, – вставил Рон обиженным тоном. – Ну точно Дамблдор.

– Если бы я могла, если бы имела право… – она не договорила – слова встали поперёк горла, – сглотнула, невысказанное упало в желудок противным свинцовым комком, а на глазах помимо воли выступили слёзы.

– Гермиона, ты что? – испугался Гарри и с виноватым видом похлопал её по руке. – Прости нас, пожалуйста, только не надо плакать.

– Прости, – поддержал его Рон всё ещё немного недовольно, но с изрядной долей раскаянья.

– Это мне надо извиняться, – выговорила она с трудом, зубы у неё постукивали.

– Слушай, а может, можно как-то сделать так, чтобы мы ничего толком не знали, но всё равно оказались полезны? В одиночку наверняка туго придётся, – вдруг предложил Рон. – Мерлин с тобой, можешь ничего не рассказывать: ты умная, уж точно намного умнее меня или Гарри – прости, дружище, – и я тебе верю.

– Как и я.

Если до этого момента Гермиона ещё как-то держалась, то его слова окончательно переполнили бурлящий внутри неё котёл с эмоциями, и она, бросившись на шею Рона, разрыдалась в голос: от ответственности, беспокойства и незаслуженного доверия; успокоилась только минут через пять, когда Гарри, всё это время утешающе поглаживавший её по спине, паническим шёпотом предложил сбегать за мадам Помфри.

– Не надо, – хрипло попросила Гермиона, отпустив смущённого Рона и вытерев глаза. Она перевела дух и попыталась переключиться в конструктивное русло, чтобы не повторить своё позорное выступление. – Уже всё.

– Точно? – недоверчиво уточнил Гарри.

– Да, – она попыталась улыбнуться. – И в чём-то Рон прав: вероятно, я ещё раз или два воспользуюсь твоими мантией и картой.

Ей ведь понадобится найти некоторые весьма специфические заклинания, интерес к которым может стать косвенной, но серьёзной уликой в случае чего.

– Так держать, узнаю нашу Гермиону, – Рон усмехнулся и показал большой палец. – А ингредиенты?

Она помотала головой. Зелье было сложнейшим из всех, о которых она когда-либо читала, и для его приготовления понадобятся самые разные вещества – от банальных океанической соли и вереска до уже готовых других зелий, – но ничего достаточно редкого, чтобы это нельзя было приготовить самостоятельно или купить в аптеке завтра в Хогсмиде без опаски вызвать подозрения.

***

Если раньше Спайка всего лишь терзали сомнения относительно просмотра только входящих писем и посылок, то Филч с детектором, скрупулёзно обследовавший каждого ученика на выходе из школы – учителя процедуры избежали, – превратил подозрения в убеждённость: проверяют оба направления.

В переписке с матушкой можно было использовать понятные ей туманные намёки и иносказания, выглядевшие совершенно невинно для тех, кто перехватывал почту, хотя Дамблдор наверняка догадался бы – и Снейп, конечно, тоже, – но полной уверенности, что перлюстрацией занимается кто-то из них, не было: слишком уж важные и занятые люди, и без того обременённые кучей разнообразных и более важных обязательств. Тем не менее для полноценного сотрудничества с Горбином требовалась ясность и однозначность в выражениях, чтобы чего не напутал, вольно или невольно, и уж такое не пропустил бы никто, а облюбовать соседнюю с отцом камеру в Азкабане Спайку как-то не улыбалось. Он вяло похвалил себя, что так и так собирался воспользоваться Хогсмидской почтой, которую, можно надеяться, если и контролировали, то слабее.

Паркинсон, сославшись на нежелание гробить причёску по такой отвратной погоде, осталась в замке, так что тянуть с визитом в отчий дом ни причин, ни повода не было.

