Текст книги "Беглый в Варшаве (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Глава 18
Мозг щёлкнул как затвор. Значит, соседи знают, что объект слежки – именно наш этаж. А значит, проверка началась. Нельзя было терять ни секунды времени.
«„Друг“, установить стандартную звуковую ловушку. Аудиофайл, зацикленный разговор, шумовой фон с доминирующими частотами, создающими иллюзию присутствия. Воспроизведение через стену, имитируя случайный бытовой шум.»
«Подтверждено. Установлен фоновый сценарий: разговор супругов о смене пароля к сейфу на работе мужа, упоминание о посещении консульства, и спор о дате похода в театр и на выставку.»
В квартире Лещинской это выглядело как утечка. Микрофоны фиксировали обрывки: «пятьдесят шестой… нет, семьдесят восьмой», «в шифровке ошибка…», «через посольство – нельзя!». Достаточно, чтобы напрячь даже искушённого опера.
Через пять минут:
– Зафиксировано увеличение двигательной активности. Присутствующий субъект «К-12» дважды набрал номер по телефону с аналоговой приставкой. Ключевые слова: «проверить», «верхние», «неожиданно».
«Регистрировать контакты. При попытке доступа к объекту – применить контрмеры. Обнаружить абонента телефонного разговора.»
Инна подошла с двумя чашками кофе.
– У тебя странное лицо. Такое… как будто ты выиграл в шахматы, но не уверен, что партия закончилась.
Пришлось срочно выдавить полуулыбку.
– Просто думаю, как лучше расставить мебель.
– Ты никогда не думаешь о мебели. Опять что-то не так?
– Наоборот. Всё идёт по плану.
Насколько сложнее стало прятать от нее мысли, после того как у нее начал развиваться дар.
А за стенкой – клацнул дверной замок, и мужчина в кожаной куртке покинул квартиру Лещинской. На его запястье «Друг» зафиксировал ретро-передатчик, с которого только что ушёл вызов на неизвестный номер. Он вышел к подъезду, оглянулся – и скрылся во дворе.
Я медленно поставил чашку на подоконник. Внизу раздался короткий щелчок – датчик уличной активности на случай, если объект вернётся. Теперь каждый метр пространства был под перекрестным наблюдением. Соседка снизу уже не выглядела трогательной бабушкой. Она стала маркером игры, в которой не было случайных фигур.
Квартира встретила нас полутемным уютом: остывший чайник, аккуратно сложенные тёплые вещи в прихожей, лёгкий запах пряностей от маринованного шашлыка, оставленного под балконной дверью. Инна первым делом включила свет в кухне, и не сказав ни слова, проверила, закрыты ли окна, затем молча прошла в комнату, будто вычеркивая сегодняшний день из памяти.
Активировав иконку в нейроинтерфейсе, подключился к «Другу» напрямую. Пространство слегка подрагивало – как вода, в которую бросили камешек.
'Доклад номер один. Начальный. Поиск по именам завершён. Подтверждение личности: Станислав Юзеф Сверчевский, студент последнего курса юридического факультета Варшавского университета. Отец – Сверчевский Эдвард Владиславович, член Комитета по Конституционному Надзору, куратор от партии. Мать – Кристина Сверчевская, работает в Министерстве культуры. Прописан по адресу: Чарторыйских, 17, квартира 24.
Характеристика субъекта: 1) участвует в неформальных вечеринках для золотой молодежи; 2) замечен в клубе «Nowa Fala» в компании владельцев импортных автомобилей; 3) в досье МВД – два инцидента с нарушением порядка, оба замяты.
Свидетели: Первый – Пшемыслав Ковальский – одногруппник, сын директора мясокомбината. Живёт по адресу: Ставки 11, кв. 5. Второй – Рышард Левандовский, сосед по подъезду, студент-архитектор, отец работает в воеводской прокуратуре. Оба подали идентичные заявления, текст совпадает на 91,7%. Подозрение на предварительную координацию.
Дополнительный анализ: в ноябре 1981 Сверчевский участвовал в конфликте с гражданином ГДР, закончившемся дипломатическим вмешательством. Потенциальная склонность к провокационному поведению.'
Картинка слегка дрогнула. В интерфейсе проявилось: «Запрос на углублённый анализ? Включить сбор информации из открытых источников и зашифрованных протоколов?»
Подтверждение было отдано мгновенно. Запрос ушёл в работу.
Инна, вернувшись на кухню, открыла холодильник, долго смотрела в пустоту, затем тихо спросила:
– Этот тип… Сверчевский. Он специально подстроил? Или просто трус?
Мой ответ прозвучал ровно, и без эмоций:
– Судя по тому, что и как происходило, он трус, но имеет прикрытие, скорее всего от отца. Он опасен. Но такого не жалко.
Она поставила чайник, прижалась к столу локтями.
– Нас вызовут в суд?
– Думаю да… Милиция уйдет в сторону и умоет руки…
– Как ты думаешь, наш особист уже в курсе?
Кивок мой был почти незаметен.
«„Муха“ во время инцидента была рядом, да и „Птичка“ парила над нами. Их камеры всё записали. Это наш не убиваемый козырь. Вопрос только в том КАК объяснить происхождение этих доказательств. А значит, ждём звонка, или визита.»
Чайник закипел. Инна налила по чашке и впервые за весь вечер улыбнулась – устало, почти извиняясь:
– Ты ещё хотел бы поехать на склон?
Ответ прозвучал мягко, но уверенно:
– Теперь – особенно.
* * *
На следующее утро, в штабе госпиталя дежурная подняла взгляд от журналов и сухо произнесла:
– К вам, товарищ Борисенок, пришли. Просят пройти.
За дверью с табличкой без фамилии ждал человек лет сорока, в гражданском костюме, но с выправкой, не оставляющей сомнений в происхождении. Лицо спокойное, серые глаза внимательные. Поприветствовал он меня нейтрально:
– Доброе утро. Прошу, садитесь. Будем говорить коротко, по-деловому.
В комнате пахло бумагой, табаком и чуть-чуть – гвоздикой. На столе – кипа папок, печатная машинка и чашка уже остывшего кофе.
– Меня зовут капитан Лаптев. Как вы уже наверное догадались, что я из особого отдела. Вам, надеюсь, объяснять не нужно, кто мы и чем занимаемся?
– Примерно представляю.
– Хорошо. Тогда к сути. Вчерашняя история с польской милицией. Доклад я получил. Довольно обстоятельный, даже без наших усилий. Имеется некий господин Сверчевский, студент юридического факультета. Имеет хорошие связи. Его семья – близка к верхушке партии. Ваше поведение, с их точки зрения, – провокационное. Подали заявление. Но на этом фоне возникает масса вопросов, на которые я должен получить честные ответы. Для начала: вы действительно применили силу?
Прямой взгляд в глаза. Ни давления, ни угрозы.
– Был вынужден. Иначе бы он нас не пропустил. Человек вёл себя агрессивно, создавал препятствие для вывоза пострадавшего. В машине – ребёнок, травмированный взрослый. Объяснял, просил. Ответом было хамство. Пришлось действовать аккуратно.
Лаптев поднёс ко рту чашку, глотнул, поморщился, но пить не перестал.
– А если бы это был наш офицер, в такой же ситуации?
– Вёл бы себя так же – получил бы по заслугам. Независимо от звания и статуса.
Наступила пауза. Капитан разглядывал меня внимательно, как будто искал трещины или фальшь. Не нашёл. Улыбнулся чуть заметно.
– Ведете себя, как врач на приёме, чётко, по делу, без истерики. Это хорошо.
Открыл папку, вытащил лист с отпечатанным текстом.
– Мы уже провели проверку. Свидетели – есть. Мать ребёнка и ваш польский знакомый. Сосед по дому характеризует вас положительно. Все собранные мной материалы в вашу пользу. А вот сторона «потерпевшего» оказалась куда как интереснее. Связи с МВД, поездки в Вену, крупные суммы в валюте. Есть подозрение, что господин Сверчевский-младший занимается не только учебой.
Сложив листы обратно, Лаптев закрыл папку.
– Ваша задача сейчас – не геройствовать, не вступать в конфликты, даже если очень хочется. Вы человек на виду. Советский специалист. С такими, как вы, у нас теперь особый порядок. Потому и беседуем.
Выражение лица оставалось деловым, но голос стал чуть мягче:
– Мы о вас уже кое-что знаем. И не только из анкет. Ваш переход в Варшаву, рекомендации, поведение в Минске, участие в учениях – всё это отражено в материале. И знаете что?
Капитан чуть наклонился вперёд.
– Пока всё чисто. Даже чересчур. Такое обычно бывает либо у святых, либо у очень осторожных. Лично мне ближе второй вариант.
Неожиданно протянул руку:
– Так что не подведите, товарищ Борисенок. У нас тут таких, как вы, немного. Если нужна будет защита, вы ее получите. Но если подставитесь, не взыщите, разберёмся быстро.
Рукопожатие вышло крепким, по-мужски.
На выходе Лаптев задержал взгляд и добавил:
– И жену вашу берегите. Хорошая она у вас. Это сейчас большая редкость.
* * *
После обеда, в голове щелкнул тихий сигнал. Прозрачная и холодная, как лёд на Висле, мысль возникла сама собой – «Доклад принят. Воспроизведение?». Команда подтверждена едва уловимым импульсом – и внутри развернулась запись.
Фон – кафе в жилом квартале Стегны. Стены с облупленной краской, стулья металлические, на столе пепельница, полная бычков. За столом трое: Сверчевский, Ковальский и Левандовский. Голоса приглушённые, но зафиксированы отчётливо, как будто сидели рядом со мной.
– Значит так, – Сверчевский говорил быстро, слегка сбивчиво, как человек, который повторял эту речь вслух, но всё равно нервничал. – Менты докопаются, но не сейчас. Главное – подтвердите, что он первый врезался, поняли?
– Ага, – кивнул Левандовский. – Я скажу, что стоял у дерева по малой нужде, и видел, как он вышел, матерился, пнул зеркало. Всё как договаривались.
– А я – что был рядом, – вставил Ковальский. – И что он типа ударил тебя. Ты падаешь, я хватаю его, а он орет: «У меня пострадавший, мне пофигу!»
Сверчевский усмехнулся и допил кофе:
– Вот именно. А потом по нашей линии его прижмут. А машина – либо в арест, либо на штрафплощадку. Там уже дядя подключится. Главное – он начнет бегать, нервничать.
Пауза, щелчок зажигалки, вдох дыма.
– А потом – пойдёт на уступки. Курьер из него будет удобный. Надёжный. Проезжает границу. Мы ему – заказ, он – сумку с валютой туда. От «Фила». Обратно – техника, запчасти, фотоаппараты. Всё без палева.
– А если не согласится?
Сверчевский пожал плечами.
– Тогда другая статья. Переход в «уголовку». Он и пикнуть не успеет – сам будет виноват. Нам важно, чтобы он дрогнул.
– Хитро, – хмыкнул Ковальский. – Только вдруг он не дрогнет?
– Вот тогда и узнаем, случайно так, через приятеля отца. Поверь, такие парни на поводке у нас не в первый раз.
На этом запись оборвалась. На секунду в голове стало абсолютно тихо. Настолько, что слышался только тиканье настенных часов и стук собственных пальцев по фарфору чашки.
Отчёт «Друга» подкреплялся данными: личные контакты Сверчевского, записи разговоров по телефону, номер машины «Фила», который регулярно парковался у заднего входа варшавского филиала валютного ломбарда, закрытого для простых граждан. Подтверждённые связи с двумя фигурантами по делу 1980 года о махинациях с золотыми изделиями. Всё подробно и качественно закреплено с точностью до секунды.
Стало ясно: это был не бытовой конфликт. Не обиженный юнец с разбитым носом. Это – отлаженная схема. Захват, шантаж, давление, а затем – использование. Причём в интересах кого-то явно выше уровнем, чем просто эти парни.
Прикрыв глаза, ладонью коснулся виска – мысленно дал команду:
– Систематизируй. Составь досье. Пусть в голове будет порядок. И ещё: зафиксируй, кому можно передать материалы, если меня вдруг… заметут.
Ответ пришёл мгновенно, ровный, нейтральный:
«Резервный вариант активен. Кодовое имя: „Лаптев“. При необходимости – автоотправка с шифрованием. Угроза классифицирована как реальная. Режим наблюдения активирован.»
Было странное спокойствие. Не злость, не страх. Только холодное, чёткое ощущение – теперь понятно, кто есть кто. И что игра идёт не за справку из травматологии. Впереди будет непросто. И ошибок – допускать нельзя.
«Нива» под окном блестела от инея.
Глава 19
После полудня нейроинтерфейс подал сигнал – «Друг» завершил обработку данных. Доклад открылся сразу в поле зрения: визуальная фиксация, аудио и стенограмма беседы, прошедшей на квартире Пшемыслава Ковальского, куда эта троица перебралась после кафе. Камера, замаскированная в декоративной птичке, без труда сняла всех участников.
Сверчевский, растянувшись в кресле, говорил спокойно, с тем мерзким налётом самоуверенности, который бывает у мажоров, привыкших к безнаказанности. Его голос звучал особенно отчётливо:
– Главное – держать линию. Он вас тронул первым. Машину помял. Угрожал. Свидетели – вы двое. Точка. Если этот советский полезет жаловаться – мы его прижмём. Его баба – слабое место.
Ковальский сидел на подлокотнике, жевал зубочистку и усмехался:
– А если он начнет дергаться?
– Тогда он нам будет должен. Машина у него хорошая. А главное, его контакты. Он по службе ездит по всей Польше, через него можно получать от «Фила» то что нам нужен. Нужен курьер на замену старого, надёжный, но управляемый.
Рышард, до этого молчавший, тихо сказал:
– У меня есть записи с её голосом. Сделаем пару звонков, и она сломается и подпишет всё, что скажем.
Слова жесткими и были чётко зафиксированы. Всё сводилось к одному: сговор не просто имел место, он был выстроен заранее, с распределением ролей, этапами давления и конкретной целью: превратить чужую семью в инструмент для перевозки валюты. А «Фил», судя по контексту, либо агент иностранной разведки, либо высокопоставленный криминал.
Перед глазами мелькнуло предупреждение интерфейса: «Опасность перерастает в системную угрозу. Рекомендовано активировать протокол защиты».
Вечером, когда в подъезде зашуршали шаги, а в дверной звонок позвонили дважды, Чутье подсказало, что дело пошло дальше. Камера «Мухи», которая дежурила на лестничной площадке передала изображение – незнакомый человек в кожаной куртке и тёмной шапке осматривал замок, прикрываясь газетой. Через пару минут он быстро спустился вниз, ничего не тронув. Но в почтовом ящике появился лист бумаги: «Ты знаешь что делать. Сделай всё правильно – и всё будет хорошо, и твою женщину не тронут».
Инна читала это, стоя у окна, с застывшим лицом. Голос звучал тихо, как будто в полусне:
– Они ведь следят… Я их видела вчера у трамвайной остановки. Один с газетой – притворялся, что ждёт транспорт. Второй делал вид, что курит, но взгляд, прямо на меня. Я обернулась, а он исчез. Сегодня снова. Только теперь уже не притворяются. Просто смотрят, нагло, глаза в глаза.
В этот момент пришлось впервые за всё время активировать протокол полной защиты. Голос «Друга» прозвучал в голове чётко и чуть растянуто:
«Активация: режим „Щит“. Полное наблюдение, контроль периметра, нейтрализация угрозы в случае пересечения порога. Разрешение на использование внешних активов получено. Опции невидимости и маскировки периметра – включены.»
Квартира словно напряглась, и это чувствовалось во всем. Стены остались прежними, но каждое движение снаружи теперь фиксировалось. Каждый, кто подходил ближе трёх метров, становился объектом анализа: рост, вес, давление, мотивационный профиль, уровень агрессии. Если потребуется, то вмешательство будет мгновенным.
Инна молчала, но в её взгляде уже не было страха, только удивление и растущее, глубокое доверие. Ладонь легла на мою руку, а голос стал едва слышным:
– Знаю, ты не такой как многие вокруг. Но… спасибо, что ты со мной. Даже когда тебе самому страшно.
Мой ответ прозвучал совсем негромко, почти на выдохе:
– Ты теперь под полной защитой, никто тебя не тронет, я обещаю.
* * *
Тот день начинался слишком спокойно. Слишком правильно. Даже «Нива» завелась без капризов, будто чувствовала, что всё должно пройти ровно.
У ворот ДОСа показался знакомый «Фиат» – тот самый, что раньше блокировал нам дорогу. Машина проехала мимо, не сбрасывая скорости, водитель даже не обернулся. Только в зеркале заднего вида промелькнул знакомый затылок. Внутри уже вспыхнуло тревожное эхо, и команда «Другу» отправилась мгновенно.
За день произошло два мелких, но странных эпизода. Первый – проверка документов неизвестными возле госпиталя, которые представились дорожной милицией. Второй – аккуратный белый конверт в почтовом ящике. Внутри лежали пять стодолларовых купюр и бумажка с адресом и временем. На бумажке стояло: «Wiesz co robić. Jeśli nie – twoja żona może zginąć.(Ты знаешь, что делать. Если ты этого не сделаешь, твоя жена может умереть).» Перевод был излишен.
Когда я осторожно, двумя подушечками, за торцы взял долларовые купюры, «Муха», дежурившая в комнате под видом обычного настенного датчика, немедленно передала заключение: фальшивка. Очень качественная. Почти идеальная. Но не настоящая. В нейроинтерфейсе мгновенно всплыло предупреждение. Внутри сложился ещё один пазл. Перед глазами всплыл еще один контур целой схемы: не просто шантаж, не просто подделка, а работа целой группы фальшивомонетчиков. Эти купюры не для внутреннего пользования. Их задача – пройти границу, осесть в банках на Кипре или в югославских казино. Взамен – телевизоры, джинсы, магнитофоны, сигареты и ликёр. Импорт. Контрабанда.
Так как иметь рядом с собой фальшивки было смертельно опасно, то первое что сделал войдя в квартиру, это сжег их в печке на кухне.
В эту ночь мне спалось плохо. За окном метель чесала оконное стекло ветками дерева у дома, интуиция зудела между затылком и копчиком, как старая рана перед переменой погоды. Около двух часов раздался тихий сигнал в нейроинтерфейсе. Сообщение от «Друга» пришло не как тревога, а как уведомление – с холодной формулировкой: «Проведена несанкционированная загрузка объекта транспортировки. Подозрение на провокацию. Информация уточняется».
Через минуту пошёл подробный доклад. Ничего лишнего и безупречно выверенный: «В 01:47 зафиксировано вторжение двух неизвестных лиц к вашему транспортному средству. Взломан замок багажника. Размещён объект: коробка из плотного картона, размеры приблизительно 60 на 40 на 20 сантиметров. После этого неизвестные место покинули. Пребывание у машины заняло менее одной минуты. Лица в капюшонах, разговор не зафиксирован. Госномеров у автомобиля сопровождения неизвестных не обнаружено. „Птичка“ ведет наблюдение за этим автомобилем.»
Следующая вспышка в поле зрения – тактический маршрут «Мухи», которая вышла из режима ожидания. Сначала к «Ниве» – бесшумное скольжение в потоке тёплого воздуха под капот, затем переход в багажный отсек. Камера через полимерное веко сфокусировалась на коробке. Трение скотча, лёгкий сдвиг крышки – и сканер пошёл по слоям.
Состав обнаруженного выдался предсказуемым и в то же время тревожным. Внутри находился пистолет, тип П-64, без маркировки и номера который спилен. Состояние – рабочее. Кроме оружия, зафиксированы две стопки купюр, предположительно номиналом по 100 долларов. Предварительный спектральный анализ указал: материал – бумага высокой плотности, следы современных органических примесей, нехарактерных для подлинных образцов 1970-х годов. Вердикт – подделка, высокого качества, но с ключевыми нарушениями: нарушен водяной знак, линии микропечати не выдерживают 600-кратного увеличения. Пробная цифра на третьем слое имеет смещение в 0,4 микрона, чего быть не должно.
Резюме от «Мухи» появилось мгновенно: «Контрабандный комплект. Потенциальная провокация с целью уголовной дискредитации. Вероятность оперативной постановки – 92 процента. Требуется немедленное изъятие.»
В квартире всё оставалось на месте. Тепло шло от батареи, часы тикали на полке, Инна во сне вздохнула и перевернулась, не подозревая, насколько близко от нас прошло лезвие. В груди поднимался холод, не страх, а особый тип концентрации, когда весь организм перестраивается под выполнение задачи.
В интерфейсе всплыла простая фраза: «Ждать команды?» Ответ был дан без колебаний. Подключился дрон-манипулятор из хозяйственного шкафа, компактный, но с нужными сенсорами. Через пять минут коробка уже была отснята, затем дефрагментирована, упакована в термополиэтилен, извлечена, и подготовлена к дальнейшей транспортировке.
К 02:35 операция была завершена. Химический след на внутренней обшивке багажника нейтрализован. Замок восстановлен до состояния, близкого к заводскому. Уровень маскировки – полный.
Следующие действия были просты. В голове уже формировался план. Слишком уж грамотно подложили. Значит, игра ведётся профессионально. Кто-то очень хочет, чтобы гражданин Борисенок оказался утром в наручниках, с пистолетом и пачкой «зелени» на руках.
До рассвета оставалось меньше четырёх часов.
* * *
Ранним утром, когда воздух в квартире был уже прохладным, раздался сухой, уверенный звонок в дверь. Не тот, что робко дёргают соседи или ошибающиеся почтальоны.
Инна, ещё в халате, накинутом поверх ночной рубашки, подошла к двери и приоткрыла её, оставив цепочку на месте. На лестничной площадке стояло пятеро мужчин, трое в форме и двое в штатском. Один из них, сухощёкий, с узким лбом и портфелем в руке, шагнул ближе к двери и произнёс по-польски с подчеркнутой формальностью:
– Prokuratura Rejonowa. Mamy nakaz przeszukania. Otwórzcie drzwi, proszę. Chodzi o podejrzenie przestępstwa. (Районная прокуратура. У нас ордер на обыск. Откройте, пожалуйста. Речь идет о предполагаемом преступлении.)
Перевод не потребовался. Инна побледнела, инстинктивно отступила на шаг и обернулась ко мне.
На лице растерянность, но голос прозвучал твёрдо:
– Костя, они говорят, что у них ордер. Хотят проводить обыск.
За ее спиной стоял я, уже одетый, как всегда, брюки, водолазка, вязанный жилет. Лицо было спокойным, но глаза начали считывание обстановки, делая осмотр по секторам.
Подойдя к двери, ощутил как в лицо хлынул холод с лестницы и запах промороженной шинели.
и не тронув цепочку, глянул прямо в глаза сухощекому прокурору, сказал на чистом польском, с подчеркнутой, но холодной вежлиыостью:
– W tym mieszkaniu przebywają obywatele innego państwa. Każda czynność śledcza wymaga obecności przedstawiciela radzieckiego konsulatu. Bez niego nie możecie nawet wejść, nie mówiąc już o rewizji. (В этой квартире находятся иностранные граждане. Каждое следственное действие требует присутствия представителя советского консульства. Без него даже войти нельзя, не говоря уже о досмотре.)
Его пауза длилась ровно семь моих вдохов. Плечи одного из молодых офицеров на секунду напряглись. Шаг вперёд, и тут же снова назад. Человек с портфелем чуть опустил взгляд, словно прокручивал инструкции.
– To rutynowa procedura…(Это рутинная процедура…) – попытался было вставить он, но голос был уже слабее.
– Wzywajcie konsula. Teraz.(Вызовите консула. Сейчас же.) Ten budynek należy do Armii Radzieckiej i ma eksterytorialność. Na jakiej podstawie dokonałeś inwazji na terytorium suwerenne? Wyjdź natychmiast! (Это помещение принадлежит Советской Армии и обладает экстерриториальностью. На каком основании вы вторглись на суверенную территорию? Выйдите немедленно на улицу!) – прозвучало как приказ, и в нём не было ни капли сомнения.
Один из сопровождающих переглянулся с другим. Затем тихо отступил и достал рацию. Разговор по ней шёл приглушённый, но отдельные слова долетали. Судя по тому, как замялся, явно никто из них не ожидал прямого сопротивления, тем более юридически выверенного. Ответ по рации пришёл не сразу. Видимо, на том конце происходило бурное совещание.
Инна стояла сбоку, прижав руку к груди, но в глазах уже не было страха. Только напряжённое ожидание. Костя слегка повернул голову и кивнул ей – как бы говоря без слов: всё под контролем.
Снова подошёл прокурор, но теперь говорил тише, почти извиняющимся тоном:
– Konsul zostanie powiadomiony. Ale musicie zrozumieć… Chodzi o bardzo poważne zarzuty. (Консул будет уведомлен. Но вы должны понимать… Это очень серьезные обвинения.)
– Rozumiem doskonale. Ale to nie zmienia faktu, że jesteście tutaj bezprawnie. (Я прекрасно понимаю. Но это не меняет того факта, что вы здесь незаконно.)
Голос прозвучал ровно, спокойно, но внутри в это время уже работал интерфейс. «Друг» получил команду отследить всех по лицам, проверить номера удостоверений, определить маршруты передвижения этой группы за последние сутки. «Муха», дежурившая за занавеской, активировала режим съёмки и аудиозаписи.
Площадка замерла в ледяном утреннем напряжении. Как в шахматной партии, где обе стороны поняли: сейчас главное не сделать первыми неверный ход.
