Текст книги "Империус (СИ)"
Автор книги: БаггиБу
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– Затем, чтобы вы сумели отбиться в случае чего? И она ходила за тобой хвостиком не для галочки, а при нападении не стала лишь обузой? Невербальные заклинания хотя бы? Это ведь огромное преимущество, – с каждым вопросом Спайк распалялся всё сильнее. Как можно не понимать настолько элементарных вещей? – Да в жизни не поверю, что Грейнджер не сообразила!
– Я попросила Гарри не говорить ни ей, ни Рону, чтобы зря их лишний раз не волновать, тем более им и без того сейчас сложно.
Очевидно, напрасно он судил Поттера по себе.
– О да, сложно: как прочитать ещё больше книг за то же время для одной, где ещё пообжиматься со своей блондиночкой для другого, – он сорвался почти на крик. – А Поттер что, принципиально делает только то, что ему запрещено? Знаешь, я думаю, что если бы Крауч не бросил его имя в кубок, то это следовало сделать Дамблдору!
– Что за бред ты несёшь, – лицо Уизли вытянулось: кажется, всерьёз обиделась. – Дамблдор никогда бы не подверг Гарри такой опасности.
На данный счёт у Спайка имелись некоторые сомнения, если учесть, что именно в школе Поттер регулярно подвергался смертельным угрозам. Так или иначе. Вместо этого он сказал уже более мирно:
– А как ещё заставить этого несносного ребёнка заниматься? Его смерти хочет маньяк-садист, второй по силе волшебник на островах, но ему плевать. За его девушкой – ладно, будущей девушкой, не сверкай так на меня своими прекрасными глазами – устроили охоту, а он использовал это в качестве повода проводить с ней больше времени, но даже не старается толком её защитить.
Уизли вдруг поёжилась и неумело попыталась сменить тему:
– У вас в подземельях всегда жуткий холод, – она как-то сникла и обняла себя за плечи.
– С могильным не сравнится, – категорично отрезал Спайк. – Ты от темы не увиливай, тыковка, – но, присмотревшись внимательнее, он заметил, что её руки покрылись гусиной кожей, а такое не особенно посимулируешь. Может быть, и правда замёрзла, а может, до неё наконец-то что-то дошло. Когда-нибудь его сегодняшние слова могут спасти жизнь, ей самой или кому-нибудь другому. Конечно, если Уизли предпримет хоть что-то для улучшения своих навыков, но у неё весьма деятельная натура, в отличие от Поттера, насколько можно было судить по их опыту общения. Он вздохнул: – Ладно, пошли.
– Куда? – она выглядела растерянной и уязвимой.
– В ванную старост: наставлять рога Поттеру – за всё хорошее. Он возревнует и наконец-то перейдёт к активным действиям. Кстати, если вдруг случится невероятное, то есть кто-то из вас дозреет до признания, пароль – «сосновая свежесть». И он не меняется годами.
– Опять ты со своими дебильными ответами, – Уизли вновь залилась краской, теперь уже точно от злости, но зато к ней вернулись живость и боевой настрой, а момент слабости остался позади.
– Опять ты со своими дебильными вопросами, – Спайк мимолётно улыбнулся.
– В башню?
– Ага.
– Я уже большая девочка. Сюда как-то добралась и обратный путь осилю, не рассыплюсь, – и не понять: то ли она храбрилась, то ли правда так думала.
– Я щас начну угрожать, страшно. В лучших традициях Снейпа, – закатил глаза Спайк.
– А давай, – сказала Уизли с вызовом и задорно улыбнулась. – С удовольствием послушаю.
– Не заставляй меня снимать с тебя баллы, – изобразил он максимально суровые лицо и тон, но, понятное дело, до Снейпа ему было далеко.
– Что?
– Это одна из его самых страшных угроз в адрес любого слизеринца, – с заведомо ненатуральной серьёзностью пояснил Спайк.
– Ладно, пошли, – фыркнула Уизли. – Но не потому, что ты меня испугал, просто я действительно замёрзла.
Предпочтя не спорить, он дезиллюминировал их обоих, высунулся из-за доспехов и осмотрелся.
– Вроде чисто.
Вечные магические светильники, натыканные в подземельях с завидной частотой, имели как минусы, так и плюсы: остаться незамеченным сложно, но и к тебе вряд ли подкрадутся; и никому не сдалось каждый вечер их гасить, а по утрам вновь зажигать: слишком много работы даже для домовиков, это вам не маггловские лампы с единым выключателем – необходимо позаботиться о каждом в отдельности. Благо, до выхода в наземную часть замка рукой подать, а там – тени, полумрак и слабый лунный свет из окон.
– А ты случайно не выяснил, чего там Вейзи хотел наколдовать? – поинтересовалась Уизли, неспособная просто идти молча.
– Как же, мы целую лекцию о его гениальности выслушали, – отозвался Спайк с охотой. Он тоже любил поболтать. – И о том, как бы всё было прекрасно, если б не ты. Заклинание старое и немного дурацкое: разложи лепестки, станцуй, спой песенку; на самом деле больше шуточное, причём ещё неизвестно, кому в результате действительно хуже, заклинателю или его жертве.
Со стороны Уизли послышалось ехидное хихиканье, он понимающе кинул (тоже не отказался бы понаблюдать за двумя придурками, с завываниями изображающими шаманские пляски) и продолжил рассказ:
– Вызывает лёгкую контактную аллергию, даже скорее просто банальное раздражение, которое чешется, причём не слишком сильно и долго. Никак не опознать, потому что магия ритуальная, доступная чуть ли не сквибу, и следов на жертвах не остаётся из-за минимальности воздействия, но зато действует на всех, кто пройдёт через проклятую местность – хоть один человек, хоть тысяча – в течение примерно часов восьми после наложения. Сама понимаешь, от игры отвлекало бы, но только параноик не решил бы, что проблема не в некачественном мыле или вроде того, раз пострадал весь факультет, а следов никаких нет.
– Умно и довольно изящно, – протянула Уизли почти с уважением. – Такую бы смекалку, да в благих целях.
– Смешно, но Вейзи радел именно о благе… родного факультета, – подколол Спайк эту наивную идеалистку. – Благо одного человека заканчивается там, где начинается благо другого. Такова жизнь.
– Но есть ведь какие-то общечеловеческие ценности? – не пожелала сдаваться она.
– Мир во всём мире? Это утопия, тыковка, но я не хочу сейчас рушить твои фантастические представления о мире. Просто поверь, что всегда будет пострадавшая сторона.
На это Уизли ничего не ответила, видимо, серьёзно задумалась.
– Малфой… я поговорю с Гарри насчёт занятий, – сказала она тихо – чтобы не разбудить портрет раньше времени, – когда они подошли ко входу в гриффиндорскую гостиную.
– Поговори, – с некоторой надеждой ответил ей Спайк и снял с неё дезиллюминационные чары. – Мне будет жаль, если однажды тебя пристукнет какая-нибудь задница, – и на сей раз он не врал, просто не говорил всего.
Дождавшись, пока Уизли скроется в проёме, Спайк отправился на восьмой этаж. По дороге он вновь думал о том, что с Исчезательным шкафом сел не просто в лужу, а в средних размеров озеро из нечистот, раз уж даже она его вычислила. Увы, изменить что-то можно только после очередного визита в Хогсмид и обмена письмами с Горбином, а до тех пор придётся утроить бдительность – раз уж вовсе отказаться от походов, как бы ни хотелось, нельзя – и сделать работу над ошибками со всей возможной тщательностью. Кроме того, желательно выделить больше времени на освоение Протеевых чар – идеальное средство связи, спасибо Грейнджер за идею, – которые пока давались ему не лучше дезиллюминационных. Вероятно, из-за того, что изучались по остаточному принципу, как не самые срочные. На домашние задания и разнообразные заклятия починки уходило почти всё время, и это при том, что Спайк отвёл на сон только необходимый минимум, а к Винки забегал всего раз после того, как она стала его эльфийкой. Малышка цвела и пахла, держалась с достоинством королевы и поглядывала на своих собратьев свысока; напрямую спрашивать он не стал, но по всему было видать, что с Кричером у них дело с мёртвой точки сдвинулось. Паркинсон же пару раз интересовалась, всё ли с ним в порядке, и заверяла, что бледность ему, конечно, очень идёт, но всему должны быть разумные пределы.
Собственно, в Хогсмиде Спайку требовалось сделать кое-что ещё – помимо визита на почту и в «Кабанью голову» – для реализации первого фальшивого покушения на Дамблдора, и вот к отработке этого он пока даже не приступал, утешая себя мыслью, что время ещё есть, но с каждым днём его становилось всё меньше: недавние полтора месяца сократились до двух недель с поразительной скоростью.
Когда следующей ночью с пятницы на субботу в том же самом месте его вновь окликнул тот же самый голос, Спайк даже не удивился. Может, стоило ей категорически запретить его преследовать? Как же, стала бы она слушать. С удвоенной энергией кинулась бы, сугубо из чувства противоречия и неизбывной внутренней потребности к бунтарству, прописанной у каждого гриффиндорца прямо-таки на подкорке.
Он подозревал, что конвоирование Уизли до гриффиндорского общежития неизбежно станет для него привычной традицией. А если учесть, что она всё же раскрутила Поттера на дополнительные занятия, терять настолько эффективного агента влияния никак нельзя. Надо будет и ей сделать галлеон с Протеевыми чарами.
Но каков Снейп, а? Точно в воду глядел, когда говорил про неё. Зря теряет время со всеми этими зельями, тёмными искусствами и шпионскими играми. В прорицания ему надо было идти! Такой талант пропадает…
========== Глава 7. Несостоятельность ==========
К своему новому распорядку, включавшему экстремально ранние утренние прогулки, Гермиона привыкла довольно быстро, и до определённого момента всё шло просто прекрасно: зелье выглядело идеально на каждой стадии, а найденные специализированные диагностические заклинания исправно показывали состояние мозга трансфигурированных мышек. С лечебными было сложнее: понять, имеют ли они эффект, при отсутствии повреждений оказалось невозможно, а какое-нибудь проклятие с похожим воздействием, так или иначе вызывающим локализованное внутреннее кровотечение, отыскать пока не удалось, но она не теряла оптимизма.
До поры.
Когда Гарри сделал вид, что подлил Рону Феликс Фелицис, Гермиона пылала от возмущения, однако после напоминания о злосчастном Конфундусе и признания в инсценировке немного успокоилась и готова была помириться, но случилась Лаванда Браун.
Сразу со всей ясностью стало понятно: спрашивала та про него не из пустого любопытства или желания посплетничать; может, даже отступила бы, скажи Гермиона, что Рон ей нравится, но она не сказала. Гермиона и сама окончательно поняла и признала это только в заброшенном классе, когда натравила на него трансфигурированных птичек.
Рон был ужасным выбором, правда не худшим, пока в школе оставались кадры вроде Смита, Забини, Слоупера, Малфоя или Вейзи, но сулившим множество проблем. И теперь он встречался с другой, более того, делал вид, словно не понимал, почему она так реагирует – может, и не притворялся, но от этого лишь обиднее, – а об их договорённости пойти вместе на рождественскую вечеринку к Слагхорну – чисто по-дружески, как Гермиона себе раньше говорила – можно забыть.
Наверное, даже горше понимания, что поезд ушёл, а она его бездарно прохлопала, было появившееся между ними с Роном – в немалой степени по её вине – отчуждение, из-за которого страдал ещё и Гарри. Хоть Гермиона и повторяла себе, что друзья так не поступают, это свинство и эгоизм, а на четвёртом курсе ни о какой ревности речь не шла, она всего лишь приняла желаемое за действительность, а даже если не так, прошло слишком много времени и возможные чувства со стороны Рона давно остыли – исключительно по её вине – из-за отсутствия проявлений встречного интереса, так что его винить вроде бы и не в чем… но всё равно злилась и ничего не могла с собой поделать.
Когда Гарри объявил о возобновлении ОД, он, во-первых, признался Гермионе, что ему очень нужна помощь с невербальными заклинаниями, а во-вторых, предупредил: если они с Роном продолжат вести себя на собраниях по-прежнему, он на них обоих сильно обидится. От этого стало ещё хуже. Она не слишком умела и нисколечко не любила притворяться, но пришлось.
Последней каплей стало то, что очередным ингредиентом её тайного проекта должно было стать зелье этого года, которое они ещё не готовили на уроке, так что расспросить Слагхорна, почему в результате никак не получается добиться запаха сушёных яблок, хотя в остальном зелье выглядит согласно описанию, было невозможно, а порядка, заданного в учебнике, он придерживался очень вольно: мог что-то пропустить, дать рецепт из конца учебника, потом из середины, а за ним – проигнорированный пару недель назад. Никаких гарантий, что они не приступят к так нужной ей сейчас Элоквенции, скажем, в мае.
У проблемы имелось два решения. Гермиона готова была поспорить на что угодно: в учебнике Гарри найдётся исправный рецепт, и сваренное по нему зелье будет источать правильный аромат; но если она воспользуется заметками Принца, то тем самым признает его авторитетным источником, заслуживающим доверия.
Нет уж, лучше посидеть в старой доброй библиотеке с десятком справочников и попытаться разобраться самостоятельно, пока есть шанс, что они с Джинни сумеют и впредь удерживать одного неразумного любителя экспериментов от постоянного использования неизвестных заклинаний сомнительного авторства и назначения на всех подряд.
Хотя не то чтобы у неё было так много свободного времени, тем более уже завтра их снова отпустят в Хогсмид и желательно точно знать, какие ингредиенты ей понадобятся: Гарри иногда – по совету Принца – добавлял что-то совершенно на первый взгляд постороннее. Хорошенько подумав, Гермиона могла понять, как именно это работало, но сама – с нуля и без подсказки – ни за что не догадалась бы попробовать. С зельями, в отличие от чар и трансфигурации, у неё не было интуитивного чутья, когда ты просто знаешь, что для нужного эффекта петельку следует вывести резче, а не осознанным усилием вспоминаешь три теоремы, два закона и сравнительные значения из таблиц. Оставалось надеяться, что раньше ей просто недоставало мотивации.
Малфой, как обычно, в наглую примостившийся за её стол, почти не вызывал раздражения и, когда она о нём всё же вспоминала, этим фактом бесил ещё сильнее, чем раньше, доводя Гермиону практически до исступления. Собственно, того он и добивался, так? Чтобы его перестали воспринимать в качестве угрозы, подпустили ближе. Сила привычки – великая вещь, и она даже не сразу поняла, что план Малфоя работает: медленно, но до жути эффективно.
Правда, сегодня он, вопреки обыкновению, не копался в книгах и ничего не строчил с деловитой целеустремлённостью, а сидел и с каким-то отрешённым видом наблюдал за ней. Гермиона невольно посмотрела на него, и Малфой, конечно, это заметил. Она не скрываясь поморщилась и мысленно загадала, что если он сейчас начнёт снова приглашать её в Хогсмид, то получит по голове самым увесистым справочником, и плевать на недовольство мадам Пинс.
– Вау, этот день войдёт в историю, – Малфой вполне натурально изобразил удивление и восторг. – Как день, когда ты перестала делать вид, что меня нет.
Гермиона подчёркнуто отвернулась, но он принял единственный неосторожный взгляд за приглашение к разговору. Вернее, за повод, которым явно собирался воспользоваться.
– Инсайдерская информация с ваших милых клубных посиделок? – хмыкнул Малфой, но она упорно сверлила взглядом статью из «Самых распространённых сочетаний несочетаемого: о парадоксах и курьёзах высших зелий», раскрытых как раз на странице с Элоквенцией. – Ораторское зелье будет на следующем уроке, и ты, в напрасной жажде своей превзойти Поттера, решила заранее подготовиться получше? Забей, серьёзно. Говорю это как человек, пытавшийся сделать что-то подобное годами, только в квиддиче. Кто бы мог подумать – уж очень хорошо он это скрывал, – но талант есть талант.
Скрипнув зубами, чтобы не ляпнуть о настоящем источнике «таланта» Гарри, Гермиона изо всех сил пыталась не обращать на Малфоя внимания, следя за ним лишь боковым зрением. Не нужно ему ничего отвечать, его тут вообще нет! Если повторить это много-много раз и не сорваться, может, он заскучает от общения сам с собой и отстанет от неё.
– Нет, я не могу смотреть на твои мучения. Такое ощущение, что ты сейчас от натуги лопнешь, а этого не стоит ни одно зелье. Два факта, Грейнджер: раньше ты варила по Мышьякоффу и была лучшей в классе. Сейчас ты варишь по Бораго, и выходит хреново, – Малфой с брезгливой миной подцепил вышеупомянутый учебник кончиками пальцев, и Гермиона не выдержала.
– Держи свои грязные руки подальше от моих книг, – она резким движением вырвала у него осквернённый «Расширенный курс зельеварения» – тот остался целым лишь каким-то чудом – и с грустью осознала, что сегодня проку от сидения в библиотеке уже не будет: он не отстанет.
– Руки у меня, между прочим, чистые, – ничуть не смутился Малфой. – Куда чище, чем мои намерения.
Удивлённая настолько откровенным признанием в том, что он замыслил недоброе, Гермиона мысленно посетовала, что на приготовление зелья для него нужно так много времени, но на лице постаралась своих чувств не показать и принялась складывать книги в стопки, чтобы отнести мадам Пинс.
– И вот тебе третий факт: Мышьякофф выпустил семь учебников, по одному на каждый год, – никак не хотел успокоиться он, а её игнорирующее молчание – конечно же – принял за знак согласия: покопался в своей сумке и вытащил оттуда учебник, помахал им у неё фактически перед носом. – Намёк понятен?
Оставив эту вопиющую наглость без внимания, она подхватила одну из двух внушительных стопок и понесла её к библиотечной стойке, а когда вернулась – выяснив, что упомянутый учебник действительно существует, но оба школьных экземпляра на руках, – была встречена ехидным взглядом Малфоя, который не то слышал, не то догадался.
– Могу поделиться своим, – предложил он. – Совершенно безвозмездно.
– Спасибо, как-нибудь обойдусь, – бросила Гермиона и схватилась за вторую стопку, оказавшуюся тяжеловатой.
– Немыслимо! Грейнджер отказывается от знаний…
– Не удивительнее, чем Малфой, желающий помочь кому-то вроде меня, – сдавленно пробормотала она – раз уж всё равно собралась уходить, то какой смысл молча терпеть – и пошатнулась под весом толстенных фолиантов. В голову пришла запоздалая мысль, что надо было поделить их ещё на два захода, но очень хотелось сбежать побыстрее. Если они сейчас упадут и, не дай Мерлин, порвутся, мадам Пинс отлучит её от библиотеки на неделю, не меньше.
– Ой, да ради бога! – Малфой вскочил, отобрал у неё книги. – Клянусь, руки у меня действительно чистые, – и потащил их к стойке; шатался он при этом не в пример меньше её самой. Гермиона так и застыла на месте, удивлённо за ним наблюдая, и отмерла – принялась складывать многочисленные свитки с заметками, – только когда он вновь плюхнулся на свой стул и вдруг спросил:
– Кому-то вроде тебя – это ты про своё происхождение?
– Разве не ты и тебе подобные называют нас грязнокровками? – процедила Гермиона с каким-то мазохистским удовольствием. – Не думай, будто у меня короткая память. Даже не надейся, что я об этом забуду.
Ей хотелось однозначно дать ему понять: бессмысленно рассчитывать усыпить её бдительность, можно даже не пытаться.
– А хочешь знать, в чём на самом деле твоя проблема, Грейнджер? – спросил он вдруг почти беззаботным тоном.
– В достающем меня мелком заносчивом засранце, одном из кучки самодовольных чистокровных индюков с фашистскими замашками? – поделилась она своим вариантом.
– Если бы. В том, что в глубине души по какой-то невообразимой причине ты с этими индюками согласна. Разве тебе пришло бы в голову обижаться, назови тебя случайный прохожий с улицы, скажем, дурой?
– Сам ты дурак, Малфой, – снисходительно покосилась на него Гермиона. – Ты несёшь чушь.
– Нет, послушай! – он схватил один из немногих пергаментов, ещё не уложенных в сумку. – Считай его моим заложником! Так вот, ты точно знаешь, что умнее многих, чёрт, да ты умнее почти всех, с кем я за всю жизнь встречался, поэтому ты просто скажешь этому прохожему, что он сам дурак, как сейчас сказала мне, и пойдёшь дальше. Почему же вопли про нечистую кровь и бред о превосходстве из-за происхождения, точно волшебники – породистые собачки с рецессивным экстерьером, вообще способны задеть тебя, по факту – лучшую ведьму за последние сколько-то там десятков лет?
Да потому, что она чужая здесь и каждая сволочь не устаёт напоминать об этом, а все её достижения – способ доказать обратное, но у Гермионы скорее отсох бы язык, чем вылетело подобное признание.
– С каких пор ты заделался психоаналитиком? – поинтересовалась она с неприкрытым скепсисом.
– Ладно, как хочешь, – почему-то отступил он. – Учебник-то дать?
– Кажется, я уже сказала, что обойдусь.
– Думаешь, я мог подготовить фальшивку, чтобы подшутить над тобой на зельях? Или даже подставить, изменив рецепт так, чтобы получилась какая-то отрава? Вообще-то, на меня похоже… А, ладно, ты всегда можешь заказать себе экземпляр во «Флориш и Блотс».
Именно так она и собиралась поступить, но после его слов засомневалась, однако предположить, что он договорился с книжным магазином о какой-то каверзе, было, наверное, чересчур. Да и почту проверяют.
– Заложника своего мне верни, – сухо потребовала Гермиона, и Малфой безропотно послушался. Вряд ли можно было исхитриться как-то его проклясть, но она всё же проверила парочкой выявляющих заклинаний.
– Ещё один будущий параноик с постоянной бдительностью на мою голову, – он упёрся подбородком в сложенные на столе руки и посмотрел на неё со странной грустью.
Никакого стеклянного марионеточного взгляда, полная достоверность. Но так и работает хорошее заклятие Империус: не отличить, а иначе оно не стало бы непростительным. От контраста внешней естественности его поведения и страшной сути по позвоночнику пробежал холодок, и Гермиона, впервые с той знаменательной встречи возле библиотеки, присмотрелась к нему действительно внимательно, не пытаясь игнорировать сам факт его существования.
Малфой всегда был довольно тощим, но сейчас его можно было назвать скорее болезненным. Странно, но ему шло. Делало не таким противно-кукольным, более мужественным, и в то же время будило внутри неё что-то слишком похожее на жалость. Она хотела задавить это чувство, но не смогла: ему явно приходилось несладко. Может быть, когда наконец-то получится освободить его от гнёта чужой воли – и не убить в процессе, пожалуйста, – он сумеет пересмотреть свои взгляды? Нельзя же оставаться верным тем, кто делает с тобой такое… Это уже за гранью.
Никто ведь не потребует от него перехода на светлую сторону и активного участия в войне на их стороне – простого нейтралитета было бы достаточно: уже минус один враг, минус лишняя угроза и повод для беспокойства. Если только Малфой не пошёл на это добровольно, с полным пониманием и одобрением происходящего. Сама Гермиона не смогла бы, но она не расист-фанатик, верно? Откуда ей доподлинно знать, на что способны подобные люди, где проходит для них граница допустимого? Конечно, прочитанные после возрождения Волдеморта биографии нескольких нацистов дали ей примерное представление, но не всеобъемлющее. Точно сказать она не бралась, потому что в тех книгах не было пределов: ничто не казалось их персонажам слишком ужасным или недопустимым.
Но это же Малфой! Высокомерная задница, человек-заносчивость и человек-самомнение. Пошёл бы он на такое, сумел бы придавить себя до такой степени, даже при желании? Гермиона всё же сомневалась: слишком рафинированным цветочком, не знавшим реальных проблем и трудностей, он рос. Неоткуда было в нём взяться стержню, негде было закалиться, осознать, что есть вещи поважнее собственных желаний.
Малфою тем временем, похоже, наскучило молчание.
– Ты взрываешь мой мозг, Грейнджер, – протянул он с усмешкой.
– А? – Гермиона могла только надеяться, что это не прозвучало настолько же растерянно и жалко, насколько она сейчас себя ощущала, ведь именно взорвать ему мозг – по сути – как раз и было её планом. Неужели Малфой как-то вызнал про зелье или заклинания и догадался? Проследил?
– То делаешь вид, что я не существую, то устраиваешь мне сцены, только что минут пять смотрела, будто я какой очередной неудачный эксперимент Лонгботтома на уроке зельеварения, а сейчас вот изображаешь кролика перед удавом. Такая непостоянная…
– Чего тебе от меня надо? – спросила она устало и самую капельку облегчённо: случайное совпадение слов, не более. Если только не вспоминать, как он однажды намекал на Сириуса. «Как пёс». Но сейчас было совсем не похоже на тот раз: совсем другие интонации. Однако в данный момент он не был обычным собой. Чёрт, так можно запутаться до совершеннейшего умопомрачения.
– Понять. Люблю загадки, Грейнджер. Вот как ты ко мне относишься: ненавидишь, презираешь, боишься, интересуешься? Столько противоречивых сигналов… сейчас, к примеру, напряжённая работа мысли во всё лицо.
– Не выдумывай глупостей, – Гермиона демонстративно задрала нос. – Мне совершенно на тебя плевать.
– Я бы поверил, но ты хреновая актриса и просто отвратительно делаешь вид, что меня не замечаешь, хотя до нашествия Уизли и Поттера не прикидывалась. А в Большом зале ты настолько упорно не смотришь на слизеринский стол, что это даже примечательно.
Он слишком проницательный. И что сказать? Ведь не о том, что всё это – результат их прошлого… общения в коридоре возле библиотеки. И не о своих подозрениях – которые на самом деле давно уже твёрдая уверенность – и порождённом ими плане. Так странно и непривычно пытаться говорить с ним дольше одной минуты и без оскорблений.
– Забавно, но это второй наш более-менее нормальный разговор за весь год, – подмигнул Малфой.
– И за всю жизнь, – добавила она нерешительно.
Не бывает таких совпадений, правда же? Если бы Гермиона не знала абсолютно точно, что мысли читать невозможно, то заподозрила бы его в этом, но на пятом курсе, когда Гарри пришлось брать уроки окклюменции, она изучила всю доступную литературу и могла с уверенностью заявить: легиллименция работает не так. Даже на высшей ступени мастерства, когда уже не так важны палочка и заклинание, обойти необходимость смотреть в глаза просто нереально, а Гермиона очень старательно избегала его белёсых гляделок, но кто знает, что можно найти в литературе, которая ей недоступна. Слишком наивно полагать, будто в школьной библиотеке собраны абсолютно все существующие книги по магии.
Последний из свитков тем временем наконец-то занял своё место в сумке Гермионы, и можно было без потерь отступить.
– Мне пора, – торопливо бросила она и поспешила вон из библиотеки.
Это даже хорошо, что они пообщались, причём относительно мирно. Когда зелье будет готово, ей придётся подобраться к Малфою поближе, чтобы суметь его напоить. Имитация приятельских отношений – даже если они оба знают об их фальшивости – предоставит ей такую возможность.
*
В канун похода в Хогсмид Спайк плёлся на очередную ночную вылазку с большой неохотой: всё равно ни одного еще не испробованного заклинания для починки Исчезательного шкафа у него в арсенале не осталось, а за последние семь дней всё свободное от занятий время уходило на одно – попытки освоить Империус.
Тренировался он на пауках – примерно с такими в позапрошлом году Крауч под личиной Грюма показывал им мастер-класс по непростительным, – но те чхать хотели на все потуги Спайка. Он даже заподозрил было, что подопытные ему достались какие-нибудь магические, особо устойчивые – мало ли, какая фауна водится в Хогвартсе, вон, тысячелетний василиск спокойно себе по трубам сколько времени ползал, – но Винки, которая и наловила их где-то по тёмным углам замка по его просьбе, клялась, что пауки самые обыкновенные.
Помнится, летом между боевыми заклинаниями и Круциатусами тётка Белла любила поболтать о непростительных, тем самым, по её мнению, уча непутёвого племянничка уму-разуму и полезным в жизни премудростям, так что Спайк мог бы написать докторскую по любому из них, но знать и делать на практике – вещи немного разные; Империус не давался ему категорически, что застало его врасплох: это была первая серьёзная неудача с того времени, как он стал Драко Малфоем. Все прочие заклинания рано или поздно поддавались – с первого или пятидесятого раза, идеально или кое-как, – но не это. Абсолютное фиаско. Империус, как и другие непростительные, отличался от подавляющего большинства других заклинаний тем, что требовал желания подчинять, властвовать и наслаждаться процессом. Именно от этих чувств зависела ювелирность контроля и способность заставить жертву сделать то, что в обычном состоянии было бы ей не по силам. Второй составляющей успеха являлась сила воли – для подавления сопротивления объекта, – но уж с этим проблем не было. Отец, кстати, был в Империусе настоящим экспертом – ходили слухи, даже лучше Тёмного Лорда, – что многое говорило о его характере, а вот Спайк никогда не любил власть – в первую очередь, конечно, над собой – и не желал её, ассоциируя с ответственностью и лишним геморроем, который ему однозначно никуда не впёрся. Даже миньонов он заводил исключительно по серьёзной необходимости, а не ради статуса и возможности самоутвердиться, и любил называть себя анархистом, а для полного счастья в жизни ему с головой хватало Дру и самых простых вампирских развлечений: хорошенько подраться и немного поиграть с едой перед обильным ужином.
Но жить и не дать мучить близких тебе людей захочешь – ещё не так раскорячишься, и Спайк ежевечерне накручивал себя, чтобы применить треклятый Империус, потому что и жить хотел, и родителей любил, притом сильно, а пример Каркарова наглядно показал, что от Тёмного Лорда не побегаешь. Опытный и умелый маг, он продержался всего год, себе Спайк самокритично давал не больше месяца и готов был поспорить, что за это время Избранный от их общей проблемы избавиться не успеет. Он, в принципе, не больно-то торопился.
Не идти вовсе, а отоспаться перед завтрашним визитом к Тёмному Лорду или всю ночь продолжать тренировки, мешала вероятность, что Уизли вновь сидела в нише за доспехами и ждала его. Особых причин на это не было, но подобные мелочи её, как успел понять Спайк, обычно не волновали. Может, так проявлялась гриффиндорская адреналиновая зависимость, а он просто служил удобным поводом?
В любом случае стоило проверить, тем более что лучшая возможность без проблем и свидетелей передать ей зачарованный галлеон вряд ли представится.
Когда на их привычном месте Уизли не оказалось, Спайк немного растерялся, и именно этот момент она выбрала, чтобы с озорным «Бу!» появиться из ниоткуда за его спиной. Нервы и без того были расшатаны, поэтому ничего удивительного, что в неё полетела связка из Экспеллиармуса и Ступефая. Первое Уизли пропустила, но от второго ушла невообразимым кувырком и, растянувшись на полу, возмутилась:
