Текст книги "Беглый в Варшаве (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
Обратная дорога из Подмосковья в Минск началась на следующее утро в полном молчании. В салоне, кроме легкого шума обогревателя и тихого гула мотора, слышны были только редкие фразы. За окном мелькали снежные леса, просёлки и редкие фуры, спешащие в сторону обеих столиц.
Исаак, сидя на пассажирском сиденье, молча поглядывал на приборную панель. Через пару десятков километров тишина закончилась – начался разговор, тот самый, что давно витал в воздухе.
– Константин Витальевич, – начал Маркович, поправив шарф и закурив сигарету. – Не думай, что у меня проблемы с благодарностью. Машину твою посмотрел – остался под сильным впечатлением. А уж после трасс на Обчаке и в Подмосковье, когда ребята из команды так засуетились… в общем, понял, с кем связался.
Взгляд мой скользнул в его сторону, но ответа не последовало. Дальше продолжал он сам.
– Вопрос теперь не в том, насколько ты талантлив. Это ясно даже барану. Вопрос в том, как из этого сделать гешефт. Понимаешь? Не просто игрушку для себя, а промышленную вещь, которую можно толкнуть на рынок. Ты ж видел – эти актуаторы, шнорхели, электроника на впрыске, даже развесовка кузова. Сейчас уже это всё – не фантазии, это то с чего можно поиметь. Причём в этом сегменте рынок голодный, и не только у нас в Союзе.
Пауза повисла не меньше чем на минуту, прежде чем он добавил:
– Мой цех способен на многое. Уже сейчас ребята ваяют копии тех твоих штук, что на первой «Ниве». Прямо сейчас они собирают первый десяток комплектов для шноркеля и систему автоматического подкачивания шин. Про инжектор даже говорить не буду – все электрики облизываются.
Вопрос последовал спокойным тоном:
– А как ты видишь схему распределения? Кто в чём?
Маркович выпустил струю дыма, покосился в сторону и заговорил уже тише:
– Работа твоя. Идеи – твои. Руки у тебя – как у хирурга. Но всё остальное – организация, производство, сбыт, крыша, в конце концов – моё. Потому и делить будем честно, по партнёрски. Шестидесять процентов мне, сорок тебе. Всё – налом, раз в месяц. Без промедлений. Без левых схем. Хочешь – сведу с нужными людьми, будешь под защитой.
Ответ прозвучал сдержанно:
– Честно? Такой расклад устраивает. Но при одном условии – на первом месте всегда будет качество. Если кто-то начнёт халтурить – или ради скорости, или ради прибыли – влетаем оба. И если хоть одна деталь подведёт на трассе или в жизни – разрываем контракт.
Маркович засмеялся:
– Наш человек! Договорились. С завтрашнего дня запускаем всё в производство. И… у меня на примете есть пара гонщиков, которые мечтают получить «Ниву» твоей сборки. За отдельную плату, конечно. Так что – пора продавать будущее.
Вечернее солнце опускалось за горизонт, Минск приближался. Снег искрил под фарами, и в отражениях приборной панели мелькало нечто похожее на будущее, по факту выкованное своими руками. И, возможно, куда более важное, чем казалось пару месяцев назад.
* * *
Вечер в Минске опускался мягко, с лёгким туманом и пухлыми снежинками, что кружились под фонарями. Дверь в квартиру на Пушкина открылась стремительно – запах жареной картошки с грибами ударил в нос почти физически. Инна, как только увидела меня, стремительно обняла с силой, в которой смешались все: и радость, и скука, и желание.
– Ну наконец-то ненаглядный! – голос её несмотря на шепот звенел. – Ещё бы час – и начала бы думать, что тебя чья то черная душа очаровала и куда-то увезла.
Спортивная сумка с вещами полетела в угол. Обувь – под вешалку ноги поставили сами. Губы наши встретились посреди коридора.
– Мама… Душа моя… – Потом – снова и снова горячие поцелуи…
– Ее забрали в гости до воскресенья… – Разговор откладывался сам собой.
– О-ох… не зря я старался…
– А-ага… – Даже ужин остыл.
Ночь была жаркой, плотной и горячей, как воздух в парилке, в которой постоянно плещут на каменку.
Под утро, когда окна побелели от инея, и за стеной в соседней квартире кто-то уже гремел посудой, Инна, лежа на спине, сказала негромко:
– Слушай, если всё правда, если ты согласен на Варшаву… тогда надо решать всё серьёзно…
– Свадьба?
Она кивнула в ответ на мои слова, предварительно повернувшись ко мне, намеренно не поправляя простыню, которая от этого движения, выполненного расчетливо, обнажила то, что я умиляясь от красоты, называл «мои дыньки»…
Нежно коснувшись языком соска, решительно заявил, показывая что дурачусь:
– Если сейчас ты поклянешься что на протяжении всей нашей совместной жизни, что у тебя не будет «болеть голова», что «устала»… То…
– К-клянусь! – она подхватила мою шутку.
– Т-тогда я-я с-согласен!
Ее глаза засияли торжеством, как у полководца выигравшего сражение. Хотя… примерно так и было на самом деле.
– После ЗАГСа у нас будут необходимые документы. Я не хочу, чтобы нас потом выдёргивали из-за какой-нибудь формальности.
– Говорил мне дзедуля… Предупреждал!!!
– О чем милый?
– Что все бабы себе на уме! А от себя добавлю – крайне меркантильные особы! Что бы съездить в Польшу, выходят замуж… Как нас мужчин легко обмануть… Мы такие доверчивые…
Ответ последовал не сразу, но уверенно:
– Полковник прав. Не женатых не выпускают. Тем более – не военных. И если мы уже вместе, то зачем это откладывать?
Инна поднялась на локте, глядя в глаза:
– Значит, в понедельник подаём заявление. Пока дойдут документы, пока зал, платье, кольца… – Она замолчала, потом добавила с иронией: – Только, пожалуйста, без сюрпризов под марш Мендельсона.
Усмехнувшись, я погладил её по спине.
– Всё будет скромно. Только зал, стол, родные и друзья. Ничего такого.
Инна рассмеялась, но сразу стала серьёзной:
– Кстати, ты уже подумал, где будем жить в Варшаве? Я знаю, что для военных могут выделить место, но что с учёбой?
Ответ был точным:
– Мединститут – в шаговой доступности от госпиталя. По линии Министерства образования тебе могут выделить целевой набор. Пройдёшь собеседование, сдашь пару экзаменов – и вуаля, ты снова студентка. Уже почти врач.
– Значит, до свадьбы всё решаем, – подвела черту Инна. – А после свадьбы – Варшава. Новая жизнь, новый ритм.
– Скромно добавлю – в новом статусе. И еще один момент – язык! Его до начала занятий необходимо выучить…
– Ой! А я об этом не подумала! Что же делать Костя?
– Утро вечера мудренее… Давай-ка я массажик релаксирующий тебе забабахаю?
– Согласна, мне всегда от него так хорош-ш-ш-о…
Плотные шторы мягко отгородили комнату от зимнего утра за окном. В квартире стояла приятная тишина – тёплая, расслабляющая, как домашнее одеяло после долгой дороги. На прикроватной тумбочке тихо булькала баночка с ароматическим маслом. Света из-за штор было ровно столько, чтобы кожа Инны сверкала под пальцами, а мои глаза отдыхали.
Инна устроилась на боку, откинула волосы со лба и выдохнула:
– А ведь после свадьбы придётся вспомнить анатомию. Всю эту латынь, биохимию, фармакологию. Порой кажется, что мозг встанет на дыбы…
Пальцы скользнули вдоль шеи, к плечам, потом ниже – к точкам, где обычно скапливается усталость. Массаж был делом привычным, но в этот раз он стал только поводом. Под расслабляющие движения активировалась передача – незаметная но крайне важная для нас обоих. Между импульсами от «Друга» и рецепторами Инны шла ювелирная настройка. Организм воспринимал сигнал как приятную вибрацию от массажа.
– Понимаешь, – голос мой прозвучал как можно ниже, – никто не рождается гением.
А про себя добавил – но если немного помочь… настроить восприятие… сделать запоминание структурным, то даже латынь покажется тебе любимая красивым, родным языком.
Инна ответила сквозь полусон:
– Такое необычное ощущение сейчас…
– Какое?
– Как будто кто-то убрал ржавчину изнутри головы. Мой мозг стал чище… легче… Ты что, колдун?
Пальцы продолжали двигаться по нужной траектории, последовательно, в строго определенном порядке активируя нужные точки сначала на затылке, после вдоль позвоночника, а дальше через межлопаточную зону. «Друг» одновременно закачивал в нервную ткань блоки нейролингвистической адаптации, аккуратно оборачивая их в безопасные белки, чтобы организм принял их как свои. Резонанс с речевыми центрами уже шёл – тихо, мягко, точно по границам допустимого.
– Через пару дней попробуй прочитать что-то на английском, – прозвучал совет. – И посмотри, что будет.
– Что – будет? Усну, зевну, или начну поправлять препода с кафедры иностранных языков?
– Увидишь и удивишься…
Инна чуть повернула голову, в ее глазах зажглась искорка:
– Секретная методика изучения иностранного языка, методом нейролингвистического погружения!
– Что-то похожее…
В ответ прозвучал только лёгкий смех. В нём не было иронии, только предвкушение.
Через несколько минут сеанс был завершён. Инна зевнула, натянула плед, устроившись уютнее.
– Не знаю, что ты там нажимал, – пробормотала сквозь подушку, – но теперь даже мысли как будто идут ровнее. И слова… будто на вкус понятнее.
Комната снова погрузилась в тишину. «Друг» в интерфейсе сообщил, что загрузка модуля прошла успешно, активация пройдёт естественно – во сне и в процессе повседневной речи.
Осталось только подождать. И наблюдать, как интеллект Инны, ранее сдерживаемый усталостью и обстоятельствами, расправит свои крылья.
Рядом, в комнате мамы Иннынастенные часы отбили половину восьмого. За окном голубел рассвет. Инна прижалась ближе:
– Знаешь, мне с тобой не страшно. Даже если завтра скажешь, что мы летим на Луну – я только попрошу взять тёплое одеяло.
Легкая улыбка была ей ответом, моя рука коснулась её ладони.
День обещал быть ясным.
Глава 4
Прошло всего пару дней, но эффект оказался куда сильнее, чем я рассчитывал. Инна не просто начала читать по-польски – она понимала язык. Причём не так, как человек, выучивший новые слова, а как будто чувствовала их на уровне интонации, подтекста, скрытых смыслов.
– Костя, – сказала она, прищурившись после очередного разговора с буфетчицей, пожилой полькой, в госпитале, – она говорила, что кекс свежий, но на самом деле подумала про меня какую-то гадость. Я слышала это. Точнее… ощутила.
Я остановился, внимательно посмотрев на неё. В глазах Инны появилось напряжение.
– Это уже не просто понимаю язык, – продолжила она, – я… я легко считываю с людей эмоции, мотивации, мысли, которые они даже не озвучивают. Это… немного страшно.
– Наверное это побочный эффект от той процедуры, – признал я, сверяясь с интерфейсом «Друга», который сразу сообщил:
«Скорее всего, нейросеть адаптации зацепила зоны эмпатического резонанса. Не ожидал, что она будет настолько чувствительна.»
Инна присела на край стула, обняв колени.
– Я не знаю, как это контролировать. Когда на меня наорала продавщица в очереди, я… почувствовала, что у неё проблемы дома. Хотелось её утешить. А потом – раздражение, боль, даже презрение. Не к себе – ко всем вокруг. И всё это сейчас во мне!
– Значит, надо учиться фильтровать, – сказал я мягко. – Это не проклятие. Это дар. Но как любой дар, он требует дисциплины. Давай попробуем настроить твое восприятие?
Через нейроинтерфейс обратился к «Другу»:
«Выдели ей нейрозащитную маску – не глушащую всё, а регулирующую силу потока, чтобы она не впадала в панику. Постепенно будем снимать ограничения…»
Тем временем Инна кивнула, но её голос все равно дрожал:
– Обещай, что если это пойдёт дальше, ты… остановишь. Даже если мне будет казаться, что всё хорошо.
– Обещаю.
Интерфейс «Друга» мигнул предупреждением. «Порог восприятия превышен. Возможна манифестация вторичных когнитивных способностей.»
Я убрал уведомление. Пока рано говорить об этом Инне. Пусть адаптация завершится, а дальше – посмотрим.
* * *
День как и ожидалось был ясным, но ветреным. Он выдувал редких прохожих с площади перед рестораном «Юбилейный». Окна большого здания отливали тёплым светом. Внутри – ощущение солидности и легкой тревоги. За большим дубовым столом сидел директор ресторана в безупречном костюме и с лицом, на котором играла вежливая забота, приправленная щепоткой легкого беспокойства. Напротив него расположился я, Инна и Исаак. Не знаю, что там этому типу наговорил Исаак, но к нашему разговору директор кабака отнесся очень серьезно.
Разговор мой партнер начал с ходу, без лишних предисловий.
– Повторим всё по пунктам, – начал Маркович, не скрывая деловой хватки. – Столы на двадцать пять человек, включая молодоженов и родню. Размещение – г-образно, чтобы не как в заводской столовке, а по-человечески. Танцевальная зона – ее необходимо освободить. Свет – мягкий, не как в хирургии. Музыка – живой ансамбль, а не магнитофон. И никаких фокусов с котлетами из хлеба, как у вас было на юбилее у Белкина.
Директор подался вперёд, вытирая лоб платком.
– Всё будет, как просите. И даже лучше. Только… – он замялся, глядя на Марковича, – сами понимаете, Исаак Маркович, ОБХСС дышит в затылок. А тут – зал не по записи, продукты – по спецсписку…
Инна спокойно вставила:
– На торжестве будет начальник Минского военного госпиталя, несколько не самых последних офицеров. Хотите подставиться? Нет? Вот и работайте как положено! А про котлеты с хлебом – забудьте. Раз и навсегда. Если конечно хотите обратиться к нам по поводу лечения…
Директор невольно втянул голову в плечи, вжавшись в спинку кресла. На секунду в помещении воцарилась тишина, потом вновь заговорил Исаак:
– Продукты – мои. Напрягусь, но достану. Коньяк – армянский, пятнадцатилетний. Вино – кахетинское, из личного подвала одного знакомого. Сладкое – торты от «Коммунарки», пирожные с Центрального. За сервировку заплатим отдельно. Но запомни, Сема, – глаза сузились, голос стал почти бархатным, – если хоть одна фаршированная щука будет с глазами от сельди, ты на следующий день станешь директором столовой в Мозыре. И без права возвращения.
Семён нервно засмеялся:
– Всё понял, Исаак Маркович. Всё будет как в лучших домах ЛондОна и Парижа. Людей мобилизуем, поваров и закупщиков предупредим. Только скажите дату окончательно.
Инна положила руку на папку с документами:
– Пятнадцатое января. Начало – в восемнадцать ноль-ноль. Шампанское – в ледяных ведёрках. Танцы – после горячего. Кофе – только натуральный. Не растворимая гадость. И пусть официанты будут в белых рубашках, а не в серых или голубых.
Директор согласно закивал. Но по его лицу было видно: наш вечер обещает стать для него нервным, но все равно прибыльным.
На выходе Маркович шепнул мне:
– Нервный он, конечно, но исполнительный. Сколько с ним работаю – всегда выкручивается. Правда, потом две недели прячется от ОБХСС, но дело делает. Так что свадьба будет – как надо.
Инна, не оборачиваясь, только коротко бросила через плечо:
– Главное, чтобы без сюрпризов.
Смех перекатился по ступеням, пока мы выходили на морозный воздух. До свадьбы оставалось чуть больше недели. А впереди – беготня, примерки, кольца и маленький секрет, который я готовил для своей невесты.
* * *
Снег хрустел под ногами, словно кто-то сверху щедро крошил ледяную патоку. Минск жил посленовогодним ритмом, но в одном уголке города всё крутилось вокруг одного события – приближавшейся свадьбы.
С утра мы зашли в Дом моды на проспекте. Консультантка – полноватая женщина с начёсом и сигаретным голосом – посмотрела на Инну, словно на фарфоровую статуэтку, и сразу повела к заднему ряду.
– Девушка у вас утончённая, – начала она с ноткой профессиональной гордости. – Здесь есть модель из Чехословакии – настоящая ручная вышивка. А вот это – польская работа, немного будет не в размер, но цена указана с нашей подгонкой.
Инна посмотрела в зеркало, поправила локон и шепнула:
– Кажется, вот это… Белое, с узором на лифе… Оно как будто меня ждало.
Консультантка закивала, пошла за коробкой с туфлями. Инна глянула и сразу погрустнела.
– Еще что-то есть?
– К огромному сожалению нет, но платье у вас в пол – скроет… Изредка только носки бубут мелькать… Никто ничего не заметит, все будут смотреть на невесту… – но остановилась, когда услышала:
– Обувь будет индивидуальной работы. У невесты – особый случай!
Женщина подняла брови и крякнула:
– Ну если у вас сапожник такой, что под венец шьёт – грех не довериться.
Следующим, не менее важным делом стал ювелирный магазинчик, который настоятельно рекомендовал Маркович. Небольшой зал с облупленным потолком, витрины под оргстеклом и запах чистящего порошка с аммиаком. Мастер – пожилой еврей с моноклем – принял заказ на обручальные кольца из платинового сплава. Эскиз был мной нарисован тут же на витрине.
– Необычно молодой человек… Очень необычно… Первый раз такое вижу… С одной стороны изящно, с другой довольно просты в изготовлении… – Глядя через свой старомодный монокль, бормотал ювелир.
– Если вы не против, то я в дальнейшем использую ваш эскиз?
Инна скривилась от его предложения. Наверняка она хотела что бы такие кольца были только у нас.
– Понимаю вас девушка… Я предлагаю на ваше кольцо добавить камень… Вот сюда… – он указал место, где действительно бриллиант удачно дополнял бы кольцо.
Как говорят в Одессе – наглость второе счастье, и я мгновенно дорисовал камень размером в карат с четвертью в виде ромба.
– Может лучше поставить «маркиз»?
– Нет уважаемый, именно «ромб», но огранка как у «принцессы»…
– Это надо делать, готового нет… Могу и не успеть…
– С меня будет еще один эскиз, на ваше усмотрение…
– Не знаю почему я соглашаюсь молодой человек…
– Да еще… Нужна гравировка изнутри. На одном – имя, на другом – дата и символика, о которой мы договаривались заранее.
– Молодые, – сказал он, снимая мерки с пальцев, – кольца – это не мода. Это якоря. Если якорь крепкий, никакая буря не страшна.
Пока мастер записывал размеры, Инна с интересом рассматривала витрину с серьгами, но ничего не выбрала. Лишь тихо заметила:
– Не хочется стандартных бликующих клише. Хочется настоящего и необыкновенного…
После ювелира, наши дорожки на время разбежались. Инна поехала домой к маме на Пушкина, а я к себе в берлогу на техэтаж. За мной были туфли для невесты и сюрприз…
Позже, уже в углу, где я оборудовал сапожную мастерскую, и игла машины выстукивала свой ритм, а на столе лежали вперемежку выкройки, белоснежная замша, нитки особого плетения… Я пытался представить глаза и реакцию Инны на мой сюрприз…
Шкурки песца были мной отобраны с большим пристрастием – каждая из одной партии, с одинаковым оттенком, без пятен и проплешин. Помог Исаак – человек с нужными связями. Взамен лишь пожал плечами и сказал:
– Главное, чтоб девочка сияла. Остальное – дело наживное.
Швейная машинка, как будто понимая смысл, заурчала тише.
Шубка получилась лёгкой, словно облако, и настолько нежной, что даже мех на воротнике казался живым. Подкладка – шелковая, вышитая вручную. Для туфель замшу пришлось предварительно обработать – сделать её устойчивой к зимней сырости, но так, что бы она не потеряла мягкости. Подошва – на микроклиновой платформе, скрытая, с изящным изгибом. Украшения на ремешке были вытравлены лазером «Мухи» по эскизу, вдохновлённому старинными балетными пуантами.
К обеду Инна зашла в мастерскую и увидела туфлю, стоящую на бархатной подушке.
– Господи… Это не туфли. Это… это…
– Что это, душа моя?
– Это необыкновенное признание в любви. – Она развернула лицо к свету. – Обещание, что будет весна. И даже если её не будет – мы её себе сами сошьем!
Пальцы ласково провели по пушистому воротнику шубки. Инна улыбнулась:
– Эта свадьба про то, что у каждого из нас теперь есть кто-то, кто понимает с полуслова. Даже если ничего ещё не сказано.
Снег за окном усилился, но в комнате было тепло. Всё необходимое для одного из самых важных дней уже было почти готово.
Оставалось дождаться только самого дня.
Глава 5
В берлоге стоял аромат собственноручно приготовленного швейного клея и чуть обугленного текстолита. На вешалке – полуприталенная основа будущего пиджака из итальянской шерсти, добытой через того же Исаака. Свет от настольной лампы отсекал остальное пространство, превратив комнату в мастерскую с одной целью – собрать костюм, в котором не будет ни одного случайного стежка.
Инна встала на колени и, держа в руках портновский сантиметр, строго приказала:
– Замри. Ни дышать, ни чесаться. А лучше вообще не шевелись, как пациент под анестезией!
Сантиметр обвился вокруг груди, плавно скользнул к талии, остановился на бёдрах. Инна записывала цифры в блокнот, прищурившись. Я же мгновенно их запоминал и передавл «Другу», который на их основе, а также еще кучи параметров делал чертеж выкройки.
– Талия чуть меньше, чем казалось. – Голос был задумчивым. – Значит, подкладку пиджака можно делать плотной, без дополнительного облегания.
Медленно поднявшись, она обошла с другой стороны. Сантиметр лег на плечи, скользнул вниз по рукаву.
– Плечо правое чуть ниже, чем левое. Ты разве не замечал?
– По ощущениям всё симметрично. Но, возможно, эффект от штанги. – Ответ прозвучал негромко, но с интересом.
Инна закатила глаза:
– Всё мужчины одинаковые. Пока в зеркало не ткнёшь – не поверят.
Затем она переключилась на длину рукава и шаговый шов. В процессе пришлось присесть на корточки и с важным видом приподнять край ткани.
– Здесь всё хорошо. Но ткань возьми с запасом – под пояс и шлицу. Хочется, чтоб ты выглядел как агент 007 из британского фильма, а не как завхоз на дне рождения в райкоме.
На полу разложился эскиз: графитовый пиджак, двубортный, без лацканов, но с потайными швами и зауженными плечами. К нему – светлая сорочка с двойным воротником и галстук в мелкую диагональную полоску. Брюки – чуть зауженные, с лёгкой складкой и скрытой застёжкой.
– Подумать только, – проговорила она, – в СССР, в 1982 году, шить такой костюм… И не в Большом театре, а в технической кладовке.
Ткань легла на стол в отблеске вечернего света. Песцовая шубка висела рядом. Атмосфера казалась не просто предсвадебной – она была почти священной.
Инна подошла ближе, положила ладонь на грудь будущего костюма и прошептала:
– Ты даже не представляешь, насколько это всё важно. И даже не потому, что свадьба. А потому что это – мы. Вот здесь, сейчас. И всё, что будет потом, – началось отсюда.
В ответ – тишина, густая, теплая. Мы молча продолжили вымерять длину воротника. Где-то в углу лампа замигала от ослабшего контакта, но никто из нас не обратил на это внимания. Работа кипела. И каждый стежок знал, зачем он здесь.
* * *
На следующий день в моей комнате пахло чернилами и свежим картоном. На столе – пачка белоснежных конвертов, листы плотной бумаги с лёгким рельефом и бутылочка клея с кривым носиком. Инна аккуратно обводила лиловым фломастером узор по краю будущего приглашения, стараясь не дышать на ещё влажный виток.
– Сколько их нужно? – спросила, не отрываясь от бумаги.
– Всего двадцать пять, включая персонал ресторана и дядю из Жлобина, который обещал приехать с женой.
Инна на секунду замерла, затем обернулась:
– А свидетель кто будет?
– С этим сложнее,армейский другсержант Петренко Саша еще служил, и вряд ли его отпустят на свадьбу.Щеглов, конечно, тоже подходящий – проверенный, умный, с чувством юмора. Но он где-то под Львовом на учениях. Обещал быть, но до конца не уверен.
Инна надула губы:
– Жених без шафера – как пирог без начинки.
– А у тебя кто подружкой будет?
– Думала звать Лену из меда, но она теперь в Полоцке. Может, Аню с соседнего подъезда?
– Она тебе нравится?
– Не то чтобы близкая подруга, но доброжелательная, аккуратная. И, главное, живёт через дорогу. Если что – быстро сбегает за чем угодно.
На этих словах в дверь раздался вежливый, почти церемониальный стук. Инна отложила ручку, расправила блузку и пошла открывать.
На пороге стоял ювелир – тот самый пожилой мастер с моноклем и аккуратно подстриженной бородкой. В руках – коробочка, обтянутая тканью цвета пыльной розы.
– Примите результат нашей совместной фантазии, – произнёс он с лёгким поклоном, входя в комнату.
Коробочку Инна развернула медленно, оттягивая момент. Внутри, на фоне бархата, покоились два платиновых кольца. Поверхность – матовая, но с утопленным глянцевым узором, напоминающим две переплетённые ветви. Камень был на своем месте, красиво и богато дополняя кольцо невесты. Внутри гравировка: имя и дата, выведенные древнеславянским шрифтом.
– Огранка получилась необычной, несмотря на то, что практический не отличается от «принцессы». Никак не могу придумать ей название…
– «Инфанта»… – Слово вырвалось помимо моей воли.
– Очень к месту молодой человек!
Инна надела кольцо, замерла, посмотрела на руку с каким-то новым, неуловимым выражением.
– Оно лёгкое. И в то же время – будто часть меня.
Ювелир согласно закивал:
– Именно этого эффекта добивался.
Затем повернулся к Косте:
– Простите за вторжение в творчество. Но возникла идея: если уж у вас такой стиль – не хотите дополнить его комплектом? Серьги в том же мотиве и кулон с цепочкой?
Инна оживилась:
– Серьги – это прекрасно. Но кулон… хотелось бы не просто украшение. А нечто со смыслом. Что-то, что носится ближе к сердцу.
Ювелир достал из портфеля блокнот и мягкий карандаш:
– Тогда прошу – покажите, что у вас в голове. А я уже из этого сделаю в металле.
На листе медленно, штрих за штрихом проявлялся эскиз украшения, непривычных очертаний. Что-то между стилизованным древом жизни и знаком бесконечности. Инна сидела рядом, затаив дыхание. В итоге эскиз получился точным, почти математически выверенным, но при этом живым, как будто у него билось собственное сердце.
Ювелир прищурился:
– Это будет самая интересная моя работа за последние лет десять. Вернусь через неделю.
Когда дверь за мастером закрылась, в комнате повисла тишина. На столе в коробочке кольца сияли мягким светом. Инна осторожно прикоснулась к ним, словно проверяя – не сон ли всё это.
– Похоже, начинаем жить не только по любви, но и по искусству, – прошептала она.
В ответ – лёгкое касание руки, которое было красноречивее любых слов.
* * *
На столе лежали аккуратно разложенные приглашения. Плотный белый картон с серебристой рамкой и фигурной надписью «Приглашение на бракосочетание». Рядом – список гостей, написанный от руки каллиграфическим почерком Инны.
Первым пунктом в этом списке значился полковник Дубинский. На следующий же день после визита ювелира, белый конверт оказался в его кожаной папке вместе с другими служебными бумагами. Начальник госпиталя не стал отнекиваться, и с радостью принял наше приглашение.
– Товарищ полковник, – с лёгкой улыбкой произнес я, передавая ему приглашение, – примите наше искреннее приглашение на наше торжество.
Дубинский поднял брови, разорвал верхнюю кромку и, пробежав глазами строки, отложил всё остальное в сторону.
– Буду. Без вариантов. И не просто буду, а с подарком, который даже вам понравится. Хотя вас, Борисенок, трудно удивить.
Он встал, протянул руку, крепко пожал, а затем добавил:
– Счастья вам обоим. И пусть никто из вас никогда не пойдёт по жизни один. Ни при каких обстоятельствах.
Следующим по списку значился Исаак Маркович. Встреча с ним произошла в мастерской, где тот просматривал образцы ткани для будущих автокресел.
– Вот тебе приглашение, – сказал я, протягивая ему конверт. – Без напоминаний. Просто по-человечески. Вдруг захочешь за одним столом посидеть, в доброй компании.
Исаак прижал ладонь к сердцу и произнёс:
– С огромной радостью. Только одно условие: сидеть буду рядом с невестой. Пусть видят, что даже жулики могут быть сентиментальны.
– Только через Иннину подружку, которая очень симпотная и между прочим не замужем…
Позже, в пятницу, я поехал без Инны в Гомель. Дед и бабушка сидели у печки. У деда в руках была заготовка под будущую женскую сумку, бабушка вязала варежки.
Костя протянул приглашение.
– Это вам. Очень надеюсь, что приедете.
Бабушка отложила вязание, внимательно рассмотрела карточку, потом приложила к груди.
– Мы приедем. И не просто так, а с караваем, солью и двумя слезами счастья. Скажи своей невесте, что она теперь и наша внучка.
Дед помолчал, затем пробурчал:
– Только не вздумай надеть на свадьбу галстук. Это тебе не Европа, это Минск.
– Деда, чем тебе Европа не угодила?
– Да всем!
– Чем именно?
– Да хотя бы тем, что именно оттуда пришел к нам Гитлер!
Тем временем, в квартире на Пушкина, Инна стояла перед зеркалом. На кровати – как облако было, разложенное белое платье. Рядом – короткая шубка из песца и туфли, будто сотканные из инея.
Раиса Аркадьевна, сидевшая в кресле, подняла голову и, увидев дочь в свадебном наряде, едва сдержала слёзы.
– Ты как снегурочка, Иннушка. Только не сказочная, а настоящая.
Инна, с лёгким румянцем, застегнула одну из серёжек, затем вторую. Смотрела на отражение, слегка наклонив голову.
– Мам, посмотри. Всё подходит? Не слишком вычурно?
Раиса Аркадьевна медленно подошла, поправила ворот шубки, провела пальцем по плечу.
– Очень красиво.
– А кольца? – Инна протянула маме маленькую бархатную коробочку.
Та открыла её, заглянула внутрь и на мгновение замерла.
– Это искусство. А не украшение. Такое в жизни надевают один раз. И носят – всю жизнь.
Инна не ответила. Просто обняла маму.