Насколько помнил Драко Малфой – а вместе с ним и Спайк, – камин в главном зале «Трёх мётел» всегда оставался забран толстенной кованой решёткой, изукрашенной виноградными лозами, между прутьев которой можно было спокойно просунуть очередное полено для поддержания тепла и уютной атмосферы, но никак не получилось бы пролезть даже самому тощему третьекурснику. Не желала Розмерта делать из своего паба проходной двор или отвечать за потерявшихся в каминной сети малолетних любителей приключений, он понятия не имел, но зато знал, что у мадам Паддифут более свободные взгляды: за несколько сиклей она разрешала старшекурсникам пользоваться камином, расположенным в её кафе. Небольшая доплата позволяла уйти из отдельной комнаты, так что никто из посетителей не смог бы подслушать адреса, но эта услуга предоставлялась исключительно парочкам. В «Кабаньей голове» же склянка с летучим порохом просто и незатейливо стояла на каминной полке – и она никогда не пустовала, – но главное, что владельцем кабака был некто Аберфорт Дамблдор, о чём Спайк узнал летом – чисто случайно – из обмолвок некоторых гостей Тёмного Лорда. Естественно, он воспользовался для визита домой именно тем камином, который находился не только под наблюдением министерских соглядатаев – за которыми, в свою очередь, следили пожиратели смерти, – но и директора, где-то в глубине души немного наивно понадеявшись, что, если не вернётся вовремя, тот, чем чёрт не шутит, не сделает вид, будто так и надо.

На выходе его уже поджидала матушка, ещё более бледная и осунувшаяся, чем Спайк помнил, но с великолепной маской спокойствия и даже некоторой скуки на лице. Почтительно её поприветствовав, как и положено примерному сыну, он приложился к тонкой руке с родным ароматом фиалок, но она потянула его к себе и крепко, почти с остервенением обняла.

– Он ждёт, – прошептала матушка и отпустила его. – Я провожу.

Для Спайка это была фактически первая встреча с Тёмным Лордом – после принятия им метки тот до недавнего времени словно бы потерял к нему интерес, – от которой он и не знал, чего ждать.

В столовой, очевидно, выбранной чем-то вроде тронного зала за размеры и торжественную помпезность обстановки, кроме Тёмного Лорда обнаружилось ещё несколько пожирателей смерти, в том числе тётка Белла, с довольным видом шептавшая что-то своему хозяину на ухо. Тот, заметив вошедших, одним взглядом заставил её умолкнуть и подобострастно скорчиться у его ног.

Спайк поклонился и застыл с опущенной головой, не спеша поднять взгляд. Было страшно – не за себя, конечно, а за родителей, – но куда сильнее, ярче и острее в нём горели злость и желание удавить мерзкого змееподобного урода.

– Ну что, Драко, мой юный друг, есть тебе чем меня порадовать? – с долей нехорошего предвкушения спросил Тёмный Лорд.

Рассказывая о найденном шкафе, планах о его починке и усыплении бдительности противной стороны, выясненных – по большей части случайно, но об этом лучше умолчать – подробностях о защитных чарах Хогвартса и предпринятых Дамблдором мерах безопасности, Спайк гипнотизировал взглядом подол платья тётки Беллы, так и оставшейся сидеть на полу, прижавшись к ногам Тёмного Лорда. Спиной он чувствовал взгляд матушки, и это придавало ему сил, позволяло голосу оставаться ровным и в достаточной степени безразличным.

– Неплохо, – уронил Тёмный Лорд с непонятной интонацией, когда доклад закончился. – Посмотри на меня, Драко.

Приготовившись к сеансу легиллименции, Спайк поднял взгляд и встретился с нечеловеческими красными глазами, но проникновения в его мысли не последовало: ни сразу же, ни через некоторое время.

– Ты была права, Беллатриса, – сказал Тёмный Лорд после нескольких минут игры в гляделки и потрепал тётку по голове, точно собаку. – Ответственность пошла мальчику на пользу.

Та аж засветилась от похвалы, словно речь шла не о её племяннике, а о родном сыне.

– Продолжай в том же духе, Драко, и постарайся меня не разочаровать, – Тёмный Лорд махнул рукой как барин, жестом отпускающий холопа, и Спайк вновь опустил голову, чтобы не выдать взглядом обуявшую его ярость.

– Да, мой лорд.

Изобразив почтительный поклон, он поспешил выйти из столовой, пока Тёмный Лорд не передумал; матушка последовала за ним неотлучной тенью. До камина они дошли в молчании, и напоследок она вновь обняла его, поцеловала в лоб.

– Удачи тебе, сын мой.

– Спасибо, матушка, она нам всем понадобится, – ответил Спайк неровным голосом и шагнул в камин.

Первый раунд они пережили, не за горами второй, но козырей не осталось. Во внезапно подобревшего и впечатлённого его успехами Тёмного Лорда он не поверил ни на секунду: слишком хорошо знал, что намного интереснее играть, если дать жертве надежду. Вспомнив, сколько раз сам так делал, Спайк ощутил тошноту.

Выйдя из «Кабаньей головы», он едва не отправился назад в Хогвартс, но вовремя спохватился, что собирался ещё заглянуть на почту, и на обратном пути имел удовольствие наблюдать устроенную Поттером у входа в «Три метлы» отвратительную сцену с удушением какого-то подозрительного типа и воплями на всю улицу. Не желая лезть под горячую руку – и припомнив неадекватную реакцию Грейнджер накануне, – Спайк переборол желание немного согреться сливочным пивом и прошёл мимо «Трёх мётел» выше по улице, в «Сладкое королевство», где закупился угощением для Паркинсон и миньонов, после чего с чувством выполненного долга наконец-то вернулся в уютный Хогвартс.

***

В последний момент Гарри пригласил Джинни присоединиться к их прогулке в Хогсмиде, и та, недолго подумав, охотно согласилась. Как подозревала Гермиона, в основном из желания избежать навязчивых, но бесплодных попыток Дина заслужить прощение.

Первым делом они отправились в аптеку. Чтобы не вызвать лишних подозрений, было решено закупаться ингредиентами постепенно, небольшими партиями, поэтому визит не затянулся, но Джинни всё равно удивилась.

– Гермионе никак не даёт покоя, что Гарри обходит её на зельеварении, вот она и решила немного попрактиковаться, – неуклюже объяснил Рон, так как говорить правду не стоило даже ей. Не лучшая его идея: сразу вспомнилась утренняя ссора из-за учебника Принца-полукровки, что не добавило хорошего настроения, и так подпорченного атмосферой всеобщего уныния, резко отличавшейся от прежней весёлой хогсмидской суеты, и неудачной погодой. Гермиона ни в какую не могла понять, как можно быть настолько легкомысленным, чтобы проверять неизвестное заклинание на живом человеке, тем более лучшем друге.

После аптеки, хмурые и порядком замёрзшие, они отправились к «Зонко», но тот оказался закрыт, ставни заколочены. Это испортило настроение окончательно, и в «Сладкое королевство» компания ввалилась в самом угрюмом состоянии. Встреченный там Слизнорт не исправил положения своими попытками зазвать Гарри на один из ужинов, которые тот самым наглым образом игнорировал, отговариваясь тренировками, самолично же и назначенными именно на то время, на которое приходились приглашения. Гермиона ходила исправно, не желая обидеть добродушного профессора отказом, но по большей части думала о своём или дремала с открытыми глазами, не особенно вникая в скучные разговоры, чуть менее чем полностью состоявшие из всеобщего хвастовства родственными и дружескими связями и достижениями. Если бы ещё не Маклагген, периодически пытавшийся на пару со Слизнортом втянуть её в беседу, было бы не так уж плохо, несмотря на потраченное впустую время. Из чистой вредности она соврала, что случаются действительно интересные вечера, на что Джинни тихо, но очень выразительно фыркнула и хитро подмигнула, когда мальчики отвернулись. Она, как член квиддичной команды, тоже пропускала ужины под предлогом тренировок, но знала правду со слов самой Гермионы, несколько раз жаловавшейся ей на скуку.

После «Сладкого королевства» они, скорее из упрямства, отправились в «Три метлы», у входа столкнувшись с Наземникусом и Тонкс. Гарри так расстроился из-за вещей Сириуса, что Гермиона мигом позабыла всё своё недовольство. Додумавшись пожаловаться на воришку Дамблдору, он немного успокоился, и Гермиона с Джинни, даже не сговариваясь особо, попытались окончательно отвлечь его от тяжёлых мыслей, устроив целое представление из подтруниваний над тем, как Рон буквально пожирал глазами мадам Розмерту.

Надолго в «Трёх мётлах» они всё равно не задержались и вскоре отправились назад в замок, по дороге встретив Хагрида и с большим трудом – сославшись на погоду и кучу домашних заданий – отказавшись проведать Грохха. Помириться с ним – после отказа продолжить изучение его предмета – удалось совсем недавно, и снова обижать Хагрида очень не хотелось, но он, кажется, удовлетворился их аргументами.

Оставив друзей отогреваться у жарко пылавшего камина в гостиной, Гермиона воспользовалась тем, что замок всё ещё был наполовину пуст, и отправилась в туалет Плаксы Миртл – начинать варить зелье для Малфоя.

Час спустя, ритмично помешивая почти готовый настой Болтливости, служивший его основой, и прикидывая, как часто придётся одалживать мантию Гарри ещё и для визитов сюда, она испытывала лишь уверенность человека, твёрдо решившего выполнить необходимое, и никаких сомнений.

========== Глава 5. Тыковка ==========

Идея чинить Исчезательный шкаф и проверять результат по ночам с пятницы на субботу казалась Спайку блестящей почти две недели, пока очередной поход в комнату на восьмом этаже не выпал на Хэллоуин. К этому дню у него всегда были смешанные чувства: с одной стороны, профессиональный праздник, если можно так выразиться, законный выходной*, с другой – каждый раз, на каждый, каждый грёбаный Хэллоуин что-нибудь да случалось. В некотором смысле это роднило его с Поттером и отдавало сюрреализмом.

Выбраться из подземелий удалось позже запланированного, так что первые контрольные отметки он уже пропустил – Горбин должен, согласно инструкции, с полуночи до четырёх утра именно в эту ночь раз в неделю проверять парный шкаф при помощи диагностирующей магии, если таковая ему известна, и визуального осмотра, внутри и снаружи, каждые полчаса и подробно записывать свои наблюдения, – но уличить Спайка в опоздании всё равно невозможно, а выученных, но пока не опробованных заклинаний починки осталось всего два, до утра времени хватит с запасом, и можно на этот счёт не волноваться, даже не особенно торопиться.

Очень хотелось надеяться, что неприятности на сегодня исчерпаны взбудораженными праздником слизеринцами, никак не желавшими угомониться и разойтись по постелям – Урхарт силком разогнал своих орлов из команды, чтобы отоспались нормально перед матчем с гриффиндорцами, мелкие вняли уговорам старост, а остальные куражились аж до прихода очень и очень злого Снейпа, – но замеченный краем глаза мелькнувший из-за поворота в глубине одного из коридоров голубоватый отсвет, похожий на вспышку заклинания, жирно намекал на обратное. Совершенно точно это не мог быть фонарь Филча (череда неровных, сменяющих друг друга колебаний) или Люмос одного из преподавателей (ровное и яркое сияние), значит, там кто-то из собратьев-студентов.

Можно было бы, конечно, сказать, что в Спайке боролись извечное любопытство, благодаря которому он неоднократно впутывался в самые разные истории, зачатки долга, появившиеся в результате новоприобретённого статуса старосты, и здравый смысл, советовавший просто пройти мимо, благо, есть дела поважнее, и последнее в неравной схватке героически пало под натиском врагов, вот только со здравым смыслом у Спайка никогда не ладилось ввиду полного отсутствия оного.

Неудивительно, что он, обновив Дезиллюминационное заклинание – получавшееся пока из рук вон плохо: вместо лёгкой ряби только во время движения выходил устойчивый полупрозрачный силуэт, обрисованный волнами искажённого пространства, но хоть опознать его в таком виде было нельзя, – на цыпочках двинулся в тот самый подозрительный коридор.

Если картина, представшая перед его глазами, стоило только заглянуть за угол, примерно соответствовала ожиданиям, то основные действующие лица удивили. На самом деле главным кандидатом в полуночные возмутители спокойствия Спайк закономерно считал Поттера – и в принципе, и потому, что коридор вёл к гриффиндорской башне, и из-за Хэллоуина, с которым у того были непростые отношения, – но ничуть не бывало: напротив двоих слизеринцев, в которых он легко, но с удивлением узнал Вейзи и Харпера, стояла Джинни Уизли; и они не просто явно только что дрались, но и со всей очевидностью собирались продолжить, только удерживаемый взлохмаченным Харпером щит отделял их друг от друга.

– Ну? – в звонком голосе Уизли клокотало недоброе обещание. Спору нет, она была хороша: точно лесной пожар, которым лучше любоваться издали, и вид имела столь боевой и уверенный, что Спайк на секунду усомнился, не прилетит ли и ему тоже, если он вмешается и испортит этой валькирии охоту.

– Ты у меня за это кровью умоешься, сука, – прошипел Вейзи, отнимая от лица руку; на его щеке в скудном лунном свете темнели несколько не то порезов, не то царапин – не разобрать. Летучемышиный сглаз, Секо или ногти?

– Ночь, старинный замок, Хэллоуин, разгар гражданской войны, – саркастически прошелестел Спайк себе под нос. – Действительно, что вообще могло пойти не так?

Ему казалось, он достаточно далеко, но Уизли, похоже, или услышала его шаги и бормотание, или краем глаза разобрала выглядывавшую из-за угла геометрическую фантасмагорию, достойную кисти Афонсу,** и отвлеклась: отвела глаза от Вейзи и Харпера, потеряла сосредоточенность. Этой заминки им хватило, чтобы решиться атаковать.

– Ну твою же мать! Урхарт меня загрызёт в приступе невменяемости, если узнает, – буркнул Спайк практически беззвучно и махнул палочкой в сторону Харпера; нужно постараться, чтобы не узнал.

_________

* По канону «Баффи» на Хэллоуин вся нечисть отдыхает и не выходит на улицы; конечно, это правило постоянно нарушается.

** Художник-авангардист.

***

После слишком близкого знакомства с Томом Джинни казалось, будто она не жила толком, а спала: окружающий мир стал тусклым, почти серым, эмоции – слабым эхом прежнего, жизнь – практически бессмысленной; ей было просто наплевать. Дамблдор предупреждал, что так может случиться, и специалисты это подтвердили, обнадёжив, что со временем всё потихоньку восстановится, и рекомендовав новые впечатления для ускорения процесса, но какие впечатления могут быть с их доходами, если даже поездка в египетский медицинский центр – по официальной версии, они гостили у Билла – случилась лишь чудом? Хотя родители честно старались, из кожи вон лезли, чтобы разнообразить привычную рутину в Норе, но не особенно помогало.

В школе всё стало и проще, и сложнее одновременно: там Джинни постоянно сталкивалась с Колином, Гермионой и другими своими жертвами. С Гарри. Они простили её, целиком и полностью, даже намёком не вспоминая о случившемся, они не были серыми, они вызывали эмоции, но что это были за эмоции… уж лучше никаких, чем жуткий клубок из вины, стыда, отчаяния, благодарности и тоски. Джинни тянуло к ним со страшной силой, как мотылька к открытому пламени, особенно к Гарри, конечно, но она не смела пользоваться всеобщим незаслуженным великодушием и навязываться, чтобы оказаться принятой из жалости; и так было до ОД.

Прошлый год – совместные занятия и, больше всего, поход в Министерство – всё изменил: Джинни уже не была обузой, которую надо спасать, источником неприятностей, она стала товарищем, соратником, тем, кто сам может прийти на помощь в трудную минуту. И приходит.

Казалось бы, всё прекрасно, но одна проблема так никуда и не делась: Гарри. С остальными ей хотелось дружить, и Джинни могла с гордостью сказать, что своей цели достигла, но с ним дружить не хотелось. Хотелось легонько укусить за нос и щекотать, пока не выступят слёзы, хотелось небрежно поправить вечно перекошенный воротник мантии и подкладывать в тарелку самые аппетитные кусочки, хотелось увидеть его без очков и хмурой складочки между бровей, хотелось уверенно взять за руку и не отпускать, пока не надоест, то есть – никогда; но даже в самый жаркий и душный летний день, стоило ему задержать на ней свой взгляд чуть дольше или, того хуже, случайно коснуться хотя бы кончиками пальцев, её прошибал озноб, а сердце покрывалось ледяной коркой страха и неуверенности. Конечно, он слишком великодушен и добр, чтобы посмеяться над ней или сказать что-то неприятное, но словно наяву перед глазами вставали ярко написанные на его не привыкшем ничего скрывать лице удивление и жалость после её гипотетического признания; тем увереннее и небрежнее она пыталась себя вести, и получалось на удивление хорошо.

А некоторым мечтам суждено остаться мечтами.

Чтобы изгнать их и неподобающие мысли, Джинни в прошлом году решила попробовать старый добрый способ «клин клином вышибают», выбрав для этих целей из десятка кандидатов – удивительно, но многим она нравилась просто за внешность, хоть они совсем её не знали – Майкла Корнера, приятного в общении и симпатичного рейвенкловца. Расчёт оказался верным, даже, наверное, чересчур: он мог часами рассказывать ей что-нибудь увлекательное – с его точки зрения, – а она изредка кивала и думала о своём.

В один из летних дней, когда Гарри уже гостил в Норе, Джинни, получив очередное письмо от Майкла – не короче любого из Гермиониных эссе, как обычно, – не смогла заставить себя его прочитать и написала в ответ, что им нужно расстаться.

Кто знает, если бы Малфой не помешал ей в поезде нормально с ним поговорить, если бы не та безобразная сцена на перроне, сейчас Джинни встречалась бы с Дином, видит Мерлин, он делал для этого всё возможное.

А на днях выловил её после очередной квиддичной тренировки.

Джинни постоянно сравнивала Дина с Гарри – на самом деле она всех с ним сравнивала, – и результат выходил неутешительный: «Гарри никогда бы не…» и «А вот Гарри бы..» исчислялись сотнями, вот только одним из них было «Гарри никогда бы не стал встречаться с Джинни Уизли», поэтому, когда Дин попытался её поцеловать – последняя, отчаянная попытка убедить дать ему второй шанс, – она не стала сразу же его отталкивать. Он целовал её так, словно от этого зависела его жизнь, а она изо всех сил пыталась ощутить хотя бы тень тех чувств, бледное подобие того, что вызывал в ней Гарри одним своим присутствием на расстоянии меньше пяти футов, но не чувствовала абсолютно ничего.

Дин был хорошим парнем, просто он не был Гарри.

Мягко оттолкнув его, Джинни покачала головой и признала:

– Прости, но ничего не получится, – она развернулась, чтобы уйти и не смотреть на понурившегося Дина, не поддаться жалости – её идеал всё равно недостижим, так почему не сделать счастливым хоть одного человека, – и увидела Гарри, вместе с Роном стоявшего у подножия потайной лестницы, ведущей в гриффиндорскую башню. Он смотрел на неё иначе, словно впервые видел, а где-то на дне, как омут в болоте, притаилась злость. Может, на Дина, что тот мешал одному из лучших игроков – без ложной скромности, лучше неё играл только сам Гарри, а Кэти она уже ни в чём не уступала, несмотря на разницу в опыте – отдохнуть после тяжёлой тренировки, может, на Джинни, что она оказалась всего лишь обычной девчонкой, а не своим парнем, которым долгое время старательно притворялась.

Устроившему скандал Рону где-то в глубине души Джинни была даже благодарна, но всё равно не сумела сдержаться, чтобы не наговорить гадостей, выплёскивая затопившее её от взгляда Гарри чёрное отчаяние. Даже Гермиону приплела, хотя вот уж кто ни в чём не виноват совершенно, а теперь по полной огребёт от Рона за единственный поцелуй с Крамом, и тот, скорее, из научного интереса.

С того дня она просто не находила себе места, но поговорить о произошедшем ни с кем не решалась: Полумна просто не поймёт, у Гермионы и без всяких глупостей проблем полон рот – Джинни полностью разделяла её опасения насчёт учебника Гарри, – а с другими девчонками, даже одногодками, она так и не сумела сойтись достаточно близко. Ну не к Рону же идти за советом, право слово. Во-первых, он не понял бы, во-вторых, всё ещё дулся. И уж конечно Джинни не могла обсудить это с самим Гарри, взамен делая вид, будто вовсе ничего не случилось. Он, кажется, был не против, но иногда она ловила его странные взгляды, слишком похожие на тот, что был в потайном проходе, и понимала: он ничего не забыл.

Джинни, и без того бывшую на нервах, приближение первого матча сезона, тем более со слизеринцами, доконало. Промаявшись несколько часов без сна накануне дня икс в слишком жаркой и оттого особенно противной постели, она поняла, что уснуть не сможет, оделась и спустилась в гостиную, но там было пусто. Немного поскучав у едва тлевшего камина, Джинни вспомнила универсальный рецепт Дамблдора от любых неприятностей: чашка горячего, сладкого шоколада. Недолго думая, она решительно встала, подошла к выходу и отодвинула портрет.

У ближайшего поворота копошились две смутные тени, они тихонько переговаривались, негромко похохатывая и ковыряясь в чём-то в районе пола. Рассмотреть подробнее не выходило: свет от ближайшего окна до них практически не доставал.

Замерев от неожиданности, Джинни оглянулась – Полной Дамы на портрете не наблюдалось – и принялась лихорадочно размышлять, что же делать. Почти наверняка это какие-то шутники, решившие устроить гриффиндорцам некий утренний сюрприз. Если вспомнить о завтрашнем матче, можно с уверенностью сказать: слизеринцы. Их новоприобретённой вежливости хватило едва ли на неделю, а затем, в основной массе своей, они вернулись практически к прежнему поведению, только компашка Малфоя и квиддичная сборная продолжали ломать комедию. Честно признаться, сама Джинни подыгрывала им не без удовольствия, тихонько наслаждаясь тщательно скрываемой, но всё же заметной злостью некоторых из них, особенно скотины Вейзи, её главного соперника и лучшего бомбардира противника. Вот только не ожидала она, что слизеринцы так резко перейдут к активным действиям, и с большим опозданием заподозрила: всё это был один большой план по усыплению бдительности, долженствующий завершиться подлым и неожиданным ударом. Любой, поживший под одной крышей с Фредом и Джорджем, прекрасно знал, насколько злыми и жестокими иногда могут быть некоторые шуточки, и Джинни могла поспорить, что Гриффиндору уготована именно такая.

Она снова оглянулась на пустовавшую раму и достала палочку: вернуться за подмогой не получится, но рано или поздно её наверняка заметят. Численное преимущество смущало: делать гадость отрядили наверняка тех, что поталантливее, со старших курсов. Хоть Джинни и была подготовлена намного лучше почти любого другого студента пятого курса – наверняка даже двух, если не считать членов ОД, но столкновение предстояло не с кем-то из них, – однако парочку с седьмого ей точно не одолеть. С шестым могли быть варианты.

А ведь даже если они её не заметят, всё равно придётся устраивать наскок в лучших традициях шуточного девиза Гриффиндора «слабоумие и отвага»: закончить свою пакость она им позволить не должна – мало ли что там окажется.

Удивлённый вскрик со всей очевидностью показал: слизеринцы не совсем идиоты и по сторонам изредка поглядывали, а Джинни слишком долго думала. Однако всё бросать и срочно убегать – как она немного надеялась в глубине души – застигнутые врасплох пакостники даже не подумали, вместо этого подскочив и рванув в её сторону с явным намерением обезвредить неожиданного свидетеля, и совершенно точно не ожидали, что Джинни ринется навстречу.

Лучшим шансом было прорваться мимо них из тупика, в котором её могли спокойно зажать и неторопливо измотать, а там либо оторваться и затеряться в лабиринте школьных коридоров, либо двигать к Макгонагалл, если придётся совсем туго, но первое, конечно, предпочтительнее. Едва достигнув максимально возможной эффективной дальности воздействия своего любимого Летучемышиного сглаза – самую чуточку превосходящей по этому параметру большинство заклинаний, обычно известных школьникам, – она взмахнула палочкой, не притормаживая и не пытаясь целиться – заклинание обладало псевдоразумом достаточным, чтобы самому наводиться на цель, так как мышки по сути являлись трансфигурированным воздухом с программой атаки всего живого, что находилось перед ними, – вложив столько сил, сколько вообще могла, и с удовольствием пронаблюдала, как парочка слизеринцев, так и не успевших её ничем атаковать, резко затормозила и скрылась в тёмном облачке с головы почти по пояс.

– Это Уизли! – выкрикнул один из них, и Джинни, узнав голос Харпера – Слизерин, пятый курс, полный идиот, – несколько приободрилась. Второй что-то бормотал, слишком тихо, чтобы разобрать слова или идентифицировать голос.

Мимо них она пронеслась на максимальной скорости и, достигнув поворота, на ходу с большим удовольствием наступила на не до конца выложенный на полу узор из чего-то, похожего на белые – или светло-серые, в полумраке не разобрать – крохотные лепестки и часть раздавила, а часть расшвыряла подошвами в стороны и с удовлетворением подумала, что ничего у этих гадов теперь не выйдет, в любом случае.

Стоило ей только скрыться за поворотом, как в угол стены прилетело какое-то заклинание, выщербив камень с такой силой, что обломки чувствительно ударили Джинни в спину и плечо, заставив ещё ускориться. Вербальной формулы она не услышала, значит – напарник Харпера с шестого или седьмого курса, и это уже хуже. Более того, раз он сумел прицелиться настолько точно, то с мышками уже разобрался. Слишком быстро.